Текст книги "Самая темная дорога"

Автор книги: Гай Гэвриел Кей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)

– Гномы, – воскликнул Мэтт, – я не заявляю сейчас перед вами о своей невиновности. Я поступил неверно, но постарался искупить свою вину, как мог. И я буду продолжать это делать теперь и в будущем, пока не умру. Я понесу бремя моего собственного отступничества и возьму на себя столько вашего бремени, сколько смогу. Ибо так подобает поступать королю, а я – ваш король. Я вернулся, чтобы снова вернуть вас в ряды армии Света, где подобает находиться гномам. Где мы всегда прежде находились. Вы пойдете за мной?

Молчание. Конечно.

Едва дыша, Ким пыталась измерить его при помощи всех своих неискушенных инстинктов.

Тишина имела форму острия; она была перегружена тяжестью неназванных страхов, неявных предчувствий; она была густо пронизана сложным переплетением бесчисленных вопросов и сомнений. В ней было еще больше всего, много больше, но она не умела ясно распознать, чего именно.

Все равно в этот момент тишина была нарушена.

– Стойте! – крикнул Каэн, и даже Ким поняла, насколько это грубо нарушало законы словесного поединка.

Каэн несколько раз резко втянул воздух, чтобы успокоиться и взять себя в руки. Затем снова шагнул вперед и сказал:

– Теперь это вышло за рамки поединка, и поэтому я должен нарушить ход истинного спора. Мэтт Сорин стремится не только вернуть Венец, от которого отказался, когда предпочел служение Бреннину царствованию в Банир Лок. Теперь он предлагает Совету – приказывает ему, если прислушаться к его тону, а не только к словам. – изменить ход событий, ни на секунду не задумываясь!

Казалось, с каждым словом его уверенность снова растет, он снова плел прочный Гобелен из убедительных доводов.

– Я не поднимал этот вопрос, когда выступал, потому что не предполагал – в своей наивности, – что Мэтт пойдет так далеко. Но он это сделал, поэтому я должен снова говорить и просить у вас прощения за это небольшое нарушение правил. Мэтт Сорин приходит сюда в последние дни войны и приказывает вести нашу армию к королю Бреннина. Он использовал другие слова, но именно это он хотел сказать. Он забыл об одном. Предпочел забыть, как мне кажется, но мы, которые заплатим за его забывчивость, не должны быть столь невнимательны.

Каэн сделал паузу и в течение долгого мгновения обводил зал взглядом, чтобы удостовериться, что они все на его стороне.

Затем произнес мрачно:

– Армии гномов здесь нет! Мой брат увел ее из этих залов через горы на войну. Мы обещали помощь владыке Старкадха в обмен на помощь, которую просили у него во время поисков Котла, и эта помощь была нам охотно оказана, и мы ее приняли. Я не стану стыдить вас или позорить память ваших отцов излишними рассуждениями о чести гномов. О том, что может означать, если теперь, попросив у него помощи, мы откажемся в свою очередь помочь ему, как мы обещали. Я не стану говорить об этом. Я только скажу самую очевидную, самую явную истину, которую Мэтт Сорин предпочел не заметить. Армия ушла. Мы выбрали свой путь. Я выбрал, и Совет старейшин выбрал вместе со мной. Честь и необходимость, и то и другое, вынуждают нас остаться на той дороге, по которой мы пошли. Мы не могли бы вовремя связаться в Блодом и его армией, чтобы вернуть их, даже если бы захотели!

– Могли бы! – громко солгала Ким Форд.

Она вскочила на ноги. Стоящий ближе других стражник качнулся вперед, но заколебался, парализованный гневным взглядом Лорина.

– Вчера вечером я доставила сюда вашего истинного короля с морского побережья с помощью той силы, которой владею. Я могу так же легко доставить его к армии, если Совет старейшин попросит меня об этом.

Ложь, ложь. Бальрат исчез. Она держала обе руки в карманах все время, пока говорила. Это был всего лишь блеф, как и угроза Лорина стражнику. Но слишком много было поставлено на карту, а ей не очень хорошо удавались подобные вещи, она это знала. Тем не менее она в упор смотрела на Каэна и не дрогнула: если он захочет ее разоблачить, показать украденный у нее Бальрат, – пусть это сделает! Ему придется объяснить Совету старейшин, как он его добыл, и во что тогда превратятся его слова о чести?

Каэн молчал и не двигался. Но сбоку сцены внезапно раздались три громких, гулких удара посоха о каменный пол.

Миак вышел вперед, двигаясь медленно и осторожно, как и прежде, но с явным гневом, и когда заговорил, то ему пришлось прилагать усилия, чтобы справиться со своим голосом.

– Прекрасно! – произнес он с горьким сарказмом. – Этот словесный поединок запомнят надолго! Никогда еще я не видел, чтобы нарушалось столько правил. Мэтт Сорин, даже сорок лет отсутствия не могут оправдать твое невежество, проявившееся в том, что ты использовал предмет в словесном поединке! Ты знал правила насчет этих вещей еще тогда, когда тебе не исполнилось и десяти лет. А ты, Каэн! «Небольшое нарушение правил»? Как ты посмел выступить во второй раз во время словесного поединка! Что с нами стало, если даже древнейшие законы нашего народа не помнят и не соблюдают? Дошло уже до того, – тут он повернулся и в гневе посмотрел на Кимберли, – что гостья позволяет себе вмешаться в поединок в Зале Сейтра.

Это уж слишком, решила Ким. В ней самой разгорался гнев, и она уже открыла рот для ответа, как вдруг почувствовала, что Лорин крепко стиснул ей руку выше локтя. Она закрыла рот, не произнеся ни слова, хотя ее руки в карманах платья сжались в кулаки так, что косточки пальцев побелели.

Затем она их разжала, так как ярость Миака получила разрядку в этой короткой, страстной отповеди. Он снова съежился и превратился из разъяренного патриарха в старика, на которого легла громадная ответственность в беспокойное время.

Он продолжал более спокойно, почти извиняющимся тоном:

– Возможно, правила, которые были достаточно ясны и важны, начиная со времен до Сейтра и кончая правлением Марка, потеряли свое первостепенное значение. Возможно, никому из гномов еще не доводилось жить во время столь смутное и непонятное, как наше. И что стремление к ясности всего лишь тоска старого человека по прошлому.

Ким увидела, что Мэтт отрицательно качает головой. Миак этого не заметил. Он смотрел вверх, в просторный, заполненный лишь наполовину зал.

– Возможно, – неуверенно повторил он. – Но даже в этом случае поединок закончен, и теперь решать предстоит Совету старейшин. Мы удаляемся. Вы все останетесь здесь, – его голос снова окреп, произнося ритуальные слова, – до тех пор, пока мы не вернемся, чтобы объявить волю Совета. Мы благодарим за ваше мнение, выраженное молчанием. Оно услышано и будет высказано вслух.

Он повернулся, и другие, одетые в черное старейшины поднялись, и они все вместе удалились со сцены, оставив Мэтта и Каэна стоять с двух сторон от стола, на котором лежали сверкающий Венец, сверкающий скипетр и черный, с острыми краями осколок Котла Кат Миголя.

Ким осознала, что рука Лорина все еще сжимает ее локоть, и очень сильно. Кажется, в тот же момент он и сам это осознал.

– Прости, – прошептал он, слегка разжав пальцы, но не отпустил ее руку.

Она покачала головой.

– Я чуть не сказала какую-то глупость.

На этот раз стражники не посмели испытывать терпение Лорина и вмешиваться. В самом деле, по всему залу теперь раздавались голоса, так как гномы, освободившись от обязанности молчать во время поединка, начали оживленно обсуждать то, что только что произошло. Лишь Мэтт и Каэн неподвижно стояли на сцене, не глядя друг на друга, и молчали.

– Вовсе не глупость, – тихо возразил Лорин. – Ты рисковала, заговорив, но им нужно было сказать о том, что ты можешь сделать.

Ким взглянула на него с отчаянием. Он прищурился, видя ее смущение.

– В чем дело? – шепнул он, стараясь, чтобы никто не услышал.

Ким ничего не сказала. Только медленно вынула из кармана правую руку, чтобы он мог увидеть то, чего явно не заметил раньше: пугающее отсутствие пламени, исчезновение Бальрата.

Он взглянул, затем закрыл глаза. Она снова опустила руку в карман.

– Когда? – спросил Лорин тонким и слабым голосом.

– Когда мы попали в засаду. Я почувствовала, как его снимают. А сегодня утром проснулась без него.

Лорин открыл глаза и посмотрел на сцену, на Каэна.

– Интересно, – пробормотал он. – Интересно, откуда он узнал?

Ким пожала плечами. В данный момент это едва ли имело значение. Имело значение то, что при таком положении вещей Каэн сказал гномам правду. Если армия находится на западе от гор, они никак не смогут сейчас помешать им вступить в битву на стороне легионов Тьмы.

Казалось, Лорин прочел ее мысли, или он тоже подумал об этом. Он сказал:

– Еще не все потеряно. И отчасти благодаря тому, что ты сделала. Это был блестяще сотканный узор, Кимберли, ты парировала удар Каэна, и, может быть, ты дала нам время что-то предпринять. – Он помолчал. Выражение его лица изменилось, стало застенчивым и напряженным. – Правильнее сказать, – поправил он сам себя, – ты, возможно, дала время Мэтту и себе. От меня теперь немного толку.

– Это неправда, – возразила Ким со всей убежденностью, которую смогла изобразить. – Мудрость сильна сама по себе.

Он слабо улыбнулся этой банальности и даже кивнул.

– Знаю. Я это знаю. Только это тяжело, Ким, очень тяжело – сорок лет владеть магической силой и лишиться ее теперь, когда от нее так много может зависеть.

На это Ким, которая обладала своей собственной силой всего чуть больше года и большую часть времени боролась с ней, не нашла ответа. В любом случае, времени на ответ уже не оставалось. Шум в зале внезапно усилился, а затем так же быстро стих, и воцарилась напряженная тишина.

И в этой тишине Совет старейшин торжественно вышел на сцену и расселся по своим местам. В третий раз Миак вышел вперед и остановился рядом с Каэном и Мэттом, лицом к рядам кресел в вышине.

Ким взглянула на Лорина, застывшего рядом с ней. Она проследила за его взглядом, устремленным на человека, который сорок лет был его другом. И увидела, как губы Мэтта беззвучно шевельнулись. «Да будет с нами Ткач у Станка», – произнесла она про себя, повторяя молитву, которую прочла на губах гнома.

Не тратя зря времени, Миак заговорил:

– Мы выслушали речи словесного поединка и молчание гномов. Теперь услышьте решение Совета старейшин Банир Лок. Сорок лет назад в этом зале Мэтт, теперь носящий также имя Сорин, бросил символы королевской власти. Нет двух мнений о том, что он сделал, его намерение отказаться от Венца не может быть истолковано иначе.

Ким продала бы свою душу, обе души за стакан воды. В горле у нее так пересохло, что больно было глотать.

Миак рассудительно продолжал:

– В это же время Каэн принял на себя правление здесь, под горами, и никто не препятствовал ему в этом до сего дня. Однако, несмотря на настояния Совета, Каэн предпочел не создавать кристалла для озера и не проводить ночь полной луны на его берегу. Он так и не стал нашим королем.

Следовательно, решил Совет, в этом поединке нужно прежде всего решить один вопрос. В этих горных залах давно было сказано – так давно, что превратилось в поговорку: Калор Диман никогда не отказывается от своих королей. Сегодня эту фразу повторил Мэтт Сорин, и Совет его услышал перед тем, как вынести свое решение. Теперь мы решили, что сейчас самое важное не это.

Ким отчаянно пыталась понять, предугадать, увидела, как во взгляде Каэна вспыхнула радость. Сердце ее выстукивало барабанную дробь страха.

– Сейчас важно то, – тихо произнес Миак, – может ли король отказаться от озера.

Тишина была полной. И в этой тишине он сказал:

– Никогда за всю долгую историю нашего народа не случалось, чтобы король в этих залах поступал так, как поступил тогда Мэтт, и добивался того, чего он добивается сейчас. Нет этому прецедентов, и Совет старейшин постановил, что вынести решение было бы с нашей стороны самонадеянностью. Все другие вопросы, диспозиция наших армий, все, что мы сделаем в дальнейшем, зависят от одного этого вопроса: кто является истинным лидером сейчас? Тот, кто правил нами сорок лет вместе с Советом старейшин, или тот, кто провел ночь у Калор Диман, а потом ушел?

Совет постановил, что решать должны силы Калор Диман. Вот каково наше суждение. До заката осталось шесть часов. Каждый из вас, Мэтт и Каэн, будет препровожден в комнату и снабжен всеми инструментами для обработки кристаллов. Вы создадите то изображение, какое пожелаете, со всем доступным вам искусством. Сегодня ночью, когда стемнеет, вы подниметесь по девяноста девяти ступеням к двери на луг, ведущей из Банир Лок к Калор Диман, и бросите свои произведения в Хрустальное озеро. Я буду присутствовать там, и Инген тоже, как представители Совета старейшин. Каждый из вас может назвать тех двоих, которые пойдут вместе с вами и станут вашими свидетелями. Луна сейчас не полная. Это не та ночь, когда выбирают короля, и мы никогда прежде не сталкивались с такой проблемой. Мы предоставляем решение озеру.

«Место, прекраснее любого другого во всех мирах» – так когда-то назвал Мэтт Сорин Калор Диман, перед самым первым Переходом Ким во Фьонавар. Они все сидели в номере отеля «Парк-Плаза»: пять человек из Торонто, собравшихся в другой мир, чтобы участвовать в двухнедельных празднествах во дворце Верховного правителя.

«Место, прекраснее…»

Место приговора. Который мог стать окончательным.

Глава 11

В тот самый день, когда гномы готовились узнать решение своего озера, шаман Гиринт, который сидел скрестив ноги в своем темном жилище, забросил сеть сознания на просторы Фьонавара и вибрировал, подобно струнам арфы, под напором получаемых ощущений.

Скоро все придет в движение, все, и очень скоро.

В удаленном уголке земли к востоку от Латам он сидел, словно старый коричневый паук в центре своей паутины, и видел множество вещей благодаря магии своей слепоты.

Но только не то, что искал. Он хотел найти Ясновидящую. Чувствуя себя далеким от всего происходящего, он искал яркую ауру присутствия Кимберли, нащупывал подсказку насчет того, что будет соткано на Станке войны. Прошлым утром Табор рассказал ему, что он перенес Ясновидящую к домику у озера неподалеку от Парас Дерваля, а Гиринт знал Исанну почти всю жизнь, и поэтому ему было известно, где находится этот дом.

Но когда он дотянулся до этого места, то обнаружил лишь древнее, зеленое божество, обитающее под водой, и никаких признаков Ким. Он не знал – не мог знать, – что после того, как Табор опустил ее на землю у озера, она унеслась при помощи сил земли к Башне Лизен, а потом, в ту же ночь, красный огонь собственной неукротимой магии перенес ее через горы в Банир Лок.

А через гору он не мог проникнуть, разве только снова отправил бы в путешествие свою душу. Но он лишь недавно вернулся из путешествия над волнами и не мог повторить его через такое короткое время.

Так что он ее потерял. Он ощущал присутствие других сил, огоньков на карте во тьме своего внутреннего мира. Вокруг него находились другие шаманы, в своих жилищах, очень похожих на его собственное, здесь, у Латам. Их ауры напоминали слабое мерцание светлячков в ночи, хаотичное и нереальное. У них он не найдет помощи и утешения. Он был самым могучим шаманом на Равнине с самого момента ослепления. Если кому-то из них и предстояло еще сыграть роль в надвигающихся событиях, то именно ему, несмотря на его преклонные годы.

Раздался стук в дверь. Он уже услышал приближающиеся шаги и подавил в себе вспышку гнева против непрошеной гостьи, потому что узнал ее по походке и ритму стука.

– Входи! – крикнул он. – Чем я могу тебе помочь, супруга авена?

– Мы с Лианой принесли тебе обед, – ответила Лит коротко.

– Хорошо, – энергично отозвался он, хотя и не был голоден на этот раз. Он также чувствовал смущение: кажется, слух его начал все же слабеть: он услышал приближающиеся шаги лишь одного человека. Женщины вошли, и Лиана подошла и прикоснулась губами к его щеке.

– И это все, на что ты способна? – шутливо прорычал он. Она сжала его руку, он ответил ей тем же. Он стал бы яростно отрицать это, если бы на него насели, но в глубине души Гиринт давно признал, что любит дочь Айвора больше всех детей племени. Всей Равнины. Всех миров, если уж на то пошло.

Однако он повернулся к ее матери, которая, как он слышал, опустилась перед ним на колени, немного сбоку.

– Сила Равнины, – с уважением произнес он, – можно мне прикоснуться к твоим мыслям?

Она наклонилась вперед, и он поднял руки и провел ими по ее лицу. Это прикосновение позволило ему проникнуть в ее мысли, и он увидел в них тревогу, груз забот, бремя бессонных ночей, но – и он изумился этому, касаясь ее лица, – не ощутил и тени страха.

Его прикосновение стало ласковым.

– Айвору с тобой повезло, светлая душа. Нам всем повезло. Больше, чем мы заслуживаем.

Он знал Лит с самого ее рождения, наблюдал, как она выросла и стала женщиной, пировал на ее свадьбе с Айвором дан Банором. В те далекие дни он впервые заметил в ней какое-то внутреннее сияние. И с тех пор это сияние оставалось в ней, оно лишь усилилось с рождением детей, и Гиринт знал его причину. То была глубокая, излучающая свет любовь, которой она редко позволяла прорываться наружу. Лит не доверяла тем, кто выставлял чувства напоказ. Ее всю жизнь называли холодной и неприступной. Но Гиринт знал, что это не так.

Он неохотно убрал ладони и снова почувствовал накатившую дрожь эха войны.

Лит почтительно спросила:

– Ты что-нибудь видел, шаман? Можешь мне что-нибудь рассказать?

– Я как раз сейчас смотрю, – спокойно ответил он. – Садитесь обе, и я расскажу вам, что смогу.

Он снова раскинул свою сеть, отыскивая силовые интервалы в паутине времени и пространства. Но он находился далеко, был уже не молод и только недавно вернулся из самого трудного путешествия в своей жизни. Все было неясно, кроме отзвуков и ощущения надвигающейся битвы, от исходов которой зависит, придет ли конец войне или конец всему.

Этого он им не сказал: это было бы ненужной жестокостью. Съел обед, который они ему принесли – кажется, он все же проголодался, – и послушал, как Лит распределила силы в лагере, переполненном женщинами, детьми и стариками. И еще там было восемь слепых, бесполезных шаманов.

На протяжении этого и следующего дня вокруг него все сгущались дурные предчувствия. Гиринт сидел на циновке в темном доме и старался, когда позволяли его угасающие силы, разглядеть ясно хоть что-нибудь, найти для себя роль в событиях.

Однако прошли оба дня, прежде чем он ощутил прикосновения Бога, и Кернан послал ему дар предвидения. И когда услышал звуки этого голоса, увидел этот образ, его охватил такой страх, какого он никогда не испытывал, даже путешествуя над волнами. Это должно было быть нечто новое, нечто ужасное. И всего ужаснее было то, что это не было направлено против него, старого человека с долгой, полной жизнью за спиной. Не ему предстояло заплатить цену, и он ничего не мог с этим поделать. Переполненный горем, Гиринт два дня возносил молитвы.

А потом позвал к себе Табора.

* * *

Армия Света двигалась по Равнине на войну. Они проехали к северу от Селидона, от Андеин, от зеленого кургана, который Кинуин воздвигла над павшими, а белая величественная вершина Рангат возвышалась над ними, заполняя собой голубое летнее небо в легких облаках.

Все они скакали верхом, кроме воинов из Катала на флангах: они ехали на своих военных колесницах, к колесам которых были прикреплены косы. Когда в Бреннине вспыхнул магический кристалл, Айлерону необходимо было спешить, и он не мог взять с собой пеших солдат. Предвидя такую ситуацию, в течение долгой, противоестественной зимы он строил планы именно на этот случай. Поэтому лошади были готовы, и все воины армии Бреннина умели ездить верхом. Как и все мужчины и женщины светлых альвов из Да-нилота. А о дальри нечего было и говорить.

Под благожелательным, чудодейственным солнцем возвращенного лета они ехали среди свежей травы и ярких всплесков полевых цветов. Равнина простиралась во все стороны, сколько мог видеть глаз. Дважды им встретились большие стаи элторов, и все радовались при виде этих животных, которые освободились из снежного плена и снова свободно носились по высокой траве.

Но надолго ли? Среди всей окружающей людей красоты этот вопрос не переставал их мучить. Они не были дружеской компанией, выехавшей на прогулку под летним небом. Они были армией, которая очень быстро приближалась к вратам Тьмы и скоро должна была прибыть туда.

Они действительно скачут очень быстро, понял Дейв. Не с такой безумной скоростью, как скакали тогда дальри к Селидону, но Айлерон требовал от них напряжения всех сил, и Дейв был благодарен за короткий отдых, который им устроили на несколько часов в полдень.

Он спрыгнул с коня, мышцы его протестовали, и он размял их упражнениями, как смог, а потом вытянулся на спине в мягкой траве. Когда Торк улегся рядом, Дейв задал ему вопрос:

– Почему мы так спешим? Я хочу сказать, что нам недостает Дьярмуда, и Артура, и Ким, и Пола… Какое преимущество видит Айлерон в такой спешке?

– Узнаем, когда Ливон вернется с совещания, – ответил Торк. – По моим предположениям, тут дело в географии не меньше, чем в остальном. Он хочет сегодня вечером подойти к Гуиниру, чтобы мы могли пройти через лес утром. Если нам это удастся, мы должны завтра до наступления темноты оказаться к северу от озера Селин в долине Андарьен. Это имело бы смысл, особенно если армия Могрима ждет нас там.

Спокойный голос Торка внушал тревогу. Армия Могрима: цверги, ургахи на слогах, волки Галадана, лебеди из стаи Авайи, и одному Ткачу ведомо, что еще. Лишь Рог Оуина спас их в прошлый раз, а Дейв знал, что не посмеет еще раз протрубить в него.

Общая картина была слишком пугающей. Он сосредоточился на ближайших целях.

– Так мы успеем добраться до леса? До Гуинира? Сможем попасть туда до темноты?

Он увидел, как блеснули глаза лежащего рядом Торка, затем его смуглый приятель ответил:

– Если бы с нами были одни дальри, то смогли бы, конечно. Но теперь не уверен, со всем этим добавочным балластом из Бреннина.

Дейв услышал громкое негодующее фырканье, обернулся и увидел Мабона из Родена, который как раз устраивался рядом с ними.

– Не замечал, чтобы кто-нибудь из нас отставал по пути к Селидону, – заметил герцог. Он сделал глоток воды из фляги и предложил ее Дейву, тот не отказался. Вода была ледяная; он не мог понять, почему.

Присутствие Мабона было отчасти неожиданностью, но приятной. Рану, полученную у Адеина, вчера вечером залечили Тейрнон с Бараком после того, как Айлерон позволил наконец разбить лагерь. Мабон наотрез отказался остаться.

Со времени перехода от Парас Дерваля к Латам, где ждали Айвор и дальри, герцог предпочитал общество Ливона, Торка и Дейва. Дейв был рад этому. Кроме всего прочего, Мабон спас ему жизнь, когда Авайя обрушилась на него, как гром с ясного неба, во время того путешествия. И еще герцог был опытным воином и хорошим товарищем. У них с Торком уже установились дружеские отношения, и, обычно мрачные, они перебрасывались шутками.

Теперь Мабон украдкой подмигнул Дейву и продолжал:

– Во всяком случае, это не бег на короткую дистанцию, мой юный герой. Это долгий переход, а для этого вам необходима выносливость воинов Родена. А не дерзость дальри, которая угасает за долгие часы.

Торк не снизошел до ответа. Вместо этого он выдернул пучок длинной травы и запустил ею в лежащего Мабона. Однако ветер дул навстречу, и большая часть травы попала на Дейва.

– Хотел бы я знать, – произнес подошедший к ним Ливон, – почему я продолжаю проводить время с такими безответственными людьми.

Он говорил шутливым тоном, но глаза его оставались серьезными. Все трое сели и тревожно посмотрели на него.

Ливон присел на корточки и стал рассказывать, рассеянно теребя пучок травы.

– Айлерон действительно хочет успеть к Гуиниру до ночи. Я никогда не забирался так далеко к северу, но мой отец здесь бывал, и он говорит, что мы должны успеть. Но есть одна проблема.

– Какая? – Мабон смотрел мрачно и внимательно.

– Тейрнон и Барак весь день мысленно прощупывали дорогу впереди, чтобы выявить присутствие зла. Гуинир – самое подходящее место, чтобы устроить засаду. Коням, а особенно колесницам, будет неудобно двигаться, даже если мы будем держаться опушки леса.

– Они что-нибудь видели? – Вопросы задавал Мабон; Дейв и Торк слушали и ждали.

– В каком-то смысле – да, в этом и проблема. Тейрнон говорит, что находит всего лишь слабые следы зла в Гуинире, но тем не менее чувствует опасность. Он не может этого понять. Он действительно ощущает армию Тьмы впереди от нас, но гораздо дальше Гуинира. Они уже у Андарьен, мы думаем, у них там место сбора.

– Так что же тогда в лесу? – спросил Мабон, задумчиво хмуря брови.

– Никто не знает. Тейрнон предполагает, что то зло, которое он чувствует, это остаточный след прошедшей армии или кучка шпионов, которых они оставили в тылу. Опасность может быть скрыта в самом лесу, считает он. Еще во времена Баэль Рангат в Гуинире обитали темные силы.

– Так что нам делать? – спросил Дейв. – У нас есть выбор?

– Вряд ли, – ответил Ливон. – Они обсуждали вариант прохода через Данилот, но Ра-Тенниэль сказал, что, даже если нас сопровождают альвы, нас слишком много, и они не смогут уберечь всех: многие из нас затеряются в Стране Теней. А Айлерон не хочет просить их развеять туман, так как армия Тьмы стоит у Андарьен. Они двинутся на юг, как только это случится, и нам придется сражаться в Данилоте. Верховный правитель сказал, что не допустит этого.

– Значит, мы рискнем попытать счастья в лесу, – подытожил Мабон.

– По-видимому, – согласился Ливон. – Но Тейрнон все время повторяет, что не видит там настоящего зла, так что я не знаю, насколько велик риск. Во всяком случае, таково решение. Мы войдем в лес утром. Никто не должен входить туда ночью.

– Это прямой приказ? – тихо спросил Торк. Ливон повернулся к нему:

– Нет. А что?

Голос Торка звучал нарочито равнодушно.

– Я подумал, что группа людей, очень немногочисленная, может сегодня ночью отправиться на разведку и посмотреть, что там такое.

Все немного помолчали.

– Группа, скажем, из четырех человек? – пробормотал Мабон из Родена тоном, выражавшим чисто академический интерес.

– Это было бы разумное число, по-моему, – ответил Торк после недолгого размышления.

Глядя на троих товарищей с внезапно сильно забившимся сердцем, Дейв увидел в каждом спокойную решимость. Больше ничего не было сказано. Отдых почти закончился. Они поднялись и приготовились снова сесть в седла.

Но тут что-то случилось. На юго-восточном фланге армии возникло какое-то движение. Дейв обернулся вместе с остальными и увидел, как три незнакомых всадника в сопровождении стражи проехали мимо них туда, где находились Верховный правитель, авен и Ра-Тенниэль из Данилота.

Эти трое были одеты в запыленные одежды, и каждый сгорбился в седле от усталости, глубоко въевшейся в их лица. Один из них, постарше, принадлежал к дальри, его лицо невозможно было разглядеть под слоем пыли и грязи. Второй был помоложе, высокий, светловолосый, с зеленой татуировкой на лице.

Третий был гномом, это был Брок из Банир Тал.

Брок. Которого Дейв в последний раз видел в Гуин Истрат, когда тот готовился ехать на восток, в горы, вместе с Ким.

– Мне бы хотелось это увидеть, – быстро произнес Ливон. Он двинулся вслед за тремя вновь прибывшими. Дейв не отставал от него, как и Мабон с Торком.

Благодаря рангу Ливона, а также герцога их пропустили к правителям. Дейв стоял за спиной Торка, возвышаясь на полголовы над всеми остальными, и наблюдал, как прибывшие опустились на колени перед Верховным правителем.

– Добро пожаловать, Брок, – сказал Айлерон с искренней теплотой. – Рад твоему возвращению. Назови, пожалуйста, своих спутников и расскажи, какие вести принес?

Брок встал. Несмотря на усталость, его голос звучал ясно.

– Приветствую тебя, Верховный правитель, – сказал гном. – Я бы хотел, чтобы ты так же радушно принял этих двоих, которые вместе со мной скакали без остановки две ночи и почти два дня, чтобы сражаться в рядах твоих воинов. Рядом со мной стоит Фейбур из Ларака в Эриду, а рядом с ним – тот, кто называет себя Дальриданом, и могу тебе сказать, что он спас мне жизнь и жизнь Ясновидящей Бреннина, не то мы бы неминуемо погибли.

Дейв мигнул, услышав имя дальри. Он поймал взгляд Ливона, который прошептал:

– Сын Всадника? Изгнанник. Интересно, кто он.

– Добро пожаловать вам обоим, – сказал Айлерон. А затем напряженным голосом спросил: – Какие вести из-за гор?

– Печальные, господин мой, – ответил Брок. – Еще одна беда лежит на совести гномов. Дождь смерти лил три дня в Эриду. Его наслал Котел с Кадер Седата, и – как мне ни горько произносить эти слова – не думаю, что на этой земле остался хоть один живой человек.

Тишина, наступившая после этих слов, выражала потрясение, которое не высказать словами. Фейбур, как видел Дейв, стоял прямой, словно копье, его лицо превратилось в каменную маску.

– Он еще идет? – очень тихо спросил Ра-Тенниэль.

Брок покачал головой.

– Я думал, вы знаете. Разве от них нет известий? Дождь прекратился два дня назад. Ясновидящая сказала нам, что Котел на Кадер Седате разбит.

После боли, после горя – надежда выше всяких ожиданий. Внезапно вокруг поднялся ропот, пронесся по рядам войска.

– Слава Ткачу! – воскликнул Айлерон. А потом спросил: – А что с Ясновидящей, Брок?

– Она была жива и здорова, однако я не знаю, где она сейчас. Нас проводили в Кат Миголь вот эти два человека. Она освободила там параико с помощью Табора дан Айвора и его летающего единорога, и они унесли ее на запад две ночи назад. Куда, мне не известно.

Дейв взглянул на Айвора.

– Что он там делал? Я оставил его, приказав охранять лагерь.

– Он и охранял. – Это впервые заговорил тот, кого звали Дальриданом. – Он охранял их и отправился обратно снова выполнять приказ. Его призвала Ясновидящая, Айвор… авен. Она знала имя его единорога, и у него не было выбора. И у нее тоже – она не сумела бы сделать то, что должна была сделать, лишь с помощью нас троих. Не сердись на него. Мне кажется, он и так достаточно страдает.

Лицо Ливона побелело. Айвор открыл рот и снова закрыл его.

– Чего ты боишься, авен Равнины? – спросил Ра-Тенниэль.

И снова Айвор заколебался. Затем, словно черпая эту мысль из родника своего сердца, ответил:

– Каждый раз после полета он уходит все дальше. Я боюсь, что скоро он станет таким, как… как Оуин и Дикая Охота. Существом из дыма и смерти, совсем покинувшим мир людей.

Снова воцарилась тишина, другого рода, в которой было столько же благоговения, сколько и страха. Ее нарушил Айлерон нарочито резким голосом, который вернул их обратно на Равнину, в день, который неумолимо склонялся к вечеру.