Текст книги "Острова в море (ЛП)"

Автор книги: Гарри Норман Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Никита повернулся к Джелаль ад-Дину:

– Верно ли я услышал, что ты зовешься «эс-Стамбули»?

– Верно, – гордо ответил араб.

– Как это странно, – пробормотал Никита. – Может быть, Бог даст мне шанс отомстить за падение Царя Городов.

Он сказал это так, как будто войска халифа взяли Константинополь только вчера, а не задолго до его рождения. Заметив удивление Джелаль ад-Дина, Павел сказал:

– Никита – сын Анны, дочери Льва.

– Вот как? – Джелаль ад-Дин оставался вежлив, но слова Павла ничего для него не значили. – А я – сын Зейнаб, дочери Муина ибн Абд аль-Ваххаба. И что же?

– Да, но при всем моем искреннем уважении к твоему блистательному деду, он никогда не носил титул "Василевс тон Ромайон" – "Император Римлян".

– Тот самый Лев! – ударил себя по лбу Джелаль ад-Дин. Он кивнул Никите: – Твой дед, о почтеннейший, был сам шайтан. Он бился с нами до последнего, и отправил немало храбрых юношей в рай до срока.

Никита насупил темные брови. Его бритая макушка резко контрастировала с густыми бровями и обьемистой бородой, которая покрывала его щеки почти до самых глаз.

– Ты говоришь: «немало». А я бы сказал: "слишком мало".

– Конечно, ты бы это сказал, – согласился Джелаль ад-Дин. – Побей нас Лев, ты бы сам сейчас мог быть римским императором. Но в Константинополе правит Абд ар-Рахман, повелитель верных, а ты – священник на чужбине. На все воля Аллаха.

– Выходит, что так, – сказал Никита. – Но как Лев боролся с вами до последнего, так и я сделаю все, что смогу. Болгары не должны пасть жертвой ваших лживых поверий. Это было бы слишком тяжелым ударом для всего христианского мира. Это положило бы конец всем надеждам на дальнейшее распространение нашей веры.

Никита и впрямь рассуждает по-императорски, подумал Джелаль ад-Дин. В отличие от своих товарищей-христиан, Никита был весьма дальновиден. Он показал это и во время диспута, указав на проблемы, которые возникнут перед болгарами, если они останутся язычниками. Опасный враг. Папа Константин послал в Плиску лучших людей, которые у него были.

Но хватит ли ему этого… Джелаль ад-Дин пожал плечами.

– На все воля Аллаха, – повторил он.

– И Телерига, – сказал Павел. Когда Джелаль ад-Дин посмотрел на него с удивлением, монах продолжил: – Конечно, Телериг тоже в руках Божьих. Но мы не можем повлиять на Бога. А на Телерига – пожалуй, можем.

– Это верно, – признал Джелаль ад-Дин.

* * *

– Неизвестно, как долго весь этот спор будет продолжаться, – сказал Телериг, когда христианское и мусульманское посольства снова предстали перед ним.

Он заговорил с Драгомиром на своем языке. Мажордом кивнул и умчался. Через пару секунд слуги внесли скамьи и поставили их перед троном Телерига.

– Садитесь, – приказал хан. – Раз уж такие дела, можете устроиться поудобнее.

– Как именно мы будем спорить? – спросил Джелаль ад-Дин. Он предпочел бы, чтобы у скамьи была спинка – это облегчило бы нагрузку для его старых костей. Но он был слишком горд, чтобы просить стул.

– Расскажи мне о своем едином боге, – сказал Телериг. – Ты говоришь, что и вы, и христиане ему поклоняетесь, но верите в него по-разному. Скажи мне, в чем именно разница, чтобы я мог сделать выбор между вашими верами.

Джелаль ад-Дин сделал над собой усилие, чтобы не улыбнуться. Он задал свой вопрос для того, чтобы начать первым. Пусть христианине ему отвечают. Он начал с того, с чего начал бы любой мусульманин, с шахады, признания веры:

– Ла илляха илль Алла: Мухаммадун расуль улла. Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед – пророк Его. Поверь в это, великолепный хан, и ты станешь мусульманином. Конечно, это не все, но именно в этом суть.

– В этом также и ложь, – резко перебил его Феодор. – Высокочтимый хан, книги Ветхого Завета, написанные за века до того, как Сын Божий обрел плоть, предсказали Его пришествие. Ни в Ветхом, ни в Новом Завете нет ни слова об арабском шарлатане, который измыслил свое ложное кредо, ибо из него не получился даже погонщик верблюдов.

– В христианской священной книге нет пророчества о Мухаммеде, потому что его намеренно замолчали, – ответил ударом на удар Джелаль ад-Дин. – Вот почему Бог дал Мухаммеду его дар, как печать пророчества.

– Печать мошенничества – это ближе к истине, – сказал Феодор. – Иисус Христос, единственный Сын Божий, сказал, что эпоха пророков закончилась с Иоанном Крестителем, но лжепророки будут появляться и впредь. Мухаммед жил через несколько веков после Иоанна и Иисуса, так что он не может не быть обманом, посланным дьяволом, чтобы отправить человечество в ад.

– Иисус – никакой не Сын Божий. Бог един, а не трое, как хотелось бы христианам, – сказал Джелаль ад-Дин. – Сам Бог говорит в Коране: "Скажи: "Он – Аллах – един"". Христиане добавляют к единому Богу других – так называемых Сына и Духа Святого. Но если Богов трое, то почему не четверо, не пятеро, не еще больше? Глупость! И как это Бог мог уместиться в чреве женщины и родиться, как человек? Еще большая глупость!

И снова вызов принял Феодор. Несмотря на горячность, он свое дело знал:

– Бог всемогущ. Отрицать возможность Воплощения – значит, отрицать это всемогущество.

– Этот священник ловок как змея, – шепнул Джелаль ад-Дину Дауд ибн Зубайр. Старший мусульманин кивнул, нахмурившись. Он не вполне был уверен, как ответить на последний выпад Феодора. Кто он был такой, чтобы говорить, что Аллах может и чего не может?

Телериг прервал его неловкое молчание, спросив:

– Так вы, арабы, отрицаете, что Иисус – сын вашего единого бога, а?

– Мы отрицаем это, – твердо сказал Джелаль ад-Дин.

– А кто же он тогда? – спросил хан.

– Аллах велит нам не молиться никому, кроме него самого. Так как же у него может быть сын? Иисус был святым человеком и пророком, но не более того. Поскольку христиане изолгали его слова, Аллах вдохновил Мухаммеда на новое изложение истины.

– Но может ли пророк воскреснуть из мертвых на третий день, как это сделал Божий Сын? – фыркнул Феодор, театрально хлопнув себя по лбу. – Чудеса, которые творил Христос, засвидетельствованы и записаны. А какие чудеса творил Мухаммед? Никаких, потому что не мог.

– Он долетел до Иерусалима за одну ночь, – отпарировал Джелаль ад-Дин, – как сказало в Коране, то есть записано, – уточнил он подчеркнуто. – А распятие и воскресение – это все басни. Ни один человек не может воскреснуть из мертвых, так что Иисуса с креста просто сняли.

– По тебе, богохульник, сатана в аду плачет, – прошипел Феодор, – Христос врачевал больных, воскрешал мертвых, останавливал ветер и дождь. Любой, кто отрицает Его, теряет всякую надежду на рай, и за свой грех заслуживает вечные муки.

– Нет, таков удел тех, кто обращает Одного в Троих, – сказал Джелаль ад-Дин. – Ты…

– Подождите-ка, вы оба, – Телериг поднял руку. Болгарский хан, подумал Джелаль ад-Дин, был не столько просвещен, сколько поражен услышанными аргументами. Араб понял, что он скорее бранился с Феодором, чем наставлял хана на путь истинный. Телериг продожил: – Я не могу найти истину в том, что вы говорите, поскольку каждый из вас называет другого лжецом, и каждая из ваших книг делает то же самое. Это мне нисколько не помогает. Лучше скажите мне, что я и мой народ должны делать, если мы будем исповедовать ту или иную веру.

– Если ты выберешь арабское ложное кредо, тебе придется перестать как пить вино, так и есть свинину, – сказал Феодор, опередив Джелаль ад-Дина. – Пусть он попробует это отрицать, если только посмеет. – Священник бросил на араба торжествующий взгляд.

– Это правда, – твердо сказал Джелаль ад-Дин. – Так повелел Аллах.

Он старался держался уверенно, но знал, что Феодор нанес ему чувствительный удар. Начавшееся бормотание бояр Телерига подтвердило его опасения. Большинство неверных испытывают страсть к вину, подумал Джелаль ад-Дин – к сожалению, иногда и мусульмане пренебрегают запретом, наложенным в Коране. Что же до свинины – судя по блюдам, которые подавали в Плиске, это была любимая пища болгар.

– Это нехорошо, – сказал Телериг, и сердце араба упало.

Страсть к вину… страсть!

– Великолепный хан, да позволено мне будет узнать, сколько у тебя жен?

Телериг нахмурился:

– Я не вполне уверен. Сколько их у меня сейчас, Драгомир?

– Сорок семь, могучий хан, – немедленно отозвался мажордом, как всегда готовый к ответу.

– А у твоих бояр? – продолжил Джелаль ад-Дин. – Уж наверное, у них тоже больше, чем по одной.

– Ну и что с того? – удивленно спросил хан.

Теперь уж Джелаль ад-Дин торжествующе улыбнулся Феодору.

– Если ты станешь христианином, великолепный хан, то тебе придется оставить всех своих жен, кроме одной. Ты даже не сможешь содержать остальных как наложниц, ибо христиане запрещают и это.

– Что-о-о? – Если до этого Телериг только хмурился, то теперь его мрачное лицо, повернувшееся к христианам, было просто громоподобным. – Может ли это быть правдой?

– Конечно, это правда, – ответил Феодор, также мрачно. – Многоженство – ужасный грех.

– Мягче, мой брат во Христе, мягче, – сказал Павел. – Мы не хотим быть слишком строги к нашим болгарским друзьям, которые, в конце концов, только начнут соблюдать наши заветы.

– Этот точно всех опасней, – шепнул Дауд.

– И не говори, – шепнул в ответ Джелаль ад-Дин.

– Тем не менее, высокочтимый хан, – продолжил Павел, – не сомневайся в правоте Феодора. Когда ты и твой народ примете христианство, все, у кого более одной жены – как и все женщины, у кого больше одного мужа, если такое случается – должны будут расторгнуть все браки, кроме самого первого, и понести примерное наказание под руководством священника.

Его простая, естественная манера разговора, казалось, успокоила Телерига.

– Я вижу, что вы верите, что это необходимо, – сказал хан. – Но, впрочем, все это так странно, что я не понимаю, почему так надо. Объясни поподробнее, если можешь.

Джелаль ад-Дин сжал руку в кулак. Он ожидал, что христианский взгляд на брак возмутит Телерига, а не заинтригует его уже самой своей загадочностью. Неужели под этими меховыми одеждами, под этим тюрбаном кроется потенциальный монах?

 – Безбрачие, высокочтимый хан, – сказал Павел, – является высочайшим идеалом. Для тех, кто не в силах его достичь, брак с одной женщиной – приемлемая замена. Наверняка ты, высокочтимый хан, знаешь, как сладострастие может овладеть мужчиной. И нет греха более нетерпимого для пророков и других святых, чем грех разврата и распутства, ибо Дух Святой не снизойдет на пророка, когда тот занят совокуплением. Духовная жизнь выше плотской, в этом Священное Писание согласно с Аристотелем.

 – Я никогда не слыхал об этом, как его, Аристотеле. Он был шаманом? – спросил Телериг.

 – Можно сказать и так, – ответил Павел, произведя впечатление на Джелаль ад-Дина. Араб знал об Аристотеле немного. Ну да, был такой мудрец еще до римских времен. Он был уверен, однако, что Аристотель был цивилизованным человеком, а не варварским языческим священником. Но слово «шаман» было явно лучшим эквивалентом понятия «мудрец» с учетом духовного кругозора Телерига, и Павел заслуживал похвалы за понимание этого факта.

 Болгарский хан повернулся к Джелаль ад-Дину:

 – А ты что скажешь об этом?

 – Коран позволяет мужчине иметь четырех законных жен, если он способен обращаться с ними одинаково хорошо, – сказал Джелаль ад-Дин. – А если не способен, то ему положена только одна. Но запрета на наложниц нет никакого.

 – Это уже лучше, – сказал хан. – Спать каждую ночь с одной и той же женщиной мужчине просто надоест. Но все эти запреты на свинину и вино почти так же неприятны. – Он снова обратился к священникам: – Вы, христиане, эти вещи позволяете?

 – Да, высокочтимый хан, позволяем, – сказал Павел.

 – Хмм, – Телериг потер свой подбородок. Джелаль ад-Дин постарался скрыть свое волнение, как только мог. Выбор по-прежнему еще не был сделан, а ведь он уже использовал самое лучшее оружие для обращения хана в Ислам. Если у христиан еще остались хорошие аргументы, обратить Болгарию в истинную веру едва ли удастся.

 – Высокочтимый хан, – сказал Павел, – все эти вещи могут казаться тебе важными, но на самом деле они не столь существенны. Главная разница между арабской верой и нашей состоит в том, что религия, которую проповедовал Мухаммед, предпочитает миру насилие. Боюсь, что такое учение может исходить только от сатаны.

 – Это наглая, мерзкая ложь! – закричал Дауд ибн Зубайр. Два араба, сидящих за Джелаль ад-Дином, также издали гневные крики.

 – Молчать! – сказал Телериг, бросив на них взгляд. – Не перебивайте. Когда придет время, я дам вам возможность ответить.

 – Да, пусть христианин продолжает, – согласился Джелаль ад-Дин. – Я уверен, что он очарует хана своими рассуждениями.

 Оглянувшись назад, он подумал, что Дауд сейчас взорвется от ярости. В конце концов его молодой товарищ с усилием прошептал:

 – Как ты можешь спокойно смотреть, как этот неверный клевещет на Пророка (да пребудет с ним мир)? Уж не помутился ли твой рассудок?

 – Я думаю, что не помутился. А сейчас сиди спокойно, как велел Телериг. Мои уши уже не те, что были раньше. Я не могу слушать и тебя, и Павла одновременно.

 Монах тем временем говорил:

 – Кредо Мухаммеда призывает к обращению посредством меча, а не убеждения. Разве его священная книга, если ее можно так назвать, не проповедует джихад, – он вставил арабское слово в свою изысканную греческую речь, – против всех, кто не исповедует его веры? А те воины джихада, то есть убийцы, которые при этом гибнут сами, попадают прямо в рай. Так гласит этот лжепророк. – Он повернулся к Джелаль ад-Дину. – Отрицаешь ли ты это?

– Не отрицаю, – ответил Джелаль ад-Дин. – Ты пересказываешь третью суру Корана.

– Ну, вот видишь? – сказал Павел Телеригу. – Даже сам араб признает свирепость своей веры. Также подумай о том, какой именно рай обещает своим последователям невежественный Мухаммед…

– Почему ты ничего не говоришь? – настойчивым тоном спросил Дауд ибн Зубайр. – Ты позволяешь ему оклеветывать и извращать все, во что мы верим.

– Тихо, – снова сказал Джелаль ад-Дин.

– …реки с водой и молоком, медом и вином, а праведники развалились на шелковых диванах, и их обслуживают женщины, созданные специально для этого. Обслуживают всеми способами, включая удовлетворение плотских страстей. Как будто у душ могут быть подобные желания! – Павел остановился, чтобы перевести дух, после чего продолжил с тем же негодованием: – Такому низменному разврату не место в настоящем раю, высокочтимый хан.

– Не место? А чему же тогда место? – спросил Телериг.

Трепет возник на худом, аскетичном лице монаха, представившего себе загробную жизнь:

– В раю, высокочтимый хан, нет пиров и распутных женщин – они предназначаются для обжор и грешников в этой жизни, и ведут к адскому пламени в следующей. Нет, рай по своей природе духовен. В раю души праведников узнают вечное наслаждение близости и единства с Богом. Они спокойны, их ничего не тревожит. Вот истинный смысл рая.

– Аминь, – благочестиво произнес Феодор. Все трое христиан осенили себя крестным знамением.

– Вот истинный смысл рая, говоришь? – Грубое лицо Телерига оставалось непроницаемым. Взгляд хана обратился к Джелаль ад-Дину: – А сейчас ты можешь говорить, что хочешь, посланец халифа. Верно ли этот христианин описал загробный мир в своей вере и в твоей?

– Верно, великолепный хан, – Джелаль ад-Дин развел руками и улыбнулся болгарскому владыке. – Соблаговоли выбрать сам, в какой рай ты хотел бы попасть.

Телериг явно погрузился в раздумья. На лицах христианских духовников уверенность сменилась обеспокоенностью, потом ужасом. Как это уже сделал Джелаль ад-Дин, они наконец задумались над тем, какой тип рая придется по душе варварскому монарху.

Дауд ибн Зубайр мягко прикоснулся к спине Джелаль ад-Дина.

– Простираюсь ниц пред тобою, о почтеннейший, – сказал он, извиняясь витиевато, как это принято у арабов. – Ты видел дальше, чем я. – Джелаль ад-Дин наклонил голову, воодушевленный похвалой.

Священник Никита вдруг взволнованно заговорил:

– Высокочтимый хан, тебе следует обдумать еще одну вещь перед тем, как ты сделаешь свой выбор.

– А? И что это за вещь? – Телериг, казалось, был чем-то отвлечен. Джелаль ад-Дин на это и надеялся – прелести мусульманского рая вполне заслуживали того, чтобы на мысли о них отвлекались. Вариант же Павла, с другой стороны, казался ему довольно скучным для вечного времяпрепровождения. Однако хан, к сожалению, даже после этого пока еще не махнул окончательно рукой на христианство. Джелаль ад-Дин увидел, как Телериг внимательно посмотрел на Никиту: – Говори же, священник.

– Благодарю тебя, высокочтимый хан, – низко поклонился Никита. – Подумай вот о чем: в христианском мире святейшему Папе принадлежит высшая власть во всех духовных делах. Это так, но есть немало и светских владык, каждый в своем государстве: ломбардские герцоги, король франков, саксонские и английские короли в Британии, разные ирландские принцы, каждый сам себе хозяин. Но в Исламе есть только один повелитель, халиф, который управляет всеми мусульманами. Если ты решишь молиться Мухаммеду, как же ты при этом останешься владыкой в своей собственной Болгарии?

– Никто не молится Мухаммеду, – едко сказал Джелаль ад-Дин. – Он пророк, а не бог. Молиться надлежит Аллаху, только он один этого заслуживает.

Эта незначительная поправка отнюдь не отвлекла Телерига от куда более значительного вопроса.

– Верно ли то, что говорит христианин? – потребовал он ответа. – Вы что же, думаете, что я склонюсь не только перед вашим богом, но и перед вашим ханом? Почему это я должен покориться Абд ар-Рахману без боя?

Джелаль ад-Дин яростно думал, одновременно проклиная Никиту. Несмотря на духовный сан и безбрачие, отнюдь не подобающее мужчине, священник по-прежнему вел себя как настоящий грек, как римский император Константинополя. Не в силах одолеть противников, он сеял между ними семена раздора, дабы они разбили друг друга.

– Ну, араб, что ты мне скажешь? – снова спросил Телериг.

Джелаль ад-Дин почувствовал, как по его бороде течет пот. Он знал, что его молчание длится уже слишком долго. В конце концов он ответил, тщательно подбирая слова:

– Великолепный хан, Никита говорит неправду. Да, халиф Абд Ар-Рахман, да пребудет с ним мир, правит всеми землями Ислама. Но он делает это по праву завоевания и по праву наследования, как и ты правишь болгарами. Если же ты и твой народ станете мусульманами без вооруженной борьбы, у него не будет к тебе больших претензий, нежели у любого мусульманина – к любому брату в Исламе.

Он надеялся, что говорил правду, и что законоведы не нарекут его лжецом, когда он вернется в Дамаск. Такого в истории еще не было: ни одна страна пока что не приняла Ислам без предварительного захвата ее халифатом. Что ж, подумал он, если Телериг и болгары обратятся, это уже само по себе оправдает все примененные им для этого средства.

Если обратятся… Телериг по-прежнему не был похож на человека, готового сделать выбор.

– Я приму вас всех здесь же через четыре дня, – сказал хан. Он встал, что свидетельствовало об окончании аудиенции. Послы-соперники также поднялись с мест, после чего низко поклонились Телеригу, выходящему между ними из зала.

– Жаль, что не получается попроще, – вздохнул Джелаль ад-Дин.

* * *

Кожаный кошель был небольшим, но тяжелым. Он почти не зазвенел, когда Джелаль ад-Дин вложил его в руку Драгомира. Через секунду кошель исчез из виду.

 – Скажи мне, если тебя это не затруднит, – сказал Джелаль ад-Дин так небрежно, как будто никакого кошеля не было и вовсе, – к какой из двух вер, о которых твоему хозяину рассказали, он склоняется?

 – Ты не первый, кто задал мне этот вопрос, – заметил Драгомир. Его голос звучал чуть-чуть самодовольно. "Я получил две взятки," – мысленно перевел Джелаль ад-Дин.

 – И кто же полюбопытствовал первым? – спросил араб. – Уж не Никита ли часом?

 Мажордом Телерига наклонил голову:

 – Да, именно он, если уж тебя это интересует.

 Его голубые глаза-льдинки пристально осмотрели Джелаль ад-Дина: люди, видящие дальше своего носа, заслуживали внимания.

 Улыбаясь, Джелаль ад-Дин сказал:

 – И ответил ли ты ему так же, как ответишь мне?

 – Разумеется, о почтеннейший, – голос Драгомира звучал так, как если бы он и подумать не мог о том, чтобы поступить иначе. Может, и действительно не мог. – Я сказал ему, как говорю тебе сейчас, что могучий хан хорошо скрывает свои мысли от приближенных, и до сих пор не открыл мне, какую веру выберет – если вообще выберет.

 – Ты честен, – вздохнул Джелаль ад-Дин. – Не настолько полезен, как я мог бы надеяться, но все же честен.

 Драгомир поклонился:

 – А ты весьма щедр, о славный и почтеннейший. Будь же уверен, что если бы я знал больше, то сообщил бы тебе без утайки.

 Джелаль ад-Дин кивнул, полагая, что было бы просто позорно, если бы он, слуга халифа, богатейшего и могущественнейшего в мире владыки, не смог раскошелиться более щедро, нежели жалкий христианский священник.

 Однако, при всей щедрости платы, он так и не приобрел желаемого. Он вышел из дворца Телерига и бродил по Плиске все утро в поисках безделушек для своей светлокожей подружки. Он и на это тратил деньги Абд ар-Рахмана, так что его интересовало только самое изящное золото.

 Он ходил из одной лавки в другую, иногда торгуясь, иногда нет. Кольца и ожерелья, изготовленные болгарскими умельцами, были менее изысканны и украшены, чем самые дорогие изделия в Дамаске, но у них было свое собственное грубоватое очарование. В конце концов Джелаль ад-Дин выбрал большую цепочку, усыпанную крупным гранатом и кусочками отполированного агата.

Он положил ожерелье в карман халата и присел отдохнуть рядом с ювелирной лавкой. Пекло солнце. Оно не стояло так высоко, и не было таким горячим, как в Дамаске в это же время года, но из-за влажности жара казалась более невыносимой. Джелаль ад-Дин чувствовал себя рыбой, попавшей в котел. Он начал засыпать.

– Ассаламу алейкум, – сказал кто-то. Джелаль ад-Дин дернулся, проснулся и посмотрел вверх. Перед ним стоял Никита. Что ж, он давно уже понял, что священник говорит по-арабски, хотя до сих они говорили между собой только по-гречески.

– Алейкум ассаламу, – ответил он. Он зевнул, потянулся и начал подниматься с места. Никита поддержал его за локоть, помогая встать. – О, благодарю тебя. Ты благороден к старому человеку, хотя он тебе вовсе не друг.

– Христос учит нас любить врагов наших, – пожал плечами Никита. – Я стараюсь изо всех сил следовать Его заветам.

Джелаль ад-Дин подумал, что именно этот завет весьма глуп – от врагов лучше всего избавляться. Да и христиане не очень-то верили в то, что сами проповедовали – он помнил, как истово они дрались за Константинополь, даже когда рухнули стены. Но священник вел себя по-доброму, так что не было смысла с ним спорить.

Вместо этого араб сказал:

– Благодарение Аллаху, ибо послезавтра хан объявит о своем решении. – Он покосился на Никиту. – Драгомир говорит, что ты пытался узнать о нем заранее.

 – Иными словами, ты пытался сделать то же самое, – сухо засмеялся Никита. – Я подозреваю, что ты узнал не больше моего.

 – Я узнал лишь то, что Драгомир любит золото, – признал Джелаль ад-Дин.

 Никита засмеялся снова, но потом посерьезнел:

 – Как это странно, не правда ли, что души целого народа зависят от прихоти невежественного варвара. Дай Бог, чтобы его выбор оказался мудрым.

 – Все от Бога, – сказал Джелаль ад-Дин. Христианин кивнул: в этом их религиозные убеждения совпадали. Джелаль ад-Дин продолжил: – Это доказывает, я полагаю, что Телериг выберет Ислам.

– Нет, здесь ты неправ, – ответил Никита. – Он должен выбрать Христа. Уж наверное Бог не изолирует тех, кто молится Ему правильно, в одном уголке мира, и не преградит им путь к тем народам, которые обитают к северу и востоку от Болгарии.

Джелаль ад-Дин собирался возразить, но остановился и с уважением посмотрел на противника. Как он уже замечал и до этого, мысли Никиты отличались недюжинной глубиной. Да, в каком-нибудь другом мире этот священник действительно мог бы стать императором. Но в этом мире, несмотря на весь ум Никиты, дела обстояли иначе.

Джелаль ад-Дин не преминул напомнить ему об этом:

– Если Бог так любит христиан, почему же он позволил нам, мусульманам, покорить многих из вас? И почему он даровал нам Константинополь, столицу вашей империи?

– Уж не для вашей пользы, это точно, – бросил Никита.

– Да? Тогда почему же? – Джелаль ад-Дин не позволил себе оскорбиться тоном священника.

– Потому что велик счет нашим собственным грехам. И поныне несть числа ересям и лжеверию в христианском мире. И даже те, кто истинно веруют, часто ведут грешную жизнь. Вот вы и вышли из пустыни, чтобы послужить бичом Божьим и наказать нас за ошибки наши.

– У тебя на все есть ответ. На все, кроме истинной воли Божией. Послезавтра Он объявит о ней устами Телерига.

– Объявит непременно.

Сухо отвесив небольшой поклон, Никита удалился. Джелаль ад-Дин смотрел ему вслед, прикидывая, не нанять ли человека с кинжалом, несмотря на предостережения Телерига. Нехотя, он решил этого не делать. В Плиске нельзя, подумал он. В Дамаске такое можно было бы устроить, и никто бы даже не подумал его подозревать, но тут у него не было связей такого сорта. Очень жаль.

Когда Джелаль ад-Дин почти дошел до ханского дворца, где он собирался подарить девушке купленную безделушку, ему вдруг пришла в голову любопытная мысль. А не размышлял ли Никита над тем, не всадить ли кинжал в спину ему, Джелаль ад-Дину? Христианским священникам подобные мысли не полагались, но ведь Никита сам указал на то, как грешны бывают нынешние христиане.

* * *

Слуги Телерига позвали Джелаль ад-Дина и других арабов в зал для аудиенций как раз перед послеполуденным намазом. Джелаль ад-Дину не понравилось нарушение заведенного ритуала – это показалось ему дурным знаком. Он попытался сохранить безмятежность. Если бояться дурных предзнаменований, то они тем более сбудутся.

 Когда арабы вошли в зал, христиане были уже там. Это тоже не понравилось Джелаль ад-Дину. Поймав его взгляд, Никита холодно кивнул. Феодор лишь помрачнел, как и всегда при виде мусульман. Что же до монаха Павла, то он улыбнулся Джелаль ад-Дину как лучшему другу. От этого Джелаль ад-Дин только заволновался еще больше.

 Телериг подожал, пока обе делегации предстанут перед ним.

 – Я принял решение, – внезапно сказал он.

 Джелаль ад-Дин затаил дыхание. Судя по количеству бояр, сделавших то же самое, он заключил, что даже ханские придворные не знали, в чем заключалась монаршая воля. Значит, Драгомир не солгал.

 Хан поднялся со своего резного трона и встал между посольствами. Бояры забормотали между собой – такое случалось не часто. Ногти Джелаль ад-Дина впились в его ладони. Сердце шумно забилось в груди. Он мысленно прикинул, сколько оно сможет выдержать.

 Телериг повернулся лицом к юго-востоку. Весь в волнении, Джелаль ад-Дин не сразу обратил на это внимание. Потом хан стал на колени, лицом по-прежнему к Мекке, к Священному Городу. И снова сердце Джелаль ад-Дина чуть не вырвалось на свободу, но на этот раз от радости.

 – Ла илляха илль Алла: Мухаммадун расуль улла, – сказал Телериг громким, уверенным голосом. – Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед – пророк Его. – Он повторил шахаду еще дважды, после чего поднялся с колен и поклонился Джелаль ад-Дину.

 – Свершилось, – сказал араб, борясь с нахлынувшими слезами. – Теперь ты мусульманин, подчиняющийся воле Бога, как и я.

 – Не я один. Все мы будем молиться единому Богу и его пророку.

 Телериг повернулся к боярам и закричал что-то на болгарском языке. Пара придворных закричала в ответ. Телериг указал им на дверь, безоворочно выгоняя их вон. Упрямые бояры уныло поплелись к выходу. Остальные повернулись к Мекке и стали на колени. Под руководством Телерига они произнесли шахаду – один, два, три раза. Хан снова повернулся к Джелаль ад-Дину:

 – Теперь мы тут все мусульмане.

 – Аллаху акбар, – прошептал араб. – Клянусь, великолепный хан, скоро из Дамаска приедет много наставников, чтобы обучить тебя и твой народ всем заветам нашей веры. Впрочем, до приезда улемов – тех, кто сведущ в религии – для ваших душ достаточно будет и того, что вы уже сегодня сделали.

 – Очень хорошо, – сказал Телериг. Потом он явно вспомнил, что Феодор, Никита и Павел все еще стоят неподалеку от него, неожиданно оказавшись одни во враждебном окружении. Он повернулся к ним: – Идите назад к своему Папе с миром, христианские священники. Я не смог выбрать вашу религию из-за описанного вами рая – и из-за войск халифа на моей южной границе. Может, если б Константинополь не пал так давно, мой народ в конце концов стал бы христианским. Как знать? Но в этом мире, здесь и сейчас, мусульманами мы должны быть, и мусульманами мы будем.

 – Я буду молиться за тебя, высокочтимый хан, чтобы Бог простил тебя за ту ошибку, которую ты сегодня сделал, – мягко сказал Павел. Феодор же, напротив, смотрел на хана так, как будто желал увидеть Телерига в самом жарком из адских котлов.

 Никита поймал взгляд Джелаль ад-Дина. Араб едва заметно кивнул своему поверженному врагу. Они оба понимали, лучше кого-либо еще в этом зале, что значимость сделанного здесь выбора отнюдь не ограничивалась одной только Болгарией. Теперь ислам будет распространяться и распространяться, а христианский мир – по-прежнему уменьшаться в размерах. Джелаль ад-Дин слышал, что в Эфиопии, далеко к югу от Египта, все еще правят христиане. И что же? Эфиопия находилась так далеко от эпицентра событий, что не могла повлиять ни на что. И та же судьба теперь ожидала христианские страны, изолированные на дальнем северо-западе мира.

Пусть они будут островами в мусульманском море, подумал он, если этого требует их упрямство. В один прекрасный день, иншалла, это море покроет каждый остров, и в самом Риме будут читать Коран.

Для исполнения этой мечты Джелаль ад-Дин сделал все, что мог – и даже больше. В молодости он участвовал во взятии Константинополя – и вот теперь в старости обратил Болгарию в истинную веру. Он снова мог вернуться в Дамаск к мирному отдыху.

Джелаль ад-Дин заинтересовался, позволит ли ему Телериг взять эту светлокожую девушку с собой.

Он повернулся к хану. Почему бы и не попросить?