Текст книги "Преступивший (СИ)"

Автор книги: Галина БризЪ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Глава 8

Люди больше всего ненавидят тех, кому сами причинили зло?

Те, кого они сами обидели, служат напоминанием о том, насколько несправедливым и жестоким оказался лично ты.

Клеймом для своей совести, своей души. Собственная совесть – самый беспристрастный судья.

Её невозможно обмануть, от неё нельзя спрятаться, приврать и приукрасить.

Другому человеку можно преподнести так, будто иного выхода из ситуации не было, не существовало.

Что, поступи по-другому, это привело бы ещё к худшим последствиям.

Но, внутри себя, наедине сам с собою, понимаешь, что, всё-таки, можно всё было изменить в определенный момент.

Существовало противоположное решение. Умышленно, сознательно проигнорированное тобой.

И ты этот момент чувствовал, знал, что это и есть граница, после которой всё разделится на «до» и «после».

И не непреодолимые обстоятельства вынудили сделать выбор, а лично ты.

И выбор – поступить жестоко, это собственный выбор. Не выбор случая.

Наверное, у каждого есть человек, мнение, одобрение, поддержка твоих действий которого имеет важное значение для собственного эго. Порой даже неосознанно.

Но именно эта оценка, его понимание и оправдание в его глазах, твоего подлого поступка становятся значимыми.

Иногда, это даже не тот, с кем дружишь, общаешься.

Хотя, на мнение остальных десятков людей, при этом, может быть совершенно наплевать…

Георгий мысленно оправдывался перед Юлей, перед собой.

Так сложилось. Нельзя было по-другому. В ТО время никак по-другому нельзя было…

И понимал, что это неправда.

Следующий день прошёл без событий.

Георгий куда-то уехал до позднего вечера. Закрыл Юлю в полуподвальной комнате, оставил еду, воду, кипяток в термосе. Принес старые книги, журналы. Чтоб не скучала?

Вернулся к ночи. В более спокойном настроении.

Выпустил её из заточенья, велел приготовить ужин.

Проследил, чтоб она доела всё, что было в тарелке. Поставил на стол фрукты, рукой показав, что это для неё.

Велел походить по комнате взад – вперёд: «Надо двигаться, весь день без движения. Так нельзя…»

Юля невесело улыбнулась: «Выгул зеков в тюремном дворике?»

Зло заложила руки за спину и сделала несколько кругов по комнате, опустив голову и раскачиваясь так, будто на ногах висели кандалы. Изображая заключенного.

Георг покачал головой и усмехнулся.

Потом прошёл ещё один такой же день. Ещё и ещё…

Первую неделю он постоянно отсутствовал целыми днями.

Иногда совсем не приезжал на ночь в дом.

Тогда Юле становилось жутко: одна, далеко от людей, в закрытой полуподвальной комнатушке.

Она лежала на кровати, накрывшись двумя одеялами, свернувшись клубочком и прислушивалась к каждому шороху.

К скрипам старого дома, к завыванию ветра, к шорохам в углу… Мышка?!

Иногда, издалека доносился лай собак. Значит где-то живут люди?

Ни интернета, ни телевизора… Даже радио не было в её камере. Только куча старых журналов и книг с пожелтевшими страницами.

Если вдруг он совсем не вернётся, то она не сможет выбраться и погибнет тут от голода и холода?

Недели через две он стал выезжать из дома реже, если отсутствовал, то недолго, несколько часов.

Выпускал её из комнаты пока сам находился в доме, если выходил, тогда закрывал в подвале.

Позже разрешил выходить с ним во двор, на свежий воздух.

Напряжение, которое было в первые дни потихоньку отступало.

Юля слегка успокоилась, было хотя бы немного понятно, что ожидать от предстоящего дня.

От её надзирателя.

Есть определённый распорядок, правила, которых надо придерживаться. Несложные домашние обязанности, которые она выполняла. Многого от неё пока не требовали.

Георгий не пугал её больше своими резкими поступками, определил грань их отношений как хозяин – прислуга. Временное сосуществование вместе.

Такое положение дел, в данной ситуации, устраивало девушку.

Она была благодарна, что он больше ни разу не пытался повторить то, что произошло в машине в то роковое утро.

За одним унылым днём тянулся другой.

Ничто не происходило, ничто не менялось. Становилось заметно прохладней, в этих местах погода и климат значительно отличались от прибрежного.

Тёплых вещей у Юли не было, в основном лёгкие летние футболки, платья и брючки, предназначенные для пляжного отдыха.

В комнате, где она жила, находился шкаф с одеждой. Ношенной, но чистой, аккуратно сложенной.

Это были вещи большой, высокой женщины, наверное, его матери.

Потому что фасон больше подходил человеку в годах, чем молодой женщине.

Когда Юле можно было выходить во двор, она надевала огромную черную кофту, в которую её можно было завернуть два раза.

Такую же безразмерную курточку, делающую стройную девушку похожей на чучело.

Внешний вид девушки, её одежда, похоже, не интересовали мужчину.

Но за тем, чтоб она не мёрзла и одевалась тепло при выходе из дома, он следил.

Если что-то не устраивало, требовал одеться по-другому. Возражений не принимал.

Из головного убора в шкафу нашёлся только серый шерстяной платок, который девушка категорически не хотела надевать.

В Москве она почти всю зиму обходилась без шапки, пользуясь, в случае необходимости, капюшоном. Чаще всего ходила без головного убора.

Георг, насмешливо оглядев Юлин нелепый наряд, недовольно поинтересовался почему она без платка.

Никакие объяснения и робкие просьбы не помогли. Он своими руками накинул на её волосы платок и стянул его узлом сзади на спине.

Посмотрел на её задрожавшие и, по-детски выпятившиеся от обиды губы, несчастные глаза, полные сдерживаемых слёз, и …сам расстроился…

– Холодно уже, простынешь же. Здесь бывают сильные ветра. Я не заставляю тебя носить платок постоянно, только на улице, – уговаривал он девушку добрым, успокаивающим голосом.

В комнате наверху находилось большое зеркало. От пола до потолка, по размеру живших когда-то в этом доме высокорослых людей.

Юля однажды подошла к нему, чтоб оценить свой наряд перед выходом на воздух и ужаснулась…

В зеркале она увидела себя: бледную, с потухшим взглядом, опущенными уголками рта, в уродливой бесформенной одежде. Казалось, что смотрит старушка.

Она любила красиво одеваться.

У неё всегда были несколько пар обуви, которые она надевала только с определённым нарядом, сумочкой, украшениями.

Разных фасонов и цветов брючки, джинсы, юбочки, блузки.

К каждому наряду тщательно, долго, с любовью подбирала подходящие именно к нему аксессуары. Браслетики, колечки, брошки, подвески, воздушные шарфики…

Недорогие, недолговечные безделушки, предназначение которых – однодневной красочной бабочкой оживить настроение, украсить день и дать место следующей искорке радости.

Могла несколько раз за день принять душ, укладывала волосы феном, следила и ухаживала за кожей, делала маникюр, педикюр, заглядывала в салоны.

Обожала плавать в бассейне.

Здесь, за небольшой промежуток времени, казавшийся узнице, чуть ли не десятилетием, исчезло желание поддерживать себя в ухоженном виде.

Нет, она не ходила грязной: соблюдала необходимую гигиену, стригла ногти, причёсывалась, стирала вручную свои вещи.

Домашней одеждой служили лёгкие летние наряды из отпускной сумки.

Но всё чаще накидывала сверху какой-нибудь старушечий балахон из чужого шкафа.

Стало совершенно безразлично, как она выглядит и что на ней надето.

Хотелось стать максимально, подчёркнуто непривлекательной… Назло зверю.

И даже назло себе.

Но, увидев себя в новом образе, испытала ещё одно потрясение.

Больше к зеркалу она не подходила.

Глава 9

Юля смутно припоминала рассказ Сергея о семье Георгия.

Кто-то погиб, кто-то болел, вроде жена сбежала… Или не жена?

Она тогда не слушала, отвергала любую информацию, которую тот сообщил об её обидчике.

Казалось, что эти знания никогда ей не пригодятся, не коснутся. Чем быстрей она забудет об ударе на берегу, тем будет лучше.

Кто мог тогда предположить, что всё обернётся таким чудовищным образом?

Юля старалась не провоцировать его ни на какие эмоции.

Не показывать свой страх, слёзы, грусть. Была прозрачной, неслышной тенью.

Ходила, опустив голову, чтобы не встречаться с ним взглядом.

Она немного расслабилась, убедившись, что, по всем признакам, трупом её не собираются делать. По крайней мере, в ближайшее время.

Надеялась, что постепенно бдительность тюремщика уменьшится, и удача повернётся к ней лицом – сможет сбежать.

Исполняла всё, что он приказывал, это было несложные дела: прибираться в доме, готовить еду, постирать, отутюжить вещи. Поддерживать, при необходимости, огонь в печи.

С каждой неделей хозяин дома относился к ней менее враждебно.

И с каждой неделей ей всё меньше верилось, что удастся вырваться из этого мирка.

Накатывали тоска и чувство обречённости.

Вечерами она тихонько плакала, когда закрывалась дверь в её темницу и опускался засов.

Георга беспокоило подавленное состояние девушки.

Она выглядела сломленной, погасшей. Он предпочел бы видеть её такой, какой она была в первые дни знакомства.

Когда болезненно задела его самолюбие, зажгла интерес и желание наказать, укротить.

Злая, гордая и забавная в своём негодовании. Даже в страхе. С живой мимикой, искренняя в проявлении всех эмоций.

Всё так закрутилось, что он и сам уже не понимал, как из этого выбраться.

Есть ли теперь благополучный выход?

Вечно держать девушку взаперти нельзя. И нет такой цели. Отпустить теперь, когда уже столько наворотил – не вариант.

А с каждым днём всё запутывалось только больше.

То, что произошло было спонтанным, он не собирался её обижать, воровать, удерживать.

Вообще, никаких планов и мыслей, связанных с ней, не было изначально.

Было раздражение, желание поставить на место, попугать.

Для полноты самооценки, было бы лестно увидеть её покорённой и желающей его любви.

Вместе провести время, удовольствие по взаимному согласию.

Ничего серьёзного, развлечение на недельку. Банальные краткосрочные шалости, которые происходят во всех курортных городках.

Которые случались у него регулярно в течении каждого пляжного сезона.

Но это знакомство сразу сложилось нестандартно. Юля зацепила его с первой встречи. Она удивляла, злила и… вызывала его уважение.

Неожиданно для себя он осознал, что испытывает чувство вины.

Жалость и растущую симпатию к девушке, сочувствие к человеку, обидчиком которого сам и являлся.

Более того, хотелось, чтоб она перестала видеть в нём врага. Защитить её…

Но от кого? От себя?

Ко всему ощутил, что ему даже нравится, то, что в доме появилась живая душа и можно о ком-то заботиться.

Если б ещё она была настроена к нему не с такой неприязнью.

Оставаться с ним в одной комнате девушка добровольно отказывалась, по возможности сразу уходила в свою комнату и прикрывала дверь.

Закрыться изнутри она не могла. Комнату можно было закрыть только снаружи, вставив засов в специальные скобы.

Если Георг принуждал остаться наверху, пытаясь разговорить пленницу, то сидела с безучастным видом, как робот.

Показывая, что ей здесь некомфортно, находится против своей воли. Только из-за того, что вынуждена подчиняться.

Не смотрела в его сторону, немногословно отвечала на вопросы.

Несколько раз Юля, чувствуя, что у хозяина дома благодушное настроение, робко заводила разговор с просьбой отпустить её.

Обещала, что не будет обращаться в полицию, не выдаст его.

Предлагала, чтоб он придумал вариант письма или записал видео, где она подтверждает и рассказывает кому-то, будто сама осталась здесь и добровольно жила с ним всё это время.

Или любой другой способ, подтверждающий его невиновность. Какой он сам придумает.

Но в этом вопросе Георг становился непреклонным. Он пока почему-то не хотел отпускать её и даже обсуждать эту тему категорически отказывался.

Причину этого упрямства девушка не понимала и отчаянье переполняло её.

Вдруг в его планах переслать, передать, продать её дальше? Кому-то ещё?

Ведь зачем-то он её удерживает?

Глава 10

– Что тебе нравится? Привести тебе что-нибудь? Фрукты, конфеты? Что ты любишь? – выпытывал он перед каждым своим выездом из дома.

Юля безразлично качала головой. Ничего не хотелось.

Проявления любой заботы о ней вызывали ещё большее отторжение, протест.

Хотелось, чтоб он тоже чувствовал унижение, обиду. Хоть как-то морально поцарапать его, показывая, что она всегда будет отвергать любые проявления человечности с его стороны.

Как-то после допытываний о её занятиях на свободе, обрадовался:

– Ты любишь кататься на велосипеде?! – воскликнул Георг. – Хочешь, куплю тебе?

Юля с ужасом переспросила:

– Велосипед?! Вы купите мне велосипед?

– Ну да! Будешь гонять на нём! – вдохновился мужчина.

– Но велосипед…Это же…он же летом… – тоскливо произнесла Юля, понимая, насколько её представления о предполагаемом времени заточенья разнятся с планами тюремщика.

– Я…я хочу…домой… я не хочу до лета…тут… – губы девушки задрожали.

Георг выругался, походил по комнате и присел возле неё:

– А лыжи? Лыжи ты любишь? – подошёл к окну, окинул взглядом свой небольшой двор, с досадой осознавая, что кататься на лыжах ей негде, а за территорию, огороженную забором, он сам её не выпустит.

– Санки! – обрадовался он, – Давай горку сделаю! – и осёкся. Это уж совсем глупо. Она не ребёнок.

Перебрав несколько тем для разговоров, он, наконец, понял, что именно вызывает в ней отклик, зажигает тот живой огонёк, которым она привлекала Георгия.

Зверь расспрашивал о её прошлом, просил рассказать о детстве, о родном городе из которого она уехала несколько лет назад.

О Москве, друзьях, подругах

О любимом человеке.

С особенным пристрастием расспрашивал о её любимом.

И Юля загоралась.

Он осмеливался говорить о человеке, который был для неё чуть ли не святым.

Рядом с которым такой, как он, даже находиться не достоин.

Жить с ним в одном городе, мире, дышать с ним одним воздухом – не достоин!

Даже взгляд такого, как этот нелюдь был бы оскорбителен для её любимого!

Этот мерзавец осмеливался критиковать его своим поганым языком, своим убогим мозгом!

Не понимая, насколько он смешен и ничтожен.

Одно предположение, что их можно сравнивать, что они оба мужчины – само по себе противоречит законам природы!

Юля обычно без охоты отвечала на вопросы Георга, небольшими фразами, парой-другой предложений.

Но, когда речь шла о её любви, она не скупилась ни на рассказ, ни на эпитеты, ни на восторги.

Пусть знает, какие существуют на свете мужчины! Не чета ему.

И знает, какая непреодолимая пропасть, такого как он, отделяет от тех, кто заслуживает уважения.

Она немного осмелела и расширила для себя лимит допустимых колкостей в отношениях с Георгием.

Особенно, после предложения купить ей велосипед.

Из этого предложения следовало, что смертельная опасность ей не угрожает.

Даже наоборот, ему хочется, чтоб она получала радость от жизни.

Логичный вывод – можно показывать зубки!

Это доставляло ей радость.

Она с удовольствием замечала, что, чем с большим восхищением и подробностями рассказывает о любимом, тем более скучным становится лицо этого ненавистного существа, её лютого врага – Георгия.

Что его уязвляют подробности о манерах, умении держаться, воспитанности, уме, моральных достоинствах незнакомого ему москвича.

Он всегда старался вставить какую-то нелепую реплику, уколоть вопросом с двойным смыслом.

Выслушал, как-то, очередную оду о благородстве и возвышенности Юлиного возлюбленного.

О том, что тому чуждо всё земное.

Подхватил восторженную интонацию, и заявил, откровенно издеваясь, и не скрывая ехидства:

– О! Какой мужчина! Какой мужчина! Думаю, из него в туалете валятся нежные, благоухающие розы, а не анализы…

Юля похлопала глазами и вдруг начала неудержимо смеяться, успокаивалась и снова, неподвластный ей, смех вырывался наружу… Это нервное, наверно…

Георг сидел с невозмутимым видом, довольно поблёскивая глазами.

То, что ей, наконец, удалось найти уязвимое место неприятеля и задевать его самолюбие, живительным и вдохновляющим бальзамом освежало униженную душу пленницы.

Она даже полюбила и злорадно ждала то время, когда тюремщик хотел узнать новые детали её священной любви.

Любви с большой, с огромной буквы!

И, заранее продумывала, и готовила свои рассказы.

Иногда приукрашая их и слегка… совсем чуть-чуть искажая правду…

Чтоб всё было красиво и поэтично! Чтоб до него дошло, насколько ничтожен он и груб.

А этот мужлан снова умудрялся испоганить её повесть ехидным вопросом:

– Он, что, импотент?

Юля, задыхалась от гнева:

– Нет! Почему вы так решили?

– Ну… – с равнодушным видом, занимаясь своими делами, ронял он:

– У меня б такая девушка не осталась в девственницах… Столько лет… – и лукаво косился на неё.

– Вы…Вы…Вы – просто не умеете любить! Не умеете любить по-человечески.

Так, когда человек дорог и его желания выше твоих! – зло отвечала Юля.

– У-у… – неопределённо промычал мужчина и добавил серьёзным голосом:

– Научи меня? Научишь? Любить по-человечески?

Однажды, выслушав очередную песню о неземной любви и прекрасном возлюбленном, предложил, пристально глядя на неё:

– А давай, я женюсь на тебе? Узнаешь, что такое настоящий мужчина.

Юля разъярённо посмотрела в его глаза, и, медленно, обжигая каждым словом, произнесла:

– Спасибо! Уже познала. Забыл? А я помню ВСЕ ТВОИ МУЖСКИЕ поступки!

Впервые обратилась к нему на «ты». Смерила презрительным взглядом и ушла в свою каморку, хлопнув дверью.

Глава 11

В любимом человеке нравятся даже недостатки? А в нелюбимом раздражают даже достоинства?

Георг вызывал отвращение. Каждым движением, каждым вздохом.

Её чуть ли не физически мутило от необходимости сидеть с ним за столом, слушать, как он медленно пережёвывает и глотает пищу, пьёт воду.

Как глубоко вздыхает, как поднимается при этом его грудь.

Бесило то, как он пристально и чуть насмешливо наблюдает за тем, как она выполняет свою работу. Едва сдерживалась, чтоб не нагрубить ему в это время, не состроить злобную гримасу: что уставился?

Брезгливость вызывали ложки, вилки, которые были увлажнены его ртом, следы от губ на стаканах.

Моя посуду она тщательно следила за тем, чтоб не прикасаться к тем местам, где оставались следы его пальцев.

Сначала долго держала посуду под струёй воды и только потом, преодолевая тошноту, мыла.

Предметы, которыми пользовался он, сначала промывала отдельной тряпочкой или бумажкой, а только потом – общей губкой.

Несколько раз, когда девушка проходила мимо, он ловил её за руку, осторожно притягивал к себе поближе, но не допуская соприкосновения телами.

Лицо в эти моменты было выжидающим, даже мелькало что-то похожее на лёгкую нежность.

По Юле проходила волна брезгливости, которую она не могла и не старалась сдерживать. Она каменела, с отвращением и страхом отворачивалась.

Подержав девушку так несколько секунд, пристально изучая отражающиеся на лице эмоции, он разочарованно отпускал её.

Свои вещи она вручную стирала отдельно от его вещей.

Чтоб даже в машинке они не соприкасались, не перемешивались. Чтоб вода с его одежды не оставила ни одной капли на её белье.

Её передёргивало, когда надо было закинуть его одежду и постельное бельё в стиральную машинку.

Юля научилась делать это ловко, не касаясь руками. При помощи двух палочек, как в китайской кухне.

Георг, случайно увидевший какие манипуляции она совершает при подготовке стирки, недоуменно остановился. Брови от удивления поползли вверх.

Через минуту, едва сдерживаясь от переполняющего гнева, швырнул в девушку резиновые перчатки. Рявкнул:

– Клади в перчатках, если брезгуешь брать руками!

Юля обмерла.

Надо следить за собой, сдерживать эмоции. Не допустить, чтоб чаша терпения мужчины переполнилась обидой и сожгла девушку сокрушительной яростью.

На его лице девушка всё чаще замечала тоску.

Он будто бы болел… Избегал встречи с её взглядом, отворачивался.

Он не был уродом.

Вполне возможно, произойди их знакомство в других обстоятельствах, в другой обстановке, то существовал большой шанс, что он показался бы Юле интересным и привлекательным.

Высокого роста, широкоплечий с пронзительным взглядом и густыми, тёмными волосами, которые на висках посеребрила ранняя седина.

Хорошая фигура, гордая осанка и всегда чуть приподнятый подбородок, что придавало ему немного надменный вид.

Уверенный, неглупый, ироничный.

Скорей всего, он нравится женщинам…

Но в Юле с первой секунды неудачного знакомства он вызывал страх, переходящий в гипнотический ужас кролика перед взглядом удава. И отвращение.

Больше всего Юлю тревожило и выводило из равновесия собственное состояние.

Она боялась, что забеременела от того, единственного случая в машине.

Она всегда хотела иметь детей, мечтала об малыше.

Представляла, какой это будет милый, красивый ребёнок.

И обязательно с небесными глазами её любимого человека.

Светлые вьющиеся волосики. Которые она не подстригала бы долго-долго, пока они не вырастут до плеч. Тогда он будет похожим на ангелочка.

Он будет одет во всё самое красивое, нежное. У него будет всё самое лучшее! Все станут любоваться им…

Его бы она обожала с первой секунды зарождения, даже сейчас уже любит.

Трогательные картинки уютной семейной жизни представлялись перед глазами: животик, колыбелька, коляска, малыш, неуверенно делающий первые шаги, держась за надёжную папину руку…

Но он будет не от Георгия!

Но не от зверя… Она его ненавидит!

Одна мысль, предположение, что беременность вполне может оказаться реальностью, сводили с ума.

Разрушали излюбленное представление об её ребёнке, убивали его. Того, воображаемого голубоглазого малыша.

И если это окажется правдой, то…

Она уже ненавидит это гипотетическое существо.

Как инопланетный организм, вживлённый в неё против воли.

Как набор инородных, отвратительных, делящихся в её организме клеток.

Опухоль. Отвращение и страх…Брезгливость.

Как к паразиту, которого надо вытравить, уничтожить, не допустить разрастания.

Надеялась, что просто задержка, гормональный сбой из-за подавленного состояния.

От переживаний и внушения её начинало подташнивать, подтверждая худшие опасения.

Однажды, не в силах сдерживать рвотные порывы, она, зажав рот руками выскочила из-за стола и её вырвало в туалете.

Георгий удивлённо отодвинул тарелку, пошёл следом. Поняв, что сейчас произошло, он заулыбался.

Но наткнулся на ненавидящий взгляд Юли и помрачнел.

Завёл машину, уехал. Привёз несколько тестов, сунул их в её руку, буркнул:

– Проверяй!

Не подтвердилось! Не подтвердилось! Огромная гора свалилась с её плеч! Она не беременна! Какое счастье!

Георгий с заметным напряжением ждал, что сообщит ему девушка.

Когда она появилась с горящими от радости глазами, он тоже радостно встрепенулся, но, поняв, что именно обрадовало Юлю, разозлился.

– Боялась, что от зверя родится зверёныш? – произнёс он.

Поняв, что мужчина ждал и желал другой результат, вдруг почувствовала укол совести.

И удивление. Впервые захотелось как-то приободрить его:

– Ты встретишь ещё женщину…Которая будет счастлива родить от тебя.

Он вздрогнул…Как от удара. Сверкнул глазами и ушёл.