Текст книги "Гейша"
Автор книги: Фридрих Незнанский
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Не удержавшись, я нажал ручку и хотел приоткрыть дверь, но она неожиданно оказалась запертой на ключ. Пройдя по длинному белому коридору, украшенному всего одной, зато красивой и, наверное, безумно дорогой напольной лампой, я очутился в кухне, немного тесноватой из-за массивного гарнитура со множеством шкафов и шкафиков.
– Присаживайтесь, – кивнула Алла. – Хотите что-нибудь к кофе? Каплю ликера, коньяк?
– Нет, еще слишком рано.
– А для меня сейчас поздний вечер, – сказала она, позванивая кубиками льда в своем бокале, где явно была не минералка.
– Вы одна живете?
– Да.
Я немного удивился. Часто вы запираете двери комнат на ключ, если живете в одиночестве? Я такого еще ни у кого не видел. Невольно вспомнилась страшная комната Синей Бороды. Что она там прячет? Тела убитых мужей?
Отвернувшись от меня, глядя в окно, Алла стала рассказывать:
– Лена была не просто моей пациенткой. Некоторое время мы с ней дружили. Она тогда только приехала в Москву из своего городка и была неотесанной, очень провинциальной девочкой, но с большими амбициями. Нас познакомили… Не помню, кажется, у кого-то на даче. Да, именно на даче. Была вечеринка, очень много молодежи… Мальчики, девочки… Все очень юные, студенческая компания. Лена приехала на машине. Хозяйка дачи, тоже очень юная особа, пошла ее встречать к воротам, и мы услышали их разговор… За рулем машины сидел мужчина с бородкой, немолодой, лет около пятидесяти, и вот мы слышим, как хозяйка дачи восклицает с плохо сдерживаемым негодованием: «Зачем ты приехала с папой?!» Я не помню дословно, этот вопрос она задала или другой, но смысл тот же. Я запомнила ответ Лены, очень гордый, даже вызывающий: «Это мой любовник». Так она и сказала. Можно сказать, что все ее однокашники уронили челюсти… Потом часто видела ее с разными людьми, по большей части богатыми.
– То есть, – перебил ее я, – она превратилась в проститутку?
Алла как-то очень загадочно и многозначительно улыбнулась, повела плечом и вдруг, подняв длинные ресницы, посмотрела на меня. Ее взгляд был прямым, откровенным, я бы даже сказал, дерзким.
– Нет, конечно. Это совсем по-другому называется. Лена слишком умна и образованна, чтобы назвать ее банальной проституткой. Мужчина с такой получает намного больше, чем сексуальное удовлетворение.
– Что вы имеете в виду?
– «Таис Афинскую» читали?
– Когда-то в детстве…
– Лена как раз такая. Это не каждой доступно. Это высокая проба. Гетера. Гейша. Ею нельзя стать, ею надо родиться. Понимаете?
Глаза Аллы как-то странно поблескивали, пока она говорила. Я чувствовал, что это не просто слова…
Минут через двадцать я стал клевать носом. Даже кофе не помог. Алла заметила, что я ее почти не слушаю, перебила сама себя:
– Можете прилечь отдохнуть, если хотите.
Я забормотал, что, мол, неудобно ее стеснять, лучше я пойду, на улице взбодрюсь.
– Куда же вы в таком виде? Вам и за руль садиться сейчас опасно. Идемте, я вас устрою в комнате, вы там спокойно часок поспите.
«Не в той ли самой комнате, что заперта на ключ?» – мелькнула у меня мысль.
Нет, оказалось, не в той. Алла отвела меня в небольшую комнату, дверь которой выходила в коридор напротив кухни. Она служила чем-то вроде кабинета: у окна письменный стол, по стенам – книжные шкафы. Окно было зашторено, уютная прохладная полутьма убаюкивала.
– Нет, я в самом деле вам не помешаю?
– В самом деле. Ложитесь и отдыхайте. Когда вас разбудить?
Я посмотрел на часы:
– Неплохо бы часика через полтора.
– Отлично, я вас разбужу. Пока!
Она закрыла дверь. Я бросил пиджак на спинку стула, стащил с себя брюки, рубашку… Испытывая неземное блаженство, растянулся на широкой тахте, стоящей в простенке между двумя книжными шкафами, укрылся пледом, пристроил под голову вышитую букетами диванную подушку, закрыл глаза и моментально уснул…
– Иди, иди, не оглядывайся! – строго сказал контролер, ведущий Лену по гулким коридорам Бутырской тюрьмы.
«Как же не оглядываться?» – думала про себя Лена, глядя под ноги, где с монотонностью маятника чередовались железные решетчатые ступени лестниц и выложенные старинным пожелтевшим кафелем пролеты этажей. Прежде подобные мрачные места ей приходилось видеть лишь по телевизору, в передачах на криминальные темы. Стены, выкрашенные некогда масляной краской в тухлый болотный цвет, давным-давно потрескались, и между осыпавшимися кусками краски и штукатурки то тут, то там вылезала сизая плесень.
«Сырость и духота – первые мерзости, с которыми сталкивается новичок – заключенный», – машинально всплыла у Лены в памяти почерпнутая некогда в какой-то книжке информация. В стенах зияют грубо крашенные провалы железных дверей. Все этажи просматриваются охранниками с любого лестничного пролета. В полу дыры, то есть не дыры, а пол попросту отсутствует, а от стены к стене перекинуты пролеты. «Словно мосты в Венеции», – ни к селу ни к городу подумалось Лене. А еще между этажами натянута крупная сетка-рабица, так что если даже захочет какой-нибудь зек броситься вниз и избавиться от всех проблем одним махом, то все равно ничего не получится…
– Стоять! – произнес контролер. – К стене.
Примерно полминуты Лена созерцала крашеную стену, пока контролер гремел ключами, открывая дверь в камеру.
– Заходи!
И она зашла.
Дверь захлопнулась за спиной у Лены. Она вновь услышала скрежет ключей, проворачиваемых в замке, и одновременно почувствовала мощную, как удар по носу, удушающую волну вони, горячих испарений разомлевших от жары человеческих тел. Она была настолько сильной, что чуть не сшибла Лену с ног.
Лена машинально сделала шаг назад. Но за ней была только железная дверь.
Несколько десятков глаз уставились на Лену с любопытством.
– Здравствуйте! – машинально произнесла Лена, борясь с захлебывающимся дыханием. Густой, как разведенный алебастр, запах камеры заполнил ее дыхательные пути. Казалось, еще немного, и она просто-напросто задохнется…
На ее «здравствуйте» не ответил никто.
Большинство обитателей камеры сразу же потеряли к ней интерес и вернулись к своим занятиям. Лена огляделась и попыталась сориентироваться в новом месте. «Это, пожалуй, будет нелегко», – был первый вывод, что пришел ей в голову. Людей здесь было чересчур много для такого скромного места. Двухъярусные нары чуть ли не прогибались от обилия восседавших и возлежавших на них женщин всех возрастов и комплекций. Под потолком были протянуты веревки, на которых сушилось неприглядного вида застиранное белье, тряпки, полотенца и прочие атрибуты женского быта. Примерно в таком духе в кино принято изображать беднейшие кварталы в каком-нибудь приморском итальянском городишке. Недаром Лене уже приходило на ум сравнение с Венецией. Несмотря на все разнообразие женских лиц, в их внешнем виде было нечто общее, какая-то отечность, что ли, Лена не успела сообразить. Вообще соображать что-либо в этом удушливом мареве не очень-то получалось. Кружилась голова, хотелось скорее сесть, забиться в угол, закрыть глаза, никого и ничего не видеть.
– Эй, худосочная, чего стоишь-качаешься, падай куда-нибудь, а то так и останешься висеть, где поставили! – дружелюбно заявила сидящая поблизости полноватая молодуха в грязной полосатой футболке, и пара ее соседок ехидно хохотнули. Лена оглядела нары, кроме позвавшей ее девушки здесь сидели еще двое, на вид примерно одного возраста, лет двадцати пяти. Они чуть подвинулись, и она села на освободившийся краешек. Сверху свешивались нечистые ноги и любопытные физиономии тех, кто обитал на втором ярусе.
– Слушай, Марго! Нам тут самим уже места нет, а ты еще всяких приваживаешь, – немедленно возмутилась тощая, остроносая соседка.
– Да ты, Зойка, не волнуйся так. Не видишь, что ли, девушка стройная, худенькая, много места не займет. А тебя скоро переведут куда следует. Вот место и освободится. Тогда нам тесно и не будет. Тебе, Зоя, постоять лишний раз не вредно будет, а то лежишь целыми днями, скоро пролежни на боках появятся. – Та, которую соседки называли Марго, явно решила показать, кто здесь хозяин, и, раз так, она своих решений не меняет. – Я по лицу вижу, она человек хороший. Пусть подсаживается, будет о чем поговорить.
– Спасибо за гостеприимство, – вежливо сказала Лена
– Ладно, приземляйся, все мы тут гости, – сказала Марго.
– Ага, в гостях у сказки, – продолжила та же соседка – тощая Зойка, остроносая пигалица с волосами странного серовато-бурого цвета. Остальные опять ухмыльнулись, но уже довольно вяло.
– Любишь ты понудить, – беззлобно укоряла ее Марго, – от твоего занудства тоска берет. Ну попал человек в камеру, жизнь на этом не заканчивается, здесь тоже жить можно, если с умом да с осторожностью. А кто считает, что его несправедливо обидели, так ее, справедливости, нигде нету, ни здесь, ни на воле.
Марго печально вздохнула.
– Ну ты, Марго, у нас всегда права, не знаю только, как такая умная сюда попала, – забурчала Зойка и, заерзав, отодвинулась вглубь.
– Одного ума тоже мало, – продолжала рассуждать Марго, – еще удача должна быть. Я вот смотрю, новенькая тоже на дуру вроде не похожа, такие и в школе в отличниках ходят, и в институтах потом учатся, а вот, глядишь, тоже здесь как-то оказалась. Хотя высшее образование само по себе тоже еще не признак ума, – поразмыслив, заключила она.
– Сейчас это образование никому на фиг не нужно, у нас полрынка продавцов с этим образованием было, даже кандидаты всяких наук и доценты попадались, – подхватила круглолицая татарка с растрепанными рыжими волосами, вся усеянная веснушками, – да вот что-то на хлеб себе не могли заработать ничем, кроме как торговлей…
– Ну, это ты зря… – возразила Марго.
Лена слушала все эти разговоры вполуха. Ее пока что мало волновало происходящее. Не то чтобы она растерялась или испугалась, просто ей казалось, что все это происходит не с ней или не на самом деле. Ее память все еще прокручивала в голове ужасные события минувшей ночи, и она старалась припомнить хоть какие-то детали, способные прояснить происшедшее. Но, как назло, ничего подозрительного так и не удавалось вспомнить. Убийца пробрался к спящему совершенно бесшумно. Вообще-то, обычно сон у Лены достаточно чуткий, и, если бы в соседней комнате появился кто-то посторонний, она бы наверняка проснулась. Ее женское чутье всегда было заодно с ее ангелом-хранителем. Но вчера за ужином они с Суриком выпили по паре бокалов красного португальского вина, и сон ее был крепче обычного. Сурик вообще любил пропустить стаканчик-другой, как он говорил, «доброго винца» перед обедом. Он объяснял это невероятной пользой перебродившего виноградного сока для здоровья вообще и для сердечно-сосудистой системы в частности. Не говоря уже просто о хорошем настроении. Сурен часто повторял, что уважающему себя мужчине в его возрасте нужно особенно следить за своей физической формой. Аргументами служили и восточные традиции кавказских долгожителей, и рекомендации французских ученых-диетологов, которые он черпал из разных книжек. Вообще, у него был просто пунктик на этом. Иногда Лене казалось, что и их отношения он в большой степени относит к разряду поддержания физической формы. Скорее всего, так оно и было… В домашнем баре Сурика всегда хранилось не менее десятка бутылок первоклассных европейских и крымских вин. Некоторые из них были подарены благодарными подчиненными, некоторые привезены друзьями из заграничных поездок, кое-что Сурен покупал сам. Практически каждый, кто имел деловые или служебные отношения с Суриком, прознав о его страсти к тонким винам, норовил задобрить его от себя лично бутылочкой изысканного вина. Лене понравились многие вина из тех, что ей пришлось попробовать за время их знакомства, но в душе она все же отдавала предпочтение более крепким напиткам. Куда как лучше опрокинуть стопарик-другой хорошей водки или, если уж тянет к чему-то необычному, текилы или виски. Как человек, уверенный в своих желаниях, она предпочитала быстрый результат. Ей проще было выпить пару рюмок хорошего коньяку, чтобы сразу почувствовать себя хмельной и раскованной. Сурен же, в силу возраста и восточной любви к церемониям, все время норовил растянуть удовольствие, посмаковать, цокая языком, стараясь уловить все нюансы изысканного винного букета. Нельзя сказать, чтобы Лена была совсем равнодушна к совместным дегустациям, но положа руку на сердце она далеко не всегда обнаруживала все те вкусовые градации, которыми так восхищался Сурен. Вообще, она подозревала, что и он ничего особенного в винах не обнаруживает, а хобби это у него так, для публики больше. Но чтобы не обижать старичка (как ласково она иногда про себя его называла), Лена азартно ему подыгрывала. Она частенько придумывала свои вкусовые и обонятельные ощущения и красочно ему их расписывала. Сурик радовался, как ребенок, и однажды пообещал устроить «своей девочке, с таким утонченным вкусом» ванную из шампанского. «Будешь у меня как Клеопатра», – с акцентом выкрикивал ее хмельной любовник, выплескивая ей на грудь капли дорогого вина и тут же сцеловывая их губами. Лена тогда очень смеялась и убеждала Сурика, что во времена Клеопатры никакого шампанского еще в помине не было. Сейчас, вспоминая все это, она подумала, что, может быть, все, что случилось сегодня ночью, это только сон, и она еще спит, и нужно просто проснуться – и она снова окажется дома в своей комнате или рядом с мирно посапывающим Суриком, живым и невредимым…
– Смотри на нее – сидит как оцепенелая, не спи, замерзнешь, – услышала Лена знакомый голос совсем рядом. И хотя глаза ее были открыты, она ничего не видела вокруг.
– Вставай, а то обед проворонишь, – ее несильно толкнула в бок девушка в полосатой майке. Голос соседки словно вывел ее из оцепенения, и она снова увидела, что сидит на краю лавки, именуемой нарами, застеленной казенными, свалявшимися одеялами. Она заметила, что ее соседки радостно оживились, стали доставать алюминиевые миски и ложки. С верхних полок неуклюже сползали обитатели «галерки», гремя посудой. Все устремились к открывшемуся окошку в двери, где тюремные служащие начали выдавать еду. Самые шустрые бабенки уже получали свои порции дымящейся баланды.
– Что там у нас сегодня на заправку? Клади больше, не жадничай! – деловито покрикивали они в окошко, протягивая руки с мисками и кружками. У самого окошка происходила активная возня. Кто-то ссорился из-за места в очереди.
В центре камеры стоял длинный деревянный стол, сваренный из железных уголков и металлических листов. Женщины торопливо рассаживались на длинных лавках, и свободные места почти все уже были заняты. У некоторых были свои дополнения к скудному тюремному меню. Компания из трех зрелых женщин разложила пожухлый зеленый лук с пожелтевшими головками, чеснок и даже несколько мятых помидоров. Те, кому не досталось мест за столом, с мисками в руках взбирались на нары. Некоторые дожидались, когда поедят первые, другие начинали есть стоя, остальные устраивались прямо на полу. Было видно, что обеденный перерыв – радостное событие в тусклой жизни обитателей камеры. Женское сборище гудело, как улей.
– Новенькая? Бери посуду! Подходи, подходи, не задерживайся, не толпись, бабоньки, всем хватит! – выкрикивала из-за двери раздатчица, разгоняя половником густые клубы пара над огромными алюминиевыми кастрюлями.
Лена получила весь полагающийся паек и вернулась на свое место.
Ее соседки уже доедали свои порции, их лица раскраснелись, и вид они имели вполне довольный.
– Когда я в Крестах сидела, нам уху тоже пару раз давали, но рыбы в ней днем с огнем не отыскать было, – рассказывала сероволосая тощая Зойка. – Но тоже ничего, вкусная была. Перца не жалели, а с ним все вкусней раз в десять.
– Какая там рыба, когда они эту уху из старых консервов делают. Она пока варится, там вся рыба раствориться успеет. А перца много сыпят, когда из протухших продуктов готовят, перец-то, он все остальное собой забивает, – пояснила умная Марго. Она уже все доела и, вальяжно раскинувшись, отдыхала, обмахиваясь невесть откуда здесь взявшейся тонкой брошюркой «Конституции СССР». – То ли дело у нас, на Волге, уху варят. Из осетра свежего, только что выловленного, да на костре. Там от одного запаха, пока варится, опьянеть можно…
– А я вообще раньше уху терпеть не могла, – заметила веснушчатая широколицая татарка в растянутой грязно-розовой майке, сидящая поблизости на противоположных нарах, – сама не ела и мужику своему не готовила. А здесь вот ем – и ничего, еще вкусно кажется.
Голова у Лены все еще кружилась от духоты, она сидела с казенной алюминиевой миской в руках, и тошнота подступала к горлу. Серовато-желтоватая бурда с резким болотным запахом никак не походила на то, что обычно называется «ухой». Есть совсем не хотелось. Было очень жарко, к душным испарениям сгрудившихся человеческих тел примешался отвратительный запах тюремной пищи. Во рту пересохло, и очень хотелось пить. Она уже выпила свою кружку бледного чая, но пить все равно снова хотелось.
– А ты чего сидишь, не ешь? – обратилась к ней Зойка.
– Да вот думаю, как эту бурду есть можно, когда на нее даже смотреть противно, – ответила Лена.
– Жри чего дают, другого не будет! Небось привыкла по ресторанам шляться, шалава, – прошипела какая-то невидимая соседка сверху.
– Ты что думала, что тебя здесь, как у любимой бабушки, разносолами кормить будут? – поинтересовалась Марго, вытирая свою ложку страницей, вырванной из конституции, и пряча ее под подушку.
– Если не будешь, мне отдай, я бы еще рубанула, – сообщила Зойка, вытирая губы кусочком черного хлеба.
– Вот обжора, сколько ни съест – все ей мало, – укоризненно заметила Марго, и соседки засмеялись. – И куда только все девается – ни мяса, ни жиру, один перевод продуктов. А ты не зевай, – добавила она, уже обращаясь к Лене, – ешь, пока есть что, а то здесь сидеть и еще не жрать – быстро ноги протянешь.
– Я, наверное, не хочу есть. Жарко очень, пить хочется.
– Ну раз не хочешь, тогда отдай Зойке, у нее солитер внутри сидит. Вообще, ты еще первый день с воли, поэтому можешь и поголодать. А пить я, так и быть, тебе сейчас дам. У меня тут свои запасы имеются. – Марго ловко извлекла из-под нар пластиковую бутылку из-под колы. – Подставляй стакан, это – кипяченая вода с вареньем, пей, и давай знакомиться.
– Меня Лена зовут, – представилась Лена, наслаждаясь подслащенной водой, – очень вкусно.
– А я Маргарита, можно просто Марго, это Зойка, это Римма, – указала она на усыпанную веснушками татарку. – Тут напротив Шурок с Надюхой. С остальными потом познакомишься. Мы тут вместе уже третий месяц, друг друга не обижаем и другим не даем. Раз уж ты здесь с нами оказалась, то живи по общим правилам, и тебе и всем лучше будет.
– Если бы еще вчера кто-нибудь сказал мне, что сегодня меня угораздит оказаться в следственном изоляторе, да еще по подозрению в убийстве, я бы в лучшем случае подумала, что человек большой шутник, а в худшем – что у него с головой проблемы, – горько усмехнулась Лена. – Знала бы заранее, сухарей бы, что ли, насушила.
– Лучше бы ты пачку сигарет припасла, а лучше целый блок, здесь табак – та же валюта, – посетовала Марго.
– От сумы да от тюрьмы, как говорится…
– Никто сюда не собирается.
Марго явно благоволила к Лене, и та, хоть и не подавала вида, в глубине души была этому очень рада. Внешне Марго совсем не казалась похожей на уголовницу. Было видно, что в прежней жизни она привыкла следить за собой и продолжала делать это и здесь, автоматически. Ее гладкие каштановые волосы были аккуратно причесаны и даже немного отливали неярким блеском. Хотя темные корни уже отросли, все же было заметно, что когда-то ее волосы были окрашены какой-то дорогой краской. Конечно, некоторая отечность и россыпь мелких язвочек на коже роднили ее с остальными. Что поделаешь, это следствие неизбежной, так называемой «бутырской болезни», связанной с постоянным недостатком кислорода и стрессовым состоянием. Но все язвочки были аккуратно помазаны зеленкой. Одежда на ней была довольно чистой, даже ногти на руках выглядели вполне ухоженными. Вот и сейчас, после обеда, она достала маленькую пластмассовую пилочку и, не афишируя своего занятия, безмятежно полировала ногти. Может быть, Марго и собиралась оказать ей свое покровительство, но Лена не чувствовала в этом никакой угрозы для своей независимости. Более того, Марго показалась ей симпатичной в человеческом плане, а своему чутью на людей Лена доверяла. Ничего плохого, если кто-то поможет ей адаптироваться в новых страшных условиях жизни, в которых так неожиданно пришлось оказаться. Ведь неизвестно, сколько времени ей придется здесь находиться, пока следствие обнаружит улики и разберется, что совсем не Лена убийца Сурика. А в том, что улики будут найдены, она не сомневалась. То, что ее подозревают и упрятали сюда, конечно, возмутительное заблуждение, но как будущий юрист она даже в чем-то могла понять тех, кто ее заподозрил. Никого, кроме нее, рядом с Суриком в эту ночь не было, пистолет в комнате. Но то, что эта чудовищная несправедливость рано или поздно не будет разрешена по справедливости, она даже не могла себе представить. Поэтому, пока следствие не выйдет на след настоящих киллеров, Лене придется ждать здесь, и ей нужно научиться выживать среди этого ада…
Вернувшись домой с ночного дежурства, Петя Трофимов первым делом принял душ и сразу же завалился на диван отдохнуть часок-другой после работы. В квартире никого не было: родители уже уехали, младший брат был в школе – благодать! На целый день квартира в полном его распоряжении! Хочешь, телик смотри, хочешь, приглашай подругу и танцы-шманцы устраивай под громкую музыку…
Но девушки у Пети на данном этапе жизни не было, а постоянное общение с жертвами зеленого змия отучило его от многих студенческих привычек и злоупотреблений.
Поспав немного, Петя без аппетита пожевал оставленный мамой на кухне остывший завтрак, сделал себе чашку кофе со сгущенкой, закупленной родителями во время прошлогоднего августовского ажиотажа… Пора было заняться делом. На холодильнике мама оставила для него записку с просьбой пропылесосить ковры и помыть посуду, но хозяйственными проблемами Петя решил заняться попозже, а сначала разобраться с таинственным цилиндром.
Порывшись в ящике с инструментами, он нашел небольшие тиски и разводной ключ. Прихватив в прихожей цилиндр, лежавший в кармане куртки, Петя вышел на балкон. Там Трофимов-старший держал небольшой верстак, на котором приучал работать сыновей.
Закрепив на верстаке тиски и загнав в них цилиндр, Петя попробовал отвинтить верхнюю половину при помощи разводного ключа, но у него не получилось. Ключ оказался слишком маленьким. Тогда Петя поднатужился и попробовал отвинтить верхнюю половину руками. Как ни странно, это сработало. Верхняя половина цилиндра подалась и стала отвинчиваться, открывая мелкую и частую резьбу. Петя стал отвинчивать ее быстрее, но резьба была очень длинной, так что верхняя половина цилиндра сделала, может, сто оборотов, прежде чем окончательно отделилась от нижней. При этом на верстак просыпался черный мелкий порошок, похожий на графит, находящийся в телефонной мембране.
Сняв наконец верх, Петя с волнением кладоискателя заглянул внутрь цилиндра, но, к своему разочарованию, ни бриллиантов, ни секретных чипов и микрофильмов он там не обнаружил. Внутри цилиндра лежала стеклянная колба, запаянная с обоих концов. Между колбой и стенками цилиндра находилась прослойка из вышеупомянутого черного порошка, то ли для изоляции, то ли для мягкости. Внутри цилиндр был покрыт слоем свинца толщиной примерно пять миллиметров.
«Вот отчего он такой тяжелый», – подумал Петя, выковыривая колбу.
Но оказалось, что колба весит почти столько же, сколько пустой цилиндр.
«Интересно, что внутри?»
Петя посмотрел сквозь колбу на свет, покачал ее из стороны в сторону, но ничего не увидел. Нельзя было даже определить, чем она заполнена внутри – жидкостью, воздухом или еще чем?
«Может, там вирус эбола? Бактериологическое оружие?»
От нехороших мыслей Петю отвлек длинный, настырный звонок в дверь. Чертыхнувшись, он прямо с колбой в руках пошел открывать. На пороге стоял дядя Коля, сосед по площадке. От него пахло первой утренней рюмкой. В руке он держал свернутую трубкой рекламную газету.
– Здорово!
– Здравствуйте.
Петя отступил на шаг в прихожую, пропуская соседа в квартиру, хотя тот и сам без особых церемоний уже заносил ногу через порог.
– Отдыхаешь?
– Да, только что с дежурства вернулся, собирался спать лечь, – соврал Петя, надеясь такой ценой откупиться от соседа.
– Ничего, я ненадолго, я позвонить хотел, – объяснил сосед.
«Когда же вы наконец телефон себе поставите, жмоты?» – подумал Петя, пропуская соседа к телефонному столику.
Усевшись в кресло, сосед долго искал по газете номер, потом несколько раз набирал.
– Все время у них занято, – извиняющимся тоном сказал он, возвращая трубку на рычажки.
– Ничего, вы звоните, сколько надо, – скрепя сердце разрешил Петя.
Молчание затягивалось. Дядя Коля пустился в объяснения:
– Я до фирмы не могу дозвониться. Они мне прибор неисправный продали, надо же заменить? На даче были в эти выходные?
– Родители были.
– Как у вас огурцы в этом году?
– Не знаю, – пожал плечами Петя. – Есть вроде бы. А у вас?
Спрашивал он из вежливости, но сосед в такие тонкости не вникал и долго объяснял Пете, что растет у него на участке и на что в этом году урожай.
– А вы свои продукты на радиацию проверяете?
Петя покачал головой:
– Нет.
– Вот и зря, – поучительно сказал дядя Коля. – Обязательно надо проверять. Особенно на рынке. Мало ли чем они там торгуют? Грибы особенно. Мясо тоже. Может, оно с Украины, из чернобыльской зоны? Я вот не поленился, съездил в фирму и купил себе счетчик… этот… как его?
– Гейгера? – подсказал Петя.
– Точно. Только они то ли бракованный подсунули, то ли что… Отчего счетчик может все время пищать? Как ни включу, пищит. На все пищит. Может, на него жара действует?
Петя пожал плечами:
– Вряд ли. А вы когда купили?
– Да только что приехал.
У Пети засосало под ложечкой.
– Главное, я там просил проверить, – объяснял сосед, – исправный он или нет? Так проверили, вроде работает. На нем как на калькуляторе цифры появляются.
– А дома включили, и он трещит? – упавшим голосом спросил Петя.
– Да я сейчас принесу, покажу.
Пока дядя Коля ходил к себе за счетчиком, Петя на балконе трясущимися руками пытался завинтить обратно проклятый цилиндр. Сунув на место колбу, он рукой смел с верстака весь черный порошок внутрь цилиндра, но, как только он попытался соединить обе половины, порошок весь просыпался обратно. Махнув в отчаянии рукой на эту мелочь, Петя закрутил цилиндр так плотно, как только смог. Оставил его на верстаке, плотно запер балконную дверь, бросился в ванную и долго, тщательно тер руки щеткой, которой мама чистила кафель.
– Это я! – крикнул из прихожей сосед.
С полотенцем в руках Петя вышел ему навстречу.
Сосед шел по квартире, держа перед собой счетчик Гейгера, как копатель колодцев держит две палочки лозы.
– Смотри, смотри, – радовался сосед, когда счетчик при приближении Пети издал первый сердитый треск.
Петя шарахнулся от него в сторону. Дядя Коля прошелся по всей квартире, Петя плелся за ним, изнывая от тоски и дурных предчувствий. Он уже обо всем догадался, но не знал, что теперь делать со страшной находкой.
Как в детской игре «тепло – холодно», дядя Коля шел по следу цилиндра. Счетчик то терял интерес к квартире Трофимовых, то вновь оживал и выдавал порцию треска и писка.
– Да, у вас тоже самая грязная зона в районе балкона, – изрек наконец дядя Коля. – И у меня.
«Ну еще бы! Балконы-то у нас смежные», – подумал Петя.
– Вы будете еще звонить? – напомнил он.
– Ты спать хочешь ложиться? Ладно, я потом позвоню. Я сейчас еще к соседям снизу схожу, у них померю. Может, сегодня на улице радиационный фон повышен? Ты в самом деле белый какой-то… Не заболел? А то у меня полечиться чем есть. Заходи, если надумаешь. Пока!
С этими словами дядя Коля покинул квартиру.
Тщательно заперев за ним дверь, Петя в панике заметался по квартире.
«Как я сразу не понял? Ведь нам в институте на основах военной медицины рассказывали! Что с этим цилиндром теперь делать?»
Обратиться в милицию? Перед товарищами неудобно. Ведь в милиции нужно будет рассказывать, каким образом у него в руках оказались радиоактивные элементы, значит, придется рассказывать и про сбежавшего Мухтолова, и про то, как дежурный капитан порвал протокол и приказал Пете вещи беглого выбросить в мусорный бак.
Выбросить этот контейнер в мусор? Нет, Петя не до такой степени ненавидел человечество, чтобы разбрасываться радиоактивными цилиндрами. В помойках дети роются, бомжи. Найдут, разобьют колбу, устроят маленькую Хиросиму в отдельно взятом районе Текстильщики…
Нет, избавиться от цилиндра надо таким образом, чтобы никто не пострадал.
«За город вывезу и там где-нибудь в лесу закопаю», – решил Петя.
Сложив в целлофановый пакет цилиндр, щетку из ванной, полотенце, мыло с мыльницей, тиски и разводной ключ, – словом, все, что могло оказаться заражено, Петя оделся, запер квартиру и двинул в сторону метро.
Он не знал, куда конкретно отправится. Решил, что выйдет на любой станции, как только увидит из окна достаточно густой лесной массив.
Добравшись до станции, Петя вышел из перехода метро на платформу, просмотрел расписание, купил билет на ближайшую электричку и, стараясь держаться подальше от детей и беременных женщин, принялся ждать.
Мимо него по платформе взад-вперед прохаживался милицейский патруль. Новая светлая мысль осенила несчастного молодого врача: нужно подкинуть пакет с радиоактивным добром на видное место. Милиционеры его обязательно заметят и подберут, сейчас ведь все так настроены на поиски взрывных устройств! Главное, чтобы пакет оказался в руках у милиции, а все остальное не страшно! Ни за что им не под силу будет разгадать, каким образом радиоактивная колба оказалась в целлофановом мешке на вокзале. Ни полотенце, ни китайская мыльница им в этом деле не помогут…
Петя проследил глазами траекторию хода патруля, подошел к мусорному ящику, стоящему возле закрытого киоска, и как бы невзначай оставил возле него свой пакет. Оглядевшись по сторонам и не заметив ничего подозрительного, Петя быстрыми шагами направился в толпу у билетной кассы, чтобы оттуда пронаблюдать дальнейшую судьбу проклятого пакета с цилиндром.
Поначалу все шло, как он и задумал. В третий раз пройдя мимо странного одинокого свертка, патрульные замедлили шаг и остановились возле мусорного ящика, явно заинтересовавшись целлофановым пакетом. Затем Петя увидел, как один милиционер остался сверток караулить, а другой, говоря что-то по рации, двинул в сторону опорного пункта милиции в здании билетных касс. Но тут свершилось непредвиденное: к оставшемуся на посту милиционеру неожиданно подошел старичок в старом пиджаке, с полинявшими наградными планками на лацкане и, показывая головой в сторону Пети, стал быстро что-то шептать милиционеру на ухо. Патрульный моментально повернул голову и, пристально всматриваясь в толпу, стоящую в очереди к пригородным кассам, что-то забубнил в рацию.