Текст книги "Стилет (другой перевод)"

Автор книги: Гарольд Роббинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Гарольд Роббинс
Стилет

Глава первая

Одиннадцатый час вечера… Когда в бар вошла проститутка, у стойки было всего три человека, да еще один сидел за столиком у дальней стены. Через открывшуюся дверь порыв свежего ночного ветра ворвался в помещение. Проститутка взобралась на высокий табурет и сбросила с плеч зимний жакет.

– Джим, пива! – сказала она.

Бармен молча поставил перед ней наполненный стакан, взял четвертную монету и подкинул ее вверх.

– Что-нибудь сегодня есть? – спросила она, изучая взглядом мужчин.

Бармен отрицательно покачал головой.

– Нет, Мэри. Сегодня – нет. Воскресную ночь туристы обычно проводят дома, в своих постелях.

Он отошел и принялся протирать стаканы, наблюдая искоса, как девушка потягивает свое пиво. Мэри… Он всех их называл так – Мэри. Миниатюрная пуэрториканка с черными блестящими глазами и маленькими твердыми грудками и ягодицами. Любопытно, когда она сделала последнюю выдачу.

Проститутка перевела взгляд с парней, стоящих у бара, на незнакомца за столиком в дальнем углу. Отсюда она видела только спину, но по одежде и осанке можно было судить, что он, вероятно, приезжий. Она бросила взгляд на бармена и, когда тот молча пожал плечами, соскользнула с табурета и направилась к сидящему мужчине.

Мужчина молча рассматривал свой стакан с виски, когда она поравнялась с его столиком.

– Вы одиноки, сеньор? – спросила она.

Он поднял глаза – все стало ясно: холодный взгляд темно-синих глаз, загорелое лицо, чувственный рот – такие не покупают удовольствия, они просто берут их.

– Нет, спасибо, – вежливо ответил Чезарио. Загадочно улыбнувшись, проститутка кивнула и вернулась к стойке, снова вскарабкалась на табурет и достала сигарету.

Маленький коренастый бармен протянул спичку.

– Я же говорю: воскресная ночь, – заметил он усмехнувшись.

Девушка затянулась и выпустила тонкую струйку дыма.

– Знаю, – произнесла она одними губами, и едва заметная тень тревожно пробежала по ее лицу. – Однако нужно всегда быть в форме, а это дорого стоит.

Позади стойки зазвонил телефон, и бармен отправился туда. Выйдя, он остановился у столика, где сидел Чезарио, и сообщил по-испански, что его вызывают. Тот поблагодарил и подошел к аппарату.

– Это нужно сделать утром, когда он будет входить в здание суда, – проговорил на итальянском приглушенный женский голос.

– А другого места не нашли? – спросил Чезарио.

– Нет, – голос в трубке был тих, но тверд. – Откуда он появится, неизвестно. Несомненно одно: он придет в суд в одиннадцать.

– Остальные еще там?

– Да, в Майами и Лас-Вегасе. У вас есть план?

– Все уже готово.

Голос стал почти жестким:

– Он не должен попасть на свидетельское место! И те двое тоже.

Чезарио ответил коротким смешком:

– Передай дону Эмилио, пусть не волнуется. Они уже мертвы.

Он повесил трубку и вышел из бара. Густые сумерки, накрывшие Гарлем, поглотили его. Дул холодный ветер. Чезарио поднял воротник и пошел прочь. Миновав пять кварталов, он вышел на Парк-авеню, остановил такси и назвал водителю адрес:

– «Эль-Марокко».

Устроившись на мягком заднем сидении и ощущая, как его охватывает возбуждение, он зажег сигарету. Наконец-то… Впервые после войны – настоящее дело. Он вспомнил, как это было в первый раз. Первая женщина и первая смерть. Непостижимо, но они всегда были рядом в его жизни. И всегда смерть, которую несла его рука, была самой последней, бесспорной реальностью.

* * *

Много воды утекло с тех пор… В тридцать пятом ему было пятнадцать. В тот день в маленькой сицилийской деревушке проводился парад. Фашисты беспрестанно устраивали парады. Там и сям виднелись знамена и транспаранты, портреты с изображением дуче: надутая физиономия с крохотными свиными глазками, сжатый в ярости кулак. «Жизнь – это опасность! Будьте Итальянцами! Италия – значит сила!..»

Вечерело. Чезарио возвращался домой. Приблизившись к склону горы, он поднял глаза. Замок высился на самом краю выступа, почти на одном уровне с вершиной, причудливый и нелепый. Его строили шесть столетий назад – когда первый из князей Кординелли, давно забытый предок Чезарио, женился на девушке из семейства Борджиа.

Поднимаясь в гору, сплошь увитую виноградниками семейства Гандольфо, Чезарио вдыхал пряный запах черного винограда. Ему живо припомнилось волнение, которое он испытал, слушая рассказы сержанта, набирающего рекрутов, о том, какие роскошные и безудержные оргии устраивались во дворце дуче.

– Это гигант! – то и дело повторял старый служака. – Во всей итальянской истории не было такого великого человека! За одну ночь у него бывало по пяти разных девок. Уж я-то знаю, сам их доставлял – это была моя обязанность. И каждая едва уносила ноги, уходила чуть живая. А он назавтра поднимался в шесть утра, свежий и бодрый, и еще два часа маршировал с нами! – багровые пятна проступали на физиономии сержанта. – И должен сказать, парни, если хотите женщин, форма итальянской армии всех бросит к вашим ногам! Ни одна девчонка не откажет и при этом будет воображать, что спит с самим дуче!

Он был весь погружен в воспоминания об услышанном, когда увидел девушку, выходившую из погреба позади дома Гандольфо с бурдюком вина в руках.

Они встречались и раньше, но никогда прежде эта дочь винодела так не воспламеняла его чувств: высокая, сильная, с высокой грудью – казалось, она излучала здоровье и радость жизни. Приметив Чезарио, девушка остановилась. Он тоже замер. Дневная жара не спадала, и капли пота густо усеивали его лицо. Тыльной стороной ладони он смахнул их.

Тихо и почтительно девушка произнесла:

– Пожалуйста, синьор, не хотите ли холодного вина?

Он молча кивнул и приблизился. Вино красной струйкой полилось ему в горло из высоко поднятого бурдюка, стекая на подбородок, даря прохладу и в то же время заполняя тело приятной истомой. Он вернул бурдюк. Молча они стояли и глядели друг на друга.

Медленно, начиная с груди и шеи, краска залила ее лицо, и она опустила глаза. Он увидел, как призывно выступают из-под деревенской рубашки соски налитых грудей, лишь наполовину прикрытых широким воротом. Он развернулся и направился в заросли. Зов предков заговорил в нем и передался его голосу, прозвучавшему так повелительно, что ослушаться было невозможно.

– Идем!

Она вздрогнула и покорно последовала за ним. В густых зарослях, где кроны деревьев сплелись над головами, застилая небо, она опустилась на землю и не проронила ни звука, когда его пальцы лихорадочно срывали с нее одежду.

Стоя перед нею на коленях, он на миг замер, упиваясь видом распростертого сильного нагого тела: роскошная грудь с виноградинками сосков, волнующийся плоский живот, полные сильные бедра. Желание душило его, разрывая изнутри. Он бросился на нее.

Дважды, когда она неистово притягивала его к себе, он стонал в мучительных судорогах и опустошенный откидывался назад, на влажную землю, загнанно дыша. Она снова потянулась к нему, скользя по телу руками, торопя и возбуждая. Он было отпрянул, но вдруг ладонью коснулся ее груди – и замер, инстинктивно ее стиснув, вырвав из горла девушки стон.

Будто впервые он вглядывался в это прекрасное лицо, в широко распахнутые, наполняющиеся влагой глаза. Он сжал ее грудь, и, вскрикнув, девушка зажмурилась, в уголках глаз заблестели слезы, полуоткрытый рот жадно глотал воздух, будто напоенный энергией в этот вечерний час.

Ощущение силы и власти, неведомые прежде, заполнили его. С жестокой радостью он сжал пальцы. Девушка застонала так громко, что с ближайших веток вспорхнули какие-то пичужки. Она взглянула широко раскрытыми глазами и приникла к его телу, в котором вновь поднималось желание.

Когда он наконец оставил ее, было совсем темно. Чезарио чувствовал себя могущественным и всесильным, трава под его ногами стелилась ковром. Уже у края небольшой прогалины, собираясь нырнуть в чащу, он услышал возглас:

– Синьор!..

Он оглянулся. Девушка поднималась: ее белеющее во тьме нагое тело, казалось, вырастало прямо из земли, глаза лучились светом. Она улыбалась. Любой, услышав подобное обращение, исполнился бы чувством ревности. Так не обращались к простому работнику, к поденщику, нанятому для сбора урожая. Эти слова предназначались принцу крови, истинной крови, высокородному князю Кординелли.

– Благодарю вас! – проговорила она искренне. Чуть кивнув, он исчез в зарослях прежде, чем она нагнулась, чтобы подобрать одежду.

Снова Чезарио услышал о ней шесть недель спустя, занимаясь в школе фехтования на краю деревни. Мастер давно уже отказался от намерения научить его чему-нибудь еще, поскольку тот далеко опередил остальных учеников, и только давал возможность потренироваться, чтобы поддержать форму.

В класс, где проходили бои, вошел молодой солдат. Современная униформа гвардейца личной охраны дуче выглядела как-то странно среди мечей, шпаг и рапир, там и сям поблескивающих в полумраке. Оглядевшись, он хрипло выдавил:

– Кто из вас Чезарио Кординелли?

В зале повисла тишина. Двое учеников опустили рапиры и уставились на вошедшего. Чезарио бросил гири, с которыми упражнялся, и неспешно приблизился.

– Это я, – проговорил он.

Солдат уставился на него пронизывающим взглядом.

– Я помолвлен с моей кузиной Розой, – произнес он после паузы.

Чезарио удивленно поднял брови: имя ничего ему не говорило.

– А кто это? – вежливо поинтересовался он.

– Роза Гандольфо!.. – взорвался солдат. – Меня вынудили бросить свой пост в Риме, приехать сюда, чтобы жениться, потому что ты сделал ее беременной!

Несколько мгновений Чезарио смотрел изумленно, а когда наконец понял, его напряжение спало.

– А… вот в чем дело! – он, чувствуя, как непонятная гордость поднимается в нем. – Я поговорю с князем, моим отцом, и попрошу дать вам денег.

Он развернулся и пошел прочь, однако рев солдата остановил его:

– Деньги?! Ты что, думаешь, мне нужны твои дерьмовые деньги?!

Чезарио смерил его невозмутимым взглядом.

– Ну, как угодно. Если они вам не нужны, я не стану говорить с отцом.

Размахнувшись, солдат хлестко ударил его. Пощечина тут же отпечаталась на побелевшем лице Чезарио.

– Я требую удовлетворения!

Чезарио смотрел на солдата в упор, без тени страха.

– Слишком большая честь для простолюдина – сражаться с князем Кординелли.

Солдат разразился проклятиями и ядовитой бранью:

– Все Кординелли трусы!.. Развратники, содержатели проституток!.. И ты – хуже всех, незаконнорожденный выблядок!.. Прав дуче: аристократы в Италии – ублюдки и вырожденцы! Пришло время, когда на их место станет крестьянская сила!

Молнией взвилась рука Чезарио, и, хотя солдат был тяжелее фунтов на двадцать, удар сбил его с ног. Чезарио смотрел на него сверху вниз. Лицо его было страшно. Синие глаза потемнели и стали совсем черными. Еще никто никогда не осмеливался упоминать о его незаконном рождении.

Он перевел взгляд на мастера и тихо произнес:

– Дайте ему шпагу, я буду драться.

– Нет-нет, синьор Чезарио! – перепугался мастер. – Князь, ваш отец, не позволит…

Чезарио перебил:

– Дайте ему шпагу! – Голос его был спокоен, в нем была сила, заставляющая беспрекословно подчиниться. – Моему отцу не понравится, если на нашем имени останется грязное пятно!

Солдат к тому времени поднялся и, злорадно улыбаясь, проговорил:

– В итальянской армии есть традиция – драться со шпагой в правой руке и с кинжалом в левой!

Чезарио молча кивнул.

Солдат стащил с себя гимнастерку, обнажив мощные руки и плечи. Приблизившись к Чезарио вплотную, сказал почти сочувственно:

– Попроси позвать священника, юный фехтовальщик! Ты уже мертвец!

Чезарио не проронил ни слова, только сумасшедшая радость плескалась в глубине огромных зрачков. Он сорвал и швырнул на пол свою куртку.

– Готов?

Солдат кивнул. Знаком мастер приказал занять позиции.

– Внимание!

Шпаги сверкнули и скрестились над головами противников, но мастер остановил их и принудил поднять оружие.

Наконец бой начался. Солдат стремительно бросился в атаку, Чезарио парировал, и острие прошло мимо. Солдат снова мощным ударом попытался пробить оборону врага, тот снова легко ускользнул и сам перешел в нападение. На бешеную брань и проклятия Чезарио отвечал издевательским смехом. Неуязвимый, он тенью кружил вокруг противника, отражая удары, пока наконец не вышиб шпагу из усталой руки. Блеснув, оружие покатилось по полу. Чезарио слегка ткнул острием в грудь солдата:

– Ваши извинения?..

Страшно выругавшись, тот толкнул его шпагу кинжалом и принялся кружить, пытаясь дотянуться до своей, но каждый раз Чезарио проворно преграждал ему путь, посмеиваясь в ответ на яростную брань. Новая, незнакомая радость захватила все его существо. Наконец он отшвырнул свою шпагу в угол, где было сложено оружие. Прежде чем утих лязг металла, солдат метнулся к противнику, направляя удар кинжала в голову. Неуловимым движением Чезарио увернулся от нападения. Чуть пригнувшись, опустил руку с оружием. Солдат нагнулся тоже и принялся осторожно готовить новый удар, но Чезарио отразил и его, а затем бросился вперед. Солдат отпрянул, но, заметив, что противник раскрылся, молнией кинулся в атаку. На миг они сцепились, срослись в чудовищном объятии, так что казалось, Чезарио пришел конец. Секунду они стояли, словно одно тело, покачиваясь, как старые друзья, обнимающиеся после долгой разлуки. Но вот руки солдата, мертвой хваткой стиснутые на спине врага, медленно расцепились и наконец бессильно упали. Ослабевшие пальцы выпустили кинжал. Солдат рухнул на колени, пытаясь удержаться за бедра Чезарио. Тот отстранился, и тогда все увидели, что в руке у него – маленький кинжал, называемый «стилет».

Солдат тяжело осел на землю. Мастер кинулся к нему и, склонившись над телом, взволнованно крикнул:

– Доктора! Пошлите за доктором!

Чезарио поднял куртку и отвернулся. – Не нужно доктора, – проговорил он спокойно, направляясь к двери. – Он мертв.

Очутившись за дверью, на ночной улице, он не долго думая сунул стилет в карман куртки.

* * *

Девушка ожидала его у подножья горы, на том месте, где тропинка сворачивала к замку. Заметив ее, он остановился. Какое-то время они молча глядели друг на друга, потом Чезарио свернул в заросли, она покорно пошла ему вслед.

Когда дорога скрылась из виду, он обернулся. Ее распахнутые глаза сияли. Стремглав она бросилась к нему в объятия. Сорвав с нее рубашку, он больно сжал ее юные груди. Девушка приглушенно охнула. Мучительное, болезненное ощущение тугой волной поднялось из паха к груди, ударило в голову. Семя бешеной струей плеснуло на землю, пока он остервенело сдирал с себя одежду.

Яркая сицилийская луна стояла высоко в небе, когда они наконец поднялись и потянулись за одеждой.

– Синьор… – прошептала она.

Он не ответил. Нащупал одежду и принялся одеваться.

– Синьор, я хотела предупредить вас: мой кузен…

– Я знаю, – прервал он.

В ее голосе послышался испуг:

– Он говорил мне, что хочет убить вас! Чезарио тихо рассмеялся.

– Ты же видишь, я жив.

– Но, синьор, он так горд и ревнив. Он найдет вас где угодно.

– Он ничего уже не сделает. Он мертв.

– Мертв?! – девушка дико вскрикнула и вскочила на ноги. – Ты!.. Ты убил его?!

– Да, – коротко ответил Чезарио.

Дикой кошкой она метнулась к нему, с плачем и криком остервенело цепляясь, царапая и раня ногтями.

– Животное! Зверь! Лег со мной, когда его кровь еще не высохла на твоих руках!.. Кто теперь возьмет меня замуж? Что мне делать с подарком, которым ты меня наградил?!

Сдерживая ее руки, он вдруг понял, что нужно ответить:

– Если бы ты не хотела этого подарка, его бы не было!

Внезапно оцепенев, она пораженно уставилась на него и вдруг, на секунду отпрянув, изо всех сил ударила головой, стремясь попасть ему в лицо.

– Но теперь я не хочу! – исступленно вопила она. – Родить ублюдка, монстра, такого же, как его отец!

Чуть отстранившись, он ударил коленом в мягкий живот. Тяжело поперхнувшись, девушка рухнула наземь, корчась от боли и приступа дурноты.

Он молча стоял, выпрямившись, холодно глядя сверху вниз. Рука сама собой, скользнув в карман, нащупала стилет. Оружие блеснуло в свете луны, и в глазах девушки отразился ужас. Спокойная усмешка проступила на лице Чезарио.

– Если не желаешь того, кто в тебе, это очистит тебя! – он швырнул кинжал на землю рядом с ней. – На нем кровь твоего суженого.

Он развернулся и зашагал прочь.

Утром ее нашли мертвой. Она лежала на том же месте, и маленький кинжал был в ее руке, а на бедрах – капли высыхающей крови.

Чезарио через пару дней уехал учиться в английскую школу. Он вернулся пять лет спустя, с началом войны.

На те десять тысяч, что заплатил князь Кординелли, Гандольфо к тому времени выстроили новый винный завод.

У входа в «Эль-Марокко» такси остановилось. Огромный швейцар распахнул двери и, завидев Чезарио, расплылся в приветливой улыбке.

– Князь Кординелли! Милости просим. А я уж подумывал, что нынче вы не доставите нам удовольствия своим посещением…

Чезарио отпустил такси и глянул на часы: половина двенадцатого. Он улыбнулся. Мысль о женщине, которая ждала его в ресторане, пробуждала знакомое волнение. Ее теплое любящее тело дарило радостное ощущение реальной жизни.

Глава вторая

Спецагент Джордж Беккет погасил в кабинете свет и открыл было входную дверь, как внезапная мысль заставила его остановиться. Мгновение помешкав, он вернулся и снял трубку телефона прямой связи, соединяющего с капитаном Стрэнгом из окружной полиции.

– Как успехи? – спросил он.

Телефонная трубка загудела густым басом Стрэнга:

– А… вы еще не ушли? Уже двенадцатый час.

– Знаю. Я решил позвонить вам перед уходом.

– Не стоит так переживать, – интимно басил капитан. – Вся округа оцеплена. Наши люди будут дежурить всю ночь и все утро в каждом здании и на каждом углу поблизости суда, пока свидетель не окажется на месте. Пока он не предстанет перед судьей, никто на десять шагов не сможет приблизиться к нему. Будьте спокойны!

– Ладно, – отозвался Беккет. – С утра заеду в аэропорт и встречу его у трапа. Увидимся в одиннадцать.

– Не волнуйтесь, отдохните немного. Все предусмотрено, уверяю!

И все же, вернувшись в отель, Беккет понял, что не в состоянии заснуть. Сев в постели, он собрался было позвонить жене, но тут же передумал – звонок среди ночи мог ее растревожить. Он поднялся, устроился за столом и, вынув из кобуры, висящей на спинке кресла, револьвер, неторопливо его проверил. «Похоже, еще немного и я сорвусь, – подумал он, положив оружие на стол. – Это не может продолжаться бесконечно…»

Последние шесть лет он ничем, кроме этого дела, не занимался.

«Мафия», «Общество», «Синдикат» – как только не называли эту тщательно законспирированную организацию, пустившую цепкие щупальца по всей Америке. Шесть лет назад он получил приказ добраться до ее сердцевины.

Тогда он был молод, и вот теперь чувствовал себя глубоким стариком. Когда все начиналось, его сын учился в средней школе. Теперь он заканчивает колледж и готовится к экзаменам на степень бакалавра. Проходили годы, рушились надежды, добавлялась горечь после каждой неудачи. Само собой, мелкая сошка все время попадалась в расставленные повсюду ловушки, и даже можно было уловить некоторую математическую закономерность в том, как часто это происходило. Но крупная рыба всегда уплывала, казалось, добраться до верхушки организации невозможно.

И вот наконец забрезжила надежда. Расследование убийства двух федеральных агентов на борту маленького судна, прибывшего в Нью-Йорк, дало неожиданные результаты: впервые за все время существования преступного синдиката его главари предстанут перед судом – за убийство и за сокрытие убийства.

Он мысленно пробежал глазами знакомые досье ответчиков:

«Джордж Верман („Большой Датчанин“), 57 лет. Двадцать один арест, ни одного обвинительного приговора. В настоящее время – профсоюзный работник».

«Николас Паппас („Денди Ник“), 54 года. Один арест, один обвинительный приговор, один раз оставлен под подозрением. В настоящее время – подрядчик».

«Эллис Фарго („Мошенник“), 56 лет. Тридцать два ареста, девять – по подозрению в убийстве. Два обвинительных приговора. Двадцать дней в тюрьме. Без определенных занятий. Известен как игрок».

«Эмилио Маттео („Судья“), 61 год. Одиннадцать арестов, один обвинительный приговор, пять лет заключения. Выслан из страны. В последнее время – в отставке».

Беккет горько усмехнулся: «В отставке…» В отставке от чего? От убийств? Или, может, от торговли наркотиками? От всех других преступлений, порожденных изощренным умом этого человека? Ему только развязали руки, выслав в Италию вместе с Лучиано и Адонисом. И как только такого человека выпустили из тюрьмы? Велика важность, что он помогал в разработке плана операции по высадке американских войск в Италии во время войны! Самое разумное – посадить такого субъекта под замок и ключи потерять.

Беккет вспомнил, сколько раз он при малейшем подозрении на то, что Маттео вернулся, безуспешно рыскал по всей стране, натыкаясь лишь на следы его недавнего присутствия: наркотики и трупы. И вот теперь свидетели должны заговорить. Только бы сохранить их живыми! Сколько времени и сил потрачено, чтобы заполучить их – трех человек, чьи показания подтверждают друг друга и наверняка несут всем подсудимым высшую меру наказания. Оставалось одно: доставить каждого свидетеля в суд целым и невредимым.

Беспокойные мысли окончательно разбередили его, и Беккет подошел к распахнутому окну, открывавшему панораму ночного города.

Зная Маттео, он не сомневался: где-то там, во тьме, дожидаясь своего момента, затаился убийца.

* * *

Усатый метрдотель почтительно наклонился к столику.

– Мисс Ланг, – вполголоса проговорил он, – князь Кординелли уже здесь. Если угодно, я провожу вас к нему.

Он повернулся, и она последовала за ним. Длинные золотистые локоны мягко спадали на обнаженные плечи. Она шла медленной грациозной походкой профессиональной манекенщицы, и сидящие за столиками завороженно оборачивались ей вслед. Послышался приглушенный шепот немолодой дамы, увешанной дорогими украшениями:

– Это Барбара Ланг, девушка из «Огня и дыма». Вы слышали о ней, дорогая? Она рекламирует косметику…

Метрдотель твердой походкой прошел к столику банкетного зала, за которым сидел Чезарио. Тот улыбнулся, завидя ее, поднялся и поцеловал ей руку.

Тем временем метрдотель придвинул столик к. стене, подальше от досужих глаз. Она опустилась в кресло и бросила на банкетку накидку вечернего платья.

– Шампанское? – предложил Чезарио.

Кивнув, Барбара принялась оглядывать зал: притушенный мягкий свет, изысканно одетые женщины, дорогие украшения, мужчины с холеными голодными лицами. Это была вершина! Это был ресторан «Эль– Марокко». И она за одним столиком с настоящим князем! Не с какой-нибудь фальшивкой, слюнтяем, который вечно одной рукой держится за свое маленькое сладострастное сокровище, а другой – шарит под столом, норовя забраться к ней под платье.

Поднося бокал с вином к губам, она пристально и мягко смотрела на него. Чезарио. Князь Кординелли. Человек, который может перечислить всех своих предков за шесть веков, времени правления Борджиа… Человек, исколесивший весь мир. Человек, имя которого не сходит со страниц газетной светской хроники…

– Ты будешь готова утром? – спросил он с улыбкой.

– Я человек аккуратный и пунктуальный, – улыбнулась Барбара в ответ, – мои вещи уложены.

– Прекрасно! – он поднял свой бокал. – За тебя!

– За наш праздник, – поправила она.

Пригубив шампанское, она подумала: не всегда у нее было так, как сегодня. Еще недавно пиво было самым «искрящимся» напитком, который она пробовала. Кажется, только вчера в школу манекенщиц, где она училась, заглянул клерк со склада неподалеку от ее дома в Буффало. Он сообщил: есть возможность подработать и набраться опыта в предприятии, рекламирующем новый фильм.

После обеда она отпросилась с занятий и отправилась в отель, где расположились те, от кого зависело, возьмут ли ее на работу. С гулко бьющимся сердцем остановилась перед дверью самого большого номера в отеле: оттуда доносились смех и грубые выкрики. Чтобы не сбежать со страху, поспешно нажала кнопку звонка. Дверь отворилась, и в проеме возник высокий молодой человек. Глубоко вздохнув, она выпалила скороговоркой:

– Я Барбара Ланг. Меня направило к вам агентство. Мне сказали – вы подбираете девушку для работы по Рекламе.

Несколько мгновений молодой человек рассматривал ее и наконец улыбнулся. У него была хорошая улыбка, и лицо его, худощавое и бледное, сразу стало привлекательным.

– Я – Джед Голиаф, – представился он. – Пожалуйста, прошу. Я познакомлю вас с остальными.

Она вошла, изо всех сил стараясь выглядеть спокойной, и все же мелкие капельки пота предательски выступили на верхней губе, как бывало всегда, когда она волновалась. В комнате сидело еще трое мужчин. Они расположились за столиком в углу и сбивали коктейль.

Голиаф подвел ее к человеку, сидящему в кресле у раскрытого окна. Тот улыбался, хотя выглядел осунувшимся и усталым. Это был Мендель Бейлис, продюсер фильма, который собирались рекламировать. В постановку картины он вложил собственные деньги, и теперь его снедало беспокойство за их судьбу.

– М-м… жарковато, – пробормотал он. – Выпить не желаете?

Второго сидящего за столом, по прозвищу Толстяк, она узнала сразу. – Его физиономия достаточно примелькалась в еженедельных телеобозрениях. Несколько лет назад он снимался в одной довольно неудачной картине у Бейлиса, и теперь просто заглянул его проведать.

Третий, Джон Глиссен, – вдребезги пьяный длинный брюнет – был менеджером местной кинокомпании. Пытаясь приподняться, когда его представляли Барбаре, он едва не опрокинул стоящий перед ним кофейный столик. Джед тычком в плечо посадил его обратно и успокаивающе улыбнулся Барбаре.

– Мы начали с утра и пьем без передышки, – извиняющимся тоном проговорил он.

Барбара вежливо улыбнулась, как если бы это было в порядке вещей, и попыталась перевести разговор на деловую тему:

– В агентстве сказали, что вы ищете девушку для рекламы кино…

– Точно, – подтвердил Джед. – Нам нужна девушка для «Никогда-никогда».

– Как? – переспросила она изумленно.

– Это название нашего фильма. «Никогда-никогда», – объяснил он.

– А вы высокая! Какой у вас рост? – вмешался Бейлис.

– Пять футов девять дюймов.

– А ну-ка снимите обувь, – распорядился он, поднимаясь с кресла.

Она скинула туфли, Бейлис, подошел и стал рядом.

– Мой рост пять одиннадцать, – проговорил он самодовольно. – А вам придется носить туфли на низком каблуке. Не годится, чтобы на фото и в газетах девушка выглядела выше нас…

– Хорошо, сэр, – торопливо согласилась она.

Он снова расположился в кресле, не переставая оценивающе ее оглядывать.

– Купальник с собой? – спросил он.

– Да, сэр.

Стандартный купальный костюм манекенщицы лежал в рабочей коробке, которую она всегда брала, отправляясь на деловые встречи.

– Наденьте, – приказал он. – Надо на вас глянуть. Толстяк в восторге вскочил и вперевалку подбежал к Барбаре, оглядывая ее и расплываясь в довольной улыбке.

– И мы бы не возражали, деточка, если б ты показалась нам вовсе без купальника, – проговорил он вполголоса, но довольно отчетливо, так что слышали остальные.

Мучительно краснея, Барбара оглянулась на Джеда, как бы ища поддержки. Тот снова улыбнулся своей доброй улыбкой и повел ее в ванную.

– Здесь вы можете переодеться, – он пропустил ее вперед и закрыл за ней дверь.

Она наскоро привела себя в порядок, лишь на минутку заглянув в зеркало, и мельком поблагодарила бога, что сохранился ее ровный золотистый загар. Промокнув салфеткой верхнюю губу, она вышла в комнату. Все взгляды моментально обратились к ней. Вообразив себя манекенщицей во время показа модной одежды, она грациозно и не спеша вышла на середину, повернулась вокруг и замерла.

– Хм… фигурка ничего себе, – промычал Бейлис.

– Плосковата… – хрюкнул Толстяк со смешком. – Обожаю пышных женщин.

Продюсер продолжал исследовать ее, бормоча себе под нос:

– Собственно, что нужно от манекенщицы? Чтобы одежда, ниспадая с ее плеч, казалась гораздо красивей, чем есть… Хм… По-моему, это лучшее, из виденного нами! – изрек он наконец и глянул на ее грудь в упор: – Тридцать пять дюймов.

Она кивнула. Продюсер поднялся с кресла, самодовольно ухмыляясь.

– Лучший глаз во всем Голливуде! За двадцать лет ни одной ошибки – он повернулся к Джеду – Годится. Берем ее.

Толстяк приблизился к Барбаре и, плотоядно глядя на нее, пропел фальшивым фальцетом:

– За удовольствие спаси-бо. Бейлис хохотнул.

– Ну, будет дурака валять. Пора и перекусить, – решительно проговорил он, направляясь к двери. У выхода обернулся к Джеду: – Объясни ей, что надо делать. А в пять часов покажи газетчикам.

Он вышел, и остальные потащились следом. Дверь за ними закрылась. Барбара и Джед посмотрели друг на друга. Он понимающе улыбнулся.

– Хотите присесть на минутку?

Она действительно чувствовала слабость в ногах и, поблагодарив его взглядом, опустилась в предложенное кресло.

Джед бросил в стакан лед, добавил коктейль из бутылки и протянул ей.

– Спасибо, – она отпила немного.

Белый купальник и длинные загорелые ноги притягивали его взгляд. Он поднял глаза и сказал извиняющимся тоном:

– Они просто дурачатся.

– И всегда таким образом?

Джед немного помолчал, невесело улыбаясь, потом ответил:

– Всегда, – в его голосе слышалась горечь. – Большие люди. Делают, что хотят.

Всю следующую неделю она была самой известной девушкой в Буффало. Газеты каждый день печатали ее фотографии. Ее имя звучало по радио, она участвовала в передачах местного телевидения, ей устраивали интервью с газетчиками, с местными знаменитостями.

Джед все время был рядом. Организовывал встречи с продюсерами, групповые и одиночные фотосъемки… В тот первый день она вернулась домой почти под утро, а на следующую ночь не пришла совсем – провела ее с Джедом.

Это были сумасшедшие дни: постоянное внимание, необыкновенные встречи, интересные знакомства… Но вот неделя кончилась, и все ее головокружительные события прекратились разом, как не бывало. Казалось, ни один из тех, кого она встречала на банкетах и вечерах, не помнил о ней. Даже дамы, которые помогали устраивать демонстрацию мод в большом универмаге, где она работала раньше, теперь не узнавали ее.

И тогда она вспомнила, что сказал ей Джед в их последнюю ночь:

– Это захолустье не для тебя, Барбара! Такой девушке, как ты – место в Нью-Йорке.

Он дал ей две визитки – свою и знакомого фотографа. И вот через полгода она действительно очутилась в Нью-Йорке. Джед к тому времени переехал в Калифорнию. Но фотограф оказался на месте. Интересно то, что Джед попал в точку: это действительно оказался город, предназначенный для нее. Через полмесяца ее фотографии заказывал для обложки «Вог», а через год она уже была одной из ведущих моделей в придирчивой и требовательной нью-йоркской рекламе. Она получала шестьдесят долларов в час и зарабатывала около двадцати тысяч в год.