Текст книги "Крыса из нержавеющей стали (сборник)"

Автор книги: Гарри Гаррисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 127 страниц) [доступный отрывок для чтения: 45 страниц]

Глава 24

Оглянувшись на бутылки, я потянулся за одной из них – и шлепнул себя по запястью.

– Нет, Джимми! Не надо! Сегодня ты уже хлебнул пивка, этого достаточно. Тебе понадобится сравнительно трезвая голова, чтобы выполнить задуманное.

А что я задумал? Сущий пустяк: проникнуть на какой-нибудь корабль, найти радиорубку и узнать координаты Чоджеки. Легко сказать, но не так легко сделать…

Хорошо, что первая задача – найти корабли – была уже выполнена. Еще засветло я увидел три звездолета, залитых светом прожекторов.

Веселье в клубе шло на спад, и я решил, что самое время прогуляться к стоянке кораблей. Стоя среди шатающихся офицеров, я стряхнул пыль с петлиц, поправил медали на груди. Целая коллекция! Перевернув самую большую и блестящую медаль, я прочел надпись: «Шесть недель без венерических болезней в боевой обстановке». Чудненько. Надо полагать, остальные награды – за столь же славные подвиги. Пора идти.

Бар оградили решеткой, солдаты укладывали на носилки тех, кто не мог идти. Остальные потихоньку брели к выходу, только два седых полковника, упершись друг в друга лбами, безуспешно пытались разойтись посреди зала. Я дал повиснуть на себе двум или трем офицерам.

– Нам по пути, джентльмены! Я вам помогу.

– Друг… ты… настоящий друг… – выдохнул мне в лицо один из них, и содержание спирта у меня в крови резко подскочило.

Мы вышли из клуба, пробрались между машинами, куда загружали алкоголиков с погонами офицеров, и побрели по дороге. Я не знал, где находятся ДОСы, но меня это не интересовало. Как и моих спутников, полностью сосредоточившихся на переставлении ног.

Перед нами из-за угла появилось отделение военных полицейских. Увидев блеск серебряных звезд на погонах, они сочли разумным раствориться во тьме.

Мои попутчики становились все тяжелее и все медленнее брели по проходу между палатками к ярко освещенному длинному зданию – видимо, одному из павильонов, реквизированных у горожан со всем имуществом парка. У входа в здание стояли двое часовых; камни вдоль дорожки были выкрашены в белый цвет, а над дверью красовалась надпись: «ШТАБ КОМАНДУЮЩЕГО АРМИЕЙ ГЕНЕРАЛА ЗЕННОРА».

Пожалуй, мне не сюда. Я свалил свою ношу на траву возле плаката «Стой! Часовой стреляет без предупреждения!» – и пошел прочь, слыша за спиной храп. Но вскоре наткнулся на патрульных.

– Эй, молодцы! – крикнул я. – Вызовите дежурного по гарнизону. Видите вон там офицеров? Они больны. Наверное, им отравили пищу.

Я метнул в патрульных свой самый тяжелый взгляд. На их лицах не дрогнул ни один мускул.

– Есть, сэр! – сказал сержант.

Они повернулись и пошли прочь. Я последовал их примеру. И вскоре добрался до выжженной спортплощадки, где стояли три космических корабля, ощетинившихся пушками, – видимо, чтобы произвести впечатление на туземцев. Или чтобы успешно отразить атаку врага, которой генералы не дождутся. Наверное, генералы ужасно огорчились, поняв, что туземцы не дадут повода уничтожить себя с помощью этих блестящих игрушек.

Генералы затеяли войну – но на нее никто не пришел. Как им не посочувствовать?

Я шел медленно и часто спотыкался, чтобы во мне издали узнавали офицера. Вот и трап, а над ним – открытый люк. Я – офицер, возвращаюсь на свой корабль. И вернусь, если никто меня не задержит, например, часовой, стоящий на нижней ступеньке трапа.

– Стой! Вы куда, сэр?

– К чертовой бабушке… – пробормотал я и попытался его оттеснить. Рядовой – что с ним церемониться.

– Майор, сэр, ваше величество… Не могу я вас так пропустить, покажите, пожалуйста, пропуск.

– У чертовой бабушки пропуск… Какой еще пропуск, если это мой корабль?

Мимо него – по ступенькам. Шаг за шагом к открытому люку. Навстречу коренастому старшему сержанту, вежливо загородившему проход.

– Это не ваш корабль, сэр. Я знаю всех офицеров экипажа. Вы с другого корабля.

Я открыл рот, чтобы возразить, осадить, наорать. Но прикусил язык, разглядев синие, словно отлитые из пушечного металла, челюсти, горящие глаза и кустистые брови. Даже волосы, торчащие из сломанного сержантского носа, казались стальными.

– Не мой?

– Не ваш.

– Ну конечно, не мой… – Я повернулся и, шатаясь, спустился на траву. Назад, Джим, назад. Надо найти укромное местечко и придумать что-нибудь поумнее.

Прячась в тени высокого дерева, я смотрел на корабли и ломал голову, как бы проникнуть на один из них. Час был поздний, пьяниц не видать, лагерь затих. Только полицейские патрули бродят среди палаток. Придется дождаться утра. Днем несколько опасней, но попробовать стоит. Вокруг кораблей будет больше суеты, и, возможно, я сумею проскочить. А сейчас следует подумать о собственной безопасности. И немного вздремнуть. Я зевнул, ушибленные ребра сразу заныли.

Внезапно со стороны штаба послышались громкие голоса. Вскоре на дороге появилась группа быстро идущих офицеров. Среди них я сразу узнал отвратительную фигуру Зеннора и отступил в тень. Надо держаться от него подальше.

Или не надо? Подавив желание удрать из лагеря и продолжить существование, я стоял под деревом и лихорадочно соображал. Офицеры пересекли стадион и приблизились к кораблю, на который меня не пустили. Наконец в мозгу окончательно сформировалась спасительная идея, и я покрылся потом при мысли, что сумею ее осуществить. Огромным усилием воли я заставил себя покинуть укрытие и побежал к кораблю.

Если Зеннор или кто-нибудь из его свиты оглянется – я пропал! Но офицеры – это создания, предназначенные для движения вперед и преодоления препятствий, встречающихся на пути. Они решительно шли вперед, а я бежал за ними. Со стороны могло показаться, что один офицер отстал от своих товарищей и догоняет их.

Неподалеку от трапа я перешел на шаг и, как только офицеры исчезли в люке, приблизился к часовому…

– Где генерал? Срочная депеша для генерала! Срочная!

Прихрамывая (старая рана, память о героическом прошлом), я прошел вверх по ступенькам. В воздушном шлюзе стоял второй часовой.

– Где генерал?

– В каюте капитана, сэр, – ответил часовой.

– Кажется, на кораблях этого класса каюта капитана – возле радиорубки.

– Так точно, майор. Каюта номер девять.

Я быстро прошел через шлюз и уже медленнее двинулся по коридору. Никто не встретился мне на пути, хотя сверху доносились голоса. Я поднялся на вторую палубу, дошел до конца коридора, там остановился и медленно сосчитал до двухсот.

– Ты смел, Джим, но глуп, – пробормотал я и кивнул, соглашаясь с собой. – Вперед.

К каюте номер девять я приближался на цыпочках. Из-за двери слышались голоса. Рядом с ней была другая дверь с табличкой «Радиорубка».

Ну, Джим, сейчас или никогда. Осмотрись. Никого не видать? Отлично. Сделай глубокий вдох. Что это за гулкая барабанная дробь? А, это твое сердце. Пора бы привыкнуть – оно всегда так бьется, когда тебе страшно. Не обращай внимания. Подойди к двери, возьмись за ручку…

Да, но где ручка? Снята. Дверь заварена наглухо и опечатана.

Пока я констатировал этот факт и раздумывал, что он означает, над ухом прозвучал голос:

– Что вы здесь делаете?

Сердце, метавшееся в груди, окончательно сорвалось с якоря и прыгнуло в горло. Я проглотил его, обернулся, сделав жуткую гримасу, посмотрел на человека в форме. На его погоны. И процедил сквозь зубы:

– Вас я о том же хочу спросить, лейтенант. Что вы здесь делаете?

– Я на своем корабле, майор.

– И это дает вам основание хамить старшему по званию?

– Виноват, сэр, я не видел ваших знаков различия. Но вы подошли к радиорубке, а нам приказано…

– Знаю, что вам приказано. Никого не подпускать к опечатанной радиорубке.

– Правильно.

Я приблизил лицо к его лицу и, скалясь, смотрел, как он бледнеет. Трудно одновременно скалиться и цедить слова сквозь зубы, но у меня получилось.

– В таком случае могу вас обрадовать: мне приказано выяснить, как вы выполняете приказ. Где генерал Зеннор?

– Там, майор.

Я повернулся и двинулся в указанном направлении. В том, куда мне меньше всего хотелось идти. Но что еще оставалось делать? Если сразу пойти к выходу, лейтенант заподозрит неладное и, не дай бог, поднимет тревогу. А если я пойду к генералу, он успокоится.

Решительно отворив дверь капитанской каюты, я шагнул внутрь. Офицеры совещались у карты, висящей на противоположной стене. Зеннор стоял спиной ко мне.

Я повернулся направо и увидел книжные полки. Не медля, подлетел к ним, провел пальцем по корешкам книг. Прочитать их названия я не мог, так как глаза заливало потом. Пришлось вытащить книгу наугад. Я направился к выходу, скосив глаза на офицеров.

Никто не обратил на меня внимания. Я замедлил шаг, напрягая слух, но ничего не разобрал.

Когда я вышел в коридор, лейтенант уже скрывался за поворотом. Я потихоньку двинулся к выходу, ожидая, что вот-вот включится сирена тревоги. Спустился на нижнюю палубу, миновал шлюз и сошел по трапу в гостеприимную тьму.

Услышав мои шаги, часовой резко обернулся, и мое сердце последовало его примеру. Вскинув руку к козырьку, я пошел прочь от застывшего с оружием в руках часового, ожидая выстрела в спину.

Но он не выстрелил. Я пересек поле и углубился в тень деревьев. Потом остановился и прислонился к стволу дерева. И вздохнул так, как никогда прежде не вздыхал. Подняв руки, чтобы вытереть пот со лба, я обнаружил, что все еще держу книгу.

Книгу? Какую книгу? А, ту самую, что украл из каюты капитана часов этак четыреста двадцать назад. Повернув ее к далекому фонарю, я разобрал название: «Ветеринарная практика в частях роботокавалерии».

Книга выпала из ослабевших пальцев, и я медленно сполз на землю.

Глава 25

Я отдыхал в темноте, стараясь думать не о ветеринарной практике в частях роботокавалерии, а о том, почему дверь в радиорубку оказалась опечатанной.

Может быть, это сделали для того, чтобы не пустить туда меня? Как бы высоко я себя ни ценил, эта версия выглядела сомнительной. Едва ли Зеннор и прочие дрожат от страха, вспоминая Джима ди Гриза. Достаточно вспомнить капитана, которого я совсем недавно пытался раздеть. Нет, Зеннор опечатал радиорубку по другой причине. По какой?

Попробуем рассуждать логически. На корабле, где я побывал, рубка заперта наглухо, значит, и на других кораблях то же самое. Какой смысл запирать только одну рубку? Никакого. Но зачем вообще это делать? Разумеется, чтобы не было радиосвязи. Между кем и кем? Между командованием армии и частями? Чепуха, ни одна современная армия без радиосвязи не обходится. Между кораблями? Но ведь флот уже на Чоджеки.

Остается только межпланетная связь. Ну конечно! Помнится, флот стартовал тайно и в дикой спешке, Зеннор понимал, что за ним следит Лига, понимал, что его смогут остановить только в том случае, если будут знать, куда он направляется. Так что полет на Чоджеки – это, образно говоря, пробный шар, запущенный через Галактику. Рискованная игра. Впрочем, не очень рискованная, поскольку генералы имеют дело с безоружным противником. Зеннор знал, что у флота Лиги есть шпионы – вспомним рыскавшие по острову пеленгаторы. Он убежден, что я – шпион Лиги, и допускает, что в армии могут быть и другие агенты. Поэтому он решил соблюдать радиомолчание до тех пор, пока не добьется своего, пока не наступит время, когда Лига уже ничем не сможет ему помешать…

Неплохо для Зеннора… и очень плохо для меня. Я отправил просьбу о помощи, и сейчас она еле-еле плетется в межзвездном пространстве со скоростью света. Лучше забыть об этом, а также расстаться с мечтами о сверхскоростной связи. Надо смотреть на вещи трезво. Возможно, мне до конца дней своих суждено жить на этой планете. Поэтому надо позаботиться, чтобы Зеннор и его головорезы не дышали мне в затылок. Придется отобрать у Зеннора армию. Когда все солдаты разбегутся по планете, можно будет сделать следующий шаг. Какой – я пока не придумал, но придумаю обязательно. Может быть, открою свободную продажу спиртных напитков офицерам и сержантам? Судя по тому, что я сегодня видел, они за год сопьются и вымрут от цирроза.

Я зевнул и обнаружил, что почти заснул.

«Не смей спать! – одернул я себя, вскакивая на ноги. – Если ты здесь заснешь, то запросто можешь проснуться на том свете. За работу! Надо срочно уносить отсюда ноги, поскольку больше тебе здесь делать нечего. Назад, к теплу, свету и обществу дам, прочь от этих противных холостяков, которые сквернословят, пьянствуют и играют в азартные игры».

И все-таки я здорово вымотался. Чем идти пешком, лучше найти какое-нибудь транспортное средство. Может, возле офицерских домов найдется что-нибудь подходящее? Ведь офицеры редко ходят пешком.

Действительно, возле ДОСа стояли мотоциклы и штабные автомобили. А чуть дальше высилась тень командирской машины. Знакомая штучка. Я забрался на сиденье. Ясно, почему вокруг нет часовых, – из замков вынуты ключи зажигания. Я улыбнулся. Если напрямую соединить провода, мотор заработает не хуже, чем от поворота ключа. Вскоре я с удовлетворением услышал шум двигателя. Ну а теперь смело включаем фары, и полный вперед!

А куда – вперед? Естественно, не в ворота. Днем через них можно проскочить с колонной, но сейчас они наверняка на запоре, и у меня потребуют пропуск. Можно, конечно, соврать что-нибудь насчет ночных маневров, но вдруг не поверят?

Я медленно проехал мимо ворот и двинулся дальше вдоль колючей проволоки. Выбрав участок изгороди, где поблизости не было патрулей, я остановил машину, вылез и подошел к проволоке.

Десятифутовая проволочная изгородь. Если наехать на нее, то наверняка сработает сигнализация, но я не заметил уходящих куда-нибудь проводков или взрыхленной земли под проволокой – ничего, что указывало бы на мины. Неважно, если поднимется тревога. Пока сюда доберутся эти увальни полицейские, я буду далеко. Я завел машину, поставил на самую малую скорость и нажал газ.

Проволока с треском лопнула. Засверкали искры – так и знал, что она под напряжением, хорошо, что командирская машина надежно защищена. А теперь – полный ход; по безлюдным улицам вылетаем на площадь, огибаем огромную статую Марка Четвертого и выруливаем на широкий проспект, по которому мы с Мортоном шли, когда сбежали от Зеннора. Впереди – река и мосты, а на той стороне – жилые кварталы. Машина прогромыхала по мосту. Никто за мной не гнался.

Вот и замечательно. Я проехал вдоль набережной, сбросил скорость, направил машину под углом к реке и выпрыгнул. Разбив в щепки скамейку – жаль, конечно, – машина красиво спикировала в воду. Плеск, бульканье – и тишина. Глубина в этом месте была порядочная. Вдали выла сирена. Я быстро пересек парк и вышел на улицу. Я устал, но надо было подальше отойти от реки – на берегу остались следы гусениц, днем их будет хорошо видно.

Я брел наугад, часто сворачивая, и вскоре заблудился.

– Хорошего понемножку, Джим, – пробормотал я, привалясь к стене и чувствуя, что вот-вот упаду в обморок.

Река осталась далеко позади, я шел наугад и совсем заблудился. Рядом в стене были ворота. «Dun Roamin» – значилось на деревянной вывеске. Понятно. Собравшись с силами, я отворил ворота, поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Пришлось постучать еще раз, прежде чем за дверью послышался шорох и в окнах вспыхнул свет.

– Кто там? – раздался мужской голос, и дверь распахнулась настежь. Прожив на Чоджеки несколько дней и слегка привыкнув к обычаям туземцев, я все же сомневался, что так следует встречать незваных ночных гостей.

– Джим ди Гриз, усталый инопланетник.

Из дверного проема высунулась седая борода дряхлого старика. Он моргал, глядя на меня.

– Неужели! О, какое счастье для старого Кзолгосца! Входи же скорей, славный инопланетник, мой дом – твой дом. Чем я могу помочь тебе?

– Спасибо, спасибо. Для начала погасите свет, а то вдруг патруль заметит. А потом дайте мне поспать, я с ног валюсь от усталости.

– Все, что пожелаешь! – Он погасил свет. – Иди сюда, в комнату моей дочери, она уже замужем и живет на ферме. Сорок гусей и семнадцать коров. Сейчас зашторим окна, и можно будет зажечь свет…

Старый Кзолгосц был исключительно гостеприимен, хоть и очень болтлив. В комнате на кровати лежало штук двадцать кукол.

– Умойся, друг мой Джим, а я пока приготовлю чудесный горячий напиток.

– Я бы предпочел, чтобы в нем присутствовал алкоголь, друг мой Кзолгосц.

– Ну о чем разговор!

Когда я снимал с себя последнюю военную шмотку, он вернулся с высокой фиолетовой бутылью, двумя стаканами и пижамой с огромными блестящими красными пуговицами. Оставалось надеяться, что они не будут светиться в темноте.

– Домашнее вино из ягод гингль, – сказал он, наполняя стаканы. Мы чокнулись, выпили и вытерли губы. Я вздохнул от переполнявшего меня блаженства с примесью ностальгии.

– Знаете, я не пил домашнего вина с тех пор, как покинул ферму. А тогда любил опрокинуть бутылочку в хлеву свинобразов. Бывало, наклюкаешься и поешь им чего-нибудь…

– Как это мило! Ну а теперь я оставлю тебя, друг мой Джим, пожелав спокойной ночи.

Идеальный хозяин дома, он исчез прежде, чем я успел его поблагодарить. Глядя на портрет Марка Четвертого, я поднял стакан, осушил его и рухнул на кровать.

Проснувшись, я долго лежал, моргая и глядя на полоску света между шторами. Зевая, я поднялся, распахнул шторы и выглянул в цветущий сад. Старый Кзолгосц оторвался от работы, помахал мне рукой и рысью бросился в дом. Вскоре он постучал, отворил дверь и вошел с подносом.

Когда я, мыча от удовольствия, расправлялся с бифштексом и яичницей, запивая соком, Кзолгосц сказал:

– Я кое с кем поговорил и думаю, ты будешь обрадован, узнав, что подготовка дня «Д» идет полным ходом.

– Дня «Д»?

– День Дезертирства. Он начнется вечером. На пути выведено несколько дополнительных поездов, и вся страна готовит прием новым гражданам.

– Фантастика! Надеюсь, для меня у вас тоже найдется местечко. Похоже, мне придется здесь погостить немного дольше, чем я собирался.

– Да будет тебе известно, ты не просто гость. Скажи, тебя устроила бы должность преподавателя в университете?

Я улыбнулся.

– К сожалению, я не получил даже среднего образования, потому что сбежал из школы.

– Прошу извинить меня за провинциальное невежество, но мне незнакомы такие выражения, как «сбежал из школы» и «среднее» образование. У нас ученики посещают школу, когда хотят, и учат, что хотят и сколько хотят. Единственное обязательное требование – чтобы ученик изучал индивидуальный мютюэлизм, это необходимо для счастливой и полноценной жизни.

– А за обучение, надо полагать, платят родители?

Кзолгосц в ужасе отшатнулся.

– Ну что ты! Конечно, нет! Родители окружают детей любовью и заботой, но не мешают им постигать доктрины мютюэлизма. На каждого родившегося сразу открывается счет, но, пока человек не сможет зарабатывать, начисление вирров идет в дебет. Ребенок не будет считаться полноправным гражданином, пока не оплатит этот счет.

– Принудительный детский труд! – Я был потрясен. – День и ночь малютки гнут спину за корку хлеба?

– Дружище Джим, что у тебя за воображение! Нет, дети в основном работают по дому, помогая матери и получая те же вирры, которые платит матери отец…

– Прошу вас, довольно! У меня мало сахара в крови, и я плохо соображаю, а индивидуальный мютюэлизм – такая тонкая штука, что сразу в ней разобраться невозможно.

Он кивнул.

– Я понимаю. Не расстраивайся, Джим. Ты расскажешь обо всем, что произошло с человечеством после того, как мы уединились на Чоджеки, а мы познакомим тебя с гениальными творениями Марка Четвертого, да будут вечно бежать электроны по его проводам!

Неплохое пожелание давно исчезнувшей машине. Я никак не мог привыкнуть к тому, что туземцы боготворят какую-то жестянку с микросхемами, какой бы умной она ни была. Ну да ладно, это их дело. А мне пора приниматься за работу.

– Вы можете узнать, где находится мой друг Мортон?

– Буду счастлив тебя проводить, друг мой Джим.

– Вы знаете… – Я запнулся. – Ну да, в городе всем известно, где мы прячемся.

– Совершенно верно. Ты умеешь ездить на велосипеде?

– Давненько не приходилось, но разучиться делать это невозможно.

Велосипед – отличная штука, особенно когда на улицах их полным-полно, а тебе ни к чему выделяться из толпы. Я скатал форму – на всякий случай – и надел мешковатые шорты, которые предложил Кзолгосц. Эти шорты да моя майка – чем не костюм велосипедиста?

Я вышел в сад и отжался сто раз. Поднявшись на ноги, увидел человека, который стоял рядом, опираясь на руль ярко-красного велосипеда.

– Простите, если я вмешиваюсь в ваш ритуал. Мне позвонил Кзолгосц, чтобы я доставил вам велосипед. Вот, пожалуйста, самый лучший из моего запаса.

– Спасибо, велосипед – просто чудо. Но, боюсь, я не смогу за него заплатить…

Он улыбнулся.

– Вы уже заплатили. Я заехал в банк, стоимость велосипеда вычтена из вашего счета. Кстати, меня попросили передать вам вот это.

Моргая, я уставился на вирр-диск, который он мне вручил. На нем было оттиснуто: «Джим ди Гриз». В маленьком окошечке виднелось: «Баланс 64.6.78».

– Служащие банка просили передать, чтобы вы с ними связались. Они не знают, сколько часов в эту ночь вы занимались общественно полезным трудом. Если вы им позвоните, они будут очень благодарны.

– Я принят в систему! – обрадовался я.

– Ну конечно! – заулыбался незнакомец. – Вы – индивидуум, и индивидуальный мютюэлизм – для вас. Добро пожаловать. Желаю, чтобы ваш вирр-счет рос и чтобы ваша жизнь была долгой и счастливой.