Текст книги "Миллионерша поневоле"

Автор книги: Галина Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 5

Дом, где жила Ольгина подруга Ксюша, стоял в окружении старых-престарых лип, которые в ветреные дни переплетались обезображенными временем ветвями и надсадно скрипели вековыми стволами, упакованными в изъеденную насекомыми кору, словно в проржавевшие латы.

Ксюша липы эти не любила. Солнца в ее окна не пропускали. В ненастье стучали артрозными сучьями по окнам, норовя разбить хрупкое стекло. И пусть сегодняшним утром ничто это самое ненастье не предвещало, Ксюша тем не менее взирала на деревья с неудовольствием.

– Насажал дурак какой-то, – буркнула она, поздоровавшись с Ольгой и хмуро оглядывая липовые насаждения. – Сырость от них одна. Теперь вот листву сгребай из-под окон.

Листвы под окнами уже не было. Грянули морозы, которые в один миг сдирали с деревьев их тревожно перешептывающееся убранство. Листья давно сгребли, но Ксюша все равно брюзжала. Так сказать, напоследок…

– Привет, Леля, – солидно поприветствовал Ольгу Михаил и тут же сунул ей в руку свою лодочкой сложенную ладошку. – Ты не на машине? Опять сломалась? Идем пешком, пошуршим…

Оставив замечание «не на машине» без комментариев, тем более что Ксюша не обратила на это никакого внимания, Ольга тяжело вздохнула. Пошуршать на Мишкином языке значило идти пешком, а не ехать на автобусе, останавливаться у каждой кучи листьев, сметенной с тротуаров дворниками, с разбегу впрыгивать в самую серединку куч и отчаянно болтать там ногами, заставляя листья вспыхивать потускневшим золотом и шуршать прибойной волной. А это… а это, как правило, грозило ей опозданием.

– Ты чего это сама его вывела? – спросила Ольга у недовольной подруги, успев улыбнуться и согласно кивнуть Михаилу, который задрал подбородок в ожидании ее ответа. – Что-то случилось?

Ксюша снова недовольно покосилась на деревья, словно они и только они были виноваты в ее утреннем плохом настроении. Потом шмыгнула точеным носиком и мгновенно севшим голосов произнесла:

– Чего я там забыла, дома? Мы встали пораньше с Миханом, позавтракали, оделись – и на улицу, тебя дожидаться. Зачем нам слушать чужой храп, да, сынок? Чужой храп, в этой гребаной квартире…

Ольга мысленно ахнула и от дальнейших расспросов воздержалась. Спрашивать нужды не было. Все и так ясно: среди ночи явился муж и отец. Явился после почти полуторамесячного отсутствия. В карманах его при этом должен был гулять ветер. Состояние гардероба должно было оцениваться как плачевное. А уровень амбиций и претензий к жизни, Ксюше и народной власти непомерно высоким.

Именно поэтому Ксюша выскочила на улицу с сыном задолго до ее появления. Стояла, переминаясь латанными сапогами в луже у подъезда, и хмуро оценивала состояние всех своих дел на сегодня. Сапоги ее наверняка к этому времени успели промокнуть, ноги озябнуть, а сердце заледенеть в предчувствии «веселого» семейного ужина.

– Как всегда? – с сочувствием спросила Ольга и погладила Ксюшину яркую куртку в районе плеча.

– Нет, ты знаешь, – ошарашила та ее неожиданным заявлением: – Трезв, культурен, симпатичен. В совершенно новом прикиде. Хотя, может, и не новый, но мне так спросонья показалось. Явился ближе к пяти утра. С гостинцами, которыми завалил весь кухонный стол. И с непомерным желанием утвердить себя в потерянной роли любящего мужа и отца… У-у, сволочь! Ненавижу!

Маленький Мишка вскинул на мать недоуменный взгляд. Тут же понял, что она не шутит и не разделяет его восторгов по поводу папиных подарков. Насупленно свел крохотные светлые бровки домиком и, подхватив с земли обломившийся липовый прутик, принялся с ожесточением ворочать им в самом сердце грязной лужи.

– Мишка, перестань сейчас же, обрызгаешься! – раздраженно воскликнула Ксюша и сильно дернула сына за руку, пытаясь оттащить от лужи. – Такой же упрямый, стервец, как и папаша! Пошли, что ли, Оль, провожу вас немного, время еще есть…

Стиснув озябшие ладошки Михаила в своих руках, подруги медленно пошли со двора. Какое-то время они шли молча, вслушиваясь лишь в звуки проснувшегося города.

Повизгивали сигнализации на автомобильных стоянках. Хлопали двери подъездов. С нарастающим гулом трогались автобусы с остановки. Дворники с громким улюлюканьем гоняли от мусорных бачков стаи собак. К соседней булочной подкатила хлебовозка, тут же загремев и залязгав открывающимися дверями и выпуская на волю аромат горячего, только что вынырнувшего из печи хлеба. Все, как всегда. За исключением одного… Муж Ксюши не должен был вернуться трезвым и уж тем более с подарками и претензиями.

– Что произошло, как думаешь? – спросила Ольга, раз и два покосившись на подругу и так и не дождавшись от нее никаких объяснений. – Может, он того… за ум взялся?

– Ага! Взялся! За что-нибудь, может, и взялся. Только ума там отродясь не было, поэтому за него он взяться не мог ни при каком раскладе, Оль. – Ксюша прошла чуть дальше автобусной остановки, минуя утреннюю толпу, переминавшуюся в ожидании городского транспорта. Остановилась с подветренной стороны, подняла воротник куртки, зябко дернула плечами и пробормотала отрешенно: – Ненавижу эту слякоть… Ты знаешь, я сначала опешила, увидев его таким. Подумала, может, у него кто-нибудь появился. Ну, ты понимаешь, что я имею в виду.

Ольга лишь молча кивнула и тут же сморщила носик. В голове как-то не укладывалось, что кто-то мог клюнуть на Ксюшиного Лешку. Полтора месяца назад, перед тем как исчезнуть из квартиры вместе с Ксюшиной зарплатой и Мишкиным детским пособием, он производил впечатление особи, переступившей финальную черту человеческой деградации. И тут вдруг такие метаморфозы…

– Потом я поняла, что что-то не так, – продолжила Ксюша после паузы, все глубже зарываясь в болоньевый шуршащий воротник. – Он бы не стал тогда ко мне приставать прямо с порога, а тут прямо с маниакальной настойчивостью… Мне пришлось ему даже по физиономии съездить, чтобы отстал.

– А он?! – Ольга испуганно заморгала. Трогать Лешку было нельзя. Трогать его было смерти подобно. Он не прощал даже косого Ксюшиного взгляда, не то что рукоприкладства.

– А он ничего, представляешь!!! – зашипела Ксюша, округлив и без того большущие глаза. – Улыбнулся. Щеку потер и говорит: я тебя понимаю, дорогая…

– Дорогая??? Так прямо и сказал???

Можно было бы шлепнуться сейчас в лужу, Ольга и шлепнулась бы непременно, настолько велико было ее изумление. Но памятуя о том, что далее ей надлежало быть на работе, где никакая неопрятность в одежде не проходила незамеченной, на ногах она устояла.

– Ксюш, он же таких слов не знает! – таким же зловещим шепотом, что и подруга, прошипела Ольга, стиснув Мишкину ладошку с такой силой, что он захныкал. – Прости, малыш, я не рассчитала… Дорогая! Ксюша, здесь точно что-то не так. Слушай, а может, это не он?!

– Ага! Клон Лехин ко мне явился под утро, чтобы прожить со мной долго и счастливо и сдохнуть потом в один день! – фыркнула Ксюша и, углядев вынырнувший из-за поворота двадцатый номер автобуса, засуетилась. – Ладно, Оль, я это… Наверное, у тебя сегодня переночую. Не хочу я домой. Страшно мне с ним встречаться на одной территории. Ночь была просто кошмарной! Сначала твой звонок меня разбудил, потом этот клонированный идиот явился. Как отработаю, не знаю!..

Ксюша мазнула губами по Мишкиной щеке, потом приложилась к Ольгиной. И тут же побежала, застучав стоптанными почти вдрызг набойками сапог, к остановке. Повиснув на нижней ступеньке автобуса, она поспешно обернулась и крикнула в их сторону:

– Мишку я заберу. Заскочим домой за вещами, а потом к тебе, но я позвоню предварительно. Пока!

Ксюша уехала в свою поликлинику, где пятый год работала медицинской сестрой, не считая полутора лет, которые просидела дома с маленьким Мишкой.

– Мама сердится, – неожиданно заявил сын ее подруги и поднял на Ольгу совсем не по-детски опечаленные глаза. – А папа не пьяный, почему мама сердится?

Потому что мама боится любых перемен в твоем папе, дорогой, хотела было сказать Ольга, но передумала. Он был еще слишком мал, чтобы что-то понять. Они и сами ничего не поняли, а куда уж ему.

– Идем, а то Лариска с Валеркой снова выпьют твой кисель, – улыбнулась ему Ольга умильной улыбкой, малыша своей подруги она обожала. – Идем.

Какое-то время они шли молча. Ольга внимательно следила за тем, чтобы Мишка не черпнул воды в ставшие ему короткими сапожки. Сам же он о чем-то напряженно размышлял. Не иначе ищет кучу листьев, решила Ольга, оглядываясь по сторонам. Как назло, ни одной не попадалось.

– Ты чего это пригорюнился, малыш? – не выдержав, она присела перед ним на корточки и с удовольствием потрепала пухлые щечки. – Пошуршать мы с тобой еще успеем. Смотри сколько листьев еще на дорожках. Скоро их все сгребут, мы соберемся и пойдем с тобой в парк и вот там…

Мишкины кристально чистые глаза кристально чистого бирюзового оттенка вдруг наполнились слезами. Пухлые губы задрожали и поползли куда-то вбок. Он выхватил из рук Ольги свои ладошки и с силой прижал их к лицу.

– Папа принес конфетков, колбасы и пряников, – жалобно пискнул он из-под ладошек и вполне отчетливо всхлипнул. – А мама сердится! Почему, Леля?! Папа меня целовал и говорил, что все будет хорошо, а мама сердится! Она его гонит, а я не хочу! Я хочу с папой! Он теперь хороший!

Ольга готова была разреветься вместе с ним. Упасть теперь уже на колени прямо в мокрые осклизлые листья, местами устилающие тротуар, и реветь беспомощными бесполезными слезами.

Детское горе было много ощутимее и сильнее взрослого. Его было не объять и не вымерить. Оно больно жалило в самое сердце и заставляло ощущать себя безжалостным и грубым.

Как??? Как объяснить ему, что его мама не сердится. Мама просто очень боится. Боится любых перемен в его папе, который ни разу за совместно прожитые годы не потрудился сделать свою семью счастливой. Какие нужно знать слова и как суметь сложить их в предложения, чтобы объяснить плачущему малышу эту дикую правду.

Ольга проглотила горький спазм, сдавивший ей горло. Погладила Мишку по пушистой шапке, надвинутой на самые глаза, и тихо попросила:

– Ты не плачь, Мишуня. Я… мы все тебя так сильно любим, что…

И тут Мишка отмочил такое, что Ольга все же тюкнулась об асфальт правой коленкой. Тюкнулась и тут же почувствовала, как неприятной влагой пропитались ее колготки. Но на это она почти не обратила внимания. Даже недовольная гримаса ее начальника Евгения Евгеньевича, могущего заметить беспорядок в ее одежде, не занимала ее в данный момент. Куда серьезнее сейчас оказалась прямая угроза их общему существованию, прозвучавшая в словах малыша.

– Что ты сказал, что тебе показал папа?! – прошептала она помертвевшими от страха губами.

– Пистолет! – с гордостью произнес Мишка, и слезы его вмиг растворились в кристально чистой бирюзе его глаз, словно у него имелся какой-то сообщающийся сосуд, способный очень быстро осушать его горе. – У папки есть настоящий пистолет!!! Он теперь сильный, и он нас спасет!

– От кого? – Ольге казалось, что она постепенно начинает сходить с ума. – От кого спасет? Он тебе так и сказал?

– Не-а, – Мишка улыбнулся, обозначив на пухлых щеках две совершенно очаровательные ямочки. – Он просто показал и сказал, что теперь мы будем как это… как это… как люди!!!

Это было вполне в духе бесподобного придурка Лешки. И это уже, по ее разумению, никак на недоразумение не тянуло. Это пахло бедой. Причем таких масштабов, что никакие разборки и анализы помочь не способны.

Где он сумел взять пистолет?! Кого-то убил?! Ограбил?! Или убил, а потом ограбил?! Знает ли Ксюха про пистолет? Скорее всего, нет. Иначе сказала бы ей непременно. Что все это может означать, черт бы все побрал на этом свете??? Так, так, так… Ей нужно что-то срочно предпринять. Сначала подумать, а потом предпринять. И обязательно дозвониться Ксюшке. Ее нужно предупредить. Она сказала, что заберет Мишку из сада, потом заедет домой за вещами, а потом уже к ней. Ей нельзя домой! Неизвестно, какую личину принял ее Лешка на этот раз. Неизвестно, с какой целью заявился домой с подарками и пистолетом.

Жить как люди! Что он мог знать о жизни нормальных людей, это чудовище безобразное, отребье помоечное!!! Превратившее жизнь ее подруги и их общего ребенка в бесконечный непрекращающийся кошмар…

– Идем, Мишуня! – Ольга решительно поднялась и быстрым шагом, заставляя ребенка почти бежать рядом с ней, пошла в сторону детского сада.

Нужно было спешить. Спешить, как никогда в этой жизни. Найти Ксюшу, предупредить. И попросить помощи у… Саши.

Пускай они поругались. Пускай здоровались сквозь зубы, изредка сталкиваясь на улице. Но это всего лишь фарс. Игра в гордость, так, кажется, он ей сказал на прощание, оставляя свои тапки огромного размера под ее вешалкой. Не забрал ведь, хотя и мог. Наверняка надеялся, что еще сможет все вернуть. Она вот так не думала. Совсем не думала до теперешнего момента. Минувшая ночь так вообще все перевернула в ее душе, заставив забыть о его существовании вовсе. Теперь же… Теперь она понимала, что если ей не поможет Саша, то не поможет уже никто.

Глава 6

Евгений Евгеньевич стоял перед Любавским навытяжку и согласно кивал головой. Усердно тюкал себя подбородком в грудь и, из боязни был уличенным в несогласии с мнением вышестоящего начальства, не поднимал на него глаз. Лишь в одном месте он посмел дерзновенно прервать пафосную речь Любавского и задать один-единственный вопрос:

– А… а куда мы поместим ее стол, Владислав Иванович?

– Куда хотите! К себе в кабинет, например, поставьте. Места там предостаточно. Одному человеку даже несколько просторновато. Ну, а если вам покажется тесно, то можете писать заявление на увольнение. – Любавского просто распирало от представившейся возможности повластвовать.

Он видел, как мерзкая чиновничья душа Евгения Евгеньевича изнывает от подобострастия. Видел, как тот душит в себе желание заорать в полный голос от ненависти и невозможности ничего изменить. Видел все это и наслаждался. Причем наслаждался не только от сознания собственной значимости, а оттого, что теперь у Ольги, кажется, появился кровный враг, который при случае может взвалить на себя все самые плохие подозрения.

Что ему Лизка с ее грандиозными планами! Он и сам не дурак. Он все сделает для того, чтобы вновь быть с Ольгой вместе. Все!

– Я могу идти? – вяло шевельнув губами, поинтересовался Евгений Евгеньевич.

– Да, да, конечно. Все сделайте, как я велел, – обронил Любавский вроде как задумчиво в спину уходящего по мягкому ковру Жеки. – И пришлите ко мне Шустикову.

И вот тут Евгений Евгеньевич его удивил. Он резко притормозил. Любавский мог поклясться, что видел, как замерла в воздухе занесенная для очередного шага его нога. Потом, крутнувшись волчком, повернулся к нему и, не скрывая откровенной радости, произнес:

– А Шустиковой все еще нет на работе!

– Как нет? – Влад мгновенно озадачился. – Что за причина?

– Не знаю! – продолжал ликовать Евгений Евгеньевич. – Уже половина одиннадцатого, а ее все нет!

Весь его вид выражал искреннее недоумение по поводу ее отсутствия и, как следствие, по поводу нового назначения Шустиковой. Это же надо, что удумали: перевести ее в его заместители! Кого?! Шустикову?! Да она тут без году неделя работает! Пусть исполнительная, пусть старательная, пусть все у нее получается, но это не повод. А тут еще это опоздание!..

– Она не звонила? – вдруг спросил у него Любавский, чем снова удивил.

Чего вдруг надумал с этой Шустиковой возиться, непонятно. Личного интереса не может быть никакого. По слухам: жена красавица, должен вот-вот ребенок появиться. Что тогда? Уж не под него ли самого копают?! Надо быть поосторожнее. А то, глядишь, не успеешь оглянуться, как Шустикова из заместителей и на его место впрыгнет. Вот сучка скрытная!..

– Нет, не звонила, – подобострастно склонил голову к левому плечу Евгений Евгеньевич. – Ни мне, ни сотрудникам. Верочка все утро на телефоне. Звонков не поступало.

– Ладно, ступайте уже! – обозлилось непонятно с чего начальство, потом, очевидно, осознав допущенную бестактность, чуть мягче добавило: – Как только Шустикова соизволит явиться на работу, пришлите ее ко мне!

Евгений Евгеньевич вышел из кабинета, неслышно прикрыв за собой дверь. Приветливо кивнул настороженно следившей за ним глазами секретарше и почти на цыпочках вышел из приемной. В лифте он не поехал, предпочел спуститься по лестнице. Нельзя, чтобы его видели с трясущимися от ненависти губами, с растрепанным узлом галстука и расстегнутым воротом рубашки. Народ – он сообразительный, сразу смекнет: что-то произошло за дубовыми двойными дверями генерального директора. А виду подавать было нельзя. Никак нельзя! Народец, почувствовав слабину, тут же сядет на шею. Ни-ког-да!!! Он и только он руководитель их отдела. А Шустикова с ее блеклой, словно застиранный лоскут, физиономией пускай катится ко всем чертям! Что она о себе возомнила, в конце концов?! Какой из нее заместитель?! Его заместитель?! Пускай водит хороводы и песни распевает, вот это у нее очень хорошо получается. А подсиживать себя он ей никогда не позволит. И найдет способ подставить ее так, что ей вовек не очиститься! Он уже бросил в этом направлении пробный шар, сказав, что она не звонила. Ольга позвонила. Она долго лопотала что-то бессвязное, потом, оборвав свою трескотню, попросила отгул на полдня и повесила трубку. Но не докладывать же об этом Любавскому! Еще чего! Он будет гадить этой бледнолицей Ольге при каждом удобном случае. Он ее под монастырь подведет. Да что там под монастырь, под статью!!! Эта бледная поганка пожалеет о том, что захотела быть впереди планеты всей. Пожалеет и зальется горючими слезами…

Если бы Любавский сейчас знал о подлых мыслишках Евгения Евгеньевича, если бы только мог догадываться, то не стал бы в бешенстве метаться по кабинету и разбрасывать по столу папки с документами. Он бы расхохотался демоническим смехом, воздав хвалу интуиции своей теперешней жены Елизаветы, и со спокойной душой отбыл бы на обед. Но он не мог об этом знать. Как не мог знать и о том, что никогда так близко не подходил к осуществлению своих грандиозных замыслов. Все, что он знал, так это то, что Ольга не явилась на работу сегодняшним утром. Не явилась и не звонила.

Что это могло значить?! С ней что-то случилось? Как назло, из головы не выходило вчерашнее происшествие в подземном гараже. А вдруг ее убили после его ухода?! Вдруг она и в самом деле замешана в чем – то криминальном?! Что тогда?! Пошел козлу под хвост весь его план?! О том, что план был у них с Лизой на двоих, он уже и не вспоминал.

Любавский пнул попавшийся ему на пути стул и подошел к окну. Пальцы сами собой взгромоздились на подоконник и тут же принялись отбивать чечетку. Дурацкая привычка, да уж какая есть…

Влад хмуро оглядел территорию, прилегающую к их управлению. Две аллеи пирамидальных тополей по левую и правую сторону обрывались широким лобным местом, вымощенным булыжником. Несколько тяжелых каменных скамеек, крохотный изящный фонтанчик в центре пяти ромбовидных клумб. Какие-то дурацкие статуи, которые им всучили мастера ландшафта за бешеные деньги. Крутые ступени, высоко вздымающиеся аж до второго этажа их центра культуры. Сколько денег!!! Сколько денег стонущего под игом налогообложения обывателя угроблено здесь!!! А кому все это надо?! Кому?! Занимаются ведь черт знает чем! Влад никогда бы и представить себе не мог, что этой ерундой можно заниматься всерьез и получать при этом приличную зарплату…

Едущие по проспекту машины футболили солнечные зайчики ветровыми стеклами, отбрасывали слепящие сполохи на окна домов. Погода, кажется, налаживается. Хоть бы еще постояла недельку-другую. Грязное чавкающее месиво под ногами и нудно моросящий мелкий дождь всегда нагоняли на него такую тоску, что хотелось выть и крушить все подряд. Солнце – это уже что-то. Какой-то стимул для радужного настроения. И листва, не успевшая облететь, не кажется безнадежно проржавевшей старой кольчугой, а вроде даже и золотом отсвечивает. И воздух, пропитанный влагой, вдруг наполняется свежестью. Нет, солнце – это классно. Вдохновляет и настраивает на позитив. К тому же… кажется, из только что подъехавшей «Волги» выбралась Ольга и, суетливо поправляя юбку, заспешила к крутым ступенькам управления.

Проспала! Вдруг прозрел Любавский и заулыбался ей навстречу, словно она могла видеть его и ответить ему тем же.

Конечно, она проспала! Ушел он от нее в третьем часу, плюс-минус полчаса. Пока она промучилась в мыслях, пока обнимала и гладила подушку, на которой он возлежал… Что обнимала и гладила, Влад не сомневался. Пока считала до бесконечности, еще могло пройти час или два. Вот и ответ на вопрос. И напрасно тут перед ним Евгений Евгеньевич комедию ломал, пытаясь изобразить недоумевающее сочувствие. Ну да, ему простить можно. Он же не мог знать, что Ольга когда-то была его законной женой. Пусть недолго, но была. И уж конечно, он не мог даже догадываться, что Влад сегодняшней ночью переспал со своей подчиненной…

Он все еще продолжал улыбаться спешащей на работу Ольге и не сразу обратил внимание на то, что «Волга», которую он поначалу принял за такси, не уезжает. Насторожился он лишь в тот момент, когда дверца водителя открылась, и из машины выбрался мужчина. Из окна не было видно, молод он или нет, хорош собой или урод. Но его внезапное появление остановило спешащую на работу Ольгу и, несомненно, привлекло ее внимание.

Мужчина ее явно окликнул, потому что его бывшая жена остановилась так внезапно, будто наткнулась на неожиданно возникшую на пути преграду. Полуобернулась и что-то сказала. Это Влад понял по безмолвному шевелению ее губ. Потом помахала мужчине рукой и теперь уже пошла к входу в здание, не оборачиваясь. Водитель «Волги», кем бы он ни был: другом, братом, сватом или просто таксистом, широко и призывно улыбался Ольге в спину. Потом, словно спохватившись, сел на свое место и укатил.

Влад потрясенно застыл у окна.

Проспала, значит… Только вот вопрос: с кем она проспала?! Уж не с тем ли услужливым таксистом, что привез ее на работу? Кто такой, черт возьми?! Как… как он вообще посмел появляться с ней рядом, когда у него на Ольгу такие далеко идущие личные планы! Тут снова некстати вспомнились тапки, в которых он вчерашним вечером намеренно громко шаркал по Ольгиной квартирке. Не его ли?! Наверняка…

Любавский с силой оттолкнулся от подоконника. Пружинящим шагом дошел до дверей и, выглянув в приемную, без тени улыбки приказал секретарше:

– Шустикову ко мне, и быстрее!..

Ольга зашла в их с Верой кабинет и потрясенно застыла у входа.

– А-а! А где мой стол?!

Она покрутила головой в надежде обнаружить стол переставленным в какое-нибудь другое место, но его точно не было и быть не могло. Все помещение прекрасно просматривалось от входа, а прятать стол в стенном шкафу ни у кого бы фантазии не хватило.

– Вера, ты что-нибудь понимаешь?! – Ольга перевела взгляд на коллегу, насупленно перебирающую какие-то бумаги. – Объяснишь, нет?

– А чего тут объяснять, все и так понятно! – фыркнула та громко и с ненавистью, с которой не сумела справиться, воззрилась на Ольгу. – Перепутали ее, понимаешь! Чего ты мне тут вчера заливала?! Я так и знала, что будут проблемы! Так я и знала!!! Я же больше тебя здесь работаю, а вот поди же ты!..

– Ты о чем? – Ольга непонимающе покосилась на стеклянную перегородку, от нее только что отпрянула какая-то тень.

Не иначе Евгений Евгеньевич отслеживал момент ее возвращения и теперь готовится сделать ей внушение на предмет неурочного появления на работе. Так она же звонила ему и отпросилась. Он отнесся к ее просьбе с должным пониманием и… все же, где ее стол?

– Шустикова, зайди, – проскрипел ей в спину начальник.

Ольга стянула с себя куртку, пристроила ее в шкафу на чужих плечиках, собственные таким же странным манером, что и стол, исчезли. Пригладила волосы перед зеркалом. Одернула свитер, поправила юбку и лишь потом направилась на зов руководства, не терпящего лишних складок и заломов на одежде.

– Добрый день, Евгений Евгеньевич! – поприветствовала его Ольга, переступая порог его аквариума, в котором он томился целыми днями, как огромный одуревший от безделья сом.

– Ага, здравствуй, Шустикова, еще раз, – Евгений Евгеньевич развел губы в улыбке, хотя глаза смотрели настороженно и холодно. – Проходи и усаживайся на свое место.

Вот только тут Ольга рассмотрела наконец в крохотной нише у окна, образованной недостроенным шкафом и подоконником, свой злосчастный стол, который исчез из их с Верой комнаты. И стол, и компьютер на нем, и светильник. Все было привычным и своим, кроме места, где все это обосновалось.

– Евгений Евгеньевич! – непривычным повышенным тоном обратилась к начальству Ольга, тут же попеняла себе за смелость и чуть тише продолжила: – Евгений Евгеньевич, как это понимать?! Почему мои вещи здесь?!

– Ладно тебе, Шустикова, дурочку тут передо мной ломать. – Его разведенные в улыбке губы странным образом съехали влево. – Знала ведь о повышении! Еще вчера знала, а ничего не сказала! Что же ты так, Шустикова?! Разве же так можно?!

Повышении?! В который раз за сегодняшний день ноги отказывались ее держать. Значит, все же – повышение!!! Ай да Владик! Ай да молодец! Повысили в должности, стало быть!

Ей бы радоваться и ликовать, о таком даже мечтать было страшно.

Не ей одной было известно, что штатную единицу заместителя начальника их отдела не так давно сократили, а вместе с ней и добрую половину сотрудников. И тут вдруг… ее вновь вводят, эту самую единицу. И назначение получает не кто-нибудь, а именно она, Ольга! Что это могло значить? Это могло значить очень многое. Это и прибавка к зарплате, и дополнительные дни к отпуску, и привилегированное премирование, и еще куча всяких мелких и не очень преимуществ.

Ей бы радоваться и ликовать, только Ольга вдруг испугалась.

Неспроста, ох неспроста все это затеял Владик. Что же все-таки ему от нее нужно?! Что-то же ведь нужно, не стал бы он огород городить ради сомнительного удовольствия их вчерашнего стремительного секса. О любви тоже речи не шло. Это поначалу она думала, что он способен на искреннее сильное чувство. Но потом поняла, что если это самое чувство и имеет право на существование в его душе, то оно направлено только на него самого. Никого Попов Владислав Иванович не любил в этой жизни с такой же силой и самоотречением, как себя драгоценного…

Застыв в изумлении посреди кабинета своего непосредственного начальника, Ольга пыталась понять, что происходит, но объяснения не находилось.

Все вроде бы просто на первый взгляд…

Их пути с Владиком неожиданно снова пересеклись. Он растерян и подавлен этой встречей. Находит какой-то дикий способ затащить ее к себе в машину, отключив ее ударом по шее в их подземном гараже. Но это ее почти не удивило, он всегда любил совершать неординарные поступки. Потом они занимаются любовью, говорят, спорят, расстаются абсолютно недовольными друг другом… Он, возможно, испытывает чувство неловкости, а может быть, и стыда за то, что так подло обходится с нею. И вот утром он решает хоть как-то компенсировать свою подлость… повысив ее в должности. Тем более что вчера она неоднократно намекала, что от прибавки к жалованью не откажется. Что просила, то и получила! Вроде бы так. На первый взгляд. Но ведь это только на первый!..

Ольга знала, что так не бывает! Не бывает таких случайных пересечений в этой жизни, а уж в ее жизни тем более. Ее жизнь полна недоразумений, Владик не стал исключением. А если он посодействовал тому, чтобы ее перевели из районного отдела культуры в их управление? Перевели… Затем следует вызов к нему в кабинет, где он начинает давить ей на психику, озвучивая свои пламенные чувства к своей жене и еще не рожденному ребенку. Зачем он это делает? Пытается дать ей понять, чтобы она не питала никаких надежд на его счет? Так она и не собиралась… Ну, подумаешь, понравился он ей в своем новом обличье. Ему-то об этом неведомо. Или он догадался? Или расчет на это и был?

Ох, Владик, Владик… Что же ты опять затеял? Какую цель преследуешь? Ведь брякнул что-то такое, уходя, а уточнять не стал. Что за всем этим кроется?

– Шустикова! – вклинился в ее разбредшиеся овечьей отарой мысли голос Евгения Евгеньевича. – Ты чего встала-то?! Проходи, присаживайся. Ты ведь теперь вроде как тоже хозяйка этого кабинета.

Хозяйка?! Какая к черту хозяйка?! Она даже собственной жизнью не может распоряжаться по своему усмотрению. Вернее, распоряжалась до недавнего времени. До тех самых пор, пока ей как снег на голову не свалился почивший несколько лет назад ее супруг. А стоило ему появиться, и все тут же пошло наперекосяк.

А ведь было время, когда она разыскивала его! Да как разыскивала! А он вот сам нашелся и снова начал что-то такое вытворять, что понять никак невозможно.

Ольга вдруг поняла, что довольно странно выглядит с вытаращенными от изумления глазами посреди кабинета своего начальника. Интересно, сколько времени она так простояла? Пять минут, десять? А может, и всего-то ничего, а так показалось. Да, денек сегодня, однако…

То Лешка Ксюшин со своим пистолетом, то Влад со своим назначением, то Саша со своими претензиями. Хотя… Хотя во многом тот, конечно же, прав. Какому мужику понравится, что его будущая жена (а расчет был именно на это) встает из-за праздничного стола прямо посреди торжества и, озабоченно глядя на время, мчится на работу?! У них ведь все проблемы начались именно с этого. Ольга не понимала, злилась, считала его жалобы на одиночество плебейскими придирками и непониманием ее забот. Но потом поняла, что в чем-то он, возможно, был прав. Или нет?..

Думать об их давней ссоре сегодняшним утром ей было недосуг. Ей срочно понадобилась его помощь, и она поехала к нему. У нее хватило бы ума не просить помощи у того же Влада, например. Стоило бы тому услышать о пистолете, с которым явился домой после почти двухмесячного отсутствия муж ее подруги, как Любавский зашипел бы на нее по-змеиному и в мягких и не очень выражениях попросил не вмешивать его в чужое дерьмо. А вот Саша так не сделал. Пусть и выслушал без энтузиазма. Пусть старательно прикрывал дверь в комнату, словно пытался спрятать от нее наложниц, которых успел завести за то время, что они не встречались. Но выслушать выслушал и даже подвез потом до работы, старательно опять – таки выпроводив из собственной квартиры. Все мутные какие-то…

Ну и пусть! Пусть он выглядел излишне натянутым и где-то даже настороженным. Это объяснимо. Они долго не встречались. Сталкиваясь, лишь холодно кивали друг другу. Но лишь бы помог. Лишь бы не бросил их с Ксюшей и Мишкой на пороге грядущей беды. А что Леха нагрянул, притащив на своих потрепанных крыльях беду, Ольга не сомневалась.