Текст книги "Любовь – крапива стрекучая"
Автор книги: Галина Турбина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
– Но ведь бывшая графиня Солейл урожденная Бонуа, почему бы не предположить, что ее дочь, леди Эмилия можем быть носительницей ментальной магии.
– Эдди, присмотрись к Анделине. Она симпатичная, милая девушка. Оставь в покое Эмилию. Король не одобрит твой брак с этой аристократкой. Не знаю почему, но наш монарх не хочет ничего о ней знать, кстати, ее родственники со стороны отца тоже не знаются с девушкой.
– Да, Анделина милая девушка, но ее кузина понравилась мне больше.
Герцог поймал себя на мысли, что его раздражает интерес брата к Эмилии, и совсем не потому, что это нарушает их планы, все дело в самой девушке. Милли заинтересовала и его тоже.
– Эдди, я не понимаю твоего восхищения леди Эмилией. Бледная, худая, неулыбчивая, смотрит букой. Вся красота – огромные голубые глаза. Все твои восторги надуманы, тебе она кажется загадочной, таинственной, недоступной. Поверь мне, все это не так, она просто старая дева, наверняка сварлива, нелюдима, невежественна, не очень-то воспитана.
– Риан, не говори так о леди Эмилии!
– Хорошо, возможно, я не прав. Но подумай о том, что в двадцать два года она не замужем и никогда не была помолвлена. Это говорит не в пользу ее достоинств, тем более, что дядя дает за ней хорошее приданое. Что-то же отпугивает потенциальных женихов.
– Подоплека, по которой у девушки нет мужа или жениха может быть разной.
– Не вижу причин для спора, мы приехали к молодой баронессе Бонуа, все, вопрос решенный. У тебя есть задатки эмпата, выбора король не предоставил, ты должен жениться на этой девочке – баронессе Анделине Бонуа.
– Ты старше меня на шесть лет, однако, еще не женат.
– Эдди, та прекрасно знаешь, что моей будущей невесте всего восемь лет, ей еще расти и расти, а пока у нас с ее отцом устная договоренности. Я устал, и от этого бесполезного разговора в том числе, оставь меня, я хочу отдохнуть.
После ухода брата Флориан долго лежал без сна. Воспоминания, казалось, похороненные давно в глубинах памяти, опять не давали заснуть. Двенадцать лет назад, когда Флориану вручили ребенка, чтобы доставил ее к инданийцам, он не запомнил, как выглядела девочка. Помнил только, что девочка была худенькой, маленькой, вроде бы белокурой, но не был в этом уверен. Девочка не капризничала, плакала, стараясь, чтобы Флориан не видел этого, ни о чем его не спрашивала, ела то, что он ей давал, не привередничая. .Спустя время, они вышли к инданийцам, он отдал девочку и забыл о ней. Когда король отправил его к барону Бонуа, Флориан знал, что племянница барона та самая девочка. Тогда, двенадцать лет назад, Флориан был на грани выгорания, принц Максимилиан почти его сломил, почти изувечил его душу, растоптал его этические нормы, почти сгубил не только нравственное целомудрие, но и телесное. От этого «почти» до конца было совсем немного. Если бы не помощь графини Солейл, был бы сейчас Флориан бездушной игрушкой Верховного Князя Максимилиана, в том числе и постельной. Вполне возможно, что он быстро ему бы надоел, тогда одна дорога – смерть, как избавление.
«Не думать, не вспоминать! – Флориан стиснул зубы – Я столько сил положил, что бы все забыть, ненавистный, кошмарный князь, сколько раз я просыпался в поту от кажущегося горячего дыхания на моем лице и вкрадчивого хриплого твоего голоса, будь ты проклят, чудовище!»
***
Так и не уснув, Флориан подошел к окну, выходившему в густой тенистый сад. Присев на широкий подоконник, он наблюдал, как поднимается солнце над кронами деревьев. Опустив взгляд ниже, герцог увидел, как по незаметной тропинке, кто-то идет. Присмотревшись, с удивлением узнал в закутанной в плащ женщине, Эмилию Солейл.
– И куда это она направилась в такую рань? К любовнику? – Тихо прошептал Флориан. – Может, стоит проследить за этой тихой мышкой.
Неслышно открыв высокие створки арочного окна, герцог невесомо перепрыгнул на рядом стоящее дерево, достигающее второго этажа, где было расположены гостевые покои. Бесшумно спрыгнув с дерева, он незаметно направился за Эмилией. К удивлению герцога, миновав сад, девушка вывела его на кладбище, скорее всего семейное. Присев в высокой траве, окружающей кладбище, он наблюдал за Эмилией, девушка его не замечала. Она подошла к небольшой могиле, присела, положила букетик цветов и еще что-то, Флориан не рассмотрел с такого расстояния. Эмилия погладила надгробие, что-то прошептала, утерла слезы, распрямившись, немного постояла и направилась к стоящей на краю кладбища небольшой часовенке богини Аумонэ.
Решив, что пока графиня молится, герцог выяснит, чья же это могила, он, проводив глазами девушку, подошел к надгробию. Флориан изумленно рассматривал могилу, она вся была засыпана цветами и игрушками. На надгробии была выбита всего одна дата пятилетней давности и надпись – «Прости за не отданную тебе любовь и нежность. Мои печаль, боль и вина бесконечны и вечны». Это явно была могила ребенка. У Эмилии был ребенок? Бастард? Как, когда, кто отец этого ребенка? Вот и прояснилось, почему графиня до сих пор не замужем, если, конечно, это могила ее ребенка. Ай да тихая мышка! Ни при каких условиях эта женщина не выйдет замуж за его брата, даже если она и есть носительница ментальной магии, то большая часть уже отдана этому умершему ребенку! С такими мыслями герцог вернулся тем же путем в свою спальню.
Глава 2
В замке еще все спали, когда Милли вернулась в свои комнаты. Дядюшка и тетя просили ее не ходить на могилу ребенка пока в замке гости, но Милли не могла этого не делать. Она надеялась, что на рассвете замок крепко спит и ее никто не увидит. Но Милли ошиблась, ее увидел герцог Ангсельмский и сделал свои выводы.
Завтракала Милли в своей комнате, а на обед ее заставила спуститься тетушка, заявив, что Милли, игнорируя совместные обеды и ужины, ведет себя невоспитанно и грубо. Долг гостеприимства и этикета обязывает ее бывать на обедах и ужинах, ведь она член семьи. Обняв и поцеловав тетушку, девушка пообещала выйти к обеду. Не успела уйти тетушка, прибежала Анделина.
– Ах, Милли, почему ты не бываешь на обедах и ужинах? Герцог и барон такие душки, какие они великолепные кавалеры. Сколько забавных историй знает герцог, как он их интересно рассказывает, я смеюсь весь обед.
– Лина, тебе не с кем сравнивать, не так уж много ты видела кавалеров. Поэтому тебе они кажутся невероятными. Скажи, тебе нравится герцог?
– Ох, Милли, он, конечно, умеет занять дам разговорами. Он обаятелен, аристократичен, изящен. В него, наверное, легко влюбиться. Но я его боюсь, я чувствую, что такой простушкой как я он не заинтересуется. От него, несмотря на его веселые рассказы и постоянные улыбки, веет застарелой болью, гнетущей тоской. От него пахнет дымно-горьким, сухим, полынным, колючим, степным ветром. Так что, нет, герцог меня не привлекает. А его брат совсем другой. От него пахнет сладким, легким, теплым, летним ветром. Думаю, что он будет мне хорошим мужем.
– Ого, Лина, я и не подозревала у тебя такой глубины в характеристике людей. Ты никогда не говорила, что умеешь читать эмоции, так и до чтения мыслей недалеко.
– Ну да, все считают меня глупенькой, недалекой, взбалмошной особой. Может это и недалеко от истины. Я просто чувствую, чем пахнут эмоции и мысли людей. От тебя пахнет острокислой виной перед кем-то, черным пеплом невозвратимой потери, солено-горьким морским туманом – ты много плачешь, Милли. Что с тобой случилось? Шесть лет назад у тебя был запах ириса – легкий, свежий, сладкий, цветочный. Твои эмоции были фруктово-яблочными, ромашковыми. Куда все это исчезло, какое горе с тобой это сделало? Я чувствую, что ты тоже боишься герцога, но не так как я, у тебя есть повод его бояться. Вас что-то связывает, я это чувствую.
Милли порывисто обняла сестру.
– Лина, милая, добрая, невинная девочка. Не надо, не слушай чужие эмоции, не пытайся узнать чужие тайны, прошу тебя, не делай этого. Бывают такие тайны, которыми не хочется делиться даже с самыми близкими людьми. Люди не хотят, чтобы об их постыдных, нелицеприятных или страшных секретах кто-то бы узнал. Да даже радостью не всегда хотят делиться. Я хочу, чтобы ты осталась такой же доброй, душевной, славной, мягкой девушкой. Опасно знать чужие тайны, это принесет тебе только огорчения, невзгоды, беды.
Анделина отстранилась от кузины и посмотрела ей в глаза:
– Милли, может быть, я могу тебе помочь? Тебя что-то сильно гнетет и что тебя связывает с герцогом?
– Нет, Лина, никто не может мне помочь, разве что если бы была возможность вернуть время вспять. А с герцогом связывает то, что именно он вывел меня из осажденного замка двенадцать лет назад. И я его не боюсь, ты ошибаешься. Лина, ты ведь знаешь, что к тебе сватаются, потому что король надеется – ты носитель ментальной магии. Теперь я вижу, что это, скорее всего, так и есть. Ты кому-нибудь рассказывала о своих особенностях?
– Нет, никто не знает, я сама не сразу разобралась в своих ощущениях и что запахи, исходящие от людей это их эмоции и мысли. Я не хочу, чтобы кто-либо знал обо мне как об эмпате. Все знают, что женщины не способны к магии, значит со мной что-то не так.
– Лина, эмпат не совсем маг, это скорее свойство души улавливать чужие эмоции. Маг читает мысли, может внушить чужие мысли, эмоции, заставить делать человека, что надо магу, да много чего еще. А ты просто ощущаешь эмоции на уровне чувств. Ты не можешь внушить какие-либо чувства человеку или заблокировать его эмоции, ведь так?
– Милли если бы я могла убирать или заменять эмоции, то помогла бы избавиться от боли в твоей душе.
– Нет, Лина, эта боль всегда будет со мной, я не откажусь от нее.
– Что с тобой случилось, Милли? Расскажи, поделись со мной, я разделю твою боль.
– Нет! Забудь об этом! Я считаю, тебе надо рассказать дяде о себе, тогда жених сразу же определится с выбором в твою пользу. Тебе ведь нравится маркиз?
– Да, нравится.
– То, что ты эмпат, дает большой шанс, что ваши дети будут обладать ментальной магией. Иди и все расскажи отцу.
После ухода кузины, Эмилия, присев на широкий подоконник, обложенный подушками, окунулась в безрадостные воспоминания.
Пять лет назад, когда Милли ждала родов в монастыре у матери, она ненавидела ребенка, который должен был скоро родиться, он ей был не нужен, его рождение осложняло ее жизнь. Милли даже не представляла ребенка, не думала, как он выглядит, на кого похож. Для нее он был чем-то чуждым, захватившим ее тело, чтобы расти за счет нее, как маленький паразит. Когда начались роды, и пришла невыносимая боль, Милли проклинала это создание, поселившееся в ней и теперь терзавшее ее, стремясь наружу. Когда родился ребенок, Милли сказали – это девочка, но ей было все равно, кто там родился. Самое главное, закончилась боль, и теперь она может заснуть. Она заснула сразу же, не чувствуя как ее мыли, меняли белье на ней и на кровати. Проснулась Милли от зудящего писка, приподняв голову, она увидела рядом с собой сверток, он то и пищал. Милли крикнула, чтобы позвать кого-нибудь, но никто не пришел, а сверток пищал и пищал. Милли осторожно отогнула край кружевной пеленки и заглянула в сверток. Личико ребенка было красным, натужным, маленькие губки обиженно кривились, закрытые глазки были опухшими. У Милли перевернулось сердце, младенец вызвал у нее чувство жалости, он показался ей таким брошенным, обделенным, никому не нужным, даже собственной матери. Ребенок замолчал и открыл глаза, Милли показалось, что младенец укоризненно и печально смотрит на нее. Милли вдруг с ужасом поняла, что это ее ребенок ,которого она родила. Это ее ребенок, а не чудовище, представлявшееся ей, когда она его носила в своем чреве. Поднявшись, Милли неуклюже взяла ребенка на руки, маленькая ручка, выпроставшись из пеленки, ухватила девушку за палец, маленький ротик елозил по сорочке Милли, ребенок, видимо, был голоден. Девушку затопила нежность к этому младенцу. Хлопнула дверь и вошла мать Милли, настоятельница монастыря.
– Милли, девочка голодна, сейчас придет кормилица и покормит ее.
– Мама, можно я попробую ее покормить.– зачем-то вырвалось у Милли.
– Нет, девочка моя, тебе не стоит этого делать, не привязывайся к ней. Ты же сама хотела от ребенка поскорее избавиться. Девочка будет воспитываться в приюте при монастыре. Тебе никто не позволит оставить ее рядом с тобой. Лучше будет, если ты о девочке забудешь навсегда.
Вошедшая кормилица, ловко взяла ребенка из рук Милли и сев на кровать, принялась кормить девочку. Женщины молча за этим наблюдали. Покормив и перепеленав ребенка, кормилица хотела унести девочку, но Милли попросила мать оставить ребенка с ней, хотя бы ненадолго. Милли осталась наедине с ребенком. Она, неловко держа его, рассматривала спящего младенца. Эмилия думала о том, как она могла ненавидеть это невинное создание. Как бы ни пришел в мир этот ребенок, это не его вина. Все девять месяцев это не смог Милли внушить никто, она была настроена избавится от ребенка. Но стоило ей взглянуть на девочку, услышать ее плач, и было все забыто. Обида на ее отца, все, что предшествовало появлению этого ребенка, было вычеркнуто. Да что может быть важнее этих маленьких пальчиков, этих шелковистых волос, пухлых щечек, умиротворенного, сытого сопения! «Это мой и только мой ребенок, я ее никому не отдам, – думала Милли – никто ее у меня не отнимет, я виновата перед ней, не любила ее до рождения, но сейчас все изменится». Прижимая к себе девочку, Милли уснула. Когда она проснулась, ребенка рядом не было. У пришедшей матери Милли потребовала вернуть ей девочку, но мать сказала ей, что ребенок умер. С Милли случилась истерика, она плакала и кричала, что не верит в смерть ребенка, девочка была здорова, она сама это видела. Мать и прибежавшая повитуха успокаивали ее и уверяли, что с детьми иногда такое случается, абсолютно здоровый ребенок вдруг умирает через несколько часов после рождения. Чаще всего это случается с детьми родители, которых не состояли в браке.
У Милли началась нервная горячка, она проболела десять дней, уже и не надеялись, что выживет. Когда Милли очнулась, ей сообщили, что ребенка похоронили. Сильно похудевшая и еще очень слабая после болезни, Милли потребовала, чтобы ее девочку перезахоронили в замке баронов Бонуа, где жила и сама Милли. Она не успела дать ей имя, так и осталась для Милли ее девочкой. Милли грызли вина и боль потери. Ей казалось, что если бы Милли любила ребенка, то она бы не умерла. Маленькая ее девочка решила, что ей нечего делать на этом свете, если ее не любит мать и все время пока носила в своем чреве, считала ее чудовищем, захватившем тело матери. Если бы Милли успела сказать ей о своей любви, то, возможно, девочка бы не умерла. Эта боль и вина не отпускали Милли, она с ума сходила от того, что ничего не может вернуть, изменить.
Как тень Милли ходила по замку, ничего ее не интересовало, не привлекало внимание, частенько забывала поесть, приходилось домочадцам следить за этим. Выходила из замка только, чтобы навестить могилу ребенка. Еще ее отвлекали книги, она могла по двенадцать часов сидеть в библиотеке, особенно Милли интересовали книги по магии. Барон был неплохим артефактником, у него была хорошо оснащенная лаборатория. Как то Милли забрела туда, барон в это время делал какой-то артефакт. Видя, что Милли внимательно наблюдает, дядя предложил помочь ему. С тех пор Эмилия помогала барону в лаборатории. Дядя понемногу учил племянницу, оказалось, что у нее остались незначительные магические силы, которых хватало на создание некоторых простых артефактов или составляющих для сложных артефактов. Постепенно девушка оживала, правда, до той непоседы какой она была когда-то, было очень далеко.
Тяжело вздохнув, девушка вытерла слезы. Пора было собираться к обеду.
Перед обедом Анделина шепнула кузине, что все рассказала отцу и после обеда, он пригласил гостей для разговора. На обеде герцог странно смотрел на Милли. А Милли, растревоженная разговором с Анделиной и воспоминаниями, нервничала и пару раз чуть не уронила вилку, и чуть не разлила бокал с водой. Баронесса недовольно смотрела на нее. После обеда гости и хозяин удалились в кабинет барона. Баронесса с дочерью остались в гостиной ждать результатов разговора.
Эмилия не могла находиться в доме, ей было маятно, душно, воспоминания, всколыхнувшие ее душу, погнали в дальний угол сада. Там, в тени деревьев находилась забытая, спрятанная заросшими кустами беседка, куда приходила Милли, когда не находила себе места от тоски и безысходности.
Сидя на скамейке в беседке, Милли размышляла о том, как ее мать смогла вывести Флориана из подвалов замка, где эльмфейцы оборудовали тюрьму. И как ей удалось уговорить Милли оставить замок, тогда девочке даже в голову не пришло возразить матери, она безропотно пошла с незнакомым юношей. Возможно, что ее мать обладала в какой-то мере ментальной магией. Очень редко, но случалось, что у девочки оставалась большая часть магической силы, не засыпала полностью. Может быть, ее мать входила в число таких девочек.
А может Милли все не так поняла и ее мать не применяла к ней магию, просто тогда она была маленькой девочкой, ей было страшно в замке и, когда появилась возможность его покинуть, Милли безропотно это сделала.
Милли никогда не разговаривали с матерью о том, что происходило в замке Солейл после его захвата, графиня пресекала все попытки дочери поговорить об этом. Как и не рассказала ей о том, кем был Флориан, Милли была убеждена, что мать прекрасно была осведомлена об этом. Как родственник короля, Флориан был ценным пленником и его побег, скорее всего, сильно нарушил планы князя Максимилиана тем удивительнее, что графиня не пострадала после побега юноши, если учесть, что князь слыл жестоким, беспощадным, безжалостным, бесчувственным человеком. Говорили, что у него каменное сердце и ледяная душа. Милли подумала о том, что же связывало мать с этим человеком. Не любовь ведь, в самом деле. А что Милли знала о любви? Можно ли любить вопреки всему, несмотря ни на что?
Подняв голову, Милли вздрогнула, увидев в проеме выхода из беседки герцога. Он стоял, скрестив руки на груди, и хмуро смотрел на девушку.
– Извините, что нарушаю ваше уединение, леди Солейл, но мне необходимо поговорить с вами. И хотелось бы, чтобы об этом никто не знал.
– О чем вы хотели со мной поговорить, ваше сиятельство?
– Это касается вашей кузины.
Милли удивленно посмотрела на герцога:
– Что не так с Анделиной? Что случилось?
Герцог прошел вглубь беседки и присел на скамейку напротив Милли. Отряхнув невидимую соринку с рукава камзола, он прямо посмотрел на девушку и проговорил:
– С вашей кузиной все хорошо. Я не совсем точно выразился, дело в вас и в ней. Мы пришли к соглашению с вашим дядей о помолвке леди Анделины и моего брата, она состоится через месяц, когда ваша семья прибудет ко двору. Но я бы хотел, чтобы вы, леди Солейл, не появлялись там. Я понимаю, что это грубо и резко звучит, но у меня нет желания и времени разводить сантименты.
– Но я и не собиралась ко двору, я ни разу не была в столице и не горю желанием туда ехать, можете быть спокойны.
– О нет, вы то, может быть, и не горите, но вот ваши родственники, особенно кузина, горят желанием видеть вас при дворе. Молодая баронесса поставила условие, что ко двору она поедет только в вашем сопровождении. Выяснилось, что ваша кузина, скорее всего, является носительницей очень ценной магии, этот брак важен для короны и для нашей семьи. А вот вы можете разрушить помолвку.
– О чем вы говорите? Зачем мне это? – Милли с ужасом смотрела на герцога – Я никогда не наврежу Анделине, я рада, что она станет женой вашего брата.
– Я буду с вами откровенен. Мой брат увлекся вами, он дал согласие на брак с баронессой, но боюсь, если вы будете мозолить ему глаза, передумает. – Криво усмехнулся мужчина.
Милли вскочила на ноги, от негодования ей не хватало воздуха, тяжело дыша, девушка воскликнула:
– Как вы смеете так со мной разговаривать, я вам не подавальщица в трактире, где вы, вероятно, набрались подобных манер! Я не давала вам и вашему брату повода думать обо мне неподобающим образом! Оставьте меня в покое, вы, ваше сиятельство, со своим братом!
Милли, глотая злые слезы, бросилась к выходу. Герцог метнулся ей наперерез и, схватив за руку, рывком бросил Милли обратно на скамью.
– Мы еще не договорили. – Зло прошипел герцог в лицо, встав напротив Милли, и наклонившись к девушке.
– Вы сошли с ума! Отпустите меня! – Милли стало страшно, она вжалась в стену, стараясь отодвинуться подальше от разъяренного мужчины.
Герцог выпрямился, отошел к противоположной скамье, постоял некоторое время спиной к девушке и, повернувшись к ней, произнес:
– Простите за грубость, я не должен был так себя вести. Но вы должны мне обещать, что не поддадитесь на уговоры своих родственников и не поедите в столицу. Не видя вас каждый день перед собой, брат забудет о своем увлечении и обратит внимание, надеюсь, на вашу сестру. И не надо передо мной разыгрывать добродетель и невинность! У меня есть основания думать, что вы не так уж непорочны, как прикидываетесь.
Милли с ужасом смотрела на герцога. Она знала, что он может быть грубым, но не думала, что герцог так забудется по отношению к ней, аристократке. И что значат его слова, неужели, Флориан вспомнил ее и то, что было шесть лет назад.
– Я уже сказала, что не поеду в столицу, никто меня не сможет уговорить. И мне не нужен маркиз Мэдрейн. – от волнения и страха, хриплым голосом выговорила девушка.
– Ну да, конечно, не нужен. – зло усмехнулся мужчина – Вы живете здесь несколько лет, никуда не выезжаете, у вас нет ни жениха, ни мужа. Почему вы до сих пор не замужем? Ждали кого-нибудь знатнее и богаче, чем кавалеры в вашей провинции? И, наконец-то, дождались?
Герцог смотрел на Эмилию презрительно, надменно. Милли стало горько и больно до слез. Ведь это из-за него у нее нет мужа и детей, и никогда не будет! . Это он, он во всем виноват! И даже не помнит ничего! Девственность невесты до свадьбы была непременным условием заключения брака. Женщина, родившая до брака, считалась бракованным товаром и была, практически, изгоем. Таких не брали в жены даже пожилые вдовцы, вырастившие и воспитавшие наследников и обремененные внуками. Даже если бы Милли что-то испытывала к маркизу, то у них нет будущего. Конечно, родным удалось скрыть беременность и роды Эмилии, но это ничего не меняет. Обязательный осмотр лекаря перед свадьбой все бы выявил. Может рассказать ему все? Нет, герцог обвинит .Милли во всем и будет прав. Это ей тогда, шесть лет назад пришло в голову изобразить из себя подавальщицу в трактире при постоялом дворе, который содержала бывшая няня Милли. Милли было почти шестнадцать, и ей показалась эта шалость веселой и безопасной. Если бы знать тогда, чем все обернется!
– Пусть вас не заботит мое будущее, оно никак не будет связано с вашей семьей. Я еще раз повторяю, что не поеду ко двору ни при каких условиях и не поддамся на уговоры Анделины. А теперь разрешите мне уйти.
Мили встала и направилась к выходу. Герцог мрачно проводил ее взглядом и угрюмо буркнул ей вслед:
– Очень надеюсь, что так и будет.
***
Эмилия, глотая слезы обиды, мчалась по тропинкам сада, не замечая ничего вокруг себя. Неожиданное препятствие в виде маркиза Мэдрейна заставило Милли споткнуться и упасть в его объятия. Маркиз, взяв девушку за плечи, отодвинул ее от себя и встревоженно произнес:
– Леди Солейл, что с вами? Вас кто-то обидел?
– О нет! – простонала Эмилия. Сбросив руки маркиза со своих плеч, отступила на два шага назад. Затем, обернувшись и удостоверившись, что герцог не последовал за ней, Милли холодно обратилась к маркизу:
– Со мной все в порядке, милорд, даже если было бы и не так, то это не ваша забота. Прошу пропустить меня, я спешу.
Маркиз озадаченно посмотрев на девушку, отступил, пропуская ее. Милли быстро, не оглядываясь, направилась в замок. Оторвав взгляд от уходившей девушки, молодой человек, увидел приближающегося брата. Герцог выглядел раздраженным и злым. Маркиз удивленно спросил брата:
– Что с тобой?
– Ничего, просто некоторые девицы меня раздражают и бесят!
– Это от тебя бежала графиня заплаканной? Что ты ей сказал? Что ты ей сделал? Ты обидел ее? – маркиз угрожающе надвинулся на брата.
– Да ничего я ей не сделал, успокойся. Просто нарушил уединение графини в беседке, ей это не понравилось. Девица вздорная и раздражительная! Не знаю, что там ей померещилось, но она устроила истерику и сбежала.
– Врешь ты все! Она нежная и воспитанная.
– Ну да, нежная, видел я, как она тебя осадила.
– А как должна, по-твоему, вести себя девушка, попав в объятия, хорошо, что не залепила пощечину.
– Что! Как интересно-то, этого я не увидел. Ты с ума сошел! Мы только что договорились о помолвке, а ты обнимаешься с ее сестрой.
– Она бежала, ничего не видя, и просто влетела в мои объятия, но очень быстро из них выпуталась. Это была просто неожиданная ситуация. Я дал согласие на брак с Анделиной Бонуа и не собираюсь ухаживать за ее кузиной.
– Ладно, пошли в замок, нам есть, что обсудить помимо нервных девиц.
***
Придя в свою комнату, Милли застала там Анделину. Кузина радостно бросилась на шею Милли:
– Ах, Милли, я скоро буду невестой, а потом и женой маркиза!
– Я рада, Лина, за тебя. Но зачем ты добиваешься моего отъезда с тобой в столицу. Мне там делать нечего, не упрашивай и не настаивай, я не соглашусь никогда.
– Милли, ты опять плакала, тебя кто-то обидел, я это чувствую.
– Нет, Милли, все в порядке, не случилось ничего такого, о чем стоит расстраиваться. Все хорошо, правда. Давай лучше поговорим о тебе и маркизе, расскажи, как все было, как он просил твоей руки.
Милая и добрая Анделина не умела долго печалиться, тем более в данный момент она была счастлива и хотела, чтобы все разделили ее радость. Поэтому девушка быстро переключилась с горестей Милли на свои восторги по поводу предстоящей помолвки. Анделина долго и восторженно рассказывала Милли, что было в этот день и что еще будет дальше в ее жизни. В конце разговора сестры договорились, что Милли не поедет в столицу сейчас, а поедет позже, на осенний бал.
Кузина ушла, когда уже стало темнеть за окном. Эмилия, мучаясь от головной бол и отказавшись от ужина, рано легла спать. Ночью ей снился семнадцатилетний Флориан с маленькой девочкой на руках. Они весело махали руками и звали Милли за собой. Милли во сне понимала, что это ее дочь на руках Флориана, живая и выросшая, радостно зовет ее за собой куда-то. Но Милли не могла во сне пошевелить, ни рукой, ни ногой и пойти за герцогом и дочкой. Проснулась девушка вся в слезах и с еще большей головной болью.
Гости уехали на следующее утро. До самого отъезда герцога и маркиза, Милли просидела в своей комнате, вышла только на обед, с гостями почти не общалась. Еще через три дня уехали барон с баронессой и Анделина. Милли, получив от родных кучу наставлений перед отъездом, осталась в замке одна.
