Текст книги "Мы с Варварой ходим парой…"

Автор книги: Галина Исакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

С собакой замуж не возьмут?

То, что претендента нужно проверить «на любовь» с помощью собаки – и ежику понятно. А вот найти претендента, имея в загашнике собачку, – сооомневаюсь!…

Сколько гуляю – хоть бы одна сволочь подошла. Не идет клиент, хоть тресни! Только и слышу: «Ой, ОООООЙ!… Попридержите собааааааааку!» И ну драпать. Все мои уверения, что, по последним данным, собака – друг человека, пропадают втуне.

Хотя нет.., вру. Позавчера мальчика на пустыре нашли. Хороший такой мальчик, мааалоденький, одухотворенный – Александр Блок в юности. Кудрей, вероятно, – из-за капюшона не видать. С боксером гулял. Увидел нас и аж присел от восхищения.

Вот оно, думаю! Вот оно! Девчонки предупреждали! Не веришь в него, в счастье женское, так оно само тебя на пустыре подкараулит.

А счастье было симпатичное. Высокое, глаз с поволокой, собачка породы боксер опять же рядом бегает – свой человек. Стоит счастье сусликом, шею в нашу сторону тянет. Иди, мол, ко мне, любовь моя, заждался тебя, истосковался! Вот какая поза у него была. Красноречивая.

Ну мы, значит, тоже цену себе знаем, вошкаемся в сторонке. Что мы – красавцев на пустыре не видели? Красавцев этих тут – метлой подметай! А вот какашка в сугробе – это да, это магнит! Или вон та картонка погрызенная… Не говоря про главное сокровище – настоящее, меченное перемеченное кобелями колесо! Ходим, в упор Суслика не замечаем, но круги постепенно сужаем… Тут материя тонкая – клиента пугать сразу не надо.

А клиент и сам не робкий, рвется общаться, из суслика козликом сделался, на месте прыгает. Зябко, сердешному, без любви.

В таком деле главное – что? Вовремя закруглиться с маневрами и пойти на сближение.

Здрасьте – здрасьте, а у вас кто? А у вас? Сколько лет?…

Ну, думаю, золотой ты мой, сейчас я тебя окучу. Окучу, голубчик мой яхонтовый, бриллиантовый! Рондо в рот сунула, грудь там, ножки – все при мне. Кобуру под пуховиком поправила, чтоб револьверт сам в руку прыгнул, если клиент сбежать удумает. Улыбочку добрую надела, драный шарф с шеи сорвала и незаметно в куст запнула. Товар, как говорится, лицом. Рот раскрыла на предмет презентации духовного богатства.

Чхать он хотел на богатство. И на Рондо. И на грудь с ножками. У него боксер гиперактивный, не то что козликом, кенгурятиной скачет весь день. Не помогают ни тренировки, ни нагрузки, ни копченое свиное копыто. Приходится выбегивать пса по пять раз в день! А зима на дворе – кому охота в штанах на вате бегать?

В общем, мальчик сдвинулся на этой почве – как прыгуна унять – и с таким же вожделением, как и я для любви, искал жертву для своих жалобных монологов. Как завелся от форте до пьяно… Как сел на мои хорошенькие ушки! Сел и ножки свесил. И призывным взглядом призывал, не отпускал из контакта. И про штаны на вате говорил. И зубом цыкал – для убедительности.

Не надо было ему никакой любви, у него пес невыбеганный! Еле отвязались.

Дома паспорт спрятали – на фиг-на фиг таких женихов!

… А шарф так и валяется где-то там, в кустах, рядом с милым сердцу колесом, как драное напоминание о странностях любви.

Еще раз про Любовь. Или чем люди развлекаются, если у них нет собаки

Самый идиотский повод, он же причина для разрыва был предоставлен моим первым мужем. Жили мы в гражданском браке, но жили же! Года три. Или четыре? Впрочем, с ним, как на вредном производстве, год – за три. Так что, считай, все десять.

Зарабатывал он мало, от случая к случаю, я же получала больше и стабильнее… По тем временам это были слезы, а не деньги, которых хватало ровно на плохонькую еду, оплату квитанций и пару пачек «Тайда». Я играла в образцовую жену, крутилась ужом, выколдовывая из одной курицы обед из трех блюд и «еще супчик на завтра». Бралась за халтуры, носилась, как гончая, с одной работы на другую, прибежав домой, вставала к плите, потом к мойке, потом к пластмассовому тазу с замоченными рубашками. За три года замужней жизни я не купила себе ни одной (!) вещи, за исключением повседневной мелочевки типа колготок и стала адептом внешнего вида в стиле «натюрель» – без косметики, стрижек и сережек.

Свои деньги он тратил на компьютерные примочки и иногда на хлеб.

Я любила этого парня, мне нравилось быть женой, я перлась от своей жертвенности и прогрессирующей хозяйственной изобретательности, которой славится любая голь. К тому же он был творческая личность, у него был кризис на почве перестройки, неспособность к борьбе и апатия от своей неакульей сущности. Бросить мужика в такой момент – это как пьяного обобрать, как ребенка обидеть, как Генсеку ООН на лапу дать. Рублями! Не по-пионерски, не по-советски, не по-женски.

Мы бы и жили – не тужили, если бы любимый не изводил меня претензиями, что я растратчица и мотовка. И что веду хозяйство неэкономно. И вместо того, чтобы свеклу на борщ покупать в магазине, можно было веселой рысцой сгонять на рынок и еще поторговаться, чтобы купить на 2 рубля дешевле. И обратно не на трамвае, а пешком. Все той же рысцой. Для целлюлита полезнее.

И порошок стиральный можно попроще. И посуду мыть тщательнЕЕ. И вообще расходы записывать. И к нему, к мужу, записи на подпись.

О, как он любил после сытного, горячего, питательного обеда откинуться в кресло и, наставительно подняв указательный палец, философствовать на тему экономной экономики в семейном бюджете! Как он любил меня «журить», воспитывать и плясать на моем чувстве вины, что я вот такая – акула, а он, цветок прерий, растоптан копытами рынка! И что я в любой момент могу его, героя нашего времени, выгнать в метель и обречь. С нас всех, акул, станется! Наживаемся на трудовом народе. Транжирка, мотовка, кутила! Расточительница, миллионерша!

В общем, в один прекрасный день муж отбыл на Остров Посланных На.

Метелей там не обещали, да и компания за время существования человечества там набралась довольно большая.

…И потянуло на воспоминания.

Слушайте, как я однажды налакалась рому ямайского! Ууууууу… До сих пор от воспоминаний пьянею!

Училась я тогда на старших курсах университета. Приехала на каникулы домой, тут и день рождения мой подоспел, 20 лет, не хиханьки вам!

Ну мама, понятно, настрогала салатов, мяса там, рыбы, колбасы, хлеба. Вина сухого, благородного папаня из запасов изъял и выставил на стол. Бутылки две, потому как семейство у нас не запойное. Посидели, поели, слова послушали, родители тактично в свою комнату удались, потому что ожидался приход моих бывших одноклассников и самого главного гостя, гвоздя программы – Бойфренда.

Бойфренд пришел не один. Он с ромом пришел. Воооот такая бутыль литровая ямайского рома, купленная бойфрендовым папиком где-то в районе валютных «березок». Друзья мои – тоже люди культурные, водки притащили, как в лучших домах Парижа. Подарки к юбилею также отличались серьезностью, вдумчивостью и отражали значимость момента: перчатки с мохеровым пушком и три пачки мыла Палмолив в прозрачном полиэтиленовом пакете. На дворе стоял 92-й год: кризис, талоны, пустые полки…

Ром Капитан Морган Черная Этикетка подвинул Бойфренда и сам стал гвоздем. Столпом и основой. Стержнем, на который, словно на шампур, нанизывались кусочки торжества.

…Перчатки, подвыпив, я нацепила и танцевала, изображая лису Алису, когда она поет: «Най-най-най… на-на-на… какое небо голубоооооое»…

Мыло, изрядно подвыпившие друзья пытались потереть в салат. Вроде как сыр. Было нам очень от этого смешно.

Бойфренд держался молодцом и в своей удали рому не уступал, только пытался курить в шкаф, приоткрыв его дверцы вместо оконных створок.

Вы пили когда-нибудь ямайский ром? Я спрашиваю, пили ли вы ямайский сорокаградусный ром с водкой? Заедали ли салатом с мылом? Чувствовали ли вы как огонь вдохновения, страсти, диких безумств расправляет крылья, разгорается пожаром и, грохоча цыганскими бубнами, зовет за собой в яркую ночь, полную пламени и жарких открытий? Слышали ли вы волнующий шелест ямайского сахарного тростника, шепчущего пиратские сказки Генри Моргана? Чувствовали на языке обжигающий вкус специй и пряностей, от которых кружится голова и хочется орать «Йо-хо-хо! На сундук мертвеца!» в гулкую черную пещеру духовки? Танцевали на столе в тапках, норовя прикрепить пиратский флаг – посудное полотенце к люстре? Падали со стола в чьи-то объятия с криком: «Эй там, на баркааааааассссссееее!»?

Шик.

Эх, молодость…

Душа пела и звала в полет. Когда мы провожали кого-то домой, этот кто-то упирался. Но что такое упирающийся человек по сравнению с командой лихих матросов? И лишь когда клиент был отбуксирован к берегу подъезда и пришвартован у отчей двери, выяснилось, что это мой родной брат, по малолетству прибившийся к нашей разгулявшейся компании.

Кажется, по пути мы кого-то потеряли. Но главное – бутылка рома была с нами. Вввверный дружжииище!

Кажется, ловили машину, а поймав, попросили «пппостоять м-м-минуточку и включить радиоприемник погромче: девочки хотят танцевать!».

Кажется, я все время прикуривала сигарету с фильтра.

Кажется, мы с Бойфрендом лежали у дороги на октябрьском газоне и видели чудо: звезды то отдалялись, то приближались к нашим пьяным глазам. С тех пор я люблю песню: «Ты знаешь, небо становится блииииже», хотя, кажется, песня была написана лет через десять после той вечеринки.

Кто меня дотащил до дому?… Брат или Бойфренд? Не помню. Помню, что было весело, в сумке булькал ром, дома крепились сразу к небу, а люди шли кверху ножками.

У дома я снова хлебнула и опять попыталась закурить, но внезапно вспомнила, что с куревом шифруюсь от родителей, а посему сигареты надо тщательно спрятать в недрах сумки.

Финальные лобзания с Бойфрендом получились смазанными. Последнее, что он сделал, – нежно обнял тополь у лавочки, еле ворочая языком, пожелал ему «Счастливого Нового года». И, пошатываясь, растворился в туманной дали.

Брат транспортировал меня до квартиры. Белые лица родителей, белый потолок, белые простыни – все закружилось, завертелось перед глазами, бубны в голове бамкнули в последний раз и наступила тишина.

Странное дело: от рома я дрыхла, как суслик, но храпела, как сто тысяч чертей! Меня не перекричали бы даже с капитанского мостика, холера! Хеми… Хума.., Хамо… Химе… Химеры!

Утро…

Описание моего состояния больше подошло бы к теме «Паранормальные явления», но речь не об этом. На кухне меня встретила записка, написанная нервным маминым почерком. Там было написано… Ну… в общем, в том смысле, что они не ожидали ТАКОГО, что стыдно им всем.., что я – Алкоголичка! Да, да, именно так – с большой буквы и с большим укоряющим восклицательным знаком. Презрительным, суровым и упивающимся своей принципиальной правильностью. Вот таким – !

Все это было грустно и страшно, и почему-то сильно воняло. Воняло отвратно и как-то даже чересчур. Казалось, воздух просто пропитан тлеющим запахом неприличного разгула.

Воняла моя сумка. Незакрытый и недопитый ром вылился, утопив в своих крепких волнах не только документы, косметику и прочий багаж, но и сигареты, почему-то тщательные завернутые в красный махровый носок. Размокшие сигареты в роме – это было уже слишком.

Я решила больше не пить никогда, ни за что, ни с кем и ни по какому поводу. Двадцать лет мне уже исполнилось, а доживать до глубокой старости – до 30 или – ужас! – до 40, я не собиралась. Да, да, плавали – знаем; похмельное утро – лучшее время для зароков. Хе-хе.

Но ром с тех пор я больше не пила. Никогда. Ни за что. Ни с кем. Ни по какому поводу. Я вообще больше не напивалась, за исключением пары-тройки случаев. Даже на свадьбе. Даже после развода. Даже от безумной любви. Даже когда ее потеряла.

Хотя клеймо Алкоголички… нет, не так. Так – Алкоголички! мне еще долго не удавалось смыть. Особенно, когда мама нашла в главном кухонном шкафу недопитую бутылку сливянки, которую мы все с тем же с Бойфрендом, опасаясь расправы внезапного вернувшихся родителей, спрятали в первое попавшееся место. Куда благополучно мама и залезла спустя час, начав готовить ужин. Это ж додуматься – поставить бутылку в хлебницу!

С Бойфрендом потом мы, конечно, расстались. Давно я их не видела – Бойфренда, ром, сливянку… Вспоминаю иногда. Да, так – вспоминаю…

На этом вечеринку воспоминаний закрываю, потому что сегодня произошло такое!… Варвара потерялась!

Была – и нету. Отпустила ее с поводка и выпустила из поля зрения всего-то на минуту, в полной уверенности, что она за мной идет. Оборачиваюсь – темнота, тишина, пустота. Даже с косами никто не стоит. «Варя, Варя!» – тишина. А главное, не видно ни черта, фонари не горят, а Варвара хоть и палевая, но хорошо маскируется под окружающую природу. Хожу по пятачку, где ее потеряла, как часовой, ору в темноту. Пять минут стою, десять… Туда-сюда прошлась… Честно сказать, разозлилась. Ну, думаю, засранка, только покажись…

Когда и через 15 минут никто не показался, в голову стали лезть идиотские мысли, что ее украли и теперь продадут на шапку или в ресторан. Потом сама себе покрутила у виска: если я свою собственную собаку в темноте не вижу, то и ворам тем более ее не углядеть. Села на пенек, затылок почесала. Пришла к выводу, что Варвара у меня хоть и с заскоками, но все-таки не дура. Дорогу домой найти должна. И тоже двинулась в сторону дома. Спокойная, как танк, и констатирующая у себя полную душевную атрофию.

Сегодня же Варвара и нашлась… Сидела у киоска, где иногда покупаю себе сигареты, а ей печенье. Сидела, где ее обычно оставляю по команде «Сидеть! Ждать!». Киоск как раз находится «в сторону дома». С чем я всех нас и поздравила… Порадовалась, поругалась, но как-то без огонька. Варвара повинилась, но тоже без души.

Домой шли быстро и молча, недоверчиво поглядывая друг на друга… Поужинала она без выкрутасов, безропотно позволила влить в себя лекарства, которые мы пьем, чтобы «суставы не скрипели», и, положив ручки под голову, легла спать, как хорошая девочка. Вон лежит, спит.., аки ангел! Если бывают ангелы с хвостами и храпящие на всю ивановскую.

Завтра намажу ее фосфором. Воров отпугивать…

Как Варвара народ пугала

После того, как я собаку потеряла в ночи, решила: надо девочку подсвечивать. Фосфор, как не самое экологичное средство, отмела, светящийся ошейник с лампочками, как у Санта Клауса, тоже. Нет таких чудес в наших зоомагазинах. Купила несколько китайских фонариков за три копейки и думала, что я умнее всех.

Первый умер еще до выхода на улицу. Варвара по-богатырски отряхнулась, и фонарик, любовно прилаженный к кольцу ошейника, с перепугу сдох. Второй продержался чуть дольше. Минут 20. Но с перепугу чуть не крякнула Варвара. Она все никак не могла понять: почему, когда наклоняешь морду, трава светится?! И что такое ужасное бряцает в районе шеи? И пыталась от своей шеи увернуться. Адское свечение ее преследовало. Потом она отряхнулась и «да будет свет» нас покинул. Третий фонарик я приделала с особой тщательностью. Чтобы в морду не светил, чтобы не бряцал, не болтался, чтобы Варвара его не пугалась, а я видела. Прикрепила изолентой сбоку ошейника, и мы пошли на прогулку. Светил он, конечно, отвратительно, как тлеющая сигаретка, но в темноте его все-таки было видно.

Первая часть балета прошла ничего себе. Ориентируясь на точку света в траве, я спокойно шла себе по дорожкам. Варвара удивившись, что не окликаю ее каждые 30 секунд, расслабилась и стала поедать траву вдумчиво и с аппетитом. Потом мы вышли на стадион… Темнотища! Только гравий хрустит под ногами. На мне черная куртка, черный беретик (мечта телефонистки 50-х годов), черные ботиночки. Маскировка на пять баллов. Чуть поодаль пасется огонек… 70 сантиметров над землей. Значит, Варвара.

Вдруг вижу далеко впереди некое шевеление. В силуэте угадываю нашего знакомого с доберманом Доном. Мы к ним, они от нас. Мы к ним – они от нас. Пока догадалась крикнуть – мол, але, гараж, это мы, все в порядке! – успели за ними километр-другой намотать. Подходим. Дядька одной рукой за трибуну стадионную держится, другой за мышцу сердечную. «Ой, – отдышавшись сказал он, – что же вы сразу не крикнули? А то я думал: все, привет, глючит меня: по стадиону ходит карлик и курит. А потом ка-ак начал нас преследовать!»

… А фонарик сдох через полчаса.

Мигалки от Галки

Пришла сегодня в киоск «Роспечать» и говорю: «У вас есть какие-нибудь значки, брелки, клипсы, любые штуки переливающиеся, чтоб сверкало в темноте?» Тетенька посмотрела на мое лицо, измученное нарзаном, осторожно спрашивает: «Вам на дискотеку?»

– Ага, – говорю, – на дискотеку.

– Нет, – отвечает, – для дискотеки нет, только для детских утренников.

– Давайте для утренников.

Тетенька озаботилась, присмотрелась повнимательнее. Заметно, что пытается определить мой социальный статус – между дурой-пэтэушницей и замордованной мамашей.

– Ну.., – после некоторого раздумья сказала она, – знаете, я бы не посоветовала вам для утренников. Они… дикого цвета.

– Дикого?! – обрадованно кричу я… – Как хорошо! Давайте! Две! Нет, восемь!

Тетенька в изумлении отпрянула от окошка. На мамашу я тоже явно не тянула. Тянула на идиотку.

– Чего «две»? – на всякий случай решив не спорить, мягко спросила она. – У нас только шарики. Воздушные. Люминесцентные. Ну, в смысле, светятся.

– Надувать надо? – после некоторого раздумья спросила я.

Если бы ее взгляд мог говорить, он бы сказал. Потому что шарики покупают, чтобы их надувать. Потому что на дискотеку с шариками не ходят. Потому что покупателям обычно не нравятся «дикие» цвета. Потому что людям не все равно, что брать. А мне все равно! Лишь бы светились, черт их всех подери!

Не купила. К тетенькиному облегчению. Она явно испугалась, что после шариков я попрошу «Комсомолку» с запахом роз или там расческу на батарейках, или даже – кто нас, психопатов, знает, – проездной на самолет. До Кащенко и обратно. О, а на самолеты они ведь что-то лепят для сверкания…

Думайте сами, решайте сами

Так. Теперь понимаю, почему бедный хозяин собаки Баскервилей был вынужден таскаться по болотам. И почему певец Валерий Леонтьев в своих блестящих концертных комбинезонах никогда не пойдет в сельпо за кильками в томате по главной улице села Большие Утки. И почему Штирлица всегда вычисляли по волочащемуся парашюту…

Казалось бы. Блестящие китайские финтифлюшки по 25 рублей штучка, а какой ажиотаж! Сколько внимания их обладателям! Сколько эмоций! Какой там фосфор на Гримпенской трясине, я вас умоляю! Вчерашний день. Да и много ли было зрителей у прогулок подсвеченной собаки Баскервилей?

Нет, не для того рос мой английский цветочек, чтобы свидетелями ее триумфального выхода стали два-три жалких любителя! Вот она – жизнь, слава и огни рампы! Машины бибикают, прохожие шарахаются, молодежь присвистывает. Народ уже не дохнет от страха и не бежит со всех ног в трясину, отнюдь. Наши люди сами кого хочешь в трясину загонят. Удивление, восхищение, упоение и экстаз они выражают словами «Офигеть!» и «Зашибись!» (в более экспрессивном их варианте).

Наши люди читают классику, их воем не проймешь. Они сами кого хошь заставят «бежать через болото в отчий дом, отстоящий от баскервильского поместья на три мили».

– Ой! Кин-дза-дза идет!

– Пропустить спецавтотранспорт!

– Ух ты! Вертолет!

– Йо! Лазербол ходячий!

– А это чтобы она не потерялась, да?

– А это чтобы она сигнализировала, да?

– А «красенькие» огонечки – значит, она опасная, да?

– А это у вас настоящий электрический ошейник, да?

– Что ЭТО такое?! Это собака у вас там?!

А что такое… Светимся мы так. Чтобы МНЕ было видно в темноте. Но теперь собаку видят все. Даже те, кому видеть ее не надо. Например, людям, курящим на балконе. Куришь? Кури себе, зачем комментировать на всю округу, что там в траве «фигня какая-то движется, Витек, глянь». Эх, зачем я, с настойчивостью параноика, искала светящиеся штуки по всем киоскам, магазинам радио– теле и прочих товаров. Зачем с тоскливой завистью смотрела в небо на пролетающие в сумерках самолеты – вот где подсветка высший класс! Нам бы такую…

Счастье мое обретало в вокзальном киоске вместе с китайскими заколками, стразами и перламутровыми помадами за 20 рублей. Кроме помад, киоск предлагал всем страждущим динозавров в коробках, будильники, тетрисы и – о чудо! о мое вожделение! – светящиеся значки «сердечко» и «российский флаг». Огонек сверкает, рычажок вправо – светит. Влево – гаснет. Крепление незатейливое – никакое. Просто в комплекте прилагался магнитик – через ткань якобы держит. Через ошейник – нет. Поэтому значок зашиваем в пакетик, как волшебное яйцо (которое в ларце, а ларец – в тунце), а пакетик – к ошейнику. Опять же от дождя.

Да, я была абсолютно, без нюансов счастлива. Даже полученная в тот день зарплата – и та радовала меня меньше, несравненно меньше, чем эти красные пластмассовые «хиромантии» с кривоватой надписью «I lowe уоu!». Я впала в экстаз – такой, что, прискакав домой, полезла за нитками и раскокала большое зеркало, но даже это – при всей своей чудовищной печали событие – не испортило моего настроения.

В первый вечер мы летали. Мы порхали, мы перлись, мы тащились и млели. Я – млела, а собака радовалась моей радости. Мы фотографировались, мы прятались друг от друга в высокой траве – теперь не страшно! Я даже огорчалась, что, как назло, везде повключали фонари, темноты порядочному человеку не найти! А еще говорят, что Горсвет плохо работает. Как же, плохо работает! Светло, ешкин кот, как в витрине ювелирного магазина! Мы выбирали самые темные аллеи и веселились, как дети, когда тени по кустам начинали продираться в противоположную сторону. От нас. Наконец-то. Вот она – свобода!

Потом я почувствовала: что-то мешает расслабиться и до конца на все 100% насладиться светоэффектами. На анализ ушло 2 прогулки. Вчера причина смутного дискомфорта наконец сформулировалась. Повышенное внимание. Повышенное, ненужное, напрягающее, обременяющее, стесняющее, сковывающее, черт его побери, внимание окружающих. Чтобы понять это, достаточно.., ну, например, посадить собаку в санки и катать по центральной аллее ЦПКиО. Мне. Катать свою собаку. В санках. Или взять двух обезьянок и носить их на плече в центральном проходе ГУМа. Или ходить в сентябре по улице с елкой, на которой во всю дурь гирлянда поет «Джингл-белл». Все разглядывают. Вот так – МАМА ДОРОГАЯ!

Собака у меня не самой распространенной породы, к вниманию мы привыкшие. Опять же закалка выставок. Но, когда ты выходишь прогуляться перед сном, отдохнуть, поиграть с собакой, надев старые штаны и удобную куртку, ты ни в коем случае не предполагаешь, что КАЖДЫЙ встречный будет пялиться с каким-то болезненным вниманием. И реплики, реплики…

Собачники с удивленным восхищением, прохожие – со смесью ужаса и трепета. Любовь и ненависть в Лас-Вегасе. Главная роль. А ты в старых штанах и вообще вышла пописать перед сном. Хозяева мелочи шарахаются метров на 30. И стоят, столбиком, на газоне. Думая, что если они не будут двигаться, бесовщина их не заденет. Жалко людей. «Один из них, как говорят, умер в ту же ночь, не перенеся того, чему пришлось стать свидетелем, а двое других до конца дней своих не могли оправиться от столь тяжкого потрясения».

Собаки, даже знакомые, Варвару не узнают. Лают. Подходить боятся. Потому что оно светится и с хвостом. Пахнет как собака, а выглядит как черт в ступе. Собакам страшно…

… Как-то бродячих собак встретили. Вся свора, издавна славившаяся свирепостью, жалобно визжала, теснясь у спуска в глубокий овраг, некоторые собаки крадучись отбегали в сторону, а другие, ощетинившись и сверкая глазами, порывались пролезть в узкую расщелину.

Через час все это начинает раздражать. Выключаешь опознавательные знаки и… все. Собаку не видно опять. Обидно. Впрочем, музыка недолго играла и фраер, соответственно, тоже недолго танцевал. Сегодня одно сердечко мы благополучно посеяли (Варвара отряхнулась). Осталось еще одно. Которое, зараза, самозажигается в квартире ночью. И самовыключается на самом темном пустыре. Летайте самолетами Аэрофлота, короче.

А российский флажок мы подарили нашему другу берну Степе, с которым шатаемся по темным аллеям. Флажок мигает тремя цветами; красным, синим, белым, как у больших. Степа издалека напоминает карликовую милицейскую машину с мигалкой. В компании с мигающим Степой гулять не так напряжно. А то идешь и чувствуешь себя негром в центре белого квартала. Кинозвездой, выносящей мусор в драной майке. Штирлицем с парашютом. Певцом Валерием Леонтьевым в блестящих облегающих брючках, идущим за килькой в томате. Хозяином собаки Баскервилей, случайно вышедшим из своих болот и мечтающем только об одном: вернуться в глушь, в аллею, к Степе!

Таково, дети мои, предание о собаке. И если я решила поведать его, то лишь в надежде на то, что знаемое меньше терзает нас ужасом, чем недомолвки и домыслы.