Текст книги "Лучшее средство от любви (СИ)"
Автор книги: Галина Чередий
Соавторы: Алена Нефедова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Бессовестное вранье, я его знать не знаю, но в любви и на войне, как говорится…
– Я у тебя совета не просила, – огрызнулась Полина, выпивая свою порцию алкоголя со злости почти залпом. – И мне вообще понравился не он, а тот, что за столиком справа.
Ну, что сказать, парень выглядел до противного достойным кандидатом. Темноволосый, крепкий, не пялится по-хамски, вон нервно начал крутить бокал, как только заметил, что она его выделила из толпы. Такой на девушку вроде Белоснежки дышать бояться будет и на руках таскать… всю оставшуюся жизнь. Не пошел бы ты, мистер Хороший! Сам такой подойти тупо зассыт, но моя рыбка в боевом настроении. Тревога!
– Белоснежка, а ты тоже из тех, кто считает, что на курорте все мужики холостые?
– М-м-м? – зыркнула она косо на меня, пригубив от души новый коктейль.
– У него след от кольца.
Фигня, конечно, полная, но ей-то, такой «готовенькой», со своего насеста этого не рассмотреть, а очарование уже рассеялось. Чего я и добивался.
– Что же вы все кобели-то такие? – раздосадованно просопела она и перевела взгляд на новую жертву. Опять брюнет. У тебя что, пунктик какой-то по этому поводу, или по принципу «все равно, лишь бы меня не напоминал»? – Скажешь, и с этим что-то не так?
Господи, и смех и грех. Блудница ты моя неудачница. Хоть соображаешь, в чем спрашиваешь моего мнения?
– Нормально с ним все, – преувеличенно бодро заверил ее и тут же заработал подозрительный прищур. – Правда! Ну, говорят, что хм-м… достоинство у него слегка кривое, направо смотрит, но это же тебе никак помешать не может? К тому же вдруг просто сплетни, и там все налево.
– Ты ведь это сходу все придумываешь, – ткнула она в меня пальцем, явно уже совсем-совсем пьяненькая.
– Хочешь проверить, так ли это, на себе?
– Я хочу… хочу… ой, что-то я на воздух хочу.
– Рыбка, ты хоть что-то ела после участка?
– М-м-м… кажется, нет.
– Идем, пьянчужка-соблазнительница, – кинув деньги на стойку, я обнял ее и повел на улицу.
– Чтобы никаких мне этих… пароксизмов!
– Договорились. Такого точно не будет.
Глава 13
– М-м-м, – промычала я с набитым ртом. – Это бо-жест-вен-но! Да! Это совершенно и абсолютно божественно и непреклонно человеко… гуманно… В общем, конкретно так клево, что я, как королевская дочь, награждаю вас титулом рыцаря! Сэр Патрик, преклоните колени, дабы я могла посвятить вас!
Я взмахнула ножом и вилкой, неловко покачнувшись на высоком барном табурете, но чьи-то крепкие руки сзади ненавязчиво подтолкнули в нужном направлении, и неконтролируемую качку удалось направить прямо на барную стойку. Ой, да ладно тебе, Полина, «чьи-то». Ты прекрасно знаешь, руки какого блондинистого мерзавца-красавца в очередной за сегодня раз спасли твою персону и репутацию от очередного падения в пучины греха. Ты только посмотри, какой заботушка!
– Лучше поцелуй, красавица, – подмигнул мне, сияя ослепительной улыбкой, бармен. – А уж без титула я прекрасно обойдусь. Хотя от титула твоего парня уж точно не отказался бы! – И он расхохотался, глядя на кого-то за моей спиной.
«Кто-то» лишь покрепче сжал мою талию, и его ладони слегка огладили спину, такие горячие, что их жар чувствовался даже через слой белой льняной рубахи.
Кстати, а когда меня успели тут приодеть?
– Патрик, я тебе больше скажу, – доверительно наклонилась я к парню за стойкой. – Если ты готовишь так каждый день, то я попрошусь к тебе в жены!
– Патрик – мусульманин, принцесса. Готова быть четвертой? – почему-то злобно прошептали мне в ухо, достаточно громко, чтобы вызвать очередной взрыв смеха рядом.
– Ой, да мне без разницы, если там кормят хорошо, – отмахнулась я. – Я не ревнивая.
– Да-а-а? Серьезно? Так, значит, если первая жена сэра Патрика придет в твой дом драть тебе космы, ты ей это позволишь?
– Я думаю, что у сэра Патрика все жены будут такими же милейшими в общении и прекрасно готовящими, как и он сам. Ведь мы выбираем тех, в ком видим свое отражение, не так ли?
– Или наоборот – подбираем таких, в ком есть недостающее нам, – вклинился в наш диалог с «кем-то» милейший Патрик.
– Прекрасный тост! – возопила я. – За это надо выпить! За то, чтобы в наших половинках мы нашли то, чего нам не хватает, но при этом видели в них свое отражение!
Снова посмотрев не на меня, а на «кого-то» за моей спиной, бармен отвернулся и налил мне в высокий стакан что-то радужное.
– Это что? – принюхалась я.
– «Поцелуй обещания», – ответили за моей спиной.
– Что-то знакомое. – Ага, и во вкусе, и в названии причем.
– Никак невозможно, – покачал головой владелец лучшего бара на всех Сейшелах. – Это эксклюзивный новый напиток. За счет заведения и только самым прекрасным и почетным его посетительницам.
– Оу, а по нечетным?
– Что? – не понял шутку бармен.
– Ну, по четным – поцелуй, а по нечетным?
– А по нечетным кого-то слишком разошедшегося относят в люлю бай, – снова злой шепот в ухо.
– Да что ты там все шипишь и шипишь? – возмутилась я и развернулась на табуретке, снова допустив опасный крен в опасную сторону. Слишком опасную. Для меня. Потому что эти сердито поджатые мужские губы вкупе с широкими ладонями, крепко страхующими меня, создавали совершенно взрывоопасную ситуацию в моих мозгах. Вот убить хочется, а расстаться и больше никогда не увидеть его снова – не-а. Что-то невыносимо притягательное есть в этих ярких голубых глазах, в этих выгоревших на солнце отросших до плеч прядях, в этой загорелой коже с тонкими лучиками в уголках глаз…
– Что? – приподнял он бровь.
– Да вот, думаю…
– И о чем же? – вторая бровь присоединилась к той, что удивилась первой.
– Всю жизнь терпеть не могла блондинов. А ты какой-то…
– Какой? Притягательный? Прекрасный? Сногсшибательный? Умопомрачительный? Обладающий самым красивым членом из всех, виденных тобой? – А губы все ближе и ближе, а взгляд все…
– Пи*дабол всея Сейшел – вот ты кто, – внезапно рассердилась я. Не, ну правда, такой момент испортил своим дурацким тарахтением. Ну скажите мне, разве мужчина не должен быть молчуном? Суровым брюнетом, коротко стриженым, с пронзительным взором зеленых глаз? Вот с какого лешего мне вдруг так запал этот врун, болтун и хохотун – голубоглазый блондин к тому же!
– К… кто-о-о? – аж поперхнулся воздухом Марк.
– Кто слышал, – глянула я досадливо, но вот же черт, как объяснить тот феномен, что смотреть на это трепло мне в любом состоянии духа нравится. – Хотя знаешь, так даже лучше.
– Для чего лучше?
– Для кого. Для меня. Вся эта твоя болтовня хвастливая позволяет мне не забывать, какой ты и зачем ошиваешься рядом. И знаешь что? Я на все согласна. Все равно, стоит тебе опять открыть рот – и мое сердце будет в безопасности.
– Так, погоди, что-то я не успеваю за полетом твоей мысли под допингом. На что это ты согласна и при чем тут твоя кардиобезопасность? – нахмурился профи-соблазнитель. Хотя что-то я уже прямо начинаю сомневаться в его квалификации. Ему тут все прямым текстом, а он…
– Согласна… эм-м-м… погрязнуть в пучине сиюминутного разврата с тобой, так что веди… куда там ты меня в первый раз звал? В логово порока, в общем.
– Мама дорогая, – закатил глаза Марк. – Патрик, «Поцелуй» же у нас вроде как безалкогольным задумывался?
– Так и есть, – кивнул с любопытством наблюдающий за нами бармен, явно не понявший половину слов, но, судя по смешливому блеску в темных глазах, уловивший основной смысл.
– Ясно, значит, кто-то просто уже перегулял. Белоснежка, а как насчет пойти в мое бунгало тут неподалеку, вместо… как его бишь там? Логова порока, ага, и уложить тебя в удобненькую постельку проспаться, а ни в каких пучинах не погрязать, тем более в сиюминутных. Как-то именно продолжительность меня особенно смущает.
– Нет, без разврата никак, – отрезала я. – Я решилась.
– Будешь жалеть потом.
– Куда же без этого. Конечно, буду, когда протрезвею и пойму, с кем предавалась гре… да тьфу же! С кем переспала!
– Не-а. Жалеть ты будешь о том, что, пьянь ты такая отчаянная, не запомнишь все в мельчайших подробностях. Но знаешь что? Я повторю на бис и завтра, и столько раз, сколько нужно, чтобы все запомнила. И да, плевал я на придурочное джентльменство. Пошли предаваться греху.
– А что, разве нельзя вызвать такси? – заканючила я, пройдя буквально десяток шагов и осознав, что ноги так и норовят подвернуться, да и вообще откровенно саботируют мое целеустремленное движение к познанию порока.
– Не-а. Тебе пройтись по свежему воздуху сейчас полезно, – ухмыльнулся мой билет в бездну неудержимой похоти.
– Вообще-то, я согласилась на старую добрую классику, ни о каком садизме с твоей стороны речь не шла, – возмущенно засопела, повисая на локте Марка после очередного выверта шпильки.
– Да что ж ты такая… морально неустойчивая, – подхватив меня после «надцатой» подряд попытки падения, Марк крякнул и взвалил мое безропотно повисшее на нем тело на плечо. Разумеется так, как это было удобно ему – то есть разместив свою роскош… скорее, упругу… ладно, просто крепкую мужскую задницу прямо перед моим носом. Ну, или наоборот – мой нос прямо напротив аппетит… короче, вот там. И как мне с ним теперь беседовать? Ой, какие классные ямочки. Можно я потрогаю? Я одним пальчиком всего!
– Эй, Белоснежка, ты решила начать практиковать мартимаклию?
– Что, прости?
– Ну, э-э-э, это такая разновидность эксгибиционизма, при которой человек возбуждается при мысли, что его половой акт с партнером могут увидеть другие, – пришлепнул меня мой носильник… э-э-э… потаскун… короче, тот, кто нес и тащил меня в неизвестное далеко. Ой, оказывается, когда тебя шлепают по попе – это прико-о-ольно.
– Не уверена. Пока. А к чему вопрос? – Я с интересом наблюдала за путешествием собственного пальца по категорически невозможно-привлекательным мужским полубулиям и за резво встающими по следу от ноготка светлыми волосками. Ух ты! Прям пЭрсик, а не мужчинка!
– А вопрос к тому, что если ты сейчас же не угомонишь свои шаловливые ручонки, елозящие по моей, несомненно, чертовски привлекательной заднице, то этот опыт получишь прямо сейчас, – рыкнул носильник-потаскун.
– Морти… марти… А какой еще опыт ты можешь мне предложить? – поинтересовалась я у задницы, послушно уперев в нее руки и постаравшись там же расположить голову. Не. Неудобно. Волосы болтаются, мешают все как следует рассмотреть.
– Вообще-то, мы в принципе не обсуждали эти немаловажные, между прочим, подробности. Очень легкомысленно с твоей стороны. А вдруг я сейчас как накинусь на тебя, сверну крендельком, свяжу, кляпом рот заткну и давай издеваться по-всякому!
– Что-то мне подсказывает, что кляпа как раз не будет, – фыркнула я и вздрогнула. Конечно же, от вечерней прохлады, а не от предвкушения оказаться беспомощной и не способной отказаться от любого удовольствия, которое Марк захочет заставить меня испытать.
Ну и мыслишки у вас, мисс Полина Осипенкофф!
– То есть против крендельков и веревок ты ничего не имеешь?
– Не знаю, не пробовала. А ты?
– Разумно предположу, что рассказ о моем прежнем опыте может сейчас сыграть против меня, поэтому промолчу. И мы пришли. То есть я пришел. И тебя донес. Уф-ф, слазь, пушинка.
Марк слегка присел, и я стекла по его крепкой руке, неуверенно оглядываясь. Мы стояли перед входом в прелестный домик – вроде, здесь их принято называть бунгало – невысокий, покрытый какими-то то ли листьями, то ли камышами, стоящий в окружении буйной тропической растительности, от ярких красок которой у меня в очередной раз слегка закружилась голова. Входную дверь предваряла просторная веранда с беспорядочно, на первый взгляд, расставленной легкой плетеной ротанговой мебелью и полупрозрачными шторами типа льняных, что едва колыхались от вечернего бриза.
– Ух ты! Потрясающе! – искренне восхитилась я. Ну просто картинка с рекламного проспекта, ей-богу.
– Снимай уже свои ходули, – присел Марк передо мной на корточки, прежде чем мы ступили на настил террасы. – Теперь можно и босиком. Обопрись мне на плечи, алкодайверша ты моя.
– Мне кажется, или вы, сударь, пытаетесь меня устыдить? – с невсамделешной обидой поджала я губы.
– А? – встрепенулся Марк, отрываясь от созерцания вида, что ему открылся, когда он водрузил мою ступню в босоножке на свое колено. А что поделать, его рубашка была не намного длиннее моей юбки-провокации.
– Что вы, сударыня, и в мыслях не было. У меня на уме одни только разнузданные непристойности, так что взывать к вашей совести не в моих интересах. Наоборот, готов этой самой совести и морали спеть колыбельную.
Не торопясь расстегнуть ремешки, он провел легонько кончиками пальцев по своду моей стопы, пристально глядя теперь в глаза, точно убеждаясь, что я слежу за ним, едва ощутимо коснулся губами колена. Мой рваный вздох прозвучал слишком громко даже для меня самой, а со всей кожей, похоже, опять произошла некая волшебная метаморфоза. И не только с кожей. Со всеми нервными окончаниями, которые прямо-таки сделали стойку, устремив всю возможную чувствительность в места касаний Марка. А этот мерзавец, продолжая наблюдать за мной неотрывно, избавился от одной босоножки, но ногу не отпустил. Поставил опять себе на бедро, да так, что мои пальцы очутились в катастрофической близости от его паха, где уже совершенно отчетливо проявилось наличие у него живейшего интереса к… ну, очевидно, процессу избавления меня от обуви.
– Я слышал, хождение на таких высоких каблуках – настоящий подвиг для бедных женщин, – пробормотал он, начав вкрадчиво, я бы сказала, разминать мою ступню.
– Эм-м-м… – подвисла на этот раз я, не то что опираясь, а буквально наваливаясь ладонями на его плечи, потому что моя устойчивость стремительно падала до нуля.
И, добивая меня, демон разврата потерся немного колючей щекой о недавно поцелованное место на колене, ну или чуть выше… однозначно выше, потому что его резкий мощный выдох обдал мгновенной прохладой все мое девчачье сокровенное, защищенное только тончайшим кружевом, что, как тут же выяснилось, промокло насквозь.
Ну и жара на этих Сейшелах, однако, даже поздним вечером. Такая, что пробирает насквозь, превращает даже кровь в горячительное. Такое пузыристое, щекотно дразнящее в очень-очень интересных местах.
– Вторую давай.
– Что? – моргнула я, выплывая из горячего тумана и вдруг обнаруживая себя все у того же деревянного настила балансирующей на одной ноге, с ладонями на плечах самодовольно ухмыляющегося Марка.
Я хоть не стонала вслух, нет? Если судить по этому лукавому блеску в голубых глазах искусителя по призванию, так и было. Ла-а-адно. Улыбнувшись ему в ответ, я скользнула ступней по его бедру выше, добираясь-таки до самой опасной зоны. И очень удачно добираясь, судя по тому, как Марк с посвистом втянул воздух сквозь зубы. Твердая выпуклость была такой обжигающе горячей, а еще с такой готовностью отозвалась на мое легкое массирующее поглаживание. Аж запрыгала радостно, давая прочувствовать даже биение пульса сквозь тонкую льняную ткань. Неужели этот засранец весь вечер расхаживает тут без белья? Нет, ну какой же бесстыжий тип! Абсолютно бесстыжий, постановила я и прижала ногой еще разок, сразу же отдергивая ее.
Встав твердо на босую ногу, повернулась спиной к Марку и наклонилась, избавляясь от второй босоножки самостоятельно и слушая невнятное бормотание о том, что кто-то совсем-совсем уже нарвался и что этот кто-то сейчас получит что-то. Но сперва душ.
Ну, душ так душ. И правда, освежиться мне не помешает. Вдруг на закате случится то, что должно происходить на рассвете, а у меня кружево… промокло.
Глава 14
– Ну, в принципе, чего-то подобного я и ожидал, – пробормотал я, сдерживая смех, когда Белоснежка тихо всхрапнула прямо мне в шею, умудрившись вырубиться прямо в душе почти мгновенно. Я только и успел прижать ее, стремительно обвисающую, к себе, чтобы уберечь от падения. – Ты не женщина, ты какое-то одно сплошное динамо.
А так все бодро начинала, ага.
Прошагала по-хозяйски по бунгало в ванную, сдернула через голову рубашку, в которую я ее принарядил срам прикрыть. В смысле, прелести, конечно, но подбешивать уже начинало, как по этим самым прелестям откровенно елозят всякие масляными взглядами. Благо в баре у Патрика хранилось кое-какое мое барахло на всякий случай. Скажем, очередная дама окажется не в меру страстной.
– Хочу стриптиз! – потребовала Полина, привалившись для устойчивости бедром к раковине.
– Устроить или посмотреть? – ухмыляясь, уточнил я.
– Само собой, посмотреть.
– И то верно, сама-то ты его сегодня с самого выхода из дому устраивала.
– Уверена, ты много раз видел гораздо менее одетых женщин в баре и не возражал.
Справедливо, но то были некие другие женщины, а не моя форелька, на которую я уже извел уйму времени (в моем понимании) и все свои охотничьи приемы, а пока и кусочка не откусил. Так, пригубил всего разок.
– Ну, давай же, мне так показалось, что костюмчик Адама у тебя самый любимый.
А вот и не угадала. У Адама так-то презервативов не было, а любимое у меня, когда он на мне, а я уже в этот момент глубоко в чужом теле.
– У меня другое предложение. Давай лучше поиграем в «раздень меня, а я тебя». Сами по себе мы перед друг другом уже одежки скидывали.
– Ну да, ты же не любитель повторяться, да?
Сделаю вид, что вопроса я не расслышал.
– Кто первый, сама решишь или жребий кинем? – вместо ответа подначивающе подмигнул я.
– Вот еще! Ни тебе, ни мне – раздеваемся одновременно! – заявила Полина и потянула наверх свой микро-топ.
Ну и ладно, мне хоть так, хоть эдак, лишь бы в итоге голыми оказаться ближе некуда.
Скинув рубашку, я развязал шнурок на льняных штанах, позволяя им самостоятельно сползать вниз. Мой бедолага член, что весь вечер только и делал, что периодически вскидывался, вопрошая «ну теперь-то уже пора?», и снова сникал в унынии, встал мгновенно, задержав процесс моего обнажения. Полина так и застыла, пялясь на эту палатку, являя мне восхитительное зрелище. Топлесс, с той самой сожравшей столько моих нервов сегодня юбчонкой, спущенной до самого лобка. Одно движение, и передо мной явится все вожделенное во всей красе. Смотреть на нее такую, предвкушая и ничего пока не делая, – это как душу из себя тянуть, сладко так, что даже больно.
– Кхм… у тебя там застряло, – сказала она хрипло, покраснев, и, мигом столкнув с бедер юбку, нырнула в душевую кабинку первой.
Беги, беги, все равно уже попалась.
И почему я, дурень, не сделал воду похолоднее? Подмывало, если честно, крутануть вентиль и обеспечить ей внезапное шоковое пробуждение, вот только совсем не уверен, что после этого она будет в настроении нежничать. Скорее уж станет гоняться по дому за мной, пытаясь прибить.
Подхватив ее, вынес из кабины. Устроил целую эквилибристику, кое-как заворачивая в полотенце, и поволок в спальню. Уложил на кровать, и Белоснежка тут же на ней раскинулась, как морская звезда. Ну надо же, у меня тут постельная наглая захватчица и единоличница. Интересненько. Что, живешь совсем одна, Полина, и не привыкла делить пространство с кем-то еще?
Точно как я.
Убрав осторожно полотенце, решил, что имею право хотя бы попировать глазами, раз до утра больше ничего не светит. Вдоволь облизав взглядом все изгибы, пристроился рядом, сдвигая чуток мою пьянчужку и укрывая нас тонкой простыней.
На удивление заснул практически моментально, но то и дело вскидывался, получая то локтем, то пяткой от беспокойной соседки по спальному месту. За окном уже светало, когда меня это все окончательно достало.
Пришло время мсти.
Скинув простыню, сполз с кровати и поймал в очередной раз брыкнувшую конечность за лодыжку. Полюбовавшись изящными пальчиками с золотистым лаком, прижался губами к большому. Оставил по одному влажному поцелую на каждом, легонько подул и ухмыльнулся, заметив, как они поджались, а Полина, не просыпаясь, вздохнула. Еще разок? Возражений нет?
Обласкав снова пальчики, стал наглаживать губами свод стопы. Пока едва касаясь, чтобы не поцарапать щетиной, для этого еще рановато. Полина заерзала, завздыхала чаще, согнула вторую ногу в колене, открывая передо мной убийственный вид. Как в голову выстрелила всем этим нежно-розовым, чуть влажно поблескивающим великолепием. Я тихонько зашипел, сжав измученный ожиданием член в кулаке. До мошек перед глазами приспичило забить на медленные ласки и накрыть ртом ее лоно сразу. Чтобы кончила одновременно с пробуждением, и, пока еще вся горячая и не соображающая ничего, опрокинуть на живот и взять уже наконец свое.
А что потом? Психанет и пошлет меня? Посчитает козлом, воспользовавшимся ею? Ну вообще-то это она сама все и затеяла. Козлом она меня и так уже считает, так что я теряю, кроме удовольствия? Правильно, ничего. Существует только здесь и сейчас.
Вытянувшись на животе, вклинил плечи между ее ног и, отпуская себя, уткнулся лицом в ее бедро. М-м-м, все так, как я и думал – кожа здесь у нее просто потрясающая. Настолько нежная и гладкая, что всего аж потряхивать начинает от желания исцеловать всю.
И не вижу больше причин себе в чем-то отказывать. Вдоволь отвел душу, потираясь, облизывая, просто прижимаясь открытым ртом, щеками то к одному бедру, то к другому, касаясь пока лона Полины только дыханием. Продолжал эти нежные пытки для нее и жесткие для меня до тех пор, пока терзаемая мною кожа не порозовела, а аромат возбуждения Белоснежки не стал насыщенным, бьющим в и так гудящую пустотой от вожделения голову. Глаз я нарочно не поднимал, ориентируясь только на дрожь, дыхание и все более заметный влажный блеск между аккуратными обнаженными складочками ее плоти. Здесь она будто слеплена для поцелуев. Губки чуть пухленькие, как если бы немного надулись обиженно из-за слишком долгого ожидания. Остановившись, полюбовался видом, растягивая кайф предвкушения еще незнакомого вкуса. Обнюхал ее, как натуральный зверюга, смакуя все оттенки: намек на сочные экзотические фрукты, тончайший мускус и спелая, вызревшая для секса женщина. Есть ли в мире более приятный для мужика запах? Очень сомневаюсь. Для меня уж точно.
Полина протяжно застонала и вдруг скользнула тонкими пальцами себе между ног, накрывая клитор. Взбрыкнула, толкнувшись навстречу собственной ласке, а я чуть не кончил моментально и совершенно спонтанно от такого зрелища. В паху так все скрутило, перед глазами цветные пятна замельтешили. Зыркнув ей в лицо, убедился, что она не проснулась, по крайней мере не полностью, так что у меня есть шанс стать самой яркой ее эротической фантазией в полусне, что воплотится потом в не менее яркую реальность. Позволив ей совсем чуть поласкать себя самой, чтобы уловить тот идеальный ритм и нажим, я отвел ее кисть, тут же заменив своим ртом. Зараза, вкус у нее реально убийственный, у меня аж горло сжалось. Пробуждает в разуме что-то жадно-животное, не имеющее ни малейшего отношения к ограничениям и сдержанности. Таким бы упиться до отключки, а не пригублять по капле.
– Ох, боже! – хрипло прошептала Белоснежка. – Я просто гибну! Пропадаю! Тело предает меня, пощадите!
Чего? Это с кем это она там во сне-то кувыркается? Тело тебя предает? Это ты еще не постигла всю степень и интенсивность возможного предательства, рыбка моя.
Мягкие поглаживания языком прямо по налитому от потребности бугорку плоти. Мягкие, но обволакивающе настойчивые, никаких проникновений внутрь пока. Только легкое скольжение кончиком пальца по обильной влаге между приоткрытыми зазывно складочками.
– М-м-м, что же это за сладкое мучение! – забормотала Полина, замотала по подушке головой и уперлась пятками в постель, приглашающе открываясь мне шире, вскидываясь навстречу. Да, я знаю, вижу, что ты уже хочешь больше, сильнее.
Один раз взглянул на нее такую и снова стиснул член в кулаке со всей дури, задышав загнанной лошадью от усилия сдержать оргазм. Как же ты меня извела, истомила, оказывается, за это время, динамщица моя, что я готов спустить, только тыкаясь в матрас, чисто вприкуску.
– Пожалуйста-пожалуйста! – тихонько заскулила Полина из-за моего промедления, снова пытаясь довести себя до пика сама.
Но я такая безжалостная скотина.
Это мое долгожданное пиршество, и делиться я им не намерен, даже с каким-нибудь там воображаемым придурком из сна.
– Проснись, Белоснежка! – негромко позвал я, опять отодвигая ее руку и осторожно проскальзывая в нее пальцем, защелкал по клитору языком.
Краткие скупые касания, призванные дразнить, подводить к краю, но не дать удовлетворение. Полина застонала, заметавшись еще больше. Внутри такая роскошно мягкая, мокрая, горячая, как кипяток. Внутренние мышцы умоляюще сжимаются вокруг моего пальца, и каждое это сжатие шибает мне разрядом в голову и член.
– Не-могу-не-могу-у-у! – захныкала она, приоткрывая затуманенные глаза, но явно не понимая, где она и с кем.
Так не пойдет.
– Проснись, Полина. Проснись и посмотри на меня, – начав медленно толкаться внутрь, поцеловал в самый чувствительный центр взасос. Втянул в рот податливую плоть, с нажимом потирая между губ языком.
– О-о-ох! – Спина Полины выгнулась, но как только я уловил мощные сокращения в ее лоне, тут же коварно лишил всякой стимуляции.
Мать твою, она так там сжимается! Мой член скончается от счастья, ощутив такой тесный и жаркий прием, мгновенно.
– Посмотри на меня, Белоснежка! – прохрипел я. – Ну же, давай, открой глазки и посмотри, кто тебя заставит кончить.
Полина распахнула-таки свои голубые глазищи, уставившись на меня со смесью шока и крайнего чувственного опьянения. Щеки горят, на лбу и шее блеск испарины, губы приоткрыты, грудь ходуном ходит от частого дыхания, соски торчат.
– Марк? – всхлипнула сквозь рваные вдохи. – Это все время был ты.
Не пойму – вопрос или утверждение, да и плевать уже. Летящим с обрыва не до разговоров.
– Я. И кончишь ты сейчас для меня.
На этот раз действительно впился в ее естество ртом, именно так, как хотел с самого начала – выцеловывая, облизывая с нажимом, со всей возможной интенсивностью и бесстыдством, одновременно толкаясь внутрь сразу двумя пальцами.
Полина закричала, запричитала, выгибаясь, содрогаясь вся. Мне в башку и поясницу словно молнией шарахнуло откатом от ее наслаждения, рука на члене заработала сама собой, не было сил стерпеть больше. В глазах потемнело, самого затрясло и прорвало. Кончал, шипя и рыча, как полоумный.
– С добрым утром, Белоснежка, – чуть отдышавшись, нарочито пошло облизал мокрые губы и посмотрел на нее. Глаза широко распахнуты, на лице выражение полной растерянности и потрясения.
Что, я перевернул слегка твой мир, рыбка моя?
Шевельнувшись, ощутил хорошую такую лужицу спермы под своим животом.
Ладно, ты мой тоже хорошенько тряхнула, чего уж там.