Текст книги "Атлантида советского нацмодернизма. Формальный метод в Украине (1920-е – начало 1930-х)"
Автор книги: Галина Бабак
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)
Глава 4. «Наука стихосложения» Бориса Якубского
Борис Якубский[431]431
Борис Якубский (1889–1944) – теоретик и историк украинской литературы. В 1908 году окончил Уманскую гимназию. Закончил историко-филологический факультет Киевского университета (1914). Участвовал в Первой мировой войне, был офицером, отмечен четырьмя боевыми наградами. В 1918–1921 годах работал учителем украинской и русской литературы в учебных заведениях Киева. Принимал участие в организации Наркомпроса Украины: был членом коллегии школьного отделения, комиссаром для реформ школьного образования, секретарем Губнаробразования. В 1921–1941 годах занимал разные должности в Киевском университете (в то время – Киевский институт народного образования им. М. П. Драгоманова). В 1932–1934 годах был деканом филологического факультета, в 1933–1941 годах заведовал кафедрой русской литературы. Во время Великой Отечественной войны остался в оккупированном Киеве, продолжал работать в университете. В 1941–1943 годах – штатный сотрудник газеты «Новое украинское слово» («Нове українське слово»). В сентябре 1943 года вместе с семьей переехал в Житомир. В 1944 году арестован НКВД. Умер 28 декабря 1944 года в тюрьме в Киеве. См. подробнее: Радько А. Борис Якубський – дослідник, текстолог і видавець Лесі Українки: Дис. … канд. філол. наук. К., 2019. С. 22–40.
[Закрыть] – представитель академического литературоведения, известен в первую очередь как теоретик украинской литературы, автор двух фундаментальных работ 1920‐х годов – «Наука стихосложения» и «Социологический метод в литературе». В числе других теоретических проблем его интересовали вопросы литературной эволюции, социологии литературных влияний, проблема изучения формы литературного произведения, формалистская концепция «литературного быта»[432]432
Якубський Б. Нові досягнення марксизму в літературознавстві // Гарт. 1927. № 4/5. С. 84–96.
[Закрыть]. Его отдельные статьи 1920‐х находятся в диалоге с теоретическими поисками русских формалистов[433]433
Якубський Б. До взаємин марксівської методи з старими методами літературознавства // Життя й революція. 1927. № 1. С. 54–65; Он же. До еволюції літературних жанрів // Літературна газета. 1927. № 6. С. 1–2; Он же. До законів еволюції літератури // Літературна газета. 1927. № 3. С. 2; Он же. До справи літературного побуту // Літературна газета. 1927. № 12. С. 1; Он же. Новини в російській літературній боротьбі // Літературна газета. 1927. № 11. С. 3; Он же. Сучасний стан та завдання марксистської критики // Літературна газета. 1929. № 1. С. 2.
[Закрыть]. По свидетельству видного и советского и эмигрантского украинского историка Александра Оглоблина, в то время Якубский «увлекался теорией и методологией литературы (кстати, он был и во многом оставался формалистом в методологии литературы), сделал немало в этой области…»[434]434
Радько А. Указ. соч. С. 28.
[Закрыть] Формальный анализ Якубский активно применял в исследованиях, посвященных творчеству Т. Шевченко, Леси Украинки, Панаса Мирного, О. Кобылянской, С. Васильченко. В 1920‐е годы он также активно участвует в литературном процессе и выступает как литературный критик (ему, в частности, принадлежит и большой очерк о Михайле Семенко)[435]435
Якубский Б. Михайль Семенко // Михайль Семенко и украинский панфутуризм: Манифесты. Мистификации. Статьи. Лирика. Визиопоэзия. СПб.: Изд-во Европейского ун-та в СПб., 2016. С. 166–203; Якубський Б. Українська поезія в 1923 році // Радянська освіта. 1924. № 1/2. С. 79–84; Он же. Українська література за десять років революцїї // Гарт. 1927. № 6/7. С. 124–141; Он же. Життя молоде (спроба літературної характеристики «київських плужан») // Червоний шлях. 1925. № 9. С. 159–171; Он же. Поетична творчість Миколи Вороного (з нагоди 35-ліття літературної діяльності) // Життя і революція. 1928. № 11. С. 103–110.
[Закрыть].
Перед Первой мировой, в 1908–1914 годах, Якубский обучался на словесном отделении историко-филологического факультета Киевского университета Святого Владимира и вместе с будущими «неоклассиками» – М. Зеровым, П. Филиповичем, М. Драй-Хмарой и В. Петровым – был одним из слушателей семинария русской словесности В. Н. Перетца. В кругу «неоклассиков» Якубского прозвали Аристархом в честь грамматика эпохи эллинизма, хранителя знаменитой Александрийской библиотеки (конец III – начало II века до н. э.)[436]436
Наталья Костенко называет «Науку стихосложения» «манифестом теоретических взглядов неоклассиков на поэзию и стих, версификационным кредо Киевской Александрии», см.: Костенко Н. Борис Якубський – теоретик українського вірша // Якубський Б. Наука віршування. К.: Київський університет, 2007. С. 6.
[Закрыть].
В автобиографии Якубский пишет, что с самого начала сосредоточил свое внимание на вопросах методологии и теории литературы[437]437
Самі про себе. Автобіографії українських митців 1920‐х років / Упор. та прим. Р. В. Мовчан. К.: Кліо, 2015. С. 476.
[Закрыть]. В университете, будучи студентом, работал под руководством фольклориста и этнографа, будущего академика Андрея Лободы.
Первой студенческой работой был доклад на тему «Новейшие приемы изучения поэтических произведений по книге А. Белого „Символизм“» (1911). Дипломную работу защитил на тему «Стих Никитина» (1913). Медальная работа была на тему «Эволюция стиха в новой русской литературе», которая не была закончена из‐за военного призыва. В 1919 году стал действительным членом киевского Украинского научного общества, потом Историко-литературного общества при Академии наук, где читал доклады: «Эволюция ритма в поэзии» и «Социологический метод в истории литературы»[438]438
Там же.
[Закрыть].
Сформировавшись в среде литературных школ В. Н. Перетца и А. М. Лободы, Якубский остается верен принципам «филологической критики» и в своих последующих работах: он одним из первых обращается к формальному анализу поэзии[439]439
К примеру, это статьи: «Форма поезій Шевченка» (1921), «Із студій над Шевченковим стилем» (1924), «До проблеми ритму Шевченкової поезії» (1926).
[Закрыть]. Украинский литературовед и критик Григорий Костюк, вспоминая своего учителя, писал:
Борис Владимирович Якубский обладал широкими энциклопедическими знаниями по теории и методологии литературы. От древних греков до «опоязовцев» он чувствовал себя как дома. ‹…› Его лекции по теории и методологии литературы напоминали скорее скрупулезные ‹…› аналитические упражнения над тем или иным художественным произведением. Ничто не должно было пройти мимо нашего внимания: ни ритмика, ни размер, ни строфическое строение, ни стилистические приемы. ‹…› Он очень ценил умение разложить поэзию или новеллу на мельчайшие составные части и описать их[440]440
Костюк Г. Зустрічі і прощання: Спогади: У 2 кн. К.: Смолоскип, 2008. Кн. 1. С. 161. Костюк под руководством Якубского писал дипломную работу по теории литературы «Формализм и социологизм в литературоведении».
[Закрыть].
Но помимо этого Якубский, как указано в предыдущей главе, одним из первых обращается к социальной природе литературного произведения. Теоретические взгляды Якубского можно охарактеризовать как научный «синтетизм»[441]441
На это, в частности, указывает А. Синченко: «Он тщательно оберегал литературоведческий анализ как от эклектизма, так и от узко формалистического подхода, одновременно тяготея к синтетизму, в котором стремился объединить все оперативно-аналитические методы литературоведческого исследования». См.: Сінченко О. Формалістичні аспекти літературної теорії Бориса Якубського // Вісник Дніпропетровського університету імені Альфреда Нобеля. Серія: Філологічні науки. 2001. № 2 (2). С. 52.
[Закрыть]: рассматривая литературное произведения как «продукт определенной общественной идеологии», ученый делает социальные обобщения на основе формального анализа, таким образом пытаясь примирить формализм с социологией[442]442
Якубський Б. До «реабілітації» форми в мистецтві (Про одну з розв’язаних проблем літературознавства) // Життя й революція. 1927. № 5. С. 220–230.
[Закрыть].
В оценке формальной школы Якубский достаточно критичен и считает, что она допустила две ошибки: во-первых, «пробовала выдать за единственную научно-литературную работу статистические подсчеты всяких формально-литературных ходов»; во-вторых, «сразу взяла слишком крайнюю позицию, отбрасывая в литературоведении все, кроме изучения формы»: «То, что ‹…› старые литературоведы пренебрежительно относились к форме, совсем не означает, что нужно провозгласить – „форма, форма и только форма; в литературе существует только форма, а все что не есть форма, это социология, психология ‹…› и нас совсем не волнует“»[443]443
Там же. С. 221.
[Закрыть]. Однако и для Якубского так называемое «содержание» не главенствует над формой: он выделяет в произведении форму и содержание, но в тоже время указывает на «абстрактность» и «условность» этих понятий: «Разделение произведения искусства на „содержание“ и „форму“ и разговоры про то, что имеет большее значения – содержание или форма, – пустое и ненужное дело»[444]444
Якубський Б. Проблема змісту та форми // Київські неокласики: Антологія / Упоряд., комент. та передм. Н. Котенко. К.: Смолоскип, 2015. С. 617.
[Закрыть]. Научный «синтетизм» Якубского, его стремление выйти за границы условных понятий, проясняет и некоторые положения «Науки стихосложения»: исследователь неустанно подчеркивает единство формы и содержания и их прямую взаимообусловленность.
В 1922 году в киевском издательстве «Слово» была опубликована «Наука стихосложения». Работа, которую сам автор называет «элементарным учебником по стихосложению»[445]445
Якубский адресует свою книгу массовому читателю, но стремится, «соединить популярность книги с ответом в ней на самые сложные проблемы современной теории стихосложения», см.: Якубський Б. Наука віршування. К.: Слово. 1922. С. 2.
[Закрыть], стала первой попыткой в украинском литературоведении последовательно изложить теорию стиха на материале украинской же поэзии. Само название работы апеллирует к «Науке поэзии» Горация и «Науке о стихе» Валерия Брюсова, что указывает на представление о версификации как о предмете, требующем особых знаний: «Стихосложение, как и каждое искусство, имеет свою технику – и достаточно сложную. ‹…› Волшебство стихов заключается не только в их хорошем содержании, но и в особой форме (курсив наш. – Г. Б., А. Д.), что делает их собственно стихами и отличает от прозы»[446]446
Там же.
[Закрыть].
Книга также содержит обширную библиографию, которая свидетельствует о знакомстве автора с основными русскоязычными работами по теории стиха[447]447
Библиография содержит также отсылки к работам украинских историков и теоретиков литературы: в ней отмечены «Краткий очерк по истории украинской литературы» С. Ефремова (1918), «Теория поэзии» С. Гаевского (1921), «Как писать стихи» В. Полищука (1921), а также критические статьи, посвященные творчеству отдельных авторов.
[Закрыть], изданными ранее: «…украинскому читателю придется обратиться к русской литературе как самой доступной и близкой касательно принципов стихосложения»[448]448
Якубський Б. Наука віршування. С. V–VI.
[Закрыть]. Однако, по замечанию самого Якубского, библиография работ на русском языке «является неполной, кое-что из старых российских журналов, а также кое-что из новейшей литературы Москвы и Петербурга нельзя было достать на Украине»[449]449
Там же. Обратим также внимание на тогдашний список главных работ формальной школы и ее круга: «Сборники по теории поэтического языка» (1916, 1917, 1919); Б. Томашевский «Стихотворная техника Пушкина» (1918), «Ритмика четырехстопного ямба по наблюдениям над стихом „Евгения Онегина“» (1918); В. Шкловский «Из филологических очевидностей науки о стихе» (1919); В. Жирмунский «Композиция лирических стихотворений» (1921); Б. Эйхенбаум, «Проблемы поэтики Пушкина» (1921), «Мелодика стиха» (1922); Р. Якобсон «Новейшая русская поэзия» (1921).
[Закрыть]. «Науку стихосложения» высоко оценил Борис Томашевский в рецензии, опубликованной в «Книге и революции» год спустя[450]450
Томашевский Б. Рец.: Якубський Б. Наука віршування. К.: Слово. 1922 // Книга и революция. 1923. № 1 (25). С. 52. См. Приложение.
[Закрыть].
Книга состоит из пяти частей (каждая содержит несколько глав): «Теория стихотворного ритма», «Античное (метрическое) стихосложение», «Новое (тоническое) стихосложение», «Стихотворное благозвучие (эвфония)» и «Строфика».
В первой части Якубский обращается к изучению спорных положений современной ему науки о стихе. Таким является вопрос соотношения музыкального и стихотворного ритмов: «До сих пор многие исследователи ритма считают, что нет различия между законами ритма музыкального и ритма стихотворного»[451]451
Якубський Б. Наука віршування. С. 9.
[Закрыть]. Якубский пишет, что музыкальный ритм основан на понятии такта – «единице времени, которая, объединяя в себе иногда несколько звуков, все время (по крайней мере, на определенном промежутке пьесы) остается неизменной и постоянной»[452]452
Там же. С. 11.
[Закрыть]. По мнению ученого, античное стихосложение, основанное на долготе звуков, является примером точного следования законам музыкального ритма (разделение времени на равные такты). Однако современная система стихосложения такой возможности не имеет. Во-первых, она основана на чередовании ударений в стихе. Во-вторых, цезура и логические паузы нарушают равномерность такта. В-третьих, слог может состоять как из гласных, так и из гласной и нескольких согласных, что влияет на длительность произношения.
Якубский также выделяет три степени ритмизации: простейшая – чередование ударных и безударных, более сложная – чередование строк одинаковой длины (с приблизительно равным количеством стоп), высшая – чередование строф в стихотворении. Таким образом, стопа, поэтическая строка и строфа являются ритмическими элементами поэтического текста. Отдельное место в системе ритмизации Якубский отводит грамматике, которая «помогает почувствовать строку как отдельный ритмический член: чаще всего строка является законченным грамматическим предложением»[453]453
Там же. С. 23.
[Закрыть]. В перспективе вопрос соотношения грамматики и ритмики получит развитие в работах М. Л. Гаспарова[454]454
Гаспаров М. Л. Лингвистика стиха // Известия Российской Академии наук. Серия литературы и языка. 1994. № 6. С. 28–35.
[Закрыть]. Из воспоминаний Р. Якобсона и П. Богатырева о работе Московского лингвистического кружка известно, что вопросу взаимообусловленности метрики и синтаксиса были посвящены ранние доклады О. Брика и С. Боброва[455]455
На заседание МЛК 1 июня 1919 года О. Брик прочел доклад «О стихотворном ритме», 28 июня 1919 года в МЛК обсуждался доклад С. Боброва «Об установлении влияний», в 1920‐м на одном из заседаний ОПОЯЗа в Петрограде Брик прочел доклад «О ритмико-синтаксических фигурах». См.: Якобсон Р., Богатырев П. Славянская филология в России за годы войны и революции. Берлин: Опояз, 1923. С. 24–25. О дальнем эхе интересов Брика см.: Акимова М. В. «Ритм и синтаксис» Брика за пределами «Нового ЛЕФа» // Методология и практика русского формализма: Бриковский сборник. М., 2014. С. 131–145.
[Закрыть].
Якубский также уделяет внимание вопросу взаимоотношения ритма и метра. Исследователь указывает на путаницу, которая сложилась вокруг этих понятий, в чем, по его мнению, виновны «российские исследователи стихосложения»[456]456
Якубський Б. Наука віршування. С. 29.
[Закрыть]. Традиционная школа версификации, по замечанию Якубского, переняв греческую терминологию (где метр – это «размеренность, ритмичность поэтического языка»), всю сложную теорию стихосложения свела к «простому подсчету стоп, не обращая внимания, что сложное разнообразие наших стихов не дает втиснуть себя в суровые схемы этих метров»[457]457
Якубський Б. Наука віршування. С. 29.
[Закрыть].
Ученый подчеркивает, что на эту проблему указывал еще Андрей Белый, определив ритм как «симметрию в нарушениях метра, т. е. некоторое сложное единообразие отступлений»[458]458
В свою очередь, Андрей Белый определяет метр так: «Под метром стихотворения мы разумеем соединение стоп, строк и строф между собой», см.: Белый А. Символизм: Сб. ст. М.: Мусагет, 1910. С. 555.
[Закрыть]. Такое понимание ритма переняли почти все дальнейшие исследователи русского стихосложения после Белого: В. Брюсов, Н. Недоброво, которые в своих работах определяют метр как главное понятие, а ритм – как второстепенное. С таким подходом Якубский не соглашается в двух пунктах. Во-первых, исследователь отмечает, что это ошибочный взгляд, так как «метрические стихи» тоже ритмичны: «Основным в стихах является ритм. Под „метром“ греки понимали размеренность стихотворного текста, ритм слов, а под „ритмом“ – распорядок музыкальной мелодии в пределах времени»[459]459
Якубський Б. Указ. соч. С. 31–32.
[Закрыть]. Во-вторых, Якубский указывает на методологическую ошибку Белого и Брюсова, для которых метр является родовым понятием, а ритм – видовым. По мнению исследователя, все обстоит наоборот: «Ритм является делением на части, упорядоченность, размеренность; метр – это деление на правильные, равные части, что в стихах бывает уже не всегда»[460]460
Свой тезис Якубский подкрепляет, ссылаясь на проф. Ф. Зелинского. См.: Аполлон. 1916. № 2. С. 55.
[Закрыть]. Поэтому Якубский предлагает пользоваться словами «ритмика», «ритм» всюду, где речь идет о размеренности стиха, а терминами «метрика», «метр» – для обозначения правильных ритмов[461]461
Якубський Б. Указ. соч. С. 32.
[Закрыть].
Охарактеризовав основные античные метры и строфы, Якубский подчеркивает практическое значение теории метрического стихосложения для современной науки, чему посвящает отдельную главу. Подобная авторская интенция может показаться не совсем понятной ввиду очевидности вывода. Однако в начале ХХ столетия необходимость ориентироваться на античную версификационную систему вызывала сомнение среди русских исследователей стиха.
В следующей части «Новое (тоническое) стихосложение» Якубский предлагает выделять две системы стихосложения: 1) метрическую, основанную на чередовании долгих/кратких слогов; 2) тоническую, основанную на чередовании ударных/безударных слогов. При этом силлабическая[462]462
Якубский не выделяет силлабическую систему, поскольку считает, что «под влиянием метрической и метро-тонической систем силлабическое стихосложение начало усваивать принципы ритмизации посредством чередования ударений», см.: Якубський Б. Указ. соч. С. 78.
[Закрыть] и метро-тоническая системы, по мнению исследователя, являются частью «общего тонического способа ритмизации слова, частью тонического стихосложения новых времен»[463]463
Там же. С. 52.
[Закрыть]. Тем не менее в дальнейшем автор синонимично употребляет понятия тонической и метро-тонической систем, в которых основополагающее место отводит ударению. В качестве примера одного из простейших способов тонической ритмизации исследователь приводит народное стихосложение, в котором ритмичность создается с помощью количества ударений, а строка выступает ритмическим элементом: «Поэтому в каждом стихотворении несколько слогов приобретают наибольшую силу (ритмическое ударение, которое не всегда совпадает с логическим ударением)»[464]464
Там же. С. 50.
[Закрыть].
Обозначив, что ритм тонического стихотворения основан на ударении, Якубский отмечает, что ударение создает «все новые и новые ритмы»[465]465
Там же. С. 61.
[Закрыть]. Это явление исследователь объясняет (помимо апелляции к другим элементам ритма) «теорией целого слова» – количеством слов в строке и их длиной, а также малой цезурой. В контексте идеи «целого слова» исследователь указывает на роль синклитиков и проклитиков – «слов, которые в языке соединяются со словом, что стоит рядом, и имеют с ним общее ударение». Среди исследователей, отстаивающих «теорию целого слова», Якубский также называет Б. Томашевского, который в своей ранней статье «О стихе „Песен западных славян“» (1916)[466]466
Томашевский Б. О стихе «Песен западных славян» // Аполлон. 1916. № 2. С. 31.
[Закрыть] писал: «…произношение часто расходится с орфографией. Мы пишем „тысяча“, а читаем „тысча“ – в два слога. Счет слогов, основанный на подсчете пишущихся гласных, не всегда правилен. В русской речи многие группы гласных в произношении комкаются, пары гласных превращаются в односложные дифтонги»[467]467
Там же. С. 34.
[Закрыть].
В той же статье Томашевский говорит о «новом направлении» в стихосложении, призывающем подчинить понятие ритма декламации, а понятие «стопы» заменить «сказом»: «Отмечу иное направление в современной литературе о ритме, – это направление, строящее стих на „сказе“. Говорят – стих распадается не на стопы, а на слова, стих живет „сказом“. Этим наука о ритме ставится в зависимость от изучения звуковых форм живой речи»[468]468
Там же.
[Закрыть]. Однако если Томашевский эту тенденцию опровергает по причине того, что «до сих пор считалось не ясным, как следует читать стихи», то Якубский видит в самом намерении практическое применение: «Реальный ритм стихотворения будет зависеть от слов, которые его составляют»[469]469
Якубський Б. Указ. соч. С. 67.
[Закрыть]. В этом контексте исследователь обращает внимание на то, как меняется динамика стиха в зависимости от метра: «Мы привыкли говорить: „хореический ритм“, „анапестический ритм“ и связываем с этими терминами понимание быстрого, подвижного ритма, бодрого, энергичного»[470]470
Там же. С. 66.
[Закрыть].
Отдельное внимание Якубский уделяет украинскому стихосложению. Беря за основу классификацию, предложенную Степаном Смаль-Стоцким и Федором (Теодором) Гартнером[471]471
Смаль-Стоцький С., Гартнер Ф. Граматика руської мови. Вкраїнське віршованє. Вид. 3. Відень, 1914. Додаток II.
[Закрыть], исследователь выделяет три типа ритмики, свойственной украинской поэзии. В основе первого типа лежат народные песенные ритмы (преимущественно коломыйковый[472]472
Форма стиха коломыйки – четверостишие хореической каденции, см.: Квятковский А. Поэтический словарь. М.: Сов. писатель, 1966. С. 135. Якубский также отмечает, что 58 % всех стихов «Кобзаря» Шевченко написаны коломыйковым размером.
[Закрыть]); второй тип – так называемые «чужие ритмы», исторически развивающиеся в рамках силлабики; наконец, третий – метро-тоническая система, которая развилась под влиянием российского стихосложения. Якубский также рассматривает верлибр или «свободный стих» как результат борьбы «со всякими метрическими узами»[473]473
Якубський Б. Указ. соч. С. 79.
[Закрыть].
Опираясь на работу В. Перетца «К истории малорусского литературного стиха», ученый замечает, что украинское стихосложение пришло из Польши, поэтому первые стихи были силлабические, попавшие под влияние народной поэзии. В свою очередь, «такие элементы искусственного стиха, как количество слогов, ‹…› цезура, систематическая рифмовка не могли не повлиять на народную поэзию»[474]474
Там же. С. 77.
[Закрыть]. Таким образом произошла «тонизация» силлабической поэзии и «силлабизация» народных песен: «Следствием всех этих процессов стало то, что классический украинский стих, стих Шевченко, можно считать насколько народным, настолько и силлабическим»[475]475
Там же.
[Закрыть].
Однако, пожалуй, самое интересное – это вывод, к которому приходит Якубский, отвечая на вопрос, «какая из этих систем наиболее природная для украинского стихосложения»[476]476
Там же. С. 79.
[Закрыть]. В качестве решения исследователь предлагает «новейшую» теорию «распевчатого единства», изложенную в посмертно изданной книге рано погибшего поэта-футуриста Божидара (она вышла в 1916 году с подробным комментарием его соратника по группе «Лирень» Сергея Боброва[477]477
Божидар (настоящая фамилия – Богдан Петрович Гордеев; 1894–1914) – выходец из культурной харьковской семьи, сын профессора ветеринарии; покончил с собой в сентябре 1914 года. Его брат – искусствовед 1920‐х Дмитрий Гордеев (1889–1968), специалист по Востоку, много лет работавший в Грузии; близкий знакомый будущего директора Института истории искусств второй половины 1920‐х годов Ф. И. Шмита: Іваненко С. Життєвий шлях мистецтвознавця Дмитра Петровича Гордєєва (спроба реконструкції) // Культурна спадщина Слобожанщини. 2011. № 24. С. 23–32; Глибицкая С. Б. Семья Гордеевых // Культурна спадщина Слобожанщини. 2021. № 47. С. 61–81; Бонь О. Дмитро Гордєєв та діяльність харківських мистецтвознавців у 1920–1930‐х роках // Київські історичні студії. 2016. № 1. С. 70–78.
[Закрыть]). Якубский также отмечает, что «книжка невероятно ценная, но полная методологической и терминологической путаницы»[478]478
Там же.
[Закрыть].
В основе божидаровской теории лежит представление о том, что все размеры стремятся к объединению в общем ритме («распеве»): «Стопа, стих, стишие, стихотворение – уподоблением претворяются в разрастающиеся двигатели единого духовного сдвига творца. Все стопы (размеры), ‹…› вся движная задача творчества устремляется в изыскание некого единого размера – устава того дивного снаряда бытия, что есть совершенная вселенная»[479]479
Божидар. Распевчатое единство. М.: Центрифуга, 1916. С. 61.
[Закрыть]. Подтверждение этому Якубский находит в феномене Шевченко, который «с чрезвычайной, неслыханной легкостью в одной и той же поэзии переходил от одной системы стихосложения к другой, ‹…› сохраняя при этом то гениальное „ритмическое единство“, которое присуще любому целостному художественному произведению»[480]480
Якубський Б. Наука віршування. С. 81.
[Закрыть].
Все же для украинского стихосложения, как замечает Якубский, более характерен тонический принцип, что не исключает сосуществование других систем, потому что «теперь, когда мы имеем перед собой новейший принцип „ритмического единства“, мы можем только гордиться тем, что никогда не замыкались в рамках одной, всегда узкой системы»[481]481
Там же.
[Закрыть].
В последней части «Стихотворное благозвучие (эвфония)» Якубский обращает внимание на мелодичность украинского языка, определяет понятия аллитерации, ассонанса и диссонанса, дает классификацию рифм, основываясь на «Науке о стихе» Брюсова. Якубский отмечает, что украинские поэты мало работают над рифмой и «только в последние годы поэты-символисты обратили внимание на рифму, как и поэты-символисты западные и российские»[482]482
Там же. С. 94.
[Закрыть]. Обращение современных поэтов к ассонансной и диссонансной рифмам исследователь связывает с «туманными», «неясными» современными настроениями, которым «не соответствует ясная точность рифм»[483]483
Там же. С. 96.
[Закрыть].
В качестве вывода укажем на следующие важные моменты. Во-первых, перед нами свидетельство интереса украинского литературоведения 1920‐х к формальным аспектам литературного произведения. В этом контексте «учебник по стихосложению» Якубского является в каком-то смысле революционным исследованием в украинской науке о стихе. На это обращает внимание и Томашевский в своей рецензии: «Книжка Якубского, несмотря на свою элементарность, объединяет в себе выводы новейших исследований русского стиха. ‹…› Следует пожелать, чтобы автор переиздал ее на русском языке»[484]484
Томашевский Б. Рец. на кн.: Якубський Б. Наука віршування. К.: Слово, 1922 // Книга и революция. 1923. № 1 (25). С. 52.
[Закрыть].
В то же время Якубский, несмотря на важнейшие открытия в области стихосложения (разделение музыкального и стихотворного ритмов, взаимоотношение метра и ритма, значение синтаксиса и грамматики в теории стиха, выделение малой и большой цезуры и т. д.), во многом остается в плену идей своего времени. На это, в частности, указывает увлеченность автора отдельными теориями, которые не закрепились в дальнейшем в науке (выделение силлабической системы в рамках тонической, теория «распевчатого единства»). На эту особенность указывает и Томашевский: «Правда, можно упрекнуть автора за некоторую компилятивную эклектичность изложения: не всё в современных писателях о стихе заслуживает внимания, и кое-что лучше игнорировать. Но как первый самостоятельный опыт книга эта весьма ценна»[485]485
Томашевский Б. Рец. на кн.: Якубський Б. Наука віршування. К.: Слово. 1922 // Книга и революция. 1923. № 1 (25). С. 52.
[Закрыть].
В рецензии Томашевского есть еще одно интересное замечание: «В нашей скудной литературе по теории русского стихосложения книжка Якубского является событием. Написанная по-украински и обращающаяся к украинским поэтам, она трактует, собственно, теорию русского стиха (курсив наш. – Г. Б., А. Д.). Специальному вопросу об украинском стихе автор посвящает около 10 страниц»[486]486
Там же.
[Закрыть]. Другими словами, Томашевский подчеркивает, что теория стихосложения, изложенная Якубским, может применяться и к изучению русского стиха, так как в ее основе лежат современные методы и оригинальный авторский подход. Но, помимо этого, здесь может присутствовать и другое намерение: «вписать» работу Якубского в общий научный контекст, т. е. обратить на нее внимание российских теоретиков[487]487
О том, что существовала потребность знакомить российский научный мир с работами, выходившими на украинском языке, может свидетельствовать замечание Р. Якобсона: «Находясь в Москве, мы очень мало знали о научной жизни провинции, так напр., не было ничего известно о книге Кульбакина по истории малорусского языка, вышедшей в Харькове еще в 1919 году». См.: Якобсон Р., Богатырёв П. Славянская филология в России за годы войны и революции. С. 8.
[Закрыть]. И наконец, о высокой оценке «Науки стихосложения» может говорить и факт включения ее в список источников составителем библиографии к работе Томашевского «Теория литературы», изданной в 1925 году[488]488
Список литературы к изданию составил ученик Перетца С. Балухатый, в пометке также сообщается, что в указатель вошли те работы по поэтике, «которые имеют актуальное значение – теоретическое или методологическое». См.: Томашевский Б. Теория литературы. Л.: Госиздат, 1925. С. 211–226.
[Закрыть].
Не осталась незамеченной работа Якубского и среди украинских критиков и литературоведов. В 1920‐е годы в диалоге с «Наукой стихосложения» находятся почти все исследователи, которые занимались изучением поэтического языка и стихосложением. Среди отдельных статей можем перечислить исследования «К проблеме свободного размера» М. Йогансена (1922), «Ритмика языка (тонический стихотворный ритм)» Л. Кулаковского (1925)[489]489
В аспекте развития идей Якубского особенно интересной представляется статья музыковеда и фольклориста Льва Кулаковского. В ней автор оспаривает такие понятия, как «стопа», «метр», «ритм», а также различение стихотворного и музыкального ритмов, предлагая, вслед за Якубским, ввести понятия «целого слова» и «фразы» – как реальных единиц ритма. Кулаківський Л. Ритмика мови (тонічний віршовий ритм) // Червоний шлях. 1925. № 6–7. С. 257.
[Закрыть], «Динамика слова» Л. Булаховского (1926), «Поэзия и музыка» Б. Навроцкого (1925), «Ритмические поиски современной украинской поэзии» (1930) В. Ковалевского и др.[490]490
Йогансен М. До проблеми вільного розміру // Шляхи мистецтва. 1922. № 1. С. 43–46; Кулаківський Л. Ритмика мови (тонічний віршовий ритм) // Червоних шлях, 1925. № 6–7. С. 255–275; Булаховський Л. Динаміка слова // Червоний шлях. 1926. № 9. С. 196–212; Навроцький Б. Поезія і музика // Червоний шлях. 1925. № 1–2. С. 200–213; Ковалевський В. Ритмові шукання сучасної української поезії // Нова генерація. 1930. № 1. С. 26–31.
[Закрыть]
