Текст книги "Острова в море (ЛП)"

Автор книги: Гарри Норман Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Гарри Тертлдав
Острова в море

Предисловие

В седьмом веке исламская волна хлынула из Аравии. Одерживая победу за победой, войска халифов разбили Персидскую Империю и отобрали у Восточной Римской (или Византийской) Империи Сирию, Палестину, Египет и Северную Африку. Дважды мусульманские войска осаждали Константинополь – в 674–678 и 717–718 годах. В нашей истории византийская столица выдержала обе осады, и Империя устояла как восточный оплот христианства. Византия веками удерживала ислам от проникновения в Анатолию и на Балканы, а также обратила в христианство болгар и русских. Но что, если б Империя пала в восьмом веке, а не в пятнадцатом? Народы к северу от Константинополя, все еще языческие, встали бы перед новым выбором…

152 год хиджры (769 год от рождества Христова)

 Когда арабские всадники подъехали к границе с юга, болгарские стражники уже успели приготовить стрелы своих луков и прицелиться. Джелаль ад-Дин эс-Стамбули, предводитель арабской делегации, поднял правую руку, чтобы показать, что он не вооружен.

 – Во имя Аллаха, Всемилостивейшего и Милосердного, я и мои люди пришли с миром, – сказал он по-арабски. Чтобы быть уверенным в том, что стражники его поняли, он повторил эту фразу по-гречески.

 Предосторожность помогла. Стражники опустили луки. Один из них спросил на греческом, куда худшем, чем у Джелаль ад-Дина:

 – Чего для ты пришли с миром, белобородый?

 Джелаль ад-Дин погладил свои бакенбарды. Он знал об их белизне и без насмешки болгарина. Мало кто из воинов, имевших право называться эс-Стамбули, или Константинопольским, был все еще жив. С тех пор, как войска Сулеймана и Масламы взяли Константинополь и положили конец Римской Империи, прошло более пятидесяти лет. Тогда Джелаль ад-Дин белобородым не был. Тогда у него еще и вовсе не было бороды.

 Он снова заговорил по-гречески:

 – Мой повелитель, халиф Абд ар-Рахман, спросил в прошлом году, не желает ли ваш хан Телериг узнать побольше об Исламе, о повиновении единому Богу. Этой весной Телериг ответил утвердительно. Мы – посольство, приехавшее ознакомить его с нашей верой.

 Болгарин, задавший ему вопрос, заговорил на собственном шипящем языке – как полагал Джелаль ад-Дин, чтобы перевести эти слова своим товарищам. Они заговорили в ответ – некоторые из них явно выразили свое недовольство. Их устраивает язычество, понял Джелаль ад-Дин – устраивает вечное адское пламя. Такого он не пожелал бы никому, даже болгарину.

Стражник, знающий греческий язык, подтвердил его мысли:

– Почему для мы хотеть твой бог? Наши боги, духи хорошо нам сейчас.

Джелаль ад-Дин пожал плечами:

– Ваш хан захотел узнать побольше об Аллахе и Исламе. Вот почему мы здесь.

Он мог бы сказать гораздо больше, но намеренно изьяснился так, чтобы его мог понять простой солдат.

– Телериг хотеть, Телериг иметь, – согласился стражник. Он снова заговорил со своими соотечественниками, а потом указал издалека на двоих из них: – Этот Искур. Этот Омуртаг. Они указать дорога в Плиска, Телериг где. Искур, он знать греческий немного, не так хорошо, как я.

– Знать немного твой речь тоже, – сказал Искур на ломаном арабском, чем удивил как Джелаль ад-Дина, так и, похоже, того болгарина, который до этого говорил за всех. Новоявленный проводник взглянул на солнце, которому до заката еще оставалась пара часов. – Мы ехать, – заявил он, и тут же двинулся в путь без дополнительных церемоний. Болгарин по имени Омуртаг последовал за ним.

Последовал за ним, хоть и чуть медленнее, и Джелаль ад-Дин со своими товарищами. К тому моменту, как настала тьма и Искур скомандовал привал, горы на северном горизонте были заметно ближе.

– Эти пони, на которых ездят болгары, уродливы как мулы, но они никогда не устают, – сказал Дауд ибн Зубайр, который не раз участвовал в стычках на границе между землей халифа и Болгарией. Он погладил гриву своей элегантной арабской кобылы.

 – В отличие от моих старых костей, как это ни печально, – простонал с облегчением Джелаль ад-Дин, слезая со своего коня, мерина с мягкой походкой. Когда-то он любил пылких жеребцов, но сейчас знал, что если упадет с лошади, то разобьется как стекло.

 Болгары отправились в заросли на охоту. Дауд приступил к трудоемкому делу – разведению костра. Остальные два араба, Малик ибн Анас и Салман аль-Табари, стали на стражу, один с луком, другой с копьем. Через какое-то время Искур и Омуртаг вернулись с добычей – куропатками и кроликами. Джелаль ад-Дин достал из дорожной сумки пресный хлеб: пира не будет, подумал он, но бывает и хуже.

 Искур также достал бурдюк с вином. Он предложил его арабам, улыбнувшись после их отказа.

 – Больше для я, Омуртаг, – сказал он. Болгары выпили бурдюк до дна и вскоре захрапели у костра.

Дауд ибн Зубайр посмотрел на них с презрением:

– Зачем им вообще разум, если они его все время топят в вине? – фыркнул он. – И как такие люди уверуют в Аллаха и Пророка его?

 – Мы, арабы, тоже любили выпить, пока Мухаммед нам не запретил, – сказал Джелаль ад-Дин. – Меня беспокоит то, что страсть болгар к этому напитку не очень-то расположит хана Телерига к принятию нашей веры.

Дауд поклонился старшему собеседнику:

– Воистину справедливо, что ты руководишь нами, о почтеннейший. Подобно соколу, ты не упускаешь добычу из виду ни на секунду.

 – Подобно соколу, вечером я засыпаю, – ответил Джелаль ад-Дин, зевая. – И подобно старому соколу, мне нужно спать больше, чем раньше.

 – Твои года принесли тебе твою мудрость, – нерешительно сказал Дауд, как бы раздумывая, продолжать или нет. В конце концов он решился: – Правда ли, о почтеннейший, что ты однажды встретил человека, который знал Пророка?

 – Это правда, – гордо ответил Джелаль ад-Дин. – Это произошло в Антиохии, когда войско Сулеймана шло в Константинополь на битву с греками. Дед хозяина постоялого двора, где я находился на постое, все еще жил со своим внуком. Он был мединцем, и лет ему было куда больше, чем мне сейчас, ибо он воевал вместе с Халидом ибн Аль-Валидом, когда наши взяли Медину. А еще до этого, в юности, он сопровождал Мухаммеда, когда Пророк вернулся с триумфом из Медины в Мекку.

 – Аллаху акбар, – прошептал Дауд. – Я еще больше польщен тем, что нахожусь в твоем присутствии. Скажи мне, не передал ли старик тебе хадис, какое-нибудь поучение Пророка, которое ты мог бы передать мне для моего просвещения?

 – Передал, – ответил Джелаль ад-Дин. – Я отлично помню эту историю, как если бы старик рассказал мне ее вчера. Это произошло по дороге в Святой Город. Абу Бакр, который, конечно же, пока не был халифом, ибо Мухаммед еще был жив, начал бить человека, который упустил верблюда. Пророк улыбнулся и сказал: "Посмотрите, что делает этот паломник". Абу Бакр устыдился, хотя Пророк прямо и не призвал его остановиться.

 Дауд низко поклонился:

 – Я в неоплатном долгу перед тобой.

 Он повторил историю несколько раз. Джелаль ад-Дин кивнул, подтверждая, что Дауд выучил хадис назубок. Соблюдая давнюю традицию, Дауд произнес:

 – Мне передал этот хадис Джелаль ад-Дин, которому его передал… как звали того старика, о почтеннейший?

 – Его звали Абд аль-Кадир.

 – …которому его передал Абд аль-Кадир, которому его передал Пророк. Подумать только, всего два человека между Мухаммедом и мной, – Дауд снова поклонился.

 Джелаль ад-Дин поклонился в ответ, после чего снова зевнул и сконфузился:

– Прошу прощения. Воистину мне пора спать.

– Спи же, и пусть Аллах хранит тебя до наступления утра.

Джелаль ад-Дин завернулся в одеяло:

– И тебя, сын Зубайра.

* * *

– Не слабые укрепления, – сказал Дауд через неделю, указывая вперед на земляной вал в шесть человеческих ростов, который окружал Плиску, столицу Телерига.

– По сравнению со стенами Константинополя, это просто детские игрушки, – ответил Джелаль ад-Дин. – Представь себе две стены, каждая вдвое выше этих, сплошной камень, по хорошему рву впереди и между, а на стенах, кажется, все греки мира в полном боевом облачении. – Прошло полвека, но он по-прежнему помнил ужас того дня, и до сих пор не понимал, как уцелел во время штурма.

– Я родился в Константинополе, – мягко напомнил ему Дауд.

– Да, конечно, – Джелаль ад-Дин покачал головой, злясь на себя за то, что воспоминания о прошлом затмили для него настоящее. Со стариками это иногда бывает, но кто же любит вспоминать о собственной старости?

Дауд посмотрел по сторонам. Убедившись в том, что Искур его не услышит, он сказал, понизив голос:

– Не слабые укрепления для дикарей-язычников. И посмотри, как много внутри земли – Плиска наверняка город побольше, чем я думал.

– Нет, – Джелаль ад-Дин вспомнил разговор с предыдущим посланцем к Телеригу. – Сам город невелик. Вал предназначен в основном для того, чтобы оградить пастбища для ханских стад.

– Для его стад? И это все? – Дауд запрокинул голову и засмеялся. – Такое впечатление, что я попал в странный новый мир, где все не так, как кажется.

– У меня такое впечатление появилось, как только мы перешли через горные тропы, – серьезно сказал Джелаль ад-Дин. Дауд удивленно посмотрел на него. Он попытался обьяснить: – Ты из Константинополя. А я родился недалеко от Дамаска, где обитаю и по сей день. Дорога между нашими городами далека, куда дальше, чем от Константинополя до Плиски.

Дауд кивнул.

– И тем не менее по дороге ничего не меняется, – продолжил Джелаль ад-Дин. – Все такая же погода, такие же поля, такие же люди. Ну да, в Константинополе больше греков, все еще больше христиан, ибо наши там правят не так давно, как в Дамаске, но разница лишь относительна, а не абсолютна.

– Все это так, – сказал Дауд, снова кивнув. – Тогда как здесь…

– Вот именно, тогда как здесь, – сказал Джелаль ад-Дин с изрядной иронией. – Оливки здесь не растут, солнце с трудом пробивается через туманы, которые пеленают его как новорожденного младенца, и даже грек бы здесь не помешал, ибо тогда можно было б наконец поговорить с цивилизованным человеком. Этот мир совсем не такой, как наш, и мне он не очень-то по душе.

– Тем не менее мы надеемся объединить его с нашим посредством Ислама, – ответил Дауд.

– Да, надеемся, надеемся. Подчинение воле Аллаха обьединяет всех людей. – Теперь уже Джелаль ад-Дин убедился, что Искур не обращает на него внимания. Кочевник находился в достаточном отдалении. Джелаль ад-Дин продожил: – Даже болгар.

 Дауд усмехнулся.

Искур что-то крикнул стражникам, расположившимся перед врезанными в укрепления деревянными воротами. Стражники закричали в ответ. Искур закричал снова, на этот раз громче. Стражники нехотя поднялись и открыли ворота. Они уставились на попутчиков Искура.

 Проезжая через ворота, Джелаль ад-Дин торжественно отсалютовал им, уже хотя бы для того, чтобы привести их в смятение. Он указал на виднеющуюся впереди каменную стену, за которой находилась собственно Плиска:

 – Видишь?

– Вижу, – сказал Дауд. Каждая сторона прямоугольной стены была размером менее полумили. – В наших землях это была бы простая крепость, а не столица.

Ворота в каменной стене были открыты. Проследовав за Искуром и Омуртагом в город, Джелаль ад-Дин закашлялся: Плиска воняла, как… нет, воняла хуже, чем большой город. Джелаль ад-Дин пожал плечами. Он знал, что рано или поздно перестанет замечать этот смрад.

Неподалеку от ворот стояло большое здание, искусно вырезанное из дерева.

– Это Телериг дворец, – обьявил Искур.

Рядом с дворцом было привязано к столбам множество степных пони, вроде тех, на которых ехали Искур и Омуртаг. А также, как с интересом заметил Джелаль ад-Дин, пара лошадей нормальной величины и мул, чья упряжь совершенно не походила на арабскую.

– А это чьи? – спросил он, указывая на них.

– Не знать, – ответил Искур. Он приложил руки ко рту и закричал в направлении дворца – крик, подумал Джелаль ад-Дин, является типичным болгарским подходом к решению любой проблемы. Через некоторое время открылась дверь. До этого арабы ее даже не заметили – так неразличимы были ее контуры среди изразцов.

Увидев, что из дворца кто-то вышел, Искур и Омуртаг повернули лошадей и ускакали прочь, не бросив даже прощального взгляда в сторону своих недавних попутчиков. Вышедший из дворца человек пару секунд рассматривал новоприбывших. Потом он поклонился:

 – Чем могу служить, о мои повелители? – сказал он на достаточно хорошем арабском, чтобы Джелаль ад-Дин это отметил.

 – Мы, посланцы халифа Абд ар-Рахмана, прибыли в ваш прекрасный город, – Джелаль ад-Дин знал, когда и что следует подчеркнуть, – по приглашению вашего хана, дабы разьяснить ему достоинства Ислама. Я имею честь обращаться к?.. – Он сделал паузу.

 – Меня зовут Драгомир, мажордом могучего хана Телерига. Располагайтесь, будьте нашими гостями. – Драгомир снова поклонился. Ему было, как Джелаль ад-Дин прикинул, почти сорок. Он был приземист, хорошо сложен и светлокож. Большая коричневая борода обрамляла его широкое лицо, а голубые глаза были совершенно бесстрастны, как и полагается глазам хорошего мажордома.

 Джелаль ад-Дин и его товарищи с облегчением соскользнули со своих коней. Как по волшебству, откуда-то появились мальчики – одни повели лошадей к столбам, другие понесли дорожные сумки внутрь дворца. Джелаль ад-Дин кивнул в сторону других крупных лошадей и мула.

 – Скажи мне, будь добр, кому они принадлежат? – спросил он Драгомира.

 Мажордом перевел свои бледные и скрытные глаза на столбы, потом назад на Джелаль ад-Дина.

 – Эти лошади, – обьяснил он, – принадлежат делегации священников, приехавшей от Папы Римского по просьбе моего хана, дабы изложить ему достоинства христианства. Они прибыли сегодня.

* * *

Поздним вечером этого же дня Дауд ударил кулаком по стене комнаты, отведенной четверым арабам.

 – Уж лучше пусть они останутся язычниками, чем станут христианами! – крикнул он.

 Дауд гневался не только на Телерига, который пригласил в Плиску также и христиан, как бы выставив свою землю на аукцион – кто больше заплатит. Ярость Дауда была вызвана еще и голодом. На вечернем пиру была подана свинина. (Телериг же подан не был – какой-то языческий болгарский закон предписывал хану всегда есть в одиночку.)

 – Это не так, – спокойно сказал Джелаль ад-Дин.

 – Почему же не так? – Дауд бросил взгляд на старшего собеседника.

 – Как христиане, они были бы дхимми, людьми Книги, и у них появилась бы надежда на рай. А если они не оставят свои языческие верования, то их души непременно попадут к шайтану до скончания века.

 – Пусть шайтан забирает себе их души, языческие или христианские, мне не жалко, – сказал Дауд. – Но христианская Болгария, союзная Риму, может даже союзная франкам, встанет на пути продвижения истинной веры на север и может стать острием для ответного удара по Константинополю.

 Джелаль ад-Дин вздохнул:

 – То, что ты говоришь – правда. Но и истинная вера – правда, а правда непременно возобладает над христианскими заблуждениями.

 – Да будет так, – угрюмо сказал Дауд. – Но разве эта земля не была когда-то христианской, еще до того, как болгары отобрали ее у Константинополя? Все земли, которые принадлежали грекам, следовали их обычаям. Держу пари, здесь до сих пор попадаются христиане, что может подтолкнуть Телерига к принятию их веры.

 Стук в дверь перебил спорщиков. Дауд открыл дверь одной рукой, не выпуская из другой кинжала. Но никаких врагов за дверью не было – только четверо девушек. У двух из них кожа была, как у Драгомира – с точки зрения Джелаль ад-Дина, светлой до экзотики. Двое других были темнокожими, темнее самих арабов – а у одной из них были узковатые глаза. Все четверо были красивы. Они улыбнулись и вошли в комнату.

 – Телериг уж точно не христианин, – сказал Джелаль ад-Дин, улыбаясь в ответ одной из светлокожих девушек. – Христианам не позволены наложницы.

– Ну и тем более глупцы, – сказал Дауд. – Задуть лампы, или пусть продолжают гореть?

– Пусть горят, – ответил Джелаль ад-Дин. – Хочу видеть, что я делаю…

* * *

Джелаль ад-Дин низко поклонился хану Телеригу. Дауд, находящийся в шаге сзади, сделал то же самое. Малик ибн Анас и Салман аль-Табари, стоящие еще на шаг сзади, стали на одно колено, как предписывало их более низкое положение.

 – Вставайте, все вы, – сказал Телериг на сносном арабском. Хану болгар было около пятидесяти. Он был смугл, широколиц, широконос, с тоненькой черной бородкой, переходящей из черной в седую. Его глаза были узки, суровы и пронзительны. Он выглядел именно так, как подобает человеку, способному управлять страной. Страной, чья сила состояла в свирепости ее солдат.

 – Великолепнейший хан, наш повелитель, халиф Абд ар-Рахман ибн Марван, приветствует тебя, молится о твоем здоровье и шлет тебе дары, дабы показать, как высоко он тебя ценит, – сказал Джелаль ад-Дин.

 Он поманил Салмана и Малика, которые принесли дары: серебряные блюда из Персии, дамасские сабли, изящная эмалевая посуда из Константинополя, халат из блестящего китайского шелка, и, наконец, Коран в обложке из кожи и золота, написанный почерком лучших каллиграфов Александрии.

 Телерига, впрочем, больше всего явно заинтересовал халат. Он встал со своего деревянного трона, развязал бронзовый пояс и стряхнул с плеч кафтан, доходивший ему до колен. Под кафтаном на нем была полотняная рубашка, полотняные же штаны и низкие сапоги. Драгомир подошел к нему и помог одеть халат. Хан довольно улыбнулся, проведя рукой по гладкой ткани.

 – Очень красиво, – промурлыкал он. У Джелаль ад-Дина появилась надежда на то, что хан настолько впечатлен дарами, что убедить его будет нетрудно. Однако Телериг, как арабам уже показалось, был не настолько прост. Он продолжил: – Халиф шлет богатые дары. С его богатством он может себе это позволить. А теперь я прошу вас занять свои места, пока будут представляться посланцы Папы Римского.

 Драгомир указал арабской делегации места справа от трона, рядом с боярами в тюрбанах, из которых состоял двор Телерига. Большинство из них были того же происхождения, что и их хан; остальные же были скорее похожи на Драгомира и светлокожую девушку, с которой Джелаль ад-Дин так славно поразвлекся прошлой ночью. Как от светлокожих, так и от темнокожих бояр отдавало заезженными лошадьми и прошлогодним потом.

 Как и при входе посольства халифа, Драгомир обьявил о прибытии папских легатов на гортанном болгарском языке. Их было трое, как Джелаль ад-Дин уже заметил на пиру. Двое из них выглядели весьма внушительно, одетые в халаты, напомнившие ему одеяния знатных константинопольцев, тщетно пытавшихся остановить арабские войска. Третий же был одет в простую одежду из коричневой шерсти. Среди потока непонятных ему болгарских слов Джелаль ад-Дин услышал три имени: Никита, Феодор и Павел.

 Христиане презрительно посмотрели на арабов, проходя мимо них по направлению к Телеригу. Они поклонились ему так же, как это уже сделал Джелаль ад-Дин.

– Встаньте, – сказал Телериг по-гречески.

Джелаль ад-Дин не был удивлен, что хан знал этот язык – болгары имели дело с Константинополем задолго до того, как его захватили арабы. Да и многие греки-беженцы нашли приют в Плиске. Другие бежали в Италию, что без сомнения объясняло, почему двое из папских легатов носили греческие имена.

– Высокочтимый хан, – сказал также по-гречески один из посланников (Феодор, как полагал Джелаль ад-Дин), – нас печалит, что ты приветствуешь нас облаченным в одеяние, подаренное тебе нашими врагами. Значит ли это, что ты нас не уважаешь, и что ты не намерен выслушать нас по справедливости? Уж наверное, мы не для того так долго ехали по твоему приглашению?

 Телериг моргнул и посмотрел на халат, который только что одел.

 – Нет, – сказал он. – Это всего лишь значит, что мне нравится этот подарок. А какие дары принесли мне вы?

 Дауд наклонился вперед и шепнул Джелаль ад-Дину на ухо:

 – В нем больше алчности, чем страха перед адом.

 Джелаль ад-Дин кивнул. Это не облегчало его задачу, а усложняло. Теперь ему придется лавировать, а не просто рассказывать об истинной вере. Он вздохнул. С тех пор, как он узнал, что Телериг позвал еще и римлян, ничего другого нельзя было и ожидать.

 Тем временем христиане показывали свои дары, расписывая их достоинства в попытке скрыть их сравнительную скромность – дары Джелаль ад-Дина по-прежнему лежали блестящей грудой рядом с троном Телерига.

 – А это, – произнес Феодор, – Священное Писание, на котором Папа Константин надписал молитву за тебя лично.

 Джелаль ад-Дин фыркнул – тихо, но презрительно.

– Только слова Аллаха представляют ценность, – шепнул он Дауду ибн Зубайру, – а не слова какого бы то ни было человека.

Теперь кивнул Дауд.

Телериг рассеянно пролистал Библию, как до этого Коран. Долистав где-то до середины, он остановился и посмотрел на христиан:

– В вашей книге есть картинки.

Это звучало почти как обвинение. В устах Джелаль ад-Дина это и было бы обвинением.

Но христианин в простом коричневом халате по имени Павел спокойно ответил:

– Да, высокочтимый хан, есть. Они помогают в обучении тех, кто не может прочесть слова.

Он был уже не молод – по возрасту он был ближе к Джелаль ад-Дину – но его голос был легким, ясным и сильным, каким и должен был голос человека, твердо уверенного в избранном им пути.

– Этого опасайся особенно, – пробормотал Дауд. – В нем больше святости, чем в двух других вместе взятых.

Джелаль ад-Дин уже пришел к этому выводу, и вывод ему не понравился. Во врагах, подумал он, лучше иметь мошенников.

Однако времени на эти размышления у него не было, ибо Телериг неожиданно перешел на арабский и повернулся к нему:

– А почему в вашей книге нет картинок, чтобы показать мне, во что вы веруете?

– Потому что Аллах, единый Бог, необъятен и слишком могуч для постижения нашим ничтожным разумом, и потому не может быть изображен, – сказал он. – И человек не может быть изображен, ибо Бог создал его по своему образу и подобию из сгустка крови. У христиан их собственное Писание говорит то же самое, но они игнорируют те законы, которые им не по вкусу.

– Лжец! Еретик! – крикнул Феодор. Он повернулся к Джелаль ад-Дину, и его бритая макушка гневно заалела.

– Не лжец я, – ответил Джелаль ад-Дин. Не зря же он учился вместе с христианами, пока еще не узревшими правды в учении Мухаммеда. – Стих, существование которого ты отрицаешь, находится в книге под названием «Исход».

– Это правда? – прогремел Телериг, сурово посмотрев на христиан.

Феодор начал отвечать, но Павел остановил его:

– Высокочтимый хан, стих именно таков, как говорит араб. Мой товарищ не пытался этого отрицать. – Феодор явно собирался возразить, но Павел не дал ему, продолжив: – Но этот закон был дан Моисею очень давно. С тех пор на землю пришел Христос, Сын Божий, и вера в него обеспечивает человеку рай, независимо от исполнения отживших свое еврейских законов.

 Телериг хмыкнул:

 – Новый закон может сменить старый, если обстоятельства изменились. Что скажешь ты на это, посланец халифа?

 – Я прочту два аята из Корана, из суры под названием «Корова», – сказал Джелаль ад-Дин, радуясь предоставленной ему Павлом возможности. – Аллах говорит: "Говорят иудеи: "Христиане не на истинном пути". А христиане говорят: "Не на истинном пути иудеи", и при этом они ссылаются на Писание". И те, и другие ссылаются на Писание, великолепный хан. Это значит, что и те, и другие изолгали слово Божие. И вот еще: "Утверждают они: "Аллах обрел для себя ребенка". Пречист Он!" Какой же может быть у Аллаха сын?

 Цитируя Коран, он, естественно, говорил по-арабски. Он не удивился, заметив, что христиане понимают его без труда. Они наверняка приготовились ко всем трудностям, которые могли встретиться им на пути.

Один из бояр Телерига обратился к хану на своем собственном языке. Малик ибн Анас, которого Джелаль ад-Дин взял с собой именно потому, что он немного понимал болгарскую речь, перевел:

– Он говорит, что святые камни их предков и даже языческие боги славян, которыми они правят, служили им верой и правдой все эти годы, и напоминает Телеригу, что от добра добра не ищут.

Глядя вокруг себя, Джелаль ад-Дин заметил, что многие бояры кивают.

– Великий хан, могу ли я говорить? – испросил он позволения.

Телериг кивнул. Джелаль ад-Дин продолжил:

– Великий хан, достаточно открыть как следует глаза, чтобы увидеть доказательство всемогущества Бога. Разве не простираются владения моего повелителя халифа Абд ар-Рахмана, да пребудет с ним мир, от Западного моря до Индии, от твоих границ до пустынь Египта? Даже христиане, чье знание о Боге несовершенно, все еще правят многими землями. Но только вы тут в этой маленькой стране молитесь своим идолам. Разве это не доказывает, что их сила весьма невелика?

– Я могу сказать и больше, высокочтимый хан, – неожиданно в разговор включился Никита, до того молчавший. – Твои фальшивые боги держат Болгарию в изоляции. Как твои подданные, имея дело с христианами или даже с мусульманами, могут произнести клятву, которой поверят? Как ты можешь заключить договор именем Бога, чтобы обеспечить его выполнение? Как один из болгар может законным образом жениться на христианке? Уж наверное, такие проблемы у тебя возникали не раз, а иначе бы ты нас и не приглашал.

– Он говорит правду, хан Телериг, – сказал Джелаль ад-Дин. Он не ожидал, что священник будет так хорошо разбираться в делах по большей части светских, но Никита разбирался. Поскольку отрицать слова священника было нельзя, следовало их поддержать, а не проигнорировать.

Телериг начал грызть свой ус. Он перевел взгляд с одного делегата на другого, потом обратно.

– Скажите мне, – произнес он медленно, – вы все верите в одного и того же бога, или в разных?

– Это отличный вопрос, – сказал Джелаль ад-Дин. Нет, Телериг был не глуп. – Это один и тот же бог: нет Бога, кроме Аллаха. Но христиане молятся ему неправильно, говоря, что его Три, а не Один.

– Это один и тот же Бог, – согласился с ним Павел, явно снова не давая вставить слова Феодору. – Мухаммед – не настоящий пророк, и многое из его учения – ложь, но это один и тот же Бог, который отдал своего единственного Сына для спасения человечества.

– Подождите! – поднял руку Телериг. – Если это один и тот же Бог, то какая разница, как именно я и мой народ должны ему молиться? Какие бы именно молитвы мы ему ни возносили, он наверняка их услышит.

Джелаль ад-Дин взглянул на Павла. Христианин также глядел на него. Павел улыбнулся. Джелаль ад-Дин невольно улыбнулся в ответ. Он тоже понимал иронию ситуации: у них с Павлом было куда больше общего, нежели у любого из них – с наивным болгарским ханом. Павел вопросительно поднял бровь. Джелаль ад-Дин опустил голову, разрешая христианину ответить на вопрос Телерига.

– К сожалению, высокочтимый хан, это не так просто, – сказал Павел. – Подобно тому, как есть только один истинный Бог, есть только один истинный способ ему молиться, ибо хоть он и милосерден, но также и справедлив, и потому не потерпит ошибочного почета, воздаваемого ему. Возьмем простой пример. Разве понравилось бы тебе, высокочтимый хан, если бы мы назвали тебя "хан аваров"?

– Мне бы это очень понравилось, будь это правдой, – сказал Телериг, уныло хихикнув. – Да вот не повезло мне, у аваров есть свой собственный хан. Очень хорошо, священник, я понимаю, что ты говоришь.

Болгарский владыка потер свой подбородок:

– Тут нужно еще подумать. Мы все соберемся здесь через три дня, чтобы поговорить обо всем этом побольше. А сейчас идите с миром, и помните, – он строго посмотрел на христиан, а затем на мусульман, – вы тут все мои гости. Никаких потасовок, а то пожалеете.

Получив это предупреждение, послы-соперники с поклонами разошлись.

* * *

Джелаль ад-Дин бродил по Плиске в ожидании нового диспута со священниками. Этим он занимался больше, чем хотелось бы. Как ни нравилось ему проводить время со своей светлокожей девушкой, он уже был не молод – для него перерывы между сладостными утехами измерялись не минутами, а днями.

После варварской роскоши деревянного дворца Телерига сам город показался арабу удивительно знакомым. Он не понимал, почему, пока не сообразил, что Плиска, как и Дамаск, как и Константинополь, как и бессчетные другие виденные им места, когда-то была римским городом. Архитектура и расположение улиц оставались такими же, несмотря на смену хозяина.

Джелаль ад-Дин чуть не закричал от радости, увидев бани, все еще работающие. Судя по запаху во дворце, он уже сомневался, знают ли вообще болгары о существовании такого понятия, как «чистота». Войдя внутрь, он заметил, что большинство моющихся были светлокожими, как Драгомир и его подружка. Как он уже понял, они происходили от славянских крестьян, которых в свое время покорили собственно болгары.

Он также заметил, что болгары, в большинстве своем незнакомые ни с христианством, ни с исламом, позволяли женщинам мыться вместе с мужчинами. Это было возмутительно, это было поразительно, в Дамаске это вызвало бы волнения. Джелаль ад-Дин пожалел, что его глаза не так остры, как были в сорок лет, или хотя бы в пятьдесят.

Когда он с удовольствием нежился в теплом бассейне, вошли трое христианских посланников. Увидев обнаженных женщин, Феодор зашипел в ужасе, повернулся и выбежал вон. Никита чуть было не последовал за ним, но Павел удержал его за руку. Старший священник сбросил с плеч коричневый халат и с довольным вздохом погрузился в тот же бассейн, в котором находился Джелаль ад-Дин. Никита, все еще с сомневающимся лицом, присоединился к нему через несколько секунд.

– Плоть есть плоть, – спокойно сказал Павел. – Посвятив себя Христу, ты признал, что плотские удовольствия не для тебя. Так что нет и смысла бежать.

Джелаль ад-Дин кивнул христианам.

– В тебе больше здравого смысла, о почтеннейший, чем я ожидал бы увидеть в священнике, – сказал он Павлу.

– Благодарю тебя. – Если Павел и заметил скрытую иронию в голосе араба, он не показал этого, что заставило Джелаль ад-Дина на секунду устыдиться. Павел продолжил: – В любом случае я не священник, а всего лишь скромный монах. Я здесь для того, чтобы давать советы своим начальникам, если они пожелают меня выслушать.

– Всего лишь! – усмехнулся Джелаль ад-Дин. Но он должен был признать, что монах был предельно откровенен. Он вздохнул – куда легче ненавидеть противников, не отмеченных печатью добродетели. – Им всегда не мешало бы тебя выслушать, – сказал он. – Я думаю, что в тебе есть святость.

– Ты слишком добр ко мне, – сказал Павел.

– Нет, не слишком, – сказал старшему товарищу Никита. – Не только словами убеждаешь ты варваров, но и всей своей жизнью, которая достоинствами своими освящает учение твое.

В ответ Павел отвесил поклон. Казалось бы, такое телодвижение обнаженного человека, находящегося по пояс в воде, должно было показаться смешным. Но почему-то не показалось.