Текст книги "Тренировочный полет"

Автор книги: Гарри Гаррисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Роботы-носильщики уложили водителя в «скорую помощь», и та мигом сорвалась с места. Доктор заговорил в микрофон на лацкане, давая указания персоналу больницы. После этого он обернулся к Карлу:

– А теперь посмотрим на ваши руки.

Все произошло с невероятной быстротой, и Карл даже не успел осознать, что тоже пострадал. Только сейчас он увидел ожоги на ладонях и ощутил резкую боль. По лицу текла кровь. Он покачнулся и едва устоял на ногах.

– Ничего, ничего, – мягко проговорил врач, помогая Карлу сесть. – Не так страшно, как кажется. Будут вам новехонькие ладони за пару деньков.

Он успокаивал Карла, а сам не прекращал копаться в чемоданчике. Внезапно Карл почувствовал резкий укол в плечо. Боль отступила.

Из-за укола все вокруг стало расплывчатым. Карлу плохо запомнилось, как его везли в больницу в полицейской машине. А потом был блаженный покой в прохладной постели. Видимо, ему сделали еще один укол, потому что очнулся он только утром.

Неделя в больнице показалась настоящим отпуском. Персонал то ли не знал о том, что Карл осужден, то ли никого это не заботило. За ним ухаживали точно так же, как и за любым пациентом. Ему наращивали кожу на ладонях и предплечьях, а он знай наслаждался мягкой постелью и разнообразным питанием. Ему давали обезболивающие, и лекарства заглушали беспокойные мысли о другой жизни, оставшейся за стенами больницы. А еще его очень порадовала новость, что обгоревший водитель тоже выздоравливает.

Однако на восьмое утро дерматолог потыкал в его новенькую кожу и расплылся в улыбке.

– Молодцом, Тритт, – похвалил он. – Похоже, сегодня мы с вами расстанемся. Распоряжусь, чтобы оформили выписку и принесли вашу одежду.

Карл подумал о том, что ждет его снаружи, и снова желудок превратился в тугой комок. Возвращаться к жизни осужденного теперь вдвойне тяжелее – после таких-то каникул. Но ничего не поделаешь. Карл одевался как можно медленнее, стараясь растянуть каждую секунду оставшегося больничного времени.

Он уже шел по коридору, когда его окликнула медсестра:

– С вами хочет повидаться мистер Скарви. Сюда, пожалуйста.

Скарви? А, тот водитель. Карл последовал за сестрой в палату, где сидел на кровати дюжий мужчина. С его телом что-то было не так. Под одеялом почти ничего нет, догадался Карл. Бедняга лишился ног.

– Отчекрыжили по самые ляжки, – бодро пояснил Скарви, заметив взгляд Карла. Водитель улыбался. – Да не бери в голову. Хоть не болят теперь. Врачи засадили регенерационные зародыши. Говорят, через год будут ноги лучше прежних. По мне, так нормально. Все лучше, чем зажариться живьем в чертовой цистерне.

Он рывком выпрямил спину. На лице отражались сильные чувства.

– Мне показали ролик. Пожарная служба снимала, у них камера наблюдения на том участке. Так что я все видел. Чуть не стошнило, честно. Хорош же я был, когда ты меня оттуда выволок. – Он выпростал мясистую кисть и стиснул руку Карла. – Хотел сказать тебе спасибо. Ну, пока ты не ушел.

Карл сумел выдавить лишь глупую улыбку в ответ.

– Хоть ты и арестант, мне до лампочки, – добавил Скарви.

Карл осторожно высвободил руку, встал и вышел. Не стал ничего говорить, просто побоялся. Эта неделя была волшебной сказкой. Прекрасной и нелепой. Он отбывает наказание, и так будет еще долгие-долгие годы. Ему никуда не деться от общества, для которого он изгой.

Карл открыл дверь своей унылой комнаты, и осточертевший голос загудел из динамика:

– Карл Тритт, вы пропустили семь дней трудовой повинности и один день отработали не полностью. В обычных обстоятельствах эти дни не вычли бы из вашего срока. Однако в этот раз будет сделано исключение. Пропущенные дни зачтутся вам, хотя бы и вопреки приговору.

Счетчик-календарь торопливо защелкал, подтверждая слова Контрольного органа.

– Не знаю, как и благодарить, – съязвил Карл, устало валясь на кровать.

Монотонный синтетический голос продолжал, словно не заметив сарказма в реплике Карла:

– Вдобавок вы получите награду. Согласно «Специальным правилам смягчения наказания», проявление личного мужества и риск ради спасения человеческой жизни расцениваются как социально значимое поведение и вознаграждаются соответственно. Срок вашего наказания сокращается на три года.

Карл вскочил и недоверчиво уставился на динамик. Это что, розыгрыш? Он покосился на первое окошко счетчика. Календарь шелестел цифрами: 18… 17… 16… Все, листание прекратилось.

Вот это да! Три года долой! Вроде бы такое невозможно, но вот же они – цифры на счетчике.

– Контрольный орган! – вскричал Карл. – Послушайте, пожалуйста! Что произошло? В смысле, что это за фокус с вознаграждением? Как это может сократить срок? Почему я никогда о таком не слышал?

– Принципы сокращения срока наказания не предаются широкой огласке, – ровным голосом ответил динамик. – Подобные сведения могут побуждать граждан к нарушению закона, в то время как угроза наказания есть средство сдерживания. Как правило, осужденному сообщается о возможности сокращения срока только по истечении первого года. Ваш случай является исключительным.

– А где я могу узнать поподробнее о возможности сокращения срока? – нетерпеливо спросил Карл.

Секунду-другую динамик жужжал, а потом выдал:

– Ваш консультант – мистер Присби. Он даст рекомендации относительно того, что можно сделать. Вы записаны к нему на прием: завтра в тринадцать ноль-ноль. Вот его адрес.

Механизм щелкнул и выплюнул карточку. В этот раз Карл ждал ее и сумел поймать на лету. Осторожно, почти с нежностью он держал карточку перед глазами. Трех лет уже как не бывало. А завтра он узнает другие способы скостить срок.

Конечно же, он явился заранее, почти за час до назначенного времени. Секретарь-робот заставил ждать в приемной и впустил минута в минуту. Услышав щелчок открывающейся двери, Карл подавил желание скакнуть к ней. Изо всех сил стараясь шагать медленно, он вошел в кабинет.

Присби, консультант по отбыванию наказания, смотрел на него, точно заспиртованная рыба из стеклянной бутылки. Это был жирный коротышка с мертвенно-бледной кожей; комковатую голову словно выдавили из пухлого туловища, как замазку из тюбика. Казалось, глаза целиком состоят из расширенных зрачков; консультант глядел не мигая сквозь стекла, которые в толщину были едва ли меньше, чем в ширину. Контактными линзами давно никого не удивишь, но у этого человека зрение совсем никудышное. Иначе зачем ему старомодные очки в массивной оправе, опасно балансирующие на мясистом носу?

Когда вошел посетитель, Присби не улыбнулся и не произнес ни слова. Его взгляд неотрывно следовал за Карлом, пока тот шел по кабинету. Тут же вспомнились ненавистные видеокамеры, но Карл отогнал это сравнение.

– Меня зовут… – начал он.

– Мне известно, как вас зовут, Тритт, – проскрежетал в ответ Присби. Грубый голос удивительно плохо вязался с мягкими губами. – Садитесь – вот стул.

Карл сел и тут же заморгал от резкого света, направленного ему прямо в глаза. Он попробовал сдвинуть стул, но не вышло: ножки были прикреплены к полу. Тогда он просто приготовился слушать.

Присби наконец перевел свой застекленный взгляд на стол и взял лежавшую там папку. Не меньше минуты он пролистывал ее содержимое и только потом заговорил.

– Дело у вас странное, Тритт, – проскрипел консультант. – И мне оно, скажем прямо, совсем не нравится. Понять не могу, с чего это вдруг Контрольный орган направил вас ко мне. Но раз уж вы здесь, я вас слушаю.

Улыбаться было нелегко, но Карл себя заставил.

– Видите ли, меня наградили сокращением срока наказания на три года. Таким образом я узнал, что срок может быть уменьшен. Контрольный орган сказал, что вы можете дать подробную информацию.

– Пустая трата времени. – Папка хлопнула, падая на стол. – Ваш приговор не подлежит смягчению до истечения первого года. Осталось еще почти десять месяцев. Когда они пройдут, возвращайтесь, и я вам все объясню. А сейчас не задерживаю.

Карл не двинулся. Руками он изо всех сил вцепился в колени, пытаясь совладать с собой, и сощурился, глядя против света на равнодушное лицо консультанта.

– Но вам же известно: мне уже сократили срок. Возможно, поэтому Контрольный орган разрешил проконсультироваться…

– Не пытайтесь учить меня закону, – ледяным голосом пророкотал Присби. – Это я должен учить вас. Так и быть, объясню. Хотя смысла в этом ровным счетом никакого. Когда истечет первый год вашего срока – то есть вы ровно год отработаете в определенной для вас должности, – только тогда получите право на сокращение. Вы сможете подать прошение о переводе на работу, предполагающую временны́е премии. Есть опасные виды деятельности, скажем починка спутников: там один день засчитывается за два. В атомной энергетике существуют должности, где один день равен трем, но таких совсем немного. На подобных работах осужденный помогает себе сам, воспитывает в себе ответственность перед обществом и одновременно приносит ему пользу. Однако вам еще рано об этом думать.

– Но почему?! – Карл уже успел вскочить и теперь стоял, опираясь на стол ладонями, не успевшими загрубеть после лечения. – Чего ради я должен год исполнять эту никчемную трудовую повинность? Она же совершенно бессмысленная! Ее нарочно выдумали, чтобы мучить осужденных. Я ночь напролет сижу в кабине не смыкая глаз, а ведь мою задачу за три секунды выполнит робот, когда вернется вагонетка. Вы считаете, унизительный монотонный труд учит ответственности перед обществом?

– Сядьте, Тритт! – прервал его Присби высоким трескучим голосом. – Вы что, забыли, где находитесь? И кто перед вами? Слушайте внимательно. Вам позволяется отвечать только «да, сэр» и «нет, сэр». Я повторяю: вы дождетесь завершения первого года трудовой повинности и только потом придете ко мне. Это понятно?

– Нет уж, погодите! – завопил Карл. – Я пойду дальше! Доберусь до вашего начальства! Вы не смеете вот так распоряжаться моей жизнью.

Присби тоже поднялся на ноги, его лицо перекосила нездоровая гримаса, видимо призванная изображать улыбку.

– Никуда вы не пойдете! – проревел он. – Никакого «дальше» просто не существует! Я сам себе начальство. Мое слово – решающее. Не верите? Сомневаетесь в моих возможностях? – На его губах пузырилась пена. – Я доложу, что вы повышали на меня голос, прибегали к оскорблениям и угрожали. И доказательством будет запись.

Присби неуклюже зашарил по столу в поисках микрофона. Найдя, поднес дрожащими руками ко рту и нажал кнопку:

– Говорит Присби. За неподобающие действия, совершенные осужденным в отношении консультанта по отбыванию наказания, я рекомендую продлить срок Карла Тритта на одну неделю.

Ответ пришел молниеносно. Динамик Контрольного органа на стене заговорил своим обычным синтетическим голосом:

– Рекомендация принята. Карл Тритт, к вашему сроку добавляется семь дней; общий срок наказания теперь составляет шестнадцать лет…

Голос бубнил и бубнил свое, но Карл уже не слушал. Его обуяла лютая ненависть. Для него в целом мире сейчас ничего не существовало, кроме рыхлой бледной физиономии консультанта Присби.

– Зря вы так, – выдавил наконец Карл. – Только хуже мне делаете, а должны помогать. – Тут его внезапно осенило: – Хотя какое там помогать! Вы же и не хотите помогать, правда? Вам просто нравится так – корчите из себя Господа Бога, вертите как вздумается судьбами осужденных…

Его монолог был заглушен воплями Присби:

– Преднамеренные оскорбления… Рекомендую добавить месяц к сроку наказания Карла Тритта…

Карл все это слышал. Но теперь ему было все равно. Он изо всех сил старался играть по чужим правилам. Баста! Он ненавидит систему, придумавших ее людей и машины, давшие ей жизнь. Но больше всего на свете он ненавидит сидящего перед ним человека – живое воплощение этой мерзости. Карл так старался, прямо лез из кожи вон, – и что? Очутился в мясистых руках садиста!

– Снимите очки, – тихим голосом приказал Карл.

– С-снять очки? З-зачем? – заикаясь, пробормотал Присби.

Он наконец перестал орать в микрофон и еще не успел отдышаться.

– Ладно, не трудитесь. – Карл медленно дотянулся до него через стол. – Я сам.

Он сдернул с консультанта очки и аккуратно положил рядом.

– Нет! – только и успел пискнуть консультант, догадавшись, что сейчас произойдет.

Кулак ударил точно в эти ненавистные губы, расквасил их, загнал зубы в глотку. Консультант кувыркнулся назад вместе со стулом и растянулся на полу. А Карл даже не заметил, что у него на руке не выдержала новая кожа, что с пальцев закапала кровь. Он возвышался над скулящей бесформенной кучей и хохотал.

В приемной робот-секретарь повернулся к нему и что-то проговорил. На холодной стеклянно-стальной физиономии читалось неодобрение. Не переставая смеяться, Карл схватил тяжелый осветительный прибор и от души врезал по блестящему лицу. Он так и вышел в вестибюль – со стойкой от лампы в руках.

Какая-то часть Карла верещала от ужаса перед случившимся. Но только часть. Ее истеричный голосок быстро захлебнулся в накатившей горячей волне наслаждения. Сейчас Карл крушил запреты – все, какие только можно. На самом деле он крушил стены клетки, в которой был обречен провести всю жизнь.

Его отпустило, только когда он уже спускался в автоматическом лифте. Смех понемногу утих. Карл вытер струящийся по лицу пот. И тут зазвучал тонкий голосок:

– Карл Тритт, вы нарушили условия исполнения вашего наказания, и соответственно ваш срок увеличивается на…

– Где ты?! – взревел он. – Кончай прятаться и зудеть в ухо! Выходи!

Он вперился в стену подъемника. Ага, вот она, стеклянная линза.

– Видишь меня, да?! – проорал он, обращаясь к линзе. – Так и я тебя вижу!

Стойка от лампы взметнулась и хряснула по стеклу. Еще один удар прорвал тонкую металлическую сетку и достиг динамика. Тот печально кудахтнул и затих.

Снаружи люди разбегались врассыпную, но Карла они не интересовали. Эти несчастные всего лишь жертвы, такие же, какой был он сам, – и сейчас не до них. Ведь у него есть настоящий враг. Каждый видеоэкран на пути получал погнувшейся стойкой. Карл безжалостно колошматил динамик, покуда тот не умолкал. За его спиной тянулась вереница изувеченных онемевших роботов.

Его неизбежно должны были поймать. Карл об этом не задумывался, да и какая разница. Это был высший миг его бытия. То, ради чего стоит жить. Жаль, он не знал ни одной боевой песни, а то бы спел. В голову лезла только слегка непристойная песенка из школьных времен. Ладно, сойдет и такая. Горланя во всю мощь легких, Карл продолжал пятнать следами разрушения сияющую поверхность города.

Динамики не оставляли попыток что-то сказать Карлу, но он разбивал их, едва заслышав. Срок его наказания увеличивался с каждым ударом.

– …В совокупности составляет двести двенадцать лет, девятнадцать дней и… – Голос пресекся: кто-то в цепочке сообразил, что грозит преступнику неисполнимыми карами.

Движущаяся лента везла Карла на грузовой уровень. Он пригнулся, ожидая, когда с ним вновь заговорят, – иначе не определишь, куда бить в очередной раз. Зашелестел голос, и Карл завертел головой в поисках динамика.

– Карл Тритт, срок вашего наказания превысил предполагаемые пределы вашей жизни, и теперь приговор является лишенным смысла…

– Всегда был лишен смысла! – рявкнул Карл. – Теперь-то я знаю. Так где же ты? Я тебя достану!

Машина, не слушая его, монотонно продолжала:

– …В таком случае вам надлежит пройти доследование. Офицеры службы порядка уже посланы, чтобы вернуть вас под стражу. Не оказывайте им сопротивления, иначе… грлллык…

Очередной удар стойкой, и динамик разлетелся вдребезги.

– Давай, присылай своих офицеров, – прошипел Карл, обращаясь к массе спутанных проводов и покореженного металла. – Я и с ними разберусь.

Впрочем, исход все равно был предсказуем. Не мог же Карл, преследуемый всевидящим оком Центра, скрываться вечно. Полицейский наряд загнал его в угол на нижнем уровне. Двоих он уложил меткими ударами, прежде чем ему успели вколоть парализующий препарат.

Тот же самый зал, тот же судья. Однако теперь с Карла не спускают глаз двое мускулистых охранников-людей. Непонятно, правда, зачем вообще караулить это жалкое создание – все в бинтах, бессильно привалившееся к барьеру.

Раздалось жужжание, это включился робот-судья.

– Тишина в зале заседания! – стукнул он молотком. – Карл Тритт, настоящий суд признает вас виновным…

– Да что вы? Опять? И не надоело? – издевательски спросил Карл.

– Требую тишины во время оглашения приговора, – громко произнес судья и снова ударил молотком. – Вы виновны в преступлениях столь многочисленных, что назначение вам срока наказания признано нецелесообразным. Поэтому вы приговариваетесь к упразднению личности. Психохирург будет удалять из вашего организма по частям личность, покуда она не исчезнет совсем.

– О нет! – прохныкал Карл, умоляюще протягивая руки к судье. – Только не это!

Жалобное нытье неожиданно сменилось громким смехом. Карл проворно дотянулся до стола и схватил судейский молоток. Изумленная охрана и глазом моргнуть не успела, а подсудимый уже колотил ее захваченным орудием. Один свалился тут же, получив мощный удар по уху. Другой попытался выхватить пистолет, но упал прямо на оглушенного товарища.

– Ну что, судья?! – радостно выкрикнул Карл. – Молоточек-то у меня! Гляди, как я умею!

Карл метнулся вокруг судейского стола и одним ударом превратил глянцевую голову в кусок покореженного металла. Он даже не попытался защититься, этот отросток Централизованного контроля.

Послышался топот бегущих ног, кто-то рванул дверь. На этот случай у Карла не было плана. Главное – разгромить как можно больше вокруг, пока его не схватили и пока в нем не угасло пламя мятежа. В зал заседаний ведет только одна дверь. Карл быстро огляделся. Опытный глаз техника нашел на стене за судейской скамьей крышку смотрового окна. Рванув защелку, Карл распахнул его.

Видеокамера наблюдает за ним из самой высокой точки зала, и с этим, похоже, ничего не сделаешь. Куда бы он ни направился, машина будет следить. Попытка оторваться от погони – вот и все, что в его силах. Он уже протискивался в смотровое окно, когда в зал ворвались два робота.

– Карл Тритт, сопротивление бесполезно. Очередные поправки были внесены… внесены… Карл… Карл… Ка…

Карл удивленно прислушивался к голосам, раздававшимся за тонкой металлической дверцей, и никак не мог понять, что случилось. Он даже отважился выглянуть. Оба робота нелепо дергались на месте. Их динамики шуршали, но больше не исторгали слов. Несколько секунд – и беспорядочные движения прекратились. Как по команде, оба робота развернулись, подхватили лежавших без сознания полицейских и вышли. За ними закрылась дверь. Карл не знал, что и думать. Он продолжал смотреть. Через несколько минут дверь открылась снова. На этот раз в зал вкатился робот-ремонтник, обвешанный инструментами. Он направился к сломанному судье и занялся его починкой.

Тихонько прикрыв дверцу, Карл прислонился к ее холодному металлу и попытался осознать, что же происходит. Раз уж никто его не преследует, есть время подумать.

Почему его оставили в покое? Почему Централизованный контроль ведет себя так, словно не знает, где мятежник? Город до отказа нашпигован следящими устройствами вездесущей машины – уж это-то Карл усвоил. И она координирует свои действия с машинами других городов. Нет места, которого она не видит. Точнее, есть только одно такое место.

Догадка пришла так внезапно, что он даже ахнул. Затем огляделся. В том месте, где Карл стоял, начинался туннель, усаженный переключателями и контрольными щитками; все это тускло освещалось пластинами со встроенными элементами накаливания. Может быть… Конечно может. Даже должно быть!

В целом мире есть одно-единственное место, куда не способен проникнуть своим оком Централизованный контроль. И место это – внутри главного механизма. Там содержится его память. Его управляющие схемы. Ни одна машина, способная автономно принимать решения, не может самостоятельно вносить изменения в свою мыслящую схему. Если даже она попытается, реакция будет обратной, то есть деструктивной. Поврежденная система только еще больше разбалансирует себя, а исправить ничего не сумеет.

Карл находится в мозгу у Централизованного контроля. А это значит, что для неусыпного механического ока мятежник просто перестал существовать. Он там, где его невозможно увидеть. Но ведь машина видит все. Следовательно, его нет на свете. Возможно, вся информация о нем уже стерта.

Он пошел по коридору – сначала осторожно, но с каждым шагом все быстрее.

– Свобода! – завопил он. – Настоящая свобода – впервые в жизни! Могу делать что хочу! Могу смотреть на всех и веселиться!

Карл испытывал невероятный душевный подъем. Ликуя, он открывал дверь за дверью и шествовал по своему новообретенному царству.

Он говорил во весь голос; в нем так и бурлила радость:

– Здесь же куча роботов-ремонтников, тех, что работают на коммуникациях. Они-то и будут доставлять мне еду. Да и все, что угодно: мебель, одежду. Буду жить как вздумается – и делать что вздумается.

От таких перспектив голова шла кругом. Он толкнул очередную дверь и встал как вкопанный.

Перед ним была комната. Отличная комната – он бы сам не отказался от такой. Мебель подобрана со вкусом, кругом книги, на стенах картины, из проигрывателя льется нежная музыка. Карл изумленно уставился на все это великолепие. А потом за его спиной раздался голос:

– Живется здесь, прямо скажем, неплохо. Весь город у твоих ног, чего ни пожелаешь, тебе приносят на блюдечке. Но ты-то, жалкий дурачок, почему решил, что первым до этого додумался? Что первым пришел сюда? Уж не обессудь, на двоих здесь места не хватит.

Медленно, очень медленно Карл обернулся. Он все еще держал в руке судейский молоток. Карл мерил взглядом расстояние между собой и стоящим в дверях человеком, прикидывая, велики ли шансы у молотка против пистолета.