Текст книги "Погибшая страна"

Автор книги: Г. Берсенев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Покружившись над плавучим сооружением, самолет вновь устремился вперед с быстротой пятисот километров в час.

Чем дальше уносился аппарат, тем оживленнее становился эфир. Плывущие в разных направлениях авио-корабли поражали разнообразием конструкций. Дирижабли, авиэтки, лодочки и гидропланы с изогнутыми особым образом крыльями, позволяющими парить в воздухе и забирать высоту вне зависимости от действия моторов рулей, мелькали словно цикады. Порой встречались застывшие на большой высоте сторожевые аппараты.

Начинался рассвет. Яркими оранжевыми тонами загорался горизонт. Приближался день. Прогулка завершалась. Самолет опустился вниз и нырнул в воды.

– Пора! Пора!..

VII

В кают-компании Ибрагимов застал всех в полном сборе. На месте докладчика восседал археолог. Перед ним возвышалась груда древних табличек. Все с нетерпением ожидали доклада. Ибрагимов молча уселся в первом ряду и приготовился слушать. То, что произошло дальше, он воспринимал как в полусне.

– Вам известно, – говорил археолог, – что некоторые дощечки нам до сих пор разобрать не удавалось. Наш шифр не был пригоден для письменности более древней, нежели гондванская. А может быть, письменность эта и совсем не принадлежала изучаемой нами народности. Первое, чем отличаются найденные здесь дощечки от всех раньше известных, это – материал, из которого они сделаны.

С этими словами археолог передал соседу тонкую плиточку, видом своим напоминавшую аспидный черепок. Начертания были не писаны, а гравированы. Масса витиеватых значков испещряла пластинку, и каждый значок изображал какой-либо предмет: солнце, луну, звезды, животное. Судя по этому, шрифт относился к временам первых зачатков письменности.

Ибрагимов склонился над находкой. Она очень напоминала древнейшие записи восточных народов. Разобраться в такой письменности было гораздо труднее, чем в стенографических иероглифах надгробий.

Между тем археолог продолжал свой доклад:

– Мы сделали попытку сличить эти надписи с древнеегипетскими. И что же?.. Мы не только обнаружили поразительное совпадение в упрощенном изображении предметов, но даже пришли к мысли об очевидном подобии обеих систем письменности, а следовательно, и языков. Честь этого открытия принадлежит нашему капитану, товарищу Радину. Он первый обратил внимание на тождество начертаний. Мы сделали попытку применить его указания, и ключ был найден! Таким образом нам удалось не только расшифровать содержание дощечек, но и установить бросающееся с первого взгляда совершенно бесспорное обстоятельство – тесное соприкосновение двух различных культур. Либо эти две нации, отныне не «доисторические», были родственными, либо соприкосновение обеих культур происходило чуть ли не повседневно. Однако не будем гадать! Дальнейшие работы, надо надеяться, позволят приоткрыть завесу. Сейчас же перейдем к непосредственной передаче сказаний, записанных неизвестными повествователями.

Охватившее кают-компанию напряжение с каждой минутой росло. Бледные лица, потные лбы, дрожащие руки отражали царящее настроение.

Археолог продолжал:

– Я приведу дословный перевод записи. Начало утеряно. Сказание идет со средины.

«...Каменные изваяния богов, воздвигнутые на склепах и обращенные лицом к морю, день и ночь молили могущественнейшего бога морей о пощаде.

Объятые ужасом, жители вспомнили о забытой ими религии и стали требовать восстановления упраздненных при дедах храмов. На месте прежних святынь построили храм бога морей и многих других богов.

Уже четырнадцать раз созвездие Веги уходило к востоку, четырнадцать раз крестьяне снимали жатву с полей, а гул подземный не умолкал. Со многих островов жители спешили переселиться в Гондвану. Океан становился все более бурным. Многие погибли в морской пучине. Уцелевшие же передавали, что огненные смерчи сжигали небо их островов, а поселения, леса и поля заливало горячей грязью, сжигающей все на своем пути.

Тогда собрался совет мудрецов и предложил переселиться в другие земли, где воды морские спокойнее и где подземный гром не повергал в ужас людей.

Много полков отправлено было к западу. Однако вскоре их вернули назад, потому что там, где скрывается в море солнце, океан затопил и земли, и горы.

И указал совет мудрецов военачальникам путь на восток, в страны, где жили черные люди. Так прозывали нас в Гондване…»

На этом перевод обрывался.

Историк отодвинул в сторону стопку дощечек и заявил:

– Вот эти скрижали еще не разобраны. Впрочем, из расшифрованного с очевидностью устанавливается факт существования розни между гондванцами и их восточными соседями. Люди молили море о пощаде, но океан не внял воплям людей. По-видимому, уже за несколько лет до гибели гондванского материка грозные предзнаменования предупреждали человечество о предстоящей катастрофе. Разрушительная сила землетрясений и вулканических извержений, вероятно, была в те времена хорошо известна. Недаром в летописи сказано: «Объятые ужасом жители вспомнили о забытой ими религии.» Очевидно, разразившаяся катастрофа была необычайной силы; авторитет ученых, еще при дедах повествователя повергших дурман святынь, не в силах был противостоять требованиям испуганного, невежественного населения. Мой ассистент доложит вам новые сведения относительно найденной нами мужской мумии.

Молодой помощник археолога подошел к экрану. Комната погрузилась во мрак, и красочные диапозитивы один за другим стали появляться на экране.

– Прежде всего, несколько слов о способе расшифровки странной письменности, встретившейся среди гондванских дощечек. Как вы уже знаете, письменность эту можно назвать предметоизображением, так как в ней нет алфавита. Слова там не пишутся, а изображаются. Каждое понятие передается путем упрощенного начертания фигур различных предметов. Например, человек убивает мамонта; зарисовывается так: под пятой охотника лежит убиваемое животное. Что же касается разбиравшейся мною письменности, здесь дело обстоит несколько сложней. Одно слово изображается целым рядом предметов. Начальные буквы изображенных предметов составляют одно слово. Например, напишем по этому методу одно какое-либо понятие, хотя бы «лев». Начертание этого слова составляется из трех предметов: на букву «л» начинается слово «лук», на букву «е» – «еж», на букву «в» – «волк». Если нарисовать рядом три эти предмета – буквы «л», «е», «в» – как раз получится необходимое понятие – «лев». Фигуры изображались упрощенно, и сходство письменности найденных нами дощечек с древне-египетскими иероглифами побудило искать разгадку у восточных народов. Никакой разницы установлено не было. И текст одной из дощечек разъяснил нам причину этого.

Ассистент показал новый диапозитив, сравнивающий изображения нескольких одинаковых слов на письменах обоих языков.

– Как видите, доказательство налицо!.. Расшифрованная нами запись гласит:

«Тогда гондванские мудрецы призвали плененных во время последней войны египетских жрецов и держали с ними совет. Ученый муж Неор, прозванный Великим, предвещал полную гибель земли, ссылаясь на участь области Высоких Гор, погибших в океанских водах. Мудрец видел спасение только в одном – в переселении на планету Марс, близкую к солнцу и больше всех других сходную с землей… Неор показал сделанный им план небесного корабля и потребовал выделения государственных средств и рабочих рук.»

Отсюда видно, что древняя Гондвана была высоко культурной страной, пережившей эпоху религиозных верований и соприкасавшейся с другими народами земного шара.

В голове Ибрагимова зарождались новые смелые мысли. Он весь горел, не находил себе места.

Едва доклад закончился, он поспешил укрыться в своем кабинете.

«В самом деле, – думал он, – какой выход может найти человечество, стесненное пределами нашей планеты? Если уже теперь становится тесно жить даже в пределах прежнего СССР, который в тысяча девятьсот тридцатом году имел вдвое меньшую численность населения, если уже теперь переуплотнены Западная Европа, Азия и Америка, то что же будет еще через пятьдесят лет, когда народонаселение планеты удвоится? Через каких-нибудь семьдесят пять-сто лет проблема существования человечества упрется в вопрос о переполнении отдаленнейших уголков земного шара, и мысль поневоле устремится в другие планеты.

Быть может, в отвергнутом гондванцами учении Неора современная культура отыщет неведомые еще ей пути овладения междупланетными пространствами?

Жестокая борьба за существование примет совсем нечеловеческие формы в тех странах, где трудящиеся массы еще не захватили государственной власти в свои руки. Почему же не использовать научных достижений гондванцев, если в некоторых областях древние опередили современную культуру?»

Ибрагимова вновь потянуло туда, где покоился прах древних титанов научной мысли.

В склепе он застал своего ассистента и приступил вместе с ним к вскрытию мумии. Все препараты для операции были уже давно приготовлены. Немного спустя перед ним на пьедестале лежал обнаженный труп гондванца.

То был представитель неизвестной в двадцатом столетии расы. Удлиненная голова, резко выдающиеся нижняя челюсть и подбородок, более длинные руки, бронзовый цвет тела – вот каков был человек двадцать тысячелетий назад… Но его мужественная фигура не казалась ученым некрасивой. Хорошо развитая мускулатура была удивительно гармонична. Мягкие черты лица не уродовались удлиненной формой головы и выдающейся нижней челюстью. Одухотворенный вид лица не только сглаживал эти, с современной точки зрения, недостатки, но даже, наоборот, придавал им особую прелесть.

Вся полость живота у трупа, от нижних ребер до паха, была зашита размягченными платиновыми, свободно изгибающимися нитями. Извлеченные внутренние органы были погребены отдельно в герметически закупоренных стеклянных сосудах, пропитанные какой-то жидкостью, сохранившей даже их естественную окраску.

Ученый долго рассматривал прозрачные урны. Ассистент заметил это и подошел к Ибрагимову.

– Что вас так заинтересовало? Уж не бледная ли окраска кишечника? Думается, это от тысячелетнего пребывания.

Ибрагимов загадочно взглянул на помощника и тотчас же снял покрышку с сосуда.

– Не кажется ли вам чересчур большим кишечный канал? – спросил он. – Разве длина его сравнима с кишечником современных людей? Смотрите, сколько изгибов!..

С большой осторожностью они извлекли кишечник и, измерив его, вложили обратно в стеклянную урну.

– Около двенадцати метров! – воскликнул ассистент.

– Да, чем больше человек удаляется от своих обезьяноподобных прародителей, тем резче он отличается строением своих органов. Длина кишечника находится в строгой зависимости от потребляющейся расой пищи. У современников наших длина кишечника резко различна: от трех с половиной до десяти метров. У потребляющих растительную пищу – больше. Наши потомки укоротят еще больше длину кишечника.

Ученый внимательно исследовал труп гондванца.

– Можно без всякого риска сказать, – продолжал он свою мысль, – что не только подмеченными признаками может быть охарактеризовано строение тела Неора. Живя на тысячелетия раньше нас, гондванцы имели, конечно, гораздо больше сходства с питекантропусом, чем мы. Возьмите хотя бы волосы, зубы, конечности!.. С первого взгляда ясно, волосяной покров древних и гуще, и гораздо распространеннее.

Ибрагимов измерил руки.

– Подтверждается. Почти до самых колен. Разве у нас с вами такой же длины конечности?.. Или зубы!.. Считайте-ка, сколько имеет их Неор?

Ассистент прикоснулся к щеке усопшего. Тело покойника излучало мертвенный холодок. Кожа лица оказалась покрытой слюдянистым слоем. Гибкая пленка была непроницаема, но так тонка, что через нее рельефно прощупывались выпуклости зубов.

– Неор имеет по шести резцов. Вообще же у него на десять зубов больше, чем у людей нашего времени.

– Не напоминает ли вам это количество обезьянью челюсть? – слегка улыбнулся Ибрагимов. – И все же облик Неора совершенно далек от животных форм. Одухотворенное лицо, энергичная нижняя челюсть, тонкий с горбинкой нос – все говорит о несомненно высокой культуре гондванцев.

Обследование кончилось. Ассистент вышел из склепа.

Оставшись наедине, Ибрагимов направился к праху Гонды. С трепетом поднимался он по ступенькам. Еще не видя изваяния, он уже представлял ее робкий лучистый взор, непостигаемое сияние ее глаз.

– Нет! Она умерла. Сколько веков прошло со дня ее смерти? И не веков – десятки тысячелетий. Гибли страны, племена, народы стирались с лица земли. Возрождалась и угасала культура. Римская, греческая. Ассирия, Вавилон, Египет. Все прошло и проходит. И все это так молодо по сравнению с Гондой!... Если страна Гондвана была так высоко культурна, что прах обитателей ее уцелел даже в условиях потрясающей катастрофы, как же ничтожны завоевания современной науки!

Ученый сбросил покрывало с умершей. Пред ним лежала женщина, после смерти которой родился он через двадцать пять тысяч лет.

Ибрагимов склонился у ее изголовья.

Угасший взор!..

Нет, он хочет видеть ее другой! Он хочет видеть ее движения, слушать ее речь, быть рядом с нею. Хочет найти ключ к жизни и смерти, ту «каплю жизни», которую воспевают о древних времен песни, которую искали многие до него, которую ищет он, Ибрагимов, и которую найдет, найдет во что бы то ни стало!..

Мысли его прыгали с предмета на предмет. Взгляд блуждал.

Гонда, холодная и безжизненная, по-прежнему недвижимо лежала перед ним. Будто никогда не жила, ничего не чувствовала она. Будто неодушевленный предмет, созданный ловким кукольщиком, лежал перед ним.

Тишина стояла вокруг.

Ибрагимов в бессилии оглянулся. Сквозь открытые двери склепа, сквозь стекляризованную прозрачную броню кессонов брызнули огни «Фантазера». Огни зародили в ученом другие мысли, вселили в него уверенность.

– Разве поверили бы лет сорок тому назад, что в эти глубины проникнут люди? Что так же, как по земле, будут они свободно ходить в своих подводных костюмах? Разве летали тогда по воздуху так же уверенно и обыденно, как путешествовали на отмирающих лошадях?

«Нет таких отдельных явлений, до познания которых нельзя было бы достичь.» – вспомнил он изречение Декарта, изречение, ставшее с некоторых пор лозунгом всей научной деятельности Ибрагимова.

Гонда в смертном покое лежала перед ним. Тонкий прозрачный слой благовонных бальзамов поблескивал едва уловимыми бликами. При свете факелов черты ее лица оживлялись, пробегали тени. Девушка будто оживала. Скорбное выражение предсмертной печали и тоски говорило о том, что изваяние было человеком, когда-то чувствовавшим и мыслившим.

Ибрагимов откинул второй покров – полупрозрачную пелену, часть которой была уже снята раньше, и, вглядываясь в девственные формы Гонды, сравнивал пластику их с женственной пластикой современниц. Желание видеть ее живою разгоралось в нем все неотступней и ярче.

– Гонда! Гонда! – взывал он к ней, словно она не была трупом, а лишь спала.

Порою разгоряченный рассудок возвращался к действительности. Тогда Ибрагимов испуганно оглядывался кругом: не видит, не слышит ли кто его?

Некоторое время спустя он невзначай поднял голову. Пред ним, потупив глаза, стоял юнга.

Лицо вошедшего выражало недоумение.

Ибрагимов прочел в его взгляде смутное подозрение и, подойдя к мальчику, потрепал его по плечу.

– Вы видели в нашем музее последних достижений фотографии с макаки-маймук? – деланно-весело спросил он.

– Да.

– А знаете происхождение этих снимков? Еще в 1928 году работал в Ташкенте профессор Михайловский. В физиологическом институте средне-азиатского государственного университета. Так вот, ему первому удалось оживить погибшую обезьяну. Он выпустил из макаки всю кровь и через час ввел назад. Не буду рассказывать вам подробности. Это довольно сложно. Факт тот, что профессор сумел оживить обезьяну.

В тот же день она сама перелезла с операционного стола в свою клетку. Этот опыт и запечатлен на снимках.

Другой ученый, профессор Андреев, хлороформом убивал животных, а через двадцать минут после того, как прекращалась сердечная деятельность, снова оживлял их. Этот опыт удавался Андрееву также и по отношению к погибшим от некоторых ядов, от удушения, электротока.

Он указал взволнованным жестом на гробницу с набальзамированным телом женщины и многозначительно добавил:

– Человек и животное биологически родственны. А смелость научной мысли может сорвать покров с любой тайны. Не надо только бояться слишком «дерзких» задач.

Ибрагимов еще не окончил этих слов, как в дверях появился возвратившийся с необходимым инструментарием ассистент.

– Ну как? Приступим к работе?..

Ученые подошли к останкам Неора.

Ибрагимов вскрыл полость живота. Терпкий запах хлороформа, смешанный с ароматом каких-то смолистых веществ, пахнул им в лицо. Внутри все было залито студенистым составом, внешне похожим на асфальт, но более чистым и слегка прозрачным. Его присутствие обличал едва уловимый запах.

Ибрагимов осторожно извлек несколько кусочков бальзамирующего вещества, положил их в склянку и сделал на ярлычках пометки. Затем он вскрыл сосуды с внутренними органами мумии, отлил оттуда несколько капель не затвердевшей за двадцать пять тысяч лет жидкости и вновь закупорил склянки.

Наконец он сделал то, что удивило даже его ассистента: отрезал мизинец левой руки мертвеца.

Прикосновение к телу мумии вызвало у Ибрагимова ощущение, сходное с тем, что мы обычно испытываем, прикасаясь к покойнику. Мускулы мумии были гораздо тверже, чем мышцы живого человека, хотя и обнаруживали некоторое подобие эластичности. Казалось, будто они превратились в хрящеподобную массу.

– Ну, теперь идем в лабораторию! – пригласил Ибрагимов ассистента по окончании операции. – Знаете, между прочим, что меня больше всего поражает? Свойство их бальзамирующих веществ. Смотрите, труп совершенно свободно соприкасался с атмосферой, и, несмотря на это, нигде на нем нет следов разрушительного действия кислорода. Ни одного симптома гниения!..

Ассистент, все время трещавший киноаппаратом, запечатлевавший процесс вскрытия мумии, молча кивнул головой.

Придя в лабораторию, ученые приступили к определению химического состава бальзамирующих веществ. Это не требовало сложных экспериментов. Через час они уже с абсолютной точностью знали свойство захваченных проб. Отныне каждый из них был в состоянии сам изготовить гондван-ский бальзам.

Полное сходство с составом бальзамов египетских мумий проявилось и здесь, лишний раз подтверждая близость обеих культур.

Подводя итоги достигнутому, Ибрагимов заметил:

– Если теперь нам удастся открыть такой способ химического разбальзамирования, при котором мертвые ткани мумии не пострадали бы, мы могли бы считать разрешенной первую половину задачи.

– Я думаю, – отвечал ассистент, – химическим способом можно восстановить любую материю, все ее первородные качества.

Они углубилась в работу. Прошло несколько часов прежде, чем они сумели прийти к желаемым выводам. Теперь все дело сводилось к следующему: если бальзам растворить при температуре ниже нуля, то телесные ткани не поддадутся разрушительному действию раствора. Придя к такому решению, они вскрыли сосуд, в котором в течение двадцати с лишним тысяч лет сохранялось человеческое сердце.

– Я думаю, – заметил при этом Ибрагимов, – древние знали, что делали. Вряд ли они поместили бы препарированные внутренние органы в среду, убивающую их жизнеспособность. Гондванцы, по всей вероятности, приняли меры к предотвращению возможного распадения тканей сердца.

– Нам они оставили самую трудную часть задачи: оживление, – нахмурился ассистент.

Ибрагимов подумал.

– Науке, – сказал он, – известны результаты опытов профессора Звардемакера. Он заставлял биться сердца, извлеченные из человеческих трупов, через некоторое время после смерти их обладателей. Попытаемся повторить его опыт.

Во избежание риска ученые умертвили предназначенного для экспериментов кролика из зоопитомника «Фантазера» и поместили сердце его в гондванский мумифицирующий раствор. На следующее утро они извлекли это сердце из сосуда, промыли его и стали пропускать через него особую питательную жидкость, по своему составу не отличающуюся от крови. Введенная в кровеносные сосуды сердца, жидкость медленно проходила через него; однако никакой деятельности сердце не проявляло.

– Сердце мертво! – нервничал Ибрагимов. – Наука установила, что жизнедеятельность организмов всецело зависит от состояния вещества, называемого гормоном. Гормоны имеются и в мертвых, и в живых органах. Разница между первыми и вторыми заключается в том, что в живом сердце гормоны деятельны, а в мертвом – не деятельны. Попробуем перевести их из состояния пассивного в активное. Мы знаем: жизнь сердца обусловливается радиоактивной энергией, содержащейся в крови, в соединении ее с калием.

Ибрагимов подвергнул мертвое сердце кролика действию радиоактивных лучей.

В открывающиеся наружу концы сосудов подвешенного сердца были вставлены трубки, через которые под определенным давлением воздуха пропускалась питающая жидкость.

Через полчаса после включения лучей радио мертвое сердце слегка дрогнуло. По-видимому, в этот момент ткани впитали кальций и прочие недостающие им вещества. По мере того, как радиоактивные лучи восстанавливали неизвестное еще в точности соотношение составных веществ телесных тканей, гормоны переходили в деятельное состояние!..

Сердце начало биться! Кроличье сердце ожило!

Ибрагимов выключил лучи радия и вместо первой жидкости стал пропускать другую, иного состава, поглощавшую калий. Сердце тотчас же остановилось, ибо без калия нет жизни.

– Теперь можно рискнуть проделать опыт и на человеческом сердце, – не сказал, а скорее прохрипел возбужденный Ибрагимов.

Затаив дыхание, оба ученых приступили к опыту. Они прекрасно помнили все детали эксперимента над засохшими в янтаре насекомыми. Эти поразительные результаты в побудили их решиться на такой дерзкий шаг.

Отличие новой операции от операции с кроличьим сердцем заключалось в том, что питательную жидкость, как это делал в свое время профессор Кулябко, больше насытили кислородом, а также и в том, что ученым для подогревания физиологического раствора пришлось установить сначала температуру древнего человека.

Оказалось, температура человека, жившего во времена Гондваны, сильно разнилась от современной, превышая ее на полтора градуса.

Это было тем более интересно, что подтверждало теорию происхождения видов. Сходство температуры древнего человека и человекообразных обезьян стояло в одном ряду с такими явлениями, как сходные по длине конечности, удлиненный череп и выдающаяся нижняя челюсть.

Все эти предварительные манипуляции, а также и нервное возбуждение утомили их. Они решили немного отдохнуть. Совершенно обессиленные ученые направились в кают-компанию.

Время было раннее, шел только четвертый час. В каюте еще никого не было.

Исследователи присели возле громадного окна. За прочной стеной стекляризованного металла царила глубокая придонная ночь. Бесчисленные стаи фосфоресцирующих рыб кружились вокруг «Фантазера». Разноцветные огоньки мелькали среди самосветящихся кустообразных «водо-рослей-животных»… Всегда с интересом наблюдавший за жизнью океанских пучин, Ибрагимов сегодня был безучастен. Он очень вяло воспринимал теперь этот водоворот жизни и сидел нахмуренный и сосредоточенный, словно окружающее перестало для него существовать.

– Самое трудное впереди. Не знаю, как мы справимся с загадкой оживления мозговых тканей, нервов. Это гораздо сложнее того, чем мы сейчас занимаемся, – сказал он, отвечая на свои мысли.

Ассистент сам давно уже задумывался над этим вопросом. Кое-какие пути им были, впрочем, намечены и теперь, когда зашла речь, он высказал свои соображения.

– Помните, как Гальвани открыл электричество? Его знаменитый опыт с мертвой лягушкой? Там основную роль играли провода – нервы. Не исходить ли в своих построениях и нам отсюда?

Мысль была неплохая. Ткани мозга так же, как и все остальные ткани человеческого организма, в числе важнейших составных частей своих имеют белки. Смерть вызывается свертыванием этих белков; электротоки, акт деятельности мозга зависят, помимо того, и от количества воды, содержащейся в протоплазме. При уменьшении влажности протоплазма густеет, то есть, другими словами, мозг умирает.

– Знаете что? – поднялся вдруг ассистент. Глаза его блуждали, выдавая подавляемое им волнение. – Без особого труда добиваются искусственного возбуждения деятельности сердца. Искусственное кровообращение должно оживить весь организм. Следует только вспомнить теорию знаменитого Гентера, заявившего, будто «жизнь человека, пожалуй, можно продлить до тысячи лет, если овладеть тайнами анабиоза.» А что такое анабиоз? Скрытая жизнь? Граница жизни и смерти?

– Вы забыли последнее его заявление. Гентер признался, что произведенный им опыт с двумя замороженными карпами разочаровал его. Впрочем, наших работ мы во всяком случае не бросим!

Ибрагимов снова направился в лабораторию.

Исследователи подошли к самой серьезной задаче – сращиванию перерезанных органов.

Рассуждения их были, как будто, бесспорны: если продолжают жить порознь ампутированный человеческий палец и потерявший его человек, – разве уж так невозможно соединить их вновь и добиться совместной их жизни, срастить их?

Опять ученые из осторожности перенесли свои опыты на животных. Пересадка отдельных кусочков костей и мышц кролика удавалась им в совершенстве. Но как прирастить целые конечности? Применяя самым широким образом радио-активные лучи при свете ультра-фиолетовых линз, они настойчиво и неутомимо добивались цели.

Они искали, где же скрывается живительная мощь радия и полония, позволявшая заращивать природные свищи, оживлять сердце и прочие органы?

Метод, характер необходимых операций напрашивался сам собою, когда увлеченные целью ученые, ампутировав переднюю левую лапку кролика, попробовали потом ее снова прирастить. Соединив артерии и вены в месте разреза вставленными с обоих концов трубочками, они устремили все внимание на то, чтобы перерезанные ткани соприкасались именно в месте их отсечения. Введенные в кровеносные сосуды трубки были приготовлены из вещества, которое кровь могла рассосать в несколько дней.

Таким образом, посторонние предметы со временем должны были исчезнуть. Верхний конец вставленной в артерию трубки они вывели наружу, насквозь проколов мышцы животного. Это позволяло ученым питать ампутированную часть лапки физиологическим раствором. Состав последнего можно было легко изменить применительно к потребным для организма в каждый данный момент веществам.

Опасаясь, что кролик легко может опрокинуть все их труды неожиданным движением оперируемой лапки, наложили на нее гипсовые бандажи.

– Остается лишь ждать и надеяться, – заявил Ибрагимов, окончив работу. – Все проделано нами с тонкой предусмотрительностью. Вопрос может идти лишь о возможности или невозможности подобных опытов. Даже возраст животного не может иметь здесь никакого значения, ибо все качества раствора в наших руках. Питательную жидкость можно наполнить чем угодно.