Текст книги "Я всей душою с вами, львы !"

Автор книги: Гарет Паттерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Что до Бинго, то он обрадовался возможности поживиться мясцом и принялся отрезать самые лакомые куски и складывать их в машину. Туда же я погрузил поросят на случай, если сегодня вечером Фьюрейя и Рафики заявятся в лагерь. И в самом деле, на склоне дня оба семейства изволили пожаловать в гости. Когда мы обменялись приветствиями, я стал кидать им поросят (интересно, узнали ли они, откуда лакомство?). Но тут произошло неожиданное – каждая львица, взяв поросенка, вместо того чтобы съесть его самой и подпитать оголодавшее тело, бескорыстно несла гостинец львятам. Так продолжалось до тех пор, пока я не отдал последнего поросенка. Трапеза детенышей была шумной – они шлепали друг друга и ворчали, а я сидел рядом с их матерями, наблюдавшими за своим потомством в лучах скудеющего света.

Между тем засуха делалась все более жестокой. Пытка сушью стала совершенно невыносимой: за весь сезон выпало едва ли сто миллиметров осадков – треть и без того низкого ежегодного уровня. Я все чаще получал сообщения о том, что львы приходят к туристическим лагерям вслед за стадами копытных, тянущихся к пробуренным людьми скважинам. Тысячи копыт пробили в сожженной докрасна земле тропы, похожие на узкие глубокие борозды. Львы из моего прайда тоже подходили к лагерям, и я боялся за своих подопечных. Я был уверен, что в нормальных условиях они не тронут людей, зато люди, не зная особенностей поведения львов или просто повинуясь инстинкту, могут стать для них угрозой.

Поскольку лагеря не имели ограждений, то любой турист, выйдя ночью из палатки (хотя его предупреждали, чтобы он не делал этого), мог столкнуться с моими львами или другими хищниками. За много месяцев до этого старина Темный задрал антилопу куду прямо напротив одной из туристических палаток. Да что там говорить – трагедия едва не случилась в нашем лагере, когда он только-только был основан. Мой коллега-егерь спал в палатке со своей невестой и вдруг проснулся от ее ужасающих криков. Бедняжку схватила гиена, которая бесцеремонно вошла в палатку как к себе домой. Егерь пнул непрошеную гостью ногой и рявкнул так, что зверюга, собравшаяся уже утащить свою жертву во мрак ночи, убралась восвояси. По счастливой случайности обошлось без серьезных травм; но представьте себе, в каком шоке находилась бедная женщина. Еще бы – пережить приключение, которое могло окончиться страшной смертью!

Нападению гиены в неогражденном лагере подвергся и мой коллега-орнитолог. Причем случилось это не где-нибудь в глуши, а в армейском лагере на территории национального парка Крюгера. Крепкий, обаятельный парень Роджер почивал сном праведника у себя в палатке, когда к нему пожаловала хищница. Инстинкты, выработанные за время жизни среди дикой природы, спасли ему жизнь – он проснулся как раз в тот момент, когда самые могучие в Африке челюсти готовились схватить его. Он повернул голову, а гиена, бросив взгляд на его лысину, откусила ему ухо. Роджер заорал что есть мочи, и это его спасло гиена с позором бежала. Больше ее никто не видел – возможно, она и поныне прячется где-то в кустах, не смея высунуть голову. После этого Роджер много недель страдал от инфекционного воспаления шеи, но, к счастью, выздоровел и снова приступил к работе.

После сообщений о том, что львов видели в опасной близости от лагерей, я направил в Ассоциацию землевладельцев письмо с предложениями, как уменьшить потенциальную возможность столкновения между человеком и зверем. Я предложил соорудить вокруг лагерей ограды, которые не мозолили бы глаза туристам и вместе с тем служили охраной и людям и животным. При этом я предупредил о нежелательности разбивки в лагерях огородов, так как они неизбежно привлекут внимание павианов и верветок. За примерами конфликтов между человеком и животным не надо было далеко ходить – в одном из лагерей отстреливали весенних зайцев, этих очаровательных грызунов, прыгающих как кенгуру, за то, что они повадились есть траву на разбитых в лагере газонах. Почему-то когда разбивают лагерь, там обязательно засевают газон, как в городе. Делайте что хотите, но только не стреляйте зайцев за то, что они, мучимые непереносимой засухой, лакомятся обильно поливаемой травой! В других лагерях работникам приказано стрелять в белок, пытающихся устраивать гнезда в тростниковых и пальмовых кровлях. Эти случаи выводят меня из себя. В голове не укладывается, как это можно стремиться к дикой природе и при этом не уважать коренных ее обитателей – зверей!

На свои предложения я получил краткий ответ в устной форме. Что касается установки ограждений, то мне ответили следующее: "Вы решительно не имеете права указывать членам нашей Ассоциации, как им тратить деньги". Не знаю, каково мнение богатеев, а с моей точки зрения, жизнь людей дороже денег. В течение последующих недель я своими силами огородил три лагеря, в которых жили и работали мои друзья, до этого не имевшие надежной защиты.

В это же самое время передо мной встала другая, еще более тяжкая задача. Я должен был ликвидировать "Тавану" – наш дом. Период аренды подходил к концу, и никто не собирался нам ее продлевать. Слава Богу, что почти все это время Джулия была в отъезде – у меня и то сердце разрывалось, а у нее оно просто не выдержало бы. Ассоциация землевладельцев предложила нам основать новый лагерь далеко на северо-западе, и, хотя мы были безмерно благодарны за это предложение, нам не хотелось слишком удаляться от своих львов. Чтобы обеспечить им защиту, мне было необходимо жить в пределах занимаемой ими территории в двести квадратных километров, находящейся во владении семи человек!

Пока Джулия отсутствовала, я колышек за колышком, стенку за стенкой разрушал лагерь, сплавляя его как ненужный теперь мусор вниз по Таване – кто знает, может быть, кто и выловит. Однажды утром, занятый такой работой, я услышал с той стороны, куда относил мусор, сердитое ворчание. Я испугался, не попал ли зверь в капкан – всего три дня назад я видел там человечьи следы и подумал, что это могут быть браконьеры, но не нашел ни одного капкана, сколько ни искал.

Я взял ружье и отправился на разведку. Проходя мимо кучи мусора, я снова услышал ворчание – оно исходило из небольшой рощицы высоких деревьев на берегу. Я осторожно подошел туда, опасаясь увидеть находящееся в шоковом состоянии животное. Однако очень быстро выяснилось, что единственным существом, коим овладело беспокойство, был я. Невероятно, но я своими глазами увидел двух брачующихся леопардов! Как назло, кавалер заметил меня. Оставив свою возлюбленную, он сделал предупредительный прыжок мне навстречу, а затем дал деру; дама сердца, естественно, последовала за ним. У меня бешено колотилось сердце; я не мог сойти с места и все смотрел туда, куда они удалились. Потом я отступил на более открытое пространство. Вот так: думал сделать доброе дело и едва не попал в очередную историю! Он же мог напасть на меня вместо того, чтобы обратиться в бегство! Удивительно, но мне и на этот раз повезло!

Вернувшись в лагерь, я снова взялся за скорбный труд. Теперь я разбивал кувалдой бетонные стены – сперва хижину-столовую, затем кухню и, наконец, спальню Джулии – бывший склад всякого добра. Я трудился часами, не разгибая спины; мускулы были напряжены, пот катился градом. Зачем все это? А из принципа: коли нам здесь не жить, то и никому другому тоже. Здесь у нас с Джулией был дом, стены которого знали наш смех и наши слезы. Неподалеку отсюда обрел свой последний приют наш любимец Батиан. И чтоб теперь тут хозяйничали чужие люди?! Чем дольше я работал, тем больше вставало в памяти воспоминаний. Когда наконец пришел день окончательного прощания с "Таваной" и переезда на новое место, я перегородил дорогу ветками и бревнами, чтобы навсегда скрыть от любопытных глаз то, что осталось от нашего дома.

К счастью, сочувствующий мне владелец земель к востоку от долины Таваны выхлопотал мне разрешение основать новый лагерь на своей земле неподалеку от старого, за что я был ему крайне признателен. Я хорошо знал эту землю, так как она находилась в самом центре львиных владений. И вот настал день, когда я отправился выбирать место для нового лагеря. Я поднялся на высокое плато, возможно самую высокую в округе точку, откуда открывался вид на древнюю долину Лимпопо, где густые зеленые заросли окаймляли пересохшее песчаное русло. К западу расстилалась равнина, а за ней находились долины Таваны и Питсани. Видневшиеся на горизонте крохотные точки на самом деле были гигантскими баобабами, которые бескрайность пейзажа делала едва заметными. Это великолепное место привлекло меня отчасти потому, что когда-то много месяцев назад Рафики привела сюда Батиана и меня. Она показала нам укромное местечко, где произвела на свет своего первенца, к несчастью родившегося мертвым.

Расхаживая по новому месту и прикидывая, каким будет мой лагерь, я с удивлением обнаружил следы своего прайда. Неужели случайное совпадение?

В последующие дни я грузил наши пожитки на пикап и перевозил к новому месту. Вымотавшись к вечеру, я любил посидеть среди руин Джулиной комнаты. Здесь кружили тени воспоминаний, связанных с этим лагерем... Погрустив, я принимался готовить себе ужин на стареньком примусе.

В этот период львы приходили ко мне лишь от случая к случаю, и слава Богу – я не хотел, чтобы они почувствовали, что у меня на душе. Но как-то ранним вечером Рафики пожаловала в лагерь одна, и я впервые прочитал в львиных глазах тоску, а когда она смотрела на руины, зов был необычно скорбным. Я подошел к ней, и она исторгла дрожащий, исполненный печали стон. Я понимал, что это реакция на мою душевную боль, – хорошо, если только это! Она явно была опечалена, возможно чувствуя, что я покидаю это место навсегда.

Перед моим окончательным отъездом львы неожиданно заявились всем прайдом. Тогда я еще не знал, что в последний раз вижу всех пятерых львят и двоих львиц вместе. Дело было вечером, я сидел в наступившей темноте и вдруг услышал, как кто-то громко скребется в ворота. Отправившись посмотреть, в чем дело, я увидел львов. Я почувствовал, что где-то рядом, может быть в долине, должен быть Близнец, потому что всякий раз, когда он находился неподалеку, мои львы не возвещали о своем появлении звуковыми сигналами, а просто скреблись в ворота или терлись об ограду. Я вышел к ним и оказался как равный среди равных.

После этого вечера я видел Рафики и Фьюрейю только с двумя детенышами. Я назвал их Сала и Тана. Оба имени напоминают о Джордже и его любимом заповеднике Кора. Тана – это название большой реки, по которой проходит северная граница заповедника, а Сала – название сухого песчаного русла, впадающего в Тану. Сала – чуть покрупнее была дочерью Рафики, а Тана, особенно красивая юная самочка, – дочерью Фьюрейи. Что произошло с остальными тремя детенышами, я так никогда и не узнал. Было похоже на то, что все они исчезли в одно время возможно, постарался Близнец. Им было около девяти месяцев от роду; ростом они достигали маминого подбородка и весили килограммов по тридцать каждый.

Я скорбел об исчезновении детенышей и думал – может быть, если бы был жив Батиан, и они остались бы живы. Батиан как вожак прайда был опорой и защитой своим сестрам, а это так важно в львином обществе. Не явилась ли смерть детенышей следствием смерти Батиана? Я чувствовал, что так оно и есть, и кусал губы от боли. Подобные ситуации возникали в Тули повсюду. Когда прайды оставались без вожаков, неизбежно возрастала смертность среди детенышей и усиливался конфликт между кланами гиен. Постепенная деградация львиного общества будет продолжаться до тех пор, пока человек не осознает свою моральную ответственность за охрану львов в дикой природе.

В новом лагере должно быть все – и надежная ограда, и комфортабельный туалет. А туалет знаете какой? Отыскивается глубокая расщелина в земле, поверх нее настилаются доски, а на них, в качестве трона, устанавливается перевернутая слоновая челюсть. Блеск! Дел было невпроворот, и одному мне пришлось бы канителиться до бесконечности, если бы не бескорыстная помощь друзей. Их было четверо, моих друзей тсванов, живших в лагере "Хатари", которым владел расположенный ко мне землевладелец и его партнеры. С одним из своих друзей – Бинго – я вас уже познакомил, вторым был рослый мускулистый лагерный смотритель Петрус, третьим – мой старинный приятель Филемон, кровельщик по профессии, а четвертым – его помощник Суна, когда-то участвовавший в деятельности моего антибраконьерского отряда. Пожертвовав своим уик-эндом, они демонтировали двенадцатифутовую ограду, окружавшую территорию примерно в один акр, и поставили ее на новом месте. Мужчины работали как троянцы. В первый день мы разобрали большую часть ограды и выкопали необходимые столбы, перетащили все это в "Новую Тавану", выкопали ямы, поставили столбы и залили бетоном, чтобы ограду можно было установить уже на следующий день.

В эту ночь, после того как мои друзья отправились спать в лагерь "Хатари", произошло странное событие. После захода солнца я уселся в новом, еще не огражденном лагере среди кровельного материала и оборудования. Я боялся – вдруг львы придут к старой "Таване"? – и пытался представить их реакцию, когда они найдут лагерь разоренным и покинутым.

Небо потемнело, а я все думал о львах, о Джулии и о том, что нас всех ждет на новом месте. Я почувствовал себя ужасно одиноким. Вдруг я услышал неподалеку знакомый басистый зов. Сперва я не мог этому поверить. Но зов донесся опять, и я встал. В сумеречном свете я увидел, как мой прайд, возглавляемый Рафики, медленно движется мне навстречу. У меня сжалось сердце. Каким-то образом львы почуяли, где я, и пришли. Поприветствовав их, я чуть не разрыдался. Хоть меня и заставили покинуть родной дом и убраться куда глаза глядят, но львы поняли это и нашли меня. Это было что-то сверхъестественное.

Когда стало совсем темно, прайд проводил меня до старой палатки. Я сел на скамейку, обе львицы преданно улеглись у моих ног, а Сала и Тана скромно устроились позади них на краю холма. В мире царили необычная тишина и ощущение покоя. Когда же далеко на севере началась гроза, львы встали и ушли в ночную тьму, прорезаемую вспышками молний. Я больше не чувствовал себя одиноким.

На следующее утро опять пришли мои друзья. Они были страшно удивлены, узнав, что львы нашли меня, и сами смогли в этом убедиться, взглянув на львиные следы там, где я стоял. Они, как и я, сочли происшедшее чудом.

К пяти часам вечера установка ограды была закончена. Она была всего лишь шести футов высотой – вполовину ниже, чем в старом лагере, а из-за поспешности, с которой мы ее сооружали, и не столь надежна, как прежняя. Но благодаря бескорыстной помощи друзей "Новая Тавана" была-таки построена. Пусть в ней не было ни одного капитального сооружения, пусть она выглядела куда менее уютно, чем старый лагерь, но все-таки это был дом для нас с Джулией, где мы могли продолжать работу.

Когда Джулия вернулась из Южной Африки, мы начали сооружать временную столовую под раскидистым пастушьим деревом; потом в течение многих недель это дерево милосердно одаривало нас в самые жаркие послеполуденные часы густою тенью, когда мы работали за длинным столом. Кроме того, мы соорудили смотровую вышку, откуда открывался величественный вид на окрестности. Мы любили забираться туда в предвечерние часы и любоваться необозримыми просторами и бродящими по ним животными.

Расставание со старым лагерем и переезд в новый были тяжело восприняты Джулией. Изменилась обстановка, к которой она привыкла. Она чувствовала, что новый лагерь хоть и будет для меня местом работы, но родным домом для нее не станет. Ей и прежде случалось надолго уезжать, но теперь, вернувшись, она почувствовала себя в какой-то степени отчужденной от всего происходящего. Возможно, отчасти это была реакция на мое поведение. Мое мироощущение изменилось – я привык один справляться со всей работой в лагере и за его пределами, привык к одиночеству.

Никогда не забуду один памятный вечер – мы сидели на смотровой вышке, вокруг расстилались африканские пейзажи, и вдруг мы ощутили, что между нами возникло напряжение. С течением времени это напряжение возрастало, внутри возникла какая-то пустота, и на следующий год пропасть между нами разверзлась настолько, что сердца уже не слышали друг друга.

Да, конечно, мы были преданнейшими друзьями. Джулия оказала мне огромную поддержку в прошедший кризисный период, затем помогла освоиться на новом месте, но я был не способен ответить ей тем же. Борьба за спасение львов и вообще земель Тули до такой степени истощила меня, что на долю Джулии осталось совсем немного. К тому же за время ее отсутствия я отвык от душевных усилий, которых требовали наши отношения.

По размышлении зрелом можно только удивляться, что Джулия так долго – более трех лет – прожила со мной среди дикой природы. Ей нередко приходилось довольствоваться второстепенной ролью, поскольку в моем сердце не хватало места и для нее, и для львов. Я знаю – это мучило ее ничуть не меньше, чем тяжелейшие условия жизни. И тем не менее она все это терпела – во-первых, ради меня, а во-вторых, потому что верила в победу нашего общего дела. Я обратил внимание, что после ее длительного отсутствия львы перестали ее узнавать и стали поглядывать на нее искоса. Впрочем, я же сам приучал их к этому, когда готовил к жизни в родной стихии, – чем с большей настороженностью и подозрительностью дикий зверь будет относиться к человеку, тем больше шансов, что он избежит козней, которые человек ему готовит.

В прошлом отношения между Джулией и львами складывались как между добрыми друзьями. Хотя ей не хотелось никого выделять, любимицей ее все же была Рафики, или Скуикс. Когда, в прошлом, случалось так, что львы приходили в лагерь и не заставали меня там, Джулия лишь частично могла заменить им меня. Вот что она писала по этому поводу:

"Фьюрейя приветствует меня очень редко, Бэте слегка потрется головой, как бы говоря "Привет!", а затем ждет появления Гарета, и только Скуикс всегда подскакивает к ограде – фыркает, лижется и трется головой. Когда же появляется Гарет, все трое моментально забывают обо мне – они несутся к нему, окружают и приветствуют с волнением и нежностью. Я же только наблюдаю за всем этим из-за ограды лагеря. Я не огорчаюсь – просто пишу то, что есть, и это меня даже в некотором роде забавляет".

После возвращения Джулия могла бы восстановить свои добрые отношения со львами, но мы решили, что этого не стоит делать – еще привяжутся к людям как таковым, зачем же рисковать? Когда львы приходили в лагерь, Джулия не показывалась им на глаза. Связь между живыми существами – будь то между людьми или между львом и человеком зависит от глубины взаимных эмоций. Если с той и другой стороны нет полной и абсолютной привязанности, то отношения быстро сходят на нет. Возможно, точно так же, как между Джулией и львами, это происходило между Джулией и мной.

Вскоре после возвращения Джулии произошли два события, которые ясно показали, что нужно укреплять наскоро поставленную ограду. Однажды утром мы, сидя за столом, наблюдали, как прайд подходит к восточной стороне ограды. Позади шла Сала – ей исполнилось уже четырнадцать месяцев, и размером она была вполовину своей мамаши. Когда она поравнялась с одним из столбов, держащих ограду, мы не поверили своим глазам: она шла по территории лагеря! Джулия быстренько села в пикап, я открыл ворота, и мы выехали. Ворота я оставил открытыми, чтобы Сала могла выйти из лагеря.

Мы остановили машину примерно в двух километрах и решили немного подождать, надеясь, что Сала не придет в отчаяние и сможет воссоединиться со своими. Когда мы прикатили назад, то увидели цепочку львиных следов, ведущих из лагеря, но, кроме того, цепочку следов, ведущую в него! Наказав Джулии не выходить из машины, я стал осматривать лагерь. По моему мнению, картина складывалась так. Сала не нашла выход и продолжала прохаживаться вдоль ограды. Одна из львиц очевидно Фьюрейя – зашла в лагерь и вывела Салу наружу. Никаких признаков прайда больше не было видно – следы уводили на запад, и я догадался, что львы теперь лежат и отдыхают где-нибудь в тенечке. К счастью, потенциально неприятную ситуацию удалось предотвратить.

Въехав на территорию лагеря, мы с Джулией быстро обнаружили, как же юной львице удалось войти. В ограде отыскалась небольшая лазейка, через которую тянулся след. Мы тщательно заделали дыру проволокой, внимательно осмотрели забор по периметру – не дай Бог они еще где-нибудь пролезут! – и, кроме того, обложили его нижнюю часть с наружной стороны терновыми ветками, особенно в местах, показавшихся мне самыми уязвимыми.

Второй случай, более драматичный и даже странный, приключился несколько недель спустя на утренней заре. Мы с Джулией спали в разных палатках – моя примыкала вплотную к ограде, а ее стояла в центре лагеря под пастушьим деревом, где у нас была столовая. Я проснулся от страшного хруста у самого забора и тут же почувствовал, как о палатку шарахнулось что-то тяжелое.

Я мигом выскочил наружу и увидел, что по другую сторону забора прохаживается Рафики, устремив взгляд куда-то мимо меня. Затем я увидел возле своей палатки след импалы, а также место, где это животное проломилось через небольшую калитку в ограде. Я спешно замотал ее проволокой, чтобы Рафики не могла пролезть. Пока я бегал к палатке Джулии, антилопа, стремясь выбраться наружу, пыталась сломать забор то тут, то там. Я тут же разбудил Джулию и, не объяснив, в чем дело, велел запереться в машине и не вылезать до тех пор, пока не будет разрешена проблема импалы, прорвавшейся в лагерь, и голодной львицы, находящейся снаружи и не желающей упускать добычу.

Не успел я отойти от машины, где спрятал Джулию, как услышал далекий крик импалы. Это было сигналом того, что Рафики все-таки настигла добычу и теперь дорезала ее. Подойдя к тому месту, откуда доносился крик, я увидел, как Рафики пытается выволочь тушу сквозь дыру в заборе. Львица тащила со страшной силой, импала запуталась в проволоке, и забор зловеще трещал. Я чувствовал, что этот участок вот-вот рухнет, если я не приму срочные меры.

Стремление мирно разрешить ситуацию толкнуло меня на решительный шаг. Обычно я никогда не вмешивался, если львам доставалась добыча от них тогда всего можно ожидать, – а теперь пришлось. Одна нога здесь, другая там – и вот я мчусь с ведром воды. Увидев мое приближение, Рафики еще сильнее потянула добычу. Подскочив к ней и заорав во всю глотку: "Нельзя! Нельзя!", я окатил ее водой. Бедная Рафики! Пришлось ей отступить на несколько шагов.

Удивительно, но львица, будто сообразив, что я собираюсь делать, спокойно легла и стала пристально наблюдать за тем, как я выпутываю тушу из проволоки. Наконец мне это удалось, и я, возможно благодаря приливу адреналина, смог поднять над головой сорокакилограммовую антилопу и перебросить ее через забор. Рафики осторожно подошла, слабо зарычала мне в ответ и поволокла добычу в холмистую местность, где исчезла до конца дня.

Вздохнув с облегчением, я залатал поврежденную ограду и вернулся к Джулии, сидевшей в машине. К этому времени моя подруга полностью прогнала остатки сна и наблюдала за всем, что я делал, сквозь ветровое стекло. Когда я во всех подробностях рассказал ей, что произошло, она изумилась – так же, как и я.

Вскоре после этого случая к нам в лагерь пожаловал мой добрый друг Питер Сенамолела. Он служил в Департаменте охраны дикой природы и отвечал за район Бобирва – ту часть восточной Ботсваны, где находились и земли Тули. Он оказывал нам колоссальную поддержку, а Джулии Помогал в ее планах создания центра и заповедника, где ботсванские дети могли бы изучать окружающий их мир. Джулия часто посещала вместе с Питером местные школы, читала лекции и показывала слайды, агитируя за создание клубов друзей природы.

На сей раз Питер прибыл к нам с сообщением о том, что президент Ботсваны, совершая поездку по стране, будет проезжать неподалеку отсюда, и предложил, чтобы я организовал для него показ слайдов. Я ответил, что почту за честь изложить президенту историю львов и наши надежды, которые мы связываем с дикими землями Тули.

Позже нам сообщили, что презентация состоится в гостинице поселка Занзибар, примерно в восьмидесяти километрах от заповедника.

Поселок этот не имел ничего общего со знаменитым островом с коралловыми рифами, утопающим в аромате гвоздик – это было крохотное селение на берегах реки Лимпопо.

Конечно, мой обычный наряд – шорты и матерчатые туфли – вряд ли годился для встречи с президентом. Джулия выкопала откуда-то мою единственную пару штанов и рубаху, а я между тем перевернул все вверх дном в поисках галстука, который, насколько мне было известно, где-то в лагере имелся. Сама Джулия по такому случаю одолжила у подруги шикарное платье.

Мы выехали намного раньше назначенного часа, опасаясь поломки машины, чего, к счастью, удалось избежать. Прибыв в гостиницу, мы перво-наперво установили в конференц-зале "волшебный фонарь", а уж затем сменили обычную одежду на более презентабельную. Я впервые за много лет повязал галстук, который все-таки нашел. И вот наконец публика собралась у входа в гостиницу в ожидании президента и его окружения.

Перед самым заходом солнца мы услышали шум приближающихся военных вертолетов. Они приземлились на голой площадке как раз возле гостиницы. Выйдя из вертолета, президент и его супруга долго приветствовали собравшихся, расточали улыбки и обменивались рукопожатиями.

Когда президент вошел в гостиницу, местный депутат парламента Джеймс Маруатона сообщил мне, что высокие гости вскоре будут готовы к просмотру слайдов. Мы еще раз проверили, работает ли проектор и удобно ли расставлены кресла в конференц-зале. Затем пришло сообщение, что президент и его свита направляются к нам. Мы с Джулией стояли у входа, и глава государства крепко пожал мне руку и сказал:

– Приветствую вас, господин Большой лев.

Я сразу почувствовал себя свободнее, представил президенту и его супруге Джулию, и презентация началась.

Пока я говорил, в зал набилось столько народу, что яблоку негде было упасть. За полчаса я поведал всю львиную сагу, приправив ее множеством удивительных историй – например, о том, как львы спасли меня от нападавшего леопарда или как Рафики и Фьюрейя водили меня к своим новорожденным детенышам, – и закончил свое повествование смертью Батиана. После моего сообщения президент и люди из его окружения засыпали меня вопросами, а затем глава государства выразил надежду, что Салу и Тану ждет необыкновенное будущее и что в один прекрасный день они произведут на свет новое поколение львов – потомков прайда Адамсона.

По завершении презентации президент и его супруга сердечно поблагодарили нас с Джулией, и мы тепло распрощались с высокими гостями. Затем Питер повел нас в бар, где нас ожидали заслуженная выпивка и несколько добрых друзей; в их числе был Бейн Сеса, глава иммиграционной службы региона. Нас тепло приветствовали, поздравили с успешно прошедшей презентацией и вручили бокалы ледяного пива. Сесу изумил мой вид – он-то привык видеть меня запыленным и в шортах, а тут я появился в длинных брюках, чистой рубахе и при галстуке! Посмеиваясь, он дружески похлопал меня по спине. Видно было, что он гордится мной.

Наконец пришла пора расставания, и мы пустились в долгий обратный путь, окрыленные успехом. Еще бы: нам представилась уникальная возможность лично довести до сведения президента, как мы обеспокоены будущим этих земель и их обитателей. И вот еще что: президента Ботсваны традиционно называют "Таутона", что значит "Великий лев". Следовательно, здесь, как и во многих других странах и культурах, лев почитается символом могущества и власти.

Глава седьмая

МЕЖДУ ПРОШЛЫМ И БУДУЩИМ

Провозившись чуть больше недели, я с помощью Джиппи из Шаше, Бинго из "Хатари" и своих друзей из заповедника Чартер связал все, что осталось от забора старой "Таваны", и перевез в соответствующие три лагеря, чтобы мои друзья могли оградить свои жилища от хищников, которых привлекала идущая к скважинам на водопой дичь. Кроме того, ограда могла послужить защитой и от слонов, которых гораздо больше, чем в предыдущие зимы, тянуло к имевшимся в лагерях источникам воды.

Питсани и другие естественные водопои совсем пересохли. На площади свыше двухсот квадратных километров – куда входили и владения моих львов – остался один естественный источник, так называемая "Новая Англия", как его окрестили в прошлом столетии белые первопроходцы.

Это не высыхающий ни при какой засухе родник как раз на границе с районом Тули-сафари, находящимся уже на территории Зимбабве. В пик засухи, когда уровень грунтовых вод был рекордно низким, здесь, под сенью фигового дерева, вода по-прежнему выбивалась, клокоча и наполняя лужицы, которые поддерживали существование тысяч животных.

Порою мне случалось встречать близ источника Дэвида Мупунгу, неутомимого директора заповедника Тули-сафари. Мы шли туда, где пульсировало это крохотное сердце диких земель, и, отдыхая возле мини-оазиса, обсуждали ситуацию на подконтрольных нам территориях по обе стороны границы. В это время Дэвид пытался справиться с массовым вторжением домашнего скота в свой заповедник. Тысячи ослов, козлов, коров и прочая живность, принадлежащие скотоводам Шаше, нелегально паслись на заповедных землях, подчистую съедая зимний корм диких животных. Мы поначалу успешно сдерживали ежегодные вторжения домашнего скота с другого берега Шаше. Наши сообщения подтолкнули правительство к действию, и расквартированная на наших землях часть ботсванских сил обороны взяла ситуацию под контроль. Сначала зимбабвийским скотовладельцам направили предупреждение, что скот, обнаруженный на территории Ботсваны, будет отстреливаться. В подкрепление этих слов солдаты и в самом деле подстрелили несколько коров, тем самым вынудив хозяев отогнать свои стада назад в Зимбабве. Дэвид же, чей заповедник располагался на территории этой страны, не мог пойти на столь решительные меры, как отстрел скота, принадлежащего его же соотечественникам, – за этим непременно последовало бы возмездие. Приходилось ему с егерями самому выгонять скот из заповедника.

Дикие звери оказались на удивление жизнестойкими – очень мало их погибло по причине засухи, чего не скажешь о домашних животных – те мерли как мухи. Хуже приходилось диким зверям, обитавшим на маленьких частных фермах по разведению дичи на севере Трансвааля.