Текст книги "Лунный зверь: История лис"
Автор книги: Гарри Килворт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
ГЛАВА 5
Над Лесом Трех Ветров разразилась гроза. Свинцовые потоки дождя обрушивались на землю, едва не ломая молодые деревца. Тонкие слабые стволы пригибались к земле, словно косматые черные тучи наваливались на них всей своей тяжестью. Казалось, гигантские боги-козероги сражаются в вышине, глаза их сверкают яростью, они наскакивают друг на друга, сотрясая небеса. Бездомная лисица бродила по лесу, не замечая проливного дождя, вспышек молнии и раскатов грома. Но хотя оцепеневшая от горя О-ха не обращала внимания на погоду, ненастье затрудняло ее поиски.
Целыми днями О-ха рыскала по лесу, надеясь найти пустую нору или любое другое укромное местечко, которое могло бы стать домом для нее и для будущих детенышей. Наконец она обнаружила нору на северном склоне, но выяснилось, что там уже живет лиса-б о б ы л и х а. Хозяйка норы, раздражительная старая лисица, отнюдь не горела желанием делить кров с будущей матерью. Когда О-ха сунулась в нору, б о б ы л и х а сразу оскалила зубы, предупреждая, что непрошеной гостье лучше убраться восвояси.
– Да что у тебя, сердца нет! – воскликнула молодая лисица. – Подумай только, мужа моего убили, нору нашу разорили. Мне голову негде приклонить. А моим лисятам никак нельзя без дома.
– Это верно, сердца у меня нет, – фыркнула б о б ы л и х а. – Еще бы, при такой-то жизни. Нашла чем пронять – мужа у нее, видите ли, убили. Да я и не помню, когда в последний раз подпускала к себе лиса. Была нужда водиться с этим грязным неотесанным сбродом.
У О-ха не было ни душевных, ни физических сил вступать в схватку со злобной старухой. Понурившись, она ушла прочь ни с чем. Когда на небе взошла луна, лисица отыскала огромный дуб и свернулась клубочком между его корнями. Там было холодно и сыро, к тому же О-ха не давала покоя мучительная мысль: если она в ближайшее время не найдет надежное жилище, ей не сохранить своих детенышей. Холод резал ее, как нож. Шел снег, и с тех пор, как сгустилась темнота, Завывай все набирал силу.
«Настанет день, – думала О-ха, – когда мы, лисы, поквитаемся с людьми и собаками. Настанет день, когда они отплатят за все причиненное нам зло». Мечта согревала ей душу, но тело по-прежнему дрожало от холода. Она и сама знала, что попусту тешит себя, ведь уже ничего нельзя исправить, нельзя вернуть А-хо. Гнев захлестывал ее горячей волной, но, как это часто бывает, оставался бесплодным. Конечно, она всегда будет помнить А-хо и никогда не простит его убийц, но попытайся она действительно отомстить своим врагам, это не вернуло бы погибшего лиса, а ей самой скорее всего стоило бы жизни.
При первых проблесках рассвета лисица встала, стряхнула с шубы снег и побрела к опушке леса. Там она раскопала мерзлую землю и стала искать червей. Потом наткнулась на гнилое бревно, кишмя кишевшее мокрицами, и принялась жадно пожирать их, проглатывая вместе с кусочками влажной древесины. Немного подкрепившись, О-ха полизала мокрую от талого снега траву и вновь пустилась на поиски норы.
Ей казалось, лес полон острых углов и выступов. В ярко-синем небе не виднелось ни облачка. Даже солнце словно излучало холод. Дрожа всем телом, О-ха ковыляла по с в о е м у, вдоль канав и живых изгородей. Тут ей встретилась лисья пара: О-лан и А-лон. Лисица поделилась с ними своим горем. Они объяснили, что в их норе, к сожалению, нет свободного места. Как и О-ха, они в самом скором времени ожидали появления потомства.
– Мы бы рады тебе помочь, – сказала О-лан. – Да только нора у нас совсем тесная. Земля там глинистая, а ты сама знаешь, зимой глина как камень. Там не выцарапать даже ямку, чтобы зернышко спрятать, не то что местечко для другой лисы. Нам обоим очень жаль, поверь.
– Послушай, – окликнул ее лис, – мне тут кое-что пришло в голову. На южном склоне холма Трех Ветров есть барсучий городок – нор у них там хватает. Может, они согласятся тебя приютить? Ты же знаешь, между нами, лисами и барсуками, существует договор – в случае крайней нужды делиться друг с другом жилищем. Скорее всего они потребуют, чтобы ты отдавала в их кладовую часть своей добычи, ну так ведь тебе сейчас выбирать не приходится...
– Думаешь, они пустят меня к себе?
– Попытка не пытка. Один из моих братьев как-то жил в барсучьем городке. И ничего, ладили. А еще был у меня приятель, так он даже...
– А-лон! – позвала лиса жена. Как видно, ей не слишком нравилось, что муж так долго разговаривает с одинокой молодой лисицей.
– Удачи тебе! – пожелал на прощание лис.
– Спасибо. Наконец-то получила дельный совет. Если ничего другого не подвернется, попробую сунуться к барсукам.
Остаток дня лисица провела в поисках, на ходу подкрепляясь чем придется. В одной из канав она обнаружила ручей и утолила жажду. И на этот раз все ее усилия найти нору не увенчались успехом. К вечеру она оказалась на южной стороне леса и принялась высматривать вход в подземный барсучий городок. Под старым вязом она заметила ложбинку, расчистила лапами снег и увидела лаз. Набравшись храбрости, О-ха спустилась вниз, в темноту, и двинулась по длинному коридору. Сильный запах барсуков сразу ударил ей в нос, из ближайших спален до нее доносился шорох. Барсуков О-ха не боялась, но все же здесь, в их обиталище, ей стало как-то не по себе. Барсуки чрезвычайно сильные звери, и, если ее вторжение придется им не по нраву, они расправятся с ней в два счета. А кто знает, как они отнесутся к появлению чужачки
Она уже дошла до конца коридора, как вдруг из темноты послышался вопрос на чужом языке, произнесенный грубым хрипловатым голосом:
– Feond oder freond?
Под землей было темно, хоть глаз коли, но лисица не нуждалась в свете, – как и всегда, она больше полагалась не на зрение, а на ощущение, которое и сама не смогла бы назвать и определить. У зверей, живущих в норах, это ощущение совершенствовалось тысячелетиями. О-ха ничего не различала в темноте, но она сразу поняла – перед ней крупный, матерый барсук-самец.
– Я лиса, – ответила она, хотя и не разобрала, о чем спрашивал барсук. – Я... У меня нет дома, и вот... Люди зарыли мою нору, и я подумала...
– Чего, чего? – пророкотал хозяин. – Людя зарыли? Э, да это лиса. Заблудилась, что ль?
– Нет, я искала ваш городок. Хотела спросить, может, у вас найдется для меня местечко? Лишняя спальня? А то мне негде жить.
– Ага, ясно. Лиса есть, норы нет, – проворчал барсук. – Места у нас полно. Хочешь здесь жить, да? Погоди тут. Спрошу у других. Пока не входи.
– Хорошо, хорошо. – О-ха вздохнула с облегчением.
Послышалось шарканье тяжелых лап, и наступила тишина. Спустя некоторое время звуки и запахи сообщили ей, что барсук вернулся. Она уже успела немного привыкнуть к чужому жилищу и чувствовала себя увереннее.
– Наши говорят, оставайся, коли хочешь. Только шуметь – ни-ни. Будешь тише воды, ниже травы. Пойдем, покажу тебе твою спальню. Это выше.
– Я так тебе признательна, – начала было лисица.
Но барсук грубовато оборвал ее:
– Пошли, пошли.
Барсук повел О-ха по коридору наверх, в отведенную ей спальню. Оказавшись в новом жилище, лисица сразу почувствовала, что здесь просторно и сухо, а на полу лежит мягкая подстилка. Прежде всего она пометила спальню, не обращая внимания на неодобрительный взгляд барсука, а потом растянулась на подстилке из травы и листьев
Подобно всем лисам, весьма аскетичным и не требовательным в убранстве жилища, О-ха не нуждалась в такой роскоши, как подстилка, но сейчас теплая постель пришлась измученной лисице весьма кстати – глаза ее закрылись, едва голова коснулась натруженных лап. Издалека до нее донесся голос барсука:
– Выходи через верхний ход. В мой больше не лазь.
И О-ха провалилась в сон.
Наутро, не открывая глаз, она вытянула лапу, чтобы коснуться А-хо. Сквозь дрему она недоумевала, почему не чувствует его запаха. Недоумение возросло, когда она поняла, что лежит в незнакомой норе.
– А-хо! – испуганным шепотом позвала она.
Где же он? Может, спозаранку отправился на охоту, чтобы порадовать ее кроликом или каким-нибудь другим лакомством? Но почему тогда она не ощущает запаха его меток? Почему бесследно улетучился аромат его теплого, сонного тела?
И куда она попала? Что это за нора?
Растерянная, сбитая с толку, лисица принялась обшаривать нору в поисках мужа – ей казалось, она все еще спит и видит страшный сон. Будь здесь А-хо, он сразу разогнал бы этот кошмар.
И вдруг она вспомнила все, что случилось за эти два дня: охота, разрытая нора, лисий дух, мертвое тело А-хо, висящее на изгороди. А-хо больше нет. Он никогда не вернется. И чувство утраты, более острое, чем раньше, пронзило ее. Тоска навалилась такой тяжестью, что у лисицы перехватило дыхание. Страдания души во много раз мучительнее, чем самая сильная телесная боль. Против этих страданий нет никаких лекарств, кроме времени. Тому, кто сражен печалью, она кажется неизбывной. Тоска парализует дух, лишает сил. Тело живет, двигается, но дух, сломленный отчаянием и безнадежностью, застывает в изнеможении.
Весь долгий вчерашний день лисица бродила по лесу, ни на секунду не забывая о смерти А-хо, ни на секунду не отдыхая от саднящей боли. Но забыть о своей потере и вдруг, проснувшись, вспомнить о ней, пережить заново было еще страшнее. Она знала – ей предстоит еще много, много подобных томительных пробуждений, ей показалось, что мучения ее будут длиться вечно и не ослабеют никогда, сколько бы зим и лет ни минуло.
С тяжелым сердцем она отыскала коридор, которым вчера провел ее барсук, и уже собиралась двинуться наверх, как вдруг на ум ей пришло предостережение хозяина. Этот путь ей запрещено использовать. В дальнем конце спальни оказалось еще одно, более узкое отверстие; протиснувшись в него, О-ха оказалась в длинном коридоре, куда не выходили другие спальни. Она выбралась из барсучьего городка и в последний раз отправилась к гиблому месту, где оборвалась жизнь А-хо. О-ха решила больше не возвращаться сюда: вновь и вновь пересекая тропу смерти, лишь попусту растравляешь себя. К тому же это опасно. А ей надо беречь своих будущих детенышей, ее долг перед ними важнее всего, важнее тоски и печали.
Поселившись в барсучьей колонии, О-ха старалась сталкиваться с хозяевами как можно меньше, да и те явно не горели желанием общаться со своей соседкой. Встречаясь с барсуками, она приветливо кивала и здоровалась, и на этом все общение кончалось. Но как-то вечером, когда О-ха собиралась на ночной промысел, в ее спальню просунулся барсук – тот самый, что позволил ей жить в городке. Она уже знала, его зовут Гар.
– Пришел узнать, как ты? – произнес он, поудобнее устраиваясь на полу.
– Хорошо, – ответила лисица. – Правда, мне немного одиноко.
– Ясно, ясно. С лисом твоим случилось неладное. Я помню. Уж эти мне людя! – И в подтверждение своего нелестного мнения о человеческой породе барсук громко щелкнул зубами. – Мы, барсуки, их не трогаем. Зла им не делаем. А они как-то подослали сюда пса. Так, слабак, недомерок. Я ему задал – ха! – И Гар обнажил свои устрашающие клыки.
У О-ха от изумления глаза на лоб полезли.
– Неужели ты справился с собакой?
– Делов-то. Задал ему трепку. Летел отсюда впереди собственного визга, бедолага. Мы, барсуки, очень сильные. И появились на этой земле давно, очень давно. Людей не трогаем, нет. А они любят убивать барсуков. Нечасто такое случается... но случается.
– Лисы тоже очень давно появились на земле. И люди преследуют нас с сотворения мира. Не знаю почему.
– Быстро бегаете, вот почему. Людя тоже любят бегать – бегут, бегут, гонятся за кем-нибудь. Непонятно, зачем им это надо. Чокнутые они. Кто их разберет. Бывает, вынесут на лужайку перед своим домом еду. И ждут, чтобы мы пришли. Глазеют из окон. Глядите, глядите, барсук ест! А что, по-ихнему, нам с едой делать – играться? – Барсук презрительно фыркнул. – Гар-то плевал на них. У него-то здесь хватает силы. – И барсук склонил голову, указывая на свою могучую грудь. – Шкуру старины Гара людя могут заполучить, а душу – ни-ни. Душа останется с ним.
Старый барсук понравился лисице. Оказалось, они сходятся во мнениях. Как и лисы, Гар верил, что после смерти попадет в иной мир, где живут души зверей.
– Ты вот что сделай, – задумчиво произнес Гар. – Отправляйся бродить по свету. В пути всего насмотришься. Всякой красоты. Больших холмов, широких долин, быстрых рек. Мир, он большой. Увидеть мир – это здорово.
– Не хочу я никуда идти, – возразила лисица. – Останусь там, где родилась. Может, кому-то скучно в нашем лесу, а мне здесь нравится. Красоты и здесь хватает.
– Ясно, – не стал спорить Гар. – Знаешь, я слыхал, вы, лисы, можете кричать по-всякому. Овцой блеять или вороной каркать. Правда это?
– Да, – подтвердила О-ха. – Мы умеем подражать голосам других зверей.
– Ну, покажи-ка. Крикни птицей.
О-ха решила не ломаться и несколько раз чирикнула.
– Ха. Ей-ей, похоже на пичугу. А теперь овцой.
О-ха жалобно заблеяла, точно ягненок, зовущий мать.
– Ха, здорово. Ей-ей, вы, лисы, и правда мастера.
– Un lag u, – раздался недовольный голос из соседней спальни.
– Что случилось? – обеспокоенно спросила О-ха.
– Да так, ерунда. Просит потише. У нас не любят, когда шумят. Ничего, поболтаем тихонько. Громко нельзя. Не бойся, все нормально. Поговорим еще. Я кой-чего узнаю о лисах. А ты о барсуках. Слышишь, а ты как думаешь, отчего людя невзлюбили вас, лис? Оттого, что бегаете быстро?
– Думаю, то есть так мне говорили родители, когда я была еще лисенком, люди возненавидели нас, потому что мы частенько крадем у них цыплят.
– Вот так. Съедаете цыплят раньше, чем людя сами сожрут. Ясно, каждому охота съесть цыпленка. Так вот почему людя ненавидят лис.
Насчет того, что каждому охота съесть цыпленка, О-ха была вполне согласна со старым барсуком. Она знала также – вражда между людьми и лисами возникла много веков назад и не прекратится до скончания мира.
– А все же, – продолжал Гар, – не все людя ненавидят лис. Не все, нет. Знавал я одного лиса, он жил с людьми. Долго жил. И они его не убили. Только те людя, что на лошадях, людя с ружьями, – не любят лис.
– А других мне что-то не встречалось, – мрачно заметила лисица.
– Нет, в мире полно всяких разных людей. И вообще всяких разностей. Отправляйся в путь – увидишь сама.
– Не хочу я никуда идти, – отрезала О-ха.
– Eall ic waes mid sorgum godrefed, – произнес барсук, цитируя какую-то барсучью пословицу на своем родном языке, непонятном для лисицы. – Грустно, грустно. – Он вздохнул. – Ну, мне пора. Славно поболтали. В другой раз поболтаем еще.
Лисица ничего не видела в темноте, но слышала, как он поднялся и, тихонько пофыркивая, направился по коридору к собственной спальне.
Потом она уснула, и снились ей люди – существа, которые внушают лисам ужас, уступающий по силе лишь Неизбывному Страху. Неизбывный Страх – это грозный призрак, у которого тысяча имен и обличий, и ни одно из них невозможно запомнить. Белая Голова с безжалостными челюстями и остекленевшими глазами, не знающими сна. Неизбывный Страх скрывается там, куда не проникает ни рассудок, ни самые сокровенные, пророческие сновидения. Даже храбрейший из храбрых не может без содрогания представить его отвратительные черты. Много веков назад, в самом начале мира, Неизбывный Страх проник в глубины сознания, чтобы остаться там навсегда. Порой он предстает на земле во всем своем ужасающем обличье, а потом вновь надолго исчезает, к великому облегчению всего лисьего племени.
Как ни странно, когда О-ха вновь случайно столкнулась с Гаром, он был так же неприветлив и немногословен, как и при самой первой их встрече. Словно не было между ними долгой дружеской беседы. Лисица догадалась: разговорчивость накатывает на старого барсука лишь под настроение и это настроение посещает его крайне редко.
Однажды вечером, выйдя на охоту, О-ха заметила в саду поблизости от человеческого жилья старый заброшенный сарай. Она обошла вокруг ветхого строения, выискивая, нет ли где следов или других знаков недавнего пребывания людей, и не обнаружила ничего, что могло бы ее насторожить. Внутри сарая хранились металлические инструменты, покрытые ржавчиной и опутанные кружевами паутины. Сквозь щелястый, прогнивший пол пробивалась трава. Стекла в маленьком оконце давно были выбиты, и весь сарай угрожал рухнуть. В одном из уголков примостилось гнездо черных дроздов – верный признак того, что люди здесь не появляются.
В последнее время О-ха все чаще мучили опасения. Она полагала, что барсучий городок не лучшее место для ее детенышей, которые скоро должны появиться на свет. Скорее всего барсуки не причинят лисятам никакого вреда, но, когда речь идет о безопасности потомства, лисы удесятеряют свою врожденную осторожность, и О-ха ничуть не отличалась от других матерей. Этот сарай, пожалуй, будет для лисят более надежным пристанищем, решила она. Между домом и сараем пролегал участок шириной примерно в три сотни ярдов, поросший высокой, непримятой травой. Возможно, обитатели дома совсем одряхлели, и сарай им больше не нужен. Есть здесь и еще одно важное преимущество – обшарпанная дверь до сих пор на запоре. Сама О-ха может проникнуть внутрь только сквозь узкое оконце. Собаке вряд ли удастся втиснуться в такое маленькое отверстие, расположенное к тому же высоко над землей. Если кто и потревожит ее здесь, то только белки, птицы и летучие мыши, но все эти твари ей не страшны.
Лисица все больше склонялась к тому, чтобы переселиться в сарай.
Но до поры до времени она продолжала жить в барсучьем городке. Барсуки, сами того не зная, охраняли ее кладовые и тем приносили лисице немалую пользу. Как и все лисы, О-ха была чрезвычайно запаслива, и в спальне, где она хранила припасы на черный день, царил страшнейший беспорядок. Но так как лисица жила обособленно и пользовалась отдельным коридором, у барсуков не было особых причин жаловаться. Правда, О-ха постоянно подновляла свои метки и разбрасывала птичьи перья, остатки овощей и обглоданные кости где придется – не только в спальне, но и в коридоре, и вокруг своего собственного лаза. Она знала, кое-кто из барсуков недовольно косится на это безобразие и ворчит. Много раз лисица обещала себе стать опрятнее, но обещания оставались обещаниями. У нее было множество забот, куда более важных, чем уборка.
День шел за днем, неделя за неделей. Лишь изредка слабый солнечный свет озарял хмурые небеса, серые и тяжелые. Но снегопады прекратились, сменившись проливными дождями, и О-ха стало легче добывать пропитание. Дожди вымывали маленьких зверюшек из нор, и те становились добычей лисицы. К тому же когда на улице льет как из ведра, люди предпочитают оставаться в домах – в такую погоду им не до охоты на лис, да и влажная земля недолго сохраняет звериные запахи.
В один из весенних дней, когда Загуляй завывал в полях, вздымая тучи прелых листьев и сухой травы, зайцы предавались обычным в эту пору безумствам, ласки приплясывали напротив оцепеневших кроликов, прежде чем вцепиться им в горло, а ястребы камнем падали с небес прямиком на растерянных мышей, О-ха почувствовала, что внутри у нее происходит нечто особенное Она поспешила найти Гара и сказала ему, что покидает барсучий городок.
– Куда собралась? – удивился барсук.
– Посмотреть мир.
– Вот это дело. Славное дело.
– Спасибо за все. Ты был очень добр. Вы все были добры. Приютили меня, когда мне пришлось туго.
– Да что там. Пустяки. Вот насмотришься всего, вернешься, тогда мы с тобой вдоволь поболтаем. Ха!
И лисица ушла от барсуков, на душе у нее было тревожно, но, когда она подошла к ветхому сараю на краю сада, дурные предчувствия улетучились: никаких признаков того, что в ее отсутствие здесь побывал враг, будь то человек или собака.
Лисица пролезла в окошко и устроилась на старом мешке. Ее время пришло.
Предстояло нелегкое дело.
ГЛАВА 6
В стародавние времена, когда лисы разгуливали повсюду без опаски, свободные как ветер, на свете не было ни с в о е г о ни ч у ж о г о. Не было также и ж и в о п ы р о к – людских поселений, где земля покрыта бетоном, асфальтом и булыжником, а значит, не было и о т д у ш е к. Еще долго после того, как Кле-ам, Великий Горячий Ветер, создал мир, вокруг были лишь земля и небо. Лишь после того, как в мир пришел А-О, первый лис-лиса, здесь появились реки, моря и озера. Ближайшим потомкам первых героев лисиного племени не было нужды давать названия разным частям земли, ибо она повсюду оставалась одинаковой. Земля в те дни была податлива и мягка, а скалы еще не успели застыть и ползали туда-сюда, подобно гигантским улиткам. Что до людей, их время еще не наступило. Мир населяли волки, олени, древесные куницы, рыси, но людей не было среди его первых обитателей. Землю сплошь покрывали леса, бескрайние и густые, зелень господствовала повсюду, заполняя мир от основания до вершины. Птицы приносили в клювах семена первоцвета, стальника, вики, одуванчика, кукушкина цвета, мать-и-мачехи и засевали почву. И когда на землю пролился первый дождь, все вокруг наполнилось благоуханием растений, ароматом свежих трав
Вначале животные не знали, какие из растении приносят пользу, а какие – вред, им пришлось постигать это на собственном опыте. Многие звери, по неведению попробовав ядовитых растений, или умирали, или долго мучились от болезней. Другие, съев трав, навевающих причудливые видения, лишались рассудка. Но мало-помалу звери выяснили, какие из растений их друзья, какие – враги. Им стало известно, что наперстянку и белладонну лучше обходить стороной. Лук-резанец, дикий хрен, пижма, бузина, цикорий, напротив, съедобны и помогают от многих хворей. Растения, имеющие острый, терпкий запах, как правило, опасны. Среди грибов годятся в пищу сморчки, строчки, зонтики, лисички. А чертов гриб, бледная поганка, мухомор приносят смерть. И когда животные познали свойства грибов и растений, они сложили об этом саги и песни, которые передавались из поколения в поколение. Но так повелось уже после того, как каждое из созданий, обитавших на земле, обрело свой голос.
Первый звук на земле произвел кузнечик – после сытного обеда он от удовольствия потер одной лапкой о другую, и раздался сухой треск. Все звери и птицы замерли, ошеломленные, – ведь до той поры в мире царило ничем не нарушаемое безмолвие. И сразу же у черного дрозда прорезался голос – он приказал кузнечику не шуметь.
– Сам не слишком разоряйся! – крикнула дрозду галка.
– Попридержи язык! – оборвал ее волк.
Вскоре поднялся оглушительный гвалт, и с тех пор многие животные так и не замолкают.
Лишь скалы и камни отказались внести свою лепту в нестройный хор, в котором слились недавно обретенные голоса зверей и птиц. Эти жители земли, несмотря на свой внушительный вид, отличались застенчивым нравом. Даже горы в те времена были робки и пугливы, словно мотыльки.
И вот когда в мир пришли первые люди, горы и скалы словно оцепенели со страху, примерзли к земле и уж не могли больше передвигаться. А двуногие существа принялись хозяйничать в мире: они выкорчевывали леса, пока не расчистили огромные пространства, холодные и пустые, залитые лунным светом. Все обитатели земли стали для людей добычей. И лисьи духи пустились странствовать по свету, то здесь то там они освящали гиблые места, где земля пропиталась кровью лис. Люди лишили лис жизни не для того, чтобы добыть себе пропитание, но лишь потому, что те ходили на четырех ногах, носили рыжие шубы и отказывались признать людей хозяевами мира, как это сделали собаки и кошки. Минули века, и многие животные исчезли с лица земли, а другие оказались под гнетом людей. Некоторые отчаянно сопротивлялись, другие были слишком слабы и нерешительны, чтобы вступить в схватку с могущественными двуногими созданиями. Лошади пытались сражаться за свою свободу, но вскоре им пришлось уступить. Вепри держались дольше, скрываясь в остатках некогда густых лесов, но вскоре и они были вынуждены сдаться. Волки, ближайшие родственники лис, боролись насмерть, и люди истребили их. Лисы сумели приспособиться к обстоятельствам – они стали жить в глубоких подземных норах, лишь под покровом ночи выходя на промысел. Они уподобились призракам, бесплотным теням, и людям редко случалось увидеть их хотя бы краешком глаза.
Была еще одна важная причина, по которой лисы сумели выжить, – они никогда не избирали вождей. Вожди способны, в чаянии славы, увлечь свое племя в безнадежные битвы. Среди лис нет и от веку не было королей, лисы не облекают своих собратьев особой властью, нарекая их шаманами или родовыми старейшинами. Они не собираются в стаи, подобно волкам, и не сбиваются в стада, как олени. Они не ведают иерархии. Каждая лиса – сама себе голова и полагается исключительно на себя. Она никому не позволит собой распоряжаться. Лисы не признают идолов, священных камней, и это тоже служит им на пользу: ведь люди ухитряются проведать про такие места и устроить там засады и ловушки. Лисы привыкли жить и действовать обособленно. Так легче приноровиться к переменам, сотрясающим мир. Лисы не приветствуют луну ритуальными песнопениями, не обожествляют солнце. Даже посещая священные гиблые места, они никогда не остаются там надолго. В отличие от волков, они не совершают обрядовых действ вокруг магических деревьев или камней. Иными словами, не существует уголков, про которые люди могут сказать: «Здесь собираются лисы. Мы их здесь подкараулим». Лисы помнят и чтят своих предков, героев, вышедших из Первобытной Тьмы, но не поклоняются им.
Они привыкли жить независимо, парами или семьями. Встречи лис происходят изредка и всегда непреднамеренно. Они научились подражать разным голосам, от хриплого лая до душераздирающего визга, и способны одурачить кого угодно. Ночная тьма служит им надежным покровом. Они избегают суеты и спешки, зная, что быстрые ноги и проворство выручают других животных: зайцев, землероек. Им же, лисам, лучше действовать не торопясь, все спокойно обдумав.
Все эти премудрости О-ха собиралась передать своим детенышам, как только они немного подрастут и смогут понять ее рассказы. Она принесла шесть лисят и, довольная, гордая, насухо облизала их. Впервые у нее появились дети, и она не задумываясь отдала бы за них жизнь. На следующий день после родов лисице удалось поймать крысу, заскочившую в сарай, но вскоре она столкнулась с серьезной трудностью. О-ха не могла оставить малышей, требовавших материнского тепла, а лиса-отца, который приносил бы пищу, рядом не было. Правда, в глубине сада она нашла мешок с гнилой картошкой, брошенный в яму для удобрений. Но она понимала – этого хватит не надолго, а после ей придется туго.
Случилось так, что кто-то из обитателей коттеджа заметил лисицу из окна, и, к немалому своему удивлению, она обнаружила, что люди оставили в саду еду – как видно, для нее. Гар рассказывал ей об этой странной привычке, свойственной некоторым людям, – оставлять для диких зверей угощение и наблюдать за ними из окна. И все же О-ха поверить не могла в такое везение. Люди подкармливали и ежей, которые, встревожившись при появлении лисицы, немедленно свернулись в колючие клубки. Не окажись у О-ха другой пищи, она, конечно, попыталась бы разделаться с ежом, но сейчас, благодаря людской щедрости, ей было чем подкрепиться. А она с детства помнила – с ежами лучше не связываться. Ей, по крайней мере, не доводилось встречать лису, которая утолила бы голод этим колючим созданием.
Когда лисятам минуло восемь дней, угощение в саду перестало появляться. Коттедж, казалось, опустел, – судя по всему, хозяева его куда-то уехали. Люди наверняка не подозревали, что лисица всецело полагалась на них. Скорее всего они думали, что просто подкармливают зверюшку, внося в ее рацион приятное разнообразие. На самом же деле они спасали О-ха от голодной смерти, с угрозой которой ей пришлось столкнуться вновь. Лишенная помощи и поддержки, она была вынуждена надолго оставлять лисят, отправляясь на поиски пищи, иначе соски ее опустели бы.
За маленьким коттеджем раскинулась усадьба. Там в огромном особняке жил человек, нередко возглавлявший охоту на лис. Точнее, коттедж был чем-то вроде сторожевой будки на въезде в усадьбу – за ним начиналась широкая аллея, ведущая к особняку. Внушительных размеров квадратный дом, сложенный из серых каменных плит, неприветливо поглядывал своими многочисленными окнами. Его окружали аккуратно подстриженные лужайки. Кусты и деревья в саду стояли на одинаковых расстояниях, прямоугольный пруд с бетонными берегами зарос лилиями, а вокруг пестрели клумбы. Короче, усадебный сад был вовсе не из тех мест, что привлекают лис.
Во время своих торопливых вылазок О-ха старалась держаться от особняка подальше, но как-то раз чудесный запах властно повлек ее к беседке на краю одной из лужаек. Днем в беседке долго сидели люди, и кто-то позабыл на перилах пару сандвичей с беконом. Пробираясь вдоль ограды некошеным лугом, О-ха почувствовала манящий запах съестного, не смогла устоять и после непродолжительной внутренней борьбы вскарабкалась по плющу, вившемуся по красивой кирпичной стене. Кратчайшим путем она направилась к пище. Лисица двигалась быстро, но без лихорадочной поспешности. Она бесшумно поднялась по ступенькам беседки и вскочила на перила. Оглядевшись вокруг, она удостоверилась, что за ней никто не наблюдает, схватила пакет и, разорвав зубами вощеную бумагу, принялась торопливо поглощать сандвичи.
Внезапно в лунном свете мелькнула чья-то тень, и из темноты выкатилась громадная собака со свирепо оскаленной мордой. Сердце О-ха бешено заколотилось, но, повинуясь инстинкту, она ловко вскочила на крышу беседки. Здесь она была недосягаема для грозных челюстей. Как ни странно, чудовищный пришелец из Ниоткуда – О-ха в жизни не видела таких огромных собак – не проронил ни звука. Он явно не хотел звать людей – они бы только испортили ему забаву. Подскакивая на мощных задних лапах, пес попытался дотянуться до лисицы, но вскоре убедился, что усилия его тщетны. Тогда он растянулся на траве, не спуская с О-ха прищуренных злобных глаз. Опустив тяжелую голову на лапы, он замер в ожидании.
Лисица тоже молчала. Она судорожно соображала, есть ли у нее надежда спастись. Ей пришлось признать, что шансы невелики.
– Можешь вертеть башкой сколько влезет, лисье отродье, – наконец проскрежетал пес. – От меня не уйдешь. Можешь не сомневаться, я в два счета перекушу твою шею.
О-ха невольно вздрогнула, услышав глухой, раскатистый голос чудовища. Она поняла – пес слов на ветер не бросает.
– Да что я тебе сделала? – спросила она. Вопрос был глупый, но она рассчитывала потянуть время. – Вспомни, ведь мы, лисы, и вы, собаки, близкие родственники. Недаром и язык у нас один. Разница только в том, что...
