Текст книги "Возмездие королевы Виктории"

Автор книги: Гарри Гаррисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

11

Вспомнив предосторожности, предпринятые израильтянами, Тони попробовал пройти тот же путь. Покинул такси в нескольких кварталах от «Мармиона», и остаток пути проделал крадучись. Один из агентов, Инон или Исай, сидел на ступеньках, попивая зеленую парижскую газировку из бутылочки, и даже не поглядел на проходящего Тони. Однако, должно быть, передал какой-то сигнал, потому что Эстер вышла встретить Тони в полутемном вестибюле.

– Нет ли тут места, где мы могли бы спокойно поговорить? – осведомился Тони.

– В столовой, там нас никто не побеспокоит. Не хочешь ли перекусить? Выпить?

– Нет, да. То есть, нет, нет. Разве что у вас есть здесь кофе, чай или что-нибудь вроде того.

Воспоминание о "Гиннесе" и "Пэдди" все еще посылали одуряющие миазмы в его лобные доли; надо завязывать с выпивкой.

– Чудесный стакан чая. Сейчас вернусь.

Всю столовую занимал единственный длинный стол, уже накрытый для завтрака, с банками варенья, солонками и перечницами. У одной стены покоился приземистый темный комод, ощетинившийся выдвижными ящиками и ручками, с журналами и старыми газетами на верхней доске, а над ним – портрет, оживлявший обстановку: сплошь сигара и бульдожьи сдвинутые брови Черчилля. Эстер принесла чай, и они уселись в дальнем конце стола, у окна. Торчавшая в стакане ложка чуть не выколола Тони глаз, но он ухитрился увернуться от нее и с хлюпаньем втянуть в себя живительный настой, смывший из горла темные остатки "Гиннеса".

– У меня небольшие неприятности, – небрежно обронил Тони.

– Не это ли называется американским преуменьшением? Когда мы впервые встретились, в твоей комнате находился головорез Фатаха, пытавшийся отдубасить тебя. Теперь ты возвращаешься в Лондон, а тут уже поджидает взвод шотландских дуболомов. Одного этого достаточно, чтобы любого преследовали кошмары.

– Да, но это лишь половина. Меня умыкнула из Лондона под дулом пистолета команда кубинских террористов, заключивших союз с шотландскими националистами, и они подстроили так, чтобы все подумали, что я разменял маркированные банкноты из выкупа, а позже я и в самом деле сделал это, но, словом…

– Тебя преследует еще и полиция?

– Да, – уныло кивнул он, – но ты не сдашь меня, правда?

– Никогда! Будучи шпионкой, я и сама чуточку не в ладах с законом. Не говоря уж о том, что Яков убьет меня, если я позволю хоть волосу с твоей головы упасть. Ты порядком наследил, пробыв в стране всего пару дней. А как ты ладишь с пакистанскими секретными службами?

– Ты это о чем? Это не шутки…

– Извини, я и не думала, выпей еще чаю. Я только спросила. Они тоже заинтересованы захватом самолета, поскольку смахивает на то, что банда погрузила оружие в Карачи. Вот я и подумала, что они тоже могли увязаться за тобой.

– Что ж, пока что мне удалось с ними разминуться, большое спасибо.

– Извини, – успокоительно проговорила она. – Я просто спросила. А к твоим кубинским бедам, случаем, не имеет отношения полковник Хуарес-Седоньо?

– Уж будь покойна, этот клоун распоряжался всей операцией. Много ли тебе известно?

– Капельку, но я с радостью поведаю тебе все. Но сначала, пожалуйста, расскажи мне, что с тобой стряслось после того момента, когда я покинула тебя в отеле.

Тони поведал о невзгодах, обрушенных на него полковником, упиваясь сочувствием, под цоканье языка излившимся на него. Миля за милей проследил он эпопею до Глазго, а оттуда до Каррадейла и Кемпбелтауна. Когда он летел в Глазго, Эстер подлила ему чаю и, увидев, что он нуждается в чем-нибудь покрепче, чтобы добраться до Эдинбурга, отыскала бутылку виски, подкреплявшую его до самого конца путешествия. "Олд Морталити", весьма и весьма подкрепляющее шотландское, позволило ему продержаться всю дорогу до Лондона, вплоть до встречи на станции.

– Ты и вправду времени зря не терял, – с профессиональным одобрением заметила Эстер. – Конечно, тебя вынудили разменять эти стодолларовые купюры, чтобы бежать, но позднее в полиции это будет легко доказать. Нет смысла сдаваться, пока не подберешься поближе к истине.

– С этим я согласен. А теперь расскажи, что тебе известно о полковнике.

– Не очень много. Мы впервые узнали о его существовании, когда проследили путь агента Аль-Фатаха до его дома. Он имел с ними какие-то дела время от времени уже не один год, вероятно, торговля оружием и боеприпасами. В любом случае, в твоем кондуите он числится "вероятно враждебным". А еще мы открыли тот факт, что он член одной из анти-кастровских группировок в Англии. Так что, как только мы услыхали, что кубинцы связаны с захватом самолета, организовали слежку за его домом. Сожалею, что мы оказались недостаточно оперативными, чтобы поспеть туда, когда тебя похитили, но с того момента он находится под постоянным наблюдением. Таким образом, мы уверены, что на шаг опережаем полицию, еще не увязавшую полковника с захватом самолета. Есть еще капелька разведданных, наверняка представляющих для тебя интерес. У полковника была гостья, молодая дама, прибывшая вчера и все еще находящаяся там. Мы не знаем, по доброй ли воле она осталась, но пришла она туда явно сама. Египетская девушка по имени Жасмин Сотираки.

– Стюардесса с самолета!

– Она самая. Сеть интриг становится чрезвычайно запутанной, но, развивая аналогию, все ниточки тянутся в одну сторону.

– Ну, если ты можешь выудить из всего этого какой-то смысл, тогда будь добра, поделись со мной. Какое отношение Жасмин имеет к остальным?

– Она давным-давно находится в числе сочувствующих Аль-Фатаха, так что мы вынуждены были заключить, что они тоже замешаны в это дело. В конце концов, один из его агентов заявился к тебе в отель.

– Ты хочешь сказать, что это шотландско-кубинско-аль-фатаховский заговор?

– Смахивает на то. Случались вещи и более странные.

– О, вовсе не случались! Этот случай ставит рекорд по запутанности, если не по чему-нибудь еще. Если позволишь мне посчитать на пальцах, на мой медлительный индейский манер, манер историка искусств…

– Сперва хлебни еще шотландского.

– Почему бы и нет? Дальше это дело уже не затемнишь даже виски. Ладно. Имеется большой Ди-Си-10, принадлежащий куче арабов, часть из которых имеет отношение к Аль-Фатаху. Где-то вдоль этой цепочки Аль-Фатах спутывается с людьми из шотландского самоуправления, связанными с кубинскими контрреволюционерами. Они стряпают план захвата самолета, и план удается. Потом что-то не заладилось, когда шотландцы решили, что все деньги нужны им одним, и захватили их. Так что все остальные, заодно с полицией, гонятся за шотландцами, которые, прежде чем им дали время предпринять нечто конструктивное, дабы сбросить английское иго, подверглись терракту в свою очередь, их главарь Ангус Макферсон шлепнут при грабеже, и деньги исчезли во второй раз. Вот такое положение сложилось на данный момент, верно?

– Верно, но с одним существенным дополнением. В доме в Каррадейле ты слышал, как этот человек, Вилли, говорит, что кто-то был с Ангусом как раз перед тем, как его убили. Ты помнишь его точные слова?

– Не совсем, что-то насчет барыги.

– У тебя безупречная память. Это жаргонное выражение, означающее перекупщика краденного.

– Значит, наверное, это перекупщик вырубил Ангуса, чтобы получить засвеченные банкноты, не платя?

– Определенно смахивает на то. Что дает нам крепкую ниточку. Твой преследователь Вилли может знать, кто этот перекупщик. Надо попытаться допросить его.

– Погоди! Не только он, дай-ка подумать. – Тони бездумно сделал порядочный глоток из своего стакана, поперхнулся и закашлялся от крепкого пойла. Обойдя вокруг стола, Эстер крепко стукнула его по спине, вышибив кашель, а заодно, видимо, растормошив память. – Стопка банкнот, которую я взял у полковника, была принесена ему Рамоном с самолета. И я слышал, как он говорил, что они для перекупщика. Полагаю, образцы для заключения сделки. Может, это тот же самый перекупщик?

– Может, да, может, нет. Но это ниточка, и, наверное, единственная, имеющаяся в нашем распоряжении.

– Ладно, тогда по ней и последуем. Если нам удастся найти перекупщика, которого планировали использовать кубинцы, он может оказаться убийцей и человеком с деньгами. Если нет, он скорее всего знает других перекупщиков, способных провернуть подобную сделку.

– Существует весьма высокая вероятность, что ты прав. Но нет ли каких-либо других улик, указывающих на личность этого перекупщика? Может, кто-нибудь еще видел его? Должно же быть описание внешности.

– Может быть, но о нем мы должны спрашивать Вилли или еще кого-нибудь из тех, кто тогда находился в доме в Каррадейле. Все, что мне известно, это тип его автомобиля и номер.

Эстер медленно подняла глаза, полные темных глубин, способных утопить любого мужчину, и встретилась с Тони взглядом. Одухотворенные средиземноморские глаза, очень напоминающие египетские глаза Жасмин, – хотя вряд ли разумно говорить об этом Эстер. Взгляд этих глаз тщательно изучил Тони, затем изящная рука протянулась к его стакану и налила малую толику "Олд Морталити". Залпом опрокинув стакан, Эстер вздохнула.

– Тони, ты подкидываешь сюрприз за сюрпризом. Почему ты не упомянул об этом раньше?

– Потому что забыл, честное слово. Я просто не успевал оглянуться, знаешь ли. Я слышал, как кто-то прокричал о машине, и нацарапал информацию о ней на стодолларовой купюре, чтобы не забыть. Вот. – Он выхватил бумажник из кармана – и побледнел. – Я разменял купюру с записью!

Тони быстро зашелестел банкнотами, переворачивая каждую и поднося к свету, и наконец вздохнул всей грудью.

– Нет, не разменял. Извини за переполох. Для надежности я сунул ее в средину пачки. Вот она. ЗЛН, это должно означать зеленая, затем КАПРИ и номер 8463Y. Записала?

– Да. Прости меня, я на минуточку, посажу Исая на телефон. У нас есть кое-какие знакомые в департаменте полиции, которые уладят нам это дело, как обычный запрос на информацию.

Она вернулась через минуту с весьма задумчивым видом.

– Мы только что получили рапорт от нашего наблюдателя у дома полковника. Очень грязный автобус "Фольксваген" остановился возле дома, и в дом вошли пятеро кубинцев. Тебе что-нибудь известно об этом?

– Несомненно. На этом драндулете мы и ездили в Шотландию. Это, должно быть, Хорхе и остальные вернулись с поджатыми хвостами, потому что шотландцы захватили полковника. А без него они не знают, что делать.

– А Хорхе не один ли из тех, с самолета?

– Верно, заместитель командира кубинских террористов.

– Может, он знает перекупщика?

– Весьма и весьма возможно.

– А если не знает он, то эта Жасмин может знать. Или кто-то еще из присутствующих в доме. По-моему, настало время отправиться переговорить с ними. Не хочешь ли поприсутствовать, пока мы будет беседовать с ними? Должна предупредить тебя, это абсолютно противозаконно и может быть опасно.

– Поехали, – глухо рассмеялся Тони. – Если мы не узнаем, у кого деньги, я буду преступником в бегах до скончания своих дней. Одним обвинением больше, одним меньше – какая разница?

– Вот это сила духа! Из тебя выйдет отличный международный агент, если ты только сам захочешь.

Воодушевленный этим сомнительным комплиментом, Тони отхлебнул еще глоточек шотландского, пока шестеренки организации раскручивались в подготовке к рейду. Появился ряд неряшливых пансионеров, при ближайшем рассмотрении оказавшихся вполне опрятными. Инон и Исай организовали все очень быстро. Через двадцать минут все было готово, и атакующие отбыли, а Эстер и Тони остановили такси и последовали за ними чуточку помедленнее.

– Мы дадим им пару минут для начала, – сказала Эстер. – Мы прибудем, когда фейерверки угаснут. Мы не хотим, чтобы ты пострадал.

Тони быстро зашевелил бровями, ткнув большим пальцем в сторону водителя, чьи крупные, красные уши кокни находились прямо за открытой загородкой. Типичный лондонский таксист, толстошеий, с мощной челюстью, непоколебимый, как Гибралтар, англичанин до мозга костей.

– Шалом, – сказала Эстер.

– Шалом, Эстерля, – отозвался таксист. – Как поживает папочка?

– Радуется жизни в киббуце. Выращивает апельсины и очень гордится ими.

– Апельсины, да. Mishugganah[41]41
  Дикие (идиш).


[Закрыть] арабы, нет. Пусть так и продолжает. Передай привет, когда увидишь.

Все, что проделал ударный отряд израильских агентов, было проделано очень быстро. Такси прокатило по полутемным улицам и остановилось перед знакомым домом, позади еще более знакомого автобуса "Фольксваген" – шикарного террористического транспорта. Как только Тони и Эстер поднялись по ступенькам крыльца, парадная дверь распахнулась, и Инон, а может, Исайя, взмахом пригласил их войти.

– Как воды напиться, – провозгласил он. – Большинство спало, когда мы ворвались. Мы их собрали в чем-то вроде конференц-зала на первом этаже.

Единственным свидетельством применения силы были сколы от долота рядом с замком парадной двери и пансионер "Мармион, постель и завтрак", покачивающийся на кушетке в холле с автоматом "Брен" на коленях; он радостно помахал им, пока они поднимались по лестнице.

– Это больше смахивает на пентагонский зал военного совета, – заметил Тони, когда они вошли в просторную комнату, где собрали захваченных в плен. Обширный блестящий стол в окружении стульев занял почти все помещение. Задернутые шторами окна занимали одну длинную стену, а противоположная была завешена огромной картой мира. Как на гиперболизированных картах и открытках, продаваемых туристам в великом штате Техас, Куба здесь была преувеличена, чтобы соответствовать размеру сердец ее пребывающих в изгнании сыновей. Она маячила, большая и зеленая, близ берегов блеклых Соединенных Штатов, рядом с усохшей Центральной Америкой – грандиозный, процветающий остров размером с две трети Африки. От нее зеленые стрелки – даже красный карандаш не допускалась в этот бастион антикоммунизма – вели к главным столицам мира. На случай, если эта гипертрофия простого Карибского острова до статуса мировой державы будет неправильно понята, стену в дальнем конце занимал один чудовищный портрет в золотой раме и траурном обрамлении, изображавший хмурого индивидуума в мундире главнокомандующего галактической армии или кого-то в том же роде, смахивающего на покойного, но незабвенного Фульхенсио Батисту. Намного ниже на той же стене – конечно, левее – находился куда более миниатюрный, криво повешенный портрет Фиделя Кастро. Им пользовались в качестве мишени, и сейчас он напоминал подушечку для булавок – утыкан дротиками, покрыт рядом пулевых отверстий и пробит охотничьей стрелой со стальным наконечником.

Израильтяне в расслабленных позах стояли по углам комнаты, а на стульях вокруг стола для совещаний сидели шестеро небритых, красноглазых, хмурых мужчин и единственная столь же хмурая женщина. Как только Тони переступил порог, Хорхе поднял голову, осклабился и отчетливо проговорил:

– ЎNo te arrugues cuero viejo que te quiero para tambor[42]42
  Раздвинь-ка щелку, я буду любить тебя в мягкое место. (исп.).


[Закрыть]!

– Заткнись, – предложил Тони. – В комнате присутствуют женщины, а подобные речи придутся им не по вкусу. Привет, Жасмин.

– Svinja, cochon, merde[43]43
  Как видим, Жасмин владеет еще и русским языком. Два другие слова прозвучали по-французски: свинья и дерьмо.


[Закрыть]…

– А если подумать, некоторым они очень даже по вкусу. Когда закончишь свой урок словесности, Жасмин, я хочу, чтобы ты поведала мне, что ты тут делаешь в компании террористов с твоего самолета.

– Я не скажу тебе нишего.

– О-о, да ты маленько говоришь по-английски, – медоточиво улыбнулась Эстер.– Это мило.

Обе женщины быстро смерили одна другую взглядами с головы до пят – действенно, источая подозрительность, ненависть, отвращение – и все это при помощи бровей, ноздрей и без единого слова. Эстер добавила презрительно приподнятое плечо, после чего повернулась спиной, признавая соперницу недостойной внимания. Жасмин молча прикусила губы. Тони укоризненно покачал головой.

– Знаешь, одно время я искренне жалел тебя. Как тебе вмазал этот жуткий террорист! Все выглядело очень реалистично, должен признать. Но он вмазал тебе, чтобы ты осталась на самолете, потому что ты участвовала в заговоре с самого начала. В чем состояла двоя работа – протащить это оружие на борт в Карачи?

Отвернувшись от него, Жасмин не ответила. Вместо нее заговорил Хорхе, отчетливо вполголоса забарабанил barrio[44]44
  Здесь: уличные (исп.).


[Закрыть] оскорбления, заставившие остальных кубинцев ухмыльнуться украдкой, – искусно, в семь этажей с прибором описав родственниц Тони до седьмого колена.

Усталость, возбуждение, диковинные переживания и еще более диковинные напитки без его ведома заставили Тони напрячься до точки срыва. Он редко терял самообладание, подобное ему никогда не нравилось, но уж когда доходило до этого, сто поколений чистокровных апачей подымали свои головы и хором издавали воинственный клич. Одним скачком он пересек комнату, сграбастал Хорхе за грудки, швырнул со стула на пол и замер над ним, стиснув кулаки. Хорхе вытаращился на него, разинув рот. Ярость пошла на убыль, и Тони принялся гадать, что же делать с распростертым террористом, когда память подкинула ответ. Ведь это Хорхе с радостью держал его, когда полковник прижимал пистолет к его виску и грозил нажать на спусковой крючок, так ведь? Именно так, он играл вторую скрипку, насколько Тони помнил.

– Вы двое, поднимите его, – приказал Тони, взмахом подозвав двух израильтян. Он даже не заметил их колебаний и быстрого кивка Эстер в их направлении. Они вздернули Хорхе на ноги.

– Пистолет! – крикнул Тони, протянув руку, все еще испепеляя взором перепуганного кубинца. Перепуганного? Хорошо, так и продолжать. Эстер плюхнула пистолет в ладонь Тони, и он прижал дуло к виску Хорхе. – Ну, тебе известно, как это делается. Ты ответишь на мой вопрос. Вы двое – держите его, но отступите в сторонку, не стойте позади, отлично. Я хочу знать имя перекупщика, которому полковник собирался передать банкноты из выкупа. Мне нужно его имя и место, где его найти…

– Я не знаю!

– Меня это не волнует, если не знаешь, ты покойник. Если знаешь, скажешь, пока я не сосчитал до трех, или я нажму на спуск, и тебе конец. Подумай об имени, приготовься. Раз, два…

– Дядюшка Том! – хрипло взревел террорист.

– Что? Ты шутишь на смертном одре?

– Нет, клянусь честью, имя, магазин, ломбард, недалеко, в Вулвиче. Я дам адрес, это на Пламстед-Комон. Вы найдете.

Тони медленно опустил пистолет и отвернулся, чувствуя себя совершенно опустошенным. Взяв у него пистолет, Эстер негромко проговорила:

– Он все время стоял на предохранителе. Ты бы нажал на курок?

Пожав плечами, Тони отошел и выдернул один из дротиков из портрета Кастро.

– Не думаю. А если бы и нажал, то скорее всего, промазал бы. Я скверный стрелок. – Он метнул дротик в Батисту, пронзив ему левую мочку. – Даже с дротиками. Я целился ему в сердце.

– Ты удивительно отважный человек, а в мире с лихвой хватает убийц, так что ты должен радоваться, что не принадлежишь к их числу. Куда важнее быть отважным, а тебе отвага еще пригодится.

– Что ты имеешь в виду? – Сердце ушло в пятки.

– Я думала, это очевидно. Кто-то должен зайти к этому дядюшке Тому с американскими банкнотами, прикинувшись кубинцем, пытающимся продать их, способным говорить по-испански и все такое. А кто ж способен на такое, кроме тебя?

12

Все аргументы были на стороне Эстер, и Тони оставалось лишь залепетать жалкие возражения. Дно общества, коварные перекупщики с хитроумными головорезами встали у него за спиной. Для него все это всегда было закрытой книгой и, будь воля Тони, таковой бы ей и оставаться вовеки веков. Но вопреки его природным инстинктам, разум не мог не признать, что доводы Эстер совершенно безупречны. Она пересчитала их по пальцам, водя его из комнаты вверх по лестнице. Дядюшка Том – их единственная ниточка. Сомнительно, что информацию можно выжать из дядюшки Тома силой, так что если и можно что-то вызнать у него, то лишь хитростью. Тони представится кубинцем, принесшим деньги из выкупа. Эстер и ее компетентные компаньоны будут ждать неподалеку, в готовности вмешаться в случае осложнений. И, в конце концов, это именно Тони в беде, его разыскивает полиция, он стремится обелить свое доброе имя. Они окажут ему всевозможную помощь, но только он сам может зайти к перекупщику под нужной личиной.

– Но что нам делать с террористами? – поинтересовался Тони, быстро возводя еще одну оборонительную баррикаду. – Едва мы уйдем отсюда, Хорхе свяжется с дядюшкой Томом, и я кончу свой путь в Темзе в бетонных сапогах.

– Это не проблема. – Она распахнула дверь в конце темного коридора и пригласила его зайти. Выключатель находился на стене снаружи. – Эту комнату нашел Исай. Очаровательно, как по-твоему?

Комната оказалась то ли мастерской полковника, то ли комнатой для забав, где он отдыхал после трудов терроризма. Толстая металлическая дверь покрыта изнутри мягкой обивкой, как и стены. Никаких окон; воздух проникает сквозь крепкие металлические решетки в потолке. Со всех стен свисают кандалы, а в дальнем углу – по-домашнему уютная подставка для зонтиков, забитая кнутами разнообразных размеров и форм. Эстер неодобрительно огляделась.

– Трудно избавится от старых привычек. Полагаю, никто не скажет нам, пользовался ли полковник этой прелестной камерой, но он определенно держал ее наготове для использования, когда пробьет час. Весьма недобрый человек, и мы должны позаботиться, чтобы упечь его куда-нибудь подальше, чтоб с ним не случилось чего-нибудь плохого. А пока что можем притащить всех остальных сюда, они будут в полной безопасности. Уж не сомневайся, отсюда не выбраться, когда дверь заперта. Но мы проверим на всякий случай. Как только ты закончишь свою беседу с дядюшкой Томом, мы пришлем сюда кого-нибудь, чтобы отпер дверь. Они довольно ужасные люди, разве нет?

Почему-то комната убедила Тони. Она напомнила ему о полковнике и торговце табаком в Глазго, существенно укрепив его решимость.

– Правильно. Поехали, пока я еще крепок духом.

– Ты удивительный человек, Тони Хоукин, – совершенно искренне проговорила Эстер, обнимая его за плечи своими изящными руками и запечатлевая теплый, долгий поцелуй на его изумленных устах. – Очень жаль, что ты не еврей, – шепнула она ему на ухо, легонько прикусив мочку.

– Я собрат по оружию, – отозвался Тони, с энтузиазмом возвращая поцелуй. – Я всего лишь американский индейский фэбээровец, подпольно работавший на Израиль в Мексике.

– Тс-с-с, – прижала она палец к его губам. – Эта информация все еще засекречена, и я не хочу ничего об этом знать.

– Вы двое закончили? – спросил Исай (или Инон?), остановившись на пороге и баюкая автомат, приподняв бровь с выражением всепоглощающей скуки. – Туземцы внизу беспокоятся.

– Тащи их сюда и запри. Мы должны повидать дядюшку Тома.

Источающих угрюмых взглядов и ворчливых жалоб террористов заперли в комнате полковника для забав. Жасмин протестовала против заточения в компании такого количества мужчин, и Эстер одарила ее понимающим взглядоа, говорившем кромче слов. Дверь оказалась в самом деле звуконепроницаемой, запиралась на мощные засовы, так что, обеспечив тылы, еврейско-апатчский экспедиционный корпус убрал оружие в портфели и хозяйственные сумки и удалился даже тише, чем вошел.

– Мы тоже поедем "Фольксвагеном", – сообщил Инон (Исайя?), показывая ключи. – Я конфисковал их у вашего друга Хорхе.

– Но этот транспорт взят в прокат, – по какой-то неведомой причине запротестовал Тони.

– Тогда им придется заплатить за дополнительный пробег, – с несокрушимой женской логикой возразила Эстер, и они забрались в автобус. С точки зрения Тони поездка прошла уж чересчур быстро. Час пик уже прошел, и они смогли пересечь Темзу по мосту с башенками совершенно без помех. После этого дорога повела на восток, Эстер показывала все достопримечательности, пока автобус не затормозил перед большим зеленым сквером, плотно окруженным зданиями.

– Пламстед-Комон, – объявила Эстер. – Ломбард с другой стороны.

– А это что? – спросил Тони, указывая на озаренные желтым светом окна с красочным гербом над ними.

– Паб, как ты, наверное, догадываешься.

– Я догадываюсь. Я намереваюсь пригласить тебя туда на стаканчик, пока твое войско займет позицию, а потом ты проводишь меня до двери и скроешься. По рукам?

– Ты весьма отважен. По рукам.

Дверь легко распахнулась от толчка ладони, открыв взорам помещение с низким потолком, заполненное гулом голосов, крепким табачным дымом, заставившим Тони тут же закашляться, и забитое людьми, сидящими чуть ли не плечом к плечу. Но за крохотными столиками на периферии обнаружилось несколько женщин, по большей части уже не первой молодости; все они были заняты оживленными беседами, но в целом в заведении доминировали мужчины, единообразно одетые в бурые дождевики, покрытые одинаково расположенными пятнами, и поношенные кепки, надвинутые на самые глаза или заломленные на затылок. Ведя Эстер за руку, Тони протолкнулся через толпу и сумел прорваться к деревянной стойке, где, ухватившись за ее округлый край, изо всех сил старался привлечь внимание одного из хлопотливых барменов. Оба мускулистых бармена в белых рубашках трудолюбиво давили на рукоятку пивных кранов, отправляя клиентам неиссякаемый поток полных бокалов. Один из них наконец заметил яростно махавшего Тони: наверное, устал качать пиво, хотя такое казалось и невозможным, и подошел к посетителям с мокрой тряпкой, при помощи которой развез по стойке пивные лужи, слившиеся в озерцо, покрывающее все стойку.

– Дгрхм? – сказал он, или что-то вроде того; Тони решил считать, что он готов к услугам; громкий гул голосов делал беседу почти невозможной.

– Мы бы хотели заказать что-нибудь выпить. Чего ты хочешь, Эстер?

– Джинтоник, – громко сказала она, и бармен кивнул.

– Виски. Большое виски. Я имею в виду два больших виски в одном стакане.

– Голландская доблесть? – небрежно прокричала Эстер. Тони продемонстрировал зубы в конвульсивной ухмылке.

– Нет, просто желание хорошенько выпить, потому что у меня уже давненько во рту не было ни капли, а в следующий раз такая возможность представиться очень нескоро.

– Извини, на самом деле я хотела просто пошутить. Наверно, после этого ужасного дома чувство юмора покинуло меня.

– Меня тоже. Мне не следовало срываться. Для секретного агента в тебя чересчур легко влюбиться.

– Что? Я не слышала, шумно.

– Я сказал шалом. Разве не это вы говорите? Я так и не узнал до сих пор, что это означает.

– Это означает мир. Как трубка мира.

– Я выпью за это.

Они выпили, и бокалы опустели чересчур быстро, после чего они снова оказались на выстуженной улице, еще более охлажденной назойливым моросящим дождем, прошелестевшим над дальними трубами и мягко прокатившимся к ним по траве. На следующем углу обнаружилось заведение со стеклянными витринами, выставлявшими на обозрение самые невероятные предметы, проглядывавшие сквозь крепкие жалюзи и пыльные стекла.

– Здесь, – известила Эстер. – Вроде бы закрыто.

– Конечно, закрыто, – ответил Тони, остывший под дождем и донимаемый приступами усталости, – но он, по-видимому, живет над магазином. Колоти в дверь, пока он не откликнется. Я уверен, что он делает большую часть своего теневого бизнеса в сумерках.

Эстер скользнула прочь. Глубоко вздохнув, Тони шагнул вперед, приблизился к темному входу и тихонько постучал. Дверь тотчас же распахнулась, и кто-то шипел на него, пока он не вошел. Загорелся приглушенный свет.

– Вы не Стенли. Кто вы?

– Нас не подслушают? – с сильным кубинским акцентом прошептал Тони, подозрительно озираясь. Они находились в полутемном торговом зале, забитым хламом и невостребованными обломками бесчисленного множества семейств. Под ногами звенели подставки для дров и гнутые кочерги, кушетка вываливала свою набивку на крикливые репродукции скверных полотен в облупившихся рамах. Набор побитых клюшек для гольфа, половина наверняка отсутствовала, лежал на крышке расстроенного пианино рядом в парой покоробившихся гитар. Неисчеслимое множество внушающих уныние предметов исчезало во мраке наверху и со всех других сторон, милосердно укрытое мраком. Каким бы бизнесом тут ни занимались, но уж наверняка не торговлей этими невостребованными отбросами. Владелец ломбарда выглядел таким же невостребованным, как и его товары – седовласый, сморщенный старикашка неопределенного возраста; кожа крупными складками болталась на его костлявой фигуре, как будто снятая с чужого плеча и принесенная в ломбард в числе прочих товаров. Брюки с пузырями на коленях, жилет болтается на плечах, как на вешалке, прикрывая невероятно смятую рубашку, очки в стальной оправе держатся на самом кончике острого носа; при таком потрепанном и жалком облике он просто обязан был быть невероятно богатым.

– Послушайте, кто вы? Говорите или выметайтесь.

– Я ищу дядюшку Тома.

– Что ж, вы его нашли. Мы работаем с девяти до пяти, в более поздние часы по предварительному уговору, а теперь выкладывайте.

– Но я здесь по уговору насчет dinero[45]45
  Деньги (исп.).


[Закрыть], кое-чего зеленого и шуршащего, по приказу одного полковника, который останется безымянным, если вы не захотите узнать его имя.

Эта новость слегка ошарашила дядюшку Тома, он все еще хранил безмолвие и неподвижность, только глаза по-птичьи окидывали фигуру Тони взглядом с головы до ног, да двигался один указательный палец, почесывая бок – видимо, сгоняя с места какого-то нежелательного сожителя. Но прежде чем он успел придти к какому-либо заключению, раздался едва слышный стук в дверь.

– Вон в тот угол, и держи пасть на замке. – Дядюшка Том поспешил ко входу, а Тони устроился в неудобном кресле, набитом конским волосом, со сломанной пружиной, пробивавшейся вверх в надежде сделать кому-нибудь внутримышечный укол. Дверь открылась и быстро закрылась, и под кругом света из-под абажура появился небольшой человечек со свертком. Дядюшка Том подозрительно осмотрел его, после чего они переговорили, просторечно глотая слоги и употребляя необычные дифтонги.

– У тя?

– Арр. Первый класс, пятерка миниум.

– Гальваническое покрытие, побитые, даю три.

– Ад дерьмовый, я луче потоплю их. Чтыре.

– Три фунта пятьдесят, по доброте сердечной.

– В задницу, нет у тебя серца, дядек. По рукам.

Пакет сменил владельца, зашелестели банкноты. Дядюшка Том убрал пакет в темный угол, где уже хватало таких же, и шипением призвал Тони из его угла. Но не успел он и рта раскрыть, как вдали принялся трезвонить телефон. Ворча под нос, хозяин заведения, безошибочно пропетлял среди груд хлама и поднял трубку. Беседа, состоявшая с этой стороны в основном из односложных хмыканий и уханий, оказалась благословенно краткой. Тони уже начал нервничать из-за ожидания и помех. Разговор возобновился с того же места, где прервался.

– Ладно, как его зовут? – вопросил дядюшка Том.

– Кого?

– Кого? Полковника хренова, вот кого.

– Полковник Хуарес-Седоньо.