Текст книги "Крест и король"
Автор книги: Гарри Гаррисон
Соавторы: Джон Холм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Глава 8
– Сожалею о случившемся, – сообщил голос, и по другую сторону стола возникло расплывчатое круглое лицо. – Услышь я о тебе хоть чуть-чуть пораньше, я бы сам выкупил тебя у твоих друзей из Дитмарша, и ничего умнее просто выдумать бы не смог. Но ты сам король, и знаешь, как это бывает – король настолько мудр, насколько велики его знания.
Шеф вытаращился, стараясь сосредоточить взгляд на говорившем, оторопело помотал головой и сморщился.
– Так, – сказал круглолицый, – кажется, ты меня не слышишь. Где у тебя болит?
Шеф потер левый висок, осознав в тот же самый момент, что припухлость на голове находится справа. Перед его глазами помахали рукой, и он понял, что говоривший проверяет, что у него с мозгами.
– Шишка с одной стороны, а болит с другой. Можно подумать, что мозги свободно болтаются в черепе, не правда ли? – продолжал вежливо беседовать круглолицый. – Вот почему многие ветераны боев становятся… скажем, слегка странными. Мы называем это vitrhogg, ответный удар. Но как я вижу, ты понемногу оправился. Давай вкратце повторим уже сказанное. Я – Хрорик, король Гедебю и южной Ютландии. А ты?
Шеф неожиданно улыбнулся, сообразив наконец, о чем ему говорят.
– Я твой собрат, король Шеф, король Восточной и Средней Англии.
– Отлично. Я рад, что все обошлось. Знаешь, такие волнения на рыночной площади у нас бывают довольно часто, и мои парни знают, как им действовать. Набрасывают на всю свору парусину, а потом, пока вояки барахтаются, стараясь высвободить свое оружие, разоружают самых опасных. Мы не можем себе позволить постоянно терять наших клиентов.
Огромная ручища налила вино в сосуд, в котором Шеф быстро признал золотой кубок.
– Добавь сюда воды и скоро почувствуешь себя лучше.
– Вы сегодня потеряли одного клиента, – заметил Шеф, вспомнив нож, вонзившийся в сердце шведского купца.
– Да, это неприятно. Однако мой ярл сообщил, что погибший сам напрашивался. Кстати…
Толстый палец подцепил амулет Шефа из-под рубахи, которую, как тот догадался, кто-то разыскал и надел на него.
– Ты человек Пути, правильно? Поэтому тебе, должно быть, мало дела до христиан. Совсем никаких дел с ними, насколько я наслышан о твоей победе над франками, и, осмелюсь заметить, они к тебе относятся еще хуже. Но мне приходится иметь с ними дело. По ту сторону Датской перемычки находятся германские копейщики, и лишь сам Один знает, сколько их. Это верно, что они все время дерутся между собой, и не менее верно, что они даже больше боятся нас, чем мы их. Но я не ищу неприятностей, особенно в вопросах религии. Поэтому я всегда разрешаю христианам присылать сюда своих священников и проповедовать свое учение и никогда не возражаю, если они начинают крестить рабов и женщин. Конечно, если эти бедняги забредают в глухомань, а их потом продают в рабство или самих крестят в трясине, я ничего не могу поделать. Я поддерживаю порядок в Гедебю и на торговых путях и вершу суд в нашем тинге. Указывать моим подданным, во что им верить или кого оставить в покое… – Толстяк засмеялся. – Ты-то понимаешь, насколько это может быть опасно. Но теперь появилось нечто новенькое. Этой весной, когда священники из Гамбурга пришли на север, каждого из этих трех или четырех миссионеров сопровождала охрана. Не настолько большая, чтобы назвать ее армией, недостаточная даже для серьезного боя, и вдобавок они хорошо платили. Так что я их впустил. Но вот что я тебе скажу, – круглолицый наклонился к Шефу, – как один король другому. Очень опасные люди. И очень ценные люди. Хотел бы я нанять себе с полдюжины таких. О том, которого ты видел, о белобрысом с волосами, как щетка, мой капитан стражи сказал, что это один из самых стремительных бойцов, каких он когда-либо видел. И очень ловкий.
– Он быстрее, чем Ивар Рагнарссон? – спросил Шеф.
– Ивар Бескостный? О, я и забыл, что ты с ним расправился.
Благодаря вину зрение Шефа постепенно прояснилось, и он повнимательней присмотрелся к крупному мужчине, откинувшемуся на стуле так, что спинка трещала. Золотой венец на голове, тяжелая золотая цепь на шее и массивные браслеты на руках. Внешность добродушного мужичонки, словно бы хозяина мирной городской таверны. Но глаза под густыми бровями проницательные, и сеточка шрамов от затянувшихся ран покрывает мускулистое правое предплечье, как у заядлых бойцов. Удачливый боец, потому что у неудачливых раны уже никогда не затягиваются.
– Да, я тебе, конечно же, за него признателен. Ивар очень меня беспокоил, а его братья беспокоят и до сих пор, – Хрорик тяжко вздохнул. – У короля здесь трудная жизнь, по ту сторону Датской перемычки грозят христиане и их империя, а на севере – пятьдесят морских королей, вечно спорящих, кто самый главный. Христиане говорят, что им сейчас нужен император. Я иногда думаю, что и нам тоже. Но дело вот в чем. Если вдуматься, нам ведь придется решать, кто им станет. Может быть, я. Может быть, ты. А может быть, Сигурд Рагнарссон. Если он, то ни ты, ни я не доживем до следующего дня, да и не захотим дожить.
Ну, да я увлекся. Я вижу, тебе здорово досталось, и по-моему, ты не отказался бы от хорошего ужина. Почему бы тебе не посидеть где-нибудь на солнышке, пока не придет пора ужинать? Я прослежу, чтобы ты был в безопасности.
– Мне нужны деньги, – сказал Шеф. – Человек, которого я ударил на рынке – это он привел меня сюда, и он неделю кормил меня. Я должен заплатить ему. А потом, мне нужны деньги на проезд домой. Если в порту есть английские купцы, я могу взять у них деньги в долг, в счет моих собственных средств и средств моего соправителя Альфреда.
Хрорик оставил в покое звонок:
– Все улажено, за все заплачено. Дитмаршцев я отпустил вполне счастливыми, я всегда стараюсь ладить и с ними тоже, ведь когда разъярятся, они несносны. Хотя один юноша настоял на том, чтобы остаться. Не благодари меня, ты всегда сможешь со мной расплатиться. А насчет возвращения домой… Что нет, то нет.
Шеф взглянул на его хитрое веселое лицо. В углу виднелось копье «Гунгнир», прислоненное к стене. Но он не питал иллюзий относительно возможности добраться до него.
– Остаться здесь с тобой?
– Собственно говоря, я тебя продал, – подмигнув, ответил Хрорик.
– Продал? Кому?
– Не волнуйся, не Скули. Он предложил мне пять фунтов серебра. Христиане дошли до десяти плюс отпущение всех грехов – от самого Папы и написанное пурпурными чернилами.
– Тогда кому?
Хрорик снова подмигнул.
– Твоим друзьям из Каупанга. Жрецам из святилища Пути. Их предложение было слишком хорошим, чтобы отказаться. Они все говорили что-то об испытании. Но это ведь лучше, чем пытки Сигурда Змеиного Глаза? Как ты считаешь?
* * *
С кольцами кровяной колбасы на поясе, большой буханкой черного хлеба под мышкой и щепоткой соли в руке Шеф вышел под лучи послеполуденного солнца, собираясь дожидаться обещанного королем Хрориком ужина. Его окружали с полдюжины стражников, гарантируя одновременно, что никто на него не нападет и что он сам не сбежит из города. Их сопровождал Карли, на этот раз довольно грустный, со своим мечом на поясе и копьем Шефа на плече.
Несколько минут ватага двигалась по тесным улицам Гедебю, заполненным лотками с янтарем, медом, южными винами, оружием, костяными гребешками, обувью, железными слитками и всем, что только можно было купить или продать в скандинавских странах. Затем, когда Шеф уже устал от тесноты и нескончаемой сутолоки, он увидел невысокий зеленый бугор, находящийся внутри городского частокола, но в стороне от построек и толпы. Он молча указал на него и первый направился туда. Боль в голове прошла, но двигался он все еще медленно и осторожно, боясь случайным движением разбудить ее. Он также ощущал, что с трудом понимает, что происходит, как если бы он находился под слоем воды. А ему было о чем поразмыслить.
Взобравшись на курган, Шеф сел на его вершине, глядя на залив и зеленеющие поля на севере. Карли помялся, потом воткнул копье древком в мягкую почву и тоже уселся. Стражники переглянулись.
– Ты не боишься курганных ведьм? – спросил один из них.
– Я бывал на могильниках и раньше, – отвечал Шеф. Он заметил, что нож с его пояса исчез – Хрорик ни в чем не полагался на авось. Он отдал нарезать колбасу Карли, а сам стал ломать хлеб. Стражники с опаской расселись вокруг них, кто на корточках, кто прямо на земле.
Через некоторое время, набив живот и приятно погрев спину на солнышке, Шеф показал на плодородные земли, окружающие город. Река Шлей текла северней города, и на противоположном берегу виднелись огороженные поля, пахари, правящие упряжками волов, черные борозды пахотной земли, и тут и там поднимающиеся среди деревьев струйки дыма. Для англичанина земля викингов представлялась родиной огня и меча, а ее обитатели – моряками и воинами, а не пахарями и углежогами. И все же здесь, в самом сердце норманнской вольницы, окрестности выглядели так же мирно, как Суффолк в летний день.
– Я слышал, что именно отсюда когда-то давно пришли англичане, – сказал Шеф ближайшему стражнику. – Где-нибудь здесь все еще живут англичане?
– Нет, – ответил стражник. – Только датчане. Некоторые из них называют себя ютами, когда не хотят признавать родства с морскими королями с островов. Но они все говорят по-датски, как и ты. Хотя эта сторона все еще называется Англе.
Вот этот клин между рекой Шлей и фьордом Фленсборг. Похоже, англичане и в самом деле пришли отсюда.
Шеф задумался. Вот и лопнула его надежда спасти здешних англичан от датского гнета. А все-таки непонятно, почему в Дитмарше не говорят на языке датчан, хотя живут бок о бок с ними. И странный у них язык: не английский и не датский, и даже не тот неизвестный, напоминающий немецкий, язык, на котором говорил священник сегодня утром. Имеет что-то общее с каждым из них, но больше всего, пожалуй, похож на фризский, которому Шеф научился от людей с островов вдоль немецкого берега. Когда-то здесь смешивались все племена и языки. Теперь границу можно было провести отчетливей: христиане по одну сторону, язычники по другую, здесь говорят по-норманнски, там – по-немецки. Но варево еще кипит. Стражник назвал его язык датским, donsk tunga, другие считали тот же самый язык норманнским, norsk mal. Одни и те же люди сегодня называют себя датчанами, а завтра ютами. Шеф был королем восточных англов, а Альфред – западных саксов, но и те и другие соглашались, что все они англичане. Германскими народами правили тот же самый Папа и та же королевская династия, что и франками, но они не считали себя родственниками. Шведы и готы, норвежцы и гаддгедлары. Когда-нибудь все это придется рассортировать и навести порядок. Давно пора было это сделать. Но кто сможет провести границы, принять законы, и все это на уровне высшем, чем порядок Хрорика: «хорошо для торговли»?
Без особого удивления Шеф увидел, что к ним с улицы идет светловолосый германец, тот самый, который утром убил шведа и спас от рабства священника. Стражники Хрорика тоже увидели его и не стали корчить из себя хладнокровных воинов. Двое с обнаженными мечами и поднятыми щитами сразу же заградили ему путь, а еще четверо, в пяти шагах позади, вскинули копья. Светловолосый улыбнулся, с преувеличенной старательностью расстегнул перевязь меча и уронил ее на землю. По резкому приказанию начальника стражи он снял также свою кожаную куртку, положил ее на землю, извлек из рукава тяжелый метательный нож и короткое шило из сапога. Тогда один стражник приблизился и обыскал его энергично и тщательно. И наконец, они неохотно отступили и позволили ему пройти, держа наготове дротики. Когда его отделяли от Шефа последние несколько шагов, Карли тоже вытащил свой меч и принял агрессивно-недоверчивую позу.
Светловолосый глянул, как Карли держит меч, вздохнул и, скрестив ноги, уселся напротив Шефа. На этот раз его улыбка была заговорщицкой.
– Меня зовут Бруно, – заявил он. – К датчанам я приехал по поручению архиепископа Гамбурга и Бремена. Да ты знаешь, нужно выкупить некоторых наших людей. Мне сказали, что ты знаменитый Шеф Сигвардссон, победитель еще более знаменитого Ивара.
По-норманнски он говорил с заметным акцентом, из-за чего имя «Сигвард» звучало у него почти как «Зигфрид».
– Кто сказал тебе это?
Снова понимающая заговорщицкая улыбка.
– Что ж. Как ты догадываешься, это твой маленький соотечественник, дьякон Эркенберт. Это парень горячий, а тебя он терпеть не может. И все же он не стал отрицать, что ты побил Ивара на мечах.
– С алебардой против меча, – поправил Шеф. В другие подробности он не стал вдаваться.
– Пусть так. В такой игре не часто выигрывают. Но ты пользуешься необычным оружием. Можно взглянуть на твое копье?
Бруно поднялся и стал рассматривать копье, демонстративно не прикасаясь к нему и заложив руки за спину.
– Отличное оружие. Недавней ковки, как я погляжу. Я интересуюсь копьями. И другими вещами тоже. Могу я взглянуть, что ты носишь на шее?
Игнорируя предостерегающее ворчание Карли, Шеф снял свою цепочку с серебряным амулетом Рига на ней и подал Бруно, который снова уселся и погрузился в раздумье.
– А скажи, как вы это называете?
– Это kraki, – ответил Шеф. – Такая лесенка с одной тетивой вместо двух. Посередине шест и в обе стороны от него идут перекладины. Это знак моего бога.
– Однако ты, я полагаю, крещеный? Какой срам, что человек, познавший истинного Бога, начинает поклоняться языческому идолу. Не чувствуешь ли ты потребности вернуться назад? Скажем, если некоторые… э-э, препятствия будут убраны с твоего пути.
Шеф впервые за время их разговора улыбнулся, вспомнив ужас, который внушали ему и остальным черные монахи, Вульфир и епископ Даниил. Он помотал головой.
– Мне понятно, что ты не хочешь ни с того ни с сего менять свое решение. Но позволь предложить тебе две темы для размышления, – продолжал светловолосый. – Первая такая. Уверен, что со стороны кажется, будто причина всех этих религиозных распрей – земли и деньги. И так оно и есть! Хрорик не отдал тебя мне потому, что от других надеялся получить больше, и потому, что не хочет ни в чем нам помогать. Мне известно, что ты покорил королевство английское, отменив десятину, которую люди должны платить церкви, и ввел вашу ересь – свободу верить в любых богов. Но я уверен, ты понимаешь, что под спудом этих распрей скрывается нечто более глубокое. Не просто борьба людей, а борьба иных, высших сил.
Вспомнив недавнее загадочное видение, властные голоса своих покровителей и других богов в непостижимом мире его снов Асгарде, Шеф медленно кивнул.
– Существуют силы, с которыми человеку лучше не связываться. Святая Церковь зовет их дьяволами и демонами, и ты можешь подумать, что это просто предрассудок Церкви, защищающий ее – как это называется? – исключительное право на спасение души. Что ж, я тоже знаю священников и я тоже презираю их жадность, их торговлю святынями. Но я говорю тебе, Шеф Сигвардссон, как воин воину: грядут великие перемены, и приближается Тот, кто вызовет их. В тот день царства будут разрушены и переплавлены в новый сплав, а священники – да, и архиепископы и папы римские – которые хотят вести паству, сами будут ведомы. В тот день ты не захочешь оказаться на стороне лживых.
– А как узнать, на чьей стороне правда? – спросил Шеф, завороженный отблеском страсти на суровом чеканном лице. Услышав, как зазвенел голос Бруно, стражники подошли ближе, словно ожидая внезапной вспышки ярости.
На лице Бруно появилась одна из его неожиданных и странно привлекательных улыбок.
– О, будет знак. Что-то безошибочное, я думаю. Чудо, реликвия, что-то ниспосланное Господом для царя земного, – он поднялся на ноги, собираясь уходить.
– Ты говорил, у тебя есть для меня два сообщения. Быть на стороне правды, когда царства разрушатся, это первое. А второе?
– Ах да. Конечно. Я должен сказать тебе, что ты несколько заблуждаешься относительно своего собственного знака. Надеюсь, другие знаки ты распознаешь лучше. То, что ты носишь на шее, это может называться kraki на норвежском языке или «лестница» – на нашем с тобой. Но на латыни – ты слышал латынь от священников? Так вот, это называется graduale. От слова «ступенька», понимаешь.
Шеф выжидал с некоторым недоумением.
– Есть такие, кто верит в святой Graduale. Франки называют его святой Грааль. Ужасно, как франки коверкают латынь – можешь ты представить себе язык, на котором aqua вода, произносится eau? Да, святой Грааль – это и есть то, что ты носишь на шее. Некоторые говорят, что он должен сочетаться со Святым Копьем.
Бруно шагнул к куче своей одежды и оружия и стал не спеша собирать все, по-прежнему под прицелом копий. Он бросил прощальный взгляд на Шефа, кивнул и размеренно зашагал по направлению к рынку.
– О чем это он говорил? – с подозрением спросил Карли. Шеф не ответил. В нем усиливалось ощущение, что он находится под водой, теперь уже на глубине в несколько саженей, но в воде чистой, не замутняющей зрение. Продолжая смотреть на мирные поля Англии, он почувствовал на шее хватку, которая подсказала ему, что его зрение будет направляться извне. Поверх зеленеющих и свежевспаханных полей и струящегося из печных труб дыма начали разворачиваться другие картины.
* * *
Он снова видел ту же самую местность, но на ней не было построек Гедебю, деревья росли гуще, а пашни встречались реже. Это Англе, каким оно было при англичанах, откуда-то он знал это. В устье реки Шлей входили десять длинных боевых ладей, похожих на корабли Сигурда Рагнарссона, но более примитивной конструкции: только весла, ни паруса, ни мачты, неуклюжие и громоздкие, без изящной завершенности и гибкости кораблей викингов. Просто боевые лодки с уключинами. Взгляд Шефа следовал за ними, а они поднимались вверх по реке, обнаружили приток и прошли по нему в неглубокое озерцо. На мелководье викинги высадились и рассыпались по берегу; возвращаться стали уже ближе к вечеру, с вьюками награбленного, бочками, кусками металла, гнали скот и женщин. Они загрузили ладьи, разожгли во тьме костры и принялись забивать скот и насиловать женщин. Шеф смотрел не шевелясь – в реальности он видел вещи и похуже, и вблизи, а не издалека.
Воины той земли не разбежались, они вооружались и собирались с силами. У них появился вождь. На речке, по которой ладьи поднялись в озеро, повалили деревья и перегородили ими проход. Затем мстители подобрались к месту пиршества и буйства. Из-за деревьев посыпались стрелы. Враги бросили свои забавы, кинулись за оружием, выстроились для обороны. Несколько женщин сбежали, ускользнули в темноту или укрылись в черных водах озера. Другие были сражены летящими стрелами, зарезаны разъяренными чужаками.
Местные построились в линию и, подняв щиты, напирали. Захватчики боем встретили их, несколько минут противники кромсали желтые деревянные щиты друг друга, затем местные отступили. Из-за деревьев снова посыпались стрелы. Из темного леса раздался голос, обещавший отдать всех врагов богу войны, а трупы развесить по деревьям на корм птицам. Пришлые сели на свои ладьи и на рассвете попытались пробиться назад к морю, но встретили завал из бревен. За время долгой утренней сечи Шеф видел – в ускоренном движении, словно сражались две армии муравьев, – как чужаки гибли, разбегались, как на уцелевших набрасывали сети и сбивали с ног или зажимали щитами. Под конец десять ладей с разбитыми уключинами были вытащены на болотистый берег, в них стояли и лежали сто двадцать угрюмых пленников.
Победители очистили местность от тел и оружия, по приказу своего вождя сложили их у захваченных судов. Шеф ожидал увидеть, что у пленных отнимут доспехи и все ценное и поделят между собой. Вместо этого в ладьях стали пробивать дыры. Захваченные у врага копья втыкали в бревна и гнули так, что их железные черенки становились бесполезными. Луки и стрелы ломали, в бронзовых шлемах делали пробоины, мечи размягчали на огне и щипцами скручивали клинки в спираль. Наконец, занялись пленными; каждого подводили к котлу, наклоняли и, перерезав глотку, спускали кровь в котел, как из свиней на Михайлов день. Трупы покидали в ладьи, которые оттолкнули от берега, чтобы тонули на середине озера, а испорченное оружие оставили на болотистых берегах.
И люди ушли оттуда. Долгие годы все валялось там, где было брошено, и никто туда не ходил, кроме редких озорных ребятишек. Лодки, обглоданные червями тела и оружие медленно тонули в черном иле. Еще медленней высыхало озеро. Теперь на его месте паслись коровы, никакой памяти о том, что произошло, давно не осталось, ни у победивших англов, чьи потомки ныне жили далеко за морем, ни у людей с островов, которые так ничего и не узнали о судьбе ушедших в бесславный поход.
Зачем же они так поступили, задумался Шеф. Тут масштаб его зрения изменился, он больше не смотрел на реальный мир с его реальной историей, вместо этого перед ним словно предстали картины, картины движущиеся. Над голой равниной вставало солнце. Только это было не солнце, а огненный шар на влекомой конями колеснице. Взмыленные кони в ужасе неслись прочь. За ними по небу мчались гигантские волки, высунув языки в решимости догнать коней и проглотить солнце. Когда не видно солнца или луны, подсказал кто-то Шефу, это значит, что на них падает тень волков. Однажды волки догонят их, и кровавый дождь прольется с неба, прежде чем солнце и луна исчезнут.
На равнине растет огромное дерево, дающее воздух, тень и жизнь всему миру под его ветвями. Присмотревшись, Шеф заметил, что оно постоянно извивается от боли. Под землей он мог разглядеть змея, что гложет, брызгая ядом, главный корень дерева. В море плавает еще более устрашающий змей, время от времени всплывая, чтобы одним движением гигантских челюстей утащить корабль вместе с парусом. Глубоко внизу от древесного и морского гадов Шеф своим новым зрением видел неясные очертания змея еще большего, прикованного цепью к основанию мира и корчащегося в муках так, что земля трясется. Он тоже страдает, постоянно борется и однажды вырвется на свободу, чтобы подгонять небесных волков и морского змея.
Таков мир, который знают язычники, подумал Шеф. Неудивительно, что они боятся своих богов и ненавидят их и стараются лишь умилостивить их собственной жестокостью. Их боги тоже боятся, даже Один, Отец Всего Сущего, страшится предстоящего Рагнарока, Судного Дня, но не знает, как избежать его. Если бы язычники знали лучший путь, они бы вступили на него. Он вспомнил проповедь Торвина о пути в Асгард. Подумал также о Белоснежном Христе, о страдальческом лице под терновым венцом, которое видел однажды у деревянной статуи в кафедральном соборе Эли, вспомнил о замученном короле Эдмунде, умершем от руки Ивара.
Но это еще не все, подсказал ему кто-то. Это только часть. Однажды ты сможешь увидеть мир таким, каким его видят христиане. А пока запомни это. Помни о волках в небе и змее в море.
* * *
Приятное тепло, согревавшее спину Шефа, исчезло. Когда к нему постепенно вернулось обычное зрение, он осознал, что широко раскрытыми немигающими глазами по-прежнему смотрит за реку. Зеленые поля никуда не делись, но вечернее солнце скрылось за облаками. Его стражи отступили назад и, поглядывая на него, встревоженно переговаривались.
Прямо перед Шефом стоял, преклонив колено, человек и пытливо вглядывался ему в лицо. Шеф по белым одеждам и ожерелью из ягод рябины признал в нем жреца Пути и заметил серебряную лодочку, свидетельствующую, что это жрец морского бога Ньёрда.
– Я Хагбарт, – сказал жрец. – Я пришел, чтобы взять тебе с собой в Каупанг. Мои собратья с волнением ждут встречи с тобой, чтобы испытать тебя на нашей земле. Это удача для нас, что ты пришел сюда из Англии.
Он помялся.
– Не скажешь ли ты мне, что сейчас видел?
– Ничего, кроме мира, каков он есть, – отвечал Шеф.
– Видеть вещи такими, какие они есть – это редкий дар, – заметил Хагбарт. – И уж совсем редкость – видеть средь бела дня. Возможно, ты истинный пророк, как утверждает Торвин, а не лживый посланник Локи, как считают остальные. Я буду твоим свидетелем. А сейчас мы должны идти.
– В замок Хрорика?
– А оттуда в Каупанг.
Шеф встал с земли, окоченевший больше, чем когда бы то ни было. Ковыляя вниз с холма на улицы Гедебю, он размышлял о том, что увидел. Его ли собственный разум подсказывал ему принять предложение христианина Бруно? Было ли это предостережением, рассказом об истинной природе мира, в котором он пребывал, мира морских королей, мира, возникшего за сотни поколений из крови и страха?
В городе они увидели, как гонят вереницу рабов. Шеф смотрел на них, поражаясь, что нашелся покупатель на таких убогих: старики, хромающие старухи, все с лицами, изнуренными непосильным трудом, просто мешки с костями, будто старые волы, годные только на убой и в котел.
– Стоит таких гонять на рынок? – спросил он.
– Шведы покупают их для жертвоприношений в Упсале, – ответил один из стражников. – Зимой и летом они приносят в жертву сотню волов, сотню коней и сотню мужчин и женщин, вешают их в большой дубовой роще в Упсале. Они говорят, что иначе шведское королевство падет и небо рухнет им на головы. Если трэль больше не может работать, за него всегда можно получить такую последнюю цену.
Другой стражник рассмеялся:
– И поэтому трэли у нас стараются работать изо всех сил. Может быть, это мы еще должны приплачивать шведам.
