Текст книги "Встреча навсегда"

Автор книги: Галина Мосияш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Жемчужина Семиречья

Вот он, мой незабываемый город, не похожий ни на какой другой!..

То же сияние дальних горных вершин, тот же наполненный яблочным запахом воздух, несмолкаемое журчание двух горных речек, пересекающих город, и арыков, текущих вдоль каждой улицы, так хорошо освежающих все вокруг!

И те же вдоль всех улиц стройные ряды пирамидальных тополей–великанов, с верхушками, уходящими высоко в небо, заботливо прикрывающими город от горячих лучей солнца.

Остановились мы сразу у Сережиной тети Стеши. Она жила недалеко от вокзала и от центра. И она же подсказала нам, что рядом продают небольшой дом – срочно и недорого. Мы купили его, хотя он мне не очень нравился (после нашего нового). В доме были две комнаты и просторная кухня, но расположены одна за другой, анфиладой. Зато были здесь сад и огород, причем, со всеми оставленными фруктами и овощами. Плодовые деревья стояли большей частью вокруг огорода – яблони, сливы, вишни. На грядках густо висели спелые помидоры, сладкие перцы, у изгороди зрели грозди лилового винограда… Детям надо было уже собираться в школу.

Школа оказалась всего в двух кварталах от дома, правда, не маленьких. Сначала сходил Сергей, познакомился с директором, учителями. А в первый день нового учебного года пошли все вместе.

Сергей уже побывал и в других школах с целью найти несколько часов географии. Но требовались учителя только по русскому языку и математике.

Наконец вспомнили про радио, так как и у мужа, и у меня в Новосибирске проходили в эфире стихи и рассказы. Сережа отправился туда.

А у меня была срочная работа – капитально отредактировать (вернее, сделать) Сережину первую небольшую повесть о его детстве, которую он начал еще в совхозе. (И перед отъездом уже сдал заявку в Новосибирское издательство, хотя ничего еще написано не было.)

Рассказывал–то он очень хорошо, и я предложила ему попробовать описать это так же, как он излагал устно. Но… и рассказывал интересно, и стихи детские писал сравнительно легко, а с прозой – ну никак не получалось, и все тут.

«Хоть ты убей – не могу!» – хлопал он себя по лбу. Не мог литературно изложить рассказ на бумаге. «Когда рассказываешь – хоть как «заворачивай» без всяких правил, лишь бы смешно было!.. – восклицал он. – А тут совсем другое…»

Все же что–то написал, скорее – фабулу или пространный сюжет. И как ни странно, совсем не интересно (в отличие от его устных рассказов).

И я от руки переписывала и «оформляла» этот сюжет, вспоминая как можно точнее все его выражения, слова – что он особенно выделял. Тщательно подбирала все его мальчишеские словечки. Вспоминала свое детство, особенно разговоры мальчишек, их своеобразный, оригинальный тон, язык. (У меня очень хорошая память – даже и теперь. Сережа всегда с завистью говорил: «У тебя не память, а компьютер…» – когда мы что–то вспоминали.)

Первое время мы все–таки очень тосковали по своей Сибири, Сосновке, по своему родному дому. В особенности скучали дети – новых друзей у них пока не было. И у нас тоже. По вечерам, чтобы поднять всем настроение, Сережа снова вспоминал что–нибудь интересное из своего детства.

Мне как раз нужны были вот такие дополнительные детали и новые подробности. Я даже просила вновь что–нибудь повторить. Больше всего – разные мальчишеские споры и ссоры. И тут же записывала, чтобы потом вставить в повесть. Каждый вечер я читала ему что написала, и он иногда делал устные поправки или вносил что–то новое. И был очень доволен. Перепечатывал готовое всегда он (у нас была «Эрика», а я печатала очень медленно, да и некогда было этим заниматься).

Из Радиокомитета Сережа вернулся в приподнятом настроении, сразу с заказом. Познакомился там со всеми в двух редакциях – в детской и взрослой. В детской редакции показал свои книжечки со стихами, из которых сделали хорошую подборку. Потом сказал, что у жены тоже есть рассказы для детей. Просили принести все, так как в редакции, как сказали, похвалиться было нечем.

На другой же день Сережа унес несколько моих рассказов, в том числе один юношеский. Его взяли во взрослой редакции. (И все, что они забрали, в течение двух месяцев прошло по республиканскому радио.)

Дня через два–три просили меня зайти. Пришла не откладывая. Тоже со всеми познакомилась, и мне заказали написать очерк к 250-летнему юбилею со дня рождения М. В. Ломоносова. Это нужно было к середине ноября. А шла уже первая неделя октября. Времени оставалось не так много.

Сережа был еще свободен, и я послала его в библиотеку, чтобы он нашел мне нужную литературу о Ломоносове. Принес две–три книжечки, и я сразу принялась за чтение.

Через некоторое время Сергею где–то сказали, что в издательстве «Кайнар» есть вакантное место редактора. Но издательство не художественной литературы, а сельскохозяйственного направления. Нашел это издательство – редактор, действительно, был нужен. Домой вернулся взволнованный:

– Галя, но я же не смогу! Хотя дал согласие… Сама знаешь, какой я редактор?!.

– Ничего, не паникуй раньше времени. Главное, будь спокойнее. Первые дни, что не сможешь отредактировать, неси домой. Понимаешь?.. А если будут возражать, надо прямо сказать, что редакторской практики у тебя пока нет и ты хочешь поработать над рукописью еще дома. Думаю, что возражать никто не станет. Тем более что народ здесь хороший.

Сережа немного приободрился. На следующее утро пошел, и был принят на должность младшего редактора. В этом издательстве печатались в основном работы казахских ученых, сотрудников Института животноводства (овцеводства), часто с недоброкачественными переводами с казахского на русский. Иногда прямо смехотворными, особенно когда рукописи были на такие щепетильные темы, как «Для чего курдючной овце толстый хвост…», или – «Жизнь гельминтов в кишечнике».

Сергей придет с такой рукописью домой, читает мне и хохочет до слез. Понятно, что все ляпсусы происходили из–за переводов и перепечатки, так как темы были сугубо по специализации и далеко не из приятных.

И зря мы боялись брать рукопись домой – там это вовсе не возбранялось. Брали многие, больше мужчины. Зато уходили с работы пораньше и приходили утром позже. Потому что выдержать «от и до» это чтиво было под силу только женщинам.

А я оказалась в сложном положении. Висела на мне отложенная рукопись повести. Пришлось срочно переключаться на очерк. Притом, это первый заказ, и надо было сделать так, чтобы не обмануть, не разочаровать редакцию, которая надеялась и ждала материал к нужной дате. Но отнимал немало времени Сергей с рукописями, и я должна была ему помочь, иначе он мог потерять работу.

Очерк я писала с огромным удовольствием – наконец–то у меня была своя настоящая работа!.. Да еще по заказу такой солидной организации, как Республиканское радио. Написала даже в двух вариантах. Один – о научных трудах и открытиях великого ученого, другой – более биографического характера. Принесла в редакцию оба варианта. Прочитали при мне – оба понравились. И предложили соединить их вместе – пусть даже очерк будет немного длинноват. Соединила, кое–что убрала. Снова прочитали – нормально. Но я все же спросила:

– Может быть, еще чуток сократить?

– Нет, подробный, интересный. Ничего не нужно менять.

Узнала, в какое время очерк будет передаваться.

С этого времени они стали заказывать мне разные материалы, чаще всего на школьные темы. Как–то прихожу, мне говорят, что звонили из пионерской газеты «Дружные ребята», просят, чтобы я зашла к ним в редакцию, сообщили телефон, адрес.

Коллектив «Дружных» мне сразу понравился. Все были молодые, веселые и на самом деле дружные. С очень симпатичным главным редактором – Толей Домбровским. (Это другой Домбровский, он только начинал писать. А в 70‑х годах переехал в Симферополь и много лет был там секретарем местного отделения Союза писателей.) Он мне предложил сотрудничать в газете нештатно.

А мне и не нужно было штатно, так как много накопилось литературной работы, которую лучше делать дома. Но главное, я уже помаленьку стала готовиться к поступлению в Университет на журфак.

В общем, с приездом в Алма – Ату мы почувствовали себя людьми, твердо вставшими на другой (именно свой) жизненный путь. Наша литературная жизнь ожила и забурлила, как тот горный поток.

Реформы – крутой поворот

Шел 1964 год. Летом я поступила в КазГУ. На вступительные экзамены Сережа сопровождал меня для поддержки, всегда мы ездили на одном и том же такси. Как взял он первое – голубого цвета (говорит, случайно попалось), так и не меняли. Он заранее договаривался. Всегда сидел и ждал в коридоре, пока я не сдам и не выйду. (Три предмета я сдала на «отлично» и один, последний, на «хорошо».) А потом он обязательно говорил:

– Вот видишь, какая хорошая примета – твой любимый голубой цвет. Даже такси такое попалось.

А дома, на столе, уже стоял букет цветов – заботился сын Сережа–младший. (И по дому помогал мне он.)

В выходной день пришли поздравить меня наши сотрудники из «Дружных», с букетом цветов и шампанским. Студентке недавно исполнилось 37 лет(!). Вот только когда я добралась до себя!.. Но была еще, как говорили, «в полном расцвете сил». Все давалось относительно легко. Перед экзаменами достаточно было любой предмет бегло прочитать или просмотреть только раз. Успевала и работать (в газете), и писать, и помогать Сереже. Это были самые прекрасные, хотя и трудные, годы моей жизни. Наконец я училась там, где хотела, муж мой уже имел образование и уверенно стоял на прочной стезе. В Алма – Ате он уже считался детским поэтом. Ему давали переводить книжки для детей.

Кстати, в это самое время он опять решил взяться за прозу. Работая в детской газете, он писал короткие информации, заметки, небольшие статейки.

Редактор газеты, Толя Домбровский, говорил: «Самое главное – придумать хороший заголовок, а от него уже пойдет!» Сережа, следуя этому совету, в самом деле придумал неплохой заголовок для своей будущей книжки – «Женька Квоч– кин встает на ноги». Но к нашему огорчению, и от заголовка никак не пошло.

– Ну что за привередливая проза?! Так не любит меня!

– Ты слишком спешишь, привык, что стихи у тебя пишутся быстро. Стремишься, как только появится мысль, скорее записать ее, и считаешь – готово. В прозе над каждым предложением думать надо. Вот у тебя предложение: посмотри – длинное, запутанное. Не каждый ребенок поймет. Прочти вслух.

Язык сломаешь… Давай уберем вот эти два слова, а вместо них поставим другое, одно. Читай опять вслух. Чувствуешь, звучит совсем иначе? Просто и понятно.

Вот так и нужно с каждым предложением.

– Ничего себе!.. Так я эту книжечку целый год буду писать.

– Постепенно появится навык – пойдет быстрее.

По выходным дням, по вечерам у нас часто собирались «дружные ребята» – как называли себя, шутя, сотрудники газеты, – посидеть за столом, поговорить. Конечно, и пели, и танцевали. У Сережи был аккордеон.

Нередко заходил «на огонек» редактор газеты «Учитель Казахстана» Давид (звали друг друга по именам), который заказывал мне материалы о школьной жизни.

Благо, школа была напротив, и дети наши – школьники. Иногда рассказывали такие невообразимые происшествия и «классные истории» – прямо готовые юморески!

Неожиданно другом нашей семьи стал Максим Дмитриевич Зверев – известный в то время ученый–биолог и писатель, автор многих научных трудов и книг для детей о природе. Слышали мы о нем много, но познакомились совсем случайно. Мою рукопись детской книжки отдали М. Звереву на рецензию, которая пришла, не задерживаясь, с хорошим отзывом. Потом Зверев позвонил Роману, сказал, что «хотел бы встретиться с автором этой рукописи». Сережа взял такси и поехал вместе со мной. Зверев жил на окраине Алма – Аты, у самых гор, в большом двухэтажном доме с огромным садом–усадьбой вокруг. В первую очередь повел нас по этому саду, угощал редкими сортами груш и слив.

Но что меня приятно удивило – в доме было полно разных животных. Во дворе ходило несколько породистых, «деликатных» собак, которые, встретив нас, «не произнесли ни звука». Видимо, по поведению хозяина поняли, что пришли друзья. Он что–то им тихо сказал, и они спокойно отошли в сторону.

А в доме то и дело шныряли под ногами какие–то мелкие зверушки, вроде ежиков, морских свинок. И М. Д. рассказывал нам об их разных проделках и смешных случаях. Это напомнило мне о моем детстве – у нас тоже постоянно жили всякие зверушки. И, наверное, тогда родилась у меня мысль – написать книгу для детей о моих давних любимцах, что я и сделала через несколько лет.

Каждое лето к нам обязательно кто–то приезжал погостить из Сибири. В первую очередь мои родители – посмотреть, как мы тут устроились. Были довольны. И город им тоже очень понравился.

Проездом в Москву побывал наш сибиряк (давно живет в Москве) Франц Таурин с рукописью своего нового, известного потом, романа «Каторжный завод». Я читала его в рукописи и даже немного поредактировала.

Навещали и друзья Е. К. Стюарт (Юрий Магалиф – режиссер театра, писатель; Юрий Сальников – детский писатель). Но сама она так и не собралась – из–за здоровья, она была старше Сережиной матери.

Не забывали нас и родственники.

В общем, все было хорошо, казалось, нельзя было и желать лучшего. Дети всегда на глазах – школа рядом. Сын учился очень хорошо, но дочке приходилось помогать.

Незаметно и счастливо пробежали еще три–четыре года. Сережа–младший кончил школу с хорошими и отличными оценками. С большим желанием готовился поступать в университет на биологический факультет.

И вдруг, как гром среди ясного неба, постановление Совета Министров: «Срочно начать готовить собственные кадры». В аулах не хватало учителей и других работников культуры. В столице без промедления начали открывать интернаты для учащихся 7–10‑х классов с тем, чтобы они могли после окончания городской школы сразу поступать в университеты, в институты. Следующий параграф гласил, что выпускники этого года из сельской местности принимаются в университет вне конкурса.

Со вступительных экзаменов сын приходил расстроенный: русским абитуриентам бессовестно занижали оценки, а выпускникам из аулов – наоборот, завышали на два–три балла, даже если те почти ничего не могли ответить. Сын не прошел по конкурсу, вернулся подавленный, оскорбленный. Тихо сказал:

– Больше я тут поступать не буду. Поеду в Россию. Надо найти подходящий университет в не очень далеком от Алма – Аты городе.

А через месяц – новое постановление, в форме призыва: «Работники культуры, интеллигенция, кто может – все на периферию!..» И дальше очень заманчивые обещания и льготы: сразу же обеспечиваются новой квартирой, работой и прочим.

Это была предтеча нашей будущей перестройки.

Мы находились не просто в волнении, мы были потрясены. Вот тебе и мечта – чтобы дети не уезжали из родного дома, а учились бы в своем городе. И сыну так не хотелось куда–то ехать, снова сдавать вступительные экзамены. И не было в России такого близкого от Алма – Аты города. А самый западный город Казахстана – Уральск – находился очень далеко от столицы. Но ближний, уже к Уральску, был расположен на Волге в Саратове. Там – известный, старинный университет, в котором учился Чернышевский.

Так что, навсегда оставить Алма – Ату и уехать в Уральск или Саратов?.. Но ведь я сама еще не закончила КазГУ, вспомнила я о себе. Проучилась три года, осталось еще три, и уезжать из Казахстана пока нельзя. Значит, остается Уральск.

Решили с Сережей поехать к М. Д. Звереву, посоветоваться насчет Уральска. Он досконально знал все уголки Казахстана. М. Д. рассказал об Уральске много хорошего. Можно сказать – нахвалил. И если мы переедем, – просил писать ему. Потом мы несколько лет переписывались, уехав уже в Россию. Он давал рекомендацию нашему сыну (после окончания Саратовского университета) для работы в Приокском заповеднике.

Но все–таки Сергей взял в редакции командировку, чтобы самому посмотреть этот город.

Вернулся, рассказал:

– Городок неплохой, стоит прямо на реке Урал. Довольно зеленый, много магазинов, хороший базар. Есть пединститут, драмтеатр, кинотеатр, два музея. А в Урале много всякой рыбы, даже осетровых.

Сережа–младший оживился:

– О, это хорошо! Приедем – будем рыбачить!..

Я покачала головой – все, они уже готовы.

А ехать все же пришлось.

«…не предаться унынию…»

Пишет уже внучка Галины Федоровны и Сергея Павловича – Майя Моси– яш-Хамитова. Вполне взрослая – пять лет назад окончила юридический факультет Белорусского государственного университета.

Теперь о бабушке Галине Федоровне. После похорон деда, Сергея Павловича, у нее стало падать зрение, но она продолжала писать начатые еще при нем «Воспоминания». Так ей было легче пережить утрату.

До декабря 2009 года она написала 15 глав воспоминаний. У нее до сих пор очень хорошая память. Но с декабря начало резко ухудшаться зрение, и с января она уже не могла писать – не различала строчки и написанное, совсем уже не могла читать. Ей осталось дописать главы три, и с этого момента она диктует и рассказывает Воспоминания нам, своим внучкам.

В Уральск они приехали осенью 1967 года. Работу им действительно предоставили сразу. Галине Федоровне (дальше бабушку и дедушку буду называть по имени отчеству, так как были они еще молодые, по 42 года, а нас, внуков, не было и в помине) предложили сразу три места, но она выбрала музей – старшим научным сотрудником по памятникам культуры области. Самым подходящим для Сергея Павловича посчитали телевидение, хотя для него это была новая незнакомая работа. Квартиру они получили очень хорошую в новом кирпичном (элитном) доме.

В Уральске семья прожила около четырех лет, пока Наташа (моя мама) не поступила в институт на биофак, а Сережа (мамин брат) уже учился в Саратовском университете на биологическом. Моя бабушка, Галина Федоровна, в течение этого времени успела заочно закончить Алма – Атинский КазГУ. Защитилась с оценкой «отлично», и ее оставляли на кафедре литературы и русского языка. Но возвращаться обратно в Алма – Ату они уже не хотели.

У Г алины Федоровны была очень интересная работа – сразу в двух музеях: краеведческом и историческом. Исторический находился в бывшем соборе Михаила Архангела и скорее походил на крепость, так как толщина стен достигала 1,8 метра, окна были расположены высоко, узкие, как бойницы.

Собор послужил крепостью во время Пугачевского восстания. В ней отсиживался Яицкий гарнизон, отбиваясь от превосходящего по численности пугачевского войска.

А капитаном этого гарнизона был Андрей Крылов – отец великого баснописца Ивана Андреевича Крылова. По этому событию Г алина Федоровна собрала большой и интересный материал, который послужил основой для новой книги «Ваня Крылов – капитанский сын».

Во что бы то ни стало Сергей Павлович задумал издать книгу в центре России, где у него осталось большинство армейских друзей–однополчан и куда переехали его знакомые сибиряки–писатели. К сожалению, обменять свою квартиру на центр России не удалось. Более подходящий вариант выпал на город Гомель – в Беларусь.

Сергей Павлович опять пошел работать на телевидение, а Галине Федоровне предложили место научного сотрудника в музее.

Книга «Ваня Крылов – капитанский сын» была еще в задумке, а Сергей Павлович послал уже заявку в Ленинград. Из Ленинграда пришел положительный ответ – «Присылайте рукопись».

Чтобы ускорить работу над рукописью, Галине Федоровне пришлось оставить работу. Она сняла домик в Кленках, а Сергей Павлович после работы приезжал на катере. Вместе они обсуждали написанное, пока книга не была окончена.

В 1975 году они вместе повезли готовую рукопись в Ленинград, где ее включили в план на 1977 год. В том же году она и вышла под названием «Ваня Крылов».

Диктовка Галины Федоровны

Теперь отвечаю на главный вопрос, который интересует многих и который чаще всего на выступлениях задают читатели: как мы начали свой первый исторический роман и продолжали писать вместе столько лет.

Очень откровенный и подробный ответ в моем письме давней и близкой подруге. Но так как письмо слишком длинное, пришлось сократить все лишнее, не относящееся к этому вопросу.

Мое письмо к близкой подруге
(с большим сокращением)

Ниночка, добрый день!

На днях получила твое письмо. Ты пишешь: «.Собирались наши старые оставшиеся друзья. Поминали маму, вспоминали про вас, все удивлялись – как это Сережа из детского поэта превратился в прозаика–писателя исторических романов!..» Нина, меня тоже очень удивило и тронуло твое милое добродушное вопросительное предложение. Неужели Сергей никогда не рассказывал и не писал об этих порой смешных и мучительных начинаниях (он ведь любит рассказывать).

Теперь мы и сами удивляемся, оглядываясь назад. С чего все пошло, как мы входили в литературу, кто помогал? Не было такого дня, чтобы мы добрым словом не вспомнили Елизавету Константиновну. Она первая протянула руку и вытащила «поэта» на Свет Божий. Только благодаря ей сразу же вышло его первое детское стихотворение. Это послужило огромным стимулом и началом литературного пути. Ну а когда лет через пять Сергей решил «засучив рукава» взяться за прозу, оказалось, не тут–то было. И не так–то просто. Пришлось и мне на много лет быть к этому причастной, писать вместе с ним, помогать и помогать.

К прозе Сергей переходил очень тяжело. Мне постоянно надо было вместе с ним сидеть, перечитывать, выправлять. Вкладывала много сил и времени, чтобы у Сергея вышла первая повестушка, затем вторая, третья. Если стихи детские он писал так легко, часто на ходу, то проза ему вовсе не давалась. Набросает черно– вичок, скорее фабулу, и считает, что это уже книжка (стихи–то писались быстро). Начинает сердито, даже с обидой протестовать: «Нечего тут исправлять и дорабатывать – так сойдет!» И уж после самого убедительного довода: «Ничего я исправлять и дорабатывать не могу, сказал все, что у меня было!» – великодушно разрешал: «Если тебе не нравится, делай сама!» (Это абсолютно дословно, так как эти фразы он повторял в точности с каждой книгой.) Зато заявки в издательство выходили у Сережи – куда с добром. (На одной страничке наобещает столько интересного – трудно отказать такой повести.) По заявке принимают и включают в план (везло). А дальше что? – книжки–то нет! Приходилось срочно и усиленно работать.

Только я одна знала, как нелегко было ему перестраиваться, и что стоило менять свою многолетнюю артистическую деятельность (хоть и самодеятельную) на писательскую, свою живую подвижную натуру приспосабливать к усидчивости. Иногда он не выдерживал и швырял рукопись. В таких случаях я никогда на него не сердилась (искренне сочувствовала ему). Молча брала рукопись и продолжала писать. Устанавливалась тишина. И когда Сережа «остывал» и приходил в себя, он искренне с благодарностью говорил мне: «Дивлюсь твоему терпению со мной!..» И этого для меня было достаточно, чтобы он искупил свою вспышку.

Сейчас, Нина, отвечу тебе на основной вопрос – расскажу досконально, как начали и писали свою первую историческую книгу, которая и стала родоначальницей всех последующих романов С. Мосияша.

Были тут и какие–то предшествующие обстоятельства, которые, казалось, не имели к этому никакого отношения. Однако связь все же была.

Осенью 1975‑го Сергей поехал с киногруппой в дальний район на съемки очередного сюжета для телевидения. Сильно простыл в дороге и вернулся с бронхитом. Больше месяца пробыл на больничном. (Врач была хорошо мне знакома, и мы вместе лечили его дома.) Через неделю–полторы он уже чувствовал себя довольно хорошо. И не знал, куда девать свободное время. Решил написать для «Дружных ребят» (газета в Алма – Ате) рассказ или небольшую повесть о спартанском мальчике. (Когда–то он читал о Древней Спарте, о суровом воспитании детей, особенно мальчиков и пр.) А у меня в мыслях было другое: написать бы хорошую повесть об Александре Невском. Ведь это один из любимых русских князей – легендарная личность.

– Зачем тебе, – говорю, – греческий мальчик, когда у нас на Руси столько своих замечательных людей было. Тот же Невский. Вот о нем бы рассказать детям и нашей молодежи!

– Выдумала тоже! Во–первых, это большая ответственность – реальное историческое лицо. Надо писать серьезную книгу. Не смогу я, не потяну.

– Так я думаю – писать мы будем сразу вместе, чтоб не править и не переделывать потом.

Помню весь наш разговор, будто это было вчера. На работу я пока еще не устроилась, с тех пор как уволилась для «Вани» (то сценарий дописывала, то с «Икаром» занята была, то с Минским журналом «Березка» сотрудничала). Так что относительно была свободна. Наконец уговорила его.

На другой же день поехала в нашу областную, отлично укомплектованную библиотеку. Набрала полную сумку исторической литературы, факсимиле некоторых рукописей – все, что было у них о Невском.

– Ну, давай теперь читать, «вживаться в эпоху»!..

Читали оба. Если я была занята приготовлением обеда, просила его читать вслух.

Кстати, надо сказать, было у нас еще одно «обстоятельство» с квартирой. Наташа выходила замуж, и чтобы всем было удобней, мы еще летом разменяли свою квартиру на две. Наташе – однокомнатную благоустроенную в центре, а себе – двухкомнатную с печным отоплением и огородом в частном секторе. И даже это в какой–то степени влияло на наше рабочее настроение. Тихая сельская обстановка ничуть не претила: мы одни, нам никто не мешает. Было все будто из нашего детства. Особенно вечера. Жарко топится печь, весело потрескивают сухие дрова (старые хозяева оставили нам полный дровяник сухих березовых дров). Около печки, на кухне, стоит диван – любимое место Сергея, я сижу рядом.

Стали уже потихоньку обсуждать – как и с чего начать.

Вырисовывались некоторые картины, образы людей. Я и раньше много раз с интересом читала о Невском, так что исподволь создался какой–то определенный образ, портрет. А у Сергея была безграничная фантазия, которую приходилось сдерживать. Мысли возникали как–то поочередно. Где касалось детства, домашних сцен, больше думалось мне. А все батальные сцены, панорамы битв, военные переговоры и действия обдумывал Сергей. Но язык – построение предложений, стилистика – были мои.

И как–то мы быстро и легко начали. И пошло, пошло. Сергей шутил: «Ты вдуваешь в книгу свой дух!» И так до самого конца. Правда, через год–полтора мы уже не могли писать «взахлеб», как сначала. Нам дали квартиру в центре, и я тут же устроилась в Гомельскую строительную газету. Сереже часто удавалось написать страничку–две на работе. Вечером обязательно перечитывали написанное – исправляли, иногда и вовсе переделывали.

Но что самое удивительное – это единственная книга, которую мы написали абсолютно без споров. Сергей вел себя на редкость покладисто, тактично и всякий раз напоминал: «Учти, мы с тобой – соавторы. Я бы никогда не решился на такую книгу». Он хотел, чтобы я даже изредка, на час, отвлекалась на что– то другое. У меня только что прошла в пионерской газете, в Минске, небольшая повесть о БАМе (которая была написана еще год назад). Но мне предложили ее немного изменить и подать на Республиканский конкурс – «Детям о БАМе». Приходилось иногда отвлекаться на переписку с редактором.

Но все свободные дни и вечера, изо дня в день, – мы не расставались с Невским. Он уже подходил к концу.

Летом 1978 года мы были в Доме творчества в Крыму. Познакомились с писателями из Молдавии. Они стали звать нас в Кишинев – есть свой Союз писателей, можно найти подходящую работу. Сергею страшно надоело телевидение, а в Гомеле ничего больше не было. На обратном пути из Крыма заехали посмотреть. Молдавия и город нам понравились. Оставалось дело за обменом квартиры. Скоро нашелся вариант. И на следующий год мы переехали в Кишинев. Там и закончили свой первый исторический роман, Сергей перепечатал. Надо отдать должное – он никогда не просил меня перепечатывать – эту нудную работу всегда делал сам и довольно быстро.

Только рукопись все лежит без титульного листа. Мне и невдомек – почему. И вот как–то в выходной день он говорит: «Галя, мне бы очень хотелось эту первую большую книгу подписать только одним автором. У меня вышло уже много книг, я член Союза писателей, а ты – пока нет, – резонно объяснил он. – А я сделаю тебе посвящение.»

Что я могла ответить? «Делай, – говорю, – как совесть велит. Я не о соавторстве думала, когда работала над книгой. И если по–честному, разве не была я соавтором любой из твоих книг?»

На этом и кончился наш разговор, и к соавторству мы больше не возвращались.

Я «благородно» промолчала, и Сергей, вероятно, принял это за полное согласие. Но откровенно сказать, вначале от такой несправедливости мне было не по себе.

Прошло какое–то время – я много думала об этом и пришла все–таки к выводу, что Сереже сейчас действительно необходимо утвердить себя как самостоятельного писателя–прозаика. И это ему нужнее, чем мне, притом, муж, глава семьи. От него зависит авторитет семьи и благосостояние наших детей. И я успокоилась.

А наши близкие знакомые ругали меня, что я совсем не думаю о себе. Особенно возмущался Володя Измайлов (наш сибиряк, живший в Кишиневе, друг Виктора Астафьева и Е. К. Стюарт). Не раз высказывал это Сергею довольно резко.

Но никто, наверное, лучше Елизаветы Константиновны не знал нас. Не видевшись подолгу, она писала (по «Невскому»): «Мосияш молодец! Но вижу, что здесь большая доля труда Гали.» И еще раньше: «Галя, работайте для себя.»

Такое мне часто говорили в издательстве и в Союзе писателей. Но я уже ничего не могла изменить – так у нас сложилось за много лет.

Навыки к Сергею приходили очень постепенно. На это ушли целые десятилетия, начиная с 1961–1962 гг.

Последнюю свою книгу, «Одиссея батьки Махно», он писал почти самостоятельно. Только по привычке прочитывали на слух некоторые главы. А в эпилоге был у него большой «перебор», и пришлось сокращать.

Вскоре Сергей Павлович получил звание лауреата премии им. В. Пикуля. Теперь он был в какой–то мере уже известный писатель(!), то, чего он с таким стремлением и усилием добивался, сбылось.

Но все же больше всего я ему благодарна за сдержанное слово и редкую преданность.

Никогда и никому не писала длинных писем. Это я тебе, Нина, так добросовестно ответила на твой заданный вопрос. Теперь, Ниночка, ты все знаешь. Пиши. Обнимаю тебя. Галя.

Сергей вчера вернулся из Питера. Передает тебе привет.

Апрель 2003 года.