Текст книги "Мечи легиона"

Автор книги: Гарри Норман Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Марк хмыкнул. Однако толстые пальцы Патриарха нервно барабанили по колену. Бальзамон явно был расстроен.

– Хотел бы я знать, скольких людей он уничтожил с тех пор, как пришел к власти? И что я могу сделать, чтобы остановить его?

Патриарх вздохнул и сокрушенно покачал головой. Странно – огорчение Бальзамона приободрило трибуна. Было облегчением знать, что не только Марк Амелий Скавр совершает ошибки. От этого не застрахован даже такой мудрый человек, как Бальзамон.

Саборий – исполнительный, как любой солдат, – распахнул перед Скавром дверь, едва лишь трибун взялся за ручку.

* * *

Алипия Гавра села на узкой кровати и неожиданно ткнула Марка кулачком под ребро. Трибун вскрикнул.

Нежно коснувшись пальцами тяжелого ожерелья, принцесса проговорила:

– Ты просто сумасшедший. Оно такое красивое! Я с радостью носила бы его, да только вдруг меня спросят, откуда я его взяла? Как я объясню? И почему никто не видел у меня этой вещи прежде?

– Чума на твою практичность, – сказал Скавр.

Алипия засмеялась:

– Подобные речи в устах римлянина звучат, друг мой, сущим святотатством.

Трибун лениво откинулся на спину.

– Я просто подумал, что эта вещица будет красиво выглядеть на твоей груди. Особенно если на тебе больше ничего не надето.

Краска удовольствия медленно залила лицо Алипии. Принцесса краснела очень заметно; кожа у нее была бледнее, чем у большинства видессианок. Иногда Марк думал: не имела ли ее мать примеси халогайской крови? Черты лица Алипии не были такими острыми, как у ее отца или дяди, а глаза удивляли редким для видессиан зеленым цветом. Сейчас в них плясало озорство.

– Да ты просто ужасен, – произнесла она и попыталась толкнуть его еще раз. Марк увернулся и схватил ее за плечи. Это было ошибкой. Она мгновенно сжалась, перепуганная до полусмерти. Марк тотчас же выпустил ее. После Вардана Алипия не в состоянии была вытерпеть любого насилия. Внезапное движение едва не сбросило обоих с кровати.

– Вот видишь, – сказал трибун, – все эти драчки на кулачках – моя дурная привычка. Тебе не стоило перенимать ее. Гляди, что получилось.

– Я люблю делать все, что делаешь ты, – ответила она серьезно.

Эти простые слова ошеломили его, как случалось уже нередко. Хелвис всегда чуть ли не силой вынуждала Марка привыкать к ее обычаям. Хелвис не желала считаться с обыкновениями своего мужа, не считала нужным уступать даже в малости. А Алипия старалась ему подражать…

За открытыми ставнями слышалось кудахтанье куриц. Стояла теплая погода. Свежий воздух врывался в комнату на втором этаже маленькой гостиницы. Марк видел отсюда величавую громаду Собора.

Однажды зимой Скавр встретился в этой таверне с Алипией, и с тех пор всякий раз, когда считалось, будто принцесса посещает Патриарха, комнатка на втором этаже ожидала посетителей. Вряд ли хозяин гостиницы – его звали Аэций – узнал принцессу Алипию Гавру. В любом случае серебро смывает ненужные воспоминания лучше, чем вино.

Алипия произнесла:

– Мне на самом деле пора к Бальзамону. Тогда ни меня, ни его не поймают на лжи.

– Иди, раз должна, – проворчал Марк. Он наслаждался каждым мгновением, проведенным в ее обществе, и никогда не был уверен в том, что сегодняшнее свидание – не последнее.

Словно прочитав мысли Марка, Алипия прижалась к нему и заплакала.

– О Марк, что же нам делать? Рано или поздно Туризин узнает, и тогда… – Она оборвала себя на полуслове, не желая даже и думать об этом «тогда».

Туризин, человек честный, но вспыльчивый, бывал весьма короток на расправу, коль скоро усматривал в чем-либо угрозу своему трону. Вряд ли можно винить его за это – за два с половиной года правления младшего Гавра Империю непрерывно сотрясали мятежи и усобицы. И Скавр сам поддержал бы Туризина, если бы подозрения касались кого-нибудь другого.

– Хотел бы я, чтобы твой дядя наконец женился и породил наследника, -сказал Марк с легкой обидой. – Тогда он куда меньше беспокоился бы о тебе.

Алипия резко тряхнула головой.

– О, тогда я буду в полной безопасности. Меня всего лишь сделают почтенной супругой одного из его приближенных. Сейчас он не осмеливается выдать меня замуж просто потому, что опасается моего будущего мужа. А как только у него появится семья, я превращусь в одну из статей дохода. Мне придется связать его с одним из богатых и знатных семейств Империи. -Алипия уставилась в пустоту невидящими глазами. – А я скорее умру, чем лягу в постель с мужчиной, которого выбрала не сама.

Скавр не сомневался в том, что это не пустые слова. Он нежно погладил ее по спине.

– Если бы я был видессианином, – проговорил он.

Одна только мысль о том, что принцесса из императорской семьи может быть отдана в жены офицеру-наемнику, была выше понимания высокомерного Видесса.

– Желания, желания, желания… – проговорила Алипия. – Что в них толку? Если мы решимся продолжать наши встречи, опасность будет только возрастать. Один Фос знает, когда мы избавимся от этого кошмара и выйдем ли мы победителями из этой борьбы…

Трибун уставился на нее. В Видессе никогда не знаешь наверняка, где заканчиваются совпадения и начинаются чудеса.

– Бальзамон говорил мне слово в слово то же самое, – медленно произнес он. Под требовательным, внимательным взглядом Алипии Марк рассказал о том, как Бальзамон вдруг начал пророчествовать.

Когда Марк закончил рассказ, Алипия побледнела. Руки у нее затряслись. Погрузившись в гнетущее молчание, принцесса сидела неподвижно. Марку пришлось окликнуть ее несколько раз, прежде чем она наконец ответила:

– Однажды я видела его таким… Он глядел на меня так, словно видел насквозь, словно читал в душе, как в книге…

– Когда?

– Только один раз. Но я знаю, что этот транс поражал его и впоследствии. «Дар Фоса» – так он называет его. Мне кажется, «проклятие» было бы более подходящим определением. Бальзамон разговаривал со мной об этом несколько раз. Представь себе только, как он мне доверяет, если решил поделиться столь тяжелой ношей! За всю мою жизнь я не получала более лестного комплимента. Ты угадал верно, милый Марк. – Она коснулась его руки. – Иногда он предполагает, что наделен даром ясновидения. Но все, что ему дано видеть, – это гибель и отчаяние.

Римлянин тихонько присвистнул сквозь зубы.

– Да, это – проклятие. Особенно тяжкое для такого жизнелюбивого человека, как Бальзамон. Знать, что беда неспешно движется к роковой развязке… Смотреть на нее безмолвно, не дрогнув… Какое мужество!

Лицо Алипии отражало тревогу и страх.

– Когда ты видела его таким в последний раз? – снова спросил Марк.

– Он навещал моего отца перед началом похода на Марагху. Как всегда, они спорили, обменивались колкостями, шутили… Ты помнишь, как это между ними случалось. Наконец словесные стрелы иссякли, Бальзамон собрался уходить. И вдруг его плечи зримо пригнулись под тяжестью неожиданного выплеска ясновидения. Словно вся печаль мира рухнула на них! Бальзамон стоял неподвижно. Мой отец и я – мы пытались посадить его в кресло, думая, что ему стало плохо. Но он повернулся к моему отцу и уверенно произнес одно лишь слово…

– Какое?

– «Прощай». – Голос Алипии хорошо передал знающую интонацию пророка. Жуткое предчувствие, прозвучавшее в нем, на миг оледенило сердце римлянина. – Никто из нас не усомнился, что то – не обычные слова прощания. Мой отец и Бальзамон пытались скрыть тревогу, но утешительные слова звучали ложью. Я никогда не видела Бальзамона таким усталым, как на той проповеди в Соборе…

– Я помню это! – сказал Марк. – Я ведь был там с другими офицерами. Меня немного обеспокоил вид Патриарха. Да и вообще мне казалось, что мы заслужили лучшего напутствия. Полагаю, нам повезло, что мы вообще его получили.

– А теперь он видит опасность, угрожающую тебе, – продолжала Алипия тихим голосом. – Я должна оставить тебя. Клянусь, я уйду, прежде чем позволю себе навлечь на тебя гибель!

Но вместо этого она прижалась к нему всем телом.

– Никогда не поверю, что разлука может иметь смысл. Никогда! Что бы ни говорил несчастный старик, – сказал Скавр. – Чему быть, того не миновать.

Стоицизм, однако, оказался куда худшим лекарством для Алипии, нежели обычный поцелуй. Они опустились на кровать. Старая лежанка тихо вздохнула под их тяжестью. Через несколько минут Алипия протянула руку, коснулась ладонью щеки Марка и улыбнулась.

– А ты упрямец! – произнесла она с нежностью. В стране, где бороды носили решительно все, трибун все еще придерживался римских обычаев и ежедневно брился. Алипия прижала его голову к своей груди. – Как я могла даже подумать о том, чтобы оставить тебя? Но как я могу остаться? Я не должна подвергать тебя опасности!

– Я люблю тебя, – ответил Марк. Он держал ее в объятиях так долго, пока она судорожно не перевела дыхания. Он сказал правду – но не ответил на ее вопрос. И хорошо знал это.

– Я тоже люблю тебя. Для нас обоих было бы куда безопаснее, если бы этого не случилось. – Алипия бросила беглый взгляд в окно и грустно вздохнула, заметив, как удлинились тени. – Пусти меня, милый. Мне действительно пора идти.

Марк отодвинулся. Он с восхищением смотрел на ее стройное худенькое тело. Алипия надела длинное платье из мягкой золотистой шерсти. Геометрические узоры подчеркивали плавные линии талии и бедер.

– Оно тебе так идет, – сказал Марк.

– Записался в придворные? – Она улыбнулась, завязала сандалии, поправила волосы – прямые и короткие. – Какая удача, что я не ношу эти ужасные завитушки, которые сейчас в моде. Их куда труднее приводить в порядок.

Набросив на плечи льняную шаль, украшенную цветами и бабочками, Алипия пошла к двери.

– Сними ожерелье, – нехотя напомнил Марк. Он тоже встал с кровати и, набросив тунику, застегивал ее на плече пряжкой.

Марк уже протянул руку к ожерелью, но Алипия остановила его.

– Пусть Бальзамон посмотрит, прежде чем я спрячу. В конце концов, у меня не будет другой возможности продемонстрировать ему твой подарок… и твои безумства.

Марк почувствовал, как его лицо расплывается в счастливой улыбке. Не слишком-то много добрых слов выпадало на его долю с тех пор, как они с Хелвис начали ссориться. Алипия изумленно распахнула глаза, когда он снова поцеловал ее.

– Ну?! – гневно вымолвила она. – Еще один такой поцелуй – и Бальзамон не захочет даже глядеть на меня!

– О, это слишком опасно, – сказал Марк, призвав на помощь остатки своей знаменитой римской практичности. Алипия снова пошла к двери. Что-то брякнуло в ее сумочке. Марк засмеялся:

– Держу пари, у тебя там восковые таблички. Как звали этого бедолагу, о котором говорил Патриарх? Ионнакий Второй?

– Третий. Второй уже триста пятьдесят лет как лежит в могиле. -Алипия была совершенно серьезна. Историческая наука приучила ее к точности и терпению. Когда Скавр встретился с ней глазами, она добавила: -Удовольствия бывают разными, знаешь ли.

– Не извиняйся, – быстро ответил Скавр. У него не было оснований неприязненно относиться к ее научным трудам. Если бы не цепкий, острый ум принцессы, если бы не ее умение подмечать мельчайшие детали и использовать их, им не удалась бы и половина их и без того редких встреч. Не говоря уж о том, что, скорее всего, их связь давным-давно была бы уже обнаружена.

– Я и не думала извиняться. – Голос Алипии сразу стал ледяным. Она терпеть не могла, когда к ее работе относились легкомысленно.

– Я не об этом, – мягко сказал Марк и увидел, что она сразу расслабилась. – Может, тебе было бы любопытно обменяться записями с моим другом Горгидом? Он привезет немало интересного, когда посольство вернется из степей…

Скавр назвал имя Горгида и ощутил внезапный укол одиночества. Что поделывает сейчас грек? Несмотря на многочисленные колючки, которыми Горгид старательно себя украшал, грек был тем, кого Гомер именовал «другом человечества».

Многие видессиане презрительно нахмурились бы при одной только мысли о том, что могли чему-то научиться у чужеземца. Но Алипия живо отозвалась:

– Ты как-то говорил мне, что в вашем мире тоже пишут исторические книги. Как драгоценно было бы для меня узнать совершенно другой взгляд на жизнь, на искусство! Боюсь, мы здесь, в Видессе, слишком долго копировали друг друга. – Она снова посмотрела в окно и скорчила раздраженную гримаску. – А теперь я ухожу. В третий раз. И окончательный. Ни слова больше. Я действительно должна идти.

Она обняла его и крепко, быстро поцеловала, после чего закрыла за собой дверь.

Марк еще оставался в комнате. Они никогда не выходили вместе. Гостиница была расположена очень удобно – совсем рядом с резиденцией Патриарха. Отчасти это уменьшало опасность. Хозяин же, когда ему хорошо платили, не задавал лишних вопросов.

Чтобы убить время, трибун спустился в пивной зал и заказал кувшинчик эля; иной раз он предпочитал эль более сладкому и густому видессианскому вину. Аэций протянул трибуну кувшин и высокую, обтянутую потертой кожей кружку. Поглядел понимающе. Римлянин ответил каменным взглядом. Аэций хмыкнул и, бормоча под нос, отправился обслуживать другого посетителя.

Рано утром, когда Скавр входил в гостиницу, пивная была пуста; теперь же здесь было полно народу. У Аэция собирались простые люди – маляры с пятнами краски на одежде, булочники с мучной пылью на фартуках, сапожники, плотники, портные, парикмахер с завитой, покрытой воском бородой, какой-то мужчина весьма женственного вида – вероятно, служащий бани. Многие из этих людей были завсегдатаями пивной. Завидев знакомых, они шумно обменивались приветствиями.

Служанка возмущенно взвизгнула, когда щеголь-парикмахер ущипнул ее за зад. Один из маляров, осушив гигантскую кружку, затянул песню. Полтаверны подхватило припев, известный даже Марку: «Вино пьянит, пьянит себя, но мы пьяней, пьяней вина!»

Скавр прикончил свой эль и начал пробираться к выходу сквозь прибывающую толпу. Краем уха он уловил, как один из посетителей говорит своему соседу:

– Что делает здесь этот грязный чужеземец?

Но внушительный рост Скавра и длинный галльский меч, висевший у него на левом бедре, обеспечили ему полную безопасность. В таверне не нашлось ни одного гуляки, который решился бы открыто бросить вызов рослому, хорошо вооруженному воину.

Большие золотые шары на шпилях Собора отражали багровый свет заката. Марк направился в сторону Срединной улицы. Он шел медленно. Извилистые улочки были полны народу. Непрерывным потоком двигались люди – пешие и на мулах, в портшезах, на конях и ослах, в повозках и колесницах, запряженных четверкой или шестеркой коней; телеги, тачки, полные овощей, фруктов, зерна… Кричали животные, погонщики бранились и замахивались кнутами, борта телег цеплялись за стены домов, колеса громко скрипели.

– Что ж, продолжай в том же духе. Тогда я тоже сделаю вид, будто знать тебя не знаю, – возмущенно сказал кто-то на ухо трибуну.

Скавр резко повернулся.

– А, Тасо. Привет. Прости. Я действительно тебя не заметил.

– Да, конечно. Косматая бороденка делает меня прямо-таки невидимкой. – Посол Хатриша фыркнул. Маленький, похожий на птицу, Тасо Ван выглядел бы истинным видессианином, если бы не борода, падавшая на его грудь неопрятной копной. Ван охотно подравнивал бы ее, как это делают имперцы, но каган Хатриша настаивал на соблюдении традиций. Правители Хатриша вели свое происхождение от хаморов, а те не утруждали себя посещением парикмахерских. Правда, хаморы-завоеватели за восемьсот лет изрядно смешались в Хатрише с местным населением, однако подобные мелочи не дозволялось принимать в расчет, коль скоро речь идет о суровых воинских традициях.

Ван по-воробьиному склонил голову на плечо.

– Похоже, ты нечасто выбирался из своей норы. Ну что, Туризин снял тебя с крючка? – осведомился Тасо с хитринкой в глазах.

– Можно сказать и так, – ответил трибун.

Что бы такое наплести хатришу, чтобы вернее скрыть правду? В любом случае вворачивать вранье надлежит очень осмотрительно; бухнуть Тасо Вану какую-нибудь выдумку ни в коем случае нельзя – посол распознает ложь мгновенно. А поскольку в подобных делах Тасо Вана отличала веселая циничность, он не сходя с места назовет Марка лжецом.

Однако персона Марка, похоже, сегодня не слишком занимала Вана; у маленького хатриша было полно новостей.

– Если бы мы с тобой не встретились случайно, мне пришлось бы навестить тебя через денек-другой.

– Ты для меня – всегда желанный гость.

– Всегда надоедливый гость, ты хотел сказать, – усмехнулся хатриш,

Марк принялся возражать, причем вполне искренне. Тасо Ван нравился римлянину. Веселая откровенность хатриша была для него просто глотком свежей воды после тухлятины недомолвок и намеков, с помощью которых замысловато и сложно общались видессиане.

Однако несмотря на свою знаменитую откровенность, даже Ван заколебался, прежде чем начать разговор.

– У меня есть весточки из Метепонта, если ты хочешь их слышать.

Скавр сжался, как пружина.

– Весточки? – переспросил он, стараясь по возможности говорить ровным голосом. Метепонт находился на западном побережье княжества Намдален. Город, где сейчас жила Хелвис. Ее родной город. Вздохнув, трибун проговорил: -Рассказывай! Лучше мне узнать это от тебя, чем от кого-нибудь другого.

– Благодарю. – Выражение замешательства, проступившее на лице Тасо Вана, было для хатриша весьма необычным. – Знаешь ли, у тебя в Метепонте есть теперь дочь. Мои новости устарели на пару недель, но из того, что я знаю, могу сказать: и мать, и ребенок вполне здоровы. Хелвис назвала девочку Амелией. Это не намдаленское имя.

– Римское, – рассеянно сказал Марк. Разумеется, хатриш не помнил всех имен трибуна; Ван слышал их на приеме два года назад и с тех пор наверняка прочно позабыл. Возможно, Хелвис желала посыпать солью душевные раны своего бывшего мужа. А может быть, имя девочки было своего рода просьбой простить ее… Марк покачал головой. Амелия. Дочь, которую он никогда не увидит.

– От кого ты узнал?

– Угадай с трех раз! Разумеется, от барона Дракса. Старина Дракс снова набирает наемников – надо же ему пополнить отряд, который ты покрошил в прошлом году. Кстати, у барона нашлось словечко и для тебя. Он говорит, что очень хотел бы видеть тебя на своей стороне. Ты получишь от него достаточно золота, чтобы не жалеть о перемене хозяина.

С хорошо рассчитанным презрением Скавр сплюнул в щель между булыжниками мостовой:

– Он просто дурак, если ему в голову приходят подобные мысли. Любой, кто предал однажды, предаст и вторично.

Эта мрачная тирада заставила Вана засмеяться:

– А еще он сказал, что ты именно так и ответишь. Оторви подбородок от груди и улыбнись, наконец.

Но Марк все еще хмурился. Дракс до сих пор не оставил надежды оторвать трибуна от Видесса. С барона станется направить какое-нибудь змеиное послание Туризину, чтобы подозрения Императора довели дело Дракса до конца и выдавили Скавра из Империи. Многие намдалени подражали видессианским обычаям, однако барон Дракс даст фору любому имперцу в искусстве вести двойную игру.

Скавр медленно потряс головой. Прошлое, похоже, продолжало жалить его.

– А, гляди-ка, кто к нам идет! – Тасо Ван хлопнул трибуна по спине. – Любимчик видессиан, гордость офицерского корпуса!

Трибун обернулся, чтобы посмотреть, кто это удостоился столь иронического комплимента, – и хрипло засмеялся. Примерно в ста метрах от них, скрываясь за тележкой, груженной яблоками, маячил Провк Марзофл. Кавалерист взглянул на чужеземцев так, словно хотел испепелить их презрением. Тасо махнул ему рукой. Марзофл нехотя вышел из своего укрытия.

Маленький хатриш отвесил ему изысканно вежливый поклон.

– О, добрый вечер, ваша светлость. Я вижу, вы гуляете по трущобам?

Сегодня Марзофл сменил щегольскую разноцветную одежду на подержанную домотканую тунику и потертые штаны, заправленные в сбитые сапоги. Однако, вырядившись бедняком, он забыл оставить дома свою непробиваемую самоуверенность.

Смерив Вана взглядом с ног до головы, офицер ответил:

– Если ты уж так хочешь знать, чужеземец, я надеялся сбить таким образом цену на одну шлюшку.

Марк не ожидал от кавалериста такой изворотливости.

– Ну а вы двое, – продолжал видессианин, – чем тут занимаетесь? Небось строите козни?

– Скорее разрушаем их, насколько в наших силах, – ответил Скавр. Он передал Марзофлу новости, которые Тасо получил от Дракса, и добавил: – Ты часто видишься с Автократором. Сообщи ему обо всем. Ведь он прислушивается к тебе.

Марзофл даже не заметил ядовитой насмешки, хотя Тасо Вана внезапно одолело удушье. Марку даже пришлось хлопнуть хатриша по спине.

Наблюдать за потугами кавалериста быть благосклонным само по себе было достаточно смешно, хотя, на взгляд Марка, противник слишком быстро оправился от замешательства. Скавр рассчитывал на несколько неловких минут, а вместо того получил несколько благодарных фраз.

– У вас есть еще что-нибудь для меня? – спросил Марзофл важно – как будто Скавр и Ван подошли к нему с докладом. Они молчали. Офицер коротко кивнул: – В таком случае – приятного вам вечера.

Он двинулся по улице с таким видом, будто чужеземцев для него вообще не существовало. Тасо заорал ему в спину:

– Так ты нашел эту шлюшку?

Марзофл подскочил от неожиданности.

– А? – Затем он пришел в себя и хмуро ответил: – Нет. Я опоздал. Какой-то оборванец уже строил с ней шашни. Слишком много чести для этой потаскухи. – Он неприятно хмыкнул. – Да я больше так, из любопытства. Для жизненного опыта.

И ушел, неловко ступая в стоптанных сапогах.

– Самолюбивый ублюдок, – высказался Марк, едва Марзофл отошел на достаточное расстояние.

– Да уж. Точнее не скажешь. – Тасо издал неприятный смешок, ловко передразнив кавалериста. – Как большинство людей подобного сорта, он удовлетворяется очень немногим. – Хатриш дернул Скавра за рукав. – Пойдем со мной. Пошли! У тебя как, в кошельке звякает или сегодня ты пуст? Ну все равно, поставлю за тебя. Я люблю играть в кости в доме у одного намдалени. Он тут торгует оловом. Знаешь, островитяне обожают азартные игры. Кроме того, у старика Фредниса великолепная кухня. Попробуешь его копченых устриц – на языке тают! А спаржа в винном соусе с вареными креветками!.. – Ван облизнулся, как кот, почуявший сметану.

Римлянин виновато похлопал себя по животу. Бесконечные недели, проведенные за письменным столом, оставили печальный след: Марк начал полнеть. В конце концов, решил Скавр, никто ведь не заставит его есть много.

– Почему бы и нет? – сказал он хатришу.

* * *

Спотыкаясь в темноте, Скавр поднимался по каменным ступеням в свою маленькую комнатку в чиновничьих апартаментах. Коридоры и залы, днем полные шумных посетителей, сейчас были пусты и отзывались гулким эхом на стук его сапог. Марк все еще слышал громкое пение Тасо Вана. Хатриш брел, покачиваясь, к посольским палатам.

Тасо не соврал, вяло подумал трибун. Фреднис-намдалени не скупился на еду и питье для своих гостей. Да и игра в кости оказалась удачной. С десяток золотых весело позванивали в поясе Скавра.

Коридор был слабо освещен бледными полосами лунного света, сочившегося сквозь узкие окна. Скавр внимательно считал двери. Большинство комнат в этом крыле палат – кладовые.

А вот и комната Скавра. Желтая, как масло, полоска света струилась из-под двери… Рука Марка легла на рукоять меча. Как можно тише он вытащил клинок из ножен. Кто бы ни был тот, кто прячется за дверью, – вор? шпион? убийца? – он пожалеет о вторжении.

Первая мысль Марка была об Авшаре, но символы друидов на галльском клинке оставались холодными. Когда в действие вступала магия, они начинали переливаться золотистым огнем.

Что ж, в таком случае Скавра ожидает всего лишь человек.

Марк резко толкнул дверь и прыгнул в комнату.

– Кто?! – заревел он и вдруг поперхнулся.

С мечом в руках в боевой позиции за кроватью трибуна стоял Гай Филипп. Старший центурион никогда не рисковал понапрасну и именно поэтому дожил до седых волос.

Отсалютовав Скавру мечом. Гай Филипп заметил:

– Я жду тебя довольно долго. Уже далеко за полночь.

– Что ты здесь делаешь?

Марк крепко пожал ему руку. Только ощутив прикосновение мозолистой лапы старого друга, Скавр убедился в том, что перед ним не видение, вызванное вином Фредниса.

– Отдыхаю. Вернее, отдыхал, пока ты не появился, – ответил ветеран, ухмыляясь при виде замешательства трибуна.

Гай Филипп сказал сущую правду. В углу валялись его сапоги. Похоже, старший центурион до прихода Марка со всеми удобствами располагался на кровати трибуна, потягивая винцо. Пустой кувшин, лежавший у изголовья, свидетельствовал о том, что Гай Филипп не терял времени даром.

– А помимо этого?

Марк улыбался – он снова слышал звучную латинскую речь, от которой отвык за целую зиму. Гай Филипп был истинным римлянином во всех отношениях – храбрым, практичным, не обладающим слишком богатым воображением и достаточно упрямым, чтобы одолеть любое препятствие. Присутствие старшего центуриона в столице было логическим следствием именно этого последнего качества.

– Твои проклятые чинуши не прислали нашим ребятам ни единого золотого за последние два месяца. И если легионеры не увидят этих гребаных денег в ближайшие дни, они начнут грабить пригороды Гарсавры. Дисциплина покатится к едрене матери – как легко догадаться.

Став наемниками, легионеры вели себя куда свободнее, чем в Риме, где их связывала мощная римская военная традиция. Но именно то, что еще оставалось в легионе от этой традиции, и делало подразделение Скавра столь эффективным в Империи, где почти вся пехота представляла собой беспорядочный сброд. Неуплата жалованья была наилучшим топливом для бунта.

– Почему ты не написал мне? – спросил трибун.

– Во-первых, проклятые грунтовые дороги! Пойдешь – утонешь по самые помидоры. Сам понимаешь – какой нарочный проедет по такой грязи? Во-вторых… Ну, я не мастак писать… Да и не люблю я этого дела. Кроме того… – Гай Филипп крепко стиснул челюсти, собираясь с силами. Он явно готовился перейти к сути дела. – Если хочешь чего-нибудь добиться, лучше явиться самому. Покажи мне эту чернильную душу, которая занимается нашим жалованьем. Я лично откручу ему яйца. Если проклятые имперцы хотят нанимать солдат, то лучше бы они относились к нам как положено. Один из них скоро запомнит это на всю жизнь.

Скавр знал, кто этот провинившийся бюрократ. Марк тихонько вздохнул от удовольствия, предвкушая отличное зрелище.

– Я покажу его тебе, – обещал он Гаю Филиппу. – Только я хочу посмотреть, что ты с ним сделаешь.

– Справедливо, – отозвался Гай Филипп.

Он обвел взглядом крошечную комнатушку, где обитал Скавр. Там почти не было мебели – за исключением кровати, кресла, служившего одновременно подставкой для лампы, и изрядно побитого сундучка из сосновой древесины с вырезанной на крышке скабрезной сценкой.

– Я думал, ты живешь лучше, – заметил Гай Филипп. – Если Туризин держит тебя в черном теле, то, думаю, лучше бы тебе вернуться к нам. Кстати, когда ты возвращаешься в легион?

Марк беспомощно развел руками.

– Все далеко не так просто. С тех пор как Дракс улизнул, я не в слишком большом фаворе.

– А! Это… – с отвращением отозвался Гай Филипп. Конечно, он был в курсе событий. Легионеры, которых Скавр немедленно отослал назад после того, как барон Дракс бежал, принесли в Гарсавру все новости.

Поколебавшись, старший центурион позволил себе выразить сочувствие, облекая его в следующую форму:

– Чтоб чума забрала эту коварную сучку.

Скавр оказался в ловушке. Он был благодарен другу за понимание и вместе с тем испытывал странное желание защитить Хелвис. Поэтому Марк просто промолчал.

После нескольких неловких минут Гай Филипп удачно сменил тему разговора.

– Ребята без тебя скучают. Просили передать тебе самые наилучшие пожелания.

– Правда? – Марк был тронут. – Приятно слышать. – Неожиданная мысль мелькнула у него в голове: – А кто сейчас командует манипулами?

– Ну, тебя там нет… А Юний Блез… м-м… скончался… – Гай Филипп постарался проскочить эту скользкую тему как можно быстрее, поскольку младшего центуриона убила Хелвис. – Ну… Я повысил в звании Секста Муниция, теперь он – младший центурион. – Марк вопросительно поднял левую бровь. Гай Филипп добавил: – Знаю, он немного молод. Но в звании младшего офицера проявляет себя неплохо. Усердный, трудолюбивый парень. Отнюдь не глуп. И достаточно крепок, чтобы выбить дурь из любого, кто отвечает ему грубостью.

– Ну хорошо, хорошо. Я уверен, ты и без меня разбираешься, как поступать.

Старший центурион прослужил в легионах более тридцати лет и, уж конечно, лучше Скавра мог оценить качества своих солдат. Трибун был, в свою очередь, достаточно умен, чтобы понимать это.

– А как откосятся к Муницию другие командиры?

С тех пор как легион оказался в Видессе, в отряде появилось много новичков из местных солдат. Возможно, Гай Филипп мог не заметить, что видессиане не приняли Муниция. Но ответ старшего центуриона показал, что и эту проблему он обдумывал.

– Гагик неплохо ладит с ним.

Гагик Багратони командовал отрядом из двухсот васпуракан, который был преобразован в двойную манипулу.

Следующая фраза Гая Филиппа еще больше ободрила Марка:

– Муниций не настолько горд, чтобы не спрашивать совета у Багратони.

– Отлично, – сказал трибун. – Кстати, я рад, что в свое время у меня хватало ума поступать точно так же с тобой.

Сейчас Марк превратился в неплохого командира, но в армии Цезаря он был поначалу зеленым новичком – скорее политическим выдвиженцем, нежели военным, – и почти во всем зависел от своего старшего центуриона.

Гай Филипп хмыкнул с довольным видом.

– Как поживает Зеприн Красный? – спросил Марк.

– Все еще хочет оставаться рядовым бойцом. Что очень обидно, -ответил ветеран.

Марк покачал головой:

– Он неплохой солдат, но куда охотнее я увидел бы его в роли офицера.

Великан-халогай Зеприн Красный некогда командовал императорской гвардией Маврикия Гавра. Император и гвардия погибли в жестокой сече. Зеприн не уставал винить себя за то, что не пал рядом со своим повелителем, и наотрез отказывался принимать офицерское звание. Отныне он не желал подвергать опасности никого, кроме самого себя.

– А Пакимер? – продолжал спрашивать Скавр.

Гай Филипп смешливо фыркнул:

– Пакимер остается Пакимером.

Оба римлянина, усмехаясь, переглянулись. Отряд легкой кавалерии Лаона Пакимера не состоял непосредственно под командой Скавра; однако хатриши и легионеры несли службу плечом к плечу – так повелось со времен Марагхи. Легкомысленный стиль Пакимера выводил из себя методичного старшего центуриона. Но как бы небрежно ни делал свое дело Пакимер, результаты – на удивление – получались хорошие.

– Что еще я хотел сказать? – пробормотал Гай Филипп, рассеянно почесывая шрам на правом локте; левая рука, защищенная в бою щитом, шрамов почти не имела. Затем лицо старшего центуриона просветлело. – Ах да! Теперь у нас двое новых оптио: Пулион и Ворен.