Текст книги "Молчать, чтобы выжить"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Старшина замер с открытым ртом, затем медленно поднял на гостя взгляд.

– Ба! – воскликнул он. – Какие люди!

Боря Сибиряк протянул бандиту руку, и Старшина с жаром ее пожал (со стула он не встал, лишь чуть-чуть приподнял тощий зад).

– Ну здравствуй, друг ты мой любезный! Садись, располагайся.

Боря Сибиряк сел на указанный стул, и, когда гость уселся, хозяин вежливо спросил:

– Кофе? Чай?

Немец покачал головой:

– Нет, спасибо.

– Водку? Коньяк?

– Нет.

– Девочку? Мальчика? – Старшина хихикнул. Боря вежливо улыбнулся пошлой шутке, хотя ничего смешного в этом не видел. – Ну давай рассказывай. Как поживаешь?

– Нормально, – ответил немец, глядя на бандита из-под полуопущенных век.

Старшина взял из тарелки куриную косточку, понюхал ее, сморщился и бросил обратно в тарелку. Затем приветливо посмотрел на немца и ласково спросил:

– Чего в Москве пасешься, Сибирячок?

– Да так, соскучился.

– Да ну? Значит, соскучился?

– Ага. Слыхал такое слово – «ностальгия»?

– Во как! Тэк-тэк-тэк... И что, сильно, говоришь, накатила?

– Ностальгия-то? Сильно, – с усмешкой ответил немец.

– То-то, я смотрю, лицо у тебя заплаканное! К березкам-то уже съездил? Кваску русского возле Савеловского вокзала попил?

Старшина засмеялся. Затем вытер руки о шелковую салфетку и взялся за графин с водкой.

– Не возражаешь, если я дерну рюмашку?

– Да ради бога, – пождал плечами немец.

– Ну и ладненько.

Старшина налил себе водки, перекрестился и выпил.

– Ох хороша, зараза! – Он занюхал водку салфеткой и вновь обратил свой взор на немца. – Значит, говоришь, ностальгия заела. А вот я слышал, что ты в Москве работенку себе нашел.

– Откуда слышал? – насторожился немец.

Старшина растянул губы в резиновую усмешку.

– Земля-мать весточку донесла. Еще я слышал, что клиент твой – крутая фигура. Вице-мэр Камакин. Я правильно угадал?

У Сибиряка отпала челюсть.

– Я... это... – пробормотал он.

– Решил, что я тебе не нужен? – Старшина улыбнулся еще шире. – Ох, молодость, молодость... И когда вы научитесь уважать старших?

Старшина был практически ровесником немца, но он любил чувствовать себя старшим товарищем или, как говорят в Японии, сенсеем.

– Да нет, – заговорил Сибиряк. – Просто я...

– Решил срубить деньгу по-легкому? Вот так приличные парни и ссучиваются. Все через нее, через легкую деньгу. – Старшина осуждающе покачал головой. – В общем, так, Сибирячок. Никаких дел тут у тебя нет. Кроме тех, что ты через меня получаешь. Понял?

– Понял, – кивнул немец. – Но ты неправ, Старшина. Ты очень неправ.

Живой глаз Старшины превратился в кусочек льда.

– О правах своих дяде милиционеру будешь рассказывать, когда он тебя за зад прихватит и в КПЗ потащит, – просипел он. – А мне про это не впаривай. Я не сам себя авторитетом назначил, меня большие люди короновали, понял?

– Да.

– Не слышу!

– Да! – рявкнул Боря Сибиряк.

– Вот так. – Старшина вновь откинулся на спинку стула. – Значит, с ушами у тебя порядок. Задаток получил?

– Получил.

– Сколько?

– Двадцать кусков.

– Вернешь. Все до последнего копья.

– Но...

Старшина ударил ладонью по столу – так, что подпрыгнула тарелка.

– Харэ базарить! Я сказал, ты услышал. Все, свободен. И будь на связи, ты мне можешь еще понадобиться.

Старшина пододвинул к себе тарелку и вновь занялся куриными крылышками с таким видом, словно немца и след простыл.

Боря Сибиряк поднялся со стула, посмотрел, как Старшина ест, повел могучими плечами и облизнул губы. Лицо его было бледным, в глазах полыхал свирепый огонек. Немец подождал, не будет ли еще каких-нибудь указаний, затем повернулся и зашагал к выходу. Он чувствовал спиной, что Старшина смотрит ему вслед, но не обернулся.

5

Теплое саке нисколько не изменилось на вкус с момента последней их встречи. Может быть, стало еще противнее.

Едва сев за столик, Татьяна пронзила немца колким, холодноватым взглядом и резко спросила:

– Зачем позвал?

Шлегель улыбнулся ей самой обаятельной из своих улыбок:

– Детка, ты меня извини, но твой заказ... – Немец откинул со лба прядь темных волос. – Как бы это лучше сказать... В общем, он переносится. На неопределенное время.

– Так. – На тонких скулах девушки обозначились желваки. – И в чем же причина такого решения? Ты что, испугался?

– Дело не в этом... – медленно заговорил Шлегель, но Татьяна не дала ему договорить.

– Значит, испугался, – твердо сказала она, словно его неуверенный голос подтвердил ее подозрения.

Шлегель возмутился:

– Ну о чем ты говоришь? Просто произошли кое-какие изменения, и я... В общем, тебе придется подождать. Надеюсь, что недолго.

– Понятно, – вновь кивнула Татьяна. – А как же задаток?

– Задаток я тебе верну. Со временем.

На губах девушки появилась презрительная улыбка.

– Эля говорила, что ты купил новую машину. Вот на что пошел мой аванс, да?

Лицо немца оцепенело. Он не любил, когда женщины разговаривали с ним в таком тоне.

– Это неважно. Я верну деньги, детка. Тебе же не горит, правильно? А мне они сейчас нужны позарез. Будь благоразумна, хорошо? – Шлегель положил руку Татьяне на ладонь, однако она выдернула ладонь и скривилась.

– Ты такой же мерзавец, как и он. Ты что думаешь, я связалась с тобой из-за твоей безумной красоты? Да я на дух не переношу таких волосатых, тупых, самоуверенных самцов, как ты, понял! И не смей ко мне больше прикасаться!

Немец небрежно пожал плечами:

– Как знаешь.

– И запомни, «детка», если ты не вернешь мне деньги, я закажу уже тебя самого.

Щеки немца покрыла бледность. Однако он справился с собой и спокойно произнес:

– Тебе это дорого обойдется.

– Ничего. Если понадобится, я продам квартиру. Удовольствие видеть тебя мертвым стоит таких денег.

– Что ж... – Шлегель вновь пожал плечами. – Это твое право. – Он достал из пачки сигарету и лениво вставил ее в рот. – Только не перестарайся. Иначе лежать мы будем вместе. В соседних могилках.

Татьяна смотрела, как шевелится незажженная сигарета у немца во рту, и ее всю трясло от ярости и брезгливости. Не в силах больше противиться нахлынувшим чувствам, она вскочила со стула и прошипела:

– Сволочь. Импотент поганый. Ты меня еще вспомнишь.

– Надеюсь. То, что ты творишь под одеялом, просто бесподобно!

Губы Татьяны затряслись. Она резко повернулась на каблучках и зашагала к выходу. Немец проводил ее взглядом, пожал плечами и тихо пробормотал:

– Да, детка. Иногда имеем мы, иногда имеют нас. Такова жизнь...

6

Кабинет вице-мэра Камакина не отличался особой изысканностью. Обстановка была строгой и деловой. Сам хозяин – Лев Анатольевич – выглядел под стать своему кабинету. Невысокий, сухой, моложавый и энергичный. Он просто «излучал» энергичность. Редкие светлые волосы вице-мэра были зачесаны назад, едва прикрывая наметившуюся лысину. Лицо у него было подвижным, а светло-голубые глаза – цепкими и колючими, как рыболовные крючки. Нос у вице-мэра небольшой и крючковатый, как у птицы. Да и весь его облик напомнил генерал-майору Грязнову волнистого попугайчика, которого держала его племянница.

– У меня не так много времени, как хотелось бы, – сказал Камакин извиняющимся голосом. – Поэтому, если несложно, постарайтесь говорить только по существу.

– Пожалуйста, – кивнул Вячеслав Иванович. – Вы знакомы с Татьяной Перовой?

– Перовой? – притворно удивился Лев Анатольевич. – А кто это?

– Девушка, которая заказала вас киллеру, – невозмутимо ответил Вячеслав Иванович.

На миг лицо Камакина стало неподвижным. Но уже через мгновение снова заискрилось добрыми морщинками.

«Прямо дедушка Ленин», – подумал о нем Грязнов.

– Это что, шутка? – быстро спросил вице-мэр.

Грязнов покачал головой:

– Хотелось бы. Но нет.

– Гм. – Лев Анатольевич откинулся на спинку кресла. Прищурился на Грязнова. – Товарищ генерал-майор, мне кажется, вы что-то путаете. С чего бы это какой-то девушке желать меня убить?

– Две причины, – спокойно ответил Вячеслав Иванович. – Первая – ревность. Вторая – алчность. Какая вам больше нравится?

– Мне никакая не нравится. Мне вообще не нравится то, что вы говорите. – Некоторое время Камакин молча разглядывал Грязнова. Наконец едва заметно кивнул и сказал: – Ну хорошо. Положим, я действительно знаком с Татьяной Перовой. И положим, что у нас с ней был роман. Но я мужчина холостой и не такой уж старый. Или романы запрещены законом?

Грязнов вздохнул. Ему начинала надоедать вся эта комедия.

– Лев Анатольевич, вы извините, но, по-моему, вам пора прекратить валять дурака, – устало сказал Вячеслав Иванович. – Дело серьезное. Ваша жизнь в опасности.

– Моя жизнь с детства в опасности, – неожиданно резко ответил на это Камакин. Но тут же смягчился: – Впрочем, я благодарен вам за предупреждение. Это все, что вы хотели мне сообщить?

– Вы, кажется, не понимаете. Перова наняла для вашего устранения настоящего профессионала.

– Вы установили, кто он?

– Да.

– И кто же?

– Этого я вам пока сказать не могу.

– Так-так. – Камакин сцепил на животе пальцы и задумчиво покрутил большими пальцами. – Меня радует осведомленность наших органов. И что же, она уже и деньги ему заплатила?

– Задаток.

Лев Анатольевич улыбнулся.

– Ну тогда дело действительно серьезное. У нас в городе много недоумков, которые за десятку с удовольствием удавят своего соседа.

– Речь идет не о червонце, а о двадцати тысячах долларов, – сказал Грязнов.

– О! Вот, значит, во сколько она оценила мою жизнь. Не слишком дорого, вы не находите?

– Я...

– Вячеслав Иванович, дорогой, спасибо, что предупредили. Дальше, с вашего позволения, я буду действовать сам.

– То есть как это – сам? – ошалел Грязнов.

– А так. Сам – значит сам. Я поговорю с этой девушкой. Мне кажется, я сумею ее убедить отказаться от этой глупой затеи.

– Глупой затеи? Вы это так называете?

Камакин кивнул:

– Именно. Девочка оступилась. С кем не бывает? Разве вы сами никогда не ошибались?

Вячеслав Иванович удивленно смотрел на вице-мэра. Тот положил локти на стол, придвинулся к Грязнову и сказал задушевным голосом:

– Вячеслав Иванович, у меня к вам огромная просьба: вы уж, пожалуйста, не давайте ход этому делу.

– Вот так поворот. Да ведь я себе не начальник. У меня есть...

– Знаю, знаю, – кивнул Камакин. – Ваш прямой начальник – генерал-майор Сальников. Я слышал, он очень дельный человек и настоящий профессионал. Несмотря на молодость. С ним я этот вопрос тоже улажу. Он меня поймет. – На столе у вице-мэра зазвонил телефон. – Извините, – сказал тот и снял трубку. – Слушаю... Так... Так... Хорошо, через пять минут буду.

Он положил трубку на рычаг и посмотрел на Грязнова.

– Дела? – спросил тот.

Камакин сложил брови домиком и кивнул:

– Да. Вы уж не обессудьте.

7

Сальников пожал руку Грязнову и сказал:

– Да-да, я уже в курсе. Камакин мне звонил. Просил не давать ход делу Перовой. Сказал, что с вами этот вопрос обсудил и вы в принципе ничего не имеете против. Еще сказал, что обязуется взять Перову на поруки.

Грязнов лишь крякнул в ответ да покачал головой.

– Да, Вячеслав Иванович, – продолжил Сальников, – Камакин заявил, что не хочет крови и мести, что во многом сам виноват, по причине чего ходатайствует перед органами о прекращении дела о покушении на его жизнь. Тем более что до покушения дело не дошло.

– Мощно! – оценил Грязнов.

– И очень самокритично. Он признался, что действительно виноват перед Таней и никаких вещей и ценностей назад не потребует. Наоборот, он раздумал жениться на генеральской дочке и готов соединить свою судьбу с гражданкой Перовой. Только теперь, в разлуке с ней, он понял, как сильно любит эту молодую, скромную женщину!

– Быстро подсуетился. «Быстр, как взор. И пуст, как вздор».

– Это что?

– Кто-то из друзей Пушкина сказал о Дантесе.

– А-а. Ну, думаю, что наш Камакин далеко не Дантес. И пустым его не назовешь.

– Это точно, – согласился Вячеслав Иванович. – Он просто переполнен всякой гадостью. Так, по крайней мере, мне показалось.

Сальников прищурился:

– На чем основываются ваши выводы, Вячеслав Иванович?

– На личном восприятии. Я старая ищейка, Андрей Юрьевич. Преступления чувствую за версту. А от этого господина просто разит криминалом.

– Гм... – Сальников откинул со лба седые волосы. – Вижу, не очень-то он вам понравился.

– Ну почему же. Субъект забавный. Этакий старый лис. Знаете, бывает такое: человек что-то говорит, а ты слушаешь его и чувствуешь, что у каждого его слова – двойное дно. Так вот, у всего, что говорил этот тип, дно не двойное, а тройное.

– Значит, считаете, что его нужно прощупать?

– Считаю, что рано или поздно он попадет в этот кабинет, и на руках его будут наручники. По мне, так лучше рано, чем поздно.

– Что ж... посмотрим. А как быть с несостоявшейся заказухой? Пойдем навстречу нашему новому другу?

– А отчего же нет? – усмехнулся Грязнов. – Можно пойти. Дело шить не будем, а просто возьмем этот случай на оперативную заметку. А что касается Бори Сибиряка, так этого парня мы уже не оставим в покое. Возьмем тепленьким на другой заказухе.

– Стало быть, так и порешим.

Глава пятая

1

Ни на первый, ни на второй взгляд Василий Игнатьевич Демин не был похож на генерала. А уж к директору конторы с устрашающим названием «Департамент экономической безопасности» он, казалось, вообще не имел отношения. Однако он им был.

Несмотря на усталые, умные глаза, очки в позолоченной круглой оправе, седеющие волосы, аккуратно зачесанные набок, две скорбные складки вокруг грустного рта – все эти милые, добрые черты интеллигента, Василий Игнатьевич был человеком железного характера. И подчиненные это знали. Он не любил трепачей и болтунов. А начальник первого отдела полковник Шишкунов был несомненным трепачом. Хуже всего, что сам Шишкунов не знал, что он трепач, он был уверен, что говорит по существу, и только по существу!

Судя по грустному лицу генерала Демина, день у него не задался с самого утра. Вначале щенок добермана, которого внучка притащила с какой-то выставки, сжевал ботинок Василия Игнатьевича. Обнаружил он это уже в прихожей, когда собирался обуться и пойти на работу.

– Черт бы тебя побрал, маленький уродец! – в сердцах выругался Василий Игнатьевич, грозя щенку пальцем.

Однако тот лишь обрадовался хозяйскому вниманию и запрыгал в ответ. Всем известно, что у щенков райская жизнь. Им можно грызть все что угодно, и никто их за это не накажет. Обвинения посыпятся на голову того, кто разбросал вещи, ставшие объектом нападения будущего охранника дома. Так случилось и на этот раз.

– Я же тебе говорила – не оставляй туфли на полу, – строго сказала жена Демина, Анастасия Павловна, невысокая, полная женщина с лицом и прической греческой богини. – Надо было убрать их в шкаф.

– Мне больше думать не о чем, как только о туфлях! – насупился Василий Игнатьевич.

– Ну тогда тебе и жаловаться не на что, – пожала в ответ плечами Анастасия Павловна.

Демин посмотрел на свои ноги задумчивым, недовольным взглядом и сказал:

– В чем же я теперь пойду? У меня есть другая обувь?

– А как же. Коричневые туфли, те, что Миша с Викой подарили тебе на день рождения.

Жена достала из шкафа коричневые ботинки и поставила перед Деминым.

– Они мне не нравятся, – недовольно заметил Василий Игнатьевич.

– Главное, чтобы они нравились окружающим, – философски ответила Анастасия Павловна.

И генерал Демин пошел на работу в новой обуви.

Туфли были не разношены и при каждом шаге издавали такой пронзительный скрип, что Демин морщился. К тому же они немного жали, и Василию Игнатьевичу приходилось слегка поджимать пальцы ног, чтобы не натереть мозоли.

Таким образом, на работу он пришел еще более сердитым, чем был дома. Когда в кабинет к Демину вошел улыбающийся полковник Шишкунов, Василий Игнатьевич был готов убить подчиненного, лишь бы стереть с его лица наглую ухмылку.

– Вижу, вы в новых туфлях, – заметил Шишкунов и кивнул подбородком на коричневый носок туфли, торчащий из-под стола.

Генерал Демин подтянул ногу.

– Наблюдательный, – саркастически выдавил он.

– Что есть, то есть, – весело согласился Шишкунов. Затем прищурился на начальника и сказал: – Что-то вы сегодня не в духе, товарищ генерал-лейтенант. Случилось что?

– Да нет, ничего. Кроме того что маленькая четверолапая тварь сожрала мои любимые ботинки.

– А-га! – весело сказал Шишкунов. – Отметился, значит, уже? Поздравляю! Когда мы с Мариной завели щенка, он...

– Давай прямо к делу, – поморщившись от неприятного воспоминания, сказал Демин.

Полковник с готовностью кивнул:

– Хорошо. – Он раскрыл папку и начал доклад.

Василий Игнатьевич слушал его с рассеянным лицом. Но любой, кто знал генерала Демина лично, мог бы сказать: его рассеянность – всего лишь маска. Ни одно сказанное подчиненным слово не пролетало мимо ушей пожилого генерала. С неумолимостью электронной машины он вычленял из доклада главное. Полковник Шишкунов тоже это знал, как знал и то, что доклад его на пятьдесят процентов состоит из формальных, риторических фраз и прочей воды, которую – увы – нечем было пока заменить.

– ...Принимаются все возможные меры к пресечению канала сбыта черной икры из России в страны Западной Европы, где, как известно, русская черная икра идет на вес золота, – бубнил Шишкунов. – На этих незаконных операциях Россия теряет миллионы долларов...

Слушая про «миллионы долларов», Василий Игнатьевич поморщился, словно у него внезапно разболелся зуб. Затем снял очки и принялся с рассеянным видом протирать их носовым платком, дыша на стекла.

Чтобы понять всю степень недовольства генерала Демина, нужно описать внешность полковника Шишкунова. Это был бойкий, полнокровный блондин с розовым, сочным румянцем и двумя почти что детскими ямочками на пухлых щеках. Рот у полковника был маленький, но чрезвычайно подвижный. Излагал Шишкунов быстро, про таких обычно говорят «трещит, как пулемет».

– Стоп, – сказал наконец генерал Демин.

Шишкунов послушно замолчал и уставился на начальника голубыми, как безоблачное небо, глазами.

– Ваш отдел цепляет второстепенные операции, но никак не может ухватить ту группу, которая при содействии вороватых таможенников беспрепятственно провозит на Запад тонны черной икры, – жестко сказал Василий Игнатьевич.

– Мы пытаемся. Но вы ведь понимаете, насколько это сложная работа. Рискну предположить, что в данных условиях она почти неосуществима.

– Неосуществимо вырасти в пятьдесят лет, – строго сказал Демин. – Или превратить воду в нефть. Перед вами поставлена конкретная задача. И начать нужно с разработки четкого плана действий. У вас такой план есть?

Под пристальным взглядом начальника Шишкунов замялся:

– Ну мы пытаемся... Однако эта задача...

– У вас такого плана нет, – с неприязненным удовлетворением констатировал генерал Демин.

Полковник Шишкунов закрыл папку и положил на стол.

– Товарищ генерал-лейтенант, вообще-то кое-какие мысли у меня имеются. Я собирался доложить о них во второй части доклада.

– Мы с вами не на конференции, – буркнул генерал Демин. – Давайте по существу. Какие мысли пришли в вашу многодумную голову?

Полковник Шишкунов слегка понизил голос:

– По-моему, неплохо было бы внедрить в московскую таможню своего человека.

– Дельная мысль, – кивнул Василий Игнатьевич. – Но человек должен быть не засвечен в Москве. И желательно – в центральных регионах России тоже. Можете кого-то порекомендовать?

– Гм... – Полковник Шишкунов задумался. – Можно привлечь к этому делу кого-нибудь из дальневосточных выпускников.

Человеку непосвященному эти слова показались бы загадочными. Но генерал Демин сразу понял, что полковник имеет в виду. Дело в том, что в далеком дальневосточном городе Комсомольске-на-Амуре находилось глубоко законспирированное оперативное милицейское училище. Выпускники училища, лица которых еще не успели примелькаться, привлекались для выполнения секретных заданий или, как говорят в кино, для «работы под прикрытием».

– Верно, – сказал раздумчиво Демин. – Вот и вызови мне такого человечка. Только чтобы никто, кроме меня и тебя, о нем не знал.

– Да, но нужен человек для связи.

– Подбери оперативника поопытнее и понадежней. Только не старика и не из этих... молодых.

– Такой человек у меня есть.

– Ну вот видите, полковник, – сказал Василий Игнатьевич, добрея и переходя почему-то на «вы», – вы и без меня все знаете. Не затягивайте с этим делом. Жду от вас четкого плана действий к завтрашнему утру. И чтобы не позже, чем через три дня, человек, о котором мы с вами говорили, был в Москве. Задача ясна?

– Так точно.

– Выполняйте.

2

Когда у тебя папа – милиционер, и дедушка – тоже милиционер, трудно избрать себе иную профессию, кроме милицейской. Как говорится, авторитет предков довлеет. Тем более когда предки твои умеют так сочно и красочно описать свои милицейские будни (которые для обоих остались в прошлом), что у тебя слюнки текут обильней, чем у пресловутой собаки Павлова.

– В наше время бандиты были настоящими – со своими законами, традициями, со своим воровским фольклором. А нынешние... – Тут дед Альберта уныло махал морщинистой рукой. – Просто отморозки. Животные в человечьем обличье.

– У тебя просто романтический взгляд на прошлое, – не соглашался отец Альберта. – А на самом деле сволочи всегда сволочи, а хорошие ребята – всегда хорошие ребята. Независимо от времени. Вот помню, лет пятнадцать назад брали мы в Минске Веньку Стриженого...

Далее следовал подробный рассказ, из которого выходило, что бандиты пятнадцать лет назад были настоящими суперменами, а рассказчик (отец Альберта Мясищева) был настоящим героем. Не чета нынешним выскочкам, как сказал бы дед.

Когда Альберт впервые заявил деду и отцу о своем горячем желании стать оперативником (а было ему тогда лет шестнадцать), в комнате повисла пауза и висела не меньше пяти минут. Потом дед хрипло вздохнул и сказал:

– Ну и дурак. Лучше колоти по барабанам в своем «Веселом покойнике». Авось больше толку-то будет.

«Веселым покойником» называлась рок-группа, которую Альберт Мясищев организовал вместе с одноклассниками и в которой – по меткому выражению – вот уже два года колотил по барабанам.

– Дед прав, – впервые в жизни согласился с дедом отец. – Быть опером – неблагодарное занятие. Ты людей защищаешь, а они же потом тебе в рожу плюют.

– Что-то ты никогда об этом не рассказывал, – усомнился в словах отца Альберт.

– Повода не представилось, – пробурчал отец, хмуря косматые брови. – А теперь – есть.

– Да, Альбертик, работа оперативника – это кровь, пот и грязь, – поддакнул отцу дед. – Это что-то вроде ассенизатора. Опер имеет дело с тем дерьмом, которое человек годами копит у себя в душе, а потом выплескивает на первого встречного. Ну подумай сам – зачем тебе это нужно?

Однако Альберт был непреклонен. Чем больше отец и дед отговаривали его, тем крепче становилось убеждение Альберта в правоте своего решения.

– Наш характер, – вздыхал дед, – мясищевский.

– Да уж, – хмуро поддакивал отец, шурша газетой «Криминал», за чтением которой он проводил все вечера.

Возможно, если бы Альберта Мясищева отговаривали не отец с делом, а мать, он бы ее и послушал, но матери у Альберта никогда не было. Вернее, когда-то она конечно же была, но Альберт ее совсем не помнил.

Восьмиклассником Альберт записался в секцию карате (хотя учитель физкультуры настаивал на том, чтобы Мясищев продолжал занятия баскетболом). Его долговязая, тощая фигура, одетая в белоснежное кимоно, вызывала у парней смех. «Тебе бы косу на плечо – был бы вылитая Смерть», – говорили ему. Но Альберт не обижался. Упорство и труд сделали свое дело, и вскоре Мясищев одержал свою первую победу в краевых соревнованиях по карате. А через четыре года – уже будучи слушателем школы милиции – он стал полноправным обладателем черного пояса.

В школе милиции он учился легко. У Альберта была прекрасная память. Кроме того, он отличался сообразительностью и понимал преподавателей с полуслова.

Однокашники Альберта любили – за товарищеский дух, которому он оставался верен, за доброжелательность и простодушие. Водку он никогда не пил, но совсем уж законченным трезвенником не был – позволял себе иногда бокал-другой красного вина.

Альберт Мясищев совсем был бы доволен своей жизнью, если бы не одно «но». Дело в том, что у Мясищева-младшего никогда не было девушки. С женским полом у него вообще отношения не складывались. Попадая в компанию представительниц прекрасного пола, Альберт моментально краснел и начинал заикаться, как какой-нибудь закомплексованный семиклассник. А стоило какой-нибудь девушке приблизиться к нему настолько, чтобы он почувствовал ее дыхание и запах ее духов, как Альберт вообще терял дар речи. Он превращался в немого болвана с пунцовыми щеками, что в сочетании с нелепой, долговязой фигурой делало его легким объектом для девичьих насмешек.

Догадываясь о проблеме друга, друзья однажды скинулись и купили Альберту дорогую проститутку. Оставшись в комнате наедине с девушкой, Альберт вдруг покраснел (еще гуще, чем обычно) и пробормотал, задыхаясь от стыда:

– Вы такая красивая... Я вас недостоин...

И выскочил из комнаты.

В общем, Альберт Мясищев не был избалован вниманием женского пола. В остальном же с ним все было в порядке.

В тот день, когда подполковник Сафронов вызвал к себе лейтенанта Мясищева, последний был занят написанием курсовой – он учился заочно в местном юридическом институте. Голос подполковника звучал сухо и отрывисто:

– Срочное, важное задание. Встречаемся в моем кабинете. Просьба не опаздывать.

– Слушаюсь, товарищ подполковник.

– Жду.

И подполковник положил трубку.

Через сорок минут Альберт вошел к Сафронову в кабинет:

– Товарищ подполковник, лейтенант Мясищев для получения задания прибыл!

– Вольно, лейтенант. – Сафронов оглядел внимательным взглядом тощую, долговязую фигуру Альберта, почему-то вздохнул и сказал: – Дело, которое мы собираемся вам поручить, исключительной важности. Вам придется поехать в Москву.

Альберт открыл рот:

– В Москву?

– Вижу, вы не рады?

– Что ты, товарищ подполковник, совсем наоборот! Я ведь в Москве только в детстве был. И то проездом.

– Теперь вам придется пожить там довольно долго, – сказал подполковник. – Все необходимые документы получите по прибытии в Москву. Вот адрес квартиры, в которой вы будете жить.

Подполковник положил на стол лист бумаги с печатным текстом и пододвинул его пальцем к Альберту. Альберт пробежал взглядом по странице и нахмурил кустистые, как у отца, брови.

– Товарищ подполковник, – солидно сказал он, – а в чем будет заключаться мое задание?

– В подробности операции вас посвятит ваш связной майор Степаненко. Он придет на явочную квартиру и даст вам все необходимые инструкции. Сколько вам нужно времени на сборы?

– Да нисколько! – выпалил Альберт, но тут же снова напустил на себя солидно-деловой вид и поправился: – Ну то есть... могу лететь уже сегодня вечером.

– Хорошо. Я позвоню в Москву и сообщу о вас. Сейчас поезжайте домой и ждите звонка. Билеты получите прямо в аэропорту. О рейсе вам сообщат дополнительно. Это все.

– Разрешите идти?

– Идите.

Домой Альберт летел как на крыльях. До сих пор у него было всего два важных задания, с которыми (к чести Альберта) он отлично справился. Вероятно, именно поэтому выбор пал именно на него. (Если бы Альберт слышал разговор, состоявшийся между подполковником и важным чином из Москвы, он бы искренне удивился. Поскольку в разговоре прозвучали следующие нелицеприятные фразы: «Нам нужен молодой парень, и желательно, чтобы выглядел он попроще. Этакий простофиля, лопушок, которого можно обвести вокруг пальца. Но чтобы с головой на плечах. Есть у вас такой?» – «М-м... Есть. Зовут лейтенант Мясищев. Выглядит как раз так, как вы описали».)

«В Москву бы не стали посылать черт знает кого! Им нужен был лучший! Это факт! – с гордостью думал Альберт, шагая по широкой улице города и вдыхая полной грудью влажный воздух, пропитанный запахом морской воды. – Клянусь, они не разочаруются в своем выборе!»

3

Москва Альберту понравилась. Большая, светлая, чистая. Она оказалась совсем не такой, как он ее помнил с детства. Повсюду рекламные щиты, неоновые вывески, бары, рестораны, шикарные бутики. За двадцать минут – пока шел от метро к дому – Альберт насчитал восемь «мерседесов» эс-класса, четыре новейших «бэхи» и даже один «бентли», пронесшийся мимо него на скорости сто километров в час (несмотря на ограничительный знак, на котором красовалась красивая цифра «70»).

– Чтоб я так жил, – вздохнул Альберт, вышагивая по сверкающему чистотой тротуару.

Остановившись возле нужного дома, Альберт сверился с адресом, написанным на бумажке, кивнул сам себе и двинулся к крайнему подъезду. На двери стоял кодовый замок, но Альберт знал код.

Квартира располагалась на втором этаже. Открыв дверь, Альберт вошел в полутемную прихожую и вдохнул ноздрями запах пыли и запустения. Похоже, в этой хазе давно никто не жил, подумал Альберт.

Бросив сумку с вещами в угол единственной комнаты и переодевшись в спортивный костюм, Альберт взял в ванной тряпку и ведро и буквально за полчаса навел в квартире блеск.

– Ну вот, – сказал он, оглядывая сияющие полы и чистую мебель, – теперь здесь можно жить.

Альберт с удовольствием бы прогулялся по Москве, но приказ был четкий – расположиться в квартире и ждать связного, майора Степаненко.

– Значит, будем ждать, – философски сказал себе Альберт и сел на диван.

Ждать, впрочем, пришлось недолго. Минут через сорок в дверь позвонили. Альберт почти бегом направился в прихожую и открыл дверь.

На пороге стоял коренастый мужик средних лет с мясистой, красной шеей и хитрым, круглым лицом. Он прищурил карие глаза и сказал:

– Альберт?

– Так точно, – кивнул Альберт. – Альберт Мясищев.

– А я Игорь. Игорь Алексеевич. Степаненко.

Он протянул Альберту руку, и тот с жаром ее пожал. Рука у Степаненко была широкая и твердая, как деревяшка.

Степаненко переступил порог и закрыл за собой дверь. Посмотрел на Альберта и ободряюще ему подмигнул.

«Это и есть связной?» – с удивлением подумал Альберт. И, чтобы окончательно рассеять все сомнения, спросил:

– А вы, простите, в каком звании?

– Мы в звании майора. А вы?

– А мы... То есть я – лейтенант.

– О! – утрированно воскликнул круглолицый. – Такой молодой, а уже лейтенант! В комнату-то пройти можно?

– Да-да, пожалуйста. Извините.

Степаненко скинул туфли, оставшись в ярко-зеленых носках, и прошел в гостиную. Мясищев с удивлением, граничащим с восхищением, посмотрел на его носки. Майор заметил его взгляд и усмехнулся:

– Что, нравятся?

– Необычная расцветка, – уклончиво ответил Альберт.

– Жена подарила. На Двадцать третье февраля. Десять пар! Могу тебе продать, если хочешь.

– Да нет, спасибо. А почему на Двадцать третье? День милиции ведь...

– Знаю, знаю, – кивнул Степаненко. – Только жене моей по барабану. Что военный, что мент. Главное – в кителе и при погонах, а остальное ее не волнует.