Текст книги "Наполеон Первый. Его жизнь и его время"

Автор книги: Фридрих Кирхейзен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

Ее величайшей добродетелью было сознание долга, любовь к порядку и расчетливость, которую некоторые считали даже скупостью. Она всю свою жизнь была женщиной без всяких претензий. Когда ее сын приобрел уже себе имя и состояние и играл уже в политической жизни выдающуюся роль, она все-таки одевалась проще любой простой гражданки. Однажды она приехала на несколько недель к своей красивой дочери Полине, бывшей замужем за генералом Леклерком, и привезла с собой всего одно платье. Элегантная Полина смеялась над экономной матерью, но Летиция ответила ей серьезным тоном: “Молчи, расточительница, я должна же заботиться о твоих братьях и сестрах. Они не все еще самостоятельны. Я не хочу, чтобы Наполеон имел основание жаловаться. Ты злоупотребляешь его добротой”. Впоследствии же, когда император предоставил в ее распоряжение значительные суммы, экономия ее превратилась, действительно, почти в скупость. Говорят, что Летиция забирала себе даже деньги, которые получала от сына для раздачи бедным. Когда дети упрекали ее в этом, она отвечала им холодно: “Разве не должна я копить? Разве не будет у меня рано или поздно семи или восьми монархов на шее?” Она была единственной на всем земном шаре, которая не верила в продолжительность всего этого богатства и блеска. “Pourvu que cela doure”, – говорила она обычно. Ее расчетливость дошла наконец до того, что она старалась экономить даже в мелочах своего хозяйства в императорском дворце. Так, например, жене Люсьена, Кристине Бойе, она постоянно советовала ложиться спать пораньше, чтобы не жечь много свечей. Мы должны, однако, извинить ей эту расчетливость, безусловно смешную в дни счастья и блеска: она знала, что значит нужда. И однажды заявила графу Жирардену: “J'aioun millione, l'année. Je ne le mange pas a beaucoup prés. Je n'ais pas de dettes… je me trouve toujours avoir cent mille francs au service d'un de mes enfants. Qui sait, peut-être, un jour serontvils bien contents de les avoir. Je n'oublie pas que pendant longtemps je les ais nourri aves des rations”. – Она была большим скептиком и была не так уже не права, так как впоследствии, когда все неожиданно рухнуло, ее детям пришлось весьма кстати накопленное ею богатство: великодушно предложила она все свое состояние своему несчастному сыну на одиноком острове.

Когда тридцатишестилетняя женщина осталась вдовой с восемью детьми, из которых лишь Жозеф мог ей быть слабой опорой, ей пришлось вести тяжелую борьбу: Карло, отец Наполеона, очень плохо позаботился о своих близких. По счастью, она нашла в старом губернаторе Марбефе друга-отца, который помог ей в ее тяжелой нужде. Он был крестным отцом ее детей и чувствовал себя обязанным заботиться о сиротах. Карло оказал ему в свое время тоже много ценных услуг.[6]6
  Наполеон отблагодарил впоследствии за доброту Марбефа его сына, родившегося у старого губернатора от его молодой жены, на которой он женился на семьдесят первом году своей жизни. В 1807 году император произвел молодого Марбефа в свои адъютанты и помог ему сделать блестящую карьеру. Точно так же относился он и к дочери Марбефа, графине д'Амбрюжак.


[Закрыть]

Мать Наполеона обвиняли в том, что она была не только другом старого Марбефа. Но ее прямой, чисто корсиканский характер, чуждый фальши и любовных приключений, служит порукой за ложь этих слухов. У нее не было того легкомыслия, которым отличались впоследствии ее дочери. Красота Летиции, не пострадавшая, несмотря на многочисленные роды, пробуждала скорее немое восхищение, нежели какие-либо желания; она была слишком хозяйкой и матерью, чтобы стать пылкой любовницей. Ее постоянная беременность, заботы о благосостоянии многочисленной семьи и уход за дядей Люциано, старым подагриком, не оставляли ей времени для каких бы то ни было внебрачных утех. Кроме того, Марбеф находился, по-видимому, в интимных отношениях с синьорой Варезе из Бастии, которая не потерпела бы никаких соперниц. После смерти мужа Летиция отнеслась к своему положению очень серьезно: она считала себя главой семьи, на которую не должно пасть ни одной капли позора. Обязанности и заботы еще тяжелее обременяли ее. Разве могла она думать о чем-нибудь, кроме семьи? Правда, у нее был добрый советник в лице старого архидиакона, но денег и доходов было очень мало. Ей мог бы помочь дядя: он был состоятельным, у него были большие стада овец, да и много блестящих червонцев хранил он у себя под подушкой. Только с большим трудом и хитростью удавалось по временам молодым Бонапартам выманить у него несколько франков. Тем не менее его все любили и уважали, и он оказывал благодетельное влияние не только на родных, но и на все Аяччио. Он был общим советчиком: все приходили к нему, чтобы посоветоваться относительно тяжб, земельных владений и скота, – и каждому давал он дельный и умный ответ. Благочестивый, образованный, простой и отзывчивый, старик был верным советчиком племянницы, только денег она не должна была от него требовать.

Летиция стала в это время еще более расчетливой. Она вела в Аяччио чрезвычайно замкнутый образ жизни. Семнадцатилетний Жозеф, похоронив отца на “чужбине”, как выражался Наполеон, вернулся к матери на Корсику. Наполеон же остался в военной школе в Париже, в которую поступил 19 октября 1784 года. Экономить было, действительно, нужно. Одна прислуга, получавшая три франка в месяц, помогала будущей матери императора, и последняя не брезгала самой грязной работой.

Но политические события подвигались исполинским шагом. Французская революция не прошла бесследно и для Корсики; снова возгорелась война, закончившаяся поражением Паоли в 1796 году. Но чем больше сближался Паоли с англичанами, тем больше отдалялась от него семья Бонапартов. Летиция, ее брат Феш и сыновья ее, Жозеф и Люсьен, с воодушевлением приветствовали французскую революцию. Летиция, правда, вначале с тяжелым сердцем сделалась француженкою, но так ею и осталась. Каких воззрений она тогда придерживалась, мы видим ясно из слов, обращенных ею к Наполеону, когда тот жаловался, что не может быть на Корсике, чтобы спасти дорогое отечество от нового нашествия англичан. “Наполионе, – сказала она, – Корсика только маленькая скала, маленькая, ничтожная частица земли! Франция же велика, богата и обильна, – она объята пламенем! Спасти Францию, сын мой, задача благородная, она заслуживает того, чтобы поставить на карту всю свою жизнь”.

Тем временем смерть дяди Люциано избавила его от двадцатилетних страданий и улучшила немного материальное положение Бонапартов, которые хотя и имели несколько земельных участков, но они почти не приносили никакого дохода. Ночью с 15 на16 октября 1791 года старик призвал к себе родных и сказал рыдавшей Летиции: “Не плачь, Летиция! Я умираю довольный, потому что оставляю тебя, окруженную сыновьями. Жозеф стоит уже во главе страны,[7]7
  Он был назначен Паоли членом управления департамента.


[Закрыть] он сможет вести и дела семьи. А ты, Наполеон, станешь великим человеком!” Как и в какой мере исполнилось затем это пророчество, добрый дядюшка, наверное, не мог предвидеть.

Но положение Бонапартов на Корсике становилось все более и более затруднительным; на острове разразилось восстание. Наполеон попытался во главе республиканских войск выступить против национального героя, которому некогда поклонялся, но тщетно. Некоторое время патриоты одерживали одну победу за другой. Обращение Люсьена к конвенту дало паолистам повод с большей ненавистью относиться к Бонапартам. Наполеон понял опасность, грозившую ему и семье. Чтобы спастись от Паоли, который поклялся захватить живой или мертвой ненавистную семью. Летиция принуждена была бежать вместе с детьми. “Однажды ночью, – рассказывает Люсьен, – мать проснулась от шума голосов. Поднявшись на постели, она увидела, что вся комната была полна вооруженными людьми. Ей показалось, что это люди Паоли. Но отблеск горящей лучины упал на лицо предводителя, и она увидела Косту из Бастелики, одного из преданнейших наших друзей. «Скорей, синьора Летиция, – закричал он, – они преследуют нас по пятам! Нельзя терять ни минуты! Я тут со всеми своими людьми, им не удастся похвастаться, что они захватили вас в плен, остальное я вам расскажу по дороге. Мы спасем вас или умрем вместе с вами! Скорей! Скорей!»”

Мать и дети быстро поднялись и еле успели одеться. Взять что-либо с собой не было времени. Ключи от дома они передали семейству Браччини, которое ночью убрало все компрометирующие бумаги. И, молча, во главе вооруженного отряда, Бонапарты, за исключением двух младших, Каролины и Иеронима, оставленных у родных, покинули спящий город. Они отправились сначала в Миллели, в свою усадьбу, недалеко от Аяччио. Но и там они были не в безопасности. Пришлось уйти в горы. Часто слышали беглецы, как внизу, в долине, ищут их вражеские отряды, но Провидение воспрепятствовало встрече, которая могла стать роковой для семьи.

Возвышенный, сильный характер Летиции преодолевал все трудности, все заботы и вселял мужество в отчаявшихся детей. Тонкие ботинки Элизы не годились для непроходимых тропинок в скалистых горах; ее ножки были покрыты сплошь ранами, и она плакала от жестокой боли. Мать все время утешала и ободряла ее. Издали видела Летиция свой дом, который разграбили и отчасти разрушили люди Паоли; но она не моргнула и глазом, хотя сердце ее должно было обливаться кровью, – она осталась теперь без всяких средств. Только горькие черточки легли вокруг ее плотно сжатых узких губ, глаза широко раскрылись, – то был признак, что она переживает сильное волнение.

После двух ночей непрерывного бегства они заметили наконец в просвете между деревьями паруса французской эскадры, которая должна была отвезти беглецов покамест в Кальви. Их встретил Наполеон, блуждавший по берегу и искавший свою семью.

Преодолев многочисленные опасности, Бонапарты в июле 1793 года приехали в Тулон. Но пребывание там было не совсем безопасно для корсиканских беглецов. Республиканцы и революционеры боролись из-за города, и каждую минуту можно было ждать осады. Помимо этого жизнь в Тулоне была слишком дорога для опустевшего кошелька Летиции. Поэтому она переехала с детьми в деревню Ла-Валетт, немного времени спустя в Бандоль и, наконец, в Ниццу, где стоял полк Наполеона. Впоследствии она поселилась в Марселе.

Летиция думала, что во Франции ее примут как эмигрировавшую патриотку и окажут ей необходимую поддержку. Но ошиблась. Никто не заботился о многочисленной бедной корсиканской семье. Лишившись всего, что у нее было, Летиция вместе с детьми очутилась в величайшей нужде: все ее достояние на Корсике было отчасти разграблено, отчасти разрушено и конфисковано. Теперь пришлась очень кстати ее расчетливость, в которой так часто ее упрекали.

Сначала Бонапарты поселились в Марселе, в маленькой мансарде на улице Павильон, потом же переехали в подвал, в дом отчасти разрушенный террором, в котором нашли приют несколько корсиканских семейств эмигрантов. Мать Наполеона сносила все лишения с таким разумным спокойствием и с таким достоинством, что все кругом приходили в изумление. Император говорил впоследствии: “У нее голова мужчины на теле женщины!”

В Марселе Летиция жила более чем скромно. В конце концов она подавила свою корсиканскую гордость и обратилась в благотворительное общество, прося вспомоществования себе и детям; скудного офицерского жалованья, которым Наполеон должен был покрывать все потребности, семье далеко не хватало. Теперь же Летиция имела, по крайней мере, обеспеченный кусок хлеба. В общем, у Бонапартов было ровно столько, чтобы не умереть с голода. Летиция не слишком страдала от этих плачевных обстоятельств. – гораздо больше ее три красивые дочери, из которых Марианне (Элизе) было восемнадцать лет, Марии-Аннунциате (Полине) – пятнадцать и Марии-Шарлотте (Каролине) – тринадцать. Мать заставляла их усердно работать: будущие королевы и княгини должны были мыть посуду и вытирать пыль. В скромных платьях и дешевых шляпах за четыре су ежедневно делали они скромные покупки по хозяйству. Дома же мать и дочери шили и штопали: они были в то время для себя и портнихами, и модистками.

Благодаря чрезвычайной расчетливости Летиции и ее беспрестанным поискам поддержки, положение несколько улучшилось. Они могли вскоре взять приличную квартиру и переехали на улицу Римского предместья, чтобы сделать одолжение Наполеону, который начал уже иметь некоторое влияние на окружающих. Комиссары благотворительного общества выдали Бонапартам единовременное пособие, давшее Летиции возможность купить для себя и дочерей немного одежды и белья, в котором они так нуждались.

Знакомств у Бонапартов в Марселе вначале почти не было. Они были слишком бедны, чтобы поддерживать какие-либо связи. Впоследствии, когда их положение несколько улучшилось, они сблизились с богатой купеческой семьей Клари, старшая дочь которых в 1794 году стала женой Жозефа. Несколько корсиканских семейств, среди них семья генерала Цервони, финансового советника Виллеманзи, впоследствии горячего поклонника наполеоновского гения, а в то время, вероятно, красоты Летиции, два комиссара, Фрерон и Барра, – вот и весь круг знакомства Бонапартов. Благодаря влиянию этих семей они получит давно желанную пенсию, которую выдавало правительство всем пострадавшим корсиканским патриотам. Она равнялась семидесяти франкам в месяц для женщин и стариков и сорока пяти франкам – для каждого ребенка моложе пятнадцати лет. Посещения Фрерона объяснялись, вероятно, изящной прелестью Полетты, у которой элегантный молодой человек пользовался взаимностью.

Когда, в конце сентября 1793 года, Наполеон был назначен Командиром батальона осадной артиллерии под Тулоном, Летиция, желая быть поближе к сыну, пожинавшему свои первые лавры, поселилась в окрестностях осажденного города. Здесь он, мог лучше и легче помогать ей. И, действительно, скоро слава сына и брата осветила собою всю семью: взятие Тулона положило конец бедственному положению Бонапартов.

Когда Наполеон сделался бригадным генералом, встал во главе артиллерии итальянской армии и получил звание инспектора береговых батарей, служебные обязанности заставили его уехать в Антиб. Весною он вызвал туда свою мать и сестер и поместил их в замке Салле. Здесь Летиция продолжала вести прежний скромный образ жизни, хотя последняя, по сравнению с марсельскою, могла быть с успехом названа блестящей. Она никогда потом не забывала пребывания в старинном, залитом солнцем живописном замке. Будучи матерью императора, она говорила, что провела там счастливейшее время своей жизни. Жители Антиба вспоминали долго потом, как мадам Бонапарт сама полоскала белье в протекавшей около замка речке.

Это не мешало, однако, Летиции открыть у себя “салон”. На этом настаивали ее жизнерадостные дочери. В дом матери Наполеон приводил своих товарищей, молодых симпатичных офицеров, и сам всегда присутствовал на вечеринках. Они ставили спектакли, декламировали, танцевали, и в замке Салле с утра до вечера царило веселье: об этом заботилась веселая резвушка Полетта.

Следующим летом Летиция вместе с сыном переехала в Ниццу и лишь после пятимесячного отсутствия снова вернулась в Марсель. Тем временем Жозеф женился на богатой Жюли Клари. Мать надеялась, что второй ее сын женится на младшей Дезире, но злые языки утверждали, что для Клари вполне достаточно одного Бонапарта.

Женитьба Люсьена на Кристине Бойе, дочери содержателя гостиницы, пришлась не по вкусу семье, но простая Летиция скоро примирилась с невесткой, потому что последняя была скромна, нетребовательна, беззаветно любила своего мужа и подарила ему детей. Это нравилось корсиканке.

Гораздо больше разочарования доставила ей женитьба ее сына Наполеона на бывшей виконтессе де Богарне, вдове генерала, кончившего свою жизнь на эшафоте. Летиция настолько рассердилась на этот поступок своего сына, что продлила свое пребывание в Марселе, хотя Наполеон и настаивал, чтобы она поскорее переехала в Париж. Еще больше горя доставило ей то, что этот брак не был освящен церковью. Благочестивая вера Летиции страдала от этого. Суеверная, как все Бонапарты, она видела в этом дурное предзнаменование для будущего Наполеона. Короче говоря, новая невестка, элегантная светская дама, виконтесса, вращавшаяся в легкомысленном парижском обществе, о которой рассказывали целый ряд пикантных историй и которая была слишком стара для ее сына, совсем не пришлась по вкусу простому корсиканскому сердцу. Летиция не верила в то, что Жозефина может дать счастье своему мужу. Больше всего, однако, ее материнская гордость была оскорблена тем, что Наполеон, вопреки всем корсиканским традициям, не испросил разрешения на брак у матери как у главы семьи. Тем не менее она в любезном тоне ответила на письмо генеральши Бонапарт. Она написала ей, между прочим: “Будьте уверены, что я питаю к вам нежные чувства матери и люблю вас точно так же, как своих собственных детей”.

Горе Летиции по поводу этого брака было вскоре рассеяно назначением Наполеона главнокомандующим итальянской армии. И когда Наполеон по пути в Италию заехал в Марсель, чтобы проститься со своими, она обняла его со словами: “Ну, теперь ты большой генерал!” В этом была вся гордость, все счастье матери. Благословение ее сопровождало его на поле сражения. Когда он, уезжая от нее, направился навстречу славе и блеску, она крикнула ему вслед: “Будь осторожен! Не являй больше храбрости, чем нужно для твоей славы! Господи! С каким нетерпением буду я ждать каждого сражения; да хранят тебя Господь Бог и Святая Дева Мария!”

Когда Летиция впоследствии вместе со своими детьми увидела в Италии победителя Монтенотто, Миллезино, Кастильонэ и Арколэ, бледного худощавого генерала, не знавшего ни покоя, ни отдыха, она горячо прижала его к своей груди и сказала: “О Наполионе, я счастливейшая мать на земле!” Но у нее вырвались и заботливые слова: “Ты губишь себя?” – “Наоборот, – возразил весело Наполеон, – мне кажется, что только так я и живу!” – “Скажи лучше, – заметила Летиция, – что ты будешь жить в памяти потомков, но не теперь!..” – “А разве, синьора, – ответил сын (она очень любила, когда ее называли синьорой), – а разве, синьора, это значит умереть?”

Мадам Бонапарт отправилась в Марсель. Оттуда вместе со своей дочерью Элизой, ставшей тем временем Фелицией Бачиоччи, она вернулась на родной остров, освобожденный, наконец, от английского гнета. С какой радостью приветствовала она старые любимые скалы! Бедная и беспомощная, когда-то она спасалась бегством от своих преследователей, теперь же – возвращалась матерью прославленного итальянского победителя. Найдя свой дом разрушенным и опустошенным, она тотчас же принялась за обустройство своего гнездышка. Но чрезмерные усилия, заставившие ее слечь в постель, продлили ее пребывание на Корсике. Только из разговоров и из газет она узнала о триумфе, которым был встречен ее “большой генерал” при возвращении в Париж.

Во время пребывания Наполеона в Египте английские известия часто нарушали спокойствие матери победителя, распространяя слухи об его смерти. Но твердую веру Летиции в его гений нельзя было так легко поколебать. Однажды, когда у нее в Аяччио собралось много народа, она сказала с твердой уверенностью: “Мой сын не погибнет в Египте такой жалкой смертью, как бы хотелось его заклятым врагам. Я чувствую, что ему суждено нечто большее”. Она тоже верила в звезду Наполеона.

Когда генерал Бонапарт из Египта направился во Францию, мать его тоже покинула родной остров. За несколько дней до его въезда в Париж она приехала туда, не зная, что так скоро увидит его.

Разразились события 18 брюмера. Летиция, жившая у Жозефа, содрогалась за судьбу своих детей, точно мать Гракхов.[8]8
  Братья Гракхи: Тиберий (162–133 гг. до н. э.) и Гай (153–121 гг. до н. э.) из знатного плебейского рода. Древнеримские народные трибуны, погибшие в борьбе с сенатской знатью, за попытку проведения демократических реформ.


[Закрыть]

Внешне, однако, она волнения своего не выказывала. Только мертвенная бледность покрывала ее лицо, и каждый шорох заставлял ее вздрагивать. Будущая герцогиня Абрантская, находившаяся 18 брюмера вместе с матерью и сестрой Полиной в театре Фейдо, рассказывает следующее о состоянии Летиции в эти дни: “Мать была, по-видимому, чрезвычайно взволнована и озабочена. Она, правда, не говорила ничего, но то и дело выглядывала из дверей ложи. Мы заметили, что она кого-то поджидает. Поднялся занавес, и спектакль начался. Но вдруг к рампе подошел режиссер, поклонился и громко заявил: “Граждане, генерал Бонапарт только что подвергся в Сен-Сире покушению со стороны изменника отечеству!”

При этих словах Полина испустила пронзительный вопль. Мать, потрясенная не менее ее, старалась ее успокоить. Сама она была бледна, как мраморная статуя. Но как ни потрясло ее это известие, на ее все еще прекрасном лице нельзя было заметить ничего, кроме небольшой страдальческой складки около губ.

Она наклонилась над дочерью, взяла ее руку, крепко сжала и сказала повелительным тоном: “Полетта, к чему эти крики? Молчи! Разве не слышала ты, что с твоим братом ничего не случилось, успокойся и встань. Пойдем, узнаем подробности”.

Впервые Летиция решила пойти к своей невестке Жозефине, у которой могла узнать наиболее точные сведения о положении сына. До сих пор она избегала ее, потому что думала, будто Жозефине нет никакого дела до ее забот о любимом Наполеоне. Она не могла простить ей неверности сыну во время пребывания его в Италии и в Египте. Летицию смущало так же и то, что она не подарила ей ни одного внука: мать стольких детей относилась презрительно к бесплодной невестке.