Текст книги "Мы с Варварой ходим парой…"

Автор книги: Галина Исакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

Июнь

На прогулке Варвара увидела собаку больше себя. Это была лошадь

Лошадь шла себе по тротуару, цокала копытами, с каждым шагом удаляясь от трудного жаркого дня. Наездница задумчиво курила, смотрела куда-то в даль, отдыхая сердцем где-нибудь под Гемпширом, в усадьбе миссис Лорример посереди заливных лугов.

Откуда взялась эта лошадь в спальном районе, куда она шла, чей глюк материализовался – знал только его создатель. Мы с Варварой не знали. Варвара видела лошадь в первый раз. Вид у нее был ошалевший.

На прогулке Варвара увидела собаку больше себя. Это была лошадь

Как замерла в движении, оттянув заднюю ногу, так и застыла со шнурком слюны, свесившимся с правой брыли.

– Охренеть! – подумала Варвара.

– Ничего особенного! – ответила лошадь. Варвара хотела сказать: «РРРР…», но вырвалось лишь невнятное карканье.

Она совсем было собралась басовито взлаять, да поздно – круглый круп лошади уже покачивался вдали, как Луна в морском приливе.

Еще долго Варя сбивалась с шага, неуверенно пялясь в точку на горизонте – а было ли нечто со странным названием «Лошадь»? А это все к тому, что на каждое действие есть противодействие.

За пять минут до описываемых событий нас облаял бешеный моток пряжи, которого доверчивым хозяевам сбагрили под видом пуделя. Пряжу вздувал ветер, иногда приподнимая от земли. Шерстяное недоразумение облаяло нас всеми нехорошими словами, которые только поместились в ее небольшой, размером с перезревший орех, голове.

Только я подумала: «Бесишь ты меня, кулек лохматый, на форум про тебя напишу», – как кулек исчез в кулисах, сгустился полумрак, из которого и вышла, грациозно цокая, красавица Лошадь. А может, Конь, кто их там разберет.

Может, и пацаны тоже увидели ленты в гриве, твердое седло, пружинистые конские мышцы, почуяли бодрящий ветер скаковой дорожки? Иначе с чего бы они с таким очумелым видом неслись по узкому тротуарчику за школой? На машине, на раздолбанной «копейке», не выключая какие-то свои тинейджерские пляски-тряски, не включая фар?

Куда они гнали, я поняла спустя три секунды. На нас. Три секунды. Две. Одна. Крик: «Стоять!», обращенный ко всем сразу. Ноль секунд: почти посмертный памятник Гитлеру. Почти Гитлеру, почти посмертный. Рука вверх, ладонь почти в лобовое стекло: «Стоп!» Но успели по тормозам! Резьба в голове срывается и начинается взаимный ор из серии: «Ё!№;%:?*()@#$%^ё!!!!!»

– Да ты…

Я поняла: ошалевшие подростки сейчас выскочат из своей галошницы и… исход встречи поливариантен.

Пускаю в ход тяжелую артиллерию.

– Связываться с нами не советую! А то… а то собаку свою спущу! Она… злая!

Собака флегматично стоит в стороне. Картина Рериха «На пути в Тибет».

Пацаны на всякий случай отступили. Мало ли, вдруг все-таки бросится? Буддисты – они, конечно, ребята спокойные, но, если их задеть, посохом как начнут махать, только знай уворачивайся!

Чтобы унять запоздалую дрожь, я прибегла к испытанному средству: задышала по-собачьи, высунув кончик языка и часто-часто, чтобы диафрагма ходила ходуном. Долго так дышать невозможно. Вдох-выдох, вдох-выдох. И медленнее: вдох-выыыыыыдох… Пошли все на… – выыыдох – лесом… – выыыыыдох… Спокойствие – вдоооох, только спокойствие.., выыыдох. Я солнце – вдох, я солнце – выыыыдох…

Ничего, перемололось.., перетерлось.., сплюнулось и дальше пошло.

Подходя к дому, встретили знакомого Сергея с бобтейлом. Хороший мужик. И бобтейл классный.

«Вы видели?! Видели?» – возбужденно спросил он, когда мы с ним поравнялись.

Приключений на сегодня нам было достаточно, и мы малодушно попытались увильнуть в сторону подъезда. Я невнятно пробормотала себе под нос, мол, да, ужасы ужасные и жути жуткие, но нам, к сожалению, пора.

«Эти, с пятого этажа, Наталья и ее «Вася» мне балкон мыли!»…

Помывка балкона ничем нам не угрожала, а Сергею хотелось сокровенным поделиться… Я решила послушать, а Варвара, вздохнув, легла на асфальт – путь в Тибет затягивался.

Тут надо в скобках пояснить, что нижние соседи Сергея, застеклив балкон, сделали довольно большой козырек, на который теперь падало все, что выбрасывалось из окон и с балконов верхних этажей: презервативы, сигаретные пачки, цветы, кости, мешки, бутылки.

Все это приземлялось в аккурат перед Сергеевыми окнами – на козырьке, скапливаясь Монбланом и периодически пованивания. Его жена даже завела лентяйку на длинной ручке, чтобы чистить «крышу».

Вчера вместо звездопада к ним под окна прилетели носки. А Сергей в это время как раз прогуливался с бобтейлом под окнами. И момент грехопадения засек. И окно – центр управления полетом – засек тоже.

Не поленился, поднялся к ним в квартиру. «Слышишь ты, олень, – душевно сказал Сергей, поигрывая желваками, – завтра вечером жду. Мыть балкон». Может, для придания словам веса он еще чего добавил, ну там, «сверчок штопанный», например.

Знаю только, что в кульминационные моменты Сергей бывает очень и очень убедительным. А сверчков – обычно приберегает для контрольного выстрела.

И вот сегодня состоялась историческая помывка. Когда мы еще только вышли на дорогу, а впереди в туманной дымке едва угадывался силуэт с колокольцами и лентами в шелковистой гриве, к Сергею пришли Наталья и ее «Вася». И не сильно жужжа, почистили козырек. Да и чего бы им жужжать – сверчки, чай, не мухи.

Так что все, милые мои, имеет и обратный ход. Мусор, летящий на крыльях ночи, автомобильная шантрапа, тявкающие кульки. Вот о чем я хотела поведать вам. На пути в Тибет.

Варвара уже спит и видит о нем сны.

24 июня
Сочинение «Утро главного бредактора»

В июне у нас родились щенки. Про привычке пишу «у нас», хотя щенячья мама – все-таки Варвара, а я так, играющий тренер. Пять мастифчиков теперь живут с нами – Лелик, Сафи, Влад, Дим и Бархатные Сумерки! – растут и уже безобразничают. О, как они безобразничают… Не написать ли отдельную книгу об этом? Как мы с Варварой стали матерями[1]1
  Галина Исакова «Салют, Варварята!», М., «Софион», 2007 г.


[Закрыть].

Одна из глав там будет такая:

Проснулась я рано, часов в 5. Над головой привычно зудел комар, дети привычно ели, кормящая мать-страдалица лежала в загоне, положив голову на бортик. Встретившись с ней глазами, я узнала о себе всю правду.

Застыдившись, я снова уснула.

Когда проснулась, поняла, что опять опаздываю на работу и снова придется брать тачку, но до этого надо успеть сделать кучу дел: в душ! Кофе! Перестелить загон! Забросить в машину ночные пеленки! Снять с балкона вчерашнюю стирку! Вывести Варвару! Вымыть Варвару из ведра в коридоре! Вымыть коридор после помывки Варвары! Накормить Варвару! Загнать Варвару в загон и проследить, чтобы Сафи достался «рассосанный сосок»! Не забыть причесаться! И зонтик в сумку! И список покупок на холодильнике! Еще дискету из компьютера, чтобы ночная писанина статей не пропала даром! Куртка! Очки! Сумка! И мусор вынести!

Но сначала в душ! Проснуться, прийти в себя, стать розовенькой и вменяемой… Вменяемой как минимум.

… А не было воды. А никакой. А новый прикол такой у нас.

Заначек воды не было тоже. То есть ни в чайнике ни в банках – нигде. Пока я столбом стояла на кухне, почесываясь и туго соображая, Варвара осторожно откашлялась: «Мам, я пить хочу»…

В ее миске воды не было тоже. «Милая, – издалека начала я, – видишь ли, тут такое дело…»

«МАМ! Я ПИТЬ ХОЧУ!» – настойчивее повторила она, обрывая мои объяснения. Мастифы иногда бывают так упрямы!

Обозлившись, предложила ей на выбор: пойти на улицу и напиться из лужи (благо, лил дождь) или хлебнуть из унитаза. Варвара ухмыльнулась мстительно и демонстративно подергала унитазную «смывалку». Воды не было. «Да, – читалось в ее взгляде, – пусть я умру от жажды, но и ты не почистишь зубы!»

Электричества не было тоже. Видимо, чтобы никого их жильцов не убило током. Впрочем, кипятить нам было все равно нечего. И мы пошли гулять. Спустились пять этажей в полной темноте и обнаружили внизу запертую подъездную дверь… И запертую – почему-то – на большой амбарный замок. Пошутил, что ли, кто-то? Нехорошие слова в темноте звучат очень убедительно и, отразившись от стен и лестниц, возвращаются многоголосым успокаивающим эхом. Через несколько минут из катакомб нас вызволила дворничиха.

Прогулка прошла под ливнем. Брюхо и лапы загрязнились. Вернувшись домой, поплевала на тряпочку, гармонично растерла грязь по Варваре, утешив ее напоследок, что «гигиена – враг туриста».

А время поджимало. Решив перед уходом проверить детей, обнаружила очаровательную картину: у Олечки, цветочка моего ненаглядного, произошел понос и все простыни… Да Бог с ними, с простынями.., все дети.., их плюшевые шубки…

Пришлось позвонить на работу и сказать, что перевожу через дорогу отряд бабушек-тихоходов, и вероятно, задержусь.

Бегом – через темные пролеты лестниц – в магазин за бутылем воды. Естественно, в ближайшем воды не было, бегом в дальний. Бегом домой. Протерла засранцев, поменяла простыни, налила страдалице воды, залпом сама выпила кружку… Уф…

Все! Можно бежать на работу! Сунула в сумку зубную щетку и пасту, драгоценную дискету…

Ну, о всяких приятных мелочах типа застрявшего в замке ключа, забытого кошелька и попыток вспомнить – а закрутила ли я краны?! Да или нет?! Нет или да?! – даже не упоминаю.

До работы доехала без приключений. Да и что за приключение – подрезать трамвай и шарахнуться на пешехода. Детский лепет, а не приключение.

Охрана с вахты дала денег в долг – расплатиться с водителем.

На рабочем столе, усыпанном опавшими листьями пионов, ждала записка: СРОЧНО! К КОММЕРЧЕСКОМУ ДИРЕКТОРУ!

Оказалось, в одном рекламном макете, в заголовке (!) вышла ошибка. Аршинными буквами написано: ВЫИГАЙ ПРИЗ! Без буквы «р»… КоРРектора пришлось расстрелять.

Отряхнувшись, как собака, от передряг утра, выпила-таки кофе и пошла, как ни в чем не бывало, чистить зубы. Как будто так и надо.

А что? Нормальное утро нормального дня.

Июль – макушка лета и жизни!

«Все предвещало, что у Кролика опять будет очень занятой день. Кролик вышел из дому и, принюхиваясь к теплому ветру, размышлял о том, с чего начать…» Итак, сегодня! Написать заявление, уйти с поста Главного, купить Варварушке витаминов, себе – новые туфли и книжку, и заняться, наконец, личной жизнью!

Август

Я люблю:

чужой город, в котором живу, хотя он надменно-равнодушен ко мне; люблю чужого мужчину, хотя он никогда не будет со мной; люблю своего бывшего мужа, хотя он предал меня; люблю свою собаку, хотя она трусиха и не говорит правды – но и не врет; люблю свою квартиру, хотя она не моя; люблю колбасу, хотя, говорят, ее делают из бумаги; люблю книжки, хотя их всегда не хватает; люблю горячую воду, хотя она вонючая и желтая; люблю спать, хотя… нет, тут без оговорок; люблю своих подруг, хотя иногда они меня раздражают; люблю день зарплаты, хотя денег не хватает на достаточное количество книжек и путешествий; люблю самолеты, хотя они падают и в аэропортах нельзя курить; люблю курить, хотя знаю, что это неполезно; люблю сидеть в форуме, хотя денег сжирается ой-е-ёй; люблю праздновать сегодня годовщину своей грусти; люблю себя за способность любить, хотя любить все это с таким чудовищным количеством оговорок очень сложно.

Август
Депрессия

Я боюсь зимы. Как вспомню, что опять будет все время темно, холодно, сто штанов, цыпки на руках. Опять все сначала… Бесконечная серо-белая зима, пустое небо… Мне кажется, я не переживу этого. Если завтра встану утром и пойму, что «опять зима» – просто закрою глаза и умру. Мне не хочется плакать – хочется удавиться.

Вдруг вспомнила наши зимние прогулки, как было хорошо – народу нет, светло, в пуховике тепло, румяные щечки, собаке не жарко. Тут и поймала себя на мысли, что, пожалуй, зима – это прикольное время года.

Но это словно два разных воспоминания. Они идут параллельно и никак друг на друга не влияют. Комфортные прогулки и усталость, копящаяся годами, от вечной зимы. Я цепляюсь за лето, как Ди Каприо в «Титанике» за разваливающийся плот, но чувствую, что неумолимо сползаю в зиму. Необратимо. Я не готова, не верю, не могу, не хочу! Мне нужно сделать что-то такое, от чего ход времен потерял бы свою силу, сломать к чертовой матери это обреченное ожидание… Уехать на зиму в Италию, на остров Корфу, на самый пупочный дико-жаркий-вечно-солнечный экватор, вбить колышки и врасти там намертво, на ближайшие 10 месяцев.

Я не хочу снова доставать варежки, сапоги, шапки. Если завтра наступит зима, то послезавтра для меня никогда не наступит. И я стала бояться старости… Старости, болезней и запаха старых вещей, настоянный на дешевых лекарствах. Я боюсь, что умрет моя бабушка, и каждый день жду звонка. Не хочу быть старой, с морщинистой кожей и некрасивыми руками. Я не буду старой, потому что умру раньше – зимой.

28 августа
Воскресенье

Чтобы морально подготовиться к уборке квартиры, полдня сидела в форуме, потом мокла в ванной, потом читала Агату Кристи. У Кристи – большая семья обедает в родовом замке. Слуги, канделябры, благородный звон столового серебра. КушаютЪ.

КушаютЪ и кушаютЪ. После обеда пошли пить рейнвейн в библиотеку и ждать, пока папу укокошат… Девочки остались в гостиной дуть кофе и чопорно молчать. Понятное дело, пока папу не убили, говорить особо не о чем. Папу убили, но сначала все решили поесть. И кларетом заполировать. И кремом с тушеным инжиром.

Через два часа такого безобразия захотелось есть и мне. Не просто есть, а что-нибудь такого сожрать – урча и не жуя, глотать большие горячие куски из сковородки. Обжигаясь и дуя на пальцы. Вытирая жирные руки о рубаху. Пуча глаза от жара во рту и обмахиваясь ладошкой. Жадно глотать, чувствуя, как вкусный кусок прокатывается по пищеводу и падает в желудок, уже исходящий желудочным соком. Утолив первый голод, уже сесть, не торопясь, в кресло, а на входную в дверь вывесить табличку, чтобы в течение получаса не беспокоили. Поймать в радиоприемнике Альбано и Рамину Паэур и, ритмично гребя челюстями, плыть по волнам блаженства.

В доме обнаружились только чеснок, сыр и сметана. Ну и пачка вареников со шкварками. А также неисчислимые запасы кофе и кулинарных книг. А, ну и помидоры. Специально купленные вчера на случай пищевого пожара. Пока кипели вареники, мне было даже не лень сделать «сырную закуску». Первый раз в жизни сделать. Сыр, чеснок, сметана – потереть, перемешать и на черный хлеб, сверху кружочек помидорины. Свежей, красной, сочной, смачной…

Боже мой, что за жадность-то, а? Так нажраться чеснока. Так набить себя хлебом. Будто амбар осенью. Чтобы ворота подпирать пришлось. И вареников сверху. И кофе…

Обошлись без кларета. Инжира, конечно, не хватало, но после тарелки чеснока мечта об инжире как-то поблекла. Уборке снова не повезло. И то сказать: с таким пузом не за пылью гоняться, а в кресле сидеть, отдуваясь и пыхтя. Распространяя такой дурманящий запах чеснока, от которого бациллы дохнут еще на подлете к подъезду, а коварный папин убийца из книжки только чистосердечным признанием может спасти себя от удушья. Я, конечно, снова взялась за книгу. Только бы они не ели, только бы не ели…

5 сентября
Как избавиться от сурка?

Иногда мне хочется сойти с ума. Мне хочется спать и не просыпаться, не умереть во сне, нет – спать и видеть сны, как бывает всегда. Сны – это единственное, что меняется в моей жизни. Хотя даже их, спасительные сны, я перестаю запоминать, а может, и видеть. Меняются декорации – зима, весна, лето, осень. Меняется форма одежды: кепка – на шапку, кроссовки – на ботинки, куртка – на кофту, потом – в жару – на футболку. Вечные джинсы и вечный белобрысый хвостик на затылке, стянутый старой махрушкой. Меняется цвет лака на ногтях, но иногда я забываю и об этом; смотрю на свои руки, удивляясь – мои ли это руки и почему на них все еще нет «маргариток смерти» – веснушек, пигментных пятен. Наверное, мой биологический возраст – лет этак 89. Я так давно живу и мне давно уже все понятно. Шлейф смертей тянется за мной – настоящих и придуманных. Иногда мне хочется, чтобы моя собака умерла.

И мои родители тоже. Тогда мне уже некого будет ждать в этой жизни, и я смогу уйти, никого не ранив.

Конечно, я никогда не уйду – все это треп, пар в свисток, разговоры в пользу бедных. Меняются декорации, я все та же. И жизнь однообразна до тупости: те же чувства, те же лица, те же темы. День сурка… Несколько лет одно и тоже. Одно и тоже! Каждый день.

Даже мысли. Даже движения. Алгоритм – изо дня в день, изо дня в день. Это даже не дежа вю, это осознанное хождение по кругу. Утро-работа-домой-собака-книжка-спать. Утро-работа-домой-собака-книжка-спать. Утро-работа-домой-собака-книжка-спать. Зима, лето, осень, весна. Утро-работа-домой-собака-книжка-спать. Утро-работа-домой-собака-книжка-спать. Утро-работа-домой-собака-книжка-спать. Осень. Утро-работа-домой-собака-книжка-спать. Зима. Утро-работа-домой-собака-книжка-спать. Все еще зима. Утро-работа-домой-собака-книжка-спать.

Утром я дико, нечеловечески хочу спать. Трясясь от недосыпа и грея руки о чашку с кофе. Зимой и летом. Я все время мерзну, если меньше двадцати пяти градусов. Вечером спать не хочу. Загоняю себя в кровать, понимая, почему не хочу. Потому что страшно – наступит завтра и будет то же самое. Зимой и летом. Двести страниц книги читаю за час. Иногда я вырываюсь из круга. Уезжаю или пишу.

И то, и другое – это путешествие. Комфортное путешествие, начиная которое ты не знаешь, к чему придешь, но как будто управляешь этим. Появляется чувство веселой ненависти к миру; чувство, что полагаться можно только на себя, при этом себе не веря. Счастье – это так просто: нужно изменить направление движения, поменять верх и низ. Я возвращаюсь. Быть рабом на небесах или звездой в аду – не все ли равно. От себя не убежишь. Потому что я и есть – сурок. И собака – такая же чокнутая, как я. День сурка. Убить бы его?

Степень моей свободы достаточно высока – я стремилась к этому и этого достигла. Теперь мне скучно. Я хочу удивляться.

6 сентября
Море неконструктивных монологов

Состояние такое, знаете… как бы описать… когда ты утром встаешь в совершенно разобранном состоянии и понимаешь, что жить так дальше нельзя. Потому что осень, потому что холодно, потому что хочется спать, потому что на работу, потому что жирная, потому что никто не любит, потому что собака опять на весь день одна, а с утра ей хочется играть, скакать и долго нюхать траву. А времени нет, сил, впрочем, тоже, и хочется лечь под куст и умереть, пусть нюхает.

Вчера выпила два бокала вина по случаю чьего-то дня рождения, а утром болит голова как с похмелья. И опять слишком много курила.

Потому что зарплата только в понедельник, потому что на щеке вылез какой-то неуместный подростковый прыщ, потому что красивые сапоги натирают ноги, а кроссовки выглядят уже неприлично, потому что задолбали волосы, которые надо все время мыть, и они либо пушатся, делая меня похожей одуванчик, либо висят жирной прилизанной соломой.

И хочется купить собаке вкусную дорогую косточку, но тогда в выходные придется есть одну вермишель.

Потому что на работу все приперлись в пиджаках и костюмах, а ты, как идиотка, в какой-то лыжной толстовке дикого оранжевого цвета, в которой выглядишь как перезрелый рыхлый апельсин, и эти ненакрашенные маленькие глазки – мерзость, и статью они сверстали по-дурацки – потерялось все очарование; а после обеда надо участвовать в мозговом штурме о методах подачи передовицы. Какая на хрен передовица в преддверии снега? И собака так грустно смотрела в след, когда я сказала: «Я пошла, моя хорошая, будь умницей». И сижу, как дура, на работе с бутылкой минералки и пью, надеясь похудеть. И хочется купить таблетки жуй-дэмэн и похудеть сразу и навсегда. И заболеть анорексией, чтобы все хачапури выметались из организма сразу после заглатывания. И читаю на каком-то сайте, что нет ничего лучше «Львовского портера» или «22». Сижу, давлюсь холодной минералкой.

И чтобы мальчик, который сфотографировал меня на турбазе, потерял свой идиотский фотик и способность фотографировать надолго, потому что тот ужас, которым теперь любуется весь офис – это ни в сказке описать, ни пером – чего там? – тоже не описать. А начальник на турбазе сказал, что я похожа на кикимору: зеленый дождевик и мокрые волосики.

Жизнь удалась. Сижу. Хочется пойти домой и тупо наесться какой-нибудь вредной еды, и уж тогда окончательно решить, что надо прекращать пить, курить, жрать и жаловаться.

8 сентября
Мой фетиш – самолеты!

Пошла покурила, затушив окурок по-шоферски – о подошву, и подумала о самолетах. Надо сказать, что я испытываю близкие к абсолютному счастье и довольство собой сидя во взлетающем самолете. Улетая. Четко зная, куда и зачем лечу, длительность полета – чтобы успеть подумать, вздремнуть, накраситься и выпить газировки, щурясь от яркого солнца, такого, которое бывает только над облаками. Нет никакой ответственности – села и лети. Главная обязанность – быть собранной и спокойной. Как пружина внутри будильника.

Тик-так, все понятно, все уже решено, механизм запущен, вся беготня по аэропорту, такси, таможням закончена, и вот ты сидишь в кресле – мобильная, уверенная, с минимумом мыслей и багажа, оставив порядок в тех местах, которые покинула, и еще не испортив его – в будущих.

Это такое потрясающее состояние БЕЗВРЕМЕНЬЯ, между мирами, иллюзия ЗАВИСАНИЯ при объективной огромной скорости ДВИЖЕНИЯ к цели. То, к чему всегда стремятся: свобода в заданных рамках.

Да и сам процесс ОТРЫВА от земли, от притяжения, от тяжести – это ли не счастье? Многотонная махина, которая взлетает вопреки всем доводам разума. Я хотела бы быть самолетом.

Я боюсь высоты, ужасно, иррационально, на грани с тяжелой фобией, но больше всего на свете люблю летать. Во сне, в жизни, в своих фантазиях.

Я часто вижу в небе серебристые искорки самолетов. Я смотрю на них с нежностью и тоской не умеющего летать. Пройдет 2 месяца, и я снова испытаю то захватывающее дух наслаждение отрыва от земли…