Текст книги "Молчать, чтобы выжить"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Валерий Аркадьевич достал из кармана платок, чтобы вытереть пот, и вдруг увидел, что платок у него, всегда безукоризненно белый и чистый, сейчас черного цвета. И не просто черного, а с красной каймой. Как черный квадрат, вставленный в кроваво-красную, траурную рамочку. Костюрин вздрогнул и швырнул платок на землю. Однако налетевший порыв горячего ветра поднял платок с земли, и платок стал кружиться у Валерия Аркадьевича над головой, подобно черной птице.

Сердце у Костюрина защемило. Он перевел взгляд на железнодорожную насыпь и вдруг увидел, что вместо вагонов по железнодорожному полотну ползут огромные зеленые гусеницы. Они были жирные и противные. К горлу Костюрина подкатила тошнота, и он в ужасе проснулся.

Валерий Аркадьевич был человеком суеверным. Собираясь на работу, он все время думал об этом сне, а особенно о черной, траурной птице, кружившейся у него над головой. Брея щеки и глядя на свое бледное отражение в зеркале, он невольно стал напевать:

 
Черный во-орон, что ж ты вье-ешься
над мое-ею головой?
Ты добы-ычи не добье-о-шься.
Черный во-орон, я не твой...
 

– Тьфу ты черт! Привяжется же такая зараза! – выругался Костюрин и стал яростно размазывать пену по пухлым щекам.

От кофе, предложенного женой, Валерий Аркадьевич отказался.

– В офисе выпью, – буркнул он.

Жена, редко видевшая мужа в таком расположении духа, опешила.

– Что с тобой, Валя? – озадаченно спросила она. – Ты заболел?

– Угу, – снова буркнул Костюрин. – Насморком.

Жена внимательно вгляделась в его бледное лицо и покачала головой:

– Не нравишься ты мне сегодня.

– Можно подумать, я тебе вчера нравился, – усмехнулся Валерий Аркадьевич.

На это жена ничего не ответила. Да и что тут скажешь?

Когда Костюрин выходил из квартиры, жена не пожелала ему удачи, как делала это обычно. От этого на душе у Валерия Аркадьевича стало еще мрачнее.

Но на этом неприятности не кончились. Когда вице-мэр Костюрин вышел из подъезда и двинулся к машине, дорогу ему перебежала черная кошка. Да так быстро, что он даже не успел среагировать и остановиться: так и шагнул – прямо через невидимый роковой пунктир, прочерченный на асфальте кошачьими черными лапками.

«Чтобы тебя „Запорожец“ переехал», – мысленно пожелал кошке Валерий Аркадьевич. И двинулся к машине.

– Здравствуйте, Валерий Аркадьевич! – поприветствовал его водитель.

– Здравствуй, Паша.

Водитель посмотрел на шефа в зеркальце обзора и сказал:

– Надо было через левое плечо сплюнуть и сказать «чур меня». Я всегда так делаю.

Костюрин усмехнулся:

– Детский сад какой-то! Взрослый человек, а веришь во всякую дрянь!

А про себя подумал: «А ведь и правда. Сплюнуть-то я забыл».

Валерий Аркадьевич окончательно упал духом.

Приехав на работу, Костюрин, как и любой другой деловой человек на его месте, тут же забыл обо всех утренних и ночных напастях.

Он битых два часа разбирал документы, оставшиеся от укатившего в Венецию коллеги. Документы эти находились в страшном беспорядке, сразу было видно, что Камакин уезжал спешно и не успел привести их в порядок. Большинство из них были уже подписаны и утверждены Камакиным.

Через два часа работы Костюрин утомленно откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. И тут же, едва он расслабился, на память ему снова пришел сон про гусениц и черную птицу. А там и черная кошка подоспела. Сердце Костюрина учащенно забилось.

– Да что ж это такое! – строго сказал себе Валерий Аркадьевич. – Ведешь себя как ребенок или как глупая деревенская баба! Возьми себя в руки и не думай о глупостях!

Окрик подействовал. Постепенно Костюрин снова успокоился и продолжил прерванную работу. Еще минут пятнадцать он перебирал документацию, но вдруг замер и тихо проговорил:

– А это еще что такое? – Он сдвинул на лоб очки и поднес к глазам лист бумаги, словно не верил тому, что увидел. Затем Валерий Аркадьевич положил лист на стол, снова надел очки, посмотрел в окно и задумчиво сказал: – Гм... Вот так-так.

А дело было вот в чем. Разбирая документы, утвержденные и подписанные Камакиным, Валерий Аркадьевич Костюрин обнаружил подозрительные документы, подписанные рукой Камакина, а также его указания об отправке вместе с гуманитарной помощью через систему Красного Креста и МЧС грузов, которые к гуманитарным грузам никак не относились.

Некоторые из этих документов ясно и недвусмысленно свидетельствовали о превышении власти и злоупотреблениях, допущенных Камакиным.

Так, например, было с большим количеством сахара, закупленного с санкции Камакина на Украине. Было видно, что тонны сахара куплены реально по низкой цене, а в документах на покупку сахара цена была беззастенчиво завышена.

Спрашивается, куда ушла разница?

У Валерия Аркадьевича были все основания подозревать, что разница ушла в карманы так называемых заинтересованных лиц. И прежде всего (как ни ужасно и ни крамольно это звучит) в карман самого вице-мэра Камакина. Ведь ни для кого не секрет, что подпись крупного должностного лица стоит больших денег.

Валерий Аркадьевич отвел взгляд от окна и тяжело вздохнул. Да уж, не было печали, да черти накачали... Что же теперь делать? Пойти с докладом к мэру?

Эта идея Костюрину понравилась. Он был человек ответственный и честный (по крайней мере, считал себя таковым). А как должен поступить ответственный и честный человек в подобной ситуации?.. Правильно – доложить начальству!

И все-таки что-то в душе у Валерия Аркадьевича противилось этому простому и ясному решению.

«А что, если я ошибаюсь? – подумал Костюрин. – Что, если тут есть какое-то другое объяснение? Ведь жизнь – штука сложная, и в ней всякое случается. В конце концов, никто не застрахован от ошибок. А у Камакина вроде были большие неприятности на личном фронте. Может, дело в этом? Засуетился человек, растерялся, загрустил – вот и наделал ошибок?»

Немного подумав, Валерий Аркадьевича сдвинул брови и покачал головой.

«Нет. Такие ошибки недопустимы в любом состоянии. Да и не может это быть ошибкой?.. Так что же теперь делать? Что предпринять?»

В памяти у Костюрина снова всплыл состав огромных зеленых гусениц, медленно ползущих по железнодорожному пути. Он поморщился. Вот к какой неприятности был этот сон!

Весь день Валерий Аркадьевич мучился сомнениями. Домой он пришел совершенно в подавленном состоянии духа. Он даже от ужина хотел отказаться, но не смог преодолеть сопротивление жены.

– Ну что? Ты все еще не в духе? – спросила жена, моя тарелки после ужина.

– Проблемы на работе, – ответил Валерий Аркадьевич.

– Что за проблемы?

Костюрин дернул уголком рта:

– Да так.

Жена у Костюрина была женщиной умной, она умела с полуслова и полувзгляда угадывать желания мужа. Так что дальнейших расспросов не последовало.

Валерий Аркадьевич промучился весь вечер. А засыпая, решил: нужно дать делу «украинский сахар» (так он его про себя окрестил) законный ход. Но как человек великодушный и сомневающийся, во избежание ошибки и недопонимания, решил вначале по душам потолковать с самим коллегой Камакиным.

С этой светлой мыслью Валерий Аркадьевич выключил настольную лампу, лег под теплый бок жены и вскоре забылся спокойным, крепким сном.

4

В день, когда Лев Анатольевич Камакин и его молодая любовница вернулись из Италии в Москву, светило яркое солнце. Кое-где на асфальте поблескивали лужи, отражая голубое, безоблачное небо, но они только украшали пейзаж, добавляя в него свежести.

– Совсем как в Италии, – улыбнулась Татьяна, усаживаясь в такси.

За эти две недели она заметно похорошела. С лица сошла бледность, уступив место адриатическому загару, на щеках появился свежий румянец. В Венеции Камакин почти каждый день дарил Перовой дорогие подарки, растапливая ее сердце. И теперь с посвежевшего лица Татьяны не сходила улыбка.

Лев Анатольевич тоже забрался в машину и хотел было ответить, что в Москве даже лучше (он и впрямь очень любил столицу), но не успел. В кармане у него зазвонил мобильный телефон.

– Ну вот. Праздник кончился, начинаются будни, – весело прокомментировал Камакин этот звонок и приложил трубку к уху. – Я слушаю... Да-да, уже прилетел. Здравствуй, Валерий Аркадьевич... Что?

Пока Камакин с сосредоточенным видом слушал своего собеседника, Татьяна сказала таксисту адрес, и машина тронулась с места.

По мере продолжения разговора лицо Камакина делалось все более сосредоточенным. Потом он вдруг резко оборвал разговор, сказав:

– Хорошо, при встрече мы это обсудим. Пока.

Отключил связь и убрал трубку в карман. Татьяна проследила за его действиями и нахмурила брови.

– Что там? – спросила Татьяна, которую озабоченный вид любовника несколько насторожил.

– Дела, – коротко ответил Лев Анатольевич. И погрузился в размышления.

Всю дорогу Татьяна пробовала его разговорить, однако Камакин продолжал сидеть с сосредоточенно-нахмуренным видом. На его смуглом лбу резко обозначились три глубокие морщины. И вообще, он вдруг весь как-то постарел, за пару минут превратившись из моложавого, зрелого мужчины в пожилого, усталого человека. В конце концов Татьяна прекратила свои бесплодные попытки и тоже надула губки, думая задеть этим любовника. Однако Лев Анатольевич даже не заметил.

Полтора часа спустя они встретились – вице-мэр Камакин и вице-мэр Костюрин. Они сидели за рабочим столом друг против друга, глядя друг другу в глаза.

– Ну? И о чем же таком важном ты хотел со мной поговорить? – начал беседу Лев Анатольевич.

Костюрин поправил свои бухгалтерские очки и сказал:

– Не буду ходить вокруг да около, Лев Анатольевич. Скажу обо всем прямо.

Камакин сдержанно улыбнулся:

– Я тебя слушаю, Валерий Аркадьевич.

Костюрин, явно нервничая, взял из стаканчика карандаш и принялся вертеть его в подрагивающих пальцах.

– Ты знаешь, что после твоего отъезда я, по указанию мэра, заменил тебя на твоем... фронте работ, – начал Валерий Анатольевич.

Камакин кивнул:

– Ну да. Мы это согласовывали с мэром.

Валерий Аркадьевич вновь нервным движением поправил очки.

– Так вот, – продолжил он, повышая голос, – я разбирал твою документацию... и обнаружил кое-что странное.

Повисла пауза.

– Что ты имеешь в виду? – сухо спросил Лев Анатольевич.

– Я наткнулся на некоторые документы, подписанные тобой, – ответил Костюрин. – А конкретней на приказы об отправке вместе с гуманитарной помощью грузов, которые к гуманитарным грузам никак не относятся. Я имею в виду грузовики с маркировкой Красного Креста и МЧС.

Валерий Аркадьевич замолчал, ожидая реакции собеседника. Он взмок от волнения, а Камакин, напротив, был абсолютно спокоен.

– Продолжай, – коротко сказал он.

Карандаш в пальцах Валерия Анатольевича с треском переломился.

– Ч-черт! – сказал Костюрин и бросил обломки в стаканчик. – Так вот, Лев Анатольевич... Не скрою, что мне эти документы показались странными. Например, поставки сахара... Того самого сахара, который был закуплен с твоей санкции на Украине.

– И что же именно тебя удивило? – невозмутимо спросил Камакин.

Лицо его по-прежнему оставалось абсолютно спокойным. Глядя на это холодное, неподвижное лицо, Валерий Аркадьевич не мог даже догадываться, какая страшная буря бушует сейчас в душе его коллеги.

– В соответствии с этими документами сахар был закуплен по цене почти в два раза ниже той, которая указана в документах, подтверждающих покупку и подписанных твоим именем, – быстро протараторил Костюрин. – Я хочу знать, что все это значит и в чей карман ушла разница?

И вот тут Камакин медленно улыбнулся.

– Значит, ты провел что-то вроде частного расследования? – насмешливо спросил он.

– Я просто делал свою работу, – обиженно ответил Валерий Аркадьевич. – И если уж на то пошло, это не я должен оправдываться перед тобой, а совсем наоборот.

Камакин неопределенно качнул головой:

– Вот как?

– Да! – выпалил Валерий Аркадьевич. Он достал платок и промокнул вспотевший лоб.

Камакин долго сидел, размышляя о чем-то. Костюрин ему не мешал. Наконец Камакин сказал – медленно, врастяжечку:

– Ну хорошо. Будем считать, что ты меня уличил. Ты уже сообщил кому-нибудь о своих находках?

– Нет... еще.

– Значит, мэр не в курсе?

– Я хотел сначала поговорить с тобой. Услышать все лично от тебя.

Лев Анатольевич кивнул:

– Понимаю. Ну вот ты и услышал. И что же ты теперь намерен делать?

Валерий Аркадьевич развел руками:

– То, что должен. Сообщу обо всем мэру. Я обязан это сделать.

– Ты прав, – вновь кивнул Камакин. – Ты должен так поступить, и ты прав. Я готов ответить за все, что сделал, и не хочу оправдываться перед тобой. Но я прошу тебя об одной услуге. Всего об одной.

– О какой? – насторожился Валерий Аркадьевич.

– Я прошу тебя немного повременить со звонком мэру. Он сейчас в Сингапуре, и ему очень важно добиться от Олимпийского комитета, чтобы Олимпийские игры проводились в Москве. Мэр всецело поглощен этим проектом, и я не хочу, чтобы твой звонок добавил ему проблем и забот. К тому же... – Камакин выдержал эффектную паузу. – На кону моя честь, понимаешь? Я хочу сам рассказать обо всем мэру. И объяснить ему, почему я так поступал. Уверяю тебя, у меня были веские причины.

Костюрин смотрел на коллегу с сомнением. И тогда Лев Анатольевич слегка усилил нажим:

– Даю слово чести, Валера, как только мэр вернется в Москву, я в тот же день пойду к нему. Пойду и покаюсь во всех смертных грехах. А там уж пусть он сам решает. Скажет «уходи» – в тот же час подам в отставку!

– Ну не знаю, – пожал плечами Костюрин. – Будет ли это разумно.

– Решай сам. Я не хочу на тебя давить.

Валерий Аркадьевич откинулся на спинку стула, ослабил узел галстука и задумался. Думал он долго, и все это время Лев Анатольевич не сводил с него пристального взгляда. Наконец Костюрин вздохнул и сказал:

– Ладно. Черт с тобой. Сообщи обо всем мэру сам. В конце концов, не так уж важно: узнает мэр прямо сейчас или неделей позже. Только у меня есть условие.

– Какое?

– Я буду сам, лично, просматривать всю документацию, которая проходит через твои руки.

Камакин удивленно поднял брови:

– Ты мне не доверяешь? Неужели ты думаешь, что после всего, что произошло, у меня хватит наглости...

– Ничего я не думаю, – поморщился Костюрин, которого этот разговор стал уже угнетать. – Просто... так мне будет спокойнее.

Лев Анатольевич пожал плечами:

– Ну хорошо. Как скажешь.

– Ну, значит, договорились, – облегченно произнес Валерий Аркадьевич.

5

Валерий Аркадьевич и в самом деле остался доволен разговором. Пусть Камакин сам разбирается с мэром, а уж он, Валерий Аркадьевич, проследит, чтобы все произошло должным образом.

Камакин, конечно, человек непростой. Никогда не знаешь, что у него на уме. Но обвести Валерия Аркадьевича вокруг пальца тоже непросто – ох как непросто!

«Главное – не терять бдительности», – подумал Костюрин, выпроваживая раскаявшегося коллегу.

– Помни, ты мне обещал, – тихо произнес Камакин, перед тем как покинуть кабинет.

Валерий Аркадьевич лишь сдержанно кивнул в ответ. Большего этот человек не заслуживал. В душе Костюрина боролись два сильных чувства – брезгливость и жалость. Жалость побеждала, однако Костюрин решил держаться с провинившимся коллегой жестко и принципиально. Для его же блага.

Распрощавшись с Камакиным, Костюрин выпил стакан холодной воды, что окончательно привело его в порядок. Затем Валерий Аркадьевич посмотрел на шкафчик, стоявший в углу кабинета, и улыбнулся. Сегодня можно было себе позволить немного расслабиться.

Он неторопливо подошел к шкафчику, открыл его и выставил на стол бутылочку французского коньяка. Немного помешкав, достал из шкафчика еще один предмет вожделения – толстую кубинскую сигару.

Год назад врачи запретили Валерию Аркадьевичу курить. Избавиться от сигарет оказалось сложнее, чем Костюрин думал. Справиться с искушением помогли сигары. Однако со временем Валерий Аркадьевич практически отказался и от них. Последние три месяца он закуривал сигару лишь по особым, торжественным, случаям. Ну или после того, как ему удавалось решить какую-нибудь архисложную проблему. И сейчас был именно такой случай.

Развалившись на кожаном диване, Костюрин выпил рюмку коньяку и закурил сигару. Напряжение последних дней постепенно отпускало, уступая место благодушию и довольству. Заметив свое отражение в стеклянной дверце шкафа, Валерий Аркадьевич улыбнулся ему и сказал:

– Запомни, Валера, неразрешимых проблем не бывает, – и небрежно выпустил в потолок облако густого, белесого дыма.

В двенадцать часов дня Валерий Аркадьевич вышел из кабинета.

– Юлечка, если что, я в администрации президента, – кинул он на ходу секретарше и не сдержался – подмигнул ей.

Смазливая секретарша кокетливо улыбнулась в ответ. Кивнула:

– Хорошо, Валерий Аркадьевич.

Она искренне любила и уважала своего шефа и была чрезвычайно рада увидеть, что шеф пребывает в хорошем расположении духа. В последние дни он был как-то по-особому мрачен и неразговорчив, и секретаршу это пугало. Она даже стала подумывать, уж не сгущаются ли тучи над головой ее любимого начальника? Ведь это означало бы, что черные тучи сгущаются и над ее прелестной головкой. А терять работу ей очень не хотелось.

Однако если что и было, то, судя по сегодняшнему радужному настроению шефа, все закончилось как нельзя лучше.

Настроение у вице-мэра Костюрина и впрямь было прекрасное. К тому же и погодка соответствовала. Небо было безоблачное, и солнце палило так яростно, словно вокруг была не Москва, а какой-нибудь Ташкент.

«Брошу все и махну в субботу на рыбалку! На дельту! С сыном!» – подумал Валерий Аркадьевич.

Мысль была такой приятной, что он даже зажмурился от удовольствия, почувствовал в руках мокрые бока щуки, дым костра и смачный запах копченой рыбы, летающий над зеленой поляной.

В двенадцать ноль пять Валерий Аркадьевич вышел из здания мэрии и двинулся к служебной машине. Шофер уже сидел за рулем и разгадывал кроссворд. Завидев босса, он отложил газету и завел мотор.

Занятые своими мыслями, ни Костюрин, ни его шофер не обратили внимания на странного субъекта в надвинутой на глаза бейсболке, который неспешным, прогулочным шагом приближался к машине. На глазах субъекта были темные очки, в правой руке он держал продуктовый пластиковый пакет.

Подойдя к машине, Валерий Аркадьевич взялся за ручку дверцы и уже собрался потянуть ее на себя. В этот самый момент субъект в надвинутой на глаза бейсболке поравнялся с Костюриным. Раздался негромкий хлопок. Валерий Аркадьевич почувствовал, как что-то горячее толкнуло его в спину и, продолжая по инерции улыбаться, стал падать на дверцу машины.

В остывающем сознании вице-мэра Костюрина возник образ птицы, кружащейся над его головой. Птица была черная, а ее широкие черные крылья были обрамлены красной траурной окаемкой.

«Так вот оно что!» – пронеслось в голове у Валерия Аркадьевича.

Второго хлопка он не услышал. Когда шофер, удивленный поведением шефа, выскочил из машины и подбежал к Костюрину, тот уже сполз на асфальт и сидел, опершись спиной на грязное колесо.

«Сердечный приступ» – эта мысль первой пронеслась в голове у шофера. Он быстро присел рядом с шефом и крикнул:

– Валерий Аркадьевич, что с вами?

Однако Костюрин ничего не мог ответить своему шоферу, поскольку вот уже десять секунд как был мертв.

Тем временем человек в надвинутой на глаза бейсболке скользнул в переулок, выходящий на Тверскую улицу. В переулке стояла черная «Волга». Убийца быстро подошел к машине, открыл заднюю дверцу и забрался в салон. Захлопнул за собой дверцу и коротко бросил водителю:

– Поехали!

Голос его звучал уверенно и спокойно. Убийца был профессионал, он знал, что сделал свое дело чисто, не оставив ни улик, ни следов.

6

Голос вице-мэра подрагивал, словно его била нервная дрожь. Что ж, вице-мэра можно было понять.

– Алло, Константин Дмитриевич? – закричал он в телефонную трубку, едва Меркулов приложил ее к уху.

– Да.

– Вас беспокоит Аркадий Сергеевич Сланцев!

Меркулов переложил трубку в другую руку и ответил с максимально возможным спокойствием:

– Здравствуйте, Аркадий Сергеевич.

Сланцев был в столице человеком известным и чрезвычайно влиятельным – особенно сейчас, когда он был назначен исполняющим обязанности мэра Москвы.

– День добрый! Константин Дмитриевич, вы уже слышали о нашем происшествии?

– Да. Я уже выслал к вам дежурную следственно-оперативную группу.

– Константин Дмитриевич, дорогой, поставьте на это расследование лучших ваших людей! Лучших, вы слышите!

– Слышу.

– Убийство должно быть раскрыто! Любыми средствами! Можете рассчитывать на мою личную поддержку.

– Хорошо, Аркадий Сергеевич. Мы сделаем все, что в наших силах.

Вице-мэр выдержал паузу, словно для того, чтобы успокоиться, и сказал – на этот раз твердо, спокойно и веско:

– Работайте. Не буду вам мешать.

И, попрощавшись, положил трубку.

А уже минуту спустя Меркулов разговаривал по телефону с Турецким:

– Саня, дело экстраординарное. Как ты понимаешь, Сланцев уже обзвонил все федеральное и городское руководство. С нас три шкуры спустят, если мы не раскроем это дело.

– Что требуется от меня? – сухо поинтересовался Александр Борисович.

– Дежурная группа уже выехала, отправляйся следом. Возьмешь руководство в свои руки.

– Вот с этого и надо было начинать. Буду на месте – доложу. Пока!

От Генпрокуратуры до здания Московской мэрии было всего три минуты пешего хода. Александр Борисович пришел на место преступления пешком и лишь на полчаса позже прибытия оперативно-следственной группы.

Тщательно осмотрев место происшествия, Турецкий принялся опрашивать единственного свидетеля – личного водителя погибшего вице-мэра.

Тот был расстроен и растерян. Говорил медленно, и голос его заметно подрагивал.

– Честно говоря, я даже внимания на него не обратил. Все произошло так быстро, что... – Водитель пожал плечами. – В общем, я не углядел.

– Как выглядел убийца?

– Ну как... Темная куртка, темные очки, кепка... Как они все выглядят. Черт, да я толком его и не разглядел. Помню только, что парень был крепкий.

– Высокий?

– Немаленький, – согласился шофер. Прищурился на Турецкого и добавил: – Вот примерно с вас. Только в плечах, пожалуй, пошире. И челюсть такая... знаете, как в комиксах рисуют, с квадратным подбородком. По крайней мере, мне так показалось.

– Поедете в криминалистическую лабораторию и поможете нам составить фоторобот.

– Я-то с радостью. Если, конечно, получится.

– Надо, чтобы получилось. Валерий Аркадьевич всегда ходил без охраны?

– Почти. Он не любил, чтобы у него за спиной кто-то маячил, раздражался. Считал все это бесполезным.

– Почему?

– А зачем ему охрана? Его же все любили. Золото, а не человек! Не поверите, но он даже голос на меня никогда не повышал. Кому могло прийти в голову его убивать?

– Кому-то пришло, – спокойно заметил Турецкий.

– Ну да, – печально кивнул шофер. Лицо его снова опечалилось, веки дрогнули, и он усердно потер пальцем глаз.

Больше ничего полезного шофер, как ни пытался, рассказать не смог, и Александр Борисович отправил его на Петровку, 38, заниматься составлением фоторобота.

Тощий подросток хулиганского вида, ошивавшийся поблизости, сообщил Турецкому, что видел, как «мужик в бейсболке» садился в черную «Волгу», поджидавшую его в переулке. Больше он ничего ценного (как ни пыжился) сообщить не смог.

Коллеги вице-мэра Костюрина, которых в течение двух часов опрашивал Турецкий, также не смогли пролить свет на ситуацию. Все повторяли как заведенные – «Валерий Аркадьевич был абсолютно тактичным и бесконфликтным человеком», «он всегда избегал острых углов» и так далее и тому подобное.

Из всей информации, какую удалось добыть Турецкому, заинтересовал его лишь один факт: оказывается, вице-мэр Костюрин в последние полторы недели вел не только свои дела, но и дела уехавшего в Венецию вице-мэра Камакина. «Замещал его на рабочем фронте», – как сообщила Александру Борисовичу секретарша Костюрина.

С самим Камакиным Александру Борисовичу в тот день встретиться так и не удалось. Лев Анатольевич разъезжал по делам.

Турецкий взял его на заметку.

7

В тот же день, двумя часами позже, Александр Борисович подходил к двери подъезда дома, в котором жила жена... вернее, уже вдова вице-мэра Костюрина. На эту встречу он шел с тяжелым сердцем. Беседуя с Турецким по телефону, женщина плакала, однако от встречи отказываться не стала. Даже сама настояла на том, чтобы Турецкий приехал как можно скорее. «Я сделаю все, что от меня зависит, лишь бы вы нашли убийцу моего мужа», – рыдая, закончила она телефонный разговор.

На скамейке возле подъезда, как это обычно водится, сидела старушка. Старое, когда-то дорогое и элегантное, а сейчас изрядно поношенное пальто, в маленькой, узловатой, морщинистой ручке изящная трость ручной работы с посеребренным набалдашником.

Старушка посмотрела на Турецкого с нескрываемым интересом.

– Добрый день, – кивнул ей, проходя мимо, Александр Борисович.

– Здравствуйте!

Александр Борисович пошел было дальше, но старушка, по всей вероятности, попалась словоохотливая.

– Вы к Костюриным? – быстро спросила она.

Турецкий кивнул:

– К ним.

Старушка прищурила маленькие, водянистые глазки и окинула Турецкого цепким взглядом:

– Из милиции?

Александр Борисович удивленно улыбнулся:

– Хм... Почему вы так решили?

– А у меня на вашего брата глаз наметанный, – улыбнулась в ответ старушка, блеснув белоснежной полоской фарфоровых зубов. – У меня мужа в семьдесят девятом за торговые махинации посадили, – добавила она, и в улыбке ее появилось нечто развязно-циничное.

– Сочувствую, – сказал Турецкий.

– Не стоит. Скотиной он был порядочной. Правда, и мне пришлось с этими вашими обысками и конфискациями горя хлебнуть. Ну да нищей я, слава богу, не стала.

– Значит, без обид?

– Без обид.

Александр Борисович приветливо махнул старушке рукой и двинулся дальше.

– Эй, милиционер! – снова окликнула его старушка. – А поговорить?

Турецкий остановился у двери подъезда. Обернулся:

– О чем, уважаемая?

– Как это – о чем? Ты ведь убийцу Костюрина ищешь, так?

– Ну допустим.

Старушка усмехнулась и покачала головой:

– Н-да, не чета вы прежним ментам. В прежние годы только заикнись я о чем-то – из меня бы тут же душу вытрясли. А ты поздоровался, махнул да пошел. Как же ты, сынок, убийцу найдешь, если на свидетелей рукой машешь.

– Так вы у нас, стало быть, свидетель?

– Стало быть, так, – энергично кивнула старушка.

Александр Борисович подошел к старушке и сел рядом на скамейку.

– Не возражаете, если я закурю? – спросил он.

– Только если угостишь сигареткой.

Турецкий достал из кармана пачку и протянул старушке.

Та посмотрела на пачку и, нахмурившись, покачала головой:

– Нет, это не для меня. Я уж лучше свои.

– Что, крепковаты? – удивился Турецкий.

– Наоборот, – ответила старушка и, хрустнув суставом, достала из кармана пальто пачку крепких французских сигарет без фильта.

Александр Борисович присвистнул.

– Неслабо, – заметил он.

Старушка вставила сигарету в морщинистый рот и прошамкала:

– Это еще что. Раньше я только самокрутки курила, из самых ядреных табаков. А как грудью слаба стала, так на эту муру перешла.

Они закурили.

– Итак, вы хотели мне что-то рассказать о Костюрине? – взял быка за рога Турецкий.

– Кое-что хотела. – Старушка стрельнула на него глазками. – А что, сынок, у вас нынче гонорар за информацию неположен?

Турецкий развел руками.

– Жаль, – сказала старушка. – Ну ничего, я и так расскажу. Тебе – польза, а мне – удовольствие. Я ведь одна живу. Бывает, что по три дня словом перекинуться не с кем.

Турецкий незаметно поморщился. «Начинается, – с тоской подумал он, уже жалея о том, что клюнул на уловку старушки и сел на скамейку. Теперь придется битых полчаса слушать ее маразматические бредни, не имеющие никакого отношения к делу.

От старушки не укрылась перемена, произошедшая в его лице.

– Зря морщишься, попусту болтать не стану, – быстро сказала она. – Да, кстати, меня Лариса Петровна зовут. А тебя как?

– Александр Борисович Турецкий.

Старушка приблизила к нему морщинистые губы и хрипло зашептала:

– Слушай меня внимательно, Турецкий. Слушай и запоминай. Костюрина убила жена. Вернее, ее хахаль.

– Хахаль? – изумился Александр Борисович.

– Ну да, – кивнула Лариса Петровна. – Любовник то есть. Он к ней уже больше трех месяцев приезжает, на черной «Волге». Только Костюрин за порог, а он уж тут как тут.

В глазах у Турецкого вновь засветился угасший было интерес.

– На черной «Волге», говорите?

– Именно.

– А вот с этого места давайте поподробнее.

Лариса Петровна затянулась крепкой сигаретой, выпустила из сухого, морщинистого рта облако вонючего дыма и начала свой рассказ:

– Я точно не знаю, но поговаривают, что дней этак... пять назад случилась у Костюриных ссора. Думаю, что поссорились они из-за этого самого любовника. Я как раз здесь сидела, когда Валерка из подъезда выскочил и к машине побежал. Волосы встрепанные, глаза как у разъяренного быка, красные, злые.

– Простите, а Валерка – это...

– Валерий Аркадьевич. Я его вот с таких лет знаю, поэтому для меня он просто Валерка.

Турецкий кивнул, и старушка продолжила:

– Выскочил он, значит, из подъезда – и сразу к машине. Вскочил, дверцей хлопнул так, что чуть стекла не вылетели, потом взревел мотором и умчался.

Старушка сделала заговорщицкое лицо и красноречиво посмотрела на Александра Борисовича.

– И что?

– А то, что в тот вечер он домой не вернулся! – с победным видом известила Лариса Петровна.

– Вы что же, до самой ночи здесь сидите?

Старушка опечалилась.

– Ну, сынок, и глупый же ты, – с усталым вздохом произнесла она. – Как тебя только в милицию работать взяли, ума не приложу. Я же тебе русским языком говорю: я одна живу. Делать мне нечего, телевизор я смотреть не люблю. И вместо этого что?

– Смотрите в окно? – обиженно предположил Турецкий, слегка задетый ее замечанием.

Лицо старушки просияло.

– Правильно! Иной раз до четырех часов утра глаз сомкнуть не могу. Знаешь ведь, как у нас, у старух? Сижу себе в кресле у окна и что-нибудь вяжу. А окно у меня аккурат на первом этаже. Вот оно, прямо на тебя смотрит!

Турецкий посмотрел на окно и улыбнулся:

– Отличный наблюдательный пункт.

– Так я тебе о том и говорю, – кивнула в ответ старушка. – Если бы он приехал, я бы сразу увидела. – Столбик пепла с горящей сигареты упал ей на колени. Турецкий быстро смахнул его. Лариса Петровна удивленно на него воззрилась, затем перевела взгляд на коленку и понимающе кивнула.

– Значит, полторы недели назад в семействе Костюриных была ссора, – резюмировал Александр Борисович. – А что вы знаете о любовнике?

Старушка щелчком пальца отправила окурок в лужу, повернулась к Турецкому и криво ухмыльнулась:

– Я знаю о нем все. Или почти все. Ездит он, как я уже сказала, на черной «Волге». Мужчина высокий, видный. Думаю, что из артистов. Волосы у него... ну прям как у девушки. Длинные, шелковистые. Видать, особым шампунем моет, а потом модную укладку феном делает. А глаза серые, с поволокой. Знаешь, на кого похож?