Текст книги "Черная ночь Назрани"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

Не очень веря в чистоту помыслов собеседника, Турецкий, как и все другие, осторожничал: высовывал в образовавшийся на месте сбитой двери проем только голову, да и ту прикрывал «матюгальником»: вдруг в доме спрятался снайпер. Сейчас он отодвинулся от ворот из-за сущего пустяка: кожаный ремешок громкоговорителя резал шею, собрался поправить его, как вдруг увидел, что стоявший слева от него собровец лихо перемахнул через ограду. Не успел возмутиться – услышал шум и по труднообъяснимым признакам мгновенно понял: удача, у тревожного шума совсем другая тональность. Заглянув в проем, увидел, что Джангиров лежит на крыльце, а какой-то мужчина в штатском безостановочно с размаху бьет его по голове.

Когда Александр Борисович подбежал к тому месту, милиционеры уже оттащили буянившего мужчину от Джангирова, вырвали у него из рук кочергу. Но поздно – директор «Альянса» был мертв. Турецкий взглянул на труп – покатый лоб, валик усов, глаза закрыты. Подумал: «Вот я и увидел твое лицо».

Захарин же подумал о том, что теперь бывшему «медвежатнику» Мусалитину ничего не грозит.

Падая, тяжелое джангировское тело стукнуло Тамару по ногам, отчего она свалилась на газон, ударившись правым боком. Ушиб был сущим пустяком по сравнению с тем страшным чувством, которое она испытывала, когда в висок упирался смертоносный металл. Милиционеры подняли ее, развязали веревки, вытащили из одежды прут, с улыбками подбадривали натерпевшуюся страха девушку. Турецкий сунул в руки телефон:, «Срочно звони маме». И тут Тамара разревелась, села на траву и, уткнув голову в колени, безутешно рыдала. Мужчины деликатно отошли от нее – пусть бедняжечка выплачется, авось легче станет.

Первым к ней приблизился освобожденный от пут Виктор. И вот уже бывшие пленники стоят, обнявшись, и девушку продолжают сотрясать рыдания. Наконец, слегка успокоившись, она протянула Виктору телефон:

– Звони тете. Я маме уже позвонила.

Между тем на разошедшегося Махмуда надели наручники, и сейчас, сидя в комнате, он напоминал снятый с огня чайник: остывал. После расправы с обидчиком злость постепенно проходила, взгляд становился более осмысленным. Казалось, избивая Джангирова, он не заметил, что рядом появились посторонние люди, сковали его, обыскали. В карманах пиджака были найдены ключи от машины и документы, которые теперь придирчиво рассматривали следователи.

– Фирзоев Махмуд Теймурович. – Капитан посмотрел на задержанного: – Ахмед Фирзоев – это ваш родственник?

– Брат. Хочу видеть его.

– Скоро увидите. Он, кстати, пока находится в больнице. Расскажите, почему вы так неожиданно разделались с Джангировым? Тот же хотел вызволить вас, увезти отсюда.

– Паршивый он человек.

Посчитав характеристику исчерпывающей, Махмуд замолчал. Не дождавшись продолжения, Турецкий хмыкнул:

– В соседней комнате сидит его жена. Думаю, она бы дала ему противоположную оценку. Вы можете указать более точную причину?

– Шайтан. С деньгами обманывал.

– Надо полагать, платил меньше, чем обещал. А за что Джангиров вам платил? Какие услуги вы оказывали?

– Разные. Что он просил, то я и делал.

– Примеры можете привести? Скажем, какой была его последняя просьба?

Махмуд рассказал про то, как вчера вечером ездил, чтобы разбить видеокамеру, установленную напротив «Альянса», но ее там не оказалось. Услышав это, капитан встрепенулся: так вот кого он видел на улице Нефтяников. Только тот не хромал.

– Что у вас с ногой? – спросил Захарин.

– На гвоздь наткнулся.

– Давно?

– Вчера вечером, в темноте.

– Где это случилось?

– Да тут, возле дома.

– Странно. Мне показалось, территория вокруг очень ухоженная.

Вошедший в комнату милиционер шепнул Турецкому, что заложники хотят с ним поговорить. Он вышел во двор. Тамара с виноватым видом бросилась к нему:

– Александр Борисович! Прямо не знаем, как вас благодарить за спасение. Мы вам столько хлопот причинили.

– С этим спорить трудно, – улыбнулся следователь. – Вы Кире Григорьевне позвонили?

– Конечно.

– А ты, Виктор, тетку успокоил?

– Да, все в порядке.

– Виктор, что делал тут этот Махмуд?

– Он вроде надзирателя. Следил за нами, еду приносил. Обращался без грубости.

– Он все время хромал?

– Мне казалось, вчера он ходил нормально. А сегодня утром хромал. Я сразу почувствовал это, когда он спускался по лестнице. Раньше шаги были равномерные, утром же на каждую ступеньку становился обеими ногами. – Турецкий кивком показал, что принял его слова к сведению. – Александр Борисович, что нам сейчас делать? Нужна от нас какая-нибудь помощь?

– Понадобится как пить дать. Но чуть позже. А что делать сейчас? Перво-наперво вам нужно прийти в себя. Потом созвонимся. Хорошо бы, Виктор, если бы ты оставался в пределах досягаемости. Это возможно?

– Ну, конечно, – ответила за него Тамара. – Он побудет у нас.

«Вот и сделано благое дело, – порадовался в душе Турецкий. – Похоже, Виктор задержится там надолго».

– Итак, отключайтесь от этого кошмара. Сейчас попрошу, чтобы вас подбросили до дома.

Тамара и Виктор запротестовали, но Турецкий настоял на своем, обезоружив молодых людей шуткой:

– Я руководствуюсь чисто эгоистическими мотивами – мне будет спокойней. Отныне вы оба – ценные свидетели. Если по пути еще раз попадете в чьи-то сети, я этого не перенесу.

Он посадил освободившихся узников в отъезжавший автобус «чрезвычайщиков». В это время возле ворот остановилась зеленая «пятерка», из нее вышли двое молодых мужчин. На вопрос Александра Борисовича, куда они направляются, те ответили, что прибыли по распоряжению капитана Захарина произвести обыск.

– А-а-а, – протянул Турецкий, – так вы и есть легендарные гроссмейстеры обыска. Очень приятно познакомиться. Много о вас слышал.

Это была хорошо известная в министерстве пара оперативников – Гамрекели и Гамрекелидзе. Капитан действительно рассказывал про них москвичу. Юрий Алексеевич считал, что в последние годы качество следственной работы ухудшилось, количество нераскрытых дел ужасало. От опытных работников сплошь и рядом избавлялись, пришедшие на их место люди не обладали достаточными навыками. В частности, стали хуже проводиться обыски. В этом смысле Гамрекели и Гамрекелидзе составляли приятное исключение. Несмотря на молодость, они успели прославиться несколькими поистине феноменальными находками. Многие считали их фартовыми, сами они скромно ссылались на природную интуицию. Похожесть их фамилий служила постоянным поводом для шуток. В министерскую мифологию вошел случай, когда оперативники направлялись в закрытое учреждение, и охранник на входе, посмотрев их паспорта, сказал: «Гамрекели, Гамрекелидзе. Братья, что ли?»

– Юрий Алексеевич сейчас допрашивает одного человека, – представившись, сказал им Турецкий. – Поэтому я объясню, на что нужно сделать упор при обыске. Погибший только что хозяин этого дома Артур Абдулович Джангиров был связан с местными боевиками. Вероятно, он проделывал какую-то работу по подготовке ночного нападения. Не снижая степени его вины, отмечу, что он занимался второстепенными проблемами. Главные решал, условно говоря, его начальник. В городе постоянно проживает тесно связанный с чеченскими сепаратистами человек, который готовил местных боевиков. Его-то мы и стараемся обнаружить. Похоже, он носит кличку Домосед. Больше о нем ничего не известно, кроме того, что у Джангирова был с ним постоянный контакт. Хорошо бы найти какие-то существенные зацепки.

– В бумагах могут быть, – сказал один из оперативников.

– Бумаги, фотографии, дарственные надписи, вообще какие-то странности. Да вы лучше меня знаете, что может выдать человека.

Оперативники принялись за обыск, а Турецкий вернулся в гостиную, где капитан в присутствии еще одного милиционера продолжал допрашивать Махмуда.

– На чьей машине вы ездили вчера на улицу Нефтяников?

– Джангиров давал.

– Марка какая?

– «Москвич», старый.

– У Джангирова, я смотрю, «ниссан».

– Мне Артур давал только «Москвич».

– Где он стоит?

– В гараже.

Излишняя краткость ответов начала раздражать капитана.

– Слушайте, Фирзоев, что вы заставляете тащить из вас каждое слово клещами! – повысил голос Захарин. – Говорите сразу: где гараж, знаете ли адрес, можете ли показать.

– Показать могу. Это на улице Коминтерна.

– Однако! – Захарин чуть не присвистнул от удивления. – В Гамурзиевском районе. Что ж он так далеко держит, теперь вернее, держал машину?

– Не знаю.

– Ладно. Сейчас мы поедем туда, покажете. Только сразу хочу предупредить: если вы рассчитываете хоть на малейшее послабление наказания, то все делайте без обмана. Чтобы не получилось так: приедем туда, машины нет, ой, только что угнали. Эти номера сразу отпадают, и не пытайтесь выдумывать что-нибудь в этом духе.

В дверях комнаты появился Гамрекели и, подозвав к себе Захарина, вполголоса доложил:

– Товарищ капитан, там брюки окровавленные, еще кровь не высохла.

Захарин в свою очередь жестом поманил Турецкого, и они пошли в ванную.

– Никакой это не гвоздь, – констатировал Александр Борисович, посмотрев на окровавленную улику. – Типичное пулевое отверстие, без экспертизы видно.

Вернувшись в гостиную, следователи заставили Махмуда спустить шаровары и осмотрели рану.

– Пуля удалена. Кто это стрелял в вас ночью?

– Не знаю. Темно было. Сейчас по ночам часто стреляют. Я пошел в лагерь, и вдруг кто-то в меня выстрелил. Тогда я вернулся к Джангирову.

– К паршивому человеку, который и вытащил пулю из ноги, – закончил за него Турецкий. – Куда он ее выбросил?

– Честно, не видел.

Кромпонные щипцы, которыми воспользовался Джангиров для удаления пули, нашлись быстро. Они лежали в старом чемодане с инструментами. Захарин просмотрел близлежащие емкости, изучил содержимое мусорных ведер – пули не было. Ушлый Гамрекели высказал предположение, что Джангиров сунул ее себе в карман или выбросил в окно. В одежде не нашли. Тогда Гамрекели пошел во двор и вскоре в очередной раз подтвердил свою легендарную умелость, найдя пулю в густой траве.

– Ну, Фирзоев, если экспертиза покажет, что в вас стреляли из автомата Султанова, вам несдобровать, – предупредил Турецкий.

Тем временем Гамрекелидзе обнаружил в многочисленных бумагах хозяина дома показавшееся ему примечательным письмо. Адресовано оно было Джангирову в Тюмень, до востребования. По-русски был написан только адрес на конверте, само письмо – по-чеченски, обратного адреса не было.

Гамрекелидзе перевел текст. Большого труда это не составило, поскольку неизвестный корреспондент написал Джангирову всего одну фразу: «Нашелся важный друг, который больше жизни любит играть в карты. Есть игра под названием покер. Тебе нужно быстро научиться».

По почтовому штемпелю определили, откуда было отправлено письмо. Оно было послано из Назрани, из почтового отделения, находящегося на улице Коминтерна.

– То есть там же, где гараж с «Москвичом», – констатировал Турецкий. – Уже теплее.

Захарин с торжествующим видом достал из портфеля переданное ему министром юстиции анонимное письмо по поводу взяточничества начальника СИЗО Хохрякова. Адрес на конверте был написан точно таким же почерком.

Больше ничего существенного найти в доме не удалось. Понимая ее состояние, жену Джангирова старались особенно не трогать. Во избежание эксцессов даже сделали так, чтобы она не виделась с убийцей мужа. Все же, улучив момент, Турецкий спросил новоявленную вдову и сидевшую рядом с ней сестру про Домоседа. Обе утверждали, что не знают такого.

Махмуд сказал, что слышал про Домоседа, но очень мало.

– Живет один, из дома выходит редко. Вот и все, что слышал.

У следователей было ощущение, что им удается схватить тонкие нити, связывавшие незримого человека с Джангировым, но те рвутся у них в руках. Какие-то смутные пятна просвечивали вдалеке, не создавая цельной картины: гараж, почта, улица Коминтерна. Предложение Гамрекелидзе обыскать кабинет Джангирова в «Альянсе» остальные встретили скептически. Уж дома-то, считай, ничего не нашли. На работе же он был в тысячи раз осторожней.

Подойдя к окну, Турецкий некоторое время задумчиво рассматривал конверт. Потом, подозвав к себе Захарина и оперативников, произнес:

– Этот почерк кое-что мне напоминает. Нужно позвонить в министерскую фотолабораторию и попросить, чтобы они срочно напечатали нам снимок погибшего Бритаева. Тот, последний, где он лежит возле МВД.

Подождав, пока Гамрекелидзе разговаривал с фотографом, Александр Борисович обратился к окружившим его коллегам:

– Вот какое у меня предложение, друзья мои. Думается, кличка Домосед, скорей всего, связана с образом жизни. Проверку назрановца с фамилией Домоседов оставим на черный день. У Махмуда проскользнул намек на то, что это человек одинокий. Не может же он совсем не выходить из дома, должен же хотя бы покупать еду. Конечно, вдруг он у террористов на особом положении, его обеспечивают питанием. Но все же невозможно представить, чтобы человек безвылазно сидел в своей берлоге. Наверное, изредка выползает на свет божий, по крайней мере, чтобы заплатить за квартиру. – Турецкий закурил, после чего перешел к основной части своего замысла. – Худо-бедно у нас есть образец почерка этого загадочного человека, обитающего в районе улицы Коминтерна. Предлагаю отправиться туда. Сначала заглянем в гараж, может, что найдем в «Москвиче». Потом отыщем ближайшее отделение Сбербанка, где и примемся тупо, другое слово и подобрать трудно, просматривать заполненные бланки оплаты коммунальных услуг в поисках такого почерка. Других путей я не вижу.

Глава 13
ПОЧЕРКОВЕДЧЕСКИЙ АНАЛИЗ

Махмуда повезли на милицейской машине, следователи поехали на «пятерке» Гамрекели.

Холодный металлический гараж, на который указал Фирзоев, находился в ряду таких же плохо выкрашенных, кое-где тронутых ржавчиной коробок, приютившихся на задворках бессистемно разбросанных домов, в основном трехэтажных. Сами гаражи были окружены такими завалами мусора, что было непонятно, как здесь проезжают машины.

Хорошо, что Махмуд забыл вернуть Джангирову ключи от гаража. Сейчас он отдал их Турецкому.

– Вдруг гараж заминирован, – высказал предположение один из оперативников. – Пусть сам откроет.

Захарину такое предложение показалось бесчеловечным. Другие, припомнив, как Махмуд разделался с Джангировым, особого сочувствия к нему не испытывали. Между милиционерами разгорелся спор, окончившийся лишь тогда, когда Махмуд забрал ключи и отрыл гараж.

Коричневый «Москвич» стоял на месте, ничего интересного в нем не нашли. Очевидно, машиной пользовались по мере надобности для каких-то мелких заданий. Зато в небрежно прикрытой гаражной яме обнаружили внушительный арсенал: автоматы, патроны, взрывные устройства, детонаторы, гранаты.

– Понятые нужны, – заметил один из милиционеров. – Не то потом начнут качать права, скажут – подбросили.

– Могут говорить что угодно. Их никто и спрашивать не станет, – отрезал капитан. Он обернулся к Турецкому: – Мы ведь оставим оружие здесь и устроим засаду.

Александр Борисович почесал затылок:

– Меня больше беспокоит другое. Вот стоим мы сейчас здесь, а этот Домосед наблюдает за нами из окна своей квартиры.

– Или у него там сигнализация связана с гаражом, – добавил Гамрекели.

– Тоже может быть. Поэтому вряд ли сюда сунется.

Захарин возразил:

– Но ведь может и не быть сигнализации, и не обязательно смотрит он сейчас из окошка.

– Все равно у нас слишком мало людей, чтобы отчуждать неизвестно насколько даже одного милиционера. А по идее, тут хорошо бы выставить двух.

– Александр Борисович! – заартачился капитан. – Сами же говорите, что засада нужна.

– Была бы возможность, сделали бы. Но в гараж могут прийти через два дня. Надеюсь, мы задержим этого субчика раньше.

Захарин хотел было уколоть «важняка» по поводу того, что он слишком торопится вернуться в Москву и в спешке может допустить ошибку, но не стал обострять отношений. А через минуту уже был рад, что промолчал, поскольку следующее распоряжение Турецкого ему понравилось, и Юрий Алексеевич вновь проникся к нему уважением.

– Я думаю, имеет смысл поставить «Москвич» передним колесом на яму, чтобы труднее было достать оттуда оружие. И сделаем так, чтобы автомобиль не двигался. Снимем аккумулятор, – Турецкий вспомнил вчерашние мытарства Тавасиева, – проколем колеса.

Снимая югославский аккумулятор, Гамрекели мечтательно сказал:

– Я бы с удовольствием взял его себе. У меня стоит совсем дохлый.

Услышав это, Захарин так зыркнул на него глазами, что лейтенант поспешно добавил:

– Конечно, если бы он не был важной уликой.

Кто-то предложил заменить гаражный замок, да другого не нашлось. Успевший все осмотреть Гамрекели сказал, что тут есть полный тюбик клея «Герметик», и сам же залил им перед уходом закрытый замок. Теперь открыть его практически невозможно, отдирать же ломом «ушки» – значит привлечь к себе лишнее внимание. Шум, скрежет, да и время потребуется.

Отправив Махмуда на милицейском «газике» в СИЗО, следователи выехали на улицу Коминтерна и через несколько минут наткнулись на почтовое отделение. В двух шагах от него находился Сбербанк.

Директор Сбербанка был ошарашен массовым нашествием следователей. Он заподозрил в них грабителей, и пришлось сделать немало телефонных звонков, чтобы под твердить их подлинность. Наконец все формальности остались позади, и четверо следователей уселись за длинный стол. Они, по возможности равномерно, распределили между собой папки с бланками квартирных платежек. Турецкому, как старшему по званию, предоставили право пользоваться для сравнения почерков оригинальным конвертом. Остальные сделали себе ксерокопии, и осмотр документов начался.

Через полчаса все одурели от монотонной работы. Одна платежка идет за другой, конца-краю бумажкам не видно. Тяготило и сознание того, что время может быть потрачено впустую. За квартиру мог платить другой человек, и Домосед мог платить в другом месте, да и вообще похожий почерк ненароком можно пропустить.

Легкая рука оказалась у Гамрекелидзе. Не поверив копии, он схватил оригинал. Характерные завитушки на конверте были такими же, как на квитанции платы за квартиру номер десять, дом четырнадцать, строение пять по улице Коминтерна. Там проживал некий С. С. Кофточкин.

– Кофта! – вырвалось у Турецкого. – Тебя-то я и искал.

Глава 14
ДЕСЯТАЯ КВАРТИРА

Позвонив из Сбербанка, следователи вызвали на подмогу милицейский наряд и, поджидая его, издали разглядывали нужный дом. Оштукатуренный и покрашенный в желтоватый цвет, трехэтажный, без балконов, с двумя подъездами. Десятая квартира на втором этаже, одно окно выходит на фасад, два – в торце и одно на задней стороне. Приехавшие милиционеры держали все окна под прицелом.

К дому подъехал нарочный из МВД, привез снимок погибшего Заура. Турецкий сравнил почерки на конвертах, на банковской квитанции и на бумаге, оставленной на груди у мертвого Бритаева, – «От воинов Аллаха». Без сомнения, почерк принадлежит одному человеку.

– Новая разновидность домоседа – по ночам гуляет, – сокрушенно сказал Александр Борисович.

Прежде чем звонить в десятую, Захарин решил позондировать почву среди жильцов первого этажа. В одной из квартир никого не застал. Во второй – под Кофточкиным – жила молодая русская семья: муж, жена и ребенок. Про соседа знали предельно мало. Они переехали сюда два года назад, тот уже здесь жил. При редких встречах здороваются, не более того. Человек тот крайне необщительный, как выразилась женщина, бирюк бирюком. Какие-то люди, судя по топоту сверху, иногда к нему заходят.

– Машина и гараж у него есть?

– По-моему, есть у него занюханный «москвичок». Под окном он его не держит. Наверное, и гараж есть. Помнится, я как-то на кухне ел, и он с кем-то подъехал. Это было сразу после дождя, а «москвичок» совсем сухой. Значит, откуда-то рядом из гаража вывели.

– Вы на редкость наблюдательны, – похвалил Захарин и затем обратился тоном, каким обычно говорят люди, которых осенила блестящая идея: – Слушайте, может, вы нас выручите. Мы этого Кофточкина должны задержать, там есть подозрения в серьезном преступлении. Если сказать, что милиция, вряд ли он откроет дверь. А если вы скажете по-соседски, мол, друг, у тебя труба лопнула, нас заливает…

– Вы меня извините, конечно, – перебила капитана хозяйка, – но у нас воду отключили.

– Ну если не про воду, то что-нибудь другое, например соль, спички.

– Не принято это, – поморщился мужчина. – Да и вообще: никогда не общались, и вдруг за солью пришел. Это же последний кретин догадается, что туфта.

– Да, пожалуй, – вынужден был согласиться Захарии.

– И потом, – добавила жена, – если что-нибудь пойдет не так, нам эти чеченцы головы оторвут.

– Какие чеченцы?

– Которые шастают к нему с утра до вечера.

– Почему вы решили, что они ходят именно к нему? – насторожился капитан.

– Я же вижу, как они в подъезд входят, а через минуту его дверь хлопнет, и у нас шаги над головой. Конечно, к нему.

– А почему вы решили, что это чеченцы?

– А кто же еще, когда он и сам чечен.

– С чего вы взяли? Между прочим, его зовут Сергей Семенович Кофточкин.

Теперь уже удивилась жена:

– Не может быть! Я думала, какой-нибудь Джохар Дудаев.

– Насчет. Кофточкина я тоже не ожидал, – хмыкнул муж.

Тем временем стоявшие возле подъезда следователи увидели подходившего мужчину средних лет. Турецкий спросил, из какой он квартиры, втайне надеясь услышать, что из десятой. Нет, из одиннадцатой, этажом выше. Он жил в этом доме три года. С нелюдимым Кофточкиным у него шапочное знакомство. Слышал, что тот холостяк, живет один, больше ничего – даже имени – не знает. Имя успел узнать Гамрекели, позвонивший в паспортный стол, – Сергей Семенович.

– Я-то думал, у него какое-нибудь кавказское имя, – сказал мужчина из одиннадцатой квартиры.

Появившийся Захарин пересказал коллегам содержание своей беседы. Фиаско из-за отключенной воды порядком развеселило их. А упоминание про часто бывавших здесь чеченцев настроило на решительный лад.

Они вошли в подъезд с аппетитным запахом острой пищи, отчего Турецкий понял, насколько он голоден. (Позже выяснилось, что подобное чувство испытал не он один.) Благодаря окнам между этажами здесь было достаточно светло. Александр Борисович предполагал, что дома у Кофточкина арсенал не меньше, чем в гараже. Поэтому и следователи, и милиционеры расположились по обеим сторонам от двери десятой квартиры, чтобы при фронтальной стрельбе не угодить под пули. Дверной глазок предусмотрительно заклеили пластырем. В квартиру напротив не позвонили, чтобы случайно не поднять лишнего шума.

Турецкий нажал кнопку и прислушался к дребезжанию звонка, донесшемуся глухо, словно из преисподней. Похоже, за неказистой крашенной масляной краской дверью есть еще одна, возможно стальная. Изнутри не слышалось ни единого звука, ни шороха, ни скрипа, однако Александр Борисович уже почувствовал, что по ту сторону стоит человек и, приблизив ухо к двери, пытается услышать, что происходит за ней. Прислушивается так же чутко, как и следователи.

Турецкий снова нажал кнопку. На этот раз звонок прозвучал на ничтожно малую величину громче. Очевидно, приблизившись к наружной двери, хозяин не до конца прикрыл внутреннюю. Выдержав недолгую паузу, Турецкий громко закричал:

– Сергей Семенович!

– Кто?

Мужской голос из-за двери прозвучал почти испуганно. Видимо, человек в квартире не ожидал крика, и ответ его вырвался инстинктивно. Он сразу осекся, как говорят в таких случаях, прикусил язык, но теперь уже ничего не исправить, придется отвечать.

– Сергей Семенович, откройте, пожалуйста!

– Кто там?

На этот раз голос прозвучал спокойно и грубо.

– Милиция.

– Что вы тут забыли?

– Поговорить нужно.

– Сколько вас человек?

– Если я скажу, что один, поверите?

– Не такие менты храбрецы, чтобы ходить поодиночке.

– Значит, нас много.

– Вот и поговорите друг с другом.

– Сергей Семенович, для того, чтобы рассказывать старые анекдоты, вы выбрали неудачное время. Могу сообщить, что в вашем гараже мы уже побывали.

– У меня нет гаража.

– А вот это уже анекдот свежий.

Турецкий так громко кричал, что многие соседи открыли свои двери и прислушивались к происходящему на лестнице.

– Скажите, что соседи подтвердили, – шепнул Захарин.

– Соседи утверждают, что гараж у вас есть.

– Ну и что с того?! Это преступление? Я в нем картошку держу.

– Если картошку или даже машину, то не преступление. А вот если оружие…

– Плохо вас слышу.

– Я говорю, если картошку держать…

Внезапно раздался выстрел. Пуля расщепила дверь в нескольких сантиметрах от косяка, в том месте, где доска тоньше. Кофточкин рассчитывал, что на просьбу говорить громче собеседник приблизится к двери, и выстрелил на звук. Однако Александр Борисович был готов к такому повороту событий и по-прежнему говорил, стоя сбоку, только громче. После выстрела Турецкий обернулся к своим и шепотом приказал:

– Нужно срочно эвакуировать людей из квартир. В любой момент может рвануть. Я постараюсь тянуть время.

Захарин бросился на третий этаж, Гамрекелидзе рванул вниз. Гамрекели побежал вызывать «скорую помощь» и «чрезвычайку». Один из милиционеров позвонил в девятую квартиру. Дверь открыла пожилая женщина в фартуке, и сразу стало ясно, где находится источник аппетитного аромата. Видимо, раньше подглядывала в глазок, догадалась, что происходит, поэтому дверь открыла безбоязненно. Милиционер предупредил ее об опасности, посоветовал уйти из квартиры, взяв деньги и документы.

– А главное – не забудьте выключить плиту, – сказал он.

Женщина быстро завершила сборы и выбежала. Спускаясь по лестнице, она ворчливо приговаривала: «Да какие там деньги. Было бы что брать».

– Сергей Семенович! – крикнул Турецкий. – Нам, коллегам, разговаривать между собой неинтересно. Мы все друг про друга знаем. Лучше вы расскажите нам.

– Что?

– Что хотите. Сейчас в дверях дырочка, стало лучше слышно. Расскажите, например, за что вас посадили в тюрьму, по какой статье обвинял вас на процессе Бритаев.

– Вы и про тюрьму знаете, босяки.

– Как видите.

– Тогда ничего рассказывать не буду. Сами должны знать, по какой статье.

– Ладно. Если неприятно вспоминать, за что посадили, расскажите, за какие заслуги выпустили.

– А это не ваше дело. Раз выпустили, значит, были причины.

Вернувшийся Гамрекелидзе доложил, что жильцы первого этажа, забрав свои документы и деньги, вышли на улицу. Захарин же как поднимался один, так и спустился обратно.

– Над Кофточкиным живет пожилая пара, им трудно ходить по лестнице, – объяснил капитан. – Согласились только перейти в квартиру напротив. В любом случае взрыв там почувствуется меньше. Я их устроил на диване, кое-что там нагородил.

– А хозяева той квартиры где? – удивился Турецкий.

Захарин махнул рукой:

– Да ну их, там фаталисты какие-то, муж и жена. Дома сидят. До нас, говорят, взрыв не достанет. А если пойдешь по лестнице мимо стены десятой квартиры, тут-то оно и рванет.

– Кстати, нам тоже не помешает отойти от греха подальше, – сказал Турецкий и, когда все быстро переместились на лестничный пролет между первым и вторым этажами, крикнул:

– Вы еще здесь, Сергей Семенович?

В ответ прогремели два сделанных вслепую выстрела.

Оставив на всякий случай одного милиционера следить за дверью десятой квартиры, остальные вышли из дома.

Справа собралась внушительная толпа людей, придерживавшаяся границ безопасности, указанных милиционерами. Центром ее стали непосредственные жильцы второго подъезда: пожилая женщина, ворчавшая на лестнице про деньги, и семья с первого этажа: муж, жена и мальчик-дошкольник. В спешке они взяли лучшую одежду, отчего в дубленках и шубах по такой жаре выглядели диковато. Сначала к ним присоединились жильцы из. соседнего подъезда, а вскоре и многочисленные зеваки со всего околотка. Уже появились знатоки, осуждавшие милицию за неумелую операцию. «Разве так нужно делать?! Нужно дождаться, пока он выйдет из дома, и потом схватить». Однако подавляющее большинство одобряло действия силовиков. «Пока будут ждать, этот ирод сотни людей погубит. Нечего с таким чикаться. Штурмовать надо».

Постепенно среди толпы выкристаллизовалось малочисленное, особенно агрессивное звено. Трое мужчин, у которых в ночь нападения погибли хорошие знакомые, от негодования не находили себе места. Они хотели собственными руками расправиться с окопавшимся в квартире злодеем. Всем под сорок, высокие, грузные, в рубашках с короткими рукавами, они долго о чем-то шушукались между собой. Потом эти трое поспешно ушли от оцепленного дома и минут через десять вернулись. Теперь все одеты в куртки: двое в кожаные, один – в джинсовую. Каждому мало-мальски проницательному человеку легко было догадаться, что сейчас эти здоровяки вооружены.

Начинало смеркаться. Снайперы не спускали глаз с неосвещенных окон квартиры террориста. Мало ли как поведет себя загнанный в угол зверь! Вдруг он надумает швырять бомбы да гранаты.

Вдруг люди в толпе зашевелилась, и все повернулись: позади них остановились две милицейские машины с мигалками. Это приехал министр внутренних дел Цаголов. Стараясь держаться поближе к стене дома, генерал и два его бодигарда быстро прошли к тому подъезду, возле которого стояли следователи. Александр Борисович рассказал о том, что произошло с Джангировым, и о всех дальнейших действиях. Спросил, чем кончилось дело в деревне, куда ездил министр.

Цаголов снял фуражку и вытер вспотевшие залысины носовым платком. Чувствовалось, он с ног валится от усталости, но старается не показать виду.

– Заложников освободили, всех шестерых. Правда, один из них ранен в грудь, но, к счастью, не смертельно. Врачи сказали, что выживет. Обоих террористов захватили. И я понял из разговора с ними, что для нападения на Назрань их завербовал именно Кофточкин. Имя они назвали другое, но по деталям можно догадаться, что это он. Там фигурировали и улица Коминтерна, и коричневый «Москвич». Они с этим типом штурмовали той ночью здание МВД.

– Кличку Домосед называли?

– Такое слово не произносилось. Но смысл был такой, что организатор здешних боевиков почти всегда дома. Ладно, – подвел черту под своим рассказом Эдуард Бесланович, – пора этого типчика выкуривать из его логова.

Вместе со следователями генерал перешел к правому торцу дома, повернул еще раз налево и прошел дальше, чтобы миновать опасную зону. Потом все, прячась за деревьями, вернулись туда, откуда просматривалась торцевая стена. Убедившись, что пожарные приехали, охрана возле двери в квартиру поставлена, а окна закрыты, Цаголов сказал:

– Нужно этот нарыв каким-то образом вскрывать. Давайте для начала постреляем по окнам. Три выстрела по каждому.

Снайперы стреляли одновременно, посыпались осколки стекол.