Текст книги "Черная ночь Назрани"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Глава 18
ЗЕМЛЯ И ЗВЕЗДЫ

Отпросившись пораньше с работы, Лидия Базоркина поехала в МВД.

Она прекрасно понимала, что. рано или поздно ее аферу с опознанием тела Мустафы обнаружат, но надеялась, что это произойдет не скоро. После вчерашнего нападения в городе творился такой бедлам, царила такая неразбериха. Наверное, милиции сейчас не до нее, а через месяц или даже неделю можно сослаться на ошибку, нервы, спешку, много чего можно наплести. В самых мрачных прогнозах она не предполагала, что разоблачение произойдет столь молниеносно – на следующий день. Как теперь отбрехаться?

Огорчила ее и та быстрота, с которой ей вручили пропуск. Только протянула в окошечко паспорт, как его тут же вернули с вложенным бланком, на бумажке красуется ее фамилия. Если бы пропуска сразу не оказалось, можно понадеяться, что не так-то она здесь и нужна, пусть зайдет в другой раз, это ее пригласили на всякий случай. Однако пропуск заказан, получается, что к ее приходу тут основательно готовились, ждут с нетерпением. А кому приятно идти сюда?!

Плохо было и то, что вызвавший ее человек был неулыбчивым и строгим. Первым делом Захарин спросил, знает ли она чеченца по фамилии Фирзоев. Лидия честно ответила, что слышит такую впервые в жизни.

– Ахмед Фирзоев. Или он назывался другим именем.

– Вообще-то у меня есть знакомый чеченец Ахмед. Только я не знала его фамилию.

Капитан испытующе взглянул на нее и уточнил:

– Он семьдесят четвертого года рождения, рост – чуть выше среднего, худой, с усиками, бородкой.

– Да, наверное, он, раз вы вызвали меня.

– Можно и так рассудить. Вы давно с ним знакомы?

– Около двух месяцев.

– И часто с ним за это время встречались?

– Не очень.

– Ну все же.

– Раза три-четыре. – Лида существенно преуменьшила истинное количество свиданий.

– Вчера вечером он с тяжелым ранением головы попал в больницу, в реанимацию, и при нем было найдено много документов вашего мужа Мустафы Ахметовича. Как вы можете это объяснить?

– Его документы, его и спросите.

– Как – спросите?! Он же погиб.

– Ах да, – смутилась Лидия. – Это произошло только что и так неожиданно, я еще не привыкла говорить о нем в прошедшем времени.

– Да вы о нем в прошедшем и не сказали. Сказали почему-то в настоящем. Я повторю вопрос: как у Фирзоева оказались документы вашего мужа?

– Бывшего мужа, – огрызнулась Базоркина.

– Разве вы были в разводе?

– Официально мы женаты, но уже три месяца живем отдельно.

Капитан положил ручку на стол.

– Странный у нас получается разговор, Лидия Анатольевна. Я говорю про Базоркина в прошедшем времени, как и нужно, когда есть свидетельство о смерти. Вы же упорно – в настоящем, словно он жив. У меня складывается большое впечатление, что вы не принадлежите к плеяде закоренелых преступников и, начав что-то утаивать, можете запутаться в собственных показаниях. Поэтому мой вам совет – давайте говорить только правду. Вы же понимаете, в отличие от вас Мустафа Ахметович с этим Ахмедом не знаком.

– Мой муж не дает мне развода, а мы с Ахмедом хотим пожениться. Он попросил документы Мустафы, сказал, что это поможет оформить развод.

– Чем это вдруг ему помешал ваш брак?

– Мы хотели пожениться.

– Как? – Захарин едва не расхохотался. – Вы же виделись всего раза три-четыре.

– Ну и что? Бывает же любовь с первого взгляда.

– Да, с этим трудно спорить. Значит, вы приняли слова Фирзоева за чистую монету, даже не поинтересовавшись, каким образом старые справки Базоркина могут помочь разводу?

– Это не так?

– Насчет развода звучит сомнительно. А вот то, что, имея наряду с фальшивыми подлинные справки, можно устроиться на работу в аэропорт или на очистную станцию, мне известно доподлинно.

– Ахмед говорил мне, что собирается преподавать в техникуме английский язык.

– Да я и не думаю, что эти документы он брал для себя.

– К сожалению, я плохо разбираюсь в бюрократических тонкостях. Из-за этого и попала впросак.

– Увы, Лидия Анатольевна, ваша самокритика напрасна. Судя по тому, как быстро получили свидетельство о смерти Базоркина, дали заявления о его выписке и компенсации, в бюрократических тонкостях вы разбираетесь до завидного хорошо. И вам Бога следует благодарить за то, что Мустафа Ахметович, проявив великодушие, постарался в отношении вас смягчить ситуацию. А если, скажем, компенсация была бы получена, то против вас было бы возбуждено уголовное дело. Но эти хитросплетения оставим на потом. Сейчас скажите, что за человек приходил к вам сегодня днем?

Тьфу ты господи, все-то им известно. Чертовы чеченцы делают все тяп-ляп, а потом за них расхлебывай.

– Это старший брат Ахмеда, Махмуд.

– Вы и с ним были раньше знакомы?

– Нет, даже ничего о нем не слышала.

– Зачем приходил?

– Он разыскивал Ахмеда. Сказал, что тот не пришел ночевать, его не могут найти.

– Вы, разумеется, ничем не могли ему помочь. И на чем вы расстались?

– Ни на чем. Я сказала, что не знаю.

– И все?

– Все.

– Лидия Анатольевна! Вы меня за дурака держите, – не удержался Захарин от одесского присловья. – Расстаются два безутешных человека: брат пропавшего и его, можно сказать, невеста…

– Он просил, если я что-нибудь узнаю, позвонить ему и сказал номер телефона. Только просил его больше никому не давать.

– Не давайте, если вам жить надоело. Мы же его все равно узнаем, а Махмуд решит, что вы проговорились.

– Тогда я лучше скажу.

– Мне он не нужен, – отмахнулся Захарин.

– Нет, запишите. Вдруг со мной что-нибудь случится.

– Да не нужен он мне! Ну ладно, – сжалился оперуполномоченный, видя обескураженное лицо Базоркиной. – Давайте перепишу. Но звонить все равно придется вам, когда я скажу.

Капитан задумался. Брать сейчас этого Махмуда совершенно необязательно, у него и милиционеров свободных нет, чтобы послать на задержание. Все заняты, все в разъездах. Можно взять и завтра, если раньше не попадется. Будучи в больнице, Юрий Алексеевич пытался поговорить с Ахмедом, которого привезли из реанимации. Тот увильнул от ответа. Если Махмуд такой же крепкий орешек, с ним можно потратить время впустую.

Лидия поминутно поправляла упорно спадавшие на лоб волосы, даже лаком побрызгать не успела. Ей нестерпимо хотелось курить, но она боялась об этом заикнуться. Пепельницы в кабинете нет, значит, Захарин не курит, вдруг рассердится. С Мустафой из-за этого тоже случались скандалы. А от Ахмеда свою дурную привычку она вообще скрывала.

– Мы остановимся на следующем. Вы сейчас отправляйтесь домой и до утра никуда не выходите. – Нужно успокоить эту дурочку, решил капитан, не то доведет себя до того, что придется вызывать «скорую». – Не волнуйтесь – вам ничто не грозит, за домом будет установлено наружное наблюдение. Утром спокойно идите на работу. И не вздумайте звонить этому Махмуду.

– Ни за что! – с готовностью выпалила Лидия.

– Вообще никому не рассказывайте о нашей беседе. Если произойдет что-то экстраординарное, сразу звоните мне. – Оперуполномоченный написал на бумажке номера всех телефонов, по которым его можно застать, и отдал ей. – Во избежание случайных встреч я попрошу, чтобы вас вывели из министерства через заднюю дверь. Спокойней будет.

Когда Лидия ехала домой, она была мрачнее тучи. Сидя в автобусе, мысленно возвращалась к неприятному разговору со следователем. Огорчало и то, что на допрос ее вызвали именно сегодня. Ведь напечатанный в женском журнале гороскоп сулил ей как Водолею посещение с близкими друзьями музея или музыкального вечера.

С этих пор Лидия Базоркина перестала верить гороскопам.

Глава 19
КАРЛАГ

Беслан Ибрагимович прошел в большую, аккуратно обставленную и обвешанную новыми коврами комнату, где хозяин сразу усадил его за покрытый толстой скатертью круглый стол, на котором было собрано нехитрое угощение: коньяк, яблоки, чурчхела.

– Скоро жена придет с работы, тогда она ужин сделает. Пока же, если вы не против, посидим скромно, – извиняющимся тоном сказал Руставел.

Еще не зная, о чем пойдет речь, он уже волновался, хотя не смог бы объяснить причины своего беспокойства. Руставел сел напротив гостя, тут же снова встал и с излишней поспешностью пытался было разлить по рюмкам коньяк, но Беслан Ибрагимович жестом приостановил его попытку:

– Спасибо, угощение не нужно. Выпивка и еда совсем не соответствуют характеру предстоящего разговора. К тому же я за рулем.

– Понимаю, жена другую еду приготовит.

– Да нет, дело не в качестве. Просто кусок в горло не лезет. Всухомятку посидим. Лучше, парень, расскажи, как ты похитил моего сына.

– Вашего сына? – удивленно переспросил Руставел. – По телефону я понял, что вы отец министра Цаголова.

– Совершенно точно. И хочу знать, как вы его похитили, где он сейчас находится. Начистоту.

От неожиданности Руставел растерялся и спросил:

– Как вы на меня вышли?

– Отвечу. – Беслан Ибрагимович пристально посмотрел на лейтенанта. – Поскольку вы от наглости потеряли всякую осторожность и похищаете людей средь бела дня, эТо было гораздо проще, чем кажется.

– Беслан Ибрагимович, клянусь здоровьем родителей, я первый раз слышу, что это ваш сын. Я ведь похищенного даже толком в лицо не видел.

– Наверное, и видеть не мог. У вас ведь там сразу мешок на голову и…

– Дело не в мешке. Зачем я буду смотреть? Нам сказали, что по заданию Москвы нужно задержать важного государственного преступника, нефтяного магната, который перевел огромные деньги в швейцарский банк и теперь собирается бежать за границу. Сейчас он скрывается в Ингушетии, ездит по нашей республике на машине с «блатным» номером, ведет переговоры с чеченскими и с грузинскими террористами. Мы были в полной уверенности, что задерживаем олигарха. Нам зачитывали факс из Москвы, там была указана его фамилия. Я ее забыл, но могу поручиться, что не Цаголов.

– Охотно верю. И куда же отвезли моего сына после захвата?

– Честное слово, не знаю. Знаю только, что с нами были бойцы мобильного отряда в Карабулаке.

До старика и раньше доходили слухи об этих опричниках, в республике этот отряд называли «эскадроном смерти».

– Кто отдал приказ о похищении?

– Сам генерал-майор Круликовский. Он вызвал меня, сказал, когда и где я должен встретиться с остальными участниками операции. В семь утра, в километре от села Тальяшево.

Цаголов задумался, перебирая пальцами шарики деревянных четок. Что ему, пожилому человеку, остается делать? Встать и уйти? А как будет чувствовать себя после его ухода этот парень? Он же не закоренелый преступник, не отъявленный негодяй, чтобы через минуту забыть о той неприятной истине, которая открылась ему, и жить дальше как ни в чем не бывало. Ему обязательно нужно выговориться, излить душу, иначе безотчетная злоба пустит ростки в его молодой душе да постепенно и разъест ее, словно ржа железо. Неосознанная злоба к окружающему миру, который лишает его душевного спокойствия и, стало быть, счастья.

Беслану Ибрагимовичу вдруг припомнился существовавший у древних вайнахов карлаг. Это слово, неприятно напоминавшее какое-нибудь поселение архипелага ГУЛАГ, означало кучу булыжников на обочине дороги, в которую бросали камни представители разных тейпов, произнося при этом проклятия человеку, совершившему преступление. Такое зримое осуждение считалось одним из самых тяжелых наказаний. Больше куча – сильнее презрение. Этот парень всего лишь выполнял приказ. Можно ли его осуждать, кто осмелится бросить в него камень? Он обязан был подчиниться. Подобным примерам нет числа. Пускай Руставел не знал про то, кого они похищают, но ведь он сделал это. И будет делать, пока не уйдет в отставку или его не заставят уйти.

Старый адвокат понимал, что бессмысленно угрожать лейтенанту, кричать, брызгать слюной, топать ногами. Так он ничему не научится. Ему нужно загладить свою невольную вину. В свое время Руставел сильно проштрафился – украл документы в ГАИ, за что ему пришлось предстать перед судом стариков. В этот раз ему тоже нужно на многое раскрыть глаза.

– Сколько тебе лет, парень? – спросил Беслан Ибрагимович.

– Двадцать шесть.

– Как понимаешь, мне существенно больше. Я ровно на пятьдесят раз больше тебя обернулсй вместе с земным шаром вокруг солнца. Других преимуществ перед тобой у меня нет. – Он опять помолчал, прищурив глаза. – Сделаем так, Руставел. Завтра я приеду к тебе со своими родственниками-стариками. Ты тоже собери своих близких родственников-стариков: и деда, и отца, и дядю. Расскажешь все в их присутствии.

Руставел покорно кивнул.

Глава 20
ПРОГУЛКА ПРИ ЛУННОМ СВЕТЕ

Тамара и Виктор пошли в показавшийся им уютным маленький ресторанчик под названием «Полюби Кавказ», где просидели очень долго. В обычные дни там включалась магнитофонная музыка, но сегодня из-за траура было тихо и строго. По предложению Тамары, они помянули всех назранцев, погибших вчерашней ночью. Когда заканчивалось одно блюдо, заказывали следующее. Не потому, что хотелось есть, а чтобы не уходить. Лишь принявшись за вторую порцию хинкали, заметили, что обед у них автоматически перешел в ужин.

Все это время они рассказывали друг другу о себе. Тамара про то, как училась в парикмахерском колледже. Виктор про то, как служил на флоте, он был артэлектриком, про то, что творится у них на фабрике, которую после приватизации купил француз. Про то, как первого апреля они разыграли новою хозяина, устроив демонстрацию с требованием вернуть торту «Сказка» его историческое название «Полено». Рассказал, почему он иногда заикается. Когда ему было семь лет, родители определили его в престижный лагерь, в тот год он превратился из пионерского в оздоровительный, где попались какие-то чокнутые воспитатели. Заинтересовавшись экспериментальными методиками, они намеревались воспитать в детях храбрость. Для этого заводили их вечером в близлежащий лес, оставляли там, а сами прятались за кустами и выли волками. После пары таких садистских сеансов многие детишки стали заикаться. Потом это прошло, но иногда «волчий эксперимент» все-таки сказывается.

Время от времени он возвращался к своему вчерашнему знакомству с Александром Борисовичем, вспоминал их рискованное прибытие на машине в Назрань, агентурный визит в дом Аштрековых. Даже досадно, что приключение осталось позади. Выяснилось, что Тамара тоже жалеет о том, что отныне их ничто не связывает с Турецким.

Услышав это признание, Виктор сказал:

– У меня есть идея. Что, если мы перевыполним норму – последим за Аштрековым как частные детективы? Известно, что он обманул Турецкого. Вдруг он на этом не остановится и по-прежнему ведет тайную жизнь. Вдруг он вечерами ходит на какие-нибудь явки. Тогда мы последим за ним и, если узнаем что-нибудь интересное, скажем Александру Борисовичу. Для него будет приятный сюрприз.

В этом предложении, помимо всамделишной заботы о помощи следствию, имелась и чисто эгоистическая подоплека – Виктор не хотел расставаться с Тамарой. А слова его пали на благодатную почву, потому что девушке тоже не хотелось расставаться с ним. Пускай у них будет общее дело. По этому поводу новые друзья выпили на брудершафт.

Когда они покинули ресторан, начинало смеркаться.

– Теперь пойдем ко мне, – сказала Тамара. – Во-первых, мне нужно переодеться. У тебя темная рубашка, а у меня светлая. Меня могут заметить издали. Во-вторых, от нас можно видеть дом Аштрековых. Если Мустафа выйдет, пойдем следом.

– Обычно он когда возвращается после работы?

– Он был охранником у прокурора, поэтому возвращался в разное время. Теперь тот погиб. Сегодня Мустафа ушел утром. Наверное, должен вернуться вечером.

– Мне же нужно успеть на последний автобус.

– А ты позвони и скажи, что останешься в городе. Я тебе на террасе постелю.

Об этом Виктор мог только мечтать. Если ему сейчас чего-нибудь не хотелось, так уезжать из Назрани.

Когда Тамара представила Виктора матери, та сразу было бросилась готовить ужин, но дочь остановила ее, сказав, что они наелись в ресторане.

– Что это вы в траурный день загуляли? – спросила Кира Григорьевна. – Или повод какой?

– Мы не веселились. А повод был такой, что Виктор получил деньги за ремонт печки, и мы проголодались, – объяснила Тамара. – Правда, ему столько пришлось заплатить за обед, будто не старую отремонтировал, а сделал новую.

Они вынесли два легких пластмассовых стула с подлокотниками и поставили их на траве, ближе к левому углу участка, с таким расчетом, чтобы видеть калитку дома Аштрековых. Улица была освещена редкими фонарями. Более или менее прилично можно было разглядеть то, что находится в непосредственной близости от них: проезжую часть, отрезок тротуара, забор. По удачному стечению обстоятельств фонарный столб находился близко от аштрековской калитки. Тамару же и Виктора с улицы заметить трудно, поскольку у Негутиных двухметровый забор из проволочной сетки на рамах, изрядно поросший специально посаженными вьюнками. Через полупрозрачную ограду улица с участка проглядывается, прохожим же трудно разглядеть, что делается за забором. К тому же перед домом Негутиных росли высокие акации. Но даже если кто пройдет близко и увидит, тоже нет ничего подозрительного. Подумаешь, сидят молодые люди и беседуют в свое удовольствие. Изредка, не прерывая увлеченного разговора, бросают мимолетные взгляды на дом Аштрековых.

Вдруг, замолкнув на полуслове, Тамара схватила Виктора за рукав. Он понял ее жест и посмотрел на улицу: мимо дома неспешно проходил крепкий мужчина в черных брюках и белой рубашке. Когда он удалился, Тамара шепнула:

– Пошли. Это и есть Мустафа.

Аштреков долго шел по длинной улице. Следить за ним было проще простого, светлая рубашка очень заметна издали. Глядя на Тамару и Виктора, не подумаешь, что это сыщики. Решишь, что влюбленная парочка, воспользовавшись прекрасным летним вечером, когда все вокруг романтично освещено луной, вышла на прогулку.

Для людей неромантичного склада прогулка могла показаться весьма длительной. Прежде чем свернуть направо, Мустафа прошел чуть ли не всю улицу. Свернув, он столько же шел по другой. Потом он перешел дорогу и повернул налево – в короткий, заставленный недостроенными домами переулок, упирающийся в пустырь. Дальше, за пустырем, светились огоньки редких домов.

Дойдя до конца проулка, Аштреков перепрыгнул через канавку и повернул направо. По другую сторону канавки росли пирамидальные тополя. Чтобы не быть случайно замеченными, Тамара и Виктор шли по этой стороне, прячась за стволами деревьев. Непонятно, зачем Мустафа пошел через пустырь, когда здесь такая удобная тропинка, и через канаву им прыгать не пришлось: когда дошли до дороги, просто перешли ее, при этом не отстав от Аштрекова. Между ними сохранилось прежнее расстояние.

Они приближались к улице Котовского, где находился квартал богатых домов, возведенных за последние годы местными толстосумами по индивидуальным проектам. Некоторые особняки были сделаны «под старину». Однако, поскольку все они были огорожены высокими глухими заборами, архитектурные красоты в глаза не бросалась. Элитарность же квартала проявлялась, в том, что никто не был зажат соседями, территории у всех немалые. Больше того – между оградами имелись проходы и проезды, иногда настолько широкие, что на них делалась дополнительная живая изгородь – из деревьев.

Аштреков, видимо, уже приближался к цели своего путешествия, потому что начал внимательно приглядываться к номерам домов на правой стороне улицы. Наконец он сошел с тротуара и направился– к глухому каменному забору с металлическими воротами, огораживающему участок, находящийся чуть в глубине от улицы. Подойдя к воротам, Мустафа нажал кнопку звонка, а ожидая, пока его впустят, как и раньше, испуганно озирался по сторонам. Ждать пришлось недолго – железная дверь бесшумно приоткрылась наружу, и Аштреков, что-то сказав отомкнувшему ее, вошел.

– Нужно запомнить этот дом, – сказал Виктор. – Пусть Турецкий проверит, кто здесь живет.

Приглядевшись, они заметили, что правый боковой забор значительно ниже переднего. Может, оттуда удастся увидеть, что происходит рядом с домом, или даже в самом доме. Окна с той стороны хорошо освещены, в крайнем случае можно забраться на дерево.

Пройдя вдоль ряда кипарисов, под которыми царила кромешная тьма, они остановились, пытаясь рассмотреть тот двор и дом, где сейчас находился Аштреков. Вдруг Тамара услышала, как Виктор странно замычал и упал. Но ничего не успела понять – чьи-то сильные руки схватили ее, залепили рот липкой лентой, накинули на голову мешок и куда-то понесли.