Текст книги "Марсель Пруст"

Автор книги: Галина Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

ОТ ГРАССЕ К ГАЛЛИМАРУ

Сразу после публикации романа «В сторону Свана» Прусту начали поступать предложения о смене издателя. И если отказаться от предложения Фаскеля Прусту было довольно просто, то устоять перед Искушением перейти в престижное издательство «Галлимар» было гораздо сложнее. Марсель колебался и даже вступил в переписку с Бернаром Грассе по поводу своего возможного ухода. Издатель пытался напомнить Прусту о контракте, но поскольку публикация была осуществлена за счет автора, писатель сохранил все права на свое произведение. Грассе был вынужден согласиться с решением Пруста о передаче прав на издание романа. Однако неожиданно Марсель, получивший согласие Грассе, вспомнил о пренебрежении других издательских домов тогда, когда ему так нужна была их помощь. Вопреки первоначальному решению он остается верным Грассе и предполагает опубликовать новую часть своего романа у своего первого издателя.

С началом военных действий коммерческая деятельность Грассе останавливается, тогда как Галлимар только замедляет свои публикации. Именно это обстоятельство оказывается определяющим для Пруста, хотя и в данном случае писатель соглашается на перемены далеко не сразу. В феврале 1916 года Галлимар послал ему новое письмо, в котором предложил выкупить первый том его романа у Грассе и публиковать все последующие тома. Таким образом, издательство хотело загладить ошибку, совершенную несколькими годами ранее. Пруст, для которого вопрос о переходе был решен еще в 1914 году, сначала ответил отказом.

В мае Галлимар, чувствуя колебания Пруста, сделал предложение еще раз. Пруст ответил обширным посланием, в котором перечислил «недостатки», которые, по его мнению, могут вызвать отказ Галлимара от публикации: во-первых, роман слишком длинный, во-вторых, в нем присутствуют «аморальные» персонажи (как, например, Шарлюс), в-третьих, Пруст связан обязательствами с его первым издателем и не уверен, что получит согласие Грассе на свой уход. Перечислив эти обстоятельства, Пруст сообщил, что если эти препятствия не пугают Галлимара, то он согласен попробовать отказаться от сотрудничества с Грассе. Издательский дом немедленно принял все условия Пруста. Писатель обратился к Грассе, который находился на лечении в Швейцарии. Первый издатель после нескольких попыток убедить Пруста был вынужден согласиться. Таким образом, вопрос о переходе в «Галлимар» был решен.

«ПОД СЕНЬЮ ДЕВУШЕК В ЦВЕТУ»
И ПРЕМИЯ ГОНКУР

Начиная с декабря 1917 года Пруст, подписавший контракт с издательством «Галлимар», принимается за работу над вторым томом «Поисков», получившим название «Под сенью девушек в цвету». В общем виде эта часть романа была закончена им в апреле – мае 1918 года. Первоначальный проект Пруста и Галлимара заключался в том, чтобы, дождавшись написания всего произведения, разделить его на части и опубликовать их все одновременно. Однако Пруст, поняв, насколько долго он занимался всего одним томом, пришел к выводу, что может просто не успеть закончить свой роман до того, как его здоровье окончательно испортится. Он осознает, что для завершения сочинения потребуется несколько лет, которых у него уже, возможно, нет. Он думает и о том, что читатели могут просто забыть о Прусте и о его произведении, если им придется ждать следующих томов слишком долго.

В связи с этим писатель принял решение опубликовать «Под сенью девушек в цвету» как можно быстрее. Уже в июле 1918 года он подписал документ, разрешивший выпуск романа в печать. Однако из-за военных действий в издательстве не хватало рабочих рук и сигнальный экземпляр Пруст получил только в декабре 1918 года. Пруст был недоволен результатами: Галлимар выбрал слишком мелкий шрифт, а расстояние между строчками такое маленькое, что книгу практически невозможно было читать. Второй его претензией являлось то, что Галлимар не смог организовать достойную рекламную кампанию. Кроме того, первая часть романа, продажи которой должны были вырасти благодаря публикации второго тома, не переиздана, а достать экземпляры от Грассе в книжных магазинах уже невозможно. Поскольку Галлимар предполагал издать также сборник пастишей и статей Пруста, принято решение опубликовать все три книги одновременно. В результате появление «Под сенью девушек в цвету» в магазинах откладывалось еще на несколько месяцев, так как три новых тома будут готовы только в апреле 1919 года. Пруста ожидала еще одна задержка: Жак Ривьер, редактор журнала «Нувель ревю франсез», попросил до начала продаж опубликовать отрывок из второй части романа в его издании. Таким образом, книги поступили в магазины только в июне 1919 года.

Издание сразу же имело огромный успех. Уже в августе Рейнальдо Ан, вернувшийся с фронта и вновь включившийся в светскую жизнь, сообщил Прусту, что Леон Доде предполагает поддержать кандидатуру Пруста на премию Гонкур. Однако присуждение премии Прусту хотя и представлялось возможным, все же имело и препятствия. Во-первых, премией награждались, как правило, молодые авторы, а Прусту уже 48 лет. Во-вторых, премия была предназначена для небогатых писателей, которые на какое-то время получали возможность заниматься творчеством, не заботясь о материальных проблемах. Между тем Пруст (хотя и потерявший большую часть своего состояния) не нуждался в средствах. В-третьих, общественное мнение склонялось в пользу писателей, которые участвовали в военных действиях и посвятили свои произведения войне. Фаворитом с этой точки зрения являлся Ролан Доржелес со своим романом «Деревянные кресты». Содержание же романа Пруста, описывавшего счастливую эпоху до начала войны, казалось совершенно несоответствующим требованиям времени.

Несмотря на все эти препятствия, Леону Доде удалось убедить членов жюри в превосходстве романа Пруста, который получил шесть голосов против четырех, отданных за «Деревянные кресты». 11 декабря 1919 года писателю пришло письмо с радостной вестью от Академии Гонкур. Хотя сразу после объявления результатов Прусту доставили 870 поздравительных посланий от знакомых и незнакомых людей, реакция на присуждение премии не была однозначной. Награждение Пруста вызвало критику разного рода. Воскресли старые обвинения в использовании светских связей для получения премии. Некоторые газеты были разочарованы вручением награды создателю романа о мирном времени. «Юманите» подчеркивала несоответствие возраста Пруста требованиям, предъявляемым к авторам. Альбен Мишель, издатель «Деревянных крестов», опубликовал рекламные афиши, на которых под названием романа написано «Премия Гонкур» и маленькими буквами добавлено «четыре голоса против шести». Эти афиши очевидным образом провоцировали сомнения в том, кому досталось первое место. Галлимар подал на него в суд, но хотя Альбен Мишель в 1920 году был приговорен к выплате моральной компенсации в размере двух тысяч франков, афиши произвели свой эффект: победа на книжном рынке осталась за «Деревянными крестами». Роман Ролана Доржелеса был продан в три раза большим тиражом, чем «Под сенью девушек в цвету». В целом сочинение Пруста привлекло скорее интеллектуальную элиту, чем обычного читателя, который предпочел более понятную ему книгу о войне. После получения премии для Пруста началось время общественного признания. И хотя реализовать самую заветную свою мечту – стать академиком – ему не удалось, Пруст получил все-таки высшую награду Франции – орден Почетного легиона – уже 23 сентября 1920 года.

В течение всего 1919 года Пруст продолжает работать над рукописями и готовит к публикации новую часть романа – «Сторона Германтов». Он опять надеется на то, что сможет издать одновременно несколько томов своего произведения, чтобы у читателя была возможность увидеть его сочинение целиком, понять идеи автора такими, какими они предстают из романа в его единстве. К этой огромной работе над текстом «Поисков» добавляется еще одна публикация, посвященная Флоберу.

Пруст не может удержаться от искушения вступить в спор с Альбером Тибоде, который в ноябре 1919 года в «Нувель ревю франсез» опубликовал статью «Литературная полемика по поводу стиля Флобера». В этой статье он утверждает, что Флобер не является великим писателем, поскольку он недостаточно хорошо владеет французским глаголом. Пруст, отвечая Тибоде, по сути, поясняет свою собственную манеру изображения реальности, которая имеет корнями среди прочего и стиль Флобера. Писатель отмечает, что Флобер по-новому использует глагольные формы, производя в мировой литературе такой же переворот, какой спровоцировали сочинения Канта в философии. Флобер отдает предпочтение формам имперфекта, соответствующим в русском языке прошедшему времени несовершенного вида, что дает ему возможность зафиксировать течение времени, процесс становления, развития реальности. В пример Пруст приводит описание пейзажа, который видит Фредерик Моро на первых страницах «Воспитания чувств». Глаголы, используемые Флобером, передают трансформацию пейзажа под влиянием изменения поля зрения персонажа, находящегося на движущемся корабле. Этот же прием используется Прустом в его собственной статье «Дорожные впечатления от поездки на автомобиле» в описании оптических иллюзий, вызванных скоростью.

ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ
НАПЕРЕГОНКИ СО СМЕРТЬЮ

ПЕРЕЕЗД НА УЛИЦУ АМЛЕН

Хотя получение премии Гонкур придало Прусту уверенности в себе, 1919 год оставался одним из самых тяжелых в жизни писателя. В этот период его ожидало множество материальных и сентиментальных забот. К уже существовавшим сложностям – постоянной работе над романом, а также финансовым потерям – добавились новые. Первая из них – необходимость съехать с квартиры. В начале года Пруст узнал, что его тетя, которой принадлежал дом 102 на бульваре Осман, продала здание банкиру Варену-Бернье, предполагавшему выселить всех его обитателей и превратить жилые помещения в бюро. Пруст должен был покинуть свои апартаменты не позднее 1 июня 1919 года. Кроме того, ему нужно вернуть накопившиеся долги, поскольку, как и другие жильцы, благодаря мораторию на квартплату, введенному правительством в 1916 году, он не платил за жилье в течение войны. Однако в отличие от других нанимателей Пруст не просил снизить ему цену, мотивируя это уменьшение форс-мажорными обстоятельствами, поэтому его долг был очень велик, он составил 25 тысяч франков.

Писатель бросился на поиски нового жилья, которое бы соответствовало его многочисленным требованиям (без деревьев рядом с домом, без пыли, без шума, без соседей над головой). Он даже думал снимать несколько комнат на последнем этаже отеля «Риц», но отказался от этой идеи из-за очевидной дороговизны такого предприятия. В конце концов за пять дней до конца контракта Пруст переехал в меблированную квартиру в принадлежащем актрисе Режан доме 8 по улице Лоран-Пиша. Квартира оказалась не очень удобной: из-за тонких стен Пруста беспокоили шумы от соседей, у него усилились приступы астмы. Писатель надеялся остаться на улице Лоран-Пиша лишь на месяц, но ввиду того, что найти жилье в Париже было непросто, его переезд откладывался до осени.

Только в октябре 1919 года Пруст нашел квартиру в доме 44 на улице Амлен. Пруст послал изучить предложенный ему вариант Селесту Альбаре, которая осмотрела жилье. Получив подробное описание от служанки, Пруст принял решение о переезде. Апартаменты были расположены на пятом этаже и по площади чуть меньше тех, что он занимал на бульваре Осман: кроме спальни Марселя в них были салон, будуар, а также комнаты для Селесты и одного секретаря. Льонель Озе напомнил Прусту, что с доходом 25 тысяч франков в год и его расходами на обслугу и еду он не может себе позволить снимать жилье за 16 тысяч франков. Советник Пруста считал, что цена за квартиру была слишком высока: она такая же, как на улице Курсель, откуда Пруст уехал после смерти родителей из-за дороговизны. Но писатель рассчитывал снизить оплату, поскольку будет использовать собственную мебель. Хотя квартира стоила дорого, Пруст был настолько утомлен своей бессонницей, что стал даже платить соседке сверху за то, чтобы она не шумела.

Параллельно с проблемами, связанными с переездом, в сентиментальной жизни Пруста разыгралась очередная драма. С лета 1918 года у него появился новый секретарь по имени Анри Роша. Пруст познакомился с ним в отеле «Риц», где тот служил. Переехав к Прусту, настоящей секретарской работы Роша практически не выполнял, отдавая большую часть своего времени занятиям живописью. Селеста с недоверием относилась к этому новому помощнику Пруста. В своих воспоминаниях она старается подчеркнуть, что и сам Пруст видел своего секретаря с большой долей иронии. «Он думает, что он рисует» – так, например, по словам Селесты, писатель оценивал страсть Роша к созданию картин.

Как всегда, увлечение Пруста было связано с новыми денежными потерями. Писатель жаловался своим друзьям на огромные траты: например, он рассказывал Полю Морану, посетившему его в новой квартире, что накануне Роша купил одежды на три тысячи франков. Поскольку состояние финансов Пруста больше не могло выдерживать таких расходов, Марсель пытался избавиться от своего секретаря. Однако тактичному и чувствительному Прусту это было сделать непросто, тем более что Роша никак не мог найти себе заработка. Сначала секретарь уехал на Лазурный берег, чтобы отыскать там работу, но скоро возвратился к Прусту, который готовился к переезду. В июле Роша едет в Швейцарию, но спустя короткое время снова оказывается в квартире писателя, так как и в этом случае его поиски заработка не дали результата. Роша остался жить у Пруста до июня 1921 года. В конце концов писатель обратился за помощью к Горасу Финали, который отправил секретаря в Буэнос-Айрес для работы в одном из филиалов банка Париба́.

Поскольку Анри Роша проживал у Пруста дольше, чем Альфред Агостинелли, можно предположить, что его присутствие помогло Прусту в написании части «Пленница», описывающей совместную жизнь главного героя романа «В поисках утраченного времени» с Альбертиной. Таким образом, впечатления от взаимоотношений с Агостинелли начинают дополняться в романе информацией из других источников. Кроме того, элементы биографии секретаря Пруста можно обнаружить в образе Мореля, одного из содержантов барона Шарлюса в романе. Подобно Морелю Роша, уезжая в Южную Америку, бросает свою невесту. Как утверждает Селеста, Пруст даже отправился утешать покинутую девушку, дочь консьержки, точно так же как он утешал Анну после смерти Агостинелли.

Переезды, а также нестабильные взаимоотношения с Роша вызвали у Пруста проблемы со здоровьем. Если в течение войны писателю удавалось найти равновесие между работой и отдыхом, то начиная с 1919 года болезнь постепенно брала верх. Осознавая, что здоровье его клонится к упадку, Пруст все больше и больше беспокоился из-за задержек в публикации его романа. Все чаще он говорил своим друзьям не просто о плохом самочувствии, но о приближающейся смерти.

НОВЫЕ ЧАСТИ РОМАНА И РЕАКЦИЯ НА НИХ ЧИТАТЕЛЕЙ

В 1920–1921 годах Пруст продолжает публиковать новые части романа, используя уже выработанную практику разделения текста на тома. Так, «Сторона Германтов I» продается с 22 октября 1920 года. Пруст, кстати, посвящает ее Леону Доде. Затем в 1921 году выходят в свет «Сторона Германтов II» и «Содом и Гоморра I». С весны 1921 года Пруст работает над «Содомом и Гоморрой II» и планирует издание «Содома и Гоморры III – Пленницы».

Опубликованные тома «Стороны Германтов» описывают светский опыт Пруста, а значит, некоторые знакомые писателя из парижского бомонда начинают узнавать себя в персонажах романа. Несколько старых друзей писателя воспринимают «Поиски» как насмешку и оскорбление. Так, Луи д’Альбюфера распознает свои черты в Сен-Лу и разрывает отношения с Прустом. Графиня де Шевинье считает, что Пруст отразил ее характер в образе герцогини Германтской, и возмущена до такой степени, что отказывается читать «Сторону Германтов II» и сжигает все послания Пруста. Лора Хейман, которой кажется, что она напоминает Одетту де Креси, в своем письме Прусту называет его «монстром». Робер де Монтескью, основной прототип барона Шарлюса, умирает в декабре 1921 года, что провоцирует легенду о том, что он не смог перенести своего сходства с персонажем романа. Однако его переписка с Прустом не подтверждает этого предположения. В своих посланиях писателю Робер де Монтескью не демонстрирует никакого возмущения. Он лишь расспрашивает Пруста об источниках его персонажей. Пруст сообщит Монтескью, что для создания образа Шарлюса он опирался на опыт своего общения с бароном Доазаном.

Пруст вел переписку и с незнакомыми читателями. В декабре 1920 года он получил письмо от некоего Гарри Свана, который протестовал против того, что его имя использовалось для названия романа. Писателю пришлось представлять историю создания своего персонажа, и для этого он, в частности, упомянул его прототипа Шарля Ааса. Пруст также сообщил, почему имя Сван привлекло его: с одной стороны, оно имеет английское звучание, с другой – гласная «а» ассоциируется у него с белым цветом. О еще одном комическом письме Пруст рассказывал Уолтеру Берри во время одного из своих традиционных ужинов в отеле «Риц» на Вандомской площади. Из письма одной американки Пруст узнал, что она читала его книги вот уже три года, но ничего не могла в них понять. В конце концов, потеряв всякую надежду разобраться в романе Пруста самостоятельно, она решилась обратиться за разъяснениями к самому автору. В своем послании она сформулировала свой вопрос так: «Дорогой Марсель Пруст, объясните мне в двух строках, что Вы хотели сказать своим романом». Естественно, что Пруст не нашелся, как ответить своей «поклоннице».

Несмотря на некоторые комические моменты в переписке с теми, кто интересовался его сочинениями, Пруст очень внимательно относился к своим читателям и их вопросам. Он отдавал себе отчет, что публикация романа по частям не давала возможности понять его глобальный замысел. Поэтому Марсель постоянно писал длинные и подробные письма литературным критикам, в которых он объяснял структуру своего произведения, принципы его организации. Так, в ответе Андре Лангу, просившему Пруста об интервью, он сообщил, что выражение «аналитический роман», которое часто применяется к его сочинению, не совсем соответствует духу его произведения, поскольку заставляет думать, что автор находится в поиске все более мелких деталей психологической жизни, что он использует для своих наблюдений микроскоп. Сам Пруст предпочитал определение «интроспективный роман», поскольку он пользовался не микроскопом, а телескопом, стараясь выявить самые общие закономерности психологической и социальной жизни.

То, что Пруст все чаще был вынужден вступать в переписку с читателями, которых он совсем не знал, заставило его задуматься над тем, какой образ его самого создается из его корреспонденции. Он вдруг осознал, что написанные им письма будут изучаться его биографами, будут выставляться на аукционах, будут издаваться, то есть покинут область его личной жизни, чтобы стать частью жизни публичной. Эта мысль пугала его, и в начале 1921 года он начал консультации со своими знакомыми по поводу возможного запрещения публиковать его корреспонденцию. Однако его советники не могли дать ему никакой обнадеживающей информации, поскольку любое посланное письмо принадлежит адресату, который имеет право использовать его по своему усмотрению. По всей видимости, Марсель смирился с тем, что его письма станут достоянием публики. По крайней мере, своим близким никаких запретов на издание он не оставил, так как первый сборник писем Пруста будет подготовлен его братом и выйдет в свет уже в 1930 году.

Вопрос, который Марсель Пруст задает по поводу своих писем, показывает, что он все чаще задумывался о смерти. Состояние его здоровья продолжало ухудшаться. Так, в 1921 году по случаю вручения престижной премии от филантропической организации Флоранса Блюменталя Пруст, являвшийся членом жюри, встретился с Анри Бергсоном. И тот и другой страдали от бессонницы, поэтому темой их разговора стали разнообразные успокоительные и наркотические препараты. Прусту было что обсудить, поскольку, как он признавался, среди снотворных он уже попробовал практически всё: и трионал, и веронал, и несколько других барбитуратов, и опиум. Ему уже несколько раз пришлось прибегнуть к морфину. К счастью, морфин вызывал у него обострение астмы, поэтому привычки к препарату у него не выработалось. Пруст практически ежедневно принимал большие дозы усыпляющих препаратов, а затем был вынужден использовать тонизирующие, для того чтобы проснуться и быть в форме. Среди медикаментов, стимулирующих сердечную деятельность, которые принимал Пруст, был и такой довольно опасный, как адреналин.

Из важных для Марселя творческих событий в этот последний период его жизни можно отметить встречу Пруста с Джеймсом Джойсом. 18 мая 1922 года он отправился на представление «Лисы» – балета Вацлава Нижинского на музыку Игоря Стравинского с декорациями Михаила Ларионова. После спектакля был приглашен на светский вечер, организованный семейством Шиф в отеле «Мажестик»: на вечере присутствовали Дягилев и многие артисты его труппы, а также Стравинский, Пикассо и Джойс. Пруст обсуждал со Стравинским последние квартеты Бетховена, но композитор принял его за сноба. Пруст также беседовал с Джойсом. Эта встреча двух самых интересных писателей начала XX века несколько разочаровывает: похоже, что они не смогли понять и оценить друг друга. Джойс запишет в своем дневнике без особого восхищения, что фразы Пруста такие длинные, что читатель заканчивает их раньше самого автора. Пруст, со своей стороны, не оставил никаких упоминаний об этом знакомстве.

Показателем ухудшения здоровья писателя становятся все чаще случающиеся с Прустом небольшие «несчастные случаи». Время от времени ему случается забыть закончить письмо, которое он начал, о чем ему сообщают его корреспонденты. Иногда ошибки появляются даже в рукописях. Некоторые персонажи, над описанием которых Пруст работает в это время, умирают в его романе дважды, а некоторые умершие воскресают. В начале 1921 года он заболевает бронхитом. Только вылечившись, выливает на себя кипящее молоко: он не только обжегся, но и, оставшись некоторое время в мокрой одежде, снова простужается. В мае 1922 года он принимает сухой адреналин и сжигает себе пищевод и желудок. Измученный приемом то успокаивающих, то тонизирующих медикаментов, он начинает страдать от головокружений таких сильных, что иногда падает. Так, 4 сентября 1922 года он упал пять раз, а 8 сентября признается, что ему трудно вставать с постели. Посещающие его друзья поражены тем, какая в его комнате высокая температура: даже в самую сильную жару он не может согреться, укрывается множеством одеял и просит принести ему грелки. Андре Жид запишет в своем дневнике после одного из своих визитов к Прусту, что когда-то он был уверен, что писатель использует свою болезнь только как предлог для того, чтобы остаться дома и работать над своим романом, однако теперь он наконец видит, что Пруст на самом деле болен.