Текст книги "Ночь с роскошной изменницей"

Автор книги: Галина Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Да. Это был мужчина. – Последовал тяжелейший вздох, потом выдох, а потом она сказала, на его взгляд, глупость несусветную: – Но он не может подтвердить мое алиби, понимаете!

Плавленый сыр пластилином вяз на зубах, подсохший за ночь хлеб больно корябал десны, да еще эти чертовы чаинки хрустели, нагнетая раздражение.

Что же, интересно, это за мужик такой, что не может помочь своей женщине? Как ночь прокувыркаться в постели, так пожалуйста, а как на защиту встать, так…

– Он женат?! – вдруг проявил чудеса сообразительности Снимщиков и даже жевать перестал. – Ты связалась с женатым мужчиной? Фу, Софья Андреевна, не совестно?

– Он не женат. Но… Но собирается. Поэтому мне как-то неловко обращаться к нему за помощью.

Ох, как ей было стыдно! Так стыдно, что она готова была залезть под его выжженный до фанеры стол и отвечать ему уже оттуда. Лишь бы не видеть, как откровенно он ее презирает.

Олег почесал затылок, мысленно хмыкнув.

Подумаешь, жениться собирается! Он вот тоже собирался. И хорошо же собирается, если мальчишники подобные устраивает. Но…

Но это, опять-таки, если верить милой Софье Андреевне. А если нет? А если это она укокошила свою покровительницу, придумала историю про тайного любовника и сидит теперь напротив и ездит ему по ушам. Может такое быть? А то!

– Ну, а от меня что нужно, не пойму? – Олег отхлебнул остывшего чая и поморщился, снова захватив изрядную порцию чаинок. – Алиби есть, но его как бы нет. Любовник есть, но трогать его нельзя, потому что он не может сказать всей правды.

– Не то чтобы… – Вот теперь как раз и наступил тот самый долгожданный момент, когда она должна была озвучить цель своего визита. – Трогать его нельзя в официальном порядке, а в частном можно.

– Ага! Кажется, я догадываюсь, кто должен быть тем самым частным лицом, которое должно переговорить с твоим любовником, – фыркнул Олег, с удовольствием смакуя последнее слово. – Уж не меня ли ты имеешь в виду, милая Софья Андреевна?

– Вас, – выдохнула Соня с чувством.

– А зачем мне это? – Он равнодушно дернул плечом, хватаясь за последний бутерброд в тарелке, вот ведь, с похмелья, оказывается, можно проглотить всякую гадость. – И что это даст? Ну, поговорю я с ним… может быть. Ну, подтвердит он, что вы трах… пардон, встречались минувшей ночью. И что дальше? Что тебе это даст?

– Это важно, поверьте!

– Важно что? – спросил он, не без интереса наблюдая за ее волнением.

Она симпатично волновалась, черт возьми! Кудряшки растрепались. Пальчики подрагивают, нервно переплетаясь. Глаза лихорадочно блестят. Щечки полыхают. Такое славное смятение может кого угодно вдохновить на подвиги.

Но не его, елки-палки! Не его. Потому что он прежде всего мент. И ему прежде всего дорога истина. У него она своя, у нее своя. И в основе ее истины лежит мотив. Мотив, о котором она не обмолвилась ни разу.

– Важно что? Важно для кого? Отвечай! – прикрикнул Олег, забыв на миг, что он не в своем рабочем кабинете, а что сидит напротив девушки в одних штанах с набитым плавленым сыром ртом.

– Важно, чтобы вы мне поверили, – проговорила Соня, как в омут с головой прыгнула.

Оп-па! Вот это она его сделала!!! Вот это мат в два хода называется!

Кто же после такого устоит?! Девочка почти в объятия к нему напрашивается. Не в буквальном смысле, конечно, а в фигуральном. Она же практически ему свою душу наизнанку преподнесла, моля о доверии.

Может он после такого быть мерзавцем? Нет, конечно! Он после этого непременно должен быть героем!

– Вы профессионал! Вы очень умный человек, Олег Сергеевич! – продолжила бомбардировку Соня, еле сдержавшись, чтобы не добавить, как он ей поначалу понравился. – Вы поговорите с Никитой и поймете…

Ага! Стало быть, любовник, пожелавший оставаться инкогнито, имеет все же имя.

Никита!

Интересно, как она его называет: Никитос, Кит, Никитушка? Тьфу ты, черт, ну что за мысли?! Какая, на фиг, ему разница, как она называет того, с кем провела минувшую ночь и кто не желает защитить ее? А защищать должен. И все потому, что он профессионал и что, оказывается, очень умный человек.

Скажите пожалуйста! Наконец-то его достоинства оказались признанными, и кем? Преступницей! Теперь, получается, беглой преступницей.

Так, стоп. Пора по тормозам, а то так весь белый свет можно отправить за решетку. Для начала не мешало бы узнать, как дело обстоит в действительности. Надо позвонить ребятам в отдел и узнать, что там произошло в квартире Сочельниковой Анны Васильевны. Но прежде чем двинуть в прихожую к старому аппарату, висевшему над тумбочкой, он не удержался и спросил:

– А почему было не обратиться за помощью к Липатову… в частном порядке, а? Мне кажется, он был бы рад оказать тебе подобную услугу.

– Зато я не была бы рада. – Соня мотнула головой, отворачиваясь к окну. – Он не так умен, как вы. Не умен и очень навязчив.

Ему бы возмутиться, обидеться за коллегу, а он позлорадствовал. Вот тебе, Вадик, как воздается за весь твой ловеласовский пыл. Наверняка думал, что Грищенко Софья Андреевна от тебя в восторге, как все остальные безмозглые куклы. А она вот возьми да во вражеский лагерь подайся. И не к кому-нибудь, а к самому Снимщикову, который готов был ее…

Олег снял телефонную трубку, заученно набрал номер и долго ждал, когда ему ответят. Потом младший следователь Игорь Гайкин невнятно мямлил минут пять про то, что все на выезде, что он не в курсе и что у него дел по горло, за которые с него три шкуры сдерут, и вместо того, чтобы разгребать все это добро, он отвлекается.

– Липатов где? – не выдержал Снимщиков, повысив голос.

– Где-то по коридору мотается. Хотите, найду? – обретя надежду, оживился Игорек.

– Хочу!

– Уже бегу!

Бегал он так же, как и говорил. Снимщиков устал стоять в прихожей, рассматривая себя в старом зеркале. Наконец кабинетная дверь у Гайкина хлопнула, и через секунду Липатов произнес:

– Слушаю, Олег.

– Привет для начала, – проскрипел недовольно Снимщиков, рассмотрев вдруг, что не так уж он и строен. Во всяком случае, пару килограммов не мешало бы согнать. – Что там у Сочельниковых снова?

– Снова труп, прикинь! – Вадим тяжело вздохнул. – Хорошо, что хоть преступника видели соседи, а то бы ты опять к той девчонке докопался. Поэтому звонишь?

– И поэтому тоже. – Олег не стал спорить, только покосился в сторону кухни. Соня не подавала признаков жизни, может, прислушивалась к разговору. – И кого же видели соседи?

– Мужчину! – поделился своей радостью Липатов. – Не все спали, оказывается, в эту ночь как убитые.

– Это ты на кого намекаешь?

– На тебя, на кого же еще! Звонил минут десять, бесполезно. Или ты снова к Таисии вернулся?

– Нет, дома был.

– А чего трубку не брал?

– Да не слышал, чего пристал! Давай по существу, что за мужика видели? Еще один бомж? Приметы есть или так, вода одна? – Снимщиков снова оглянулся себе за спину и, понизив голос почти до шепота, спросил: – Как думаешь, это ее сообщник?

– Чей? – не понял Липатов, потом до него дошло, и он поспешил возмутиться: – Опять ты за свое! Чего ты прицепился к этой Грищенко?! Всем давно понятно, что она не убийца! Один ты все никак не угомонишься. О чем только думаешь, не знаю!

– Я думаю, что это мог быть ее сообщник, – преподнес он Липатову свой сарказм в виде версии и тут же раздраженно бросил трубку.

И зачем так сказал, спрашивается? Ведь только сказал, как тут же сам во все и поверил. Чтобы не заходить слишком далеко, вернулся на кухню. Глянул сердито на притихшую гостью и, уперев кулаки в бока, которые с чего-то вдруг показались ему несколько заплывшими, грозно потребовал:

– А теперь я хочу, чтобы ты мне все рассказала про этого своего Никиту!..

Глава 10

Весь остаток прошлого дня она посвятила безделью. Нет, сначала вытерла обналиченную солнцем пыль со стола и телевизора в гостиной, а потом ничего не делала. Вообще ничего!

Притащила из кухни блюдо с черешней. Поставила на диван, уселась рядом, щелкнула пультом телевизора и часа три просидела так, не вставая. Только успевала косточки сплевывать да каналы переключать. А потом и вовсе телевизор выключила, сделав вывод, что чем больше программ предлагается к просмотру, тем меньше вероятность отыскать там что-нибудь стоящее. Телевизор выключила и продолжила сидеть, время от времени таская из блюда черешню за тонкие палочки.

От такого неподвижного, богатырского просто сидения можно было запросто свихнуться. Особенно от того, какие мысли посещали ее в это время.

И о чем и о ком она только не успела подумать. Одергивала себя раз тридцать и посылала саму себя хоть куда-нибудь и хоть что-нибудь сделать.

Ведь пойти было куда.

Можно было пойти, к примеру, на кухню и протереть грязное кофейное пятно на газовой плите. Или в бассейн отправиться. Благо он был почти рядом, всего одна остановка на автобусе и минут пять ходьбы. Влезть в теплую воду и наплаваться до изнеможения, до судорог в мышцах, до тупого равнодушия.

Но из дома выходить не хотелось. Хотелось просто сидеть, смотреть в одну точку и думать, думать, думать.

Корысть…

Олег Сергеевич подозревает ее в корысти. Считает, что она способна убить за несколько десятков метров жилплощади, пятнадцать соток земли, дом в пригороде, пару пакетов акций, две шкатулки с драгоценностями и несколько торговых точек. Это много или мало для убийства, интересно?

Она никогда не считала добро Анны Васильевны, всегда тяготилась ее опекунством. И как могла, скрывала от своих родителей, что и в каких размерах для нее делается Сочельниковой. Они до сих пор не знали, к примеру, что эту квартиру Анна Васильевна давно оформила на Сонино имя. Родители до сих пор думали, что она эту квартиру снимает. Все уговаривали ее вернуться домой…

Как поведет теперь себя Анна Васильевна? Как распорядится своим состоянием после смерти Тани? Лишит ее наследства, начав подозревать на пару со Снимщиковым? Или оставит все как есть?

Господи, гадость какая!

Ведь наверняка подобными мыслями руководствуется Снимщиков Олег Сергеевич. И они совсем не кажутся ему кощунственными. Они ему кажутся вполне реальными, толкнувшими ее на преступление. Отсюда и его грязные намеки на скорую смерть Анны Васильевны. Как язык только поворачивается!

При такой симпатичной внешности такое отвратительное нутро у этого Олега Сергеевича. Никита никогда бы так о ней не подумал. Он, наоборот, всегда считал ее немеркантильной, непрактичной и совершенно лишенной житейской хватки. Так же думала о ней Анна Васильевна… до недавнего времени. Что-то станет думать теперь?

А Никита, наверное, будет счастлив со своей девушкой. И этот посланный им воздушный поцелуй в ее сторону, скорее всего, ничего не значит и…

В дверь постучали в тот самый момент, когда она собиралась долго и всласть поплакать. Уже пару раз шмыгнула носом, поискала взглядом носовой платок, отодвинула подальше к краю дивана блюдо с черешней, и тут этот осторожный, почти условный стук.

Если это противный Снимщиков, решила Соня, то не пустит его к себе и пошлет к черту. Если прилипчивый Липатов, сделает это в два раза быстрее. Если Анна Васильевна, то бросится к ней на грудь и совершит задуманное – наревется-таки от души.

За дверью не было ни первого, ни второго, ни третьей.

За дверью стоял Никита и без улыбки, со странным смешанным выражением обиды и упрека смотрел на нее.

– Ты?! – Соня отступила на пару шагов, оставив дверь открытой. – Зачем ты здесь?!

Не говоря ни слова, он вошел. Громко хлопнул дверью, привалившись к ней спиной, и выдохнул с волнительной хрипотцой:

– Привет, Сонька. Как ты?

– Я?

Она стояла перед ним как дура. В одном тапке, потому что второй потеряла, когда брела в прихожую, не разбирая дороги из-за подступивших слез. В тонких трикотажных шортах до колен и нелепой футболке с нелепой клоунской мордой во всю грудь. Волосы привычно по-домашнему зализала, перехватив костяной заколкой. И лоб оказался открытым, а ей так не шло, она знала точно.

– Ты, ты, малыш! Как ты? – Никита медленно двинулся к ней и все говорил и говорил: – А я скучал! Сильно скучал. И все думал, как ты тут? Ты все такая же красавица, Сонька. Пока не видел тебя, думал, все прошло. А там, в кафе… Ты смутилась, так?

– Да.

Она закрыла глаза. Никита подошел совсем близко и касался теперь своим подбородком ее волос. Он очень тяжело и часто дышал. Наверное, она дышала так же. И все хотела, чтобы он скорее ее уже обнял. И забыл хоть ненадолго свою гламурную красавицу, потому что он тут с ней. А он все продолжал задавать какие-то нелепые вопросы, совершенно не понимая, что она задыхается от одного его запаха.

– Почему ты смутилась? Из-за босоножек?

– Да.

– Я так и думал. Ты смутилась из-за хлястика, который подсунула под пятку. И еще из-за юбки, что помялась, так?

– Да, да!.. – Слезы в глазах не просто кипели, они разрывали кожу зажмуренных век.

– Ты все такая же смешная, Сонька! Ничего не изменилось… Ничего… И ничего не прошло, слышишь?

– Да. – Ожидание его рук на себе стало таким болезненным, что она всхлипнула, повторив: – Да, не прошло!

– Ты по-прежнему любишь меня? – Его палец коснулся нелепой клоунской морды на ее футболке и сделал абрис чудовищного клоунского оскала. – Смешная рожица… Ты разлюбила меня, Сонька?

– Нет.

В тот момент ей не надо было зажмуриваться. Ей следовало смотреть во все глаза на него и не пропускать, не подпускать, не позволять, а она позволила.

Чувства, от которого она едва не сошла с ума, было слишком много даже для двоих. Никита опешил и пару раз в шутку назвал ее бесстыжей распутницей, но не противился ничему. И она не противилась тоже. Ее все, кажется, устраивало.

Лишь потом, когда неизбежный момент истины наконец-то наступил, она его спросила:

– А зачем же тогда?!

– Что зачем? – Сильные руки Никита задвинул под подушку и, лежа на животе, со странным хитрым выражением рассматривал ее.

– Зачем же тогда все это?! – она обвела рукой территорию собственной спальни, свесила ноги на пол и поспешила отодвинуться от него подальше. – Зачем тогда все это было нужно?!

– Что «все»? – хитрость вытеснила откровенная лень, и Никита сонно зевнул. – Разве тебе было плохо?

– Нет, но…

– Вот видишь! А что еще нужно, милая? Ну, зачем, скажи, надо что-то непременно выяснять, усложнять, анализировать?! Зачем непременно портить славный миг, подаренный нам судьбой? Что за странные существа женщины! Непременно им мотив подавай. А если мотив всего лишь один…

– Какой? – перебила его Соня, обидевшись до такой степени, что снова чуть не разревелась. – Похоть? Это мотив?!

– Ну-уу, начинается! – Никита досадливо поморщился. – Давай договоримся… Мы провели с тобой время, так?

– Так.

– Нам было очень хорошо, согласна?

– Согласна.

– И мы ничего не станем выяснять ни сейчас, ни потом, идет?

– Шло бы, да… – Она закусила дрожащую губу с досады. – Да не лезет ни в какие ворота, Никита!

– Почему? – удивился он, ну просто совершенно по-детски.

– Да потому что ты женишься, черт тебя побери!!! – закричала она.

– И что с того?! – тоже повысил он голос. – Ну, женюсь, и что?! Ты от этого не стала менее привлекательной! Не стала менее сексуальной! И желаю я тебя от этого не меньше!

– А как же она? Твоя девушка? – Нет, она совершенно ничего не понимала и понять была не в силах в тупой мужской философии полигамности. – Она с тобой совершенно согласна? Что скажет она, узнав об этом?

– Но она же не узнает! – фыркнул Никита раздраженно, обеспокоенно заворочался, уставился на Соню, теперь уже с подозрением, и сказал: – Мы ведь ей ничего не скажем, так?.. Ты ведь не расскажешь ей о нашей милой шалости, Сонька?

– Нет, не расскажу, – мотнула она растрепанной головой. – И мне кажется…

– Что, малыш? – Никита моментально успокоился, вытянул обе руки к ней, призывно шевельнул пальцами, как ребенку, стремящемуся сделать свои первые шаги, и сюсюкнул: – Иди ко мне, моя крошечка. Мой котеночек… Так что нашей детке кажется, а?

– Детке кажется, что тебе давно пора… пойти отсюда к черту!..

И она его выгнала. Выгнала, как много лет назад, когда он еще не был столь циничен и беспринципен. И долго мучался и, кажется, страдал, когда признавался, что оставляет ее в России.

Выгнала, тут же бросилась в душ. И простояла там с полчаса, умываясь прохладной водой и слезами. Потом вернулась в спальню и принялась срывать с подушек наволочки, с одеяла – пододеяльник, с матраса – сморщившуюся от их неистового греха простыню.

– К черту! Пускай катится к черту… – шептала она со злостью.

С неутихающей злостью гремела ящиками комода, доставая новый постельный комплект. Нарочно выбрала новехонький, с этикеткой, белоснежный. Тончайший батист еле выдержал ее прессинг, поднажми она немного, точно бы рассыпался на нити.

– Разве могу я после всего этого обратиться к нему за помощью?! – не очень внятно пробормотала Соня, избегая смотреть в сторону Снимщикова.

Многие подробности она в своем рассказе, конечно же, опустила. О чувствах, к примеру, желаниях и безрассудстве, толкнувших ее в непонятно с чего распахнувшиеся объятия Никиты. Но он и сам был не дурак – Олег Сергеевич, – он же понял все моментально. Понял и не поддержал, а осудил ее стопроцентно, – глаза посматривали колко, без сочувствия.

– Нет, ну а от меня что тебе нужно? От Липатова ты сбежала – надоел, говоришь. К Никите обратиться за помощью нельзя, он мерзавец.

– Я так не говорила! – тут же поспешила вставить Соня, еще подумает, что она бывшему жениху подобным образом мстит, а зачем ей это.

– Ладно, не говорила, но он же мерзавец, коли поступает так с двумя женщинами одновременно, – резонно заметил Снимщиков, катая по столу вчерашнюю пробку от бутылки.

Как не углядела ее глазастая Софья Андреевна, прибираясь, непонятно. Может, умышленно оставила для него? Чтобы он смятение чувств своих обнажал, тем самым позволяя ей в себе разобраться?

Черта лысого, как сказал бы школьный товарищ Саня! Черта лысого вам, Софья Андреевна!

Нет у него никакого смятения и смущения нет. А есть некрасивая сторона мужской сущности, которая похотливым глазом смотрит сейчас на нее совсем не как на подследственную, и уж тем более не как на женщину, нуждающуюся в его защите. А смотрит просто, черт побери, как на женщину, и все! И все-то ему с похмельной его головы в ней нравится и кажется возбуждающим. Да так, кажется, что чуть ниже ремня его штанов стало горячо и непереносимо туго. И не хотел, да позавидовал Липатову. Тот бы давно разрулил ситуацию под себя, не позволяя гормонам задыхаться. Даже если бы и помочь не сумел.

Кстати, а он-то сможет ей помочь? Вернее, захочет ли? Нужно ему или нет с такой дамочкой возиться? Особенно после того, что она привнесла в его жизнь.

Хотя, с другой стороны…

Он ведь не собирался отказываться от этого дела, так? Так!

Собирался всеми силами и правдами доказать ее виновность, так? Абсолютно верно! Почему тогда ему должно мешать ее присутствие? Не должно!..

Но мешать будет, не смог не признать Снимщиков, снова вытаращившись на ее голые коленки. Была бы ну хоть чуточку неказистее, ну хоть на пару килограммов толще, да на десяток другой завитков бы ей в волосах поменьше, да имечко потривиальнее. А то ведь не как-нибудь, а Софья!

– И что, по-твоему, я должен сделать? – прокашлявшись, нарушил он тягучую, будто патока, тишину.

– Найти убийцу, – пискнула она и посмотрела на него с преждевременной благодарностью. – Вы ведь сможете, Олег Сергеевич.

– А если нет, что тогда? К тому же ты поспешила удрать из дома! Кто-то из соседей Сочельниковой видел мужчину, предположительно убийцу, выходящего из ее подъезда. Сейчас идет работа со свидетелями. Составляется фоторобот, так что… Тебе не о чем беспокоиться…

Кроме его собственного подозрения в ее адрес, – добавил он уже для себя.

– Пускай! – заупрямилась вдруг она. – Мне важно знать, кто это, понимаете!!!

– Найдут его и без нас с тобой, – проворчал Снимщиков, встал с табуретки и побрел прочь с кухни.

Сидеть с ней совсем рядом стало просто невыносимым. Мало того, что коленки и локти голые, так еще пахло от нее, как… Черт, как в мартовскую оттепель, когда к вечеру чуть схватывает морозцем, когда фиолетовое небо, когда тонкий хруст под ногами обещает скорое тепло, и звеневший целый день ручей тихо дремлет под прозрачной паутиной льда…

Софья тихо брела за ним следом, настырно бубня ему в спину:

– Найдут, но не того!

– Почему это? – вяло огрызнулся Снимщиков.

– С чего это вдруг так много преступников развелось и все непременно по бедные души Сочельниковых? Я не верю, что там был какой-то бомж.

– А во что ты веришь?

– Верю в то, что это был один и тот же человек, но… Доказать никак не смогу.

Он изо всех сил преступно желал, чтобы она сбилась со своего ровного тихого шага сейчас и начала падать, что ли. А он тут же поспешил бы ей на помощь и дотронулся до нее хоть на минуту-другую. Желание это сделалось почти болезненным, уж поди догадайся с чего вдруг: с похмелья ли, с того ли, что давно без Таисии и вообще без женщины, или просто из-за того, что эта ненормальная проблемная Софья оказалась такой привлекательной.

Детский сад, честное слово! Может, собственный дом поджечь и начать спасать ее из пожара? А что! Тоже вариант…

Он хмуро глянул на нее через плечо. Идет ровно и падать, кажется, совсем не собирается. А собирается, кажется, уходить.

– Ладно, черт с тобой, – ненавидя себя за подлую слабость, поправшую его профессиональные принципы, недовольно буркнул Олег и преградил ей путь к двери. – Проходи в гостиную. Я сейчас соберусь, и поедем.

– Куда?

– Для начала посетим дачный поселок. Там есть с кем переговорить. Спроси разрешения у Анны Васильевны остановиться в ее доме, думаю, там одним днем не управишься. Ах, черт! Ее же убили! Ладно, думаю, разрешение на посещение дома убитой теперь мне брать придется в другом месте, заодно и обыск проведем.

– Зачем?! – непонятно чего испугалась Софья, и он тут же настороженно взъерошился.

Ну, и какой у них роман может выйти?! Смех и недоразумение.

– Может, ее убийство как-то связано с бизнесом, я не знаю… Может, тому имеются подтверждения.

Сам он в это почти не верил. Если убили из-за коммерческих дел, то давно уже все изъяли, никого не дожидаясь. Но ехать в поселок все же нужно. И говорить с охранником, который, возможно, через свой пост пропустил Татьяну Сочельникову.