Текст книги "Мечи легиона"

Автор книги: Гарри Норман Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 32 страниц)

Марк повернулся к Неврат. Лица большинства васпураканок были грубоваты, но Неврат была счастливым исключением; как и у ее мужа, часть этой красоты заключалась в ее сильном характере. Она даже не захотела слушать благодарностей трибуна.

– Сущие пустяки. Несколько дней прогулки по приятной местности из Видесса в Гарсавру. Не о чем говорить. Разве ты не спас меня от намдалени, когда мы сражались с Драксом во время первой гражданской войны? Ты заколол его как раз вовремя.

– А ты помнишь, кик ты отплатила мне за это?

Легионеры взвыли и засвистели. Что-то в глазах Неврат сказало Марку, что помнила она и другие вещи, но в ее больших черных глазах сверкало и озорство.

– Очень хорошо помню, – ответила она просто и прямо.

– Что ж, тогда сравняем счет, – заявил Марк. Крики и улюлюканье стали еще громче. Трибун обратился к Багратони: – Смотри внимательно, Гагик, я собираюсь поцеловать замужнюю женщину.

И обнял Неврат.

– Ты не возражаешь? – прошептала она ему в ухо.

Он кивнул.

Неврат поцеловала его на этот раз по-настоящему, более нежно, чем собиралась. Губы ее были уверенными и сладкими.

– Если ты делаешь что-то, то лучше делать это, как полагается, -заметила она.

– Возможно, мне следовало оставить тебя в Видессе, – зарычал Сенпат, но и он весело смеялся.

Легким кивком Неврат дала понять Марку, что Сенпат ничего не знает. Впрочем, не было ничего такого, что он должен был бы «знать».

Багратони подтолкнул трибуна локтем.

– Так что же такого особенного я должен был увидеть? Такие вещи я знал, когда мне было только двенадцать лет.

Шум в римском лагере привлек и других имперских солдат – видессиан, хатришей, халогаев, хаморов, нескольких намдалени. Они бросились к укрепленной насыпи, чтобы посмотреть, что же привело в такое возбуждение обычно спокойных, невозмутимых легионеров.

– Ну вот, а мы хотели, чтобы наше прибытие осталось незамеченным, -сказал Горгид.

Скавр отлично понял, что он имел в виду.

– Это уже не имеет значения, – ответил он. – Когда Гуделин и Скилицез доложат Императору обо всем, он и так узнает, кто прибыл вместе с аршаумами.

И очень скоро, подумал Марк, последует официальный вызов к Туризину.

Виридовикс нахмурился.

– Тебе-то он, по крайней мере, дал хоть какие-то обещания, – сказал он Марку. – А меня он точно изрубит на кусочки, как собаку, за то, что я мял его любовницу в постели.

Ничто не могло убедить Виридовикса в том, что Туризин был только рад избавиться от Комитты Рангаве.

Трибун, в свою очередь, размышлял над тем, много ли стоят обещания Автократора. Он знал Гавра как человека, который держит слово, но знал также, как велик будет соблазн нарушить клятву.

Ну что ж, тут уж ничего поделать нельзя. И не имеет значения, что собирается делать Туризин. У Авшара тоже имеются свои планы, и эти планы могут разрушить намерения всех остальных.

– Нам нужно узнать побольше о том, что здесь происходит, – сказал трибун Гаю Филиппу.

– Муниций и Багратони будут твоей правой и левой рукой, – ответил ветеран. – И я уже послал за Пакимером.

– Отлично.

Муниций провел их к командирской палатке, которая стояла в центре главной «улицы» лагеря. Он посторонился, пропуская Скавра вперед.

– Похоже, мне нужно снова привыкать к маленькой палатке, – заметил Муниций.

Палатка действительно была просторной. Но, если не считать постели, нескольких циновок и простого походного мешка, она была совершенно пустой. Муниций был солдатом.

Оглядевшись по сторонам, Виридовикс сказал:

– Какая разница, сколько у тебя свободного места? Ты мог спокойно жить и в бочке. Все равно у тебя нет вещей.

– Не думаю, что Ирэна будет этим довольна, – сказал Муниций. – Она снова ждет ребенка.

– Она в Гарсавре? – спросил Марк.

– Да. Все женщины там, за исключением Неврат, но она настоящий воин. Мы бросились на запад в необычайной спешке. Мы не пытались прогнать йездов, а просто прошли сквозь них. Гавр поступил точно так же. Эти ублюдки все еще роятся, как мухи, между Гарсаврой и Аморионом.

– Вот и ответ на один из моих вопросов, – сказал Гай Филипп. – Это не совсем то, что я хотел бы слышать, но именно этого я и ожидал.

Лаон Пакимер прибыл, едва они уселись на циновки. Хатриш тоже сел и кивнул Скавру и Гаю Филиппу так спокойно и непринужденно, как будто они расстались несколько часов назад.

– Ты пришел довольно быстро, – нехотя признал старший центурион. Трудно было сказать наверняка, что больше раздражало его: быстрота и эффективность действий Пакимера или его легкомысленный, ребяческий стиль командования. Командир хатришей знал, что выводит ветерана из себя, и решил подшутить над ним.

– У нас есть свои обычаи, – сказал он весело.

– Пакимер переговорил с Кононом прежде, чем римский гонец добрался до лагеря хатришей, – пояснил Горгид.

Пакимер обиженно надулся:

– Ты опять испортил мне фокус!

– Ладно, давай о серьезном, – сказал Марк.

Хатриш внезапно стал деловитым, как и остальные собравшиеся. Он сообщил Скавру подробности: легионеры и хатриши вместе пробились к Амориону из Гарсавры. Когда Туризин увидел, что их поход увенчался удачей, он последовал за ними с остальной частью армии, которая теперь базируется в Аморионе. Гавр не сумел полностью взять под свой контроль долину реки Аранд, но послал отряд к северу от порта Наколея на побережье Видесского моря.

– Это разумно, – сказал трибун. – Таким образом, мы не будем совершенно отрезаны от Империи.

После этого разговор перешел к вопросам обеспечения продовольствием, готовности солдат к походу и войне, о планах Гавра.

Секст Муниций сказал:

– Вряд ли у него вообще были какие-то планы, когда он пошел за нами. Разве что хотел убедиться, что мы не захватим Аморион. Но теперь получено донесение о том, что Авшар движется на нас через Васпуракан. Если это так, то Аморион послужит хорошей базой.

Трибун и его друзья обменялись торопливыми взглядами.

– Этот проклятый высохший труп передвигается, на мой взгляд, слишком быстро, – заметил Гай Филипп.

Никто не сомневался в том, что князь-колдун намерен сокрушить Видесс раз и навсегда. Они видели приготовления Авшара собственными глазами; трибун и старший центурион слышали похвальбу и угрозы, срывавшиеся с сухих губ колдуна.

Пакимер сказал:

– Мне кажется, в прибытии Императора сразу вслед за нами кроется куда больше смысла, чем говорил Муниций. – Хатриш замолчал и стал ждать, пока Скавр и его друзья сами найдут ответ на эти слова.

– Политика? – предположил Гай Филипп.

Командир хатришей в замешательстве почесал голову. Пусть его религия и отличалась от ортодоксального видессианского учения, но Пакимер был частью этого мира – в отличие от грека, римлян и Виридовикса.

– Иногда мне кажется, – проговорил он, – что вы родились полуслепыми. Попробуйте понять, если сможете: за последние несколько лет Аморион был заражен схизмой. Этот город выступал против жрецов Фоса и официальной столицы, за что спасибо Земарку. Вы, римляне, в большинстве своем язычники и неверующие. Имперцы же считают мой народ одним сортом еретиков, а народ Багратони – другим. Туризин не мог доверить никому из нас установить здесь власть; иначе зачем же он привез с собой Бальзамона? Разве не для того, чтобы вернуть схизматиков в лоно ортодоксальной веры?

– Бальзамон здесь? – Марк насторожился. – Я ничего не слышал об этом.

– Да, это так. Старый лысый человек проповедовал направо и налево -очень здорово проповедовал, надо признать. Я сам слушал его раз или два. Очень живой человек. По правде говоря, еще бы несколько таких жрецов, как он, и я сам обратился бы в веру имперцев. Он заставляет тебя поверить в Добро.

– Я тоже слушал его, – подхватил Багратони. – Он куда лучше, чем Земарк, – да, в тысячу раз! Но переменить веру? Нет, никогда. Слишком много страданий претерпели «принцы» от Видесса, чтобы теперь принять веру Империи.

После этого совещание быстро закончилось. Марк подумал, что даже истовый религиозный Скилицез не осмелился бы в эту минуту спорить с накхараром о религии. Что касается самого Марка, то он вообще не следовал вере Фоса. И куда больше понимал светского владыку Видесса, чем всех его жрецов и патриархов вместе взятых.

* * *

халогаев уже поджидали Скавра у главных ворот римского лагеря. Кое-чему халогаи от легионеров уже научились, подумал Марк. Из четырех ворот лагеря главные были самыми близкими к палатке командира.

На самом деле Скавр пытался отвлечься от гнетущей тревоги, думая о таких обыденных вещах. Халогаи вызвали только его, а не Гая Филиппа, Горгида или Виридовикса. Марк не был уверен, что это хороший знак.

Наемники-северяне обливались потом под знойным видессианским солнцем. Это были высокие белокурые люди, такие же рослые, как трибун, но более широкие в плечах. У одного из них волосы свободно падали на плечи, другой заплел их в толстую косу, которая спускалась ему на спину. У обоих висели в ножнах мечи, хотя основным оружием гвардейцев-халогаев были тяжелые боевые топоры на длинных рукоятях.

Они кивнули Марку, узнав его. Халогаи с косой сказал:

– Нам приказано отвести тебя к Автократору.

Халогай говорил с сильным жестким акцентом, но трибун понял его. Он пошел между двух стражников, которые подняли свои топоры на плечи и двинулись к императорскому шатру.

Гавр не стремился к роскоши и в походе жил очень просто и скромно. Голубой флаг с золотым солнечным шаром в расходящихся лучах развевался перед его палаткой. Это был единственный знак, свидетельствовавший о его высоком положении. У многих офицеров были шатры куда богаче.

Еще двое солдат-халогаев ходили взад-вперед перед входом. Они напряженно замерли, когда перед ними появились Марк и его сопровождающие. Один из северян сказал:

– Это командир римлян.

Часовые отошли в сторону, пропуская их внутрь.

Склоняя голову под пологом и входя, Скавр делал все возможное, чтобы удивление никак не отразилось на его лице. Почему халогаи назвали его «командиром римлян»? Ведь Туризин отобрал у него звание! Неужели он снова вернул ему легион?

Но у Марка было не слишком много времени для замешательства; он слышал, как Гавр нетерпеливо говорит:

– Давайте покончим с этим поскорее. У меня есть и другие дела.

Какой-то офицер отсалютовал Императору и повернулся спиной к Скавру. При звуке его голоса трибун сжался, как пружина. Провк Марзофл! Когда тот повернулся, чтобы выйти из шатра, он налетел на Марка и вдруг замер, как громом пораженный. Недоумение и злоба исказили его лицо.

– Ты?! – вскрикнул он, хватаясь за меч.

Рука Марка молниеносно метнулась к оружию. Один из халогаев бросился между Марзофлом и Скавром, другой железной хваткой стиснул руку римлянина.

– Оставь оружие в ножнах, – приказал он, и трибуну оставалось только повиноваться.

Туризин не двинулся с места. Он сидел за столом, заваленным свитками.

– Выполняй приказ, Провк, – промолвил он. – Могу заверить тебя, что поступлю с ним так, как он заслуживает.

Тон и слова Императора не слишком понравились Скавру. Но и Марзофла они не чересчур обрадовали.

– Слушаюсь, – ответил кавалерист, едва не задохнувшись от бессильной злобы. Он надменно тряхнул волосами и вышел из палатки, процедив на прощание сквозь зубы: – Между нами еще не все закончено, ты, осел в львиной шкуре.

Единственное, что не позволило римлянину броситься на Марзофла, была железная рука стражника. Гнев Марка удивил даже его самого. Он не сердился на кавалериста за то, что вытерпел сам: сделано и позабыто. Но Марзофл был в ответе за все, что случилось в эти несколько месяцев с Алипией. А этого трибун никак не мог ни забыть, ни простить. Принцесса и так уже выстрадала слишком много.

– Убирайтесь отсюда, Бьоргольф, Харэк, – сказал Туризин стражникам-халогаям, стоявшим справа и слева от трибуна. – Эвинд и Скаллагрим останутся снаружи и проследят за тем, чтобы этот человек не попытался умертвить меня. Впрочем, он ведь этого не сделает – я нужен ему живым. Не так ли, чужеземец?

Туризин цинично посмотрел на Марка. Трибун промолчал. Халогаи отдали честь и вышли – у них не было ни малейшего желания спорить со своим повелителем.

Трибун повернулся к слуге, который чистил его красные сапоги, и бросил ему серебряную монету.

– Довольно, Гликий. Иди потрать ее на что-нибудь.

Рассыпавшись в благодарностях, видессианин последовал за наемниками-халогаями. Когда он ушел. Император с удовольствием хмыкнул:

– Теперь здесь не осталось никого, кто упал бы в обморок, увидев, что ты все еще отказываешься от проскинезы.

Марк по-прежнему стоял молча. Ему уже приходилось видеть Туризина в таком игривом настроении. Это беспокоило Марка, он не мог читать мысли Императора.

Гавр поднял бровь:

– Если ты не собираешься ложиться на брюхо, то, по крайней мере, садись в кресло.

Трибун повиновался.

Скрестив пальцы, Туризин внимательно рассматривал его целую минуту, прежде чем заговорить снова:

– Что же мне делать с тобой, римлянин? Ты, как фальшивый медяк, всегда появляешься, когда тебя не ждут.

Марку внезапно стало не по себе от этого неопределенного начала – Гавр обычно держался куда прямее и откровеннее. Наконец трибун сказал:

– Мне кажется, возможны только два варианта. Или ты сдержишь слово, или казнишь меня.

Император тонко улыбнулся:

– Пытаешься меня уговорить? Несколько раз мне и впрямь страшно хотелось видеть твою голову на пике у Вехового Камня. Но не я буду решать сейчас твою участь.

– Не ты. Авшар. – Это не было вопросом.

– Да. – Мысль о войне снова заставила Туризина посерьезнеть. – Вот, смотри сам.

Скавр придвинул свой стул поближе. Гавр повернул карту западных территорий так, чтобы она оказалась справа от римлянина, и показал реку Рамн на восточном рубеже Васпуракана.

– Сигнальные костры донесли, что армия йездов перешла Рамн чуть севернее города Соли. Это было вчера.

Трибун мысленно прикинул расстояние. Князь-колдун передвигался быстрее, чем Марк считал возможным.

– Значит, через неделю. Возможно, плюс-минус один-два дня, не больше. На их пути лежит каменистая пересеченная местность. Или ты собираешься встретить их где-то на полпути, по дороге сюда?

– Нет. На этот раз я решил стоять в обороне.

Туризин раздраженно покривил губы; его первым порывом всегда была атака.

– После Марагхи, – продолжал Император, – после бесконечных гражданских войн, это – последняя армия, которую я сумел наскрести. Если я потеряю ее, то у Видесса не останется ничего. И это еще одна причина заботиться о твоем здоровье, засранец. Я не могу позволить себе роскошь подбить твоих головорезов на мятеж.

Марк принял командование легионом так же непринужденно и незаметно, как Туризин – обмолвился об этом в разговоре.

– Сколько солдат в армии Авшара? – спросил он.

– Я надеялся узнать об этом от тебя. Его армия больше моей, я полагаю, но ты хорошо знаешь, чего стоят донесения, переданные на такие большие расстояния. Да и йезды идут в поход со всеми своими запасными лошадьми, что заставляет людей думать, будто их в несколько раз больше. Но ведь ты только что был в Машизе… Ад Скотоса, Скавр, если верить Гуделину, ты был рядом с Вулгхашем, когда Авшар выдернул трон прямо из-под его задницы. Это была первая весть о его низвержении. О том, что происходит в Иезде, ты должен знать больше всех.

– Я могу кое-что рассказать тебе об Авшаре, если хочешь. Туризин нетерпеливо тряхнул головой:

– Я уже и так знаю больше, чем мне хотелось бы. Не имеет значения, кто сидит на троне Иезда – Авшар или Вулгхаш. Важно другое: вот уже много лет именно Авшар дергает все ниточки.

– Я встречался с Вулгхашем и не стал бы с такой уверенностью говорить, что не имеет значения, кто именно занимает престол владык Иезда, -отозвался трибун. – А сейчас я скажу тебе то, чего не мог сообщить тебе Гуделин: Вулгхаш жив, хотя Авшар считает его мертвым.

Скавр рассказал Туризину о том, как каган и римляне встретились в тоннелях под дворцом владык Машиза.

– Любопытная история, но что в ней толку? – сказал Гавр. – Живой или мертвый, Вулгхаш – беглец и изгнанник. Он больше не игрок. Я не стану тосковать по нему, даже если он вполовину такой хитроумный, как ты утверждаешь.

Марк пожал плечами:

– Что ж, я рассказал тебе все, что знал. Если хочешь узнать о йездах что-нибудь еще, поговори с Аригом. Он сражался с ними все лето и наблюдал за их приготовлениями, когда они укрепляли Машиз.

– Я поговорю с ним. Хорошо, что ты привел сюда аршаумов. – Император запнулся и взглянул на Скавра с неохотным уважением. – Чтоб тебе сгнить, шлюхино отродье! Ты оказался слишком полезным, чтобы укорачивать тебя на одну голову. Если мы уцелеем, то, возможно, в конце концов, я доведем до завершения нашу с тобой сделку.

– Как поживает Алипия? – спросил Марк тихо.

Губы Туризина сжались.

– Ты не пытаешься облегчить мне задачу, а?

– Лучше сразу узнать все самое плохое. Что толку в том, что сегодня ты случайно оказался в хорошем настроении, если завтра оно опять испортится?

– Иногда я все же думаю, что Маврикию стоило бы пресечь твою наглость с самого начала. Это избавило бы нас от многих неприятностей. – Император забарабанил пальцами по столу. Наконец он сказал: – Да, с ней все в порядке. Вокруг нее вилось полтора десятка молодых дворян (очень богатых и энергичных), которые осыпали ее комплиментами на моей свадьбе. Правда, она их не слушала.

Последняя фраза Гавра заставила Марка глупо раскрыть рот.

– На твоей… что?

– Свадьбе, – повторил Туризин. – Давно пора было мне взять законную супругу. Твои любовные шашни напомнили мне, насколько необходим наследник. А он у меня будет – четыре дня назад я узнал, что императрица в тягости.

– Прими мои поздравления, – сказал Марк от души. Если у Туризина родится наследник, он станет куда менее упрям в вопросе замужества принцессы. Трибун немного поколебался, прежде чем спросить: – И кто твоя супруга?

– Ну да, конечно, откуда тебе это знать! Ее зовут Алания Ворцеза. Ага, вижу, ты уже слыхал о ее семье. Да, это чиновники. Такой брак поможет мне приманить этих жуликов в мой лагерь. Она – тихое, кроткое создание. Еще одна причина выбрать ее после нескольких лет с этой визжащей змеюкой… О, милая Комитта! Да смилуется Фос над монастырем, куда я ее отправил. -Император криво улыбнулся. – А ты все еще немногословен, а? Ты гораздо больше услышал от меня, чем разболтал.

Трибун начал было протестовать, но Император только отмахнулся:

– Убирайся, ты. И если увидишь у палатки одного из моих эпархов, скажи, что он может войти.

Щурясь на яркое солнце после полумрака палатки, Скавр действительно встретил бюрократа, стоявшего у входа и нервно переминавшегося с ноги на ногу. Трибун придержал полог, приглашая чиновника войти. Эпарх с крайней неохотой подчинился. Марк успел еще услышать рев Туризина:

– Ты, ленивый, глупый осел! Куда ты подевал пятьдесят телег с пшеницей? Кто врал мне, что они будут здесь еще позавчера?!

– Я вижу, Туризин все такой же вспыльчивый и несдержанный, – шепнул трибун одному из халогаев. Стражник в ужасе возвел глаза к небу.

Когда Марк вернулся в римский лагерь, до него донесся страшный шум. У входа в палатку он сразу заметил Виридовикса; кельт был на голову выше всех остальных.

– Из-за чего этот тарарам? – осведомился Марк.

Солдаты расступились, пропуская его вперед. Виридовикс уже вбил в землю два кола и заострил их. На каждый он водрузил по окровавленной человеческой голове. На лице одной застыло выражение ярости и вызова, другая же была изуродована до неузнаваемости – меч срезал почти всю правую сторону лица.

– Трофеи? – сухо спросил Скавр.

Виридовикс взглянул на него:

– Привет, мой дорогой римлянин. Да, пожалуй что трофеи. Бросились на меня, несчастные олухи, так сказать, даже не поздоровавшись. Прошу прощения за беспорядок и все такое прочее, но у меня нет двери, к которой я мог бы их прибить.

– Или даже Вехового Камня, – сказал трибун, вспомнив свой разговор с Туризином. Он снова взглянул на головы. Обе были смуглые, с длинными косматыми бородами, сейчас пропитанными кровью. – Иезды.

– Да, думаю, ты прав, хотя я не спрашивал их об этом.

– Как же они проникли в наш лагерь? – спросил Марк.

Шум привлек внимание Гая Филиппа.

– Ты, ты, ты и ты! – закричал старший центурион, тыча пальцем в четырех легионеров. – Каждый из вас – к воротам, смените часовых с постов и пришлите их сюда, чтобы я мог поговорить с ними. Как только мы с ними покончим, они вернутся на свои посты.

Старший центурион только вчера появился в легионе, но власть его была непререкаема, как и прежде. Легионеры отсалютовали и бросились выполнять приказ. Римлянин, который пропустил в лагерь убийц-йездов, в ужасе уставился на «работу» Виридовикса.

– Я… я не думал, что это враги, – запинаясь, пробормотал он. – Они спросили по имени тебя или кельта. В лагере все знали, что Император вызвал тебя к себе, поэтому я сказал им, где можно найти Виридовикса. Я думал, это ваши друзья, которых вы повстречали во время похода.

– Это не твоя вина, Вестилиан, – вздохнул Скавр. Ему не нужно было допрашивать солдата, чтобы узнать, каким образом йезды отыскали его и Виридовикса за тысячи километров. Он снова остро пожалел о том, что не сумел уговорить Вулгхаша наложить чары на меч кельта. Тогда Авшару было бы куда труднее найти его.

– Ничего, все и так получилось неплохо, – заявил Виридовикс, вытирая меч пучком травы. – Вот торчат головы двух ослов, принявших сторону этого гада, а это значит, на двух врагов стало меньше. Думаю, теперь он уже не рискнет посылать таких дураков, раз уж он сам так близко.

– Ближе, чем мы думали. – Марк вспомнил о том, что сказал ему Туризин.

– Ну что ж, хорошо: В таком случае, так или иначе, скоро уже все будет кончено. – С легким металлическим шорохом Виридовикс вложил меч в ножны.

* * *

васпураканин просунул голову в палатку трибуна и разбудил его.

– Тебя ждет посыльный у ворот, – сказал он, мешая видессианские и латинские слова. – После вчерашнего я не хочу пускать его в лагерь.

– Правильно поступаешь, – пробормотал Скавр и потянулся за туникой и штанами. – По крайней мере, Гавр дал мне поспать целую одну ночь. – Он натянул через голову тунику и плеснул в лицо холодной воды. – От кого посыльный на этот раз?

– Он сказал, что его отправил императорский… как там это правильно? В общем, ихний главный жрец. – Васпураканин сплюнул; он не питал большой любви к священнослужителям Видесса. – Если ты спросишь моего мнения, то я скажу: по мне, так пусть ждет хоть до скончания века.

Марк выбежал из палатки. Вызов от Бальзамона был почти так же важен, как вызов от самого Императора.

Скавр уже узнал жреца в голубом плаще, который поджидал его у ворот; встреча была отнюдь не из приятных.

– Что тебе нужно от меня, Саборий? – рявкнул трибун.

Помощник Бальзамона, несмотря на свой жреческий облик и бритую голову, держался как подобает солдату, которым когда-то был.

– Я должен проводить тебя к моему повелителю, – ответил он четко и посмотрел прямо в лицо Скавру. – Ты можешь держать на меня какое угодно зло, твое дело. Моя первая забота – о Его Императорском Величестве.

Марк уже остыл. Забавно, но у них с Саборием было практически одинаковое представление о долге.

Солнце уже поднялось над горизонтом, когда они вошли в Аморион. Городу изрядно досталось с той поры, как трибун видел его в последний раз. Многие дома были покрыты шрамами недавнего мятежа. Уличные бои и стычки оставили разбитые стекла. Трудно было сказать наверняка, были ли то следы бунта, начатого Скавром, или же последствия попыток уцелевших фанатиков Земарка отбросить железную лавину легионеров и хатришей. Многие здания были попросту брошены жителями; сорная трава росла у основания стен. Двери и ворота многих домов были разбиты или распахнуты настежь.

– Владельцы давно уже удрали, – сказал Саборий, перехватив взгляд Марка. – Некоторые бежали при атаке твоих солдат, другие – в страхе перед йездами или перед карой Императора.

Но кое-какие дома все еще были заселены, и там ютилось по нескольку семей. Вновь прибывшие теснились на рыночной площади, застроенной палатками и самодельными убежищами из досок и всякого хлама.

– Беженцы, спасшиеся от йездов, – пояснил Саборий.

– Их будет еще больше, когда вблизи города появится Авшар, -предсказал Марк.

– Знаю. Нам уже сейчас нелегко кормить их. Разумеется, часть беженцев снова покинет город, и баланс, таким образом, почти восстановится. -Саборий говорил с уверенностью человека, видавшего подобные вещи уже не раз.

Бальзамон жил в доме, принадлежавшем некогда Земарку, неподалеку от главного храма Амориона. Как и большинство провинциальных святынь, он был небольшой копией Собора Фоса в Видессе. Марк и Саборий прошли в тени его купола и наконец оказались у маленькой резиденции, спрятавшейся позади храма. Трибун увидел старые незатертые пятна крови на штукатурке стен.

Бальзамон сам открыл дверь.

– Добро пожаловать! Добро пожаловать! – Он радушно улыбнулся Скавру. – Нежданный друг лучше жданных двух.

На лице Патриарха показалось лукавое выражение, хорошо знакомое трибуну: Бальзамон как бы приглашал разделить с ним какую-то маленькую шалость, эдакий «секретик».

Но это, пожалуй, было единственным, что осталось от того энергичного и умного прелата, которого Марк знавал в столице. Уже тогда трибун думал, что здоровье Бальзамона пошатнулось; теперь же стало слишком очевидно, что Патриарх сдает. Он очень похудел; его любимый старый плащ болтался на нем, как на вешалке. Кожа нездорово обвисла, щеки покрылись морщинами. Патриарху пришлось опереться об дверь, чтобы удержаться на ногах, когда накатил внезапный приступ слабости.

Но несмотря на старость и болезнь, Бальзамон оставался все таким же внимательным.

Марк не сумел скрыть горечи и тревоги. Заметив это, Бальзамон засмеялся:

– Я еще не умер, друг мой. Не бойся, я протяну ровно столько, сколько потребуется. Ну что, пойдем? Входи! Нам есть, о чем поговорить.

Марк не подозревал, о чем же им разговаривать, тем более – долго… Тем не менее он сделал шаг вперед, затем остановился и обернулся. Как и прежде, Саборий встретил испытующий взгляд трибуна не мигая.

– Император знает, что ты здесь, – сказал он твердо. – Я не буду подслушивать в замочную скважину.

Скавру пришлось удовольствоваться этим.

Бальзамон посторонился, пропуская его в комнату. Патриарх со вздохом облегчения опустился на один из трех стульев с прямой спинкой. Кроме этих стульев и маленького столика, в небольшой комнатушке не было никакой мебели. Аскетическая простота составляла основу всего учения Земарка.

Марк гневно спросил:

– По какому праву Туризин вытащил тебя из Видесса? Ты же болен!

– По самому большому праву – по праву Автократора Видессиан, наместника Фоса на земле, – ответил Патриарх. Он поразил Скавра серьезностью, с которой произнес эти слова. Для видессиан императорская власть была священной. – Если уж говорить все, как есть, то он приказал мне явиться сюда, дабы покончить со схизмой Земарка. Я сделал это с огромным удовольствием. Ты сам видел, какую страшную ненависть он насаждал.

– Да, – признал трибун. – Но почему именно ты? Разве это обычное дело – посылать Патриарха из столицы проповедовать в провинциальном городе?

– Последний Патриарх, покинувший Видесс, насколько мне известно, был Пофос, и случилось это триста пятьдесят лет назад. Его отправили в Имброс с корнем вырвать вспышку ереси «весовщиков». – Усталые глаза Бальзамона засветились легкой улыбкой. – Я думаю, что сумел преизряднейше спровоцировать Императора, коль скоро он поступил со мной так же, как некогда поступили с Пофосом. – Зная, что именно вызвало гнев Туризина, Марк в замешательстве опустил голову. Бальзамон громко засмеялся. – Да спасет меня Фос, я смутил человека, сделанного из камня! Кстати, ты, человек из камня! У меня есть для тебя одно послание. Правда, немного запоздалое, но все же, думается, оно представляет для тебя некоторый интерес.

– Слушаю, – сказал Скавр. Он догадывался, от кого услышит весточку, но после хитрых намеков и шуток Бальзамона не хотел доставлять Патриарху удовольствие, показав свою тревогу.

Его напускная невозмутимость, казалось, забавляла прелата не меньше, чем ожидаемое возбуждение. Хитрым, уклончивым тоном, столь характерным для видессианина, Бальзамон сказал:

– Я, кажется, что-то говорил о камнях? Ну что ж, имеется некий человек, и он не прочь довести до твоего слуха, что некоторые камни – зеленого цвета, – вероятно, знакомые тебе, постоянно надеваются на шею упомянутого человека. И сия персона намеревается носить их до вашей следующей встречи, когда бы сия встреча ни произошла.

Пусть Саборий поломает себе над этим голову, подумал Марк. Он полагал, что помощник Бальзамона и без того знал, чем занимается его формальный «повелитель», независимо от того, подслушивал ли бывший солдат в замочную скважину. Алипия носит подарок Марка – изумрудное ожерелье. Мысль об этом ласково согрела сердце трибуна. Бальзамон понял, что сообщение дошло по адресу. Марк просто сказал:

– Спасибо. Надеюсь, что смогу ответить на это послание сам.

– Человек, который доверил его мне, тоже надеется на это. – Патриарх выдержал паузу, как бы не вполне уверенный в том, что хочет переменить тему беседы. Затем он сказал: – Тебе пришлось проделать путь куда дальше, чем до Амориона.

– Я вовсе не собирался уходить так далеко, – отозвался Скавр. – Мне это путешествие было совершенно не нужно!

Одна только мысль о том, что его понесло на запад, в Машиз, вместе с караваном Тамаспа – и именно в тот момент, когда легионеры рвались к Амориону спасать его, – одна эта мысль выводила его из себя.

– Не нужно, говоришь? Я не был бы столь в этом уверен, – заметил Бальзамон. – В молодости я искал мирской мудрости и обучался в Академии; в зрелые лета начал служить Фосу в жреческом облачении. И за все эти годы я усвоил одну истину: паутина жизни и свершений всегда больше, чем кажется мухе, которая бьется в своем маленьком углу.

– Не слишком отрадная картина.

– Разве? – невозмутимо переспросил Патриарх. И снова помедлил, прежде чем продолжать. – Я так понимаю, ты… м-м… лично имел дело с… м-м… повелителями Иезда.

– Да.

Марк не удивился тому, что у Бальзамона имелись свои источники информации. Зная видессиан, он был бы поражен не окажись их у прелата.

Скавр рассказал о своей встрече с Вулгхашем. Бальзамон выслушал вежливо, но без особого интереса. Однако как только трибун заговорил об Авшаре, весь облик Патриарха преобразился. Его глаза впились в римлянина. И Марк, и прелат позабыли о своей игре в невозмутимость. Бальзамон засыпал трибуна вопросами, точно тот был студентом на экзамене в Видессианской Академии.

Когда трибун в разговоре обмолвился о «развалинах Скопензаны», Бальзамон разом осел, точно под тяжким грузом. Внезапно Марк увидел, каким старым, больным и усталым он был. Патриарх сидел в молчании, не двигаясь, так долго, что Скавр подумал было, что старик грезит с открытыми глазами. Наконец тот произнес: