Текст книги "Черная ночь Назрани"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

Глава 3
ПРИГЛАШЕНИЕ НА КАЗНЬ

Сначала в нем надолго угнездилась обычная злость. Набилась плотно, как бы заполнив все свободные полости его существа. Порой казалось, она мешает ему двигаться, дышать. Бессильная злость малыша на взрослого, явно несправедливого обидчика, злость на еще недавно бывшую для него родной структуру, которая ни с того ни с сего громогласно объявила его чужаком, отторгла, вышвырнула, словно котенка.

Сидя в кресле и машинально перебирая шарики агатовых четок, прокурор Бритаев постоянно возвращался мыслями к событиям последнею времени. Он анализировал их, препарировал и так, и эдак, старался посмотреть на все происшедшее со стороны. Не находил он своей вины, ни капли. Можно быть, конечно, невиноватым, а попросту ошибаться. Но он и ошибок не видел. В деле Тавасиева разобрался спокойно, без излишней торопливости, чтобы не говорили потом, будто он приказал освободить арестованного впопыхах. Тавасиев ему не брат, не сват, у них шапочное знакомство. Даже нельзя сказать, что Руслан Сосланбекович вызывал у него особенную симпатию. Мужик как мужик, в меру ловкий, в меру деловой. Возможно, рыльце в пушку, иначе не добился бы определенных высот – директор конезавода, председатель Федерации конного спорта, сейчас к тому же будет баллотироваться на пост мэра Назрани. Вот отсюда и растут ноги. Нынче в борьбе за власть все способы хороши. Соперникам Тавасиева нужно бросить что-то на чашу весов. Поэтому именно после того как был обнародован список кандидатов, в прокуратуру посыпались разоблачительные письма, часть из них была опубликована в местной газетке «Триумф». Хотя порой сочинены они весьма искусно, все равно от них исходит циничный душок – разбирайтесь, проверяйте факты, а мы терпеливо подождем. Как ни крути, на это уйдет прорва времени, и, если доводы будут опровергнуты, тоже не беда – осадок останется. Это, в конце концов, главное. Ведь не сам по себе интересен директор забытого богом конного завода. Нет, это устранение конкурента, пусть не мешается на дороге, не путается под ногами.

Заур Борисович помнил то совещание до малейших подробностей.

За час до начала прокурор республики сообщил Бритаеву о своем отъезде – срочно нужно было лететь в Москву – и поручил провести совещание ему, своему заместителю. Выступали все присутствующие, и все в один голос предупреждали Заура Борисовича, по-дружески предлагали переждать день-другой, не лезть на рожон. Да, с их стороны есть малозаметное нарушение законности, но зато будет полная ясность, а коллективная ошибка – это вроде как и не ошибка вовсе, ее легко объяснить обычными техническими причинами, бюрократической накладкой. За коллективную ошибку никто не бросит в них камень. Такое случается сплошь и рядом, наши правоохранительные органы на это давно смотрят сквозь пальцы.

Выслушав всех, Заур Борисович сделал паузу. Ох уж эти бритаевские паузы, в прокуратуре о них легенды ходили. Никогда не знаешь, что последует за ними. Так и в тот раз. Посидел, подумал и решительно рубанул: «Все понятно. Тавасиева освобождаем». Вот оно, волевое решение.

Знал, что в глубине души большинство с ним согласно. Сами же потом будут цокать языком и восхищенно приговаривать на каждом углу: «Вах, какой решительный человек этот Бритаев! Таких решительных еще поискать надо!» Они довольны, теперь ответственность только на нем одном. Он, как всегда, играет с огнем. Так ведь, когда отвечаешь за судьбы людей, по-другому нельзя. Сколько подобных решений ему приходилось принимать! Каждый раз многие довольны, но, увы, недовольных тоже хватает. От этого никуда не деться. Угроз столько было, что он уже к ним привык, толстокожим стал.

Ох и рассвирепел же прокурор республики, узнав об этом. Первый раз Бритаев видел его таким. Все знали, что Наскидаев вздорный человек, с фордыбачинкой, но тут он буквально из себя вышел. Как же – приняли решение без его ведома. Уж он-то не стал делать никаких мхатовских пауз, не пытался обуздать свою истерику – моментально уволил без всякого наркоза: без душеспасительных бесед, без требований написать заявление об отставке, об уходе с занимаемой должности по собственному желанию. Прогнал заместителя – и баста…

Вдруг где-то невдалеке послышались частые выстрелы. Бритаев подошел к окну. С высоты пятого этажа из-за пышной листвы каштанов улица просматривалась плохо, но все же можно было разобрать, как люди, прижимаясь к стенам, лихорадочно перебегают от одного дома к другому. Вот женщина вышла из магазина и, втянув голову в плечи, трусцой пересекла улицу. Стрельба усилилась, послышались автоматные очереди.

В комнату вошла встревоженная жена:

– Ты слышишь, Заур? Что это происходит?

– Понятия не имею.

Как назло, сына дома нет. Правда, сейчас он в безопасности, у товарища. Родители купили тому какой-то домашний кинотеатр, вот Казбек и приглашен на просмотр фильма. Нужно позвонить, предупредить, чтобы один не выходил, переждал заварушку. Снял трубку – телефон не работает. Вот это уже серьезно. Судя по всему, в городе происходит какая-то масштабная акция. Вот что значит быть не у дел. Возможно, это проводятся учения. Был бы при должности – знал бы все подробности. Сам бы не волновался и жену успокоил бы. Благо дочки сейчас нет в городе. Элина учится в Пятигорске, на юридическом факультете, первокурсница. Скоро она сдаст сессию и приедет на каникулы домой.

Послышался короткий звонок в дверь. Патимат испуганно посмотрела на мужа. Он подошел к двери и спросил:

– Кто там?

– Заур Борисович, это Мустафа.

Приоткрыв дверь, увидел одного из своих бывших охранников. Тот явно взволнован, не в своей тарелке.

– Заур Борисович, в город вошли боевики…

– Чеченские?

– Кажется. По-моему, там всякие. Человек двести. Захватили склады с оружием. Хотят вести переговоры с властями.

– Я-то тут при чем?

– Всех авторитетных людей зовут. Они блокировали телефонную связь, поэтому шлют курьеров. Наскидаев просил меня привести вас.

Ну если прокурор республики при таких отношениях послал к нему на поклон, значит, там настоящая паника.

– Так где будут эти переговоры?

– Прямо возле МВД. Я вам покажу.

– Заходи. Сейчас переоденусь.

– Если можно, Заур Борисович, я вас здесь подожду. Покурю.

– Хорошо, я быстро.

В кабинете Бритаев бросил четки на стол, надел рубашку с короткими рукавами и новый летний костюм. Сегодня выдался очень душный вечер.

– Кто это? – испуганно спросила жена.

– Мустафа, охранник.

– Пригласи его в квартиру.

– Хочет на лестнице покурить. Говорит, в город вошли чеченские боевики и хотят вести переговоры с руководством республики.

– Ты-то теперь при чем?

– Я и сам удивился. А Мустафа говорит, что Наскидаев просил прийти и меня. Народу мало, все в отпусках.

– Сначала уволят человека, а чуть что стрясется – опять лезут к нему с просьбами. Я бы на твоем месте не пошла, – недовольным тоном произнесла Патимат и осеклась – так сердито зыркнул на нее муж.

– Вот именно сейчас и нужно идти. Если бы все было тихо-спокойно, тогда другое дело. Можно и покапризничать. Сводить счеты, когда в городе орудуют боевики… – Не договорив, Бритаев достал из старого кожаного портфеля пистолет «беретта», положил во внутренний карман пиджака. – Возьму на всякий случай. Ночь все-таки.

– Мне за тебя страшно, – сказала жена.

– Глупости. Не один же я там. Думаю, скоро ситуация разрядится. Где уж им захватить город!

Мустафа стоял возле мусоропровода между четвертым и пятым этажами. Лифт вызывать не стали, сбежали вниз пешком.

– Я вам покажу, как путь покороче, через дворы. Дорогу запомнил.

Они прошли через арку нового дома и теперь двигались вдоль детсадовского забора. В этом месте даже днем сумрачно, а теперь и подавно не видно ни зги – свет в городе уже погас. Хотя Мустафа освещал дорожку фонарем, оба то и дело спотыкались. Когда обогнули шеренгу металлических гаражей, увидели, что в здании МВД пожар – из некоторых окон первого этажа вырывались языки пламени. Возле главного входа никого не было, крики раздавались с тыльной стороны.

Они обогнули министерство справа, и здесь Бритаев увидел большую группу боевиков. Некоторые из них суетились возле двух грузовиков, другие бегали в здание и обратно. Что-то выносили и загружали в машину. Человек шесть в спецназовской форме стояли возле угла, спокойно переговариваясь. Трое из них были в масках. Заметив подходящих, они расступились, выстроились подковкой. «Никаких руководителей республики тут нет, здесь явно только боевики, – догадался Заур Борисович. – Неужели элементарная ловушка?» Шедший все время впереди Мустафа неожиданно посторонился, пропустил ничего не понимавшего Бритаева вперед и, подтолкнув его к боевикам, сказал:

– Вот он.

Все повернулись в сторону бывшего заместителя республиканского прокурора. Выражение лиц заметно только у тех, кто без масок, но не вызывает сомнения, что у других точно такое же: они смотрели с легкими ухмылками, без какого-либо гнева или злости, скорее, в глазах сквозило любопытство сродни праздному. С минуту все стояли молча, потом вдруг темпераментно заспорили. «Что с ним теперь тут делать? Кто звал?» – обратился один к остальным. «Кто мог звать! Хайрула приказал». – «Так ведите к нему. Долго он будет здесь стоять!» – «Куда вести? Где я тебе его найду?!» – «Ты что, ребенок? Поищи где-нибудь». – «Да вон он сам идет. Эй, Хайрула!»

Услышав свое имя, проходивший в некотором отдалении крепыш в маске оглянулся на оклик и повернул к окружившей прокурора компании. Только что он деловито семенил быстрым шагом. При смене направления его походка совершенно преобразилась. Теперь он шел медленно, ступая мягко, словно готовящаяся к прыжку кошка.

– Вот, Кофта, получай подарок, – донеслось до Мустафы.

Прокурор хотел выхватить из кармана пистолет, но не успел: сзади его держали за руки, «беретту» вытащили.

Подходивший Хайрула на ходу снял с плеча автомат, вплотную приблизился к Зауру Борисовичу и ткнул ствол в его грудь. После чего произнес с угрозой в голосе:

– Ну здравствуй, Бритаев. Помнишь мое обещание? Вот мы и встретились с тобой на узкой дорожке.

Глава 4
ДОМ НА УЛИЦЕ ЛЕРМОНТОВА

Турецкий буквально силком тащил Виктора подальше от опасного места, где бушевали боевики.

– Мотаем отсюда, – шипел он, – да побыстрей. Не то, чего доброго, еще обыщут и найдут у меня другое удостоверение. Тогда нам обоим не поздоровится.

– Какое удостоверение?

– Такое, которое им не очень понравится. Идем.

Как для любого автовладельца, отобранная машина стала для Виктора большим ударом. Он опять стал заикаться.

– Может, они ее все-таки оставят.

– Может, и оставят. Их, наверное, больше интересуют иномарки, – пытался подбодрить беднягу Турецкий. – Кстати, сколько бензина осталось в баке?

– Мало. На обратную дорогу не хватит. Я как раз хотел в городе заправиться.

– Тем более далеко не уедут.

– И у меня крышка бака заперта. Получается, не смогут залить бензин.

– Конечно, не смогут, – с фальшивой уверенностью подтвердил Турецкий, прекрасно понимая, сколь ничтожным препятствием является запертая на ключ крышка.

– Куда же идти? – пролепетал Виктор. – Я тут ничего не знаю.

– Думаешь, я знаю?! Но стоять ночью посреди обстреливаемого города полнейшая бессмыслица. Нужно пройти в центр и разыскать республиканскую прокуратуру. Там же круглосуточная охрана, кто-то есть. Как ни крути, я прибыл к ним в командировку.

– Значит, вы не артист, – сказал Виктор разочарованно.

– Вывод правильный, – подтвердил Александр Борисович. – Даже самодеятельностью сроду не баловался. Я – следователь. Артистам здесь пришлось бы хуже, чем нам. Они бы без подсказки режиссера совсем растерялись.

Однако за наигранной бодростью Турецкого тоже скрывалась растерянность. Там и сям раздавались выстрелы, слышались автоматные очереди, бухали гранатометы. Что же происходит? Виктор и он находятся в своем отечестве, в российском городе, однако здесь хозяйничает противник. Война?

Редкие прохожие пугались их, шарахались к заборам и стенам домов. С грехом пополам Турецкому удалось уточнить правильное направление движения.

Да он и сам догадался, что нужно идти на звук наиболее интенсивной перестрелки.

В одном месте они заметили большую группу милиционеров в камуфляже, которые стреляли из гранатомета по «уазику». Турецкий собрался было подойти к ним, как вдруг что-то резануло глаз – на спине у них натовские рюкзаки. Значит, чужаки. Спрятавшись за забором, прислушались к доносившимся репликам. Речь и русская, и ингушская (ее Виктор узнал), и совсем незнакомая, доносятся и женские голоса. Вновь послышалось многократное «Аллах акбар!».

Обогнув опасную площадь и пройдя чуть дальше вдоль широкой улицы, приезжие вышли на другую, поуже. Увидели строгое серое здание, окруженное что-то бурно обсуждающими боевиками. Как ни было темно, Александр Борисович разглядел при всполохах отдаленных взрывов на фронтоне – «Прокуратура Республики Ингушетия». Похоже, сейчас им, бездомным, сюда соваться не следует.

– Помнится, Бритаев говорил мне, что живет недалеко от работы, – произнес себе под нос Турецкий и заглянул в записную книжку, посветив зажигалкой: – Улица Лермонтова, дом два, квартира четырнадцать.

Он еще раз попытался позвонить по мобильнику – и снова безуспешно.

– Представляю, что там сейчас творится с теткой, – вздохнул Виктор. – С ума сходит. А как я могу предупредить?! Телефоны не работают. Да у нее и телефона нет. Обычно мы звоним соседям, просим тех зайти к ней что-нибудь передать. В лучшем случае подумает, что я не захотел поздно звонить, беспокоить людей. Скорей бы утро. При свете дня оно как-то спокойней. Нужно вырваться отсюда всякими правдами и неправдами.

Вся эта речь произносилась им на ходу, в то время как Александр Борисович внимательно разглядывал таблички с названиями улиц. Задача не из простых – и темно, и таблички есть далеко не на всех домах. После особенно интенсивной стрельбы кто-нибудь нет-нет да и высовывался в окно, словно кукушка из часов. Турецкий тут же спрашивал у таких любопытных насчет нужной улицы. Большинство мигом скрывалось в глубине комнаты. Однако кое-кто отвечал.

Каким-то чудом наткнулись на улицу Лермонтова, вышло удачно – сразу очутились возле нужного дома – шестиэтажная башня. Самый высокий дом, который попался им на глаза. Надо полагать, в нем живет местная элита.

– Думаю, на носу очередное препятствие. Сейчас начнется морока с домофоном, – сказал Турецкий и оказался прав – входная дверь подъезда была закрыта. – Я одного не пойму, – размышлял вслух Александр Борисович. – Если в городе нет электричества, домофон все равно не работает. Ты как электрик подтвердишь это. Получается, открыть дверь можно только изнутри, то есть для этого кто-то должен спуститься. Позвонить мы не можем. Что нам остается?

– Звать, – догадался Виктор.

– Правильно. И ничего страшного тут нет. Надо полагать, большинство жильцов сейчас все равно бодрствует. При таком-то грохоте.

– Потом, ведь многие ждут, что кто-то должен вернуться, нужно дверь открыть.

– Тоже верно.

По номеру квартиры Турецкий рассчитал, что она находится на пятом этаже. Прикинул расположение окон. Одно из них, кажется, открыто. Подняв кверху голову, он коротко рявкнул:

– Заур!

– Кто там? – сразу откликнулся сверху женский голос.

– Патимат, это я, Саша Турецкий, к вам приехал.

– Сейчас спущусь.

Через минуту Патимат открыла им дверь, и вот уже вся троица поднимается на пятый этаж, мужчины время от времени чиркают зажигалками.

Хозяйка была очень удивлена появлением среди ночи старого товарища своего мужа. При других обстоятельствах встреча началась бы с бесконечных расспросов о семье, о Москве, о работе. Сейчас же Патимат была охвачена тревожными мыслями. Она нервничала из-за странного ухода и долгого отсутствия мужа. Вдобавок сын тоже не ночевал дома, от этого беспокойней вдвойне.

Они сидели в комнате, освещенной пламенем свечи, стоявшей на круглом столе в керамическом блюдце. Возможно, в другое время такой огонек создавал бы романтическую обстановку, особенно если знать, что при желании можно включить электрический свет. Однако сейчас пламя свечи вселяло дополнительную тревогу. Патимат и Турецкий расположились на диване, Виктор – на стуле.

Без всяких расспросов хозяйка складно поведала о вечерних событиях.

– Безусловно, я волнуюсь и за сына, и за мужа, – говорила она. – За Казбека не так сильно. Он пошел к товарищу, у которого есть домашний кинотеатр. Не пропади электричество, я вообще была бы за него спокойна. Ребята могут смотреть эти фильмы ночь напролет. Но раз света нет, мальчик мог решиться пойти домой. Надеюсь, при уличной перестрелке мать Беслана его не отпустит. Она еще более сумасшедшая, чем я. – Патимат сконфуженно улыбнулась. – А вот за Заура мне страшно. На переговорах с боевиками может произойти, что угодно. Дикие люди.

«Сомневаюсь, чтобы ночью велись какие-то переговоры», – подумал Турецкий и попросил:

– Патимат, вы сейчас объясните мне дорогу к МВД: Я схожу туда и на месте узнаю, что там происходит. Потом расскажу вам.

– Я тоже пойду, – буркнул Виктор.

– Представляю, как вы оба устали. Вы же, наверное, спать хотите.

– Честно говоря, я отлично выспался в самолете, – сказал Турецкий. – Поэтому сейчас у меня ни в одном глазу.

– И я сегодня днем здорово выспался, – радостно сообщил Виктор. – Напилил и наколол тетке дров, а после обеда завалился спать и дрых до программы «Время».

Упоминание про обед оказалось в данном случае неуместным – оно натолкнуло Патимат на новую мысль:

– Вы вообще когда последний раз ели?

И тут оба мужчины почувствовали, что страшно голодны. Не дожидаясь их ответа, хозяйка начала готовить кофе, достала тушеные баклажаны, зелень, нарезала колбасу, овечий сыр. Когда гости подкрепились, Патимат нарисовала им схему, как пройти к зданию министерства.

Самая короткая ночь в году уже приближалась к своему завершению. Дали о себе знать первые, весьма робкие признаки рассвета, начинающие вырисовывать на фоне неба силуэты домов и деревьев. Казалось, темные сатанинские силы страшатся того мига, когда из-за горизонта выглянет светило, и загодя бегут от него. Все реже звучали отдаленные выстрелы, глуше становились воинственные крики. Скоро они затихнут совсем, и мирный зеленый городок вернется к привычной жизни. Еще какое-то время до намаза тишина будет беречь сон людей, потом начнется их пробуждение, и наступит новый день с его разнообразными хлопотами. Увы, сегодня они будут здесь не весьма привычными, для кого-то очень тяжкими. Уже появились первые прохожие, исключительно мужчины. Пожилые беспокойно держались поблизости от своих домов, словно не могли преодолеть невидимую преграду, загораживающую им дорогу. Молодые, поодиночке или маленькими группками, куда-то спешили с озабоченным видом. Было заметно, что сегодняшняя ночь не принесла им желанного отдохновения.

Здание республиканского МВД с выбитыми стеклами, закопченными стенами и следами от пуль на них напоминало сейчас мужественного бойца после битвы, отобравшей все его силы. Несколько милиционеров молча стояли под деревьями возле узкого проезда, ведущего на улицу. Настроение у всех было подавленное. У дальнего угла два человека накрывали трупы черными непрозрачными полотнами полиэтилена, предварительно погибших снимал милицейский фотограф. Они только приступили к своей незавидной работе, тела погибших были сложены на асфальте вдоль фасада. На ступеньках крыльца лежал человек в штатской одежде – светлом летнем костюме. Приблизившись к нему, Турецкий сразу узнал Заура Бритаева. К его окровавленной груди был прилеплен неровный кусок бумаги, на котором черным фломастером было написано: «От воинов Аллаха».

Турецкий с трудом справился с потрясением от увиденного – он не сразу осознал, что его друга, которого он приехал спасать, уже нет…

Глава 5
РЯДОМ С МОРГОМ И ВНУТРИ

– Вы соображаете, что говорите! – возмущался врач, шевеля напоминающими швабру усами. – Откуда я возьму вам свободную машину? В городе десятки раненых, все находятся в разных местах. Про убитых и говорить не приходится – ужас. Весь персонал уже с ног сбился. Уже до того докатились, – тут он перешел на шепот, – что покойников забирают кареты «скорой помощи». По инструкции это строго запрещено. Но приходится закрывать глаза, у нас безвыходное положение. А вы – машину.

– Хоть носилки-то свободные у вас найдутся? – спросил Турецкий.

– Носилки берите. Этого добра сколько угодно.

– На улице, возле здания МВД, погиб наш высокопоставленный друг из прокуратуры. Мы хотим принести его сюда.

– Ой, боюсь, сегодня у всех друзья погибли. Узнавать страшно. Конечно, несите. Какая разница – высокопоставленный или рядовой!

Вернувшись с носилками к зданию МВД, Турецкий показал милицейским прапорщикам, накрывавшим трупы черными пленками, свое удостоверение и объяснил, почему намерен унести отсюда Бритаева. Ведь он будет вынужден сообщить горькую весть Патимат, и та примчится сюда. Не хочется, чтобы жена увидела изуродованное тело любимого человека на месте его гибели, где воображению легко рисуется вся картина жестокой расправы.

– Ну, если это действительно он… – неуверенно протянул один из милиционеров.

Никаких документов в костюме Бритаева не оказалось. То ли Заур Борисович в спешке не взял их, то ли боевики успели обчистить карманы.

– Кстати, вы обязательно проверьте, остались ли его документы дома, – посоветовал прапорщик. – Если пропали, кто-нибудь может воспользоваться. Это как пить дать.

– Под шумок многим можно воспользоваться, – добавил второй. – Поэтому, извините, неопознанный труп мы вам отдать не имеем права.

Александр Борисович прекрасно понимал, что милиционеры поступают правильно, и одобрительно отнесся к их словам. Сейчас в МВД республики собралось много сотрудников, будет несложно найти человека, хорошо знавшего Бритаева в лицо.

Таким оказался майор, руководивший работами по ликвидации последствий нападения. Он согласился без лишних формальностей отдать труп прокурора для отправки в морг. Только велел переписать все паспортные данные Турецкого и Виктора, а также приказал фотографу сфотографировать погибшего.

Что тот и сделал – прямо на крыльце, где лежал Заур с прикрепленной к окровавленной груди запиской.

Уже начинало пригревать солнце, и хотя Турецкий и Виктор изрядно вспотели, пока несли свой «груз 200», до больничного морга они дошли без остановки. А там им пришлось долго ждать, пока освободится санитар, который занимался с парой, вошедшей туда перед самым появлением Турецкого и Виктора.

Странным показалось Турецкому поведение этой молодой пары. Александр Борисович заметил их еще издали, когда он и Виктор приближались с носилками к моргу. Миниатюрная курносая женщина в коричневом брючном костюме и в туфлях на «шпильках». На голове у нее черная в серых квадратах косынка, из-под которой выбивались обесцвеченные перекисью волосы. Ее сопровождал стройный кавказец в светло-голубом летнем костюме. Тонкий орлиный нос и длинная полоска усов придавали ему вид опереточного героя-любовника. Для полного сходства недоставало соломенной шляпы-канотье. Только туфли у этого «героя» были до неприличия пыльные, что явно говорило о его странствиях по проселочной дороге. По городу год будешь ходить – такой слой пыли не наберется.

Было видно, что женщина противилась тому, чтобы войти в двери морга. Мужчина энергично уговаривал, чуть ли не силой тянул ее туда и добился своего, когда Турецкий и Виктор были уже рядом с ними.

Опустив носилки на асфальт, Александр Борисович вошел в морг. Он очутился в квадратном слабо освещенном лампочкой без плафона коридорчике. Спустившись на несколько ступенек, Турецкий приоткрыл дверь в мертвецкую и заглянул внутрь.

– Подождите там! – заметив его, сердито рявкнул сидевший за столом санитар.

Турецкий прикрыл дверь, оставив крошечную щелку, через которую машинально наблюдал за тем, что происходит внутри. Женщина и мужчина наперебой объясняли хмурому санитару свою просьбу. Тот что-то ответил им, она достала из сумки паспорт. Внимательно изучив его, санитар встал и подвел обоих к ряду морозильных камер. Он открыл первую крайнюю дверь и вытянул до половины носилки с трупом. Придерживая их правой рукой, левой он приподнял простыню над головой покойника. Женщина пошатнулась и, не подхвати ее кавказец, наверняка упала бы.

Неторопливо закрыв эту камеру, санитар таким же образом показал, что находится в следующей. На этот раз женщина повела себя спокойней, она просто отрицательно мотнула головой. Так же она реагировала на то, что находилось в следующих трех камерах.

Санитар показывал для опознания только трупы мужчин. Судя по всему, таковых в камерах больше не было, потому что он перешел к стоявшей возле стены каталке, причем сделал это с подчеркнутой неохотой, как бы говоря всем своим видом: я же вас предупреждал, зрелище не для слабонервных, но если вы уж так настаиваете, то под вашим напором я вынужден сдаться.

Санитар откинул простыню. Женщина долго разглядывала труп. Турецкий придвинул стоявший в углу «предбанника» стул и встал на него. Насколько он смог рассмотреть, на каталке покоилось тело с сильно обгоревшей верхней половиной и донельзя обезображенной головой. «Этого в принципе опознать невозможно», – подумал Турецкий. И только успел подумать, как совещавшаяся со своим спутником женщина обернулась к санитару и согласно кивнула. Тот опять накинул на труп простыню и вернулся к своему столу, где принялся что-то писать.

Осторожно прикрыв дверь, Турецкий вышел наружу и остановился. Перед носом у него пролетел шмель. Воздух был прогрет поднявшимся солнцем, обещавшим жаркий день. Издалека доносился монотонный шум проезжавших машин. Большинство окон больничного корпуса было раскрыто, у одного стояла девочка и читала книгу. На фоне этой мирной картины носилки с погибшим Зауром выглядели воплощением всей мировой несправедливости, позволяющей злу побеждать добро.

Возле морга остановилась «труповозка». Четверо человек – две девушки и двое пожилых мужчин – вытащили оттуда носилки и поставили их рядом с бритаевскими. Лежавшее на них тело тоже было покрыто черной пленкой. Все четверо стояли молча. Каждый изредка поглядывал на часы.

Опознаватели вышли минут через пятнадцать. Миниатюрная женщина на ходу застегивала «молнию» сумки. Она засеменила так быстро, что мужчина еле поспевал за ней. Немного отойдя, она сдернула с головы косынку, и платиновые волосы засверкали на солнце.

Турецкий и Виктор внесли носилки в холодную мертвецкую, опустили их на бетонный пол.

– Документы, – потребовал санитар.

– Мы никаких справок брать не будем, – сразу предупредил его Александр Борисович, протягивая паспорт.

– Это ваш родственник?

– Нет, мы друзья погибшего. Милиционеры разрешили отнести труп. Хотелось забрать его с улицы, сами понимаете почему. Это наш коллега, бывший заместитель главного прокурора республики Бритаев. Позже сюда придет его жена и сделает все формальности, которые нужны.

Переписав паспортные данные, санитар вернул документ Турецкому и встал из-за стола со словами:

– Берите покойника.

Он подвел их к свободной камере, в которую те поместили тело Бритаева.

– Скажете вдове, что десятая камера.

Перед уходом Турецкий спросил санитара:

– Много людей приходило сегодня на опознание?

– Пока один человек.

– Эта женщина, которая заходила перед нами?

– Она самая.

– Кого она искала?

– Муж погиб.

– Удалось опознать?

– С трудом. У того сверху все обгорело. Узнала по кроссовкам, которые подарила.

– Может, она исследовала и образцы почвы с них?

Сердитое и без того лицо санитара сделалось еще более свирепым.

– Вы считаете, этого было недостаточно?!

– Что вы! Просто я считаю, что в магазинах попадаются одинаковые кроссовки, – с невинным видом ответил Александр Борисович.

В общей сложности возле морга и внутри Турецкий и Виктор пробыли больше часа, и теперь, выйдя оттуда, оба почувствовали страшную усталость. Шутка ли – почти сутки без сна. Дневной сон после колки дров и дрема в самолете – это лишь отговорки для заботливой Патимат, чтобы не задерживала их. Сейчас же по-настоящему хотелось спать.

Начало десятого. Связь уже была восстановлена, и Турецкий позвонил секретарю прокуратуры республики, чтобы узнать, в какой гостинице забронирован номер. Оказалось, не в гостинице, а в милицейском общежитии, где есть комнаты для командированных. Туда же он пристроит и Виктора, нужно дать парню передышку. Но не завалишься же спать сейчас, когда произошла такая трагедия. Придется ему первому сообщить о ней Патимат.

Видимо, женщина уже была готова к самому страшному и выплакалась до появления Турецкого, который был вынужден подтвердить ее догадки. Услышав, вновь заплакала, беззвучно, безутешно.

Рядом с ней сидел сын, которого действительно из-за перестрелки не отпустили вчера домой родители товарища. Казбек окончил десятый класс, кавказский мужчина. При посторонних не плакал, только мстительно раздувал ноздри. Он очень трогательно утешал мать, правда, Патимат и сама старалась держать себя в руках. Поднявшись со стула, она обратилась к гостям:

– Сейчас ложитесь спать. На этот раз без разговоров. А мы с Казбеком пойдем в больницу.

Захватив документы, они ушли по своим скорбным делам. А Турецкий и Виктор провалились в долгожданный сон.