Текст книги "Сага о Фафхрде и Сером Мышелове. Том 1"

Автор книги: Фриц Ройтер Лейбер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 55 страниц)

Осторожно скользя своими подбитыми шипами башмаками по илу, он подошел к Мышелову и, вытянув левую руку, в которой лежала горсть чего-то блестящего, стал перебирать в ней правой рукой.

– Да-да, – сказал он, – это драгоценности, о которых те, кто плавает наверху, не могут и мечтать; их я собрал в этой самой грязи, хотя искал кое-что другое.

– Что еще другое, хрящеватый твой кумпол? – прохрипел Мышелов, не сводя голодных глаз с самоцветов.

– Тропинку, – ответил Фафхрд несколько раздраженно, словно Мышелов должен был знать, что он имеет в виду. – Тропинку, которая ведет из уголка этого шатра к девам морского царя. Моя находка лишь подтверждает это. А теперь взгляни-ка сюда, Мышелов.

С большой осторожностью кончиками пальцев Северянин вытащил из-под левой подмышки металлическую маску размером с человеческое лицо.

В тусклом сероватом свете невозможно было определить, из чего она сделана – из золота, серебра, олова или бронзы, так же как и прорезавшие ее волнистые полосы были не то голубовато-зелеными следами от пота и слез, не то патиной, не то просто илом. Одно было несомненно: маска представляла собой изображение женского лица – благородного, всезнающего, но соблазнительного, любящего, жестокого и призрачно прекрасного. Жадно, но не без злости Мышелов схватил маску, и вся ее нижняя часть скомкалась у него в руке; остался лишь гордый лоб да прорези для глаз, смотревшие на него трагичнее любых очей.

Мышелов отскочил, боясь, что Фафхрд его ударит, но тут же увидел, что Северянин повернулся и поднял правую руку с указующим куда-то перстом, напоминая сигнальщика на корабле.

– Ты был прав, о Мышелов! – радостно вскричал он. – Меня ослепил не только дым от факела, но и сам его свет. Смотри: вот тропинка!

Мышелов посмотрел, куда указывал Фафхрд. Теперь, когда дым немного рассеялся и не было оранжевых лучей факела, стала заметна пятнистая фосфоресценция ила и умирающих морских организмов, даже несмотря на лившийся сверху рассеянный свет.

Однако пятна фосфоресценции не были разбросаны совсем уж беспорядочно. Начинаясь от колодца с висевшей в нем веревкой, через ил тянулась полоса зеленовато-желтого ведьмовского свечения, которая пропадала в углу воздушного шатра, не сулившем ничего хорошего.

– Не ходи туда, Фафхрд, – по привычке предостерег Мышелов, но Северянин уже двигался широкими, медленными, как во сне, шагами. Рука, в которой он держал добытые из ила драгоценности, постепенно выпрямилась, и сокровища стали падать назад в грязь. Он дошел до тропки и двинулся вперед, ставя свои подбитые шипами башмаки прямо посередине.

– Не ходи туда, Фафхрд, – повторил Мышелов безнадежно и даже умоляюще. – Не ходи, говорю тебе. Она заманит тебя в смертельную ловушку. Давай лучше поднимемся назад и заберем с собой все, что ты нашел.

Однако, произнося эти слова, Мышелов уже шел следом за Фафхрдом, поднимая – гораздо более осторожно, чем маску, – предметы, которые ронял его друг. Но Мышелов решил, что игра не стоит свеч, хотя занятия своего не бросал: несмотря на соблазнительное сверкание, ожерелья, тиары, филигранные чашечки для грудей и броши с большими булавками были не толще и весили не больше, чем высохшие листья. Мышелов не обладал осторожностью Фафхрда, и они рассыпаясь, когда он к ним прикасался.

Фафхрд повернул к нему сияющее лицо человека, которому снятся неизъяснимые наслаждения. Когда последняя призрачная безделушка рассыпалась в пальцах у Мышелова, Северянин сказал:

– Это все такая же ерунда, как и маска, – съеденные морем призраки сокровищ. Но что они сулят, Мышелов! Что они сулят!

С этими словами он повернулся и наклонился, чтобы не задеть головой внушительный бугор на свинцового цвета потолке.

Мышелов оглянулся на кусочек яркого дневного света с висящей посредине веревкой с узлами. Струйки воды из двух ран в потолке стали толще; там, куда они попадали, из грязи поднимались фонтанчики брызг. Мышелов вздохнул и двинулся вслед за Фафхрдом.

Вскоре потолок снова стал выше человеческого роста, однако расстояние между стенками шатра сделалось заметно уже. Теперь друзья шагали по настоящему подводному туннелю – коридору с полукруглым потолком, который был не шире, чем фосфоресцирующая желтовато-зеленая тропка на полу. Туннель сворачивал то влево, то вправо, поэтому впереди обзор был очень ограничен. Время от времени Мышелову чудилось, что он слышит раздающиеся впереди свисты и стоны. Он переступил через медленно ползшего боком краба и увидел рядом с ним торчащую из светящегося ила руку мертвеца, лишенный плоти палец которой указывал направление, в котором им следовало двигаться.

Фафхрд слегка повернул голову и серьезно заявил:

– Попомни мои слова, Мышелов, без магии тут не обошлось.

Мышелов подумал, что в жизни не слышал более бесполезного замечания. Он чувствовал себя угнетенным. Он уже оставил бесплодные попытки уговорить Фафхрда вернуться, потому что знал: остановить приятеля можно только силой, а в драке, которая непременно завяжется, они обязательно рухнут на стену подводного туннеля, что Мышелова совсем не устраивало. Конечно, он всегда может вернуться один. И все же….

Мышелов двигался по бесконечному туннелю, ставя ноги одну за другой в густой ил, который тихонько чавкал, когда он их вытаскивал, и вскоре его начала гнести еще одна мысль – о колоссальной массе воды у них над головой. Ему стало казаться, что он тащит на собственной спине все существующие на свете корабли. Его воображение рисовало одну и ту же картину – как внезапно обрушивается туннель. Он втянул голову в плечи: это было единственное, что он мог предпринять, чтобы не броситься ничком в ил и не ожидать катастрофы лежа.

Море у него над головой сделалось немного светлее, и Мышелов понял, что туннель привел их к подножию кремовой скальной гряды, на которую они с Фафхрдом взбирались накануне. Это воспоминание словно выпустило воображение Мышелова из клетки – должно быть, потому, что отвечало его желанию поскорее выбраться вместе с приятелем из переплета, в который они попали.

Несмотря на то что светлые скалы оказались прочными и надежными, вчерашнее восхождение было трудным: на гладкой каменной поверхности почти не было никаких уступов, и друзьям пришлось взбираться по ветвистой расщелине с помощью веревки, время от времени вбивая в трещины крюки для опоры; однако они очень надеялись найти пресную воду и даже дичь, поскольку так далеко на запад охотники из Уул-Хруспа обычно не заходили. Наконец они добрались до вершины – усталые, запыхавшиеся, готовые броситься на землю и, отдыхая, любоваться лугами и чахлыми деревцами, которые, насколько они знали, часто встречались в других частях этого пустынного полуострова, вытянувшегося на юго-запад между Внутренним и Крайним морями.

Но вместо этого…. они не обнаружили ничего. Даже хуже, чем ничего, если такое возможно. Вершина, к которой они так стремились, оказалась просто-напросто горизонтальной каменной пластиной фута в три шириной, а кое-где даже уже, а с противоположной стороны был такой же, только еще более крутой, обрыв в некоторых местах с отрицательным уклоном. А у подножия этой головокружительной кручи, вплоть до самого горизонта, простиралась дикая неразбериха из волн, пены и утесов.

Словом, друзья оказались на верхушке настоящей каменной стены – тонюсенькой по сравнению с ее высотой и длиной, – стены, разделявшей Внутреннее и, как они поняли. Крайнее моря, которое прогрызло в этом месте дикий полуостров, но пока еще не насквозь. Стена тянулась в обе стороны насколько видел глаз, однако Мышелов разглядел, что в направлении Уул-Хруспа она немного утолщается.

От неожиданности Фафхрд рассмеялся громовым хохотом, и Мышелов обложил его про себя как следует, боясь, что вершина скалы, на которой они умостились, обвалится от сотрясения. Он до того разозлился на Фафхрда, что вскочил и отколол на узкой скальной площадке яростную джигу, вспоминая при этом мудрое изречение Шильбы: «Знает он это или нет, но человек всю жизнь ступает между двумя безднами по туго натянутому канату».

Выразив, каждый по-своему, неожиданное потрясение, друзья стали более осмысленно разглядывать пенистое море. Бешеные буруны и множество выступавших из воды скал указывали на то, что глубина в этом месте небольшая, – Фафхрд даже высказал мнение, что при отливе тут обнажается дно, поскольку, судя по лунному календарю, они попали как раз на время высокой воды. Среди торчавших из воды утесов особенно выделялся один: в двух полетах стрелы возвышался толстенный каменный столб высотой с четырехэтажный дом. Вокруг столба вился спиральный уступ, очень похожий на дело человеческих рук, а в массивном основании столба, среди пенных брызг, виднелся обросший водорослями странный прямоугольник с поперечинами, который сильно смахивал на громадную дверь, хотя ответить на вопрос, куда она могла вести и кто ею пользовался, было затруднительно.

В конце концов, поскольку ответов на их вопросы и быть не могло, как не было вокруг ни дичи, ни пресной воды, друзья спустились к Внутреннему морю и вернулись на «Черный казначей», хотя всякий раз, когда им приходилось вбивать в скалу крюк, они опасались, что вся стена может обрушиться….

– Осторожно! Скалы! – Крик Фафхрда вырвал Мышелова из задумчивости и в мгновение ока как будто сбросил его с верхушки кремовой скальной стены к ее подводному подножию. Прямо перед ним каким-то непостижимым образом из серого водяного потолка туннеля торчали вниз три узкие каменные глыбы. Вздрогнув, Мышелов последовал примеру Фафхрда и пригнул голову, проходя под ними, а когда посмотрел вперед, то увидел, что скалы вторгаются в туннель со всех сторон и чуть дальше он превращается просто в проход, проделанный в твердой скале. Свет, пробивавшийся сквозь воду, остался позади, но зато усилилась фосфоресценция, излучаемая морскими организмами, живущими в подводной пещере; особенно ярко светились разноцветными огоньками гребешки, глаза и щупальца умирающих рыб и всяких ползучих гадов.

Мышелов догадался, что теперь они проходят под скальной стеной, на которую забирались накануне, а туннель ведет куда-то под Крайнее море, бурливое и пенное. У него больше не было гнетущего ощущения, что на него давит весь океан и что все это не обошлось без таинственной магии. Однако мысль о том, что если колодец, воздушный шатер и туннель обрушатся, и огромные массы воды, устремившись в каменный коридор, поглотят их, показалась Мышелову еще менее привлекательной. У него было ощущение, что застигни их катастрофа под водяной крышей, он еще мог бы попытаться выплыть наверх и даже вытащить своего корпулентного друга. Но здесь они были просто в ловушке.

Правда, туннель поднимался вверх, но для Мышелова недостаточно круто. Более того, если он выйдет на поверхность, то попадет прямо в бушующие волны, которыми они любовались накануне. Впрочем, Мышелову было трудно выбирать между желаниями и даже вообще иметь какие-либо желания. Гнетущее чувство неизбежной опасности дошло в нем до наивысшей точки, и, чтобы хоть как-то с ним справиться, он принялся вспоминать самую развеселую таверну в Ланкмаре – залитое светом факелов большое подвальное помещение, вино течет рекой, звенят кружки и монеты, все истошно вопят, клубятся опиумные дымки, обнаженные девицы изгибаются в сладострастных танцах….

– Мышелов!

Драматический шепот Фафхрда и его большая ладонь остановили бредущего Мышелова, и тот никак не мог взять в толк: то ли его мысли вернулись назад под Крайнее море, то ли воображение сыграло с ним еще один эскапистский трюк.

Друзья стояли у входа в просторный подводный грот, уступами поднимавшийся к слабо различимому потолку, с которого серебристым туманом струился свет, раза в три интенсивнее лунного. Как и в туннеле, там пахло морем, было полно издыхающих рыб, морских змей и маленьких осьминогов: крошечные и громадные моллюски прилепились к стенам между серебристо-зелеными драпировками из водорослей, а многочисленные ниши, круглые темные проходы и даже поднимавшийся террасами пол были, по крайней мере частично, результатом действия быстрой воды и твердого песка.

Серебристое туманное свечение распространялось не равномерно, а сосредоточивалось, кружась и волнуясь, на трех террасах. Первая из них находилась прямо напротив входа в туннель. На ней располагался огромный каменный стол, с боков которого свисали водоросли, а ножки были облеплены ракушками. На одном его конце стояла вместительная золотая чаша и рядом два золотых кубка.

По обе стороны первой террасы поднимались кверху ступени разной высоты, пропадавшие в грозной черноте. А позади этой черноты находились вторая и третья террасы, которым оказывал такую благосклонность серебристый свет. Та из них, что находилась справа – со стороны Фафхрда, если можно так выразиться, поскольку он стоял по правую руку от выхода из туннеля, – имела стены и сводчатый потолок из перламутра и напоминала гигантскую раковину; ее всхолмленный пол жемчужного цвета наводил на мысль о груде атласных подушек. Терраса со стороны Мышелова располагалась несколько ниже, все ее стены были словно завещаны гобеленами из бурых водорослей, которые свешивались до пола широкими зубчатыми полосами. Между этими двумя террасами ступени разной высоты уходили вверх и пропадали во мраке.

Изменчивые тени, колыхания, странные отблески свидетельствовали о том, что во всех трех зонах мрака, возможно, кто-то был; что же до трех террас, то здесь в этом и сомнений не возникало. На террасе со стороны Фафхрда стояла высокая, очень красивая женщина: ее золотистые волосы поднимались вверх толстыми спиралями, напоминавшими раковины, платье из золотой рыбачьей сети плотно облегало ее зеленоватое тело. Между пальцами у нее виднелись зеленоватые перепонки, на шее – едва заметные рубцы, очень похожие на жабры.

Напротив Мышелова располагалось более изящное создание, тоже явно женского пола: ее серебристая кожа сливалась с серебряной чешуей на плечах, спине и боках, видневшейся сквозь тонкое, как паутинка, фиолетовое платье; короткие черные волосы были разделены посередине зубчатым серебряным гребнем высотой в ладонь, который начинался прямо от низкого лба. У этой женщины тоже были перепонки между пальцами и жабры на шее.

Третья фигура, одетая во все черное и низко наклонившаяся над столом, была по-старушечьи сухопара. На голове у нее была копна ржавых, очень толстых волос, жабры и перепонки буквально бросались в глаза.

У всех трех женщин на лицах были маски, похожие очертаниями на ту, что Фафхрд нашел в иле. У первой маска была золотая, у второй – серебряная, у третьей – из позеленевшей от времени и морской воды бронзы.

Две первые женщины стояли неподвижно, как будто участвовали в представлении лишь в качестве зрительниц. Костлявая же и черная морская ведьма была занята бурной деятельностью, хотя ноги ее с черными перепонками между пальцев в деятельности этой почти никакого участия не принимали – разве что, когда старуха резко меняла свою позу у стола. В каждой руке она держала по короткому кнуту, так что сложенные перепонки торчали между согнутыми пальцами; на полированной поверхности стола быстро вертелось с полдюжины каких-то предметов, движением которых женщина управляла с помощью упомянутых кнутов. Что за предметы крутились на столе, было совершенно непонятно, но все они имели округлую форму. Некоторые, казавшиеся в движении полупрозрачными, могли быть какими-нибудь большими кольцами или тарелками, остальные, скорее всего, были просто волчками. Вращаясь с огромной скоростью, все они отливали серебром, зеленью и золотом и при этом двигались по столу, выписывая весьма сложные кривые и оставляя за собой в туманном воздухе яркий след. Когда какой-нибудь из предметов замедлял вращение и становилась видна его истинная форма, ведьма тут же подхлестывала его одним из кнутов: если же он оказывался слишком близко к краю стола либо золотой чаше или грозил столкнуться с другим, она ловким ударом кнута изменяла его орбиту. Время от времени женщина с поразительным искусством подстегивала один из предметов, и он взлетал в воздух, после чего наносила еще один удар кнутом, и предмет, не переставая вращаться, опускался на стол, оставляя за собой угасающий серебристый след.

Эти-то вращающиеся предметы и издавали стоны и посвистывания, которые Мышелов услышал еще в туннеле.

Внимая им и наблюдая за крутящимися предметами, Мышелов пришел к убеждению – отчасти из-за того, что серебристые смерчи чем-то напомнили ему о воздушном колодце, по которому он спустился, и туннеле, который преодолел, – что вся эта механика лежит в основе магии, благодаря которой открылся путь в толще Внутреннего моря, и что стоит волчкам остановиться, как колодец и туннель обрушатся и морские воды хлынут через туннель прямо в грот.

А костлявая морская ведьма и впрямь выглядела так, словно гоняла свои волчки уже много часов и главное – словно готова была заниматься этим бесконечно долго. Делала она это, казалось, безо всяких усилий – лишь ритмично дышала ее плоская грудь, вырывалось из-под маски свистящее дыхание, да мерно шевелились жабры.

Заметив наконец Фафхрда и Мышелова, ведьма, не переставая настегивать волчки, бросила друзьям свою бронзовую маску, отчего на лоб в потеках зелени упали рыжие космы, и уставилась на них голодным взглядом. Дальнейших угроз, правда, не воспоследовало: внимательно рассмотрев двух приятелей, карга мотнула головой сперва влево, потом вправо, словно предлагая им пройти мимо нее. В то же самое время зеленая и серебряная королевы принялись зазывно и прельстительно манить Фафхрда и Мышелова к себе.

Выйдя благодаря этому из мечтательной задумчивости, друзья охотно подчинились, причем проходя мимо стола, Мышелов унюхал запах вина, остановился, взял два золотых кубка и протянул один из них приятелю. Несмотря на зеленоватый оттенок жидкости, друзья выпили вино, которое имело приятный запах и оказалось на вкус очень сладким и вместе с тем терпким. Черная ведьма, не обращая на них ни малейшего внимания, продолжала настегивать свои мерцающие волчки.

Осушая кубок, Мышелов заметил, что столешница сделана из бежевого мрамора с фиолетовыми вкраплениями, отполированного до невероятной гладкости. Успел он заглянуть и в золотую чашу. Никакого зеленого вина в ней не оказалось – она была наполнена до краев какой-то прозрачной жидкостью, – может, водой, а может, и нет. На поверхности жидкости плавала крошечная, с палец длиной, модель черного суденышка. От его носа в глубь чаши уходила как бы узенькая воздушная трубочка.

Однако Фафхрд уже двинулся дальше, поэтому разглядеть кораблик подробнее Мышелов не успел. Он вступил в левую зону мрака. Северянин в правую…. Откуда ни возьмись, перед Мышеловом появились два синюшных типа, каждый из которых был вооружен двумя кинжалами с волнообразными клинками. По косицам и шаркающей походке Мышелов сразу определил, что перед ним матросы, однако оба они были обнажены и без всякого сомнения давным-давно мертвы – об этом говорил нездоровый цвет их кожи, толстый слой жидкой грязи на лицах, на которую они не обращали ни малейшего внимания, закатившиеся глаза, так что были видны лишь белки да узенькие полоски радужной оболочки, а также тот факт, что их волосы, уши, равно как и другие фрагменты внешности, были несколько обглоданы рыбами. За ними на коротких паучьих ножках ковылял, размахивая кривой саблей, карлик с чудовищной головой и жабрами – настоящий ходячий эмбрион. Его большие круглые глаза тоже закатились, однако Мышелову, выхватившему Скальпель и Кошачий Коготь, было от этого не легче: вся троица уверенно наступала на него, а когда он попытался было проскользнуть мимо, тут же преградила путь.

Мышелову хватало своих забот, и в этот миг ему было не до приятеля. А между тем Фафхрд, двигаясь по кромке зоны чернильного мрака мимо стоявшей вертикально каменной глыбы высотой в человеческий рост, вдруг увидел, как чуть дальше из черноты, словно гигантские змеи из логовища, вынырнули восемь толстенных, мускулистых, усыпанных присосками щупалец громадного осьминога. Стоило морскому чудищу задвигаться, как оно тут же заиграло всеми оттенками фиолетового цвета, пошло желтыми полосами, и Фафхрд увидел наводящие ужас глаза размером с тарелку, хищный клюв, напоминавший нос перевернутой лодки, а в каждом щупальце гада, как ни странно, было зажато по мечу с широким лезвием.

Выхватив меч и топор. Северянин отступил к вертикальной зазубренной глыбе, но два ее края, оказавшиеся створками моллюска, имевшего в поперечнике фута четыре, мгновенно захлопнулись, закусив на спине у Фафхрда тунику из меха выдры и пригвоздив его тем самым к месту.

Сильно обескураженный Северянин, решив, однако, дорого продать свою жизнь, принялся описывать мечом в воздухе огромную восьмерку, нижняя половина которой едва не касалась каменного пола, а верхняя как бы образовывала у него над головой сияющий металлический щит. Этим стальным цветком Фафхрд отбил несколько клинков, которые осьминог довольно небрежно направил на него, и, когда морское чудовище немного втянуло щупальца, готовясь к новой атаке, Фафхрд взмахнул топором, зажатым в левой руке, и отрубил ближайшую к нему конечность животного.

Оно громко ухнуло и начало молниеносно разить всеми своими мечами; некоторое время казалось, что защитная восьмерка Северянина вот-вот будет пробита, однако топор вынырнул из-за нее раз, другой – и на пол упали еще два щупальца с зажатыми в них мечами. Тогда осьминог отступил назад и выпустил туманное облако вонючей черной жидкости, чтобы под его прикрытием расправиться с пригвожденным к месту Северянином, однако тот, не долго думая, метнул топор в громадную уродливую голову противника. Тяжелый топор тут же скрылся в чернильном тумане, но, по всей видимости, все же угодил куда надо: остававшиеся у чудища мечи со звоном разлетелись по всей пещере (по счастью, никого не задев), а щупальца забились в предсмертной судороге.

Достав небольшой нож, Фафхрд разрезал на груди тунику из меха выдры, вылез из нее и, презрительно махнув рукой моллюску, словно желая сказать: «Если хочешь, можешь ею поужинать», повернулся в сторону Мышелова, чтобы узнать, как идут у него дела. Тот, весь в зеленой крови от двух несерьезных ран – в плечо и под ребро – как раз заканчивал расчленять на мелкие кусочки трех своих противников: как выяснилось, это было единственное средство их утихомирить, поскольку никакие смертельные раны не причиняли им ни малейшего вреда и из них не вытекало ни капельки крови какого бы то ни было цвета.

Мышелов слабо улыбнулся Фафхрду, и друзья двинулись к верхним террасам. И тут стало совершенно очевидно, что зеленая и серебряная женщины – истинные королевы по крайней мере в одном: они не убежали, когда начались обе страшные битвы, как сделали бы обычные представительницы их пола, а дождались конца и теперь с распростертыми объятиями встречали победителей. Из-за масок улыбок на их лицах не было видно, но обе королевы, казалось, лучились всем телом, и когда друзья вышли из мрака на свет (кровь на ранах Мышелова стала при этом красного цвета, однако голубая туника Фафхрда осталась черной), им почудилось, что перепонки между пальцами женщин и небольшие жабры – самое прекрасное из всего, что у них есть. На верхних террасах свет немного померк, однако нижняя была все так же ярко освещена, и с нее продолжало доноситься успокоительное разноголосое гудение крутящихся волчков. И тут оба героя вошли в зеркальный полумрак – туда, где никому не приходит в голову даже мысль о каких-то ранах, где стираются воспоминания о самых веселых ланкмарских винных погребках и где морская стихия, наша жестокая мать и нежная возлюбленная, платит по всем счетам.

Сильное, но беззвучное сотрясение – словно дрогнула скала – вывело Мышелова из оцепенения. И сразу же гудение одного из волчков перешло в тончайший визг, который оборвался громким звоном. В гроте забегали сполохи серебристого света. Вскочив на ноги и бросив взгляд вниз, Мышелов увидел врезавшуюся ему в память картину: ржавоволосая черная морская ведьма яростно нахлестывает взбунтовавшиеся волчки, которые взбесившимися серебристыми куницами скачут по всему столу, а отовсюду, в основном из темного туннеля, несутся по воздуху рои летучих рыб, скатов, бахромчатых угрей – чернильно-черных и с разинутыми пастями.

В этот миг Фафхрд схватил друга за плечо и развернул, указывая вверх. Серебряный сполох осветил вершину каменной лестницы и рядом с ней большую, обросшую водорослями и запертую на поперечные балки дверь. Мышелов быстро закивал головой – он понял, что это та самая дверь, которую они видели накануне с вершины скальной гряды, – и Фафхрд, уверенный, что приятель последует за ним, бросился вверх по каменным ступеням.

Однако у Мышелова возникла другая идея, и он бросился в противоположную сторону, навстречу злобному и вонючему сырому ветру. Вернувшись через дюжину вспышек серебристых молний, он увидел, как зеленая и серебряная королевы исчезают в круглых черных отверстиях проходов, вырубленных в скале по обе стороны террасы.

Он принялся помогать Фафхрду снимать поперечины с обросшей водорослями двери и отодвигать массивные ржавые засовы, но вдруг дверь сотрясли три могучих удара. Из-под двери и сквозь нижнюю часть вертикальной трещины между досками заструилась вода. Мышелов оглянулся в надежде отыскать другой путь к бегству и увидел громадную белопенную волну, хлынувшую в грот через туннель, шедший из Внутреннего моря. Серебристый свет мгновенно погас, но тут же откуда-то сверху в пещеру заструились иные лучи – это Фафхрду удалось наконец приоткрыть дверь. Зеленая вода обдала им ноги до колен и отступила. Друзья пролезли наружу, и дверь захлопнулась за ними под ударом очередной приливной волны. Фафхрд и Мышелов зашлепали по дну, покрытому крупной белой галькой и заливаемому пенными волнами прилива. Мышелов, который смотрел в сторону берега, не сводил глаз с кремового утеса в двух полетах стрелы от них, прикидывая, смогут ли они добраться до него через бурное море, а если смогут, то удастся ли им на него влезть.

Но Фафхрд смотрел в сторону моря. Не долго думая, он снова схватил друга за плечо, развернул и потащил вверх по спиральному скалистому уступу, опоясывавшему вертикальную скалу, из двери в подножии которой они только что выскочили. Мышелов споткнулся, ссадил себе колено, но Северянин безжалостно тащил его дальше. Мышелов решил, что у Фафхрда, должно быть, есть весьма веские причины для подобной спешки, и уже сам устремился вслед за ним по спиральному уступу. На втором витке он бросил взгляд в сторону моря, охнул от ужаса и только прибавил скорость.

Каменистый берег внизу был почти сух, только кое-где белели громадные клочья пены, однако с моря на них надвигалась огромная волна, на глаз лишь немного ниже скалы, на которую они взбирались, – такие волны возникают от подводных землетрясений и несутся по морской глади, словно какой-то чудовищный эскадрон. За первой волной двигалась вторая, более высокая, за ней третья – еще выше.

Мышелов и Фафхрд успели одолеть еще три витка, когда массивная башня-скала затряслась от удара первой волны. Одновременно дверь в ее основании распахнулась под напором воды из Внутреннего моря, и та устремилась наружу неудержимым потоком. Гребень первой волны хлестнул друзей по лодыжкам, однако не причинил им вреда и даже не замедлил их бега. Со второй и третьей волнами получилось точно так же, причем когда они обрушивались на утес, друзья оказывались еще на один виток выше. Далее последовали и четвертая волна, и пятая, но они были не выше третьей. Добравшись до плоской вершины, герои бросились на нее ничком и, вцепившись в трясущуюся скалу, направили свои взоры в сторону берега; Фафхрд при этом отметил одно весьма странное обстоятельство: в углу рта у Мышелова была зажата небольшая черная сигара.

Кремовая скальная стена задрожала от удара первой волны, и по всей ее поверхности зазмеились трещины. Вторая волна расколола стену на части, и она обрушилась в третью, подняв чудовищный фонтан брызг и вздыбив новую волну, которая двинулась в противоположном направлении и захлестнула своим грязным гребнем Фафхрда и Мышелова. Башня снова вздрогнула, но устояла, и на этом большие волны закончились. Фафхрд и Мышелов двинулись вниз по спиральному спуску и вскоре оказались у самой воды, покрывавшей дверь и все основание башни. Там они снова устремили свои взоры в сторону суши, где поднятый катаклизмом туман уже начал рассеиваться.

Примерно с полмили каменной стены обрушилось от вершины до основания и исчезло под водой, в результате чего образовалась громадная брешь, сквозь которую Внутреннее море, имевшее более высокий уровень, спокойно вытекало во Внешнее, гася мелкую зыбь, поднятую огромными волнами.

Внезапно из тумана на этой широкой реке появился «Черный казначей», плывший прямо к скале, на которой находились друзья.

Суеверный Фафхрд выругался. Он считал вполне естественным, когда чародейство работало против него, но если оно вдруг начинало ему помогать, он всегда испытывал тревогу.

Когда одномачтовик приблизился, друзья нырнули в воду, несколькими мощными взмахами рук добрались до судна, вскарабкались на борт и, когда «Черный казначей» обогнул скалу, быстро растерлись, оделись и приготовили горячее питье. Вскоре они уже сидели друг напротив друга с дымящимися кружками грога в руках. Бочонок с бренди дождался наконец своего часа.

– Теперь, когда мы уже в другом море, – сказал Фафхрд, – не пройдет и дня, как мы доберемся до Но-Омбрульска, если, конечно, не стихнет западный ветер.

Мышелов кивнул, несколько мгновений с улыбкой смотрел на товарища, потом ответил:

– Ну, мой старый друг, ты уверен, что тебе больше нечего сказать?

– Да, есть, – нахмурившись, несколько неуверенно отозвался Северянин. – Скажи, Мышелов, твоя красавица сняла маску хоть на один миг?

– А твоя? – вопросом на вопрос ответил Мышелов, загадочно поглядывая на приятеля.

Фафхрд снова нахмурился и проворчал:

– Ладно, ближе к делу: а было Ли это на самом деле? Мы оба потеряли мечи и эти липовые их драгоценности, а что взамен?

Ухмыльнувшись, Мышелов вытащил изо рта сигару и протянул ее Фафхрду.

– За этим-то я и возвращался, – объяснил он, прихлебывая грог. – Я подумал, что эта штука нам понадобится, чтобы вернуть корабль, и, возможно, так оно и оказалось.

В руке у Фафхрда была вырезанная из черного янтаря крошечная модель «Черного казначея» с отметинами от зубов Мышелова в районе кормы.