Текст книги "Путь Короля. Том 2"

Автор книги: Гарри Гаррисон

Соавторы: Джон Холм
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 51 страниц)

– Похоже, они начинают, – сказал Бруно Эркенберту. Коротыш-дьякон едва-едва мог ездить верхом, но отказался, в отличие от священников миссии, держаться позади. Бруно посадил его на луку собственного седла. Эркенберт дрожал от холода. Бруно не допускал мысли, что эта дрожь могла быть вызвана страхом. Может быть, волнение от предстоящего сражения за веру. Днем раньше Эркенберт прочел им всем легенду о святых подвижниках, об английских святых Уиллебальде и Уинфрите, последний из них принял имя Бонифаций. Они напали на язычников саксов в их собственном святилище, срубили их священный столб, заслужив вечное спасение на небесах и непреходящую славу на земле. Мученичество, сказал Эркенберт, по сравнению с этим ничто. Ясно было, что маленький англичанин сам рвался в герои. У Бруно намерения были другие, далекие от подвигов за дело веры.

– Они ведут страдальцев навстречу их судьбе. Когда же мы ударим? Двинемся вперед во славу Господню.

Бруно подобрался, привстал на стременах, чтобы отдать приказ, и медленно осел назад.

– Кажется, нас опередили, – с изумлением сказал он.

* * *

Когда узников медленно вывели наружу, Шеф понял, что появилось какое-то важное лицо. Рассветало, и стал отчетливо виден плоский серый камень в центре площадки между храмом и Священным Дубом, квадратный валун футов четырех высотой и с десяток в поперечнике. Из группы людей около храма вышел человек с поднятым копьем. Он с неожиданной ловкостью и силой вскочил на камень, опираясь на копье, и высоко поднял руки. Его сторонники ответили дружным выкриком, заглушившим шум толпы.

– Кьяллак! – кричали они. – Король Кьяллак, благословенный богами!

Шеф с копьем в руке начал пробиваться вперед. Он знал, хотя и не оглядывался, что Кутред следует за ним. Тело его, кажется, парило в потоках воздуха, как будто что-то внутри поднимало его, и каждый его вдох распирал переполненные легкие.

– Кьяллак! – хрипло закричал он. – Ты взял моих людей. Я хочу вернуть их.

Сверху на него смотрел король, воин в расцвете сил, тридцати пяти лет, ветеран многих сражений и поединков.

– Кто ты, человечишка, что шумишь на сходе шведов? – спросил он.

Шеф, подобравшись, швырнул копье ему в ноги. Кьяллак проворно перепрыгнул через него, но, приземлившись на мокрые камни, подскользнулся и упал. Шеф вскочил на валун и встал над королем. Голос его взметнулся и полетел над равниной, выкрикивая слова, которые Шеф отнюдь не собирался говорить.

– Ты не король! Король должен защищать свой народ. А не вешать людей на деревьях ради кучки старых мошенников. Прочь с камня! Я король шведов!

Сзади клацало оружие, но Шеф ничего не замечал. С полдюжины людей Кьяллака кинулись к камню, как только возникла угроза их королю. Троих достали летящие из толпы арбалетные стрелы. Вышедший вперед Кутред хладнокровно отрубил ноги одному из оставшихся, замахнувшись на другого, обратил его в бегство.

– Это что, вызов? – крикнул Кьяллак. – Для вызова не время и не место.

Шеф ответил пинком, который скинул поднимавшегося на ноги Кьяллака с камня. Зрители откликнулись стоном. Кьяллак, побледнев, снова встал на ноги.

– Несмотря на время и место, за это я тебя убью, – сказал он. – Я сделаю из тебя heimnar'а, и все, что от тебя останется, отдам жрецам. Ты станешь первой сегодняшней жертвой богам. Где твои щит и меч? Как ты собираешься сражаться со мной этим старым свинячьим стрекалом?

Шеф огляделся. Ничего подобного он не задумывал. Только безумие, вызванное зельем Ханда, заставило его сделать то, что он сделал: предстать перед полностью вооруженным прославленным ратоборцем самому, вместо того чтобы выставить своего ратоборца Кутреда. Замена невозможна. Он увидел, что день уже полностью вступил в свои права, и дождь внезапно прекратился. Все глаза устремились на него, возвышающегося на камне в центре естественного амфитеатра. Жрецы великого храма прервали свое пение и стояли враждебной кучкой, рядом с толпой узников. Вокруг него кольцом копий ощетинился великий сход шведского народа. Но шведы не делали попытки вмешаться. Они ждали приговора богов. Лучшего случая не будет. И опьянение отравой все еще играло в нем.

Шеф закинул голову назад и расхохотался, поднял копье и вонзил его острием во влажный дерн. Он возвысил голос так, чтобы он доносился не только до Кьяллака, но и до самых задних рядов зрителей.

– У меня нет щита и меча, – крикнул он. – Но у меня есть вот это! – он выхватил из-за пояса длинный нож односторонней заточки. – Мы будем драться по-рогаландски! Бычьей шкуры нам не надо. У нас есть священный камень. Я буду драться с тобой здесь, привяжем запястья друг к другу, и тот, кто останется на камне, будет королем шведов.

В услышавшей это толпе поднялся ропот, а Кьяллак поджал губы. Ему доводилось видеть такие поединки. Опыт в них мог ничего не значить. Но толпа сейчас никого отсюда не выпустит. Он еще не утратил силы и ловкости. Расстегнув перевязь меча, он сбросил ее и услышал, как шведы закричали и забряцали копьями о щиты, они поняли: он принимает вызов.

– Петушок с навозной кучи! – сказал он, понизив голос. – Ты вляпаешься в собственное дерьмо.

* * *

Квикка, придерживая за рукав свою сломанную руку, пробормотал избитому и истекающему кровью Торвину:

– Происходит что-то странное. Он никогда такого не замышлял. И ведь его никто в это не втягивал. Все это на него не похоже.

– Может быть, его ведут боги, – ответил Торвин.

– Будем надеяться, они его не оставят, – сказал Хама.

* * *

Бруно, по-прежнему наблюдающий за церемонией из своего укрытия, огляделся в задумчивости. Все взгляды были устремлены в центр, где ярлы помогали Кьяллаку снять кольчугу, а Шеф стоял уже без рубахи. Появилась веревка, отрезанная от петли палача, ею готовились связать запястья соперников, у каждого из которых теперь появилось по два свидетеля – следить, чтобы поединок был честным. Один из жрецов великого храма настаивал, что нужно спеть гимн Одину, а Герьольф, протолкнувшись через толпу, стал возражать против этого.

– Теперь мы даже не сможем напасть на них, – сказал Бруно. – Толпа сбилась слишком плотно. Так, слушайте, мы сделаем вот что, – и он изложил своим людям план атаки. Пойти вправо, обогнуть храм и загон для жертв, появиться в промежутке между храмом и Священным Дубом, там, где было оставлено место для узников. – Выйти позади них, – продолжал Бруно. – Потом выдвинуться вперед и построиться клином. Тогда мы хотя бы освободим своих людей.

– Что это у них там за знамя? – спросил один из ритгеров.

– Это крест! – вскричал подслеповатый Эркенберт. – Бог посылает нам знак.

– Это не крест, – медленно проговорил Бруно. – Это поднятое копье. Похожее на то, что сейчас кинул этот юноша. Копье и поперек него – не разберу что. Я не спорю, может быть, это и впрямь что-то означает.

* * *

Глубоко и медленно дыша, Шеф ждал сигнала к началу. На нем остались только штаны, сапоги он скинул, чтобы не скользить на мокром камне. Он понятия не имел, что ему делать. И это казалось неважным. Питье Ханда переполняло его восторгом и яростью. В уголке его сознания, которое сохранилось где-то под спудом дурмана, разум протестовал, твердил ему, что нужно следить за противником, а не упиваться ощущением собственного всемогущества.

Когда гимны соперников смолкли, наступила внезапная тишина, потом запели рожки, и Кьяллак, подобно пантере двигаясь по камню, ударил. Шеф едва не опоздал отпрыгнуть, огненная полоса обожгла ему ребра, откуда-то издалека донесся одобрительный рев. Он начал уклоняться, одной рукой подтягивая веревку, которая связывала его с противником, угрожая ударить другой. Кьяллак не реагировал на его ложные выпады, ждал настоящего удара. Тогда одноглазый вынужден будет подойти ближе. Если он промахнется, Кьяллак снова сможет ударить в живот. Он кружил слева направо, выставляя руку с ножом, заставляя Шефа разворачиваться, чтобы не подставиться стороной, где у него не было глаза. Каждые несколько секунд он умело и быстро полосовал клинком по незащищенной левой руке Шефа, так чтобы пустить кровь, уносящую силы.

– Ну что там? – спрашивал Торвин, у которого левый глаз совсем заплыл.

– Он режет нашего на кусочки, – отвечал Квикка.

«Он режет меня на кусочки», – думал Шеф. Боли он не чувствовал, физической боли, но внутри поднималась паника, как если бы он стоял на подмостках перед тысячной толпой и забыл, что нужно сказать. Он попробовал провести неожиданную подсечку, борцовский прием. Кьяллак расчетливо уклонился и резанул его по колену. Шеф в ответ полоснул по привязанной руке Кьяллака, впервые пустив тому кровь. Кьяллак ухмыльнулся и неожиданно пырнул ножом над их связанными руками, что заставило Шефа мотнуть головой в сторону и, выпустив веревку, отпрыгнуть назад, чтобы избежать мгновенного второго выпада прямо в сердце.

– Учишься, а? – пропыхтел Кьяллак. – Но не быстро. Тебе надо было остаться с мамашей.

Мысль о матери, о ее жизни, искалеченной викингами, заставила Шефа разразиться шквалом ударов, безрассудно ринуться вперед. Кьяллак уклонялся, парочку ударов со звоном отразил своим ножом, выжидал, когда вспышка уляжется. «Как берсерк, – думал он. – Не давай им прицелиться. Уходи с их пути и жди, когда устанут». Он уже чувствовал, что этот прилив сил иссякает.

– Оставаться с мамашей, – повторил он. – Вот сейчас сидели бы, играли себе в бабки.

В бабки, подумал Шеф. Он вспомнил уроки Карли на болоте, вспомнил Гедебю. Снова вцепился в провисшую веревку, рывком натянул ее и неожиданно разрезал. Стон толпы, удивление и презрение в глазах Кьяллака.

Шеф высоко подбросил свой нож, тот завертелся в воздухе. Кьяллак, не спускавший с ножа глаз, машинально посмотрел вслед, на мгновенье застыл с задранной вверх головой.

Шеф шагнул вперед, развернулся от пояса, как учил его Карли, и выбросил сжатый левый кулак в энергичном хуке. Он ощутил, как удар отдался в его руке, как кулак с хрустом вмялся в бороду и кость. Кьяллак пошатнулся. Однако это был человек с бычьей шеей, он потерял равновесие, но не упал.

Вращающийся нож скользнул вниз. Шеф, как будто десять лет только тем и занимался, поймал его левой рукой за рукоятку и всадил под задранный подбородок противника. Клинок прошел через бороду и подбородок, через рот и небо, остановившись, только когда острие уперлось в свод черепа.

Шеф ощутил, что труп валится, повернул лезвие и выдернул его. Плавным полукругом он повернулся к толпе, поднял окровавленный нож. Шум рукоплесканий его сторонников, недовольные крики остальных.

– Нечестно! – крикнул один из свидетелей Кьяллака, подходя к камню. – Он разрезал веревку! Это против правил!

– Каких еще правил? – сказал Кутред. Без лишних слов он рубанул мечом по кричавшему, располовинив его голову. С камня Шеф видел, как взметнулись копья, нацелились арбалеты.

Сквозь облака пробился солнечный лучик, упал на окровавленный каменный помост. На этот раз стон толпы был благоговейным. И в тот же миг раздалось клацанье металла. Шеф повернулся и увидел между Священным Дубом и храмом грозный ряд вооруженных всадников, которые отсекали узников от стражи, гнали толпу жрецов по направлению к камню. Он не знал, кто это, но они давали ему шанс. Выпитое зелье еще раз наполнило его воодушевлением и яростью.

– Шведы! – закричал он. – Вам нужен хороший урожай и благополучие! Для этого нужна кровь. Я уже дал вам кровь, королевскую кровь. Идите за мной, и я дам вам еще.

Из толпы раздались голоса, напоминающие о Священном Дубе и великом жертвоприношении.

– Вы годами приносили жертвы, и что это вам дало? Вы приносите неправильные жертвы. Вы должны жертвовать тем, что вам дороже всего. Начнем заново. Я сделаю жертвоприношение, которое намного лучше. – Шеф указал на другую сторону поляны. – Принесите в жертву ваш Дуб. Срубите его и освободите души повешенных. А если богам нужна кровь, дайте им ее. Отдайте богам их слуг, жрецов великого храма.

На другой стороне поляны человек в черной рясе слез с лошади, побежал под призрачно раскачивающуюся крону. В руке человек сжимал топор, выхваченный у разинувшего рот жреца. Подбежав к дубу, он занес топор и ударил. Толпа снова ахнула при виде святотатства. Полетели щепки, люди смотрели наверх в ожидании кары небесной. Ничего не произошло. Просто стук металла по дереву от ударов одержимого Эркенберта. Взгляды задумчиво обратились на жрецов. Люди Бруно медленно сгоняли толпу жрецов к камню. Герьольф повернулся к сторонникам Шефа, выждал момент.

– Правильно! – закричал он. – Арбалеты опустить и собраться в круг. Оттар, распорядись своими финнами. Остальные, хватайте жрецов. А ты, – крикнул он Бруно, – останови своего малыша, пока он не поранился. Оцепите дуб, и выделите четырех человек, которые знают свое дело.

Шведы покорно и с изумлением наблюдали, как Герьольф отдает свои ужасающие распоряжения. Прежде чем утро перейдет в день, Дуб Королевства будет сожжен, и в его пламя, как в погребальный костер, бросят его слуг.

– Разве это делает одноглазого королем шведов? – спрашивали зрители друг у друга.

– Кто знает? – был ответ. – Но он вернул нам солнце.

Глава 31

Братья Рагнарссоны услышали эти новости в своем доме в Бретраборге, Цитадели Братьев, городе казарм на острове Сьяелланд, в самом сердце Дании. Вознаградив и отпустив вестника – это был их давний обычай, всегда платить за новости, даже неприятные, – братья уединились для совещания. На столе у них в кувшине стояло вино, вино с Юга. Год, несмотря на плохое начало, выдался для них прибыльным. С тех пор как они взяли Гедебю, они шли и плыли от одного мелкого королевства к другому, принуждая всех их королей к подчинению, и каждая победа приносила им войска и союзников для следующей. Торговля между Севером и Югом теперь полностью оказалась в их руках, им платили дань за каждую партию пушнины и янтаря с Севера, за каждую партию рабов и вина с Юга. И все же в одном деле они не преуспели, оно оставалось черным пятном в их мыслях.

– Убил Кьяллака, – задумчиво сказал Хальвдан Рагнарссон. – Я всегда говорил, что он славный парень. Нам надо было воевать на одной стороне. Все испортило то дело с девкой Ивара. Жалко, что мы не смогли образумить Ивара. – Хальвдан сильнее всех братьев дорожил воинскими правилами drengskapr, всегда хорошо отзывался о Шефе после его победы над гебридцем в хольмганге во время осады Йорка. Его чувства, как знали остальные братья, не влияли на его отношение. Он просто выражал свое мнение.

– А сейчас он, говорят, плывет на Юг. И есть только одно место, куда он может направляться, – сказал Убби Раг-нарссон. – Сюда. Интересно, какие силы он собрал.

– Судя по известиям, он не собрал даже все силы шведов, – сказал третий брат, Сигурд Змеиный Глаз. – И это хорошо. Я знаю, что мы смеемся над шведами, они старомодны, не ходят в набеги на Запад, чтобы поучиться делу. Но когда они собираются вместе, их становится очень много.

– Ну, пока не собрались. Болтали о добровольцах и о тех, кого он привел с далекого Севера, о финнах и skogarmenn'ах. Сомневаюсь, что из-за этой шушеры стоит беспокоиться. Меня больше волнуют норвежцы.

Олаф – Эльф Гейрстата, – узнав от людей Пути, что произошло в Упсале, ответил тем, что собрал всех способных держать копье в королевствах, которые подчинил себе после смерти брата, и отплыл на Юг сразу, как только сошел лед, чтобы встретить того, кого считал своим королем-сюзереном.

– Норвежцы! – сказал Убби. – И их ведет этот дурак Олаф. Они сразу начнут драться между собой, а он сорок лет просидел дома. Он нам не опасен.

– Он не был опасен, – сказал Сигурд. – Меня беспокоит то, как он изменился. Или его изменили.

Он сидел молча, потягивая вино и размышляя. Его братья обменялись взглядами и тоже замолкли. Из всех них Сигурд лучше других предвидел будущее. Он предчувствовал любое изменение удачи, любой поворот судьбы и предначертаний.

А думал Сигурд о том, что чует неприятности. По его опыту, неприятности всегда приходили с той стороны, откуда их меньше всего ждешь, и уж совсем было худо, если жизнь давала тебе шанс что-то изменить, а ты этот шанс упустил. Начать с того, что он и его братья пренебрегли этим человеком, Скьефом или Шефом. Он самолично позволил Шефу отделаться потерей одного глаза, когда тот был полностью в его власти. Затем, встревоженные его способностью доставлять им неприятности, они дважды пытались покончить с ним. Первая попытка обошлась им в потерю одного из братьев. Во второй чуть не погибли сам Сигурд и слава двух других братьев. А парень снова ускользнул от них. Может быть, не следовало останавливать Хальвдана, когда тот хотел полезть в воду и напасть на Шефа. Сигурд тогда мог потерять еще одного брата. Если бы это помогло покончить с их врагом раз и навсегда, дело того стоило.

Сигурд не понимал, не кроется ли за этим какое-то предостережение, какой-то намек, или боги отвернулись от них? Змеиный Глаз никогда не боялся жрецов, не ждал добрых предзнаменований. Однако в нем всегда жила незыблемая уверенность, что старые боги действительно существуют и он их любимец, особенно благоволил к нему Один. Разве не послал он Одину тысячи жертв? И все же Один мог в любой момент отвернуться от своего подопечного.

– Мы запустили стрелу войны, – сказал он. – Во все земли, которыми правим. Чтобы выставили все силы, или пусть пеняют на себя. Знаете, что еще меня беспокоит? – продолжал он. – Положим, этот стол будет Скандинавией, вот Дания, это Норвегия, а это Швеция, – с помощью фляжек и кубков он обозначил на столе приблизительную карту. – Посмотрите, каким путем он прошел. Отсюда на юге, где мы встретились на море с его флотом. Потом на север, в Гедебю. Потом в Каупанг. Затем на дальний Север. А потом он появляется там, где его никто не ждал, по другую сторону от гор Киля. Он сделал круг. Или, лучше сказать, объезд?

Объездом называли путь, который проделывает король, собирая дань, принимая вызовы, утверждая свою власть. Одним из таких маршрутов была шведская Eiriksgata. Путь Шефа был много длиннее, всем объездам объезд.

– Ладно, – сказал Хальвдан, глядя на узор из кружек. – Ему придется сделать еще один шаг, прежде чем он завершит свой объезд. Или свой круг. Это шаг сюда, в Бретраборг.

* * *

Очень далеко оттуда на совет собрались четверо. На этот раз не три брата, а три брата и их отец. Если только он был их отцом и если они действительно были братьями. Среди богов о таких вещах нельзя судить с уверенностью.

Они стояли на Хлитскьяльфе, сторожевой площадке Асгарда, обители богов. Ничто не могло укрыться от их взгляда, по крайней мере, ничто в Средиземье, центральном из Девяти Миров. Они видели плывущие по морям флотилии, кишащих в глубинах рыб, видели, как зреет зерно и прорастают семена.

– Я держал его в своей руке, – сказал Один, Отец Всего Сущего, – и отпустил. А он отвергает меня, отказывает мне в жертвоприношении, убивает тех, кто мне поклоняется. Я посылал снег и финнов, чтобы убить его, а он ускользнул от меня. И что же его спасло? Тролль, iotun, отродье проклятого Локи.

Остальные обменялись взглядами. Хеймдалль, дозорный богов, с висящим на шее большим сигнальным рогом, готовый протрубить в день, когда iotnir поднимутся, чтобы возвестить людям и богам Судный День, сказал спокойно:

– Отец Всесущий, его спас один из Потаенных. Мы не можем знать, что они – отродье Локи. Но ведь кто-то натравил китов-убийц, которых ведет только их голод и прихоть. Это сделал не я, это сделал не ты. Если это сделал Прикованный, а я думаю именно так, тогда он – враг Прикованного. А ведь враг нашего врага – наш друг.

– Он сжег великий дуб. Он сжег великий храм. Он освободил тех, кто был предназначен в жертву мне и твоему брату Фрейру. Даже сейчас он плывет на Юг вместе с христианами. – На этот раз Тор решил испытать свое умение убеждать, в котором никогда не был особенно силен. – Предназначенные тебе в жертву были жалкой подачкой. Он прислал тебе других – твоих собственных жрецов. Они тоже не слишком хороши, но это честная замена. Христиане идут рука об руку с ним, но он больше сделал для того, чтобы ослабить их, чем любой другой твой любимец. Что сделали против них Хермот или Ивар, которого этот человек убил? Я бы сказал, уничтожили немногих и только раззадорили остальных. А этот отбирает у них целые королевства. Они его боятся больше, чем ты.

Неосторожное слово, и взгляд одноглазого Одина словно кинжалом полоснул рыжебородого бога, который отвел взор и принялся неловко крутить в руках свой молот.

– Нет, я имею в виду, не боишься, конечно, – продолжал Тор. – В общем, он кузнец и друг кузнецов. Он наша первая и последняя возможность. Я за него.

– Если ты рассуди,? верно, – молвил наконец Один, – тогда мне, может быть, следует найти для него место в моей армии в Вальгалле, место в Эйнхериаре. Разве это не великая честь и награда для любого смертного?

Только для безумцев, подумал бог, который еще не сказал ни слова. Хеймдалль предостерегающе посмотрел на него, потому что Хеймдалль мог слышать все мысли людей и богов. Впрочем, мысль была справедливая. Только безумец может считать наградой смертельные схватки каждый день и воскресение из мертвых для разговоров о них каждый вечер.

– Эйнхериар, – заговорил молчавший бог, – нужен для того, чтобы победить в Судный День.

– Конечно, – ответил Один. Он устремил на Рига свой единственный глаз. Риг был искушенным, более ловким на слова, чем остальные его сыновья. Иногда он сам сомневался, чей сын Риг. Известно, что Риг обманул многих мужей и многих отцов заставил выращивать подкидышей. Мог ли он то же самое сделать с богами?

– И цель Судного Дня – уничтожить зло и обновить мир? Загладить великий ущерб, от которого страдаем мы и весь мир с тех пор, как умер Бальдр? С тех пор, как Проклятый совершил худшее из своих злодеяний и стал Прикованным.

Остальных богов это несколько покоробило. Имя Бальдра среди них больше не упоминалось, по крайней мере в присутствии Одина. Не стоило бередить старые раны.

Риг продолжал, как всегда, холодным и ироничным тоном:

– Но уверены мы, что победим в Судный День? Нет. Поэтому Один всячески укрепляет свое войско в Вальгалле. А с другой стороны, если мы победим, уверены мы, что это будет лучший мир? Нет. Поскольку есть предсказания, что все мы – или все вы – погибнете в этот день. Ты, Тор – от яда Iormungand’a, Всемирного Змея. Ты, Хеймдалль – от руки своего брата Локи. Про себя я не слышал пророчеств. А Один, Отец Всего Сущего, – говорят, что его всегда ждут челюсти волка Фенриса.

Так почему же мы так стремимся к Судному Дню? Почему никто из нас не спросит себя: а что, если мир можно обновить, не разрушая его?

Пальцы Одина сжались на древке его копья, и костяшки их побелели.

– И последний вопрос. Мы знаем, что мы стараемся воскресить Бальдра из мертвых, и Один посылал своего героя Хермота, чтобы попытаться вернуть его к нам. Ничего не вышло. Однако существуют истории о людях, которые были возвращены из ада, хотя и не нами.

– Христианские истории, – прорычал Тор.

– Даже они могут давать надежду. Я знаю, что Отец Всего Сущего разделяет эту надежду. Те, кто присутствовал тогда, могут вспомнить. Когда Бальдр лежал на погребальной ладье и мы собирались поджечь ее и столкнуть в Безбрежное море, чтобы уплыла в мир Хель, тогда в последний момент Один склонился и что-то шепнул на ухо Бальдру. Слова, которые не слышал никто, даже ты, Хеймдалль. Так что же Один шепнул на ухо мертвому Бальдру? Мне кажется, я знаю. Могу я повторить эти слова, Отец Всего?

– Если ты подумал о них, Хеймдалль уже услышал их. Двое могут сохранить тайну, но не трое. Так что говори. Что я шепнул на ухо моему мертвому сыну?

– Ты шепнул: «Был бы бог, чтобы вернуть мне тебя, сын мой».

После долгого молчания Один опять заговорил:

– Верно. Я тогда признал свою слабость, чего никогда не делал до тех пор и после этого.

– Признай ее опять. Пусть все идет само по себе, без твоего вмешательства. Дай моему сыну шанс. Дай мне попробовать, нельзя ли использовать этого человека, чтобы создать лучший мир не через пламя Судного Дня. Загладить ущерб от смерти Бальдра.

Один снова посмотрел на плывущие внизу флотилии.

– Ладно, – сказал он наконец. – Но я все равно получу новобранцев для Эйнхериара. Скоро найдется дело для моих дочерей Валькирий, Вестниц смерти.

Риг не ответил, мысли его были скрыты даже от Хеймдалля.

* * *

Военный совет, который Шеф созвал на палубе «Неустрашимого», выглядел так, словно битва уже состоялась. У Квикки, присутствующего в качестве капитана катапультной батареи, одна рука была сломана и перевязана. Лицо Торвина было все еще покрыто синяками, заплывший глаз только-только начал приоткрываться. Сам Шеф выглядел бледным, обложенный в кресле подушками: Ханд зашил больше сотни порезов на его руках и ногах. И по словам лекаря, оставшейся у него к концу поединка кровью едва ли удалось бы наполнить кубок для вина.

Другие смотрелись более воинственно. Во главе длинного стола Шеф усадил Олафа Эльфа Гейрстата, которого его норвежцы теперь уважительно называли Победоносным. Рядом с ним сидел Бранд, который в конце зимы отправился на юг, чтобы купить себе нового «Моржа». При взгляде на него Шефу становилось все более очевидным его родство с троллями. Его надбровья нависали, как уступы над обрывом, его руки и мослы казались слишком большими даже по сравнению с его могучим телом. За Брандом сидел Гудмунд, властью Шефа произведенный в ярлы Содерманланда вместо убитого короля Кьяллака. Другие шведские ярлы смирились с этим, когда узнали – новый ярл действительно их соотечественник и даже родич. Они также с неослабевающим интересом выслушивали горячие рассуждения Гудмунда о возможностях обогащения на службе у нового короля.

Герьольф тоже присутствовал на совете, как и Оттар, – чтобы передать принятые решения Пирууси и его финнам. А еще с самым беззаботным видом глубоко в кресле раскинулся широкоплечий немец Бруно. Вмешательство его людей в Упсале обеспечило ему место за этим столом. По крайней мере, ни у кого не вызывала сомнений его враждебность к Рагнарссонам, которые ныне, захватив Гедебю и отменив Хрориково «торгуют все», создавали серьезную угрозу для северных границ Германии.

Бранда, который три года назад принес известие о смерти Рагнара Лотброка в сам Бретраборг – эта история сделалась очень популярной, – попросили описать укрепления цитадели для командиров объединенного флота Шефа, насчитывающего теперь свыше сотни кораблей. Бранд на большом лотке с песком изобразил очертания залива, на берегу которого стояла крепость, и, втыкая палочки в песок, обозначил расположение основных строений.

– Твердый орешек, – заключил он. – Когда я пришел в Бретраборг, там стоял патруль из полудюжины кораблей самого большого размера. Говорят, что сейчас патруль удвоен, с тех пор как Рагнарссоны узнали о нашем приближении. На каждом корабле размещается по меньшей мере длинная сотня человек, то есть шесть двадцаток испытанных воинов, и высота бортов не меньше, чем у любого из наших судов, – не считая кораблей береговой охраны, приведенных королем Олафом, но таких у нас только четыре. И разумеется, поскольку корабли Рагнарссонов никогда не выходят из залива, им нет нужды возить с собой припасы, они могут все время нести на себе полную команду и поочередно возвращаться в гавань для отдыха и еды.

И теперь у них появились катапульты. Все считают, что своим первым успехом – Гедебю – Рагнарссоны обязаны этим новым машинам. С тех пор они продолжали строить их и тренировать расчеты, все это, как говорят, под началом отступников – монахов и черной братии из Йоркского собора.

Взгляды присутствующих с некоторым упреком повернулись в сторону маленькой черной фигурки – Эркенберта, сидящего рядом с Бруно. Эркенберт этого не заметил. Со времени своей атаки на Дуб Королевства он грезил наяву, постоянно переписывая легенду про Эркенберта-arithmeticus, грозу язычников, рассказанную как житие святого. Он все еще не был уверен, какую роль следует отвести в ней одноглазому ренегату, который сразил языческого короля: возможно, лучше будет опустить все упоминания о нем и приписать победу христианскому ратоборцу. В христианском мире писанная история проверяется только Церковью.

– Катапульты стоят здесь, – продолжал Бранд, высыпав пригоршню колышков на мыс, который охранял вход во внутреннюю часть залива. – Они могут расстрелять любой корабль, прошедший мимо патруля, если он приблизится примерно на одну милю. И наконец, здесь расположены главные силы Рагнарссонов. Вооруженные корабли, вытащенные на берег, – еще одна пригоршня колышков, – их почти столько же, сколько у нас, и опять же им нет нужды загружать запас воды и провизии.

– Скажи-ка, Бранд, – вмешался Шеф, – а есть какие-нибудь хорошие новости?

Бранд ухмыльнулся.

– Что ж, господин. Я мог бы сказать «зато нет дождя», но и дождь, кажется, скоро начнется. Да нет, есть, есть у меня хорошие новости. Если уж на то пошло, многие союзники Рагнарссонов идут с ними лишь по принуждению. Они делают это, потому что Рагнарссоны нападали на них по отдельности и вынуждали сдаться и предоставить свои войска. Но если союзники сочтут, что могут порвать с Рагнарссонами, – тогда Рагнарссоны только их и видели. Если Рагнарссоны будут побеждать, союзники будут драться за них. Но если им вдруг покажется, что Рагнарссоны проигрывают… Поддержка очень быстро исчезнет. Откровенно говоря, я думаю, что шансы у нас неплохие – если мы только заберемся под скорлупу ореха. Но катапульты – это проблема, и большие корабли тоже. – Бранд замялся, не зная, следует ли объяснять очевидное. Однако на совете не все были норманнами, и он решил, что лучше излагать прямо: – Понимаете, в морском бою размер вашего корабля так же важен, как… как каменная стена. Эти большие корабли во время бури в Атлантике не выдержат и часа, у них всегда слишком слабый киль. Но если один из них в закрытых водах встанет с вами борт к борту, все, что от них потребуется, это скинуть со своей высоты пару камней, и вы потонете. Они на несколько футов выше обычного корабля. Их команда защищена от всего, что вы сможете предпринять, но ваша палуба открыта для их стрел и дротиков. Они будут смотреть на вас сверху вниз. Вам придется кидать веревку с кошкой, чтобы залезть на их борт, а пока хоть кто-то из них жив, это невозможно. Корабли короля Олафа могут сражаться с ними на равных, но таких кораблей у Рагнарссонов в три раза больше, чем у нас. И команда на них, повторяю, лучшие бойцы Рагнарссонов. Только датчане, замечу, ни одного норвежца, – добавил Бранд не без гордости. – И при этом вовсе не безбородые мальчишки.