Текст книги "Опоздать на казнь"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Кому вы оказались должны?

– Фирсову.

Рассказав подробно историю своего падения и подойдя к самому главному – к тому, что как раз интересовало следователя, Бурцев вдруг стал краток, будто исчерпал весь запас положенных слов.

– И для этого вы решили похитить осмий? – догадалась Лена.

– Да, – кивнул Бурцев.

– Понятно… Какова примерная стоимость похищенного вами контейнера? – поинтересовалась Лена.

– Порядка тридцати тысяч, если повезет с покупателем. – Андрей криво усмехнулся.

– И кому же вы его собирались продать?

– Никому. Это Фирсов предложил передать ему осмий – в счет долга.

– Он знал, где вы работаете?

– Наверное, но мы с ним это не обсуждали. Когда он сказал про осмий, я сам удивился.

– Вам известно, где находится ваш начальник Сергей Дублинский?

– Нет, а разве имеется какая-то связь?

– Здесь я задаю вопросы, Андрей Геннадьевич, – перебила его Лена. – Мы располагаем данными, что у вас были конфликты с Дублинским, и как раз на почве осмия.

– Что вы! Какие конфликты! Просто профессор принял меня на работу в качестве хозяйственника, говоря современным языком, коммерческого директора, и у меня действительно голова болела о том, чтобы повысить доходы «Орбиты». А осмий-187 – это самое выгодное из того, что мы производим. Более того, наше производство осмия уникально. Так что мы легко могли бы стать монополистами. Понимаете? – глаза Бурцева загорелись. Лена подумала, что он действительно очень азартный человек, причем этот азарт проявляется во всем – от карт до производства химических элементов.

– И как реагировал Дублинский?

– Мы могли бы производить его и в больших, почти промышленных, масштабах. Спрос на осмий в мире очень высок. Но Сергей Владимирович был против. Хозяин – барин, я не стал настаивать. Хотя и не был согласен с его решением. – Андрей Бурцев снова стал разговорчивым, видно было, что он заметно нервничает. – Абсолютно не согласен.

«Врет он все, – подумала Лена. – Какой еще коммерческий директор. Брали его на роль завхоза. Он и есть завхоз».

– Хорошо, об этом мы поговорим позже. Давайте вернемся к Фирсову. Что вам о нем известно?

– Ничего. Он не очень-то откровенничал. Встречались только за игрой.

– Где встречались? У кого?

Бурцев явно нехотя назвал несколько фамилий и адресов.

– Как вы должны были передать ему похищенный контейнер?

– Он назначил мне встречу – завтра, точнее, уже сегодня, в восемь утра.

– Где?

– На Приморском шоссе.

– А где именно? Опишите место, Андрей Анатольевич, вы же главное уже рассказали, что ж из вас сейчас как клещами каждое слово приходится тянуть?! – Лена была заметно раздражена.

– На восемнадцатом километре, там небольшой съезд с дороги, направо от города, Фирсов должен там меня ждать…

– Вряд ли кто-то будет там ждать Бурцева, – сказала Лена Гордееву, когда они встретились позже. – Наверняка уже просочились сведения, что завхоз арестован. Но проверить на всякий случай, я думаю, стоит. Ты мне поможешь? Я хочу этого Бурцева доставить туда…

Но ни Бурцеву, ни Лене с Юрием не суждено было дождаться Фирсова на восемнадцатом километре Приморского шоссе. В шесть часов утра, когда Лена позвонила в Кресты с просьбой доставить Бурцева на место встречи, выяснилось, что этой ночью в камере тот был убит.

– Как убит? – оторопел Гордеев, узнав об этой новости.

– Задушен. Удавкой. Буквально недавно. Обеспокоились бы раньше, могли бы застать живым. Ну и что будем делать, Гордеев?

– Место встречи изменить нельзя. Собираемся и едем туда без Бурцева. Если повезет, выйдем на заказчика похищения осмия. А там, возможно, и на убийц Дублинского.

Они вышли на Невский, поймали такси. Такси – не служебная машина, не так привлекает внимание посторонних. Пустой утренний город проскочили быстро – без пробок и остановок, поймав «зеленую волну» светофоров. Группа силовиков, вызванных на задержание Фирсова, должна была прибыть отдельно.

Отпустив такси в километре до назначенного места, Лена с Гордеевым решили прогуляться по лесу, благо до восьми оставалось час с лишним.

Утро за городом было свежим и тихим. Сырой лес, легкий туман. Лена даже поежилась – после душного каменного мешка города на природе ей стало прохладно.

– Юра, ну что ты думаешь?

– Думаю, что зря не позавтракали, времени у нас еще вагон в запасе был, – ответил Гордеев, с наслаждением вдыхая чистый лесной воздух.

– Я не об этом. Как тебе кажется, Бурцев причастен к исчезновению профессора?

Гордеев помотал головой:

– Не причастен.

– А этот Фирсов?

– Тоже нет. Возможно, причастны люди, которым Фирсов собирался продать осмий.

– Ты думаешь…

– Ну не сам же он его в производстве использовать будет. Судя по замашкам, это простой катала.

– Верно, – согласилась Лена.

– А почему ты говоришь «к исчезновению»? У тебя появилась надежда, что профессор жив-здоров, просто загулял немного?

– Не знаю, – задумчиво протянула Лена. – Может, и не жив. Может, и не здоров. То, что найденный труп – не его, это пока нельзя утверждать с полной определенностью. Результатов экспертизы на ДНК еще нет… Сожженный труп, конечно, не случайность, раз на нем предметы, принадлежащие профессору, нашли. И следы от шин Оксаниной «тойоты» неспроста там…

Гордеев покачал головой:

– Это все мелочи. Я думаю, зря ты его жену в тюрьме держишь.

– А что делать?

– Достаточных оснований для ее ареста нет.

– А земля на обуви? А окровавленный нож?

– Это, конечно, серьезные улики. Но они не отменяют элементарной логики – не могла Оксана убить Дублинского в квартире и вынести труп одна. И вывезти его в лес она тоже, скорее всего, не успела бы. И потом, вспомни, что она говорила про свои туфли, которые спрятала в шкаф, а потом они оказались на полу.

– Это ерунда… Вряд ли Дублинская помнит, когда и куда надевала туфли.

– Может быть… Но о том, что она спрятала их в шкаф, Оксана говорила очень уверенно…

– Что с того? – пожала плечами Лена. – пока не будет доказано, что это все неспроста, что кто-то специально облил ее туфли бензином и покрыл подошвы слоем грунта из карьера, все это не стоит и выеденного яйца.

– Ладно, – кивнул Гордеев. – Я ее еще раз расспрошу, если ты не возражаешь…

– По закону ты можешь встречаться со своей подзащитной, когда тебе заблагорассудится, – ответила Лена. – Только вряд ли эти расспросы что-то дадут.

– Я уверен, тут дело нечисто. Кто-то пытается направить следствие по ложному следу. Уж поверь моему следовательскому опыту.

– Предположим, водит нас кто-то за нос. Но если я ее отпущу, ясно будет, что от версии ее вины следствие отказалось.

– Тоже верно.

– Значит, в любом случае придется держать в тюрьме…

Помолчали.

– Как ты думаешь, это Фирсов? – нарушила молчание Лена.

– Вряд ли. Не того полета птица – карточный шулер. Он, скорее всего, сам на заказ работал. Вот дождемся его и выясним.

– Ох, – Лена снова поежилась, – не кажется мне, что дождемся… Вот, чувствую, что зря мы тут гуляем по болоту.

И правда, тропинка, по которой они шли, вывела их к небольшому заболоченному озерцу. после безуспешных попыток обойти его по берегу, два раза поскользнувшись и ободрав руку о колючий кустарник, Юрий предложил возвращаться к шоссе – поджидать силовиков.

…Ленины предчувствия оправдались. На встречу никто не явился. Вместе с прибывшей группой они прождали невдалеке от назначенного места более двух часов. Дальнейшее ожидание становилось бессмысленным. Дело заходило в тупик.

Глава 13

«…Российские эксперты полагают, что террористы могут использовать при изготовлении ядерного оружия осмий. Как удалось узнать корреспонденту „Комсомольской правды“, в России есть только одно месторождение, где добывается руда, содержащая изотоп осмия-187. Для выделения чистого металла требуются специальные условия. Поэтому сейчас российские спецслужбы ведут проверку всех НИИ, способных обогатить эту руду.

Обогащенный до чистоты 99,9 %, осьмий-187 – ценнейший металл платиновой группы. Окричская лаборатория (США) производит осмий-187 с максимальной обогащенностью 70,43 %. Стоимость – 159 тысяч долларов за один грамм.

Столь высокая цена объясняется уникальными свойствами этого металла. Он используется при производстве ядерного оружия и в аэрокосмической сфере, а также как катализатор при синтезе некоторых лекарственных препаратов. Изотоп осмия-187 обладает способностью многократно усиливать мощность радиационного излучения.

Осмий-187 является основой для создания твердотельного гамма-лазера. В свое время американцам не удалось реализовать свою грозную программу СОИ именно потому, что они не могли получить осмий-187 в достаточных количествах и необходимой степени обогащенности.

Безгранична палитра использования этого материала в мирных целях. С его помощью можно получить очень дешевые и практически неисчерпаемые источники энергии, не имеющие никакого отношения к достаточно опасной термоядерной реакции и используемые в разных областях…»

Газетная статья, достаточно бестолковая и безграмотная, подкреплялась еще серией документов, в частности и полным досье на Дублинского, и не только касательно его личной жизни:

«…Сергей Владимирович Дублинский является генеральным директором научно-исследовательского центра „Орбита“, профессор, заведующий кафедрой тяжелой ядерной физики в СПбГУ. Тридцать патентов на различные изобретения самого Дублинского оценены свыше двухсот миллиардов долларов.

Мировой сенсацией стало изготовление Дублинским первых восьми граммов осмия-187 в домашней лаборатории. Полученный материал был отправлен на экспертизу в Данию, где ученые его идентифицировали, назвав степень очистки «космической». Следственный эксперимент в присутствии государственных экспертов подтвердил необычный метод получения этого металла – отнюдь не в цехах секретного завода. Далее последовало восемь международных патентов на изобретение, представленных к Нобелевской премии. И мировое признание.

Новый метод позволяет производить дорогостоящий изотоп в килограммовых количествах.

Помимо этого Дублинский нашел применение осмию-187 для создания из него уникальных меток для денежных знаков, банковских карточек и ценных бумаг. Президент Bundesbank просил Дублинского о конфиденциальной встрече. Результатом стал протокол о намерениях по покупке лицензии с одной германской фирмой.

А Institut Fresenius сделал заказ на покупку сорока шести граммов осмия-187. Есть заявки из Греции и других стран.

Сергей Владимирович женат, детей нет. Имеется любовница – аспирантка кафедры тяжелой ядерной физики Ирина Галковская…»

Дублинский просматривал папку с бумагами, которую кто-то предусмотрительно оставил на столе в комнате, которая была предназначена для лаборатории.

Черт! Они действительно знают о нем все. Но почему же они прицепились именно к осмию-187?

…А началось это еще прошлой осенью. В сентябре? Да, пожалуй в сентябре. Новая секретарша перепутала в деканате расписание занятий первого и шестого курса, и вместо целого выводка новобранцев Сергей Владимирович обнаружил в аудитории двух унылых очкариков-зубрил и пяток девиц, неторопливо переговаривающихся о том о сем.

– Сергей Владимирович, у нас снова введение в специальность? – кокетливо спросила Анечка, самая посредственная студентка потока, наделенная, впрочем, отличной памятью, которая ее спасала от неминуемого провала на всех экзаменах. Сердобольные преподаватели обычно, тяжело вздохнув, откладывали в сторону перечеркнутый в десяти местах листок с задачами и переходили к дополнительным вопросам. На все вопросы Анечка отвечала четко и без запинки и уходила из аудитории со своей законной тройкой.

– Это еще что такое? Саботаж? Забастовка? Заговор? – Дублинский поправил галстук.

– Это мы подкупили деканат, чтобы еще раз послушать ваши лекции, – льстиво поведали с «камчатки». – Сергей Владимирович был самым красивым преподавателем, и профессором к тому же, немало девичьих сердец он разбил, сам того, впрочем, не подозревая.

– А на самом деле что произошло? Вас всех понизили? Я что-то не понимаю ничего, – нахмурился Дублинский. По плану у него были первокурсники, которых надлежало как следует запугать, а тут эти наглые переростки галдят.

Ошибку обнаружили, секретаршу наказали, вот только первокурсников найти не удалось. Дублинский отпустил «дембелей» по домам, а сам отправился на кафедру – Ирина на той неделе жаловалась на какого-то дипломника, оставшегося на пересдачу, надо было ей помочь с ним разобраться.

Ирины на кафедре не оказалось. Дублинский поговорил с доцентом Кротовым и хотел было уже ехать в «Орбиту», как вдруг на пороге появился мужчина не совсем академической внешности.

– Вы – Сергей Дублинский? – спросил незнакомец.

– Я, – нахмурился тот.

«Наверное, отец Иркиного лоботряса, пришел взятку сунуть за своего нерадивого сынка».

– Я к вам по научному вопросу. Меня зовут Алекс.

Вновь пришедший стянул с квадратных плеч кожаную куртку. Под курткой обнаружился китайский спортивный костюм.

– Садитесь, – указал на стул Дублинский и с сомнением оглядел Алекса. – Что за научный вопрос?

– То есть, по-деловому, – поправился тот, ничуть не робея под взглядом профессора.

«Ну, началось, – сжал зубы Сергей Владимирович, – сейчас заговорит о своем сынке. Или о младшем брате?» – при ближайшем рассмотрении Алекс выглядел лет на тридцать.

– Вы, я знаю, осмием занимаетесь, – плотно присев на стул, начал Алекс.

Вот этого Дублинский ожидать не мог. Откуда родственники студентов могут знать про осмий? Впрочем, с чего он решил, что это родственник?

В кабинет заглянул доцент Кротов:

– Сергей Владимирович, с расписанием все утряслось. Завтра у вас второй парой первокурсники, а шестой курс у меня.

– Спасибо, Ваня.

Подождав, пока за доцентом закроется дверь, Алекс развернул мятый газетный листок и прочитал небольшую публикацию, появившуюся в газете «Комсомольская правда». Как всегда язвительно, и даже грубовато, там сообщалось о том, что в очередной раз за неоплату электроэнергии местный монополист вырубил свет в нескольких научно-исследовательских институтах, в том числе и в исследовательском центре «Орбита». А ведь в последнем, чтобы монополисту было известно, изучаются радиоактивные вещества! В том числе осмий, из которого буквально на коленке можно собрать атомную бомбу. Системы охраны отключены, света нет – любой злоумышленник может проникнуть на территорию предприятия и похитить опасное вещество!

Поморщившись от вопиющей журналистской некомпетентности и отметив для себя разобраться с тем, кто сообщил газетчикам про осмий, Дублинский холодно ответил, что для предотвращения подобных ситуаций у объединения «Орбита» имеется свой автономный дизельный генератор, в случае аварии или отключения способный обеспечить электроэнергией все помещения.

– А… – разочарованно протянул Алекс, – а я вам как раз такой генератор и хотел предложить.

– Спасибо. Нет нужды, – ответил Дублинский.

Про осмий журналистам проболталась, конечно, Любочка. Это выяснилось после первого же допроса с пристрастием – да и кто еще мог так некомпетентно прокомментировать ситуацию?

– Ну представляете – темно, генератор гудит, обороты набирает, джентльмены в волнении. Завхоз бегает и слюной брызжет, звонит в Ленэнерго, называет им номера платежек, судом угрожает – кавардак! И тут приходит этот, чернявенький. Мне, правда, не до него было, но я его усадила на гостевой стул, кофе предложила, – говорила Любочка, когда поняла, что отпираться бессмысленно.

– Ну и гнала бы его в шею, если не до него было! – строго сказала Зоя. – Зачем в разговор вступала?

– Да конечно, гнала бы! Темно было – генератор обо мне в последнюю очередь позаботился! Мне страшно было. А вдруг осмий рванет! – надула губки секретарша.

– Люба-Люба, чему я тебя два года учил? Зачем по три раза зачеты принимал? За два часа до Нового года в институт мотался? Как он может рвануть?! – схватился за голову Дублинский.

– Ну, не знаю. Как-нибудь, – неопределенно пошевелила пальцами Любочка.

Дублинский обреченно махнул рукой.

– …А молодой человек этот такой милый оказался, – продолжала Любочка. – Кофе со мной попил. Мы очень хорошо поговорили. Потом свет включили, и он ушел.

– Зачем он приходил-то? – набычилась Зоя. – Ты это хоть выяснила?

– Ой! Я и забыла спросить! Когда свет подключили, не до этого было. Бурцев бегает, кулаком себя в грудь бьет, Ленэнерго подает в суд на перепродавцов, которые им деньги вовремя не перевели! Генератор опять же гудит… Не до него было. Он кофе допил, чашечку за собой вымыл – и ушел. Такой галантный. Столько анекдотов знает!

Галантный чернявенький молодой человек оказался Дмитрием Головацким, самым скандальным в городе журналистом, корреспондентом «Комсомольской правды». Информация об осмии пошла в народ.

– Ты зачем про бомбу ему сказала? – заламывала руки Зоя.

– Для солидности! – ответила Любочка.

После странного визита Алекса на кафедру приходил некий Илья, потом – Василий. Спрашивали Дублинского, но он оба раза отсутствовал. Наконец недалекий доцент Кротов дал странным посетителям адрес «Орбиты»…

Сергей Владимирович немного удивился, когда Любочка ввела в его кабинет старого знакомого Алекса.

– Я по делу, – сказал он.

– Да, генератор, знаю. Вы уже заходили, – кивнул Дублинский, закрывая папку с документами.

– Нет. Я по поводу осмия. Наша фирма может предложить вам хорошую цену. За границей осмий сейчас очень востребован.

– Я не занимаюсь торговлей, – покачал головой Дублинский. – Я занимаюсь наукой.

– Но у вас же частная фирма. Вы как-то зарабатываете деньги?

– Вы, извините, из налоговой инспекции? – поднял на него глаза Дублинский.

– Я из фирмы. Я представитель фирмы. «ЧП Фипран».

– Чепэ, значит. Нам чепэ не нужны. Я не думаю, что ваше предложение нам подходит.

– Вы очень зря так думаете, – неожиданно словно озлобился Алекс.

Но, выходя из кабинета, он наткнулся на Бурцева.

А через пару недель завхоз начал обхаживать Сергея Владимировича. Так, мол, и так, шеф, нам предлагают очень выгодную сделку. Шеф отказался. Впрочем, если Бурцев хочет вплотную заняться торговлей, заметил он походя, то может вернуться к своей прежней специальности.

Разговоры об осмии поднимались то и дело, но Дублинскому было не до этого. Он отмахивался от завхоза как от надоедливой мухи и готовился к конференции, на которую собирались специалисты по радиоактивным металлам со всего мира.

Но однажды – это было уже в середине весны, когда скупое северное солнышко припекало уже настолько, что смогло растопить снежные сугробы, но еще не в состоянии было высушить улицы города, выходя из своего автомобиля, Дублинский наступил в предательскую лужу около тротуара и непечатно выругался. На нем были новые штиблеты, подаренные Ириной на день рождения, впервые надетые и от соприкосновения с грязью сразу потерявшие магазинный лоск.

– Очень обидно! – поддержал его незнакомец с черной бородой, изучавший до того содержимое багажника своего «вольво».

Дублинский растянул губы в дежурной улыбке, машинально кивнул в сторону «вольво» и направился к подъезду.

– Сергей, а я к вам, – вслед ему с легким акцентом сказал бородач.

Дублинский остановился, повернулся на каблуках.

– Ко мне?

– Да. У меня для вас есть предложение. Даже два.

– Какие у вас ко мне предложения?

– Мы об этом на улице будем говорить? – поинтересовался незнакомец.

– Знаете что, мне сейчас очень некогда.

– Тогда давайте встретимся с вами завтра, – предложил бородач.

– Где?

– Ну например, в двенадцать часов в кафе «Инкол» на Васильевском острове.

– У меня не будет времени… Ладно, что там у вас? Давайте у меня в машине обговорим, – сдался Дублинский.

Бородач представился Ахметом Гучериевым.

Да, вспоминал Дублинский, именно в тот раз они и познакомились…

– Я не тот Гучериев, который держит Ситный рынок, я ему даже не брат, – зачем-то прибавил Ахмат, как будто это все объясняло.

Гучериев сделал Дублинскому два предложения. Как в анекдоте – одно хорошее, другое – плохое. Хорошее предложение: «Орбита» – такой замечательный институт. Жалко будет, если с ним что-то случится. Но есть люди, практически даром готовые обеспечить его защиту.

– Спасибо, у нас есть охрана, – отказался Дублинский.

– Разве ж тут в охране дело?! – неопределенно ответил Гучериев.

– А в чем? – поинтересовался Дублинский.

– Дело в принципе, – неопределенно ответил Гучериев.

– В каком еще принципе?

– Например, чтобы у вас вообще врагов не было.

Дублинский рассмеялся:

– Так не бывает. У всех есть враги.

– Нет, – с очень серьезным видом покачал головой Гучериев. – Есть люди, враги которых со временем исчезают.

Дублинский внимательно посмотрел Гучериеву прямо в глаза. Они были холодными как лед. Они не выражали ничего, кроме непреклонной решимости. Взгляд Гучериева не предвещал ничего хорошего. Ах, если бы Дублинский знал тогда, как обернется дело…

– Ну хорошо, – сказал наконец профессор, – а второе предложение?

Второе предложение было старое, только сформулировано по-новому. Гучериеву тоже понадобился осмий…

– Вы нам осмий, – а мы проследим, чтобы те, кому ваша фирма не нравится, больше по земле не ходили. Немного осмия. Совсем чуть-чуть.

Дублинский отказался. Гучериев улыбнулся, продемонстрировав отличные белые зубы:

– Вы подумайте пока. Я с вами еще свяжусь.

Гучериев начал осаждать Дублинского звонками. Присылал ему письма, в том числе и по электронной почте, с какого-то бесплатного почтового ящика. Начались угрозы – в адрес жены, Ирины и даже домработницы, почтенной Веры Федоровны. Близким Сергей об этом не рассказывал – зачем лишний раз их пугать, и так по телевизору сплошные ужасы, да и в газетах – какую ни открой, везде разбой, убийства, терроризм. Но Гучериев становился все настойчивее и агрессивнее. Параллельно с ним активизировался затихший было Бурцев. «Обложили со всех сторон», – бессонными ночами думал профессор, ища выход из сложившейся ситуации.

Наконец Дублинский не выдержал и отправился в милицию. Черт его дернул пойти в ближайшее к дому, сорок седьмое отделение, в то самое, которое через две недели посетит перепуганная супруга пропавшего профессора…

Петроградская сторона – она вообще-то очень красива и живописна. Если идти по Каменноостровскому проспекту медленным прогулочным шагом, можно вдоволь налюбоваться на здания эпохи петербургского модерна. Но если спешишь, то лучше воспользоваться проходными дворами. Во дворах модерна не наблюдается, зато там есть живописные помойки, полуразвалившиеся кирпичные постройки и прочая прелесть. Дублинский, как настоящий петербуржец, решил пройти дворами.

Можно было, правда, и на автомобиле доехать, но Каменностровский и все прилегающие улочки, как назло, перекрыли в ожидании кортежа президента, который очередной раз решил посетить историческую родину. В Санкт-Петербурге к этим визитам и к частым пробкам в центре уже привыкли, так же, как жители Кутузовского проспекта в Москве. Там, где правительство, – всегда пробки, эту нехитрую истину петербуржцы приняли как должное.

Выходя из темной проходной парадной в очередной двор, Дублинский наткнулся на старого знакомого.

Гучериев был не один.

Неподалеку трое или четверо его земляков передавали друг другу пару арбузов, имитируя разгрузку фургона.

– Здравствуйте, профессор, – обрадовался Гучериев.

– Добр-рый… день… – Дублинский был поражен до такой степени, что почти потерял дар речи…

– Не надо бояться. И не надо глупостей, – миролюбиво сказал Гучериев, как будто ненароком показывая Дублинскому рукоятку пистолета во внутреннем кармане кожаной куртки. – Мы все здесь люди горячие. Можем вспылить.

– Что вам угодно? – стараясь говорить как можно громче, произнес Дублинский. – Что вы хотите?

– Не кричи – не услышат, – отозвались от фургона. – Все ушли охранять президента.

Дублинский напряженно сглотнул, припоминая, что вдоль всего Каменноостровского, докуда видел глаз, через несколько шагов друг от друга стояли милиционеры. «И где их столько понабрали, – подумал еще Дублинский. – Не иначе, как с менее важных постов на окраине сняли. На радость местным хулиганам».

– В милицию идешь, – ласково то ли спросил, то ли констатировал Гучериев.

– Ну что вы… – попытался соврать Дублинский и неожиданно для себя густо покраснел.

– В сорок седьмое отделение… – продолжал Гучериев, будто не слыша слов профессора. – Друзей своих хочешь ментам сдать. А мы ведь охраняли тебя. Мы тебя и сейчас охраняем. Если бы не мы, тебя бы уже давно пристрелили или бомбу под двери квартиры подложили. Обычную, с тротилом.

До столь откровенных угроз Гучериев раньше никогда не доходил.

Умирать не хотелось – особенно здесь, сейчас, в вонючем питерском проходном дворе, когда по главной улице едет кортеж президента и все жители города машут из окон платочками. Не хотелось умирать от руки бандита. Не хотелось быть вывезенным на свалку в фургоне, для виду груженном арбузами. Не хотелось умирать, не завершив исследования, не попрощавшись с Ириной и с женой. Просто не хотелось умирать – и все тут. Какие могут быть оправдания?

Дублинский оценил свою жизнь дороже осмия. А вы бы, читатель, как поступили на его месте?

– Ну что? – спросил Гучериев. – Теперь мы можем договориться?

Дублинский помедлил несколько секунд, потом еле ответил:

– Можем…

– Ты правильно поступаешь, – Гучериев одобрительно похлопал Дублинского по плечу, а потом протянул ему ладонь. Дублинский тупо уставился на нее, борясь с собой, не желая подать руку Гучериеву. Тот, однако, рассмеялся, сам взял ладонь Дублинского в свою и крепко пожал.

– Мужчина должен уметь проигрывать, – добродушно сказал он. – И не терять лица. Ты молодец, профессор. Мы заплатим тебе за осмий по-царски.

Встреча была назначена на день возвращения Дублинского с конференции. Он заедет домой, повидается с женой, потом отлучится, возьмет чемоданчик с осмием и приедет в условленное место.

Место было выбрано несколько странное – на окраине города, в лесу за метро Дыбенко.

– Нельзя ли где-нибудь поближе? Я буду с дороги, уставший, может быть, я вам сюда его принесу, в этот двор?

– Чтоб тут нас всех забрали? Делай, как мы говорим! – пригрозил Гучериев.

В Германии, в кругу коллег и друзей, Дублинский как-то забыл про угрозы, про Гучериева, про гонки за осмием. Посидел в кельнских пивных, поел сосисок с капустой, округлился, посвежел, пропали мешки под глазами, так огорчавшие Ирину.

– А то оставайся у нас! – предложила жена школьного приятеля, Изи Шапируса, – У вас там в России так страшно, в новостях показывают, олигархи, чеченцы на каждом шагу.

Лучше бы она не вспоминала о чеченцах! Дублинский нахмурился. Может быть, и в самом деле остаться? Перевезти сюда жену, вызвать Ирину – она как раз отлично знает немецкий, даже Гете читала в оригинале три года подряд, пока не надоело. Немецкое правительство с распростертыми объятиями примет ученого с мировым именем. Вот только…

– Нет, я должен вернуться. Может быть, как-нибудь еще выберусь к вам.

– Уж мне эти русские патриоты! – отозвался из соседней комнаты Изя. – Держитесь за свою Россию, как за кусок черствого пирога. Додержитесь!

– Изя, а правда, что евреи продали Россию? – поинтересовался Дублинский.

– Ой, Сережа, я тебя умоляю! если бы мы ее продали, стал бы я принимать тебя в такой развалюхе?

Развалюха была трехэтажная, с мансардой и видом на зеленый некошеный луг. Правда, бассейна в ней не было и автомобилей у Шапирусов было всего два – как и у Дублинских. Впрочем, Изя не был всемирно известным ученым. Он работал в фармацевтической компании «Байер».

Вечером перед отъездом из Германии русские ученые вздумали перепить немецких. В итоге все чуть не закончилось, как в фильме «Ирония судьбы или с легким паром». Русские остались допивать, их германские коллеги, вялые и сонные, были погружены в автомобиль и отправлены в аэропорт. Но немцев вовремя завернули, а русских все же доставили в самолет в последнюю минуту.

Вернувшись, Дублинский забежал домой – переодеться, бросить вещи и поздороваться с женой (а может быть, и попрощаться, подумалось ему).

Он отдавал себе отчет в сложившейся ситуации: Гучериев, получив осмий, вполне может расправиться с курьером – зачем ему такой свидетель? Но, по крайней мере, он отстанет от семьи, от Ирины. А что до исследований – жалко их бросать, но в сейфе Дублинский оставил все расчеты и выкладки. Зоя может продолжить его дело.

На прощание с Ириной Дублинский отвел минут десять, а задержался у нее чуть более часа. Время пролетело незаметно, хотелось многое сказать, что-то объяснить. Ирина явно осталась недовольна, она надеялась, что Сергей останется у нее на ночь.

«Милая, – думал Дублинский, маневрируя среди дачников и разомлевших от жары таксистов, – если бы ты знала, что я ради тебя отложил такую важную деловую встречу! С такими серьезными партнерами, которые шутить не любят».

Профессор бодрился, а на душе у него было тяжело. Осмий так и остался в лаборатории «Орбиты». Дублинский честно заехал за ним перед поездкой к Ирине, но не нашел в своем столе магнитной карточки, она, очевидно, в сейфе, сейф опечатан до понедельника. И тогда он решился. Если он приедет с осмием – его, вероятнее всего, убьют. Если же он приедет порожняком, его тоже могут убить, а могут подождать, пока принесет обещанное.

Автомобиль застрял в канаве около деревни Кудровка. До назначенного места пришлось идти пешком.

Плутая по лесу, Дублинский выбился из сил и решил было, что заблудился. Как вдруг откуда-то слева послышались хлопки, негромкие, как будто последовательно откупорили пять или шесть бутылок шампанского.

Дублинский пошел на звук. Он оказался около заброшенного песчаного карьера – кажется, про него писали в газетах, будто бы здесь гопники, наркоманы и прочая шваль собирают свои грибочки. Дублинский подошел к месту встречи с противоположной стороны. От людей Гучериева его скрывал песчаный холмик.

Дублинский выглянул из своего укрытия.

На поляне стояло пять или шесть автомобилей, в основном джипы, ходили люди в масках и с автоматами. На земле лежало тело, изрешеченное пулями. К высокой корабельной сосне были привязаны трое – все избитые, оборванные, с заклеенными скотчем ртами.

Дублинский осел на траву. Такого он не ожидал. Может быть, это ошибка? Может быть, он случайно сорвал по дороге пару грибочков, машинально сунул их в рот и теперь ему кажется, что на поляне только что произошла классическая бандитская разборка?

Люди в масках тихо переговаривались. Один из них пнул ногой труп и что-то зло крикнул жертвам, привязанным к дереву.

– А ты что? – в спину Дублинского уткнулся ствол.

Видимо, пока одни бандиты на поляне совершали возмездие, или как это у них называется, другие прочесывали лес в поисках нежелательных свидетелей.