Текст книги "Фантастические изобретения (сборник)"

Автор книги: Гарри Гаррисон

Соавторы: Урсула Кребер Ле Гуин,Курт Воннегут-мл,Лайон Спрэг де Камп,Мюррей Лейнстер,Фредерик Пол,Сирил Майкл Корнблат,Ясутака Цуцуи,Стефан Вайнфельд,Томас Л. Шерред,Том Годвин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

Ну, в общем взялся я за мальчишку и сказал ему:

"Будь другом, Жан, расскажи, что это за снадобье такое, каким меня лечили". А он и отвечает: "Что ж, мой учитель из этого секрета не делает. Он просто смешивает яичные желтки, розовое масло и скипидар". (Я вам это потому говорю, приятель, что про это уже давно в книгах напечатано.)

– Не пойму, откуда вам это известно, но я случайно знаю что такой состав есть, – заметил я. – О нем написано в нескольких трудах по истории медицины. Эликсир доктора Амбруаза Паре, которым он лечил раненых в битве при Турине, действительно состоял из смеси яичных желтков, розового масла и скипидара. И первым человеком, на котором Паре испытал свое снадобье, был действительно капитан ле Ра. И было это в тысяча пятьсот тридцать седьмом году. Паре говорил: "Я перевязал ему раны, и бог исцелил его". Ну-с?

Капрал Куку фыркнул.

– Вот именно – скипидар, розовое масло, желтки. А сколько чего надо, знаете?

– Нет.

– Ясно, нет, приятель. А я знаю. И мало того: когда доктор Паре лечил меня, он еще кое-что добавил, так просто, для пробы. И я знаю, что это было.

– Ну, ну, дальше, – сказал я.

– Так вот, заметил я, доктор что-то со мной затевает. И я глядел в оба, выжидал и выспрашивал Жана, пока не выследил, где доктор прячет свои записки. Ведь в то время за косточку, что называлась "рог единорога", можно было взять тысяч шестьдесят, а то и семьдесят. Я хочу сказать, будь у меня в руках лекарство, что может воскресить человека из мертвых, чтобы кости у него срослись и он через неделю-другую встал на ноги, когда у него и мозги-то вываливались наружу, – черт поберч, ведь повсюду шли войны, так я бы в два счета разбогател!

– Без сомнения, – сказал я.

– Какого черта, – перебил капрал Куку, – по какому праву он вздумал делать из меня подопытного кролика? И что бы он делал, если бы не я? А как по-вашему, что бы со мной дальше было? Сунул бы он мне парочку золотых да и выставил бы вон, а сам заграбастал бы и славу, и миллионы! А я хотел открыть в Париже заведение – ну, знаете, с девочками и всe такое прочее, ясно? А что сделаешь на два золотых, скажите на милость? Ну ладно. Как-то ночью доктор с Жаном ушли, а я взял его записки, вылез в окно и поминай как звали.

Ну, убрался я подальше – тут, думаю, уже не поймают, – зашел в кабак, выпил немного и разговорился с одной девчонкой. Но, видно, не одному мне она приглянулась, и началась драка. Тот малый резанул мне лицо ножом. У меня тоже был нож. Сами знаете, как это бывает: уж и не помню как, только мой нож очутился у него в боку. Он был этакий мозгляк с крысиной мордой, а девица крупная, статная и волосы, что золото. Я увидел, что он уже готов, и давай бог ноги, а нож мой так и остался у него между ребер. Я было притаился, но меня так и не нашли. Всю ночь до рассвета пролежал я в кустах. Худо мне было. Ведь он рассадил мне ножом все от скулы до самого затылка, да еще кусок уха отхватил! И больно было страх как, а главное по этому шраму меня бы сразу признали, половинки уха-то как не бывало. Уж виселицы бы мне не миновать, ясно? Вот я и лежал в какой-то канаве тихо, как мышь, и заснул только перед самым рассветом. А как проснулся, смотрю – ничего не болит, даже ухо, а уж, можете поверить, ухо – штука нежная. Пошел я к пруду, умылся и поглядел на себя. И что же вы думаете? Все зажило, и шрам такой, будто это было не вчера, а лет пять назад. А прошло всего несколько часов! Зашагал я дальше. Дня через два укусила меня собака, прямо кусок выхватила из ноги. Такое надо лечить не одну неделю, а у меня зажило на другой же день, да и следа почти не осталось. Видно, от того снадобья, что Паре влил мне в голову, я стал точно заколдованный, всякая рана на мне мигом заживает. Я так и думал, что записки его дорого стоят, но такого никак не ожидал.

– А записки все еще были при вас, капрал? – спросил я.

– А вы как думали? Ясно, при мне, я их завернул в тряпочку и обвязал вокруг пояса, под рубашкой. Листков было всего шесть, только не из бумаги, а… как бишь его? Пергамент, кажется. Ну да, пергамент. Листочки сложены по сгибу сшиты и крайний снаружи чистый, вроде как обложка. А внутри все шесть страничек исписаны вдоль и поперек. Да ведь вот беда: читать-то я не мастак! Меня этому сроду не учили, ясно? Ну, золотые я еще не успел истратить и отправился в Париж.

– А что сказал на это доктор Амбруаз Паре? – спросил я.

Капрал Куку ехидно фыркнул.

– А что он мог сказать? Что своим зельем воскресил мертвеца? Тут бы ему и конец, уж не сомневайтесь. И какие доказательства? А уж мальчишка-то держал бы язык за зубами, нипочем не сознался бы, что предал своего учителя, ясно? Нет, никто и слова не сказал. И я преспокойно добрался до Парижа.

– Что же вы там делали? – спросил я.

– Думал найти надежного человека, кто прочитал бы мне эти записки. А если вы хотите знать, на что я там жил, – что ж, крутился как мог. Ну вот, однажды ночью встретил я в одном месте школяра, образованного человека; он там выпивал, а ночевать ему было негде. Показал я ему докторовы записки и спросил, про что там речь. Думал он, думал – додумался. Доктор там записал, как он смешал свое снадобье, но на это ушла всего одна страница.

На четырех страницах были одни цифры, а на последней – опять понаписано. И эта страница была все про меня, как все случилось и как он меня вылечил.

– Розовым маслом, желтками и скипидаром? – спросил я.

– Ага, – кивнул капрал Куку и добавил: – И еще кое-чем.

– Держу пари, я знаю эту четвертую составную часть вашего эликсира, – сказал я.

– Что ставите? – осведомился капрал Куку.

– Пчелиный рой, – ответил я.

– Как это?

– Разве не понятно? Вы сказали, что будете выращивать розы и разводить кур и пчел. И что поедете на юг за скипидаром. Насчет желтков, роз и скипидара все ясно. А зачем такому человеку, как вы, пчелы? Ясно, что четвертая составная часть – мед.

– Ага, – сказал капрал Куку. – Все верно, приятель. Доктор подбавил туда меду. – Он вынул из кармана складной нож, открыл его, подозрительно поглядел на меня, потом защелкнул и сунул в карман. – Вы же не знаете, сколько чего класть, – сказал он. – Не знаете, как эту штуку смешивать. Не знаете, сколько времени ее подогревать и сколько времени студить.

– Значит, вы владеете секретом вечной жизни, – сказал я. – Вам четыреста лет, и убить вас не может никакая рана. И все дело в некоей смеси розового масла, желтков, скипидара и меда, так?

– Так, – ответил капрал Куку.

– А вам не приходило в голову купить все что надо и смешать самому?

– Приходило. Доктор писал там, что бутылка с эликсиром, каким он лечил меня и впитана ле Ра, два года хранилась в темноте. Я тоже намешал полную бутылку снадобья и два года повсюду таскал ее с собой и прятал от света. А потом раз мы с приятелями попали в переделку, и один мой друг, Пьер Солитюд, получил пулю прямо в грудь. Я попробовал на нем мое зелье, но он умер. Тогда же меня ударили палашом в бок. И хотите верьте, хотите нет – но рана за девять часов зажила сама собой. Понимайте, как знаете.

Ну уехал я из Франции и с год кое-как проболтался а потом очутился в Зальцбурге. После той битвы при Турине прошло уже года четыре. Ну, там в Зальцбурге один парень сказал мне, что у них живет самый лучший доктор на свете. Я даже имя его помню. Да и как его забыть? Его звали Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм. За несколько лет перед тем он прославился в Базеле. А вообще-то его знали под именем Парацельса. Дела у него в ту пору шли не сказать чтобы хорошо. Так, больше околачивался попусту и допивался до чертиков в винном погребке под названием "Три голубки". Там я его и встретил однажды ночью – было это, наверно, в тысяча пятьсот сорок первом году – и высказал ему, что мне было нужно, когда никого близко не было.

Капрал Куку хрипло рассмеялся.

– Парацельс был великий человек, – заметил я. – Один из величайших врачей мира.

– Черта с два, он был просто старый жирный пьяница. По крайней мере когда я его увидел, он был пьян в стельку. Орал во всю глотку и дубасил пустой кружкой по столу. Ну, рассказал я ему по секрету про то зелье, а он еще пуще разошелся, обозвал меня всеми словами, какие знал, – а знал он их предостаточно, – да как грохнет меня кружкой по голове, вот тут, у самого лба. Я хотел было дать ему сдачи, но тут он малость поугомонился и говорит на каком-то чудном языке, то ли по-шведски, то ли по-немецки: "Опыт, опыт! Наглядность! Приходи ко мне завтра, шарлатан, и покажи свою рану на голове: если она и вправду заживет, я тебя буду слушать". И давай хохотать, а я думаю: ну, погоди, приятель, ты у меня еще похохочешь. И я пошел прогуляться, и рана зажила за какой-нибудь час. Тогда я пошел назад, чтобы показать ему. Мне этот старый пьяница как-то по душе пришелся. Прихожу назад в погребок и вижу: доктор фон Гогенгейм, или Парапельс, как вам угодно, лежит на полу и умирает, кто-то ударил его ножом в бок. Оказалось, он подрался с каким-то резчиком по дереву, а тот уже допился до белых слонов, вот и дал ему хорошенько. Не везет мне в жизни и никогда не везло. Мы бы с ним поладили, это уж точно, хоть я и толковал с ним всего с полчаса, да ведь большого человека сразу видно, верно я говорю? Ну да что тут поделаешь.

– А дальше что было? – спросил я.

– Я ведь только намеки вам даю, ясно? А коли хотите знать все, вам придется раскошелиться, – сказал капрал Куку… – Ну, с год торчал я в этом Зальцбурге, а потом меня оттуда выставили за попрошайничество и занесло меня в Швейцарию. Тут я пошел в наемники, они назывались «condottieri», и командовал нами швейцарский полковник, а дрались мы в Италии. Мы думали, там будет хорошая пожива. Но добычу всю у меня стащили, а под конец нам и половины жалованья не отдали. Двинулся я тогда назад во Францию и повстречал там морского капитана по имени Бордле, он возил в Англию спиртное, и ему как раз одного человека недоставало. Но в Ла-Манше нас перехватили пираты – маленькое быстроходное английское суденышко; они отняли наш груз, капитану перерезали глотку, а матросов покидали за борт – всех, кроме меня. Ихнему капитану Хокеру я приглянулся, он и оставил меня в своей команде, хоть моряк я никудышный. Эта старая калоша – ей богу, не больше спасательной шлюпки на "Куин Мэри" – называлась «Гарри» в честь английского короля Генриха Восьмого, про которого еще кино показывают. И все-таки жили мы неплохо. Промышляли в основном французской водкой: остановим судно лягушатников посреди канала, захватим груз, спихнем капитана и экипаж за борт… "Мертвый не выдаст", – говаривал бывало старый Хокер. В общем где-то возле Ромсея удрал я с этой посудины и денежки прихватил – моря-то я не люблю, ясно? Набралось у меня к тому времени с полдюжины тяжких ран, да только они меня не прикончили. А вот если за борт полечу, думаю, неизвестно еще, как оио обернется. Ну, голову прострелят – этим меня не убьешь, хоть и боль будет адова дня три, пока не заживет. А вот если кто станет меня топить – про это мне и думать было тошно, ясно? Пришлось бы мне болтаться под водой, пока рыбы не съедят или сам не сгнию, и ведь все это заживо! Не очень-то приятно.

Ну, сбежал я в Ромсее и отправился в Лондон. Там познакомился с одной вдовой, женщиной в годах, у нее была возле Лондонского моста торговлишка льняными товарами. И деньжонки у нее водились, и я ей по душе пришелся. А, где наша не пропадала! Я взял да и женился на ней. Прожили мы с ней чуть не тринадцать лет. Злющая была баба, но я ее живо укротил. Звали ее Роза, и умерла она аккурат когда Елизавета стала британской королевой. Году в тысяча пятьсот пятьдесят восьмом. Она ужас как меня боялась – я хочу сказать Роза, а не королева Елизавета, – и все оттого, что я целыми днями возился с медом, желтками, скипидаром и розами. Она все старела, а я ничуть не менялся. И ей это, конечно, совсем не нравилось. Она думала, я колдун. Говорила, у меня, верно, есть такой амулет и я знаю секрет вечной молодости. Ха, черт меня побери, она почти угадала! Только она хотела тоже быть вечно молодой. А я трудился над записками доктора Паре и все готовил ту смесь, делал все точно, как он, клал всего сколько надо, подогревал, как надо, и в темноте держал, а снадобье никак не действовало.

– А как же вы это узнали? – спросил я.

– Да ведь я попробовал его на Розе. Она меня грызла и точила, пока я не согласился попробовать. Бывало как поцапаемся, так я потом и пробую на ней свое снадобье. Только все равно на ней заживало так же долго, как на всех людях. И вот что занятно: мало того, что никакая рана не могла меня убить; я и старше не становился, и зараза никакая меня не брала – я просто не мог умереть! Вот и посудите сами: если на снадобье, что лечит любые раны, можно нажить целое состояние, то сколько же наживешь, если сохранишь людям молодость и здоровье на веки вечные, а?

Капрал Куку умолк.

– Любопытное рассуждение, – сказал я. – Дали бы вы свой эликсир, скажем, Шекспиру. Ведь он писал чем дальше, тем лучше. До каких же высот он бы теперь поднялся? Впрочем, как знать? Если бы он выпил эликсир вечной молодости в юные лета, он бы, пожалуй, так и остался незрелым юнцом. Может, он и по сей день бегал бы на побегушках около театра – сторожил лошадей у подъездов или подзывал такси – влюбленный в театр деревенский паренек, нераскрывшийся гений!

Или выпей он этот эликсир к концу жизни, когда писал, скажем, «Бурю», он бы жил и по сей день, старый, измученный, уставший от жизни – все давно опостылело, а смерть не приходит! А вот какой-нибудь беспутный гуляка елизаветинских времен остался бы беспутным гулякой на долгие века… А ведь как бы ему надоело это занятие уже лет через сто и как бы он жаждал смерти! Ох, нет, опасное это было бы снадобье, капрал Куку!

– Шекспир? – переспросил капрал Куку. – Вильям Шекспир? Встречал я и его. Мы с одним его дружком вместе воевали в Голландии, он нас и познакомил, когда вернулись в Лондон. Да, Вильям Шекспир: лицо пухлое, сам плешивый… еще руками размахивал, когда говорил что-нибудь. Ему я тоже понравился. Мы с ним очень много толковали.

– А что он говорил? – спросил я.

– Да неужто я помню? Расспрашивал, вроде как вы сейчас. Так просто толковали да и все.

– И что это, по-вашему, был за человек? – спросил я.

Капрал Куку немного подумал и медленно сказал:

– Ну… из тех, кто считает сдачу и на чай оставляет медную монетку… Как-нибудь на днях приналягу я на его книжки, а то у меня все как-то руки не доходили…

– Итак, ваш интерес к эликсиру доктора Паре носил чисто финансовый характер, – сказал я. – Вы просто хотели на нем заработать, так?

– Ну ясно, – ответил капрал Куку. – Сам-то я им уже попользовался, я-то теперь уже не помру.

– А вам не приходило в голову, что вы добиваетесь невозможного?

– Как это?

– А вот как: знаете ли вы, что вкус яйца зависит от того, чем питается курица?

– Ну и что?

– И не только вкус яйца, но и его цвет зависит от того, чем кормили курицу, это вам подтвердит любой фермер.

– Ну и что?

– В яйцо входит то, что съела курица, как в молоко – то, что съела корова. А подумали вы, сколько разных пород кур было на свете со времени битвы при Турине в тысяча пятьсот тридцать седьмом году? И сколько разного корма переменилось за это время? Подумали вы, что яичный желток – только одна из четырех составных частей вашего эликсира?

Капрал Куку промолчал.

– Или взять розы, – продолжал я. – Если двух в точности одинаковых яиц и то не найти, то что же говорить о розах? Вот вы родом из винодельческого края, значит, вы знаете, что из двух виноградных лоз, растущих почти рядом, одна может дать отличное вино, а другая – никудышное. И с табаком то же самое. А розы опыляются пчелами, которые летают с цветка на цветок. И потому розовое масло состоит из бесчисленного множества всяческих составных частей. Разве не так?

Капрал Куку все еще молчал, и я продолжал с каким-то восторженным злорадством:

– Обо всем этом следует подумать, капрал. Или возьмите скипидар – его дают деревья. Еще в шестнадцатом столетии было известно немало видов скипидара. Но самое главное, приятель, – подумайте про мед! На свете столько разных сортов меда, что их и не перечесть. В разных медовых сотах – разный мед. Вы, верно, знаете, что, если пчелы живут в вереске, мед получается один, а если в яблоневом саду – совсем другой. Конечно, и то, и это – мед, но его вкус, запах и качество имеют множество всяких оттенков. Мед различен в различных ульях, капрал. Я уже не говорю о меде диких пчел.

– Ну и что? – спросил он мрачно.

– Но все это только цветочки, капрал, ягодки впереди. Я не знаю, сколько на свете пчелиных роев. Предположим, в каждом из них тысяча пчел. И каждая пчела приносит нектар чуточку не такой, как другая. И каждая может собрать его с пятидесяти различных цветков. И все, принесенное этим роем – тысячью пчел, – смешивается. И каждая капля меда в каждой ячейке сотов в каждом улье состоит из неисчислимого количества разных частиц.

Я уж не говорю о времени – ясно, что из одного и того же улья мед шестимесячной давности совсем не тот, что десятилетний. Мед изменяется день ото дня. Так вот, если учесть все возможные разновидности и сочетания желтков, роз, скипидара и меда, что получится? Попробуйте-ка ответить, капрал Куку.

Капрал с минуту обдумывал мою речь, потом сказал:

– Ничего не понял. Вы что, меня за придурка считаете?

– Этого я не говорил, – смутился я.

– Верно, сказать вы этого не сказали. Ну вот что, вы меня не путайте. Сейчас я вам кое-что покажу. Глядите.

Он вынул из кармана складной нож, раскрыл его и внимательно осмотрел свою левую кисть, отыскивая местечко, где нет шрамов.

– Не надо! – закричал я и схватил его за руку. С таким же успехом я мог бы пытаться задержать рукой локомотив.

– Глядите, – спокойно повторил капрал Куку и стал резать мякоть между большим и указательным пальцами; наконец нож наткнулся на кость и большой палец отвалился до самого запястья. – Видали?

Я видел все это как в тумане. Огромный корабль, казалось, вдруг закачался у меня под ногами.

– Вы что, спятили? – спросил я, едва ко мне вернулся дар речи.

– Нет, – отвечал капрал Куку. – Я как раз вам и доказываю, что нет.

И он поднес изувеченную руку к самым моим глазам.

– Не надо, – сказал я опять.

– Ладно, – сказал капрал. – Теперь глядите. – Он пришлепнул почти отрезанный палец на место и придержал его правой рукой. – Все в порядке, – продолжал он. – Пугаться нечего. Я вам просто показываю, ясно? Нет, не уходите, садитесь. Я ведь не шучу. Я мог вам рассказать такое… И все будет чистая правда. Могу показать вам записки доктора Паре и все остальное. Вы видели, что у меня на груди? А здесь на левом боку видели?

– Да.

– Так вот, это в меня попал девятифунтовый снаряд, когда я служил на "Мари Амбре" и воевал против испанской армады. Он пробил мне грудь, сломанные ребра проткнули сердце, а через две недели я был уже на ногах… А вот тут, справа, под ребрами, – завтра я покажу вам, как оно выглядит, – это я заработал в битве при Фонтенуа, сейчас расскажу, как было дело. Французский снаряд попал в сломанную шпагу, которую выронил убитый офицер, обломок шпаги подскочил и проткнул меня насквозь – легкие, печень и прочее. А вышел он у меня из правой лопатки, провалиться мне, если вру. А вот пониже отметина – эта от осколка в битве при Ватерлоо. Кровь из меня тогда хлестала, как из свиньи, хирург даже не стал тратить на меня время. А через шесть дней я был как огурчик, а у кого только и было, что сломанная нога, – те мерли, как мухи. Все это я могу доказать. И еще: я брал Квебек с Бенедиктом Арнольдом. Нет, вы погодите. А в Балаклаве размозжило мне всю ногу до самого бедра, и хирург еще не успел ко мне подойти, а нога уже была целехонька; он глазам своим не поверил, думал, ему мерещится. Я еще много чего могу вам порассказать, только все это денег стоит, ясно? Вот я вам и предлагаю: я рассказываю, вы пишете, а деньги пополам, и я куплю себе ферму. Что скажете?

– Что же вы не отложили денег за четыреста-то лет? – тупо спросил я, едва ворочая языком.

– Что же я не отложил денег! – насмешливо повторил капрал Куку. – Да оттого, что я – это я, дубина ты этакая! Черт побери, когда-то я мог купить весь Манхэттен, и это стоило бы меньше, чем я спустил в карты одному ловкому датчанину! Отложить денег! Вечно что-нибудь мешало, не одно, так другое. Бросил я пить. Ладно. Если не виски, так женщины. Бросил я женщин. Ладно. Тогда пошли карты или кости. Я всю жизнь собирался отложить денег, только не тот у меня характер! От эликсира доктора Паре я стал крепче камня, это уж точно, ничто меня не берет, каким был, такой уж я есть, таким и буду во веки веков. Ясно? Я просто пехота, темный человек, целые сто лет учился писать свое имя, а за четыреста – еле дослужился до капрала. Как это вам понравится? А сколько сил на это ушло! Упорства! Так вот, я предлагаю: напишите все как есть, а деньги пополам. А когда люди про меня узнают из газеты или журнала, можно будет и эликсир из рук выпустить – ведь никто не решится обжулить человека, которого знает вся страна. Верно?

– Конечно, верно, – сказал я.

– Точно?

– Да, конечно, капрал.

– Ладно, – сказал капрал Куку. – А если вы все еще думаете, что я вас надуваю, взгляните сюда. Вы видели, что я сделал?

– Видел.

– Ну, взгляните теперь.

И он сунул левую руку мне под нос. Она была вся в крови. Манжет гимнастерки тоже весь намок от крови. Медленная густая капля сорвалась и тяжело упала мне на колено. У меня на брюках до сих пор не стерся ее след.

Капрал Куку послюнил и потер место пореза. Показалась чистая белая кожа.

– Видали? Где я тут резал? – спросил капрал.

Я только покачал головой. На месте раны остался лишь бледный шрам. Капрал вытер нож ладонью – на ней осталась жирная кровавая полоса, – сложил его и опустил в карман. Потом обтер руки о штаны и спросил:

– Ну что, обманул я вас?

– Ну… – выдохнул я.

– Да какого черта! – простонал капрал Куку, не в силах более сдерживаться, не в силах более доказывать недоказуемое и объяснять необъяснимое. – Ладно. Вы думаете, это просто фокус. Есть у вас нож?

– Есть. А что?

– Большой?

– Довольно большой.

– Ладно. Перережьте мне глотку, и поглядим, что будет. Ткните меня ножом куда хотите, в любое место. И ставлю тысячу долларов, что через два-три часа я буду в полном порядке. Да ну же! Будьте мужчиной! А хотите – найдите где-нибудь топор и стукните меня по голове.

Меня передернуло.

– Черта с два, – сказал я.

– Вот так всегда, – в отчаянии произнес капрал Куку. – Каждый раз одно и то же. Люди наживают состояния на мыле и зубной пасте, а у меня есть такое, что сделает людей вечно молодыми и здоровыми, – и поди ж ты! Черт меня дернул пить ваше проклятое виски! Вот так всегда! У вас борода точно такая же, какая была у меня, пока мне не обожгло подбородок, когда я воевал под командой сэра Филиппа Сиднея, а то я бы и говорить с вами не стал. Ах ты, дубина! Убирайся к дьяволу, покуда я тебя не прикончил!

Капрал Куку вскочил на ноги, метнулся прочь и исчез – я и опомниться не успел. На палубе возле меня осталась лужица крови, и в ней отпечатался след его каблука. В двух шагах виднелся еще один кровавый след, уже не такой четкий.

– Куку! Куку! – закричал я. – Где вы, капрал?

Но больше я уже никогда не видел капрала Куку. Где он теперь? Может, он назвался вымышленным именем? Но я слышал то, что слышал, и видел то, что видел. И вот здесь у меня в конверте пятьсот долларов; я отдам их всякому, кто поможет мне его найти. Мед и розовое масло, желтки и скипидар; из них можно составить бесчисленное количество сочетаний и смесей. И все же стоит попробовать. Почему бы и нет? Получил же Флеминг пенициллин из плесени! Одному богу известны тайны праха, из которого рождаются деревья, и пчелы, и любая форма жизни от плесени до человека.

Я потерял из виду капрала Куку как раз перед тем, как одиннадцатого июля тысяча девятьсот сорок пятого года мы прибыли в Нью-Йорк. Но я твердо знаю: где-то в Соединенных Штатах живет человек – силы необычайной, весь покрытый чудовищными шрамами, и он владеет грозным секретом бессмертия и вечной молодости. На вид ему лет тридцать пять, и у него слезящиеся зеленоватые глаза.