Текст книги "И дай умереть другим"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

ГРЯЗНОВ

В кабине он спросил:

– Чем можете похвастаться?

– Боюсь, немногим пока, – призналась Севостьянова. – Зубрицкий Николай Николаевич, двадцать девять лет, фельдшер. Принимал участие в боевых действиях в Чечне. Последние два года работал на «скорой помощи». В пьяной драке убил собственного напарника. Протрезвел и убил еще одного, который пытался на него донести. На свободе остались жена и двое детей, девочки девяти и восьми лет… Федоренко Иннокентий Михайлович, тридцать один год, уголовник с приличным стажем – на зонах (естественно, подростковых) сиживал с пятнадцатилетнего возраста. Изнасиловал двух несовершеннолетних. После чего зарезал обеих. Последние восемь лет сидит на героине. Умудрялся доставать его и в тюрьме.

– Это все мы видели в личных делах, – резонно заметил Грязнов.

– Согласно моим исследованиям, сбежавшие заключенные делятся на определенные группы по внешним признакам. Это «квадратные и лохматые», «тощие и вытянутые»…

– Ну что толку-то. По такому принципу можно разделить кого угодно, – протянул Грязнов. – Вот мы с Комиссаровым – «квадратные», Дятел – «вытянутый». Но мы ведь не беглые зеки.

– Верно. В общей психологии есть деление на такие группы. Просто у зеков качества, о которых я сейчас скажу, становятся гипертрофированными. И в первые дни побега вызывают различного рода недомогания. «Квадратные и лохматые» буквально одержимы стремлением непременного контроля над ситуацией, они стремятся взвалить на себя побольше ответственности, даже когда их об этом не просят.

– То есть именно они являются инициаторами побега?

– Вполне возможно, хотя я не об этом. Отрицательные заряды у «квадратных и лохматых» скапливаются в затылке. Они мучаются головной болью. Так что, Вячеслав Иванович, если вас когда-нибудь посадят и вы убежите, то не удивляйтесь, что первое время на воле будет трещать голова.

Грязнов тем не менее слушал совершенно серьезно.

– А как будет со мной, Алина Витальевна? – спросил заинтригованный Дятел.

– Пожалуйста, вы все зовите меня по имени, ладно? «Тощие и вытянутые», Леша, отдают свою грудь под хранилище обид, отчего зачастую даже сгибаются характерным образом. Но если в обычной жизни они еще могут как-то с этим бороться…

– А ну выпрямись, – шутливо прикрикнул на Дятла Грязнов.

– …То в стрессовой ситуации побега они хронически сутулятся, – закончила свой тезис Алина. – Есть еще две группы. «Круглые и лысые» – они тяжелее всего справляются с одиночеством. И как правило, лишаются сна. «Треугольные и с залысинами» пасуют перед трудностями, боятся даже незначительных испытаний – в противном случае маются животом.

– Так что нам это дает, Алина? Вы предлагаете отслеживать, кто какие таблетки покупает в ближайших аптеках? Кто от головы, кто от живота?

– Это, конечно, не слишком умно звучит, но примерно так. Я пытаюсь составить возможный график их реакций в сложившихся обстоятельствах, исходя из индивидуальных особенностей. Любопытно, кстати, как они ладят между собой. У Зубрицкого две дочери, а Федоренко изнасиловал двух девчонок. Они ведь наверняка все друг про друга знают.

Запищал сигнал радиотелефона. Алина включила общий звук.

– Мы нашли одного, – сказал голос Комиссарова. – Ждем вас.

Через двадцать минут они были на месте.

Первое, что увидели Грязнов и Алина, был Комиссаров, сидевший на узеньком берегу внизу крутого обрыва, ведущего с опушки к нервной, вьющейся речушке. Собак оттащили подальше, но все еще не могли утихомирить. Комиссаров был мрачнее тучи.

– Чем дальше в лес, тем толще партизаны, – пробормотал Грязнов.

В десяти метрах от Комиссарова лежал посиневший человек.

– Это Степанцов, – сказал Комиссаров. – Не Федоренко. Не Зубрицкий. Съели?

– Ну вот, Алиночка, – вздохнул Грязнов. – Вы удивлялись, как Федоренко и Зубрицкий сосуществуют вместе? Вот вам и ответ. Никак, потому что один из них остался в сгоревшем автобусе. Вот только кто?

Подбежал возбужденный Дятел:

– Есть анализ группы крови, которую нашли в лесу. Что теперь с ним делать?

– Выбрось, – буркнул Грязнов и полез обратно в кабину вертолета.

ПРИГОВОРЕННЫЙ

Голод не тетка, подумал Рыбак. Тетка бы его накормила и спать уложила, если бы была жива. У тетки когда-то был свой огород – классические шесть соток, – и чего там только не росло!

Из березовой рощи бегом через неубранное ржаное поле он выбрался к цивилизации. «Цивилизация», однако, скрывалась за приличным забором.

Но высокий частокол не мог его смутить. Рыбак легко преодолел препятствие и притаился между фургоном и стеной дома. Большой особняк мог оказаться резиденцией какого-нибудь «нового русского». Хотя вряд ли, не слишком эффектное строение. Что же тогда?

Из фургона тем временем выгружали ящики с бананами. Национальной русской едой. Грузчики не слишком торопились. Проследив маршрут разгрузки, Рыбак совершенно спокойно взял один из ящиков и понес в дом с черного хода. В дальнем конце коридора он заметил нескольких человек в белых халатах. Больница? Уж очень на отшибе. Да какая разница. Вот что делать дальше – это вопрос.

Слева по коридору была душевая. Он нырнул туда вместе с ящиком, который не выпускал из рук. Надо сказать, очень приличная душевая. Аккуратно уложенный кафель был стилизован под серый мрамор. Импортная сантехника пребывала в идеальном состоянии.

В трех кабинках, покряхтывая, мылись пожилые мужчины. Еще две были свободны. Рыбак разделся в раздевалке, повесив свои грязные и мокрые вещи в пустующий шкафчик. И несколько минут оттаивал под мощными потоками горячей воды. Вместе с теплом нахлынули воспоминания.

Это была недолгая иллюзия.

Рыбак заметил, что один из моющихся, высокий и крепкий старик, был примерно одного с ним роста. Рыбак выключил воду и заспешил обратно в раздевалку, пока его не опередили. Довольно быстро он нашел одежду этого старика, кое-как напялил ее на себя, забрал документы Патрушева, снова подхватил ящик с бананами и выскочил в коридор. Нахальный план возник спонтанно.

Как только Рыбак вышел на улицу, водитель фургона прекратил треп и возмущенно уставился на него.

– Сказали, это брак, – не дожидаясь вопроса, объяснил Рыбак и сделал движение, словно хотел загрузить бананы обратно в фургон.

– Чего? Какой брак?! А накладные на что?! – И водила умчался качать права.

Рыбак забросил бананы в кабину и запрыгнул следом. Ключ был в замке зажигания. Главное – не останавливаться. Охранник, прохлаждавшийся возле ворот, вовремя отскочил, и Рыбак просто выбил их. Интересно, подумал он, а выбил бы вместе с охранником или остановился б?

Через несколько минут он был уже далеко и не слышал воплей разъяренного водителя и удивленных возгласов грузчиков. Левой рукой поддерживая руль, правой он вталкивал в себя бананы один за другим, один за другим. Голод не тетка.

Для разнообразия включил приемник. Привычно нашарил в FM-диапазоне «Радио-спорт». Оттуда рявкнул бодрый голос:

«И наконец, не забудьте о самом главном событии дня, которого, я уверен, с нетерпением ожидают миллионы наших соотечественников! О вечернем футболе!!!»

– Черта с два, – сквозь зубы пробормотал Рыбак, и улыбка первый раз за долгое время осветила его сумрачное лицо.

ГРЯЗНОВ

С вертолета передали новые координаты беглеца.

– С территории психушки угнали фургон с фруктами. У одного из пациентов, пока он был в душевой, исчезла одежда. Фургон обнаружили спустя полтора часа, он движется в пригороде Москвы. Это Западное Дегунино. Проще говоря, Речной вокзал… Нет, новая информация, он свернул немного восточнее…

– Что значит – в пригороде?! Что значит – восточнее?! Как это место называется?

– В районе Планерной. Съехал с кольцевой на улицу Свободы… Теперь он на Планерной.

– Уже лучше. Никуда он не денется. По коням! – Грязнов проверил оружие: надежный «макаров» был оснащен обоймой, начиненной ампулами со снотворным. – Никакой самодеятельности! Стреляю только я.

– Секундочку, – попросила Алина. – Психиатрическая лечебница – это же совершенно в противоположном направлении. В этом направлении двигался Степанцов. Но он погиб. А другого беглеца, с автоматом, по описанию похожего на Федоренко видели в семнадцати километрах на северо-восток от места крушения поезда.

– Ну и что, – возразил Дятел. – Взял и повернул обратно. Ходит кругами. Пытается нас запутать.

– Для этого ему нужен моторчик в одном месте. Своим ходом так живо не уйдешь. Вячеслав Иванович, вы от нас ничего не скрываете?

– По коням, – не реагируя, повторил Грязнов, даже не представляя себе, насколько он близок к истине.

ПРИГОВОРЕННЫЙ

Рыбак услышал нарастающий вертолетный шум и ни секунды не сомневался, что он имеет к нему самое непосредственное отношение. Рыбак был уже в Москве и никак не мог для себя решить, хорошо это или плохо. Не было времени на размышления. И на действия-то особенно не было времени. Вертолет так и не появился. Трудно было понять, ведут его уже или нет. Остается лишь надеяться, что преследователи не откроют пальбу посреди оживленного движения.

Рыбак сбавил скорость до семидесяти километров. Проскочив шестнадцатиэтажный дом с вертикальной надписью «Бусиново», Рыбак въехал под мост, развернулся и через эстакаду вкатил на мост, немного затерявшись в общем потоке. Впрочем, он особенно не обольщался. Впереди справа появилось какое-то огороженное поле, не то футбольное, не то… А, да ведь здесь же лошадки водятся…

Рыбак обогнал автобус, резко вывернул вправо и въехал на территорию конефермы. Припарковался на стоянке между двумя грузовиками. В зеркальце бокового обзора увидел, как, бешено сигналя, на трассе показалась «Газель» с шашечками такси и вдруг резко остановилась. Из нее выскочили двое мужчин, как-то суетливо озираясь по сторонам. Один – высокий и худой, другой – коренастый.

Снова слышался вертолетный шум. Коренастый выхватил из кармана телефонную трубку, что-то сказал в нее, а может, послушал и возбужденно затыкал в сторону конефермы. Они оба запрыгнули в «Газель», и та стала разворачиваться в его сторону. Рыбак окончательно удостоверился, что это за ним, и бросился к зданию.

«Конно– спортивный центр Госкомспорта» -было написано возле входа на гранитной доске.

Рыбак вбежал внутрь и, не дав опомниться изумленному вахтеру, перемахнул через турникет, пробежал по коридору, уверенно свернул налево. Когда-то он тут был частый гость. Так, теперь еще раз налево, тут был черный ход во двор… Рыбак остановился, растерянно обводя взглядом чистую стену, выкрашенную ровным зеленым цветом. Слишком много воды утекло, перепланировка…

Что же делать?! Что же делать…

А, есть еще один вариант!

Он метнулся назад, добежал до развилки, взбежал наверх по лестнице, теперь направо, где же тут туалет? Вот он. Ну если и тут стену законопатили…

Слава богу, окно было на месте. И всего-то невысокий второй этаж. Рыбак рванул на себя раму – и уже через десять секунд вставал с земли, отряхивая испачканные руки. Теперь он был отделен от Планерной улицы широким зданием конно-спортивной базы и двумя рядами высокого забора по бокам.

Рыбак метнулся к конюшне.

Первый же человек, которого он там встретил, невысокий дряхлый старичок, в старенькой, застиранной джинсовке и с бельмом на левом глазу, вцепился в него натруженными руками. Рыбак уже хотел ему двинуть локтем, да не успел.

– Тоха, – как ни в чем не бывало сказал дед, – а я для тебя лошадь еще не приготовил. Вроде бы сегодня не твой денек, а? К «Европе» готовишься?

– Семеныч, – едва сдерживая изумление, пробормотал Рыбак. – Семеныч… ты, это… Верно, сегодня не мой денек, но я все же покатаюсь полчасика. «Европа», – тут он выглянул на улицу: там пока было чисто, – ты прав – действительно на носу. Мне бы такую лошадку, чтоб с ветерком…

– Тогда бери Черепашку, не сомневайся. – Семеныч вывел из стойла невзрачный мешок с костями.

Но Рыбак знал, что в лошадином вопросе внешность часто обманчива.

Семеныч взял откуда-то седло, ласково погладил его и пристроил на Черепашку. Рыбак подумал, что он гладил седло так, как другой трепал бы щечку юной барышни, наслаждаясь нежностью кожи.

Ему вдруг почудилась шумящая и болеющая публика за изгородью, респектабельные распорядители соревнований, вразвалку передвигающиеся кривоногие жокеи в разноцветных камзолах, разгоряченные лошади, звяканье подков, изредка ударяющихся друг о друга…

Снова раздался вертолетный шум.

Рыбак встряхнул головой и сбросил с себя оцепенение. Единственной реальностью была скорость, которую неумолимо развивала Черепашка.

Вот она преодолела полутораметровый забор.

Лошадь коротко вскинула задом и крутанула посреди скачка. Рыбак вылетел из седла и снова опустился в него лишь по чистой случайности.

Почва под ногами для скачек была прекрасная – сухая и упругая глина, усыпанная хвоей. А вот для колес это было хуже, и слава богу, потому что откуда-то сзади вдруг вынырнула «Газель» и ринулась в погоню.

Рыбак постарался пустить Черепашку поближе к деревьям и увидел: придется преодолеть еще одно препятствие.

Канава была весьма серьезная, как в глубину, так и в ширину. Его лошадь взяла препятствие легко и играючи, выиграв у преследователей еще полкорпуса. Он вдруг понял, что недавний полусон-полубред, случившийся во время аварии, стал явью. Всадник дышал конским потом и сыростью вечерней хвои – сосновый бор соседствовал всей линии скачек. Но «Газель» как будто стала доставать его слева. Рыбак понял, что представляет собой слишком крупную мишень. Он сдавил бока своей лошади, еще выше привстал в стременах и тревожно оглянулся: долго с автомобилем тягаться было невозможно. Лесной массив заканчивался, и впереди плотной чередой шли маленькие, ветхие одноэтажные частные домики. Впрочем, кое-где среди них попадались вывески: «Ремонт обуви» или «Прием стеклотары».

На лошади от «Газели», подумал Рыбак. На Черепашке…

«Газель» почти догнала его, но сильно отклонилась вправо и теперь, развивая огромную скорость, пыталась срезать угол. Рыбак в два прыжка пустил лошадь галопом и в ту же секунду увидел боковым зрением, как из машины высунулся человек с пистолетом, который сжимал обеими руками.

Рыбак подумал, что живет, вероятно, последние минуты. Что ж, лучше так, чем… Лучше в движении… Он взял лошадь в шенкеля и сделал усилие, которое передалось лошади, и они влетели в полутораметровый проулок между домишками.

«Газель» въехала следом, но оказалась шире этого пространства. Грязнов успел нажать на спуск, но за долю секунды до этого «Газель» снесла груду кирпичей с углов двух домиков, которые обвалила себе на капот.

В момент выстрела и удара в салоне все перемешалось. Дятла ударило о руль, Алину опрокинуло, Грязнова развернуло на сто восемьдесят градусов, а Комиссаров остался на месте, но именно он-то непостижимым образом и получил приличную долю нейтрализатора, законно предназначавшегося беглецу.

«Газель» стала намертво. Двери были заклинены стенами проулка.

Грязнов, осторожно подняв свалившуюся на пол Алину, глянул вслед удаляющемуся всаднику, потом – на отрубившегося Комиссарова, на вытирающего кровь со лба Дятла. И засмеялся.

РЫБАК

Вялое вечернее солнце на отлете освещало замедлившийся бег Черепашки. Миновав частный сектор, Рыбак представил себе, что доскакал до финишного столба и под воображаемые аплодисменты несуществующей публики остановил лошадь и спрыгнул на землю. Благодарно похлопал Черепашку по разгоряченной шее.

– Спасибо тебе. Никогда не думал, что меня спасет пресмыкающееся. Только вот что теперь с тобой делать?

Тут подошел лысоватый пожилой мужчина. Его за руку держал веснушчатый и рыжий пацан с неестественно длинной шеей.

– Хочу-хочу-хочу-хочу-хочу-хочу! – не переставая, верещал он.

– Сколько стоит покатать ребенка? – спросил мужчина. – Вот этого юного фаната парнокопытных?

– Да! – начальственно пискнул длинношеий пацан. – Сколько стоит меня покатать?

– Даром, – ответил Рыбак и сунул им в руки поводья. – Умеете? Только отведите потом ее в конюшни, на базу, тут рядом, на Планерной, знаете?

Спустя полминуты Рыбак выскочил на дорогу и остановил первую же машину:

– Какое метро ближайшее?

ГРЯЗНОВ

Они все еще стояли перед «Газелью», сделавшейся теперь стационарной штаб-квартирой, и почему-то не заходили вовнутрь. Ездить сама машина не могла, и с помощью эвакуатора ее собирались отогнать на подземную муровскую стоянку. Но пока еще средства спецсвязи из машины не изъяли, и Грязнов со товарищи вынуждены были ждать рядом.

Алина вытащила из кармана раздавленный в лепешку во время аварии сотовый телефон. Внимательно исследовала степень повреждения и с некоторым даже удовлетворением запустила им в стену ближайшего дома.

Комиссаров в хвост и в гриву разносил Дятла, сидевшего во время погони за рулем и сплющившего передок машины в блин. Алина поморщилась.

– Мат имеет терапевтическое значение, – вполголоса заметил Грязнов. – Вы как специалист в области человеческих душ должны бы это знать.

– Человек пережил стресс, – возразила Алина Витальевна. – Дайте ему прийти в себя.

– Какой стресс?! – возмутился Комиссаров. – Этот пацан – наемник, деточка. Он завалил больше людей, чем вы на похоронах видели! Дубина стоеросовая! – он снова набросился на молодого напарника. – Сколько раз предупреждал: не входить в комнату, пока не проверил, что там нет другого выхода! – И, не сдержавшись, Комиссаров закатил Дятлу оплеуху.

Оплеуха, однако, не вышла, поскольку Дятел успел перехватить руку, дернуть ее на себя, подсечь Комиссарову опорную ногу и нанести ответный удар. Через несколько секунд они уже колотили друг друга так, что поднялось небольшое облачко пыли. Самое странное, что, несмотря на удары чудовищной силы, на противниках не было и малейших следов крови.

Грязнов и Севостьянова сперва открыли рты, затем закрыли их и тоже вошли во вкус. Но по-своему. Грязнов сказал:

– Ставлю десятку на Федю. Как пить дать сделает этого парня.

– Ставлю двадцатку на Лешу, – возразила профессиональный психолог. – Он моложе, и если продержится ближайшие пять минут, то победит.

Это не было похоже на серьезную злую драку, скорее – на спарринг. Но поблажек друг другу бойцы не давали и действовали абсолютно серьезно.

Вот Комиссаров сделал короткое обманное движение левой рукой, но Дятел успел среагировать, понял, что его ожидает атака справа, и пошел впротивоход, но нарвался на левый кулак, врезавшийся ему под вздох. И рухнул на колени, успев получить еще одну затрещину – сверху и по диагонали – в челюсть.

Падая окончательно, он подцепил Комиссарова за левую голень, другой рукой врезал ему по правому колену и еще двумя косыми ударами в печень, проведенными с интервалом меньше чем в секунду, отбросил на пару метров.

Тут же они оба вскочили на ноги, и Комиссаров, кружась вокруг более молодого напарника и два раза подряд доставая его в голову, поучительно приговаривал:

– Держи дистанцию, мерзавец, кому говорю, дистанцию держи!

Тут из «Газели» раздался писк, и Алина Витальевна устремилась вовнутрь. А через минуту выглянула с несколько обескураженным видом:

– Целых три сообщения. Во-первых, спецназовцы лошадь нашли. Спрашивают, что с ней делать. Наверное, думали, что мы будем ее допрашивать. Во-вторых, дважды, на станциях метро «Речной вокзал» и «Парк культуры», бдительные постовые задержали подозрительных, как им показалось, субъектов в коротких штанах. Описание субъекта полностью совпало. В обоих случаях субъект вырвался, запрыгнул у постовых перед носом в поезд – и был таков. И наконец, в-третьих. В лесу, в километре от места крушения локомотива, на дереве нашли наручники и цепи, судя по номерам, принадлежавшие зеку, которого мы не брали в расчет и считали погибшим.

Драчуны, и старый и молодой, как по команде опустили руки и посмотрели на своего шефа.

– Только не говорите, что это Рыбак, – попросил Алину Грязнов.

Севостьянова вытаращила глаза и призналась:

– Описания подозрительного субъекта, которые дали постовые в метро, полностью совпали с внешностью Антона Рыбака…

Грязнов сплюнул с досады и вытащил сигареты.

– Ну это ладно. А как мы смотрелись? – едва ли не хором спросили драчуны, переводя дух.

– Хуки и апперкоты были что надо.

– Крюки – тоже. Холифилд с Тайсоном просто отдыхали, – продемонстрировала знание предмета Алина Витальевна. – А как вы догадались насчет Рыбака?

Комиссаров отправился к криминалистам за результатами экспертизы, а остальные залезли в машину. Самое время было выпить что-нибудь согревающее.

– Я не догадался, – сказал Грязнов. – Я просто хотел, чтобы это был не он.

– Чем же он так плох?

– Напротив, он слишком хорош. Разве вы о нем никогда не слыхали?

– Увы.

– Это… знаменитый спортсмен. Пятиборец. Олимпийский чемпион Сеула. Многократный чемпион мира и всего, чего можно. А потом – крупный спортивный функционер. До ареста и суда – президент футбольного клуба «Буревестник».

Алина по– детски округлила глаза.

– А почему вы раньше об этом не говорили, Вячеслав Иванович?

– А зачем? – Грязнов затушил сигарету, сделав всего пару затяжек. – Один из спортивных кумиров восьмидесятых. Грустно это как-то. Я думал, что, может, он остался в автобусе. Хотя, когда узнал, что Рыбак был одним из пяти зеков, двое из которых сбежали… Кстати, еще нужно выяснить, каким это образом были нарушены законы арифметики и три плюс три получилось пять. Мы же точно знаем, что арестантов было пятеро. Очень трудно предположить, что Рыбак, освободившись от сковывающего железа, умчался в лес, забросил его на дерево, а затем вернулся и запрыгнул в догоравший автомобиль. Значит, в арестантском автобусе был кто-то еще. Надо выяснить это у Чичибабина.

– Как странно… – сказала Алина Витальевна. – Знаменитый спортсмен, удачливый бизнесмен, приговорен к пожизненному заключению. Убил свою жену.

– Чего в жизни не бывает, – философски протянул Леша Дятел.

– У нас тут команда стопроцентных холостяков, так что понять все эти тонкости семейной жизни, конечно, сложно. Но дело не в этом, а в его спортивном прошлом, – сказал Грязнов.

– То есть?

– Еще раз повторяю, он был пятиборец.

– Пятиборье – это что-то из легкой атлетики?

– Не совсем. В легкой атлетике есть десятиборье. А в пятиборье из нее – только бег. Остальные виды – плавание, стрельба, фехтование и конкур, верховая езда, в общем.

На некоторое время воцарилось молчание. Члены группы переваривали сказанное. Наконец у Севостьяновой в глазах появился блеск, а на лице явственно проступило изумление:

– Боже мой! Да ведь это же…

– Бег, плавание, лошади – это все те способы, какими он от нас уходил.

– Единственное утешение – что мы проиграли олимпийскому чемпиону, – сознался Дятел.

– Остались еще фехтование и стрельба, – мрачно напомнил Грязнов.

Остальные содрогнулись. И полезли в уже ставшую привычной «Газель» – отдыхать.

– Стоп! – воскликнул Грязнов, – принимая от Севостьяновой очередную чашку кофе. – На каких станциях видели подозрительного типа? На «Речном вокзале» – это ближайшая к тому месту, где мы его упустили. И на «Парке культуры»? Какой был между этим интервал?

– Около получаса.

– А «Парк культуры» – радиальная?

– Да.

– Я знаю, куда двигался Рыбак. На станцию «Спортивная». В Лужники. Он поехал на футбол.

– Куда?! – не поверила Алина.

Дятел благоразумно промолчал.

– Сегодня важный футбольный матч, – терпеливо, как ребенку, объяснил Грязнов. – Наши играют с немцами. А «Буревестник» – это же любимое детище Рыбака.

– Ну и что?! Значит, по-вашему, зек, чудом вырвавшийся на волю, побежит смотреть, как два десятка идиотов пинают мяч?!

Теперь уже промолчал Грязнов, зато высказался Дятел:

– Не двадцать, а двадцать два. Просто женщина этого не поймет.

– Кроме того, в Лужниках будет тысяч пятьдесят народу, не меньше. Искать его на трибунах – все равно что иголку в сене. Нужно немедленно послать туда наш спецназ, кроме того, оповестить лужниковские службы безопасности, размножить фото Рыбака, чтобы на каждом контроле его пасли. А сколько до начала матча? – спохватился Грязнов.

– Полчаса. Успеем ли?

– Размножить фото, пригнать спецназ, взять под контроль все входы.

– По крайней мере, сделаем еще одну попытку.

Алина с сомнением покачала головой и сказала:

– Ладно, мне нужно позвонить.

Сделав свой звонок, она присоединилась к начальству. Начальство, то есть Грязнов, разговаривал с кем-то из администрации в кабинете на первом этаже конно-спортивной базы. Немолодой нервный мужчина с длинным красноватым лицом бегал перед своим столом взад-вперед и старался не смотреть в глаза Грязнову. Который сидел перед ним и пил свой вечный кофе.

– Ну так что теперь? Арестуете вы его теперь, что ли? Когда какие-нибудь гангстеры грабят банк, вы потом обвиняете кассира? – справедливо возмутился нервный хозяин кабинета.

– Да мне вообще-то без разницы, – согласился Грязнов. – Но зачем же вы держите его на работе? Сами ведь сказали, угнали ценную скаковую лошадь. Сколько она может стоить?

– Тысяч пятьдесят, не меньше, – сказал нервный.

– Вот видите. – Заметив недоумение Алины, Грязнов объяснил ситуацию: – Тутошний сторож любезно предоставил нашему беглецу лошадь и даже оседлал ее, совершенно добровольно, представляете?… Да просто выжил старик из ума.

– Да неправда, неправда! – запротестовал нервный. – Семеныч работал служителем на ипподроме и у нас всю свою жизнь. Нет в России такого чемпиона, которого бы он не обслуживал. И Рыбака, естественно. Жена у деда умерла, дети-внуки за границей, так что он у нас почти на пансионе, даже ночует часто. А зарплата маленькая – так ему уже никаких денег особо и не надо. Лошади – это вся его жизнь. Просто у него глубокий склероз. Вот ему и показалось, что Рыбак – действующий спортсмен.

– У него склероз, а у вас – маразм, – проворчал Грязнов. – Пошли отсюда. Ищите теперь сами свои четвероногие пятьдесят тысяч баксов.

В эту секунду зазвонил телефон. Нервный взял трубку и через пару секунд жестом попросил Грязнова и Алину задержаться:

– Все в порядке. Лошадь вернулась!

– Неужели сама пришла? – удивилась Алина. – Как собака?

– Нет, мне сказали, что на ней приехал какой-то рыжий шкет. С дедушкой. Желаете посмотреть?

Алина и Грязнов растерянно уставились друг на друга, и наконец Вячеслав заметил:

– Не думаю, чтобы он успел так сильно измениться.