Текст книги "Там, где бродили львы (с иллюстрациями)"

Автор книги: Гарет Паттерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц)

Как-то утром, в первую неделю наших странствований, мы наткнулись на небольшое стадо самок антилоп куду с их детенышами. Они стояли в пышных зарослях посреди кольца деревьев. Медленно, плавными скользящими движениями куду начали двигаться кругами, словно совершая ритуальный танец. Их хвостики были задраны кверху, выставляя напоказ пушистую белую шерсть, окружающую хвост. Антилопы время от времени останавливались как вкопанные с таким видом, точно прислушивались, после чего одна, а вслед за ней и все другие возобновляли танец «карусели» во славу животворному дождю.

Млекопитающие выглядели упитанными: некоторые еще носили в себе детенышей, у других животы были переполнены после сытной кормежки. Птицы не переставая пели и перекликались, разыскивая пропитание среди невысоких кустов. В эту пору здесь было много перелетных птиц из других стран, прибывших сюда на зимовку – вроде большого улита, этого обитателя сырых, болотистых мест, прилетевшего в Южную Африку аж из самой Скандинавии. Степной сарыч проделал длинный путь из России, а белый аист оставил на зиму свое гнездо, выстроенное где-нибудь на крыше европейского дома. Он миновал разоренный войной Афганистан и измученную засухой Эфиопию – и вот путешественник здесь и наслаждается всеобщим изобилием.

Стоя на высоком берегу Себи, мы следили взглядом за стайками карминных щурок, выделывающих забавные пируэты в воздухе. Они быстро взмахивали крыльями, зависая почти что на одном месте, затем стремительно проносились над нашими головами и штопором взмывали вверх, точно уносимые ветром клочки красной материи. Словом, вокруг нас все выглядело как в сказке. Однажды вечером, возвращаясь в лагерь, мы остановились на нижнем течении Себи, чтобы понаблюдать за группой бегемотов. Обычно крайне малоподвижные, сейчас они словно ожили. В сумерках угасающего дня молодняк играл в догонялки, плескаясь на мелководье. А в это время двое взрослых раз за разом спаривались в неглубокой заводи поодаль, тяжело кружась друг подле друга, сталкиваясь телами и сопя, погружаясь в воду и вновь поднимаясь на поверхность. Лишь одна старая самка оставалась невозмутимой. Она держалась на плаву, наполовину скрытая водой, которая бурлила вокруг от игр ее соплеменников. В другой раз, в послеполуденные часы, мы стали свидетелями турнира двух молодых самцов жирафов, задумавших испробовать свои силы. Стычка жирафов – это, вероятно, самая медлительная и грациозная битва, какую только можно увидеть в африканском буше.

Жирафы не бодаются, скрестив шиловидные рога и упершись в землю всеми четырьмя напруженный ногами, как это делают самцы антилопы импала, когда каждый старается побороть соперника, зацепив рогами его рога и силясь повалить врага на бок. Нельзя сравнить бой жирафов и с дракой львов, наносящих друг другу молниеносные удары могучими лапами и раздирающих гриву и морду противника. Будучи столь же разгневаны, как и прочие сошедшиеся в схватке животные, жирафы, тем не менее, ведут себя довольно необычным образом. Они дерутся так же, как и бегают, – словно в замедленном фильме. Пока я с интересом наблюдал за происходящим, яркий, сверкающий синими переливами зимородок пронесся у меня над головой и скрылся вдали. Жирафы стояли вплотную друг к другу, прижавшись бок к боку, как если бы каждый пытался оттолкнуть и повалить недруга. Вслед за этим медленно, неописуемо медленно один из них опустил шею вниз и мягким движением, напоминающим качание ветки под легким бризом, столь же неторопливо нанес точно рассчитанный и весьма сильный удар головой как раз в середину брюха другого самца. Сразу же шея «нападавшего» вернулась в исходное положение и вытянулась кверху. Теперь он стоял абсолютно неподвижно и казался слишком пассивным, чтобы как-то отразить точно такую же ответную атаку второго бойца.

В одну из наших ежедневных поездок мы увидели перед собой двух белых носорогов в стаде пасущихся буйволов. В сознании возникла ассоциация с неприступной белой крепостью, окруженной темной зубчатой стеной. За поворотом дороги показался одинокий буйвол, стоящий почти по колено в грязи. Он в ярости бросился по направлению к машине, разбрызгивая черную жижу, но сразу же остановился, сопя и проделывая угрожающие движения головой в нашу сторону. На плоском черном носу буйвола зияла открытая кровоточащая рана. Мне показалось, что это повреждение могло быть результатом столкновения со львом, безуспешно попытавшимся одолеть буйвола. Бык, судя по всему, отразил атаку и спасся, но этот инцидент обозлил его и заставил держаться агрессивно. Он нетерпеливо топтался на месте, осаждаемый тучей летних мух, роившихся около раны. Наверное, пешеходу, не подготовленному к такой встрече, было бы весьма неприятно оказаться с глазу на глаз с этаким могучим зверем. Мы тихо проехали в стороне от буйвола, оставив его наедине с назойливыми мухами около прохладной грязевой ванны.

В период летних дождей не все обходится благополучно, и многие обитатели вельда погибают в это время. Тысячи новорожденных детенышей импалы становятся жертвами хищников: могучему воинственному орлу удается высмотреть ненадолго оставленных матерями, прячущихся в траве малышей. Шакалы непрерывно снуют вокруг стада, высматривая миндалевидными глазками зазевавшихся, готовые атаковать их при первой возможности. Прочие хищники также настороже: гепард, леопард, гиеновая собака и, разумеется, лев взбудоражены обилием юных травоядных и матерей на сносях и не упустят случая отогнать беременную самку от стада и задрать ее.

Таковы законы природы, предписывающие максимально использовать кратковременное изобилие белковой пищи; но уцелевшие в этой борьбе упорно осуществляют свое предназначение в очередном цикле.

Я заметил также, что дороги в парке представляют собой своего рода эшафот для мелких существ, нечасто попадающихся нам на глаза. Хамелеоны, чьи движения напоминают колыхание древесных листьев, довольно обычны здесь, и мы раз за разом наблюдали, как эти ящерицы пересекают наезженную дорогу. Как-то раз черный коршун, зимний пришелец из Северной Африки, спикировал на шоссе прямо перед нашей машиной и схватил хамелеона, оказавшегося на трассе. Лапки ящерицы еще некоторое время лихорадочно искали ушедшую опору, когда коршун уносил рептилию ввысь. Это замечательное создание зачастую становится также жертвой беззаботных водителей, которые смотрят по сторонам в надежде увидеть среди зарослей крупного зверя, не замечая медленно ползущего по дороге хамелеона. Я с жалостью провожал глазами трупики этих легендарных существ, превращенных в лепешку тяжелыми шинами автомобилей и медленно изменяющих под горячими лучами солнца свой цвет – от ярко-зеленого к мертвенно-черному.

Потратив целую неделю на обследование южного участка заповедника, мы наконец нашли то, что искали до этого к западу от реки Себи. Перед нами были львы. С большого расстояния я заметил молодую львицу, а когда, мы подъехали ближе, услышал взлаивание шакалов – бесспорный признак того, что где-то поблизости находится убитое львами животное. И вправду, менее чем в пятнадцати метрах от дороги лежала наполовину съеденная туша зебры. Трава вокруг нее шевелилась и раскачивалась, сквозь нее виднелись движущиеся желтые силуэты, а позади них, ворча на молодых львиц, стоял полный уверенности самец – глава прайда. Ему было около семи лет, и находился он в самом расцвете сил. Здесь было еще не менее десяти львов. Они возлежали вокруг, с окровавленными мордами, сытые и довольные жизнью.

Скорее всего, зебра не была единственной жертвой, добытой этой ночью, поскольку туша была съедена лишь частично и много мяса оставалось нетронутым. Будь зебра первой поживой прайда, такое количество львов сожрало бы ее за час или около того. Позже, когда солнце пробилось сквозь тонкий слой облаков и над разогретой землей задрожало дневное марево, я заметил высоко в небе крошечные силуэты грифов, обнаруживших, по всей видимости, более раннюю добычу львов.

Мы находились рядом со львами больше двух часов, испытывая несказанное удовольствие от возможности снова побыть с ними. Мы наблюдали, обращая внимание на каждый звук и каждое движение и радуясь их довольному виду и мощному дыханию. Когда жара стала усиливаться не на шутку, они все вместе направились под тень невысоких деревьев, а мы неохотно покинули прайд, дав себе слово вернуться сюда вечером.

К тому времени, как мы возвратились, львы под жаркими лучами предзакатного солнца перешли в более густую тень придорожных зарослей. Позже я узнал от одного из своих знакомых, который довольно долго изучал этот прайд, рассчитывая получить диплом квалифицированного природоохранителя, что группа включала в себя взрослого самца, двух львиц (одна из которых была снабжена особым ошейником с радиопередатчиком) и два выводка подрастающих молодых. Этот человек рассказал мне, что в ноябре прошлого года прайд более двенадцати дней вынужден был поститься. Это показалось мне странным, учитывая изобилие крупной дичи, в частности зебр и гну, по всей округе. По мнению рассказчика, неудачи львов при охоте объяснялись большим количеством молодняка, который перевозбуждается при виде потенциальной жертвы и раньше времени устремляется вперед, спутывая карты взрослым львам.

Недолго мы наблюдали за львами, страдавшими от одышки в знойной атмосфере. Внезапно окрестности превратились в нечто ужасное. Микроавтобус, битком набитый туристами, резко затормозил недалеко от нас. Множество фото – и кинокамер показалось в окнах автобуса вместе с головами их владельцев. Камеры защелкали на все лады, и, как только съемка закончилась и желанные фототрофеи были гарантированы, зеваки, как это обычно бывает, принялись болтать, перекликаться и издавать всевозможные другие звуки. Подъехал еще один микроавтобус, а за ним – следующий. Гудели кондиционеры, раздавался какой-то скрип. Туристам было уже неинтересно смотреть на отдыхающих львов. Они требовали от них каких-нибудь действий, и звери начали нервничать. Толпа стучала и свистела, и какой-то дурак, демонстрируя свою отвагу, приоткрыл дверь автомобиля, к ужасу всех прочих пассажиров. Стали открывать банки с пивом, смех становился все громче. Потеряв уже всякий интерес ко львам, люди начали разговаривать во весь голос. Один из туристов, обнаружив своего земляка среди присутствующих, закричал в его сторону: «Черт возьми, парень, какая погода была в Блемфантейне, когда вы уезжали? Бьюсь об заклад, страшная жара!» – и снова хлопки открываемых банок с пивом.

Вся магия исчезла. Мы снова оказались в человеческом балагане, мы уже не были почтительными зрителями перед лицом совершенного творения многовековой эволюции. Оказавшись в этой шумной компании, мы стали не более чем частицей бесцеремонной толпы, вновь утверждающей свое превосходство над миром природы. Люди приехали сюда смотреть спектакль с участием львов, они платили за это и хотели окупить свои затраты сполна. Когда автобусы отъезжали, все чувствовали себя удовлетворенными.

К счастью, далеко не все посетители заповедника демонстрируют столь полное отсутствие понимания природы и уважения к ней. Я встречал здесь и вполне почтенных натуралистов-любителей. Один из них, удалившийся от дел джентльмен из Кейптауна, с благоговением возвращался в парк каждый год и проводил здесь целых семь недель. Он очень интересовался птицами, а страстью его были наблюдения за так называемым четырехцветным кустарниковым сорокопутом и его фотографирование. Эта крикливая птица необыкновенно яркой окраски живет в труднопроходимых речных зарослях. Другие посетители парка просто хотят побыть среди диких обитателей парка. К сожалению, многие дни этих энтузиастов оказываются отравленными гвалтом неуемной толпы, разрушающей все очарование тишины буша и восторга от фантастической встречи с царем зверей.

В наш последний день пребывания в парке мы поехали в главное управление заповедника в Скукузе. Его директор, профессор Саломон Джауберт, блестящий эколог современного направления, был, к сожалению, в отъезде. Впервые я встретился с ним в заповеднике Северного Тули, когда экспертная комиссия посетила его, чтобы провести там точный подсчет запасов дичи. Эта комиссия возвращалась к нам еще дважды и собрала за время своей работы огромное количество ценных сведений. Среди членов этого научного коллектива, посетившего Тули в последний раз, был и Петри Вильоин, знаток львов, позже назначенный начальником отдела исследований в парке Крюгера. Петри и я изучали две популяции львов, обитавшие в противоположных концах Ботсваны. Как-то раз в одном и том же журнале были опубликованы его интервью по поводу исследуемых им львов Савути и мой очерк о прайдах Северного Тули. Забавно, что, занимаясь одним и тем же вопросом, мы никогда не встречались ранее.

Помимо административной работы в парке, Петри был поглощен подготовкой исчерпывающего отчета о тех исследованиях, которые он провел в Савути. Хотя мы не были знакомы, он встретил меня очень сердечно, и мы более двух часов обсуждали особенности здешних мест, делились своими планами и вспоминали общих знакомых. Но более всего было сказано о нашей общей привязанности – о львах.

Когда мы покидали парк на следующий день, я не переставал думать о том, насколько приятной и содержательной была эта беседа, и как это здорово, что парком Крюгера руководят энтузиасты вроде Петри. Это интеллигентные, знающие и приветливые люди, и, что особенно важно, они глубоко понимают насущные проблемы охраны природы Африки – дело, которому коллектив парка отдает все силы.

Важность существования парка Крюгера трудно переоценить. Это прежде всего один из храмов дикой природы, красота которого предоставляет душевный и интеллектуальный отдых перегруженному заботами горожанину. Парк важен и в научном отношении: здесь удобно решать многие проблемы, постоянно возникающие перед теми, кто занят охраной окружающей среды, а полученные результаты могут быть использованы как в самом парке, так и для улучшения ситуации в других районах Африки. И наконец, пребывание в парке Крюгера открывает современному человеку уникальную возможность вернуться к своим истокам, побыть в окружении всего того, чего мы так давно лишены, и попытаться восстановить утраченные знания, ныне сохранившиеся лишь у «примитивных» народов, вроде бушменов, которые сами находятся на грани исчезновения, – знания о самих основах жизни.

После десяти дней, проведенных в парке Крюгера, мы направились в Свазиленд. Мы сделали короткую остановку в городе, по контрасту с которым в нашей памяти с особой силой воскресла вся прелесть пребывания среди девственной Природы. Мы вспоминали названия разнообразных животных, прошедших перед нашими глазами, их излюбленные места обитания, поведение и привычки. Нам казалось, что мы побывали в обществе близких друзей, которых до этого долго не видели. Мы освободились от этой вечной тревоги, преследующей горожанина; почувствовали себя отдохнувшими и удовлетворенными, способными снова воспринимать радость окружающего мира.

Нашей целью при посещении Свазиленда было восстановить старые дружеские отношения с моим соратником по Ботсване, Кимом Волхутером, внуком того самого Гарри Волхутера. Ныне Ким стал директором одного из самых молодых заповедников Свазиленда под названием Млавула.

Свазиленд – маленькая страна, окруженная в основном территорией ЮАР и лишь на востоке граничащая с Мозамбиком. Я никогда не посещал эти места раньше и был в восторге от открывшейся перед нами панорамы при выезде из городка под названием Коматипоорт. На востоке тянулись невысокие длинные цепи горного хребта Лебомбо, этой естественной границы между Свазилендом и раздираемым гражданской войной Мозамбиком. Через полтора часа езды мы остановились у пропускного пункта на границе ЮАР и Свазиленда. Чиновники обоих государств были весьма любезны, особенно со стороны Свазиленда, где они были извещены о нашей договоренности с руководством заповедника Млавула. Дорога, хотя и асфальтированная, была вся в ужасных рытвинах, а кругом, насколько хватало глаз, тянулись гигантские плантации сахарного тростника.

Через тридцать километров от границы мы въехали на территорию заповедника, где растительность стала намного богаче. Проезжая по извилистой дороге, ведущей к лагерю, мы увидели самку белого носорога с маленьким детенышем. Они стояли под сенью раскидистой акации. Детенышу было никак не больше четырех месяцев. Животные не выказывали ни малейшего страха, укрывшись в тени дерева от безжалостного солнца, низвергавшего зной на наш автомобиль. Никто не посещал этот суровый прекрасный парк на протяжении последних пяти дней, и лагерь был пустынен.

Не прошло и часа после нашего прибытия на место, как мы пешком отправились по звериной тропе в северо-западном направлении, вдоль берега сухого русла реки. Стояла жара, но воздух казался не столь насыщенным влагой, как в южной части парка Крюгера. Мы подошли незамеченными к стаду импал, показавшемуся нам весьма многочисленным. Увидев людей или почуяв наше присутствие, антилопы золотистыми тенями рассыпались вокруг нас. На тропе со множеством V-образных отпечатков копыт импал мы наткнулись на «уборную» носорога – большую кучу помета, которую животное регулярно посещает и пополняет, используя ее в качестве своеобразного пограничного столба на принадлежащей ему территории.

Неясные царапины на утоптанном грунте тропы подсказали нам, что взрослый носорог еще утром щипал траву на высоком берегу. Когда мы пересекли русло и повернули назад к лагерю, я услышал над собой пронзительный писк. Угодившая в желтую сеть паука-кругопряда, над землей висела маленькая птичка, молодая райская мухоловка. Ловчая сеть этого паука необыкновенно прочная – каждая нить паутины напоминает на ощупь рыболовную леску. Паутина к тому же очень липкая, и птичка запуталась в ней основательно, повиснув вверх ногами. Я вытащил ее из липкой сети и положил на руку.

В стремлении освободиться мухоловка по неосторожности лишилась всех оранжево-рыжих перьев своего роскошного хвоста, ее крылья были опутаны паутиной, а ножки беспорядочно дергались в сплошном клубке липких нитей. Я, как мог, очистил птицу от паутины, собираясь отпустить ее и посмотреть, сможет ли она подняться в воздух. Несмотря на утрату хвоста, мухоловка мгновенно унеслась прочь, издавая ликующие крики. Вскоре я услышал ее перекличку со своими родителями. Те терпеливо перепархивали все это время неподалеку от пленницы и приветствовали освободившееся дитя – пример того, насколько сильны родительские инстинкты в мире животных.

Мы пошли в сторону лагеря, то и дело вспугивая компании импал, которые выскакивали из высокого тростника на берег реки и скрывались под сенью приречного кустарника.

Когда мы проснулись на следующее утро, то обнаружили самку носорога с ее детенышем прямо у себя в лагере. Подкравшись ближе, мы с близкого расстояния наблюдали за ними некоторое время. Когда же солнце поднялось выше, наши гости неторопливо проследовали под густые тенистые кущи. К завтраку подоспел и Ким Волхутер, который горел желанием показать нам свою вотчину, а также расположенный по соседству заповедник Элани.

Ким Волхутер – один из последних могикан в раду поколении «прежних» белых хранителей природа в черной Африке. Он представитель третьего поколения, следующий по стопам своего деда, Гарри Волхутера. Его отец также был главным хранителем в национальном парке Крюгера. Черные объездчики уважают Кима за его основательность. Им нравится его энергичный характер, умение находить решение в любых ситуациях и то, что он ожидает от них таких же действий, которые он предпринял бы и сам. Ким – неутомимый борец с браконьерами, и этим он завоевал уважение и местных жителей, и за пределами заповедника. Белых хранителей сокровищницы природы становится с каждым годом все меньше, и с ними умирает старая колониальная Африка. Заповедники этого континента есть, по существу, наследие колониализма. Вскоре заповедники перейдут в руки коренного населения, черных африканцев, на которых ляжет теперь ответственность за островки девственной природы, вроде Млавула, по всей Африке, чтобы их внуки и правнуки смогли лелеять и изучать сокровища своей родной земли. Ким рассказывал нам о Млавула и о своеобразии этих мест. Заповедник занимает свыше двадцати трех миллионов гектаров и представляет собой сочетание сухой саванны с колючими древовидными кустарниками на западе и сырых низкорослых лесов прибрежного типа на востоке. Из-за такого разнообразия ландшафтов фауна млекопитающих и птиц здесь чрезвычайно разнообразна. Антилопы красный дукер и ориби, а также обезьяна саманго столь же характерны для заповедника, как куду, импала и гну. Здесь есть также немного гиен, но вездесущий леопард встречается в изрядном количестве.

В первый день путешествия, когда мы оказались в Элани, Ким поведал нам об основании заповедника и о тех потерях, которые природа понесла в прошлом. Эта местность являлась прибежищем множества крупных животных, так что белые не стали терять времени зря и буквально набросились на местные богатства. В Элани гну были в свое время столь многочисленны, что отношение количества голов к площади даже превышало тот же показатель для Серенгети в Восточной Африке. Охотники опустошали земли на своем пути, а вслед за ними двигались фермеры, оседавшие здесь на житье. Масштабы уничтожения импалы превышали всякую меру. Один фермер, осознав, что он не в силах реализовать все добываемое им мясо антилоп, начал кормить им свиней.

Немыслимый абсурд, характерный, однако, для поведения фермеров: кормить мясом животных, в свою очередь идущих на мясо! И это при том, что, если вести бизнес разумно и расчетливо, на диких животных можно было бы заработать намного больше, чем на разведении свиней.

В те давние годы никто и не думал о том потенциальном богатстве, которое представляет собой крупный зверь, и фермеры предпочитали разводить домашних животных – свиней, овец и коров, совершенно не приспособленных ни к африканскому ландшафту, ни к климату. Коренные же виды животных за тысячелетия идеально приспособились к местным условиям и находились в естественном равновесии со средой и друг с другом – и все это для того, чтобы быть бесцеремонно вытесненными скотом, привезенным с другого материка.

По мере того как мы продвигались вперед, контраст между разными типами растительности становился все более заметным. Мы ехали среди насаждений бледной акации, дающих приют множеству самых разнообразных существ. В то же время по склонам холмов растительность была совершенно иной. Здесь произрастали леса железного дерева, и среди стволов мелькали антилопы ориби, скачущие среди красноватых злаков, которые покрывали склоны до самых вершин. Дело охраны природы в Свазиленде находится сейчас на подъеме. Люди осознали наконец свою ответственность за наследуемую ими от уходящих европейцев страну и за природу как важнейшую часть ее. В главном управлении Элани нам показали молодых слонов, которых привезли из расположенного неподалеку парка Крюгера, чтобы со временем выпустить их здесь. Эти животные, все не старше десяти лет, были восхитительны и с любопытством встретили нас с Кимом, когда мы перелезли через загородку в загон, чтобы угостить их. Некоторые из юнцов приняли при этом особую позу, закинув хвосты кверху, словно копируя поведение взрослых слонов, а одна парочка начала с угрозой приближаться к нам – точно так, как это делают рассерженные бывалые звери. В данном случае это была, скорее, игра, но мы тем не менее не забывали об осторожности, которая едва ли могла повредить при близком общении с семисоткилограммовым «детенышем». Сила этих животных не идет ни в какое сравнение с их кажущимися не столь уж большими размерами.

Есть надежда, что и лев, подобно этим слонам, будет рано или поздно выпущен в заповедник в качестве благодеяния властей ЮАР. Прежде, однако, окружающие территории должны быть защищены от этих хищников ограждением под электрическим током. Если эти замыслы будут реализованы, природа Свазиленда только выиграет, ибо лев известен как исконный обитатель этих мест.

Пока машина неслась вперед сквозь палящий полуденный зной, Ким, знающий буквально все об этой стране, обратил наше внимание на те изменения, которые произошли в заповеднике.

Редкость дождей в сочетании с изобилием травоядных животных пагубно сказались на состоянии травяного покрова. Там, где всего лишь десять лет назад волновались высокие густые травы, ныне простиралась почти голая земля. Для того чтобы уменьшить численность диких копытных животных, их частично изымают из популяции, что, в свою очередь, дает доходы в казну заповедника. Эти деньги используются для восстановления земель, и хочется надеяться, что со временем их можно будет вернуть к первоначальному состоянию.

Захват колючими акациями пространств, где ранее колосились травы, идет с неслыханной скоростью. Трава уже не может расти на оголенной земле под широкими кронами деревьев. Представьте себе, что работники заповедника вынуждены вручную выкорчевывать каждое дерево и покрывать оголенную почву ветками колючих кустарников, чтобы под их покровом семена взошли и дали начало возобновлению травяного покрова. Только неустанными усилиями таких людей, как Ким и его команда, богатая растительность – эта основа всякого ландшафта – может быть восстановлена на благо многих животных. Это – поистине адская работа, и остается лишь пожелать, чтобы на нее хватило времени в бурно меняющейся Африке наших дней.

Из окна машины Ким показал нам так называемую Скалу Охотника – место, где последний властелин Свазиленда, Собхуза II, видел последнего в этой стране льва. Это напомнило мне древнюю традицию народа свази: прежде, чем новый владыка будет коронован на царствование, он должен убить льва. Когда Собхуза скончался, выбрали нового короля, но в Свазиленде к тому времени уже не было львов. Народ свази отличается большим достоинством и богатством национальной культуры, так что льва надо было найти во что бы то ни стало, чтобы соблюсти традиции предков. Изложение последовавших за этим событий отчасти противоречиво. По одной версии, льва доставили в Свазиленд под наркозом, и юный наследник заколол его своим традиционным копьем-ассагаем. Более правдоподобную историю мне рассказал Петри Вильоин в парке Крюгера: молодой король отправился в один из заповедников близ парка Крюгера и здесь с разрешения властей застрелил-таки своего льва (ограниченное количество львов разрешается здесь отстреливать по лицензиям). Итак, властелину пришлось выполнить традиционный обряд своего народа в другой стране, поскольку этих зверей уже не было в его собственной.

На следующий день Ким повез нас в своем тряском лендровере в восточном направлении к хребту Лебомбо, находящемуся совсем рядом с границей Мозамбика. Машина карабкалась вверх между краем леса железного дерева и руслом горного потока. Несколько раз мы вспугивали затаившихся в подлеске антилоп бушбоков, убегавших от нас под аккомпанемент криков калао-трубачей [один из видов птиц-носорогов], более всего похожих на отчаянный плач ребенка. Трава росла в изобилии до самого гребня хребта, миновав который мы оказались около старого коттеджа, выстроенного уже на восточном склоне горной гряды. Там, всего в шестидесяти километрах от этого первобытного места, начинался Индийский океан. На берегу его, словно мираж, сквозь дымку неясно виднелись очертания современного города – Мапуто, столицы Мозамбика. Можно было разглядеть серые силуэты небоскребов, серые, как дым войны, поднимающийся над этой страной.

То, что мы видели на противоположной территории, не укладывалось в голове. Какая трагедия, какие невзгоды разыгрались там? Я смотрел в бинокль вниз, на одинокую ферму. Ее строения были разрушены и оставлены жителями. Мозамбик сначала был разграблен колонизаторами, а затем их самих изгнали революционеры. Они выиграли гражданскую войну, но в наследство от нее им досталась страна с искалеченной экономикой. Хотя с тех пор число посещающих школы утроилось, города стали чистыми и половина населения численностью в десять миллионов человек получила прививки против холеры, сельское хозяйство так и не смогло восстановиться, а туристы, ранее приносившие государству миллионы долларов, перестали приезжать сюда, чтобы вкусить роскошной жизни в стране былого великолепия.

Русские, получившие исключительные права на рыболовство в богатейших прибрежных водах Мозамбика, стали вылавливать здесь все без разбору. И, как это ни парадоксально, худшие сорта рыбы они прессуют в блоки и продают сюда же, в Мозамбик. Вновь природные богатства оказались в руках чужаков. Все это происходило в тот самый момент, когда мы с горных высот Свазиленда обозревали сквозь серую дымку просторы соседней африканской страны.

Земля перед нами казалась обманчиво спокойной, но мы почему-то переговаривались вполголоса. Когда мы повернули назад, на восток, и направились вниз, в сторону саванны, мрачное настроение от увиденного еще долго не отпускало нас, словно потерявший надежду нищий хватал уходящих лихорадочно трясущимися руками.

На следующее утро мы упаковали наши пожитки, неохотно расстались с Кимом и с его заповедником и направились дальше на юг. Страна Лебомбо стала теперь знакома нам как старый дружище. Почти две недели мы пробыли здесь, продвигаясь с севера на юг по просторам юго-восточной Африки. Мы держали свой дуть через страну сахарного тростника и спустя некоторое время вновь пересекли границу ЮАР. Опять мы оказались близ желтых приморских пляжей синего Индийского океана, в низовьях впадавших в него рек. Через территорию Тонга мы въехали в Зулуленд, в страну могущественных Шаха, которая стала свидетелем успешного восстановления популяции львов.

По белой, словно гофрированной дороге, ведущей в сторону океана, мы спустились к заливу Содвана и остановились на ночевку под писк носящихся туда и сюда летучих мышей. Утром нас разбудило громкое «кок-кок-кок» – голос великолепно окрашенного шлемоносного турако.

Исследователь Африки Уильям Чарлз Болдуин, много охотившийся в этом районе, в своей книге «Охота и приключения в Африке», вышедшей в 1863 году, дал яркую картину местности, как она выглядела в то время. Он писал:

«Взошло солнце, и я увидел трех львов, уходящих от туши гну. Я хотел последовать за ними, но Аматонгас представил дело таким образом: „Что я буду делать со львом, если мне вдруг удастся убить его?“ – хотя наиболее вероятным исходом казалась неудачная охота. Кроме того, львы были друзьями туземцев, постоянно снабжавшими их мясом своих жертв, так что мой спутник не хотел принимать участия в насилии над зверем. Как это ни кажется странным, аборигены в самом деле чувствуют себя обязанными львам за многочисленные угощения, получаемые от них…