Текст книги "Возвращаться – плохая примета"

Автор книги: Галина Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Был… Где-то, – ответил он туманно и начал разуваться. – Осень на улице, Воробьева. Хочешь не хочешь, а запачкаешься. Хоть у природы и нет плохой погоды, но все же хотелось бы, чтобы было посуше. Как считаешь?

Она черт его знает как считала. Сейчас ей было до колик в животе интересно, где он так вымазался, если ехал на машине из города. Или нет?

– На машине, – скупо ответил Перцев и пожал плечами. – А че?

– Ничего…

Перцев прошел в кухню и сразу полез в холодильник. Достал колбасы, сыра, потом из хлебницы батон, начал все кромсать, тут же кусать, жевать. Все быстро, на ходу.

Ох, как ей хотелось спросить: а чего же бывшая-то не накормила? Умница, что сдержалась. Не ее это дело. У нее своих невпроворот.

– Саш, тут такое дело, – начала она осторожно, поглядывая на жующего Перцева исподтишка. – Митин приходил.

– Ну? – Сашка сразу перестал жевать. – И че?

– Просил, че!

Арина встала с ним рядом плечом к плечу – он стоял, опершись задом о край рабочего стола, на котором накрошил хлеба и нашвырял колбасных и сырных шкурок.

– А ты? – Он покосился. – Не отказала?

– Как откажешь, Саш?! Ты бы смог?! Ждет сейчас меня… нас. Саш, ты ведь со мной, да?

Он промолчал, потом со вздохом швырнул недоеденный бутерброд на стол.

– Дура ты, Воробьева, – проговорил он почти без выражения, прошелся по кухне, встал к ней спиной возле камина, упер кулаки в бока. – Носки вязать собиралась, а сама… Чего уходила тогда? Пойми вас, баб!

Последняя фраза вполне могла относиться как к ней, так и к его бывшей. С которой у него сегодня состоялось рандеву. Поэтому Арина сочла за благо оставить ее без комментариев.

– Саш, ты со мной? – Она подошла к нему сзади, скупо погладила по спине и вдруг вспомнила: – Ты сегодня штору опускал, перед тем как уехать?

– Какую штору? – Его лопатки напряглись.

– Вот эту, которая на окне. – Она махнула рукой в сторону окна. – Я сегодня ее подняла утром. Уезжала, когда она была поднята. Приехала, она опущена. Я бы и не заметила, если бы она не колыхалась, когда я с Митиным говорила. Но это, наверное, из-за сквозняка. Дверь балконную снова раскрыло и…

Он не отвечал, и она сбилась, не зная, что дальше говорить следует. Вдруг захотелось прильнуть щекой к его спинище – широченной, надежной, крепкой. И даже независимо от того, прижималась к ней сегодня своей холеной щечкой Инка или нет, Арине захотелось уткнуться в нее лицом. И обнять его еще захотелось, чтобы почувствовать стук его сердца.

Не стала. Сочтет еще, что она к нему клеится. Они же решили, что его проживание здесь продиктовано обстоятельствами. О чувствах и речи идти не должно, что бы там Сячинов и Ванька ни взгромоздили себе в головы.

Может, он что-то почувствовал такое, потому что неожиданно резко присел на корточки и принялся ковырять пальцем подсохший раствор возле каминной кладки. Когда встал и повернулся, с ним не то чтобы обниматься, говорить не следовало. Лица, как говорится, на нем не было. Вернее, оно было, но очень гневное и бледное до синевы.

Или он побледнел от чего-то еще? От того, что она гладила его по спине? Может… Может, ему неприятно было?

– Что? – спросил он у Арины и глянул так, будто только что ее увидел. – Штора?

– Д-да, Саш, штора вот эта. – Она снова указала на окно. – Ты опускал ее утром?

– Не помню, кажется. – Он отвел от нее взгляд, глянул вверх. – Балкон, говоришь, снова раскрыло ветром?

– Да.

– Забьем балкон, Ирка. Вот сейчас к Митиным сходим и заделаем все бреши. Н-да… Ладно, ты иди собирайся пока, а то поздно. Кто знает, сколько мы там пробудем.

Пробыли у Митиных они недолго. Василий Николаевич вручил им целый пакет с фотографиями, школьными тетрадями и дневниками своей дочери. Сказал, это все, что нашлось в доме. Знать о ее жизни вне этого дома он почти ничего не мог.

– В город к ним ездил не часто, – признался он. – Зятя не любил, потому и старался там не показываться. Разговоров по душам у меня с дочкой не было. Был бы сын, а то… Н-да… На работу к ней заезжал пару раз, говорили возле здания.

– Где она работала? – Арина со вздохом уставилась на девственно чистый лист только что начатого блокнота, пока писать было нечего. – Как называлась фирма? Кем она там работала?

– Фирма? – Митин озабоченно почесал макушку. – Честно, не знаю! На Заводской улице сразу за автобусной остановкой. Двухэтажный такой особнячок, она на втором этаже сидела.

– Кем? – Арина быстро записала адрес.

– Кто его знает! В чистом вроде ко мне вышла, значит, не за станком. Я это… Вообще-то не сильно одобрял ее городское проживание. Работа какая-то непонятная. Ничего не производят, а деньги получают. За что? Почему? Квартира съемная – тоже непорядок. Тут дом свой огромный, жить некому, а они в городе углы снимают. Это все зять, мажор пижонистый! Он все баламутил!

– А он где работал?

– Зять-то? – Митин недобро ухмыльнулся. – А нигде! На машине крутой ездил, шмотки дорогие покупал, а на работу не ходил! Это как?!

– Непорядок, – переглянулись Арина с Перцевым. – А откуда деньги на машину и шмотки? Воровал?

– Нет, картежник он. Катала он! – И Митин смачно сплюнул на пол прямо в толстый ворс ковра. – Говорил я Аллочке, добра не будет с таким мужем. Поняла, да поздно.

– Когда они развелись?

– Они-то? – Митин снова наморщил лоб, кажется, он вообще ничего не знал о жизни своей дочери. Ничего, что знать бы ему следовало. – Точно не могу сказать, там с разводом этим тоже все не так просто.

– То есть?

– Не отпускал он ее от себя. То ли по любви, то ли еще почему. Она даже денег ему обещала, лишь бы он отстал.

– Василий Николаевич, а ваша дочь, она с кем-нибудь встречалась?

Арина в графе «бывший муж» крупно написала – карты, долги, месть – и трижды подчеркнула.

– В смысле? – Митин наморщил лоб, оперся ладонями в коленки и беспомощно глянул на Перцева. – Встречалась?

– Я имею в виду мужчин, Василий Николаевич. У нее был кто-то? Она же молодая, красивая была, не могла же быть одинокой?

– Красивая… – эхом отозвался Василий Николаевич, с тоской глянул на портрет дочери на серванте, перепоясанный траурной ленточкой. – Была… Не знаю я про ее отношения, Арина Степановна, ничего. Пару раз летом и по весне приезжал тут какой-то, наподобие зятя моего, мажора. На машине дорогой, в дорогих одеждах, шушукались они о чем-то с Аллочкой. Даже на пляж раз ходили.

Ага! Чуть теплее! Арина завела еще одну графу в блокноте и пометила – сердитый мужчина на пляже, приезжал на дорогой машине.

– Я и номера запомнил на всякий случай. – Василий Николаевич встал с дивана, прошел к серванту, выдвинул нижний ящик, достал общую тетрадь, полистал, потом продиктовал им номер и серию, а также марку автомобиля. – Это я так, на всякий пожарный. Мало ли, думаю, может, вор какой! Или аферист. Чтобы потом найти было проще.

– А как думаете, у них были отношения или это просто деловая встреча была?

– Так не одна встреча-то была, вот в чем казус. – Он снова почесал макушку. – Если бы не хахаль, стал бы он приезжать-то столько-то? Наверное, че-то было у них.

– Будет брехать-то!!!

Громкий стон из супружеской спальни заставил их притихнуть. Арина и Саша переглянулись, тот выразительно глянул на часы – время шло к одиннадцати вечера – и указал ей глазами на дверь. Она настырно пожала плечами и осталась сидеть в кресле, поджав под себя озябшие ноги в тонких капроновых носках. Хозяин попросил их разуться у порога, объяснив, что по коврам, вычищенным после похорон Верой, негоже разгуливать в грязной обуви.

Они подчинились, и теперь у Арины жутко мерзли ноги. Она обула короткие сапожки на меху и сочла, что и в тонких носочках не замерзнет. Она же не знала, что их разуют еще на терраске.

Вера тяжело заворочалась, скрипнула пружинами старой двуспальной кровати. С кряхтением поднялась, слегка пригладила волосы, вдела руки в рукава старого байкового халата цвета переспелой вишни, запахнулась и, покачиваясь, нетвердой поступью вышла к гостям.

– Здравствуйте, – оробела сразу Арина при виде зареванной несчастной женщины. – Простите, что мы тут… Василий Николаевич, он просил, чтобы…

– Не части, Ариша, знаю я, что он задумал, – махнула вялой рукой женщина, дошла до дивана, где, нахохлившись, сидел ее супруг, села рядом и тут же безвольно откинулась на спинку. – Вбил в голову, что найдет и убьет мерзавца. С ума спятил, старый… Мне-то тогда чего, в петлю заживо, да?! Дочки нет, его посадят, а мне что? В петлю…

Она ткнула нетвердым кулаком ему в плечо. Потом вдруг привалилась к мужу, обняла и заголосила:

– Чего удумал-то, Вася? На кой?! Мне-то как?! Ох и ох… Не надо бы, а.

– Чего не надо, чего? – забубнил Василий Николаевич. – Оставить жить его, по земле ходить, еще кого-то убивать, да? Нет, мать, его надо остановить. Не остановим мы, он еще бед наделает. Ты вот лучше не реви-ка, а Арине Степановне расскажи, что знаешь там, нет. Чего ты там про этого франта-то говорила?

– Которого? – с тяжелым всхлипом Вера приняла из рук мужа бутылку минеральной воды, приготовленную на столике возле дивана. – Что по весне и лету наезжал?

– Ну!

– Так не было у них ничего. – Она сердито ткнула мужа локтем в бок. – Это он по Колькиным делам приезжал.

– По каким Колькиным?! Чего по Колькиным-то? Какие дела-то у картежника? – не поверил он ей. – Нашла делового!

– То-то и дело, что картежник. – Она с печальным вздохом глянула на портрет дочери. – Долгов, сволота, наделал таких, что башки бы запросто лишился, если бы не дочка.

– Чего это?! Она-то чего? – Он растерянно поморгал, выхватил из рук Веры бутылку с минералкой, глотнул. – Его долги, что ли, платить должна?

– Должна не должна, а платила, – с печалью оповестила Вера, прикрыла кончиками пальцев растрескавшиеся вспухшие губы, всхлипнула. – Дочка, ты, дочка, что же ты наделала-то???

Митин какое-то время смотрел перед собой невидящими глазами, потом оглядел всех поочередно, на Веру посмотрел как на чужую – сердито, не узнавая будто.

– Ты вот мне скажи, мать, – нарушил он через пару минут неловкую паузу. – Как это могло быть, что моя дочь платила за этого дурака долги, а я этого не знал, а?!

– Когда тебе знать-то, ты век на работе, – отозвалась она с мягким укором.

– Я не о том, что я не знал, что она по долгам его платит! – повысил немного голос Митин. – Я о том сейчас, откуда она деньги на это взяла?..

Домой Арина с Перцевым возвращались в полном молчании. Она шла впереди, он сбоку, отставая на полметра. Пару раз она скользила на раскисших тропинках, Перцев тут же хватал ее под руку, но уже через минуту отпускал, предоставляя ей возможность двигаться самостоятельно.

Вот за это ей очень хотелось трахнуть его по башке!

Она, между прочим, совершенно не была против того, чтобы он вел ее под руку до самого дома. Ей бы даже это приятно было и… не так страшно. А то запустил ее вперед, понимаешь, первопроходцем. А она от каждого куста шарахаться готова в такой-то непроглядной темени. Даже свет из окон домов, угадывавшийся тусклыми неясными бликами за заборами, не помогал.

– Что, страшно? – шепнул вдруг Перцев ей в самое ухо, подкравшись так близко и так незаметно, что она едва не завизжала. – То-то же, Воробьева… А то туда же!

Вот пойми, что он имел в виду? Разгадай его афоризмы, попробуй!

И снова захотелось дать ему по башке, да так, чтобы искры из глаз посыпались. Гладишь, и светлее сразу стало бы.

– Что скажешь? – нарушила она тишину, стоило им войти в дом и включить свет.

– Ничего, – нелюбезно отозвался Перцев, но с курткой помог, повесил на вешалку. – Разбираться нужно.

Поразительно, как они понимали друг друга. Не нужно ничего было повторять десятки раз. Что-то разжевывать. Объяснять, что она имела в виду. Перцев сразу понял, что она про погибшую девушку его спрашивает. С Ванькой было не так. С Ванькой ей в профессиональном плане было сложнее. Не то чтобы он не догонял, нет. Просто он перестраиваться на ее волну не мог так стремительно, как это у медлительного Перцева получалось.

– А станешь? – Арина пошла за ним следом в кухню, села к столу, за который он уселся первым. – Саш, только не молчи и не смотри на меня так, пожалуйста!

– Как? – прежняя нелюбезность, исчезнувшая в гостиной у Митиных, вдруг к нему вернулась, и он снова смотрел на нее исподлобья с непонятным немым недоумением.

– Так вот! – она всплеснула руками, тут же засучила растянувшиеся рукава теплой кофты, которые спадали на ладони и мешали постоянно. – Ну не отвертеться же нам, Саш, ежу понятно.

– А типа хотелось, – фыркнул он с напускным весельем, покосился на холодильник. – Есть чего пожрать-то, Воробьева? Ты сегодня целый день где-то моталась, а дома конь не валялся. А?

– Ты, между прочим, тоже очаг не караулил.

Он не отреагировал.

Арина вскочила со стула и метнулась к холодильнику. Вытащила коробку с салатом из крабового мяса и сладкой кукурузы, замороженную картошку фри, сливочное масло. Поставила сковороду на плиту, швырнула туда картошку с маслом, накрыла крышкой. Быстро достала тарелки, поставила на стол. И все же не удержалась, дура, спросила:

– Как Инна твоя поживает? Все у нее хорошо?

И зачем ей это? С ума, что ли, сошла!

Она спиной почувствовала, как Перцев напрягся. Вот чертыхнулся вполголоса, вот хрустнул пальцами, двинул тяжеленным деревянным креслом, которое единственное в ее доме могло его выдерживать, все остальное под его сильным телом скрипело и повизгивало. Прошло минут пять, прежде чем он соизволил разомкнуть уста.

– Я же не спрашиваю тебя, как поживает твой Ваня, – процедил он сквозь зубы.

И она – снова лопатками – почувствовала, насколько он зол. С чего это? С того, что был замечен, что попался, что влип, кажется?

– Салат будешь? – невинно поинтересовалась она, повернулась, потрясла в воздухе пластиковым контейнером. – С кукурузой и крабовым мясом. Кстати… – Арина медленно пошла на него. – К слову… Ваня давно не мой! И как он поживает, я не знаю. Но думаю, что не очень.

– Чего это? – Он с опаской покосился на контейнер с салатом, из-под крышки которого сочился майонез. Она очень интенсивно мотала им перед его носом. В опасной близости.

– Тебе ли не знать, Перцев, насколько можно быть счастливым с твоей Инной! Он лощен, но не до блеска. Самонадеян, но без былой уверенности.

Арина с грохотом шмякнула контейнер на стол, крышка тут же спрыгнула, и майонез выплеснулся жирными кляксами на плетеные салфетки. Она не обратила внимания. Уперев одну руку в стол, а вторую себе в бок, она нависла над Перцевым. И слышала его дыхание теперь, отдающее мятной жвачкой. И видела его крепкие ключицы в треугольном вырезе джемпера. И это почему-то ее если не волновало, то точно не оставляло равнодушной.

– И тебе ли не знать, насколько эгоистичны они оба! А ты что, снова решил с ней попробовать, да?

Вопрос прозвучал с таким откровенным надрывом, в таком непозволительном ключе, что Арина запаниковала.

Зачем? Зачем было начинать? Что, поговорить не о чем?! Дура чертова! Надо было сразу заводить разговор по делу. К примеру, спросить, как называется фирма, где Алла работала. Сашка еще там, у Митиных, дал ей кивком понять, что знает, где это. И марка машины с номерами будто удивили его. Тоже наверняка дядя, засветившийся по сводкам.

Было, было о чем потолковать. Нет же!

– А ты с Ваней? Решила?! Что решила-то, Ир?

На скулах у Перцева вспыхнули два красных пятна, они тут же сноровисто расползлись по щекам, потом перекинулись на шею, задев ключицы. Признак был опасным. Мог и врезать.

– Не твое дело! – рявкнула она и, прежде чем он успел поймать ее за теплую кофту, отпрыгнула на метр. – Чего зыришь, а, Перец?!

Он медленно, очень медленно поднялся, ухитрившись не двинуть деревянным креслом по полу и не опрокинуть его. Шагнул в ее сторону. Оглядел ее всю от капроновых носков с темными джинсами до теплой растянувшейся на три размера кофты и смешного хвостика на макушке. Ухмыльнулся противно и говорит:

– Если бы я тебя не знал, Воробьева, то подумал бы сейчас, что ты ревнуешь.

– Кто??? Я??? – зашипела она так, что чуть горло не сорвала, и, ткнув палец в свою грудную клетку, чуть не продавила ее насквозь. – Я ревную???

– Ты, ты, Воробьева, – он оскалился, как дурак, раскрасневшись еще сильнее, что тоже было не очень хорошим признаком. Такой интенсивный румянец всегда свидетельствовал в пользу хорошего настроения у Перцева. – Но это лишь рабочая версия, Ир. Версия, требующая подтверждения фактами. Подтвердишь?

Она звонко шлепнула в ладоши, запрокинула голову назад, намереваясь расхохотаться, но вдруг не вышло. Не веселилось что-то. Как раз наоборот, почему-то сделалось горько и обидно.

И снова захотелось треснуть его по башке.

– Нет, не подтверждаю, – промямлила она в ответ и кинулась к сковороде, из-под крышки уже несло горелой картошкой.

Ужинали они в полной тишине. Потом вместе убрали со стола и почти тут же разошлись по комнатам. Потом Арина слышала, как он топчется по коридору, подходит к балконной двери, бормочет что-то про руки, растущие не из того места. Ее ли руки имел в виду, накрутившие веревок, либо руки мастеров, установивших балконную дверь, которая не хотела запираться, пойми попробуй. Чем-то стучал, гремел какими-то железками, снова топал мимо двери ее спальни. Потом топал внизу, кажется, выходил на улицу. И снова чем-то гремел, но потом уже в кухне.

– Медведь, – прошептала она, прежде чем провалиться в сон. – Бестолковый, угрюмый медведь. Выставлю! Как только найдем этого урода, непременно выставлю вон… медведь!

Глава 6

Контору, где при жизни трудилась Алла Митина, они нашли без труда. Улица Заводская завела их в городской тупик с конечной остановкой автобуса, тремя административными зданиями и двумя жилыми домами в четыре этажа. Сразу за остановкой примостился двухэтажный домик с кричащей вывеской на фасаде «Факел». Что производил этот факел, кому светил, было не ясно. Просто «Факел», и все.

– Идем, – угрюмо потянул ее из машины Перцев, проверил в нагрудном кармане наличие удостоверения и вздохнул. – Вряд ли тебе тут подфартит, Ирина.

– Почему? – Она спустила ноги из машины на землю, с тоской глянула на ядовитый зеленый сайдинг, которым было обито двухэтажное строение.

– Наши уже тут были, пусто, – пожал равнодушно плечами Сашка. – Ни с кем дружбы не водила. Была молчаливой, скрытной. О семейных проблемах не распространялась. Что-то еще?

– Ну… Не знаю… – Она выбралась на улицу, одернула короткую черную курточку, потянула вниз юбку, расправляя ее на бедрах. – Может, кто-то еще что вспомнит.

– Или выдумает, – фыркнул недоверчиво Перцев, поставил машину на сигнализацию и тут же пошел к ступенькам.

Фойе было пыльным и пустынным, если не считать охранника, пялившегося в маленький черно-белый телевизор в дальнем углу перед туалетами. На вошедших он даже не взглянул. И Перцев, подергав плечами, решил его не беспокоить, сразу взял курс на лестницу.

– Папа говорил, что она работает на втором этаже, – пояснил он немо вопрошающей Арине. – Вот мы и идем на второй этаж.

– Можно было бы и у охранника спросить.

– Ага, можно. Только она за год до гибели рассчиталась. Он мог ее и не застать.

– Логично, – признала со вздохом Арина и прикрикнула: – Да не лети ты так! И вообще, советую разделиться.

– Делись! – фыркнул Перцев. – Кто с тобой говорить-то станет без ксивы, дорогуша моя?

– Станут. Я тобой, если что, прикроюсь. Главное, найти людей, которые ее знали. А вспомнить мы их заставим. Хоть что-нибудь вспомнить…

Возле машины они встретились через полчаса. Причем оказалось, что Сашка торчит возле нее уже минут двадцать.

– Я же говорил, что некому ничего нового добавить, – закапризничал он сразу, как только завидел ее издали. – Только время теряем! Лучше бы к дядечке тому съездили, что нашу Аллу навещал.

– И к нему съездим, – пообещала Арина и полезла в машину.

Долго молчать у нее не получилось. Новости чуть не прыгали с языка.

– Ну! – покосился на нее Перцев. – Чего томишься, выкладывай. Вижу, что-то наскребла. И?

– Наскребла, Саня! – порадовала она его. – Не так много, но что-то есть.

– И? Кто же тебя порадовал информацией?

– Не поверишь, уборщица! – самодовольно хмыкнула Арина. – Девочки из отдела Аллы, кстати, она бухгалтером работала…

– Да знаю уже, – отмахнулся от нее Перцев, ловко объезжая ямы и колдобины заброшенной Заводской улицы.

– Так вот в отделе, как и предполагалось, никто про Митину ничего толком сказать не мог. Ну да, кажется, была замужем. Да, была скрытной, хмурой, неулыбчивой. Редко принимала участие в корпоративных мероприятиях, ссылаясь на занятость. Засветилась пару раз, не больше. Кто грешил на отсутствие у нее денег, кто на отсутствие нарядов по причине отсутствия денег. Кто-то выдвигал версию, что муж ей не разрешал. Короче, не понятна она была никому. И понять ее никто не стремился особо.

– Да… Черствеет народец. – Перцев удрученно мотнул головой. – Надо же… Мне даже этого никто не сказал. Ты молоток, Воробьева! Ну и чем нас порадовал обслуживающий персонал?

Уборщицу звали Раиса Ивановна. Ее Арина обнаружила в крохотной комнатке без окон под самой лестницей на первом этаже. Раиса Ивановна сидела на перевернутом оцинкованном ведре, застеленном теплой курткой, и вязала.

– Ух ты, здорово! – непритворно изумилась Арина красивому узору из мохера, выползающему из-под ловких пальцев женщины. – Я так в жизни не смогу!

– Премудрость невелика, милая. – Раиса Ивановна глянула на нее поверх очков, закрепленных вокруг головы плотной резинкой. – Главное – считать.

– Считать?! – Арина не сводила глаз с толстых пластмассовых спиц, лихорадочно мелькающих в ее руках.

– Конечно! Всякий узор из петель, не из чего-то еще. Просто запомнить, где лицевая, где изнаночная, где петля с накидом, а где просто снять, не провязывая. Нового-то ничего не придумали в этом деле. Техника может быть разной, а суть-то одна: петли.

– Здорово!

Арина прислонилась к распахнутой двери конторки уборщицы, не зная, как приступить к основной своей миссии – опросу. Хорошо, та проницательной оказалась. Глянула снова на нее поверх очков, улыбнулась догадливо.

– Спрашивай уже, милая. Вижу, истомилась вся.

– Ой, простите меня, ради бога. Засмотрелась. – Она легонько погладила мягкую мохнатую шерсть, уже сотканную в красивый узор. – Я тут из-за Аллы Митиной.

– Из милиции? – Лицо женщины сразу напряглось, спицы замелькали еще быстрее. – Так были уже, спрашивали.

– И вас спрашивали?

Арина поискала взглядом место, куда бы можно было присесть. Она чувствовала, что здесь ей хоть и не особо рады, но в разговоре не откажут. Нашлось еще одно цинковое ведро. Она взяла его в руки, взглядом попросила разрешения, женщина кивнула. Арина перевернула ведро, уложила сверху свою куртку и села, уперев локти в коленки, а подбородок положив на кулачки.

– Меня-то? – Раиса Ивановна с обидой скривила губы. – Чего им меня спрашивать? Кто я такая-то? Я уборщица! Мое дело плевки с пола вытирать да окурки выбрасывать. Они вон, ваши-то, с начальством говорили, с коллегами ее, а до меня им дела нет.

– Они не мои, Раиса Ивановна, ушла я из милиции. Давно ушла, – призналась со вздохом Арина.

– А тут тогда чего? – Еще один взгляд поверх очков, спицы на миг замерли в руках.

– Отцу я ее слово дала, что найду мерзавца.

– О как! – вырвалось у Раисы Ивановны, она вздохнула, покачала головой, недоверчиво оглядела Арину. – И найдешь, девонька?

– Буду стараться. – Арина пожала плечами, глянула с мольбой на уборщицу. – Если станут мне люди помогать, может, как-то и выйду на него.

Раиса Ивановна промолчала, снова замелькали спицы в ее руках. Потом неожиданно остановилась и отложила вязанье в сторону, на узкую под потолок этажерку. Стянула через голову очки, свернула резинку в клубочек, убрала в карман. Сложила руки на коленках и кивнула:

– Спрашивай, девонька.

– Раиса Ивановна, мне ведь важно все-все знать про Аллу, – начала Арина. – Как она одевалась, как вела себя с другими, с кем общалась. С кем говорила по телефону, как реагировала на звонки. Информации о ней нет вообще. Будто и не жил человек. Тихая, незаметная! Незаметная, это если не замечать. Так ведь?

– Так! – обрадованно подхватила Раиса Ивановна. – Меня ведь тоже не замечают. Я, может, тоже для них тихая и незаметная. Вон даже из милиции со мной говорить не стали. А что касается Аллочки… Воспитанной она была, а не незаметной. Сейчас это ведь не приветствуется, так? Сейчас надо быть выскочкой, горланить. Как вон подруга Аллы по отделу – Софья. Та молчать не станет.

А со мной вот молчала, с укором подумала Арина. Пожимала плечиками, отводила глаза, мямлила, что с Аллой не дружила совсем.

– Врет она, – подытожила уборщица с укоризной. – Они с Аллочкой и обедать вместе ходили, и с работы уходили вдвоем всегда. И с остановки вместе в один автобус садились. Пока транспорт ждешь, разве не поболтаешь?

– Конечно!

– Вот и я говорю. И когда у Аллочки неприятности случились с мужем, кто как не Софья ей слезы утирал? Тут вот они под лестницей и шушукались. Аллочка плакала, а Софья ей платочек совала и все просила не расстраиваться. Говорила, что все утрясется, что найдет она деньги.

– Какие деньги?

– Точно не скажу. Но то ли Алла в долгах была по уши, то ли муж ее. Толком не знаю, не очень хорошо слышно было, – и она тут же прикусила язык и густо покраснела, поняв, что сболтнула лишнее.

– Ничего, Раиса Ивановна. – Арина положила ей руку на коленку, слегка сжала и подмигнула попутно. – Я тоже люблю послушать. Это ничего… А как давно это было? Ну, слезы эти?

– А прямо перед самым ее увольнением, – наморщила лоб Раиса Ивановна. – Все Кольку какого-то Софья кляла, ох, кляла.

– Это бывший муж Аллы.

– А-аа, теперь понятно, – догадливо кивнула женщина. – То-то она причитала, что эта сволочь – Колька, стало быть, – всю жизнь ей изгадил – это Аллочке, стало быть. Что она давно бы была счастлива с…

– С кем?! – насторожилась Арина, так и не услышав имени, Раиса Ивановна неожиданно смутилась и снова потянулась к вязанию. Пришлось ей вцепиться в ее руки и остановить. – Раиса Ивановна, вспоминайте, это важно!

– Да был тут один воздыхатель. Но давно, правда… – замялась уборщица и осторожно ладони высвободила, спрятала их в карманы темного спецовочного халата. – Работал он недолго, неделю или полторы, потом какое-то у него несчастье случилось или не у него. Ой, девушка, давайте вы лучше с Сонькой поговорите, я точно не знаю, а!

– Хорошо, поговорю с ней, – пообещала Арина, поднялась, стянула с перевернутого ведра куртку, отряхнула, надела на себя. – Только последний вопрос.

– Чего?

Раиса Ивановна уже успела водрузить на нос очки, обмотав голову резинкой, успела схватиться за вязание и даже пару накидов сделать.

– Как звали этого ухажера, с которым Алла была бы счастлива и который проработал у вас всего неделю?

– Вот чего не знаю, того не знаю. – На Арину глянули честные-пречестные глаза, увеличенные стеклами очков. – Это надо вам в кадры либо к Соньке.

– А когда он хоть работал-то?..

Арина решила сходить в отдел кадров. Соню сегодня разговорить не получится, это точно. Уже была у нее, пыталась вытянуть хоть что-то. Кроме жеманства, ничего так и не выдавила. Не понравилась ей Соня эта, совсем не понравилась. Лживая, лицемерная, неискренняя. И накрашена очень вульгарно для этого времени суток. На рябоватом лице толстый слой пудры, румяна, жирная подводка вокруг глаз. Наверняка завидовала своей подруге, которую господь наградил красотой.

Соню надо работать, решила Арина, открывая дверь отдела кадров…

– И что там тебе сказали?

Перцев от нетерпения только что головой о верх машины не бился. И это только любопытство. А что будет с его самолюбием, когда она выложит главный козырь, которым ее снабдили в отделе кадров? О-го-го, Перцев, берегись!

– Мне? Да ничего особенного. Отношений Митиной с кем-то из персонала никто не зафиксировал. Эмоции там тоже ничьи особо не волновали никогда и никого. Подробного досье на сотрудников с перечнем пристрастий, вкусов и увлечений никто не ведет…

– Ир, щас как тресну! – взревел Перцев, правой рукой дотянулся до ее коленки и надавил в какое-то противное место слегка вроде бы, но так, что у нее нога тут же онемела. – Ну!

– Перцев, у меня нога отнялась! – захныкала Арина и с величайшим наслаждением, сдерживаемым вторые сутки, отвесила-таки ему подзатыльник.

Тут же откинулась на сиденье, притворно зевнула и хотела уже глаза закатывать, да Сашка за рукав дернул, у нее чуть голова не оторвалась.

– Ну!!! – заорал он ей на ухо и начал парковаться у обочины, пригрозив: – Щас из машины вытряхну, Ир! Имя?!

– Чье? – она заморгала, так натурально изумившись, что чуть самой себе не зааплодировала.

Ну, так захотелось его помучить, сил нет!

– Имя того ухаря, который клеился к Митиной, ну?!

– Вася. – Арина невинно улыбнулась.

– Что Вася?! Саша я! Имя скажешь или нет?!

– Вася Ветров, пенек! – И еще один подзатыльник, ох как смачно получалось. – Неделю проработал наш Василий в этом «Факеле». Целую неделю, Сашка.

– Как это?! – вытаращился на нее Перцев. – А почему?.. Чего, когда его разрабатывали, эта контора не всплыла?

– А потому, милый друг, что неделя эта была для Ветрова испытательной. И испытание он не выдержал. Его даже приказом не оформили, не успели, регистрация в журнале осталась, и все.

– Напился?

– Сказали, что не пил он вроде.

– К Митиной приставал? – продолжил перечислять причины Сашка.

– Вроде нет. А чего выгнали, так и не сказали.

Она вдруг насупилась, поняв, что совершила промашку. Так закусила удила, увидав в журнале уволенных знакомую фамилию, что не уточнила причины увольнения.

– Ага! – обрадовался Перцев и снова завел машину. – Ирка прошляпила! Ирка прошляпила! По носу хотела меня щелкнуть? Так-то, подруга! Милый друг, говоришь…

Свою последнюю фразу он сопроводил настолько странным взглядом, что Арина, быстренько решив для себя в этом особо не копаться, смущенно отвернулась к окошку. Они как раз выехали на оживленный проспект и двигались в потоке машин в направлении центра.

– Куда теперь? – спросила она, когда они миновали и поворот на загородное шоссе, и съезд на второстепенную дорогу к их отделу.

– Поедем навестим дядю, с которым ты видела Митину на пляже, – самодовольно ухмыльнулся Перцев. И тут же не удержался от хвастливого комментария: – Как видишь, я тоже не хлебаю щи этим, как его?

– Лаптем, – проворно подсказала она, повернулась к Сашке, забросила правую ногу на левую и принялась вертеть в разные стороны носком осеннего ботинка, размышляя при этом вслух: – Итак, подобьем результаты, друг Сашка?

Он покорно кивнул, пробурчав:

– Подбивай.

Милым другом она остереглась его снова называть, больно уж смотрел он на нее странно, с какой-то непонятной, щенячьей надеждой, как ей показалось. А может, с жалостью, а? Может, разучилась она его взгляды читать? Она вон и про Ваньку своего много чего думала, а оказалось, что придумано все было ею, и только ею.