Текст книги "Наполеон Первый. Его жизнь и его время"

Автор книги: Фридрих Кирхейзен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 23 страниц)

Общество, в котором она в то время вращалась, не могло подать ей хорошего примера. Она завязала тесную дружбу с прекрасной, но чрезвычайно фривольной Терезией Тальен и ее мужем, наиболее влиятельным лицом после 9 термидора. Обстановка, в которой главную роль играли легкомыслие, галантность, интриги и любовь, нравилась жизнерадостной креолке. Терезия и Жозефина прекрасно понимали друг друга. Они точно были созданы одна для другой. Обе обращали внимание своею внешностью – хотя мадам Тальен была несравненно красивее Жозефины, обе были одинаково добродушны, хотя и сластолюбивы, расточительны, элегантны, капризны и обе старались найти человека, безразлично, мужа или любовника, деньгами которого они могли бы удовлетворить все свои утонченные прихоти. Они различались только в возрасте: Терезии не исполнилось еще двадцати лет и со всею силою своей юности она господствовала над своими многочисленными поклонниками.

Впоследствии Бонапарт положил конец этой малоподходящей для жены Первого Консула дружбе с “Notre dame de Thermidore” или “La propriété du gouvernement”, как называло Терезию Тальен народное остроумие. А ведь все же было время, когда он сам ухаживал за Терезией. Одно письмо его к Барра кончается словами: “поцелуйте мадам Тальен и мадам Шаторено; первую в губки, вторую в щечку”. Но это, правда, относится еще к тому времени, когда такое знакомство казалось ему скорее полезным, нежели вредным. Тогда он в известном смысле сам обязан мадам Тальен, так как она благодаря своему влиянию на Барра и Уврара могла оказать ему услугу. Ведь рассказывали даже, что бледный, скромно одетый артиллерийский генерал в один прекрасный день открыл свое сердце Терезии, у которой бывал частым гостем. Одевался Наполеон в то время не только скромно, но даже небрежно; кошелек его был всегда пуст. Ему нужен был во что бы то ни стало новый мундир, а он, в качестве офицера в отставке, не имел права на таковой. Но Терезия была всемогуща. Она дала генералу Бонапарту рекомендательное письмо к Лефеву, казначею семнадцатой дивизии, и Наполеон получил новый мундир. По всей вероятности, в нем-то он и блистал в столь знаменательный для него день 13 вандемьера. У мадам Тальен Жозефина познакомилась с тогдашним комиссаром Барра, приобретшим вскоре большое влияние. Он без доклада входил к Терезии, бывшей в то время обладательницей его сердца и кошелька. Ему, знатоку женской красоты во всем ее разнообразии, понравилась нежная Жозефина, в которой своеобразно перемешивались французская элегантность и креольская небрежность. Терезия ничего не имела против этого. Барра познакомил ее с богатым и щедрым банкиром Увраром. “Ребяческая ревность” была ей незнакома, и она спокойно уступила место своей подруге. Жозефина была очень довольна – теперь она была избавлена от всяких забот. О любви к Барра у обеих женщин, понятно, не могло быть и речи, а поэтому не было и признака ревности. Наоборот, они еще теснее сблизились друг с другом, чтобы сообща извлекать пользу из влиятельного покровителя.

Жозефина жила теперь в прелестном домике на улице Шантерен, который сняла у изящной Жюли Карро, разведенной жены актера Тальма. Дом был обставлен с большим комфортом, во дворе были стойла и целый ряд служб. Мадам де Богарне держала теперь двух венгерских лошадок и экипаж, полученный ею при посредстве одного благотворительного комитета. У нее были кучер, портье, повар, камеристка, словом, полное хозяйство, хотя комнаты и были обставлены довольно просто. Стол накрывался очень небрежно, но кушанья были всегда утонченные и изысканные. Сама она одевалась со вкусом и изяществом. Салон ее был центром старого и нового общества, – в нем бывали выдающиеся представители всех партий.

Почти все издержки по ведению хозяйства оплачивал Барра. Но не всегда он бывал щедрым возлюбленным. Деньги он давал неохотно, так как сам в них нуждался. Он любил платить натурой. Однажды Жозефина обратилась к своей подруге, чтобы при помощи ее влияния раздобыть у Барра денег. Но тот отказал и заявил, что у него самого ничего нет. Мадам Тальен, однако, не унималась. На столе она увидела ключ, подошла, открыла ящик и взяла деньги, какие там нашла. “Друг мой, – сказала она, – ваши подруги не должны терпеть недостатка решительно ни в чем… Разве не служат они вам верную службу?”

Таковы были отношения мадам де Богарне и Барра в то время, как она познакомилась с Бонапартом. Относительно того, как произошло это знакомство, сообщаются разноречивые сведения. Наиболее известно немного поэтическое, но в равной мере невероятное сообщение, поводом к которому послужил данный губернатором Парижа приказ обезоружить секции.[53]53
  В действительности Бонапарт лишь 5 брюмера IV года (27 октября 1795 г.) был назначен генералом внутренней армии и губернатором Парижа. До этого он был лишь вторым начальником.


[Закрыть]

Бонапарт предложил Жозефине вернуть саблю ее мужа, но двенадцатилетний Евгений воспротивился этому всеми силами и не захотел отдать оружие отца. Офицер, пришедший в их дом с этим приказом, послал Евгения к генералу Бонапарту, чтобы тот попросил его разрешения оставить саблю. “Глубокое волнение ребенка, его хорошенькое личико и громкое имя” тронули генерала Бонапарта, и он разрешил ему оставить оружие. Жозефина сочла своим долгом лично поблагодарить генерала и на следующий день нанесла ему визит. Ее обаятельная внешность произвела глубокое впечатление на робкого офицера, непривыкшего к обществу красивых женщин. Он ответил на ее визит и был в высшей степени любезно принят в домике на улице Шантерен. Этот рассказ неверен уже потому, что Наполеон знал маркизу Богарне еще до 14 вандемьера и часто видел ее во время приемов у мадам Тальен и у Барра. Таким образом, впервые их взгляды встретились там. Из многих женщин, одетых в греческие туники, Бонапарту бросилась в глаза изящная Жозефина с каштановыми волосами, несколько отливавшими матовым багрянцем, и мечтательными темными глазами. И чем больше наполнялся салон незнакомыми людьми, тем смелее становился он: робкий в обществе и отважный на поле сражения. Он признавался на Св. Елене: “Я был хотя и не совсем невосприимчив к женскому обаянию, но до тех пор (до знакомства с Жозефиной) женщины меня не баловали. Вследствие моего характера я был чрезвычайно робок в обществе. Мадам де Богарне была первой, вселившей в меня некоторое мужество. Однажды, когда я сидел рядом с нею за ужином, она наговорила много комплиментов моим военным способностям. Эти похвалы вскружили мне голову. Я говорил весь вечер только с нею и не отходил от нее. Я страстно влюбился в нее, и об этом узнало сразу все общество задолго до того, как я решился ей в этом признаться”.

Бонапарт зачастил в дом на улице Шантерен. Жозефина пленила его. Она вскружила ему голову своим утонченным изяществом, своими роскошными волосами, причесанными на этрусский лад, и красивыми томными глазами. Она казалась ему идеалом женщины и была к тому же так благородна и богата. Он не имел ведь понятия, что за всем этим блеском скрывается такая нужда, что у этой элегантной дамы всего лишь шесть сорочек, что по будням она ест из глиняной посуды, что весь запас столового белья состоит из восьми скатертей и стольких же салфеток. Всего этого генерал Бонапарт не замечал. Он видел только ее, свою очаровательницу, которая одна была в состоянии дать ему высшее счастье. Ее стройное, гибкое тело, с таким искусством облекавшееся в тонкие ткани, ее пластичные формы и мягкие движения приводили его в восторг. Ему не приходило и в голову, что эта женщина шестью годами старше его. Жозефина замечала свою власть над ним и старалась ее использовать. Их отношения, однако, долгое время оставались чисто светскими. Лишь из более позднего письма Наполеона к Жозефине можно было заметить, как далеко зашло дело. Оно было написано после одного вечера, проведенного у Барра и закончившегося, по-видимому, на улице Шантерен: “Я проснулся, преисполненный тобою. Твой образ и дивный вчерашний вечер опьянили меня. Дорогая, несравненная Жозефина, какое странное впечатление произвели вы на мое сердце. Если вы сердитесь, если я вас увижу опечаленной и озабоченной, я погибну от горя, спокойствие вашего друга будет навеки нарушено. Но зато как счастлив я буду, когда отдамся глубокому чувству, владеющему мною теперь, и выпью с ваших губ и из вашего сердца то пламя, которое меня сжигает… Через три часа я увижу тебя, пока же, mio dolce amor, тысячу поцелуев. Мне же ни одного, – они сжигают мою кровь”.

Мадам де Богарне вначале не обнаруживала особого воодушевления маленьким генералом с худощавым бледным лицом. Она, наверное, не сразу решила выйти за него замуж. Но престиж Наполеона, его гений, его предприимчивость были ей, вероятно, известны. Кроме того, ей хотелось занять определенное положение. Ее долги достигли огромной суммы; на Барра нельзя было больше рассчитывать. Что же станет с ее детьми?

Тридцатитрехлетняя женщина, прелести которой были готовы увянуть, не без расчета согласилась стать женой генерала Бонапарта, столь малоопытного в любви. Она, правда, не питала к нему отвращения, но любви, – нет, любви к нему она не могла чувствовать, так же как и к Барра. У Бонапарта было, однако, будущее, – кто мог знать, что ожидает его?

Наполеона же влекла к Жозефине только любовь. Он женился на ней только потому, что любил ее, – любил так, как только может любить мужчина женщину. Кем она была, какое у нее было положение, ему было совершенно безразлично. Его не заботило также и ее происхождение и отношения с Барра. Ему не нужны были не покровители, ни защитники, ни даже Барра. Он влюбился в миловидную стройную креолку. Она обладала всеми качествами, способными привлечь такой восприимчивый характер, как его. Она должна была стать его женою, чего бы это ему ни стоило. Своим полускрытым взглядом, сладким мелодичным голосом, которому впоследствии жадно внимал двор в Тюильри, Жозефина сумела превратить искру в сердце Наполеона в бушующее пламя. Он радовался, когда она, привыкшая, вероятно, ко всевозможной лести, краснела, слыша его смелый язык любви. И в любви он был тем же деспотом. Брак с Жозефиной казался ему величайшим счастьем. Что ему было за дело, если она всего лишь несколько недель назад играла роль хозяйки в салоне Барра? В глазах Наполеона это нисколько не умаляло ее, и она оставалась все тою же нежною обожаемою Жозефиною.

Другими глазами смотрели на новую невестку братья Наполеона. Они видели в ней только ужасную кокетку, чересчур старую для Наполеона. Люсьен, часто бывавший в салоне Барра, уже давно знал Жозефину. Он не выделял ее из толпы этих женщин. Он утверждал даже, что Жозефина никогда не была красивой, особенно же тогда, когда красота ее уже начала блекнуть. Но он все-таки старался быть справедливым. “Жозефина, – говорил он, – была не злая; или, вернее, об ее доброте говорили многие. Она была особенно добра, когда ей не нужно было ничего приносить в жертву”. Далее он пишет: “Она превосходно знала высшее общество, в которое ввел ее муж еще до революции. Она не блистала умом, была далека от того, что называется “красотой”, но ей нельзя отказать в стройности и гибкости фигуры”…

Личная неприязнь Люсьена играла немаловажную роль в этом описании Жозефины. Она казалась ему более некрасивой и менее привлекательной, чем была в действительности. Наполеон, впрочем, мало заботился о мнении семьи. Ему нравилась Жозефина такой, какой она была, со всеми ее недостатками и со всеми ее достоинствами.

19 вантоза (9 марта 1796 года) в десять часов вечера состоялось гражданское венчание Наполеона Бонапарта с Жозефиной де Богарне, урожденной Таше де ла Пажери, в мэрии Второго округа, в бывшем дворце маркиза Жан-Жака де Гадлэ-де-Мондрагона. Брачное свидетельство было изготовлено накануне у адвоката Рагидо в присутствии единственного свидетеля, гражданина Лемаруа, адъютанта Бонапарта. Будущий супруг заявил в нем, что не обладает никаким имуществом помимо своего платья и оружия, но будучи уверен в своем будущем, он обязался оставить своей жене после смерти пожизненную ренту в тысячу пятьсот франков в месяц. Он подписался “генерал внутренней армии”, хотя еще 2 марта был назначен главнокомандующим итальянской армией. Помимо этого в брачном свидетельстве было много неточностей. Жозефине шел уже тридцать третий год, когда она повенчалась с Наполеоном, а ему всего двадцать седьмой. Шесть лет разницы было чересчур много для такой кокетливой женщины. Она поэтому сбавила себе четыре года, заявив, что родилась 23 июня 1767 года. Бонапарт не считал себя слишком старым для двадцатидевятилетней женщины, прибавил себе полтора года. Декорум был сохранен. Правильность этих данных не проверялась ни на Корсике, ни на Мартинике. Много времени спустя Наполеон говорил об этом: “Бедная Жозефина тем самым могла себя подвергнуть крупным неприятностям, так как благодаря этому брак мог быть объявлен незаконным”.

Дальнейшие неправильности заключались в том, что среди свидетелей был один несовершеннолетний. То был родившийся в 1776 году капитан Лемаруа, адъютант Бонапарта. Другими свидетелями были Барра и некий Кальмелэ, старый знакомый Жозефины, названный в свидетельстве “Homme de loi”. Еще в тот же вечер Бонапарт, живший на улице д'Антена, переехал в дом своей жены. Дом этот для их скромных обстоятельств был чуть ли не дворцом. Из сада несколько ступеней вели в овальную столовую, к которой справа и слева примыкали библиотека с мозаичным полом и маленький кабинет. В конце прихожей находился салон с двумя стеклянными дверями в сад. Узкая винтовая лестница вела наверх во внутренние апартаменты. Они состояли из салона и двух комнат. Одна из них с пола до потолка была покрыта зеркалами: то была спальня. Рядом с нею находилась уютная уборная, стены которой были расписаны птицами и цветами.

Хотя мебель далеко не соответствовала роскошной отделке и во многом обнаруживала бедность хозяйки, генерал Бонапарт был поражен всем этим блеском. Его счастье было бы вполне полным, если бы любимая собачка Жозефины “le vilain Fortuné” не спала в постели хозяйки. Полушутливо, полусерьезно Наполеон говорил впоследствии одному своему Другу: “Посмотрите-ка на этого господина (Fortuné). Он занял постель моей жены в день нашей свадьбы. А мне заявили просто-напросто, что я должен спать в другом месте. Это была малоприятная для меня перспектива, но приходилось выбирать: либо брать самому, либо покориться. Но любимец был неуступчивее меня”. Fortuné укусил в ногу молодого супруга.

Наполеон мог пользоваться своим счастьем всего лишь короткое время. Через два дня он должен был отправиться на поле военных действий. Убитый горем, прощается он с Жозефиной, сладкий голос которой совершенно опьянил его. Но прощается с нею, веря в свои великие подвиги, в то, что когда-нибудь исторгнет из ее груди крик восхищения. Быть любимым Жозефиной высшая цель для его честолюбия. Сладостные воспоминания сопровождают его на поле сражения. Он видит ее в зеркальной комнате на улице Шантерен, видит “ее руки и белые плечи, ее маленькую эластичную грудь, ее изящную головку” и покрывает все эти прелести “тысячами горячих поцелуев”. Путь его вел сперва в Ниццу, где находился генеральный штаб итальянской армии, а 26 марта 1796 года он направился навстречу славе, ожидавшей его в Италии.

Но что была для него эта слава без “нее”? Удрученный разлукой, в самый разгар сражения, в то время, как пули проносятся над его головой, он, как двадцатилетний юноша, пишет ей пламенное письмо. Уже 3 апреля, прибыв в Порт-Морис, он чувствует, что не в силах бороться с тоской. “Единственная моя Жозефина, – пишет он, – вдали от тебя для меня нет радостей. Вдали от тебя весь мир пустыня, в которой я одинок и покинут… Ты отняла у меня не только сердце. Ты – единственная мысль всей моей жизни. Когда события меня удручают, когда я боюсь за исход их, когда люди становятся мне противны, когда я чувствую по временам усталость жизни, то я кладу руки на свое сердце. В нем покоится твой образ. Я гляжу на него, и любовь возвращает мне счастье… Какими чарами овладела ты всем моим существом? Какими чарами похитила ты у меня мою душу?.. Я делаю все, лишь бы быть поближе к тебе. Я умираю от тоски по тебе, я сумасшедший. Я не замечаю, что отдаляюсь от тебя… Ах, обожаемая моя! Я не знаю, что меня ожидает, но если я буду еще долго вдали от тебя, я не выдержу – терпения моего надолго не хватит…”

В то время как Бонапарт переходил от победы к победе, штурмом покоряя мир, торжественно переходил из города в город как освободитель Италии, – его пламенное корсиканское сердце, испытавшее впервые истинную любовь, невыразимо страдало от горькой разлуки с любимой женщиной. Ее образ был неотступно подле него день и ночь, даже грохот поля сражения и победные клики не были в состоянии изгнать его из его мыслей. С образом Жозефины призывал он молодых солдат к победам, для Жозефины выигрывал битвы, для Жозефины завоевывал города и страны, – для нее, все для нее. Любовь к ней и к бессмертной свободе, неразрывно друг с другом связанные, руководили Наполеоном. Но Жозефина – слабая жизнерадостная Жозефина, – была в Париже одна, в огромном соблазнительном Париже. Как доверчива все же была любовь Наполеона!