Текст книги "Вальс одиноких"
Автор книги: Галина Врублевская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глеб редко приглашал приятелей к себе. Вмешательство Валерии в их заоблачные споры, принюхивание к дыму от сигарет – не марихуана ли? – не нравилось юным философам. Почти все они были моложе Глеба, кто на пять лет, а кто и на все десять. Однако Глеб ощущал себя их ровесником.
В тот день Валерии в доме не было, она уехала на несколько дней в столицу по издательским делам. А накануне в компании образовался повод для празднования. Картина одного из них получила диплом на престижной выставке, и там же известный коллекционер купил ее за приличные деньги – редкостная удача. Но дело было даже не в деньгах. Это была победа – победа духа над материей. И каждый член кружка чувствовал себя причастным. В их среде не было места зависти. Каждый знал, что он тоже может создать шедевр, надо только захотеть. Событие решили отметить у Глеба. Настроение в компании было приподнятым. Вечер начался привычно: кто-то курил травку, кто-то потягивал пиво. И тут лауреат выставки раскололся, что писал картину под кайфом. Ему не поверили. Знали не понаслышке, что все «наркотические» шедевры выглядят скучными, неумелыми поделками.
– А я вам сюрприз приготовил, – возразил виновник торжества. – Сейчас достану из холодильника, а вы пока чайник кипятите.
Не спрашивая разрешения, он водрузил на стол большое фарфоровое блюдо, подаренное Валерии фондом Союза писателей на пятидесятилетие. Затем принес полиэтиленовый пакет и вывалил на блюдо горку конфет – крупных желтых шариков, посыпанных крупинками зеленоватой пудры.
– Кто еще не пробовал, извольте вкусить, не робейте, – сделал он широкий жест. – Это маджун – высушенная толченая конопля. Только не переборщите!
Глеб с легкой опаской положил шарик на язык Ничего особенного, обычная конфетка, может, слишком приторная, но есть можно. Какого-то особенного кайфа Глеб не почувствовал. Напротив, голова стала яснее прежнего. Юбилейное блюдо сестры Глеб видел и прежде, но только сейчас заметил, какие у него витиеватые, золотистые ручки. Сейчас каждая завитушечка жила сама по себе. Интересно, подумал Глеб, чем сделан золотой колер? Желтым этого не достигнешь. Парень взял следующую конфетку. Витая ручка отделилась от блюда и повисла в пространстве. Блюдо завибрировало и тоже воспарило как воздушный змей. Вот она, ожившая душа вещей! Вместе с блюдом от Глеба уплывали волшебные конфетки. Он потянулся за ними и тоже взмыл в воздух. Как, оказывается, все просто. Он может летать! Ребята тоже распластали руки, будто летели, хотя они лежали на полу или жались к стенам в нелепых, неестественных позах. Глеб зачерпнул еще горсть конфет. Мир совершенно преобразился. Послышался звук колоколов, ритмичный стук бубна. Вместо блюда светящийся шар расширялся в пространстве. Вот уже и сам Глеб стал этим шаром. Сам катился, и вертелся, и пылал. Глеб уже не понимал, где он. Да и не важно! Это было царство любви и восторга параллельного мира Кастанеды. В какой-то момент в это царство вклинилась Валерия и тоже поплыла рядом с Глебом. Она то раздувалась, то становилась совсем малюсенькой, кружась в хороводе желто-зеленых шариков. Затем шарики как-то неприятно ожили, стали шнырять там и тут, шевеля шестипалыми лапками, будто гнусные насекомые. И норовили коснуться колючими шерстинками лица Глеба, заползти в рот, ноздри. Ему стало страшно.
Глеб не знал, сколько прошло времени. Очнулся он в незнакомой комнате с выкрашенными голубой краской казенными стенами. Рядом с ним на медицинской стойке была укреплена капельница, и бесцветная жидкость медленно стекала по светлой, прозрачной трубочке через широкую иглу прямо ему в вену. Глеб застонал.
– Не шевелись, игла выпадет, – сказала Валерия Алексеевна. Она сидела на стуле рядом с кроватью.
* * *
Глебу изрядно не повезло. Он, как сказал бы Дон Хуан, совершил плохое путешествие. Глеб так увлекся красивыми шариками, что ухватил их больше всех. За что и поплатился. Принял через край! От передозировки он мог погибнуть, и товарищи вряд ли спасли бы его – все они были невменяемы в тот момент, когда у него почти остановилось сердце. Валерия Алексеевна будто предчувствовала недоброе. Она даже не осталась в Москве на презентацию антологии, а сразу после получения гонорара села на «Красную стрелу» и ранним утром была в Питере, в своей квартире.
Глеб провел в клинике мучительный месяц. Вначале считал происшедшее случайностью, корил себя за недосмотр: как человеку искушенному ему следовало бы заметить черту, которую нельзя преступать. Выходит, его подвела самоуверенность. Или… или затянувшееся баловство с дурманом не прошло бесследно. Один шаг отделял Глеба от тех, "кто лежал за стеной палаты. Врач устроил ему экскурсию: обтянутые кожей скелеты без признаков пола, черные круги под глазами, нарывы на исколотых руках, патлы выпадающих волос… Это были наркоманы в последней стадии болезни. Глеб тоскливо молчал, когда сестра Валерия отчитывала его: еще были свежи в памяти собственные физические страдания. И впервые пришло осознание, что он зависим от нар котиков. Подвело к страшному выводу общение с психологом, но когда больной признает, что проблема есть, еще не все потеряно. Глебу сказали, что он сможет вернуться к нормальной жизни, если полностью откажется от наркотиков, включая и курение травки. Он готов был сделать этот шаг, но хватит ли у него сил?
Силы были у Валерии Алексеевны. Она знала, что причитаниями да выговорами делу не поможешь. Медики восстановили организм Глеба, но психологическая зависимость от стимуляторов еще была сильна. Требовалась поддержка специалистов. Дома Глеба ожидал подарок: сестра положила перед ним абонемент – «Духовные практики – тренинги и семинары». Ниже шел перечень предметов и тем. Среди прочих – психосинтез, работа со сновидениями, пророчества – упоминались и психопрактики Кастанеды. Вел занятия американский психоаналитик-гештальтист.
О гештальтистах Глеб слышал впервые. Валерия Алексеевна тоже толком не знала, кто это такие. Специалисты ей сообщили главное: на этих занятиях участники без наркоты и всякой дури проникают в свой внутренний, бессознательный мир и учатся управлять им. Говорят, оттуда все выходят обновленными людьми.
Глеб с недоверием вертел абонемент:
– Дорого, Лера?
– Лучше не спрашивай. Американцы даром работать не станут.
– Ты что же, блюдо свое продала? – Глеб заметил, что из серванта исчез фарфоровый шедевр.
– А что о нем печалиться, только место занимало, – отшутилась Валерия Алексеевна. Воспитание брата она решила отложить на потом и скрыла, что обнаружила любимое блюдо разбитым.
Глеб поцеловал сестру в щеку. В общем-то тренинг обещал быть интересным.
Сестра умолчала не только о блюде. Ей пришлось продать машину, которую она в свое время получила бесплатно, как инвалид. Теперь Валерии, с ее маленьким росточком и слабыми ногами, предстояло вновь привыкать к общественному транспорту. Но об этой жертве Глеб узнал позднее.
Сейчас ему оставалось только подъехать по указанному адресу, подписать договор и предъявить справку, что он не состоит на учете в психдиспансере, – это было непременным условием для участия в «Духовных практиках». Благодаря сестре Глеб избежал учета в диспансере, Валерия Алексеевна дальновидно обратилась в платное учреждение. Так что и ее гонорар, и деньги, вырученные за машину, целиком ушли на лечение брата.
Бывший Дом культуры находился в пяти минутах ходьбы от Финляндского вокзала. Обветшалое здание казалось заброшенным, но внутри кипела жизнь. Правда, не та, что прежде. Давно закрылись кружки пения и танцев, художественных промыслов и шитья. Теперь процветала платная курсовая система: люди приходили сюда, чтобы овладеть нехитрым ремеслом. Но успехом пользовались и курсы, практическая целесообразность которых была под вопросом" – семинары по астрологии, занятия по экстрасенсорике и хиромантии. Глеб поднялся на последний этаж, где располагался психологический клуб.
И первым, кого он встретил в коридоре, был Владимир Амосов.
– Влад, а ты что тут делаешь? – с радостным изумлением воскликнул Глеб.
Владимир дружески потряс протянутую руку и охотно пояснил:
– Забыл, что я артист по образованию? Сейчас все играют. Кто разыгрывает судьбу, бегая по астрологам Кто верит в волшебную силу магии. Кто увлекается ролевыми играми. Вот этим людям я и помогаю.
– Не понял? Ты что, астрологом заделался или магистром-колдуном?
– Нет. Я теперь бизнесмен от психологии. Организовал клуб личностного роста. Вот думаю, как его назвать. Может, реанимирую название нашего театра с небольшой добавочкой. Как думаешь, «Одинокие журавли» пойдет?
– Почему «одинокие»?
– Понимаешь, Глеб, к нам в основном приходят люди, которые не вписываются в реальность, чувствуют себя одинокими. Однако народ развитый. Магами-экстрасенсами их не удивишь. Они сами хотят овладеть практиками влияния, чтобы изменить свою жизнь. Это важно – уметь привлекать удачу. Хочешь денег – получишь их. Нужно здоровье пожалуйста. Счастья – упейся.
– Слишком примитивная реклама!
– Вовсе нет. Духовные практики, тренинги кардинально меняют людей. А ты, кстати, здесь какими судьбами?
Глеб слегка смутился, отвел глаза в сторону. Он уже догадался, что клуб Амосова и есть то место, куда он шел.
– Я – тот самый, кто желает упиться счастьем, – сыронизировал Глеб.
Владимир заметил смущение младшего друга и постарался сгладить ситуацию:
– Да ты, Глебыч, не стесняйся. Сейчас многим приходится кризис преодолевать. Я сам, когда театр мой погорел, два месяца в тоске тонул. Точнее, водкой горе заливал. Хорошо, приятель вывел на психотерапевта. Тот провел со мной двадцать сеансов, а потом, когда я пришел в норму, надоумил клуб организовать. Ну ладно, меня дела ждут. На занятиях встретимся, пообщаемся.
Владимир скрылся в преподавательской, а Глеб, отдав секретарю справки, отправился домой. У него зародилась надежда, что занятия в клубе личностного роста изменят и его жизнь. Глеб понял, что это не обычные просветительские курсы, зато полученные знания могли оказаться полезнее любых профессиональных навыков.
2
Приходилось ли вам наблюдать, как рушится здание? Отпал кусок штукатурки, вывалился кирпич-другой, слетела с петель дверь. И вот уже зияющий пустотами окон фасад грозит обрушиться на землю. Дом Иветты разлетался на куски также стремительно: ушел муж, умерла мать, отдалились дети. Трех лет хватило для полного краха.
Первым из родительского гнезда выпорхнул Сергей. Жизнь оказалась для него лучшим воспитателем, чем родители. Ампутация пальца, следствие памятного ожога, притормозила его вечные скачки. В театре Амосова Сергей нашел себя, обозначился его профессиональный интерес. Обслуживая спектакли, юноша освоил акустическую аппаратуру, лихо модулировал, миксировал и проделывал другие хитрые штуки со звуком. Также, пользуясь студийными магнитофонами, записывал для себя и друзей популярные хиты. Со временем Сергей стал делать кассеты известных исполнителей на продажу. И поскольку лицензиями и соглашениями Сергей не обременялся, побочный заработок оказался выше основного. Когда «Журавли» канули в Лету, Амосов за бесценок продал аппаратуру оборотистому мальчишке – сыну бывшей одноклассницы. Так в восемнадцать лет Сергей стал бизнесменом и в этот же год женился. Избраннице, той самой Лене из больницы, едва минуло шестнадцать. Почти одновременно со свадьбой у молодых родился ребенок. Сергей перебрался к жене.
Вначале Иветта переживала из-за ранней женитьбы сына, но потом смирилась. Успокоила себя, что непоседе Сережке брак будет во благо, оградит от опасных приключений. Внук Сашенька превратил сорокалетнюю Иветту в молодую бабушку. Но воспитанием Сашеньки занимались юная мама и другая бабушка, а Сергей умело зарабатывал на жизнь. Ныне Сашенька уже начал разговаривать.
Аня, фактически не покинувшая дом, была от матери еще дальше, чем Сергей. Она демонстративно отстранилась от Иветты после отцовского ухода. Однажды бросила, что никогда ее не простит. Выяснилось, что Валентин, выгораживаясь, чернил Иветту Первую атаку за ее спиной он совершил в тот давний вечер на озере, когда сам был пойман с поличным. Он заявил Ане, будто ее садистка-мать пыталась его убить, чуть не задушила подушкой. Только спустя три года Аня решилась спросить у Иветты напрямик: «Это правда?» Объяснения застряли в горле Иветты. Аня оценила заминку матери как подтверждение правоты отца. Откровенного разговора так и не получилось.
Материально Аня уже не зависела от Иветты. Она училась на матмехе университета и делала деньги на своих знаниях. Выполняла чужие задания по математике, писала контрольные работы за нерадивых, составляла компьютерные программы. И это было для девушки гораздо проще нудного репетиторства, которым она подрабатывала в школе. Она не любила своих подопечных. И чувство легкой брезгливости к тупым ученикам припечаталось к ее привлекательному липу. Светлые, всегда безукоризненно чистые волосы не скрывали выпуклый умный лоб. Нос, резко очерченные губы – все имело правильную, завершенную форму. Даже очки ее не портили – Анна могла бы составить конкуренцию фотомодели с витрины элитного магазина оптики. Тонкая изящная оправа удивительно подходила к ее лицу, стекла увеличивали стальные, с легкой просинью глаза, взгляд которых был тверд и ясен. В одежде она была непритязательна: неизменные джинсы, облегающие кофточки и майки, подчеркивающие небольшие, по-спортивному упругие груди.
Каждый визит Валентина углублял трещину между Анной и Иветтой. Он никогда не упускал случая кинуть камешек в огород бывшей жены, чаще всего незаслуженный. В таких случаях говорят: настраивал против матери. Изредка он делал Ане эффектные подарки: золотую цепочку, магнитофон, фирменную спортивную сумку адидас. Иветта не разделяла дочерних восторгов, иногда даже позволяла себе заместить, что сапоги в данный момент были бы нужнее. Аня поджимала губы, гордо вскидывала голову и молча выслушивала резоны матери. Высокая, стройная – почти на голову выше Иветты, Аня выработала свой, особый стиль поведения. Но иногда и ее прорывало. Тогда она с обидой выкрикивала, что мать вытолкнула отца из семьи, вынудила найти другую женщину. И чем реже встречался с дочкой Валентин, тем явственнее над ним витал ореол страдальца. Отсутствующим родителям легче оставаться хорошими. Иветта не делилась с дочерью сложностями прежней семейной жизни, решив, что Аня вес равно не поймет ее.
Попытки Иветты завести с Аней нейтральный разговор об учебе или друзьях тоже наталкивались на стену. Аня дала понять матери, что та ни в чем не компетентна: ни в математике, ни в современных реалиях. А личную жизнь вообще отгородила высоким забором. Когда Иветта однажды спросила: «Анечка, ты встречаешься с каким-нибудь мальчиком?» – резко ответила, что у них на курсе три четверти – мальчики. И встречается она с ними ежедневно, на занятиях. Иветта отступилась: никому она не нужна. Свобода и абсолютное душевное одиночество вошли в ее жизнь рука об руку.
В один совсем не прекрасный день Аня привела в квартиру парня и заявила, что он будет жить с ней. Это оказался курсант школы милиции, один из тех, за кого Аня выполняла задания по математике. Иветта, хоть и удивленная выбором дочери, старалась быть с новым членом семьи поласковей. Но он держался так же отчужденно, как и Анна: то ли стеснялся непривычной обстановки, то ли был букой по натуре. На кухню курсант выходил редко, неформальную тещу разговорами не баловал. Однако содержимым ее кастрюль и холодильника не брезговал. В остальном хлопот Иветте не доставлял. Все Анины приказы выполнял беспрекословно: сам стирал белье и даже мыл пол в прихожей. Вечерами Аня запиралась с будущим милиционером в комнате, куда матери ходу не было. Только отдельные стуки, визги и выкрики порой доносились до ушей Иветты. И было неясно: бранятся милые или тешатся.
На работе Иветта тоже была одна. Одна в буквальном смысле слова. Фабрика разваливалась, но агония Не продолжалась. Половина цехов бездействовала. Лаборатория качества оказалась никому не нужной, заказов почти не было и заработка, соответственно, Тоже. Сотрудники увольнялись один задругам: кто по сокращению штатов, кто по собственному желанию. Единый организм постепенно распадался на десятки малых предприятий, объединенных лишь обшей территорией. Сама фабрика стала акционерным обществом, но, кроме вывески, ничего не изменилось. Иветта продолжала исправно ходить в обезлюдевшую лабораторию и проводить никому не нужные испытания кожи. Но се седовласый начальник Бузыкин не сидел на месте. Он где-то бегал, о чем-то договаривался. Его стараниями лаборатория превратилась в маленькую мастерскую по обновлению обуви. Иветта, единственная работница, не считая директора Бузыкина и бухгалтера, сидела в маленькой, без окон комнатке. Изредка заходил кто-то из соседей по зданию, просил поставить новые заклепки или укрепить дырочки для шнурков. Вначале Иветта ожидала перемен, но потом поняла, что мастерская эта – ширма какой-то другой организации. Видимо, ее создали для перекачивания неучтенных денег. Ничегонеделание тяготило Иветту. Она разгадывала кроссворды, читала детективы, но вскоре все ей наскучило. Бездумно смотря в стену, нашептывала какие-то стихотворные строки, приходящие в голову. Но какие стихи могут родиться в комнате без окна?
Эту комнатку Бузыкин выбил у правления нового акционерного общества бесплатно, однако посещал редко. Шеф обитал где-то в просторных кабинетах, вместе с юристами объединенного правления, и мастерской интересовался мало. В основном он общался с бухгалтером, описывающим на бумаге работу малого предприятия. Казалось, весь мир забыл об Иветте. Однако два раза в месяц она исправно получала скромную зарплату.
* * *
Воскресенье выдалось пасмурным. Иветта заметила, что именно на выходные погода непременно портилась: пряталось солнце или моросил дождь. Или погожие дни проходили мимо сознания, ибо пасмурно было у нее на душе? Не удавалось даже пообщаться с внуком: невестка увезла Сашеньку к родным, в глухой хутор на островке Финского залива. Полдня поездом, час на автобусе и до острова катером – двух выходных не хватало, чтобы к ним съездить, дорога съедала все время. Поэтому Иветта решила поехать и ближний пригород – манила сентябрьская природа.
Обед на три дня вперед она приготовила еще накануне, можно собираться на прогулку. Иветта еще раз посмотрела в окно. Ну и пусть собирается дождь. Она все равно поедет. Поедет в город Пушкин, он же Царское Село. Да, одной тоскливо. Раньше хоть Жанна составляла компанию для воскресных выходов, но два года назад подруга уехала в Москву за очередным мужем. Даже двух строчек с тех пор не написала – так, звонила, поздравляла с праздниками. А с новыми людьми Иветта сходилась трудно, других приятельниц не завела…
Осенние парки Царского Села наводили на Иветту необременительную, светлую грусть. По этим дорожкам бродил мечтательный Саша Пушкин, здесь родились его первые стихи. И пылкий лицеист читал их перед старым мэтром поэзии – Гаврилой Державиным. Наверное, там, в зале лицея, юноша выглядел порывистым и восторженным. Но здесь, на чугунной скамье, он грустно застыл навеки. В небрежно распахнутом мундире, откинувшись на ажурную спинку скамьи и задумчиво подперев голову правой рукой, юный Пушкин смотрел мимо Иветты. Мысли Иветты тоже застыли, но всколыхнулось горькое чувство одиночества. И губы ее сами собой зашептали строки: «Неуютно бродить мне одной, никому на свете не нужной. Где ты, друг неназванный мой? Где ты, мой невстреченный суженый?»
Стихи Иветты не были обращены к определенному человеку, и в то же время она странным образом знала воображаемого слушателя. Он был и поэтом, и художником, и музыкантом одновременно. Он был захвачен стихией чувств.
Тогда Иветта еще не знала, что в душе каждого живет идеальный образ, созвучный его внутреннему миру. Любой человек ищет отражение этого идеала в реальной жизни. И когда такая встреча состоится, рождается необычное ощущение: «Тебя я увидел, но тайна твои покрывала черты…» На самом деле тайна заключена в нас самих. Стихия невостребованных чувств бушевала в душе самой Иветты.
Неожиданно в грезы Иветты вплелся говор толпы. К памятнику Пушкина приближались экскурсанты. Иветта отступила за дерево: расстаться мгновенно с грустящим поэтом у нее не было сил. Туристы были зарубежные: спортивного вида старички, независимые старушки. Вела группу полноватая энергичная молодая женщина в модном белом плаще. Ее прическа – замысловатое сооружение из высветленных рыжеватых волос, увенчанное черным бантом на макушке, – показалась Иветте знакомой. Еще мгновение – и экскурсовод превратилась в старую школьную подругу.
«Жанка!» – охнула про себя Иветта.
Надо же, приехала в родной город и даже не позвонила! Иветта вышла из-за дерева и встала на видном месте. Жанна, видимо, заканчивала экскурсию – уже отвечала на вопросы. Иветта распознала английскую речь. Молодец, подружка, красивое произношение. Тем временем Жанна сделала небольшое объявление – похоже, отпустила туристов в свободное плавание – и повернулась в сторону Иветты. – Ивка!
– Жануля!
Подруги не виделись два года. Они кинулись в объятия друг друга, расцеловались. Затем медленно пошли по дорожке. «У меня полчаса», – предупредила Жанна. Но и этого времени хватило, чтобы узнать главное: Жанна приехала в Петербург надолго. Оказалось, что в Москве Жанна обжилась неплохо, даже подрабатывает в туристическом бюро. Правда, по Москве экскурсий не водит, там страшная конкуренция, зато иногда сопровождает группы в Санкт-Петербург. Эта поездка была для нее последней в сезоне. Зимой работы не предвиделось, и Жанна решила остаться на зиму в родном городе – соскучилась по его улицам.
Как водится, заговорили о детях. Жанна похвасталась, что ее Роман – владелец мини-типографии.
– Он же на журналиста учился! – припомнила Иветта. – По специальности не работает?
– Ну кто сейчас по специальности работает. Ромка вообще удачно в струю попал. Практику проходил в газетном комплексе, а там как раз типография разваливалась. Как он умудрился кусочек себе оттяпать, понятия не имею. Теперь тиражирует визитки, листовки, этикетки. И дела идут неплохо: расширяться собирается!
Иветта поинтересовалась личной жизнью подруги. Настроение той резко упало. Жанна гневно выпалила в сторону, будто именно там находился виновник ее несчастий:
– Этот подлец вытолкал меня прямо на улицу! Хорошо, еще тысячу баксов отступного бросил. Собственно, из-за развода я и вернулась, – вздохнув, раскололась она.
– Ай-яй-яй, Жануля, ты неисправима!
– Только не надо мне нотаций читать. Сама знаю, что дура. Но почему мне такие мужики попадаются? Надо было Володьку слушать.
– Ты о чем?
– Влад говорил, что мой последний муж – человек ненадежный. Ну, я-то думала, это ревность в нем взыграла. Я ведь тогда отказала Владимиру – он мне перед отъездом предложение сделал.
– Предложение? Ты мне об этом не говорила.
– Ну я же помню твою любовь к нему.
– Это все прошло давно, Жанночка.
– Так вот, я как приехала, сразу ему позвонила. Это вместо прощения. Признала, что он был прав. И Влад обещал мне помочь.
– Снова предложил за него замуж выйти?
– На сей раз нет. Он организовал клуб личностного роста. Основа там – психоанализ, но групповой, а не индивидуальный. И предложил пройти курс.
– Любопытно!
– Я согласилась. Пока деньги есть, можно просветиться-просветлиться. Он пригласил знаменитого американского психолога, интересно ведь… Слушай! А пойдем вместе!
– На тренинг? Я как-то смысла в этих вещах не вижу. Да и денег у меня лишних нет.
– Владимир тебе скидку сделает. Я могу в дол! дать. Ну как?
– Нет. Давай оставим эту тему.
– Ладно. В самом деле, я увлеклась. Может, у тебя жизнь и так полна радостей, а я о тренингах болтаю. Скажи, появился кто на горизонте?
Иветте похвастаться было нечем, и она перевела разговор на семью. Похвалила внука, пожаловалась на дочь: совсем, мол, от нее отгородилась, обвиняет в распаде семьи.
Жанна, уловив, что у подруги не все гладко, вновь стала расхваливать клуб: новый курс начинается в октябре, занятия по вечерам, после работы Иветта задумалась. Жанна соблазняла Иветту разными чудесами, о которых рассказывал Владимир Иветта мистикой не увлекалась, зато чувствовала, что нервы ее на пределе. Везде: дома, на работе – она одна. И не лучше ли по вечерам посещать этот клуб, чем натыкаться в коридоре на пресекающую любой разговор дочь. Вот только как быть с деньгами? Иветта обещала подумать. Тут Жанна взглянула на часы и спохватилась, что опаздывает к автобусу:
– Ой, мне пора. Туристы ждать не любят. А хочешь с нами?
Иветта с удовольствием приняла приглашение. Ехать экскурсионным автобусом было куда приятнее, чем переполненным рейсовым. Она села на последнее, свободное сиденье. Жанна устроилась впереди, на месте экскурсовода. Комфортабельный автобус покатил по гладкому шоссе. Вдоль обочин мелькали крупные красно-желтые шары – аккуратно подстриженные кроны лип и тополей. А из-за облаков даже выглянуло солнце. Вот и мистическое событие налицо: не успела Иветта лишь подумать о курсах духовной практики, как погода улучшилась!
