Текст книги "Должен — и будет (ЛП)"

Автор книги: Гарри Норман Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Жители Лояльных Штатов самодовольно утверждали, что этот «Акт» был крышкой, закрывавшей кипящий южный котел. Раньше Майклс верил в это и сам. Теперь же он ощущал весь тот пар, который давил на эту крышку снизу. Когда этот котел взорвется—если он взорвется…

Следующей ночью, чуть позже одиннадцати, зазвонил телефон. Майклс вскочил и бросился к нему.

– Алло? – сказал он резко.

Голос на другом конце провода был так приглушен, что нельзя было разобрать, мужской он или женский. Неизвестный собеседник произнес:

– Приходите в «Дом настоящего абсента» в три часа утра на представление. – На этом связь оборвалась.

Майклс издал мученический вздох.

– Три часа утра, – пробормотал он, не понимая, почему конспираторы не могут работать в нормальные часы, как все приличные люди. Он спустился в ресторан и выпил пару чашек крепкого кофе с бренди. Приготовившись таким образом, он отправился в жаркую ночь.

Вскоре он заключил, что или «нормальные часы» в Новом Орлеане не имеют ничего общего с нормальными часами во всем остальном мире, или же «нормальное времяпрепровождение» по-новоорлеански означает прежде всего «бесконечное веселье». Французский квартал был заполнен точно так же, как и в тот день, когда Майклс проходил через него к площади Джексона, хотя в тот раз стоял сравнительно ранний вечер, и было не так уж поздно даже по среднезападным понятиям.

«Дом настоящего абсента» был двухэтажным обшарпанным зданием, второй этаж которого окружал балкон с железными перилами. Это заведение было расположено на углу улиц Бурбон и Бьенвиль. Над каждым из четырех входных дверей находилось полукруглое окошко. Рядом с одной из дверей кто-то нацарапал: «Абсент заставляет сердце любить сильнее». [3]3
  Пародия на общеизвестную фразу «разлука заставляет сердце любить сильнее». Игра слов, основанная на созвучии слов «absinthe» («абсент») и «absence» (в данном контексте—«разлука»).


[Закрыть] Майклсу это понравилось значительно больше, нежели «Янки – вон!» Считалось, что настоящий абсент запрещен, и достать его невозможно, но здесь, во Вье Карре, слово «невозможно» явно не имело смысла.

Впрочем, абсента Майклсу не хотелось. Ему не больно-то хотелось и заказанных виски с содовой, но в таком заведении вообще не пить было нельзя. Выпивка оказалась дорогой и не очень хорошей. Таинственный голос в телефонной трубке ничего не сказал Майклсу о пяти долларах, которые ему пришлось заплатить, чтобы подняться на второй этаж для просмотра представления. Если он выберется отсюда живым, то поди потом обьясни в конторе, на что ты эти деньги потратил. А если звонок был ловушкой джонни-ребов, то чего они добивались – убить его или просто выдоить из него побольше денег на свои зловредные цели?

Поднимаясь по ступенькам, Майклс чувствовал себя так, как будто шагал по стопам самой истории. Если плакат на стене не врал с целью ублажить туристов, то эта лестница находилась здесь с того самого момента, как «Дом настоящего абсента» был построен в начале девятнадцатого века. По этой лестнице поднимались в 1814 году Эндрю Джексон и Жан Лафит, чтобы обсудить оборону Нового Орлеана от британцев. Спустя полвека по этой же лестнице поднимался Бен Батлер – с какой именно целью, надпись благоразумно умалчивала. Лестница была сложена из деревянных бревнышек – для нее не потребовалось ни единого гвоздя. Если она и не была такой старой, как утверждал плакат, то все равно никак не могла считаться новой.

В большом верхнем зале играл джазовый ансамбль. Майклс зашел внутрь, нашел стул, заказал напиток официантке, чей костюм был бы слишком тесен для большинства ее широкоплечих товарок на Севере, и развалился поудобнее, наслаждаясь музыкой. Ансамбль был наполовину черным, наполовину белым. Джаз был одним из немногих вещей, обьединявших две расы на Юге. Не все негры добились успеха после того, как Север сокрушил Великий Мятеж – многие из них по-прежнему испытывали по крайней мере тень былого страха и унижения времен рабства, а также явственно ощущали негодование белого большинства. Это отражалось на их игре. Что же до белых, то они, будучи покоренным народом, находили в музыке то освобождение, которого не могли достичь в жизни.

Майклс посмотрел на часы. Без пятнадцати три. Стало быть, игра джазистов лишь заполняла промежутки между представлениями. Потягивая виски, он заметил, что зал постепенно заполняется, невзирая на пятидолларовую плату за вход. Он не знал, в чем будет состоять представление, но полагал, что только нечто особенное могло заставить столько народа заплатить такую цену.

И вот погас свет. Какое-то мгновение во тьме мерцали лишь несколько зажженных сигарет. Ансамбль, впрочем, продолжал играть как ни в чем не бывало. Откуда-то справа появился луч прожектора, омывающий сцену ярким белым светом.

Соблазнительно завыли саксофон и трубы. На сцену вышли несколько девушек, и Майклс почувствовал, что у него отвисает челюсть. Где-нибудь, скажем, в Кливленде, для работника полиции нравов было обычным делом арестовать официантку за то, что ее наряд показался ему недостаточно целомудренным. Здесь же наряд девушек включал в себя туфельки на высоких каблуках, индейский головной убор из раскрашенных страусовых перьев, блестящие хрусталинки – и больше ничего, кроме широких ослепительных улыбок.

Он мысленно поинтересовался, как им удалось настолько привыкнуть к этому занятию, что они могли вот так выходить на сцену каждую ночь, представление за представлением. Без сомнения, они все были молоды, красивы и хорошо сложены. Но было ли этого достаточно? Его сестра тоже была молода, красива и хорошо сложена. Однако он не хотел бы, чтоб она выставляла тут себя напоказ для находящихся в увольнении похотливых солдат.

Он также подумал о том, сколько хозяевам пришлось заплатить, чтобы местная полиция нравов оставила их в покое. Впрочем, Майклс уже не был уверен, существует ли в Новом Орлеане полиция нравов как таковая. Пока что на ее наличие не указывало ничего.

Еще он не мог понять, кто, черт возьми, его сюда пригласил, и как этот человек войдет с ним в контакт. Он не мог написать в своем отчете, что сидел и глазел на обнаженных женщин, если это не имело отношения к делу, по которому он сюда прибыл.

Солдаты и матросы издавали свист и крики в адрес девушек, чья кожа скоро заблестела и засияла от пота. Туда-сюда сновали разносящие напитки официантки, стараясь заслонять сцену как можно реже. Чтобы не выделяться на общем фоне, Майклс заказал еще один виски с содовой, и обнаружил, что здесь он стоит вдвое дороже, чем внизу. Он заключил, что разорение «Дому настоящего абсента» в ближайшем времени не грозит.

Музыка стала еще более яростной, чем раньше. Танцовщицы сошли с края сцены и начали двигаться между столами. Челюсть Майклса отвисла снова. Это уже было не просто представление. Это было… Он и сам толком не знал, что это было такое, и в данный момент ему было совершенно не до поисков le mot juste.

Потом очень красивая обнаженная брюнетка села ему на колени и обхватила руками его шею.

– Это у тебя в кармане пистолет, дорогой, или ты просто рад меня видеть? – громко сказала она. Мужчины за ближайшим столом захохотали. Посколько у него в кармане действительно был пистолет, Майклс не произнес ни слова. Девушка пахла потом, виски и косметикой. О том, что останется после ее влажной кожи на его рубашке и штанах, он старался не думать. Ему хотелось сбросить ее на пол и убраться отсюда ко всем чертям.

Впрочем, сделать это он бы не смог—она держала его слишком крепко. Она склонила голову и прикоснулась носом к его шее. Перья ее головного убора попали ему в глаз и защекотали его нос. Но голос девушки, несмотря на фривольность обстановки, оказался тихим и серьезным:

– Мистер, поговорите с Колквитом, похоронным кучером. Передайте, Люси сказала, что Пьер сказал, что ему позволено говорить. Возможно, он и заговорит.

Не успел он задать хотя бы один вопрос, как она поцеловала его в губы. Поцелуй не был фальшивым – ее язык проскользнул ему в рот. Так как к этому времени Майклс уже выпил немало виски и испытал немало потрясений, он перестал соображал, что делает. Рука Майклса схватила девушку за грудь – и тут она поднялась на ноги и отодвинулась от его стула, при этом безошибочно совершая все телодвижения в такт музыке. Спустя мгновение она уже сидела на коленях другого мужчины.

Майклс обнаружил, что успел расплескать почти весь свой безумно дорогой напиток. Одним залпом он выпил все, что еще оставалось в стакане. Когда он вытер рот салфеткой, на ней показалась губная помада этой девушки—Люси.

Некоторые из обнаженных танцовщиц высвобождались от выбранных ими мужчин с большим трудом, чем это сделала Люси. А некоторые из них высвободиться даже и не пытались. Майклс заметил, что пялится на них широко раскрытыми глазами. Такие вещи на людях делать нельзя… или можно? Черт побери, да ведь в большинстве штатов это считается нелегальным даже в собственной спальне.

В конце концов все девушки вернулись на сцену и еще раз напоследок продемонстрировали все свои танцевальные способности. Потом они удалились, и свет зажегся снова. Лишь тогда Майклс сообразил, почему выражение лиц у большинства танцовщиц было таким… понимающим – они знали о мужчинах больше, чем многие мужчины желали знать о себе сами.

Его ладонь все еще хранила память о мягкой, упругой плоти. В отличие от других посетителей, он пришел сюда выполнять свой долг. Впрочем, в хватании Люси за грудь этот долг не состоял. Иногда подобные заведения в шутку назывались поучительными. И верно, кое-чему он научился—сам того не желая.

* * *

Морри Гаррис поджал губы:

– Люси сказала, что Пьер сказал, что Колквиту позволено говорить? Не густо.

– Откуда мы знаем, что это не ловушка?

– Может, и ловушка, – сказал Майклс, прогуливавшийся вместе с коллегой по ФБП перед кафедральным собором Сан-Луи через улицу от площади Джексона. По виду они напоминали бизнесменов или просто туристов – хотя и те, и другие не так уж часто попадались в штатах, пытавшихся сбросить ярмо Союза. Майклс продолжил: – Впрочем, я так не думаю. Дюканжа действительно зовут… то есть звали «Пьер», и мы выяснили, что он действительно посещал «Дом настоящего абсента». Там он вполне мог с Люси познакомиться.

Там он вполне мог с Люси познакомиться очень и очень близко. Майклс никак не мог выбросить из головы прикосновение к ее нежному телу. Он знал, что его возвращение в верхний зал было бы опасным как для нее, так и для него, но искушение было подобно застрявшему в зубах кусочку еды, который не перестает снова и снова дразнить язык.

– Может, возьмем ее и как следует допросим, пока не расколется? – предложил Гаррис.

– Тогда мы рискуем привлечь внимание ребов, – сказал Майклс.

– Знаю. – Гаррис ударил кулаком по собственной ладони. – Просто терпеть не могу сидеть и ничего не делать. Если они получат все, что им нужно, а мы так и не пронюхаем, где они его прячут, то они начнут свое проклятое восстание, и все наши военные планы вылетят в трубу. – Он помрачнел с видом человека, прекрасно осведомленного о том, что дела его весьма плохи. – Колквит, похоронный кучер, говоришь? А фамилии его не знаешь? И не знаешь, в каком похоронном заведении он работает? Этого маленькая обнаженная Люси в твое розовое ушко-ракушку не прошептала?

– Обо всем, что она мне сказала, я тебе сообщил. – Майклс пристыженно уставился на тротуар. Он чувствовал, что его уши, не так уж и сильно похожие на ракушки, краснеют, а вовсе не розовеют.

– Ладно, ладно. – Гаррис воздел руки к небу. Большинство агентов ФБП намеренно не давали своим эмоциям вырваться наружу – Гэри Купер подошел бы для Бюро идеально. Но Морри Гаррис к этому большинству не относился. Все чувства Гарриса немедленно отражались на его лице. «Нью-Йорк,» – подумал Майклс с презрением, едва осознавая его сам. Гаррис продолжил: – Попробуем его отыскать, вот и все дела. Так ли уж много есть парней с именем «Колквит», даже в Новом Орлеане? И, ясное дело, мы должны быть осторожны. Если он что-то знает, то нам совсем бы не хотелось, чтобы он превратился из кучера похоронной повозки в ее пассажира.

В процессе небольшого расследования – если такого названия заслуживали копание в телефонной книге и поиск человека с правильным акцентом для звонка в Коммерческую Палату – выяснилось, что похороны в Новом Орлеане были большим бизнесом – возможно, большим, чем где-либо еще. В городе были похоронные заведения и кладбища для евреев, для негров, для франкоязычных, для протестантов, для этих, для тех, и для других тоже. Поскольку Новый Орлеан в основном находился ниже уровня моря (Майклс искренне предпочел бы, чтобы город действительно оказался под водой), зарывание людей в землю было более сложным процессом, чем простое выкапывание ямы и опускание в нее гроба. Некоторые отважные туристы совершали специальные паломничества для осмотра похоронных склепов. Эта одержимость смертью показалась Майклсу чересчур мрачной.

После того, как они составили полный список похоронных заведений, Морри Гаррис стал обзванивать их одно за другим. Его нью– йоркский акцент был достаточно близок к местному для того, чтобы задать вопрос «можно позвать Колквита?» и не выдать в себе чертового янки. Однако ответ на этот вопрос пока что оставался отрицательным – более того, телефонные собеседники Гарриса утверждали, что ни о каком Колквите никогда даже не слыхивали. Впрочем, в одном из заведений секретарша спросила, кого Гаррис имеет в виду – Колквита-бальзамировщика или Колквита-бухгалтера. Он поспешно повесил трубку.

Неудачи, следующие одна за другой, вогнали Майклса в расстройство. Он уже собирался предложить сделать перерыв до завтра, как вдруг сидящий на стуле Гаррис подскочил так, словно только что сел на канцелярскую кнопку. Закрыв трубку ладонью, он прошептал:

– Говорит, он только что вернулся с похорон. Сейчас она его позовет. – Он протянул телефон Майклсу.

Через минуту с небольшим в трубке раздался мужской голос:

– Алло? Кто это говорит?

– Колквит? – спросил Майклс.

– Ну, – ответил похоронный кучер.

Может, Майклсу это просто померещилось, но даже в одном нечетко сказанном слове он услышал подозрение. Впрочем, здесь его легко навлечет на себя всякий, чье произношение характерно для Лояльных Штатов (конечно же, и джонни-реб, сумевший добиться разрешения на поездку в Висконсин, будет заметно выделяться там на общем фоне… но сейчас Майлкс находился не в Висконсине). Он быстро заговорил:

– Люси сказала мне, что Пьер сказал ей, что я должен сказать вам, что вам разрешается со мной поговорить.

Он ожидал, что Колквит спросит, что это, черт побери, за чушь он несет. Или же просто повесит трубку. Майклс был готов к тому, что единственный найденный им след окажется ложным. Но похоронный кучер, выдержав длинную паузу, снова сказал:

– Ну?

Майклс подождал продолжения, но никакого продолжения не последовало. Значит, дело за ним.

– Вы знаете, о чем я говорю? – спросил он несколько дрожащим тоном.

– Ну, – повторил Колквит. На ветер слов не бросает.

– Вы не можете говорить там, где находитесь в настоящий момент?

– Не-а, – сказал Колквит. Хоть какое-то разнообразие.

– Тогда можете ли вы со мной поужинать «У Галатуара» сегодня вечером? – сказал Майклс. Хорошая еда и немного выпивки наверняка помогут развязать Колквиту язык.

– Завтра, – сказал Колквит.

– Хорошо, завтра, – недовольно сказал Майклс. Чего ему хотелось меньше всего, так это дополнительной задержки. Впочем, не совсем – еще меньше Майклсу хотелось спугнуть Колквита. Он открыл рот, чтобы продолжить разговор, но тут похоронный кучер повесил трубку.

– Что ему известно? – потребовал ответа Морри Гаррис, когда Майклс последовал примеру Колквита.

– Завтра узнаю, – ответил Майклс. – По сравнению со всем, что со мной произошло с момента прибытия сюда, это уже прогресс.

Гаррис серьезно кивнул.

* * *

Вой полицейских сирен пробудил Нила Майклса от глубокого сна. На столике рядом с его кроватью тикал взятый с собой портативный будильник. Его радиевый циферблат показывал пять минут четвертого. Майклс простонал и сел в постели.

Вместе с сиренами он услышал звенящие колокольщики и ревущие моторы пожарных машин. Майклс соскочил с кровати. По его спине пробежал холодок. Неужели ребы начали свое восстание? В таком хаосе привезенный Майклсом с Севера пистолет казался маленьким и бесполезным.

Он склонил голову набок. Никакой стрельбы он не слышал. Если б южане использовали то, что им доставили нацисты, то во всем этом шуме преобладали бы именно выстрелы. Что ж, большим восстанием ночной переполох не был. Это значило, что вполне можно подойти к окну и без опаски выглянуть. Что же все-таки происходит, черт побери?

Майклс отодвинул плотную занавеску, отделявшую его номер от неоновых огней ночного Нового Орлеана. Он увидел пару пожарных машин, мчащихся по улице Канал к Вье Карре. Их мигающие красные фонари настоятельно рекомендовали немногочисленным машинам и многочисленным пешеходам убраться с дороги.

Подняв голову, Майклс увидел собственно пожар. Что именно горело, он не видел, но в том, что на глазах Майклса разгорается всем пожарам пожар, сомневаться не приходились. Языки пламени возносились в ночное небо, словно танцуя. Они заметно возвышались над горевшим зданием и сопровождались столбом густого черного дыма.

– Тогда уж можно и узнать, что именно горит, – сказал Майклс вслух. Он включил лампу, находящуюся около кровати, а потом и радио. За ручкой настройки зажегся небольшой огонек. Майклс стал нетерпеливо ждать, когда же приемник нагреется достаточно, чтобы поймать радиосигнал.

Первая найденная им станция играла музыку Бенни Гудмана. Майклс мысленно поинтересовался, не прогневает ли самых непреклонных джонни-ребов сочиненная чертовым янки музыка. Но сейчас ему было не до джаза. Он повернул ручку.

– …ужасный пожар на улице Бурбон, – говорил репортер. Несомненно, он говорил о тех огнях, которые Майклс только что увидел. Репортаж продолжался: – В эти самые минуты пламя пожирает «Дом настоящего абсента», одну из старейших достопримечательностей Нового Орлеана. Представления в «Доме абсента» идут всю ночь напролет, и потому имеются опасения, что внутри погибло немало людей. Это здание было возведено гораздо больше ста лет назад, и повидало на своем веку…

Майклс выключил радио с такой силой, что едва не сломал выключатель. Он не верил в совпадения, не верил в них нисколько. Где-то в развланинах «Дома настоящего абсента» лежали бренные останки Люси-танцовщицы, чего, без сомнения, кто-то и добивался.

Он затрясся в ознобе подобно больному гриппом. Ведь он думал попросить Колквита встретиться с ним именно там, а не «У Галатуара», чтобы Люси могла помочь убедить похоронного кучера рассказать о том, что он знал – а также чтобы Майклс мог увидеть ее снова. Но посещение одного и того же места дважды было бы ошибкой. Такая неосторожность всегда дает противнику возможность тебя заметить. Понимание этого спасло Майклсу жизнь – и Колквиту, он надеялся, тоже. Вот только бедной Люси это не помогло ни черта.

Он позвонил вниз и попросил принести бутылку виски. Если служащий отеля на другом конце провода и нашел такой заказ в двадцать минут четвертого ночи не совсем обычным, то в голосе его никакого удивления не послышалось. Выпивка была доставлена в номер без промедления. Осушив три или четыре стаканчика, Майклс смог заснуть снова.

Вечером «У Галатуара» Колквит не появился.

* * *

Когда Морри Гаррис позвонил на следующий день в похоронное заведение, секретарша сказала, что Колквит не явился на работу по состоянию здоровья.

– Слава те Господи, – сказал Майклс, узнав от Гарриса эту новость. – Я уж боялся, что он не явится по состоянию смерти.

– Ага. – Гаррис погладил свои курчавые волосы. – Я не хотел спрашивать у этой девушки его телефон и адрес. Я и звонить-то не хотел. Чем меньше мы привлечем к нему внимания, тем лучше.

– Ты прав. – Майклс снял очки, сдул пылинку с левой линзы и водрузил их обратно на свой нос. – Теперь мы знаем, где он работает. Можем узнать, где он живет. Надо только покопаться в бумагах.

– Покопаться придется немало, – сказал Гаррис с кислой миной, – но таки да, этого будет достаточно. Пойдем в Отдел Записей?

Большое мраморное здание на улице Талия было окружено пулеметными гнездами. Если джонни-ребы все-таки начнут свое восстание, то именно его сожгут в первую очередь. Федеральная армия и бюрократы, контролирующие покоренные провинции былой Конфедерации, управляли ими не только силой, но и посредством учета своих недовольных, мятежных подданных. Каждый белый человек должен был ежегодно заполнять карточку, в которой он указывал место работы. Каждая фирма должна была представлять список своих работников. Большинство государственных служащих, проверяющие соответствие одних форм другим, были неграми. Следить, чтобы никто не обманывал правительство, было в их личных интересах.

Неулыбчивые часовые устрашающего вида тщательно проверили документы Гарриса и Майклса, сверив фотографии с лицами и заставив агентов ФБП расписаться в их присутствии, пока в конце концов не допустили их в здание. Часовые опасались как вредительства, так и лобовой атаки на охраняемое ими учреждение. Записи, содержащиеся в этом Отделе, помогали присматривать за всей Луизианой.

Ганнибал Дюпуи был высоким и полным черным мужчиной, носящим едва ли не самые толстые очки, которые Майклс когда-либо видел.

– Похоронные заведения, – сказал он, в задумчивости поднимая палец. – Да, они в комнате Уэйд, в ящиках у восточной стены. – Майклс почувствовал, что спроси они его о чем угодно, от таверн до таксидермистов, и он тут же бы им ответил, где хранятся соответствующие папки. Такие люди были незаменимыми штурманами, великолепно ориентирующимися в расстилавшихся перед ними необъятных бумажных морях.

Копание в бумагах, сложенных в ящиках у восточной стены комнаты Уэйд, заняло пару часов. В конце концов Майклс нашел требуемую запись.

– Колквит Д. Рейнольдс, похоронный кучер, – сказал он, – ага, он работает в «ЛеБланк и Питерс». А вот и адрес, и телефон, и пометка о том, что они проверены и подтверждены. Они тут свое дело знают, это уж точно.

– Они тут обязаны свое дело знать, – ответил Морри Гаррис. – Как бы тебе понравилось быть негром на Юге, если б белые, на шее у которых ты сидел годами, вдруг оказались на коне? Особенно если они окажутся на коне с помощью нацистов. Как только они нас, чертовых янки, прогонят, так сразу же начнут вешать негров на фонарях.

– Ты прав. Пошли найдем мистера Рейнольдса, чтобы твои предсказания не сбылись…

* * *

Согласно документам, Колквит Рейнольдс жил на Каронделе, рядом с Сент-Джозефом, к юго-западу от Французского квартала. У Гарриса была машина – хрипящий с присвистом «Блейзингейм», который доставил их с Майклсом по указанному адресу. Майклс постучал в дверь дома, который, подобно остальным жилищам этого квартала, выглядел немногим лучше затрапезной халупы.

Ответа на стук не последовало. Майклс бросил взгляд на Морри Гарриса. Для обыска дома в джонни-ребовских краях агенты ФБП в ордере не нуждались. Но дело было в другом – оба опасались, что не найдут внутри ничего, кроме трупа.

Когда Майклс уже собирался взломать входную дверь, из окна соседнего дома показалась голова старушки, которая сказала:

– Если вы, джентльмены, ищете Колквита, то здесь вы его не найдете.

Морри Гаррис снял шляпу и вежливо кивнул, почти отвесив нижайший поклон.

– А где же он тогда, мэм? – спросил он, пытаясь изо всех сил говорить с местным акцентом и обращаясь к старушке так почительно, словно она была замужем за военным губернатором.

Она залилась кудахтающим смехом – пожалуй, такое обращение пришлось ей по душе.

– А там же, где всегда, когда он пьянствует вместо работы: в салуне «Старые Времена» за углом. – Она выгнула потрескавшийся большой палец, чтобы указать дорогу.

Салун «Старые Времена» был разрисован красными, белыми и синими полосками. Это были национальные цвета, и потому не представляли собой ничего из ряда вон выходящего. Но если учесть название заведения, то они наверняка символизировали дни Великого Мятежа и предателей, использовавших эти цвета для совсем другого флага. Майклс готов был держать пари на кругленькую сумму, что на хозяина этого салуна уже было заведено толстенное досье в ФБП.

Они с Гаррисом вошли внутрь. В заведении было полутемно и тихо. Вентиляторы под потолком создавали иллюзию прохлады. Вышибала за стойкой уставился на новоприбывших таким же сомневающимся взглядом, каким он, бесспорно, встречал любого незнакомца. За столами сидели четверо или пятеро посетителей, явно выглядевшие завсегдатаями этого питейного дома. Если спросить, кто тут из них Колквит, то можно и нарваться на неприятности.

Впрочем, один из завсегдатаев почему-то казался знакомым. Спустя мгновение Майклс понял, почему – этот потягивающий в углу пиво старичок управлял той самой похоронной повозкой, которая задержала его несколько дней назад на пути обратно в отель. Он пихнул Морри Гарриса локтем и кивнул в сторону старичка. Они подошли к нему вместе.

– Привет, Колквит, как дела? – дружелюбным тоном спросил его Гаррис. Бармен успокоился.

Колквит поднял на них взгляд, тщетно пытаясь его сфокусировать.

– По-моему, ребята, я с вами незнаком, – сказал он, – но я могу и ошибаться.

– Конечно, можете, – сказал Гаррис, по-прежнему добродушно. – Мы—друзья Пьера и Люси.

– О, Господи помилуй. – Колквит начал подниматься с места. Скандала Майклсу не хотелось. Пороховая бочка под названием «Новый Орлеан» могла взорваться из-за чего угодно – включая насильственный вывод человека из бара. Но тут Колквит Рейнольдс снова опустился на свой стул, как если бы ноги отказывались его держать. – Лучше бы я обо всем этом Пьеру никогда не говорил, – пробормотал он, и одним судорожным глотком осушил стакан с пивом до дна.

Майклс поднял указательный палец и сказал бармену:

– Еще три «Хай Лайфа». – Он попытался произнести эти слова по-южному. Может быть, ему это удалось—или, может быть, брошенная им на стол долларовая бумажка сумела рассеять подозрения. Несмотря на все свои заблуждения, ребы почитали Джорджа Вашингтона даже в дни Великого Мятежа.

Колквит Рейнольдс взял новый стакан и сделал большой глоток. Майклс и Гаррис пили более умеренно. Если уж им удастся что-то выцедить из похоронного кучера, то не помешало бы эту информацию не только узнать, но и запомнить. Кроме того, пиво Майклс не очень-то и любил. Он спросил тихим голосом, чтоб не услышал ни бармен, ни другие посетители:

– Лучше бы вы не говорили Пьеру о чем, мистер Рейнольдс?

Рейнольдс уставился в потолок, как если бы ответ был написан именно там. Майклс мысленно поинтересовался, сможет ли он вообще этот ответ вспомнить – ведь он тут пил уже не первый час. В конце концов Колквит сказал:

– Лучше бы я не говорил ему об этом гробе, который я повез в последний путь.

– Вот как? И почему же? – вежливо-безразличным тоном спросил Майклс. Он зажег «Кэмел», предложив сигарету также и Колквиту Рейнольдсу. Когда Рейнольдс принял его предложение, он подставил похоронному кучеру свою зажигалку «Зиппо».

Рейнольдс втянул в себя дым. Он удерживал его в себе дольше, чем Майклс полагал физически возможным, но в конце концов выдохнул мутное облако. Стряхнув пепел в пепельницу, он осушил свой «Миллер Хай Лайф» и выжидательно посмотрел на агентов ФБП. Майклс заказал ему еще пива. И только выпив половину нового бокала, Колквит ответил:

– Потому как нужна была лебедка, чтобы поднять его на мою повозку, и еще одна, чтобы снять. Такой гроб не поднимут на плечи никакие шесть человек в мире, даже Самсон и пять его братьев. И он еще и звенел.

– Оружие, – прошептал Морри Гаррис, – или, может, боеприпасы. – Он выглядел радостным и преобразившимся. В такое состояние его не привела бы и обнаженная девушка, плюхнувшаяся ему на колени. «Бедная Люси,» – подумал Майклс.

Вслух он сказал:

– Даже в гробу, даже в смазанном, я ничего не хотел бы зарывать в эту землю. Во всяком случае, на долгий срок. Зальет водой, и все испортится.

Колквит Рейнольдс бросил на него уничижительный и презрительный взгляд.

– Чертовы янки, – негромко пробормотал он. А ведь он Майклсу помогал. – Здесь мы своих мертвецов обычно не хороним, а кладем в склепы над землей, и тогда гробы не заливает даже в большой дождь.

– Господи Иисусе, – хрипло сказал Морри Гаррис, вытирая рукавом со лба пот, и затем снова: – Господи Иисусе. – Теперь уже он осушил бокал с пивом, после чего заказал еще один. Когда принесший пиво бармен удалился, Гаррис продолжил: – Да тут в Новом Орлеане столько надземных склепов, что хватит спрятать достаточно оружия и боеприпасов для большой войны. Чертовы пронырливые ребы. – Он заставил себя остановиться. – А на каком это было кладбище, мистер Рейнольдс?

– На Старом Жиро, что на южной части улицы Свободы, – ответил Колквит Рейнольдс. – Не знаю, сколько его там, но один полный гроб—это точно.

– Слава Богу, что есть южане, которые не хотят нового Великого Мятежа, – сказал Майклс.

– Ага. – Гаррис отпил из недавно принесенного бокала. – Но до черта южан его хочет.

* * *

Кладбище Жиро было расположено в неприметном месте – за железнодорожными складами. Плакат на окружающем его каменном заборе гласил, что это было старейшее протестантское кладбище в Новом Орлеане. Нил Майклс охотно в это поверил. Похоже было, что в последнее время работникам Жиро перетруждаться не приходилось – во всяком случае, если говорить только о действиях, не выходящих за рамки закона. Будучи заросшим лозой и кустами, кладбище было похоже на заколдованное. Вокруг некоторых старых склепов росли фиговые деревья с серой корой. Всюду было полно мха – как на деревьях, так и на могилах. Из трещин на боках некоторых надземных склепов рос папоротник – как Майклс уже успел заметить, здесь повсюду прорастало и расцветало все что угодно.

Включая заговоры. Если Колквит Рейнольдс был прав, то это кладбище и впрямь было заколдовано – его продолжал бередить нечистый дух Великого Мятежа, который джонни пытались воскресить.

– Не дай Бог он ошибся, – пробормотал Майклс, когда его джип остановился перед парадным входом на кладбище.

Морри Гаррис понял его без труда:

– Кто, этот чертов похоронный кучер? Не дай Бог, это уж точно. Мы привезли с собой все эти штуки, – он указал назад, – и сейчас начем вскрывать могилы, а если потом ничего не найдем… черт, уже одно это может разжечь восстание.

Майклса бросило в дрожь, хотя день был жарким и влажным:

– И ведь может. – Уж не повел ли их Рейнольдс по этому пути именно для того, чтобы они сами создали инцидент, после которого Юг поднимется в праведном гневе? Но действовать после рассказа кучера они были обязаны – ради Союза. Бездействовать они бы просто не посмели.