Текст книги "Как мальчик Хюг сам построил радиостанцию"

Автор книги: Фрэнсис Ролт-Уилер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

– Могло ли бы оно дать довольно силы, чтобы я мог послать радиотелеграмму? – спросил Хюг, которого мало интересовало освещение долины.

– Хоть в Лос-Анжелос!

– Так я это сделаю! Только мне нужно в Локустборо.

Телеграфист предостерегающе поднял палец.

– Помни, мальчик, я говорю тебе: принципы просты, а выполнение трудно: как только ты станешь иметь дело с сильными токами, ты легко попадешь в беду. Прежде всего нужна большая точность, а точность невозможна без вычислений. Кроме того, материал для работы должен быть безукоризненный. Какая-нибудь мелочь, о которой ты и не подумал, может в самом конце разрушить все.

Лицо Хюга вытянулось.

– Я бы мог научиться делать вычисления, – сказал он, – как это для меня ни трудно. Но что же мне делать с материалом?

– Я думал об этом.

Телеграфист вытащил из-под стола маленький деревянный ящик.

– У меня тут много хлама. Обрезки медной проволоки, винты, старый звонок с электромагнитом, маленькая индукционная катушка и разная мелочь. Кое-что никуда не годно, а кое что и пригодится. Я уже хотел это выбросить, да все не соберусь. Так и стоит ящик, только пыль на нем собирается. Возьми его, если хочешь. Он тут стоит с тех пор, как дорога сделала все новые приспособления. Никому он не нужен, а ты может быть найдешь тут такие вещи, которых в нашем городе нет и купить нельзя.

У Хюга заблестели глаза.

– Это слишком много, м-р Блэден. Вам в самом деле все это не нужно?

– Мне? У меня есть все необходимое для работы.

Хюг быстро раскрыл ящик и погрузился в рассматривание всех приспособлений, и так был увлечен своим сокровищем, что не заметил, как подъехали дрожки.

– Послушай, – сказал телеграфист. – Вот Уот Берк. Возьми ящик. И каждый раз. как будешь тут, если захочешь что-нибудь спросить, что я мог бы тебе объяснить, приходи ко мне! – Пока!

Он сердечно пожал руку мальчику, который был настолько же ошеломлен свалившимися на него сведениями, как и своим богатством.

Уот Берк не имел никакого понятия об электричестве; но Хюг не утерпел и стал по дороге делиться с ним вновь приобретенными познаниями. Он с тем же успехом мог бы обращаться к лошади. Берк понял не больше ее. Он слушал, и время от времени издавал восклицание или задавал вопрос, чтобы показать, что заинтересован. Он был очень благодарен мальчику за лечение жены электричеством, и восхищался мужеством, с которым он охранял учительницу в холодные зимние ночи. Кроме того, он знал, что и доктор Камерон и мисс Фергюсон верили в мальчика и считали, что ему следует помогать в его научных стремлениях. Он решил тоже прийти Хюгу на помощь; его помощь была чисто практической: в следующий раз, когда он был в Фолджэмбвилле, он зашел к телеграфисту.

– Помните мальчика Сесиля, который был тут на-днях? – спросил он.

– Который интересуется радио? Как же! Что с ним случилось?

– Мне бы хотелось ему что-нибудь подарить, – он был очень добр к моей жене.

– Ну?

– Так не подарить ли мне ему радиоприемник?

Он вытащил из кармана каталог и указал на объявление.

– Вот тут продается радиоприемник.

– По-моему не надо, Уот Берк, – сказал телеграфист. – Я хотел сделать то же самое, и зная, что доктор Камерон интересуется этим мальчиком, спросил его совета. Он сказал мне, что для того, чтобы из мальчика вышел толк, надо, чтобы он сам добивался всего. Если дать ему в руки что-нибудь готовое, – можно все испортить. Он разочаруется в своих грубых приборах и, пожалуй, бросит все дело.

– Что же мне ему купить?

– Почему бы не выписать ему журнал о радио? Он там многого не поймет, но все-таки что-нибудь вынесет из каждого номера. А чего он не поймет, над тем призадумается.

Берк положил на стол пятидолларовую бумажку.

– Найдите подходящий журнал и выпишите на адрес мальчика, только скажите, чтобы там не говорили, кто заплатил за журнал.

– Хорошо Берк, я сделаю это, – сказал телеграфист, и они распрощались, чувствуя себя товарищами по общему доброму делу.

Когда через неделю Хюг получил журнал, он был поражен. Он написал мисс Фергюсон, доктору и телеграфисту, благодаря их и вместе с тем протестовал против подарка. Все трое отрицали причастность свою к выписке журнала. О Берке мальчик и не подумал.

Верная своему обещанию, мисс Фергюсон писала Хюгу еженедельно, посылая в письмах простые арифметические и алгебраические задачи. Хюг с жадностью набрасывался на них, работал очень усердно, но подвигался очень медленно.

Доктор Камерон послал ему батарею и книгу по электричеству. Он приезжал два раза посмотреть ногу Крэма Айртона, – хотя его визиты были и не нужны– и каждый раз проводил целые часы с Хюгом, помогая ему разбираться в книге и объясняя чертежи в журнале.

Следующей зимой школы не было, но Хюг не чувствовал недостатка в ней. Он уже хорошо писал, и его ежедневные письма – уроки, писание писем и опыты занимали все его время. Он немного охотился и ставил капканы, так что весною мог послать каждому из своих друзей посылку с мехом.

Книга об электричестве захватывала его как какой-нибудь роман. Как только он усваивал какой-нибудь закон или понимал, как проделан тот или другой опыт, он тут же пытался применить свое новое знание на практике. Это часто бывает с мальчиками, но Хюг был в исключительном положении: у него почти не было материалов, негде было купить их, да и не на что. Поэтому все свои опыты он производил с помощью колючей проволоки (с которой клещами срезал колючки), кусочков жести, железа, свинца и меди от старых патронов, битого стекла (для изоляции), ржавых гвоздей, а главным образом с помощью старого телеграфного хлама, который ему подарил телеграфист, и который он употреблял снова и снова, применяя его на новые лады.

Дважды за зиму Хюг ходил пешком в Фолджэмбвилль – четырнадцать миль туда и четырнадцать обратно, чтобы побеседовать с Джедом Блэденом. Он решил сделать маленькую динамо, но встретился с большим количеством трудностей. Все-таки он добился своего, и хотя машина шумела и трещала, она была уже тем полезна, что благодаря ей он хорошо понял разницу между генератором и мотором, и между машинами с постоянным и переменным током.

Как говорил телеграфист, задачи, которые казались очень трудными по описанию, легко разрешались практически. Трудно было только достигнуть той точности, которую требует работа с электричеством, и нужна была вся изобретательность Хюга, чтобы добиться результатов с плохими инструментами и неподходящими материалами. Шалаш стал настоящим электрическим музеем, потому что, по совету доктора, Хюг сохранял все свои приспособления, начиная с первых и самых грубых, чтобы иметь возможность судить о своих успехах.

Ранней весной Хюг получил совершенно неожиданное письмо:

«Хюгу Сесилю.

Дорогой сэр, доктор Камерон из Фолджэмбвилля сообщил нам. что вы интересуетесь радио и, пользуясь оригинальными приемами и способами, сконструировали несколько приборов. Это может заинтересовать наших читателей. Если б вы прислали нам краткие описания сделанных вами приборов, снабдив их хотя бы грубыми чертежами, мы могли бы предложить вам поместить ваши статьи в четырех номерах с платой по десяти долларов за каждый раз. Мы предпочли бы, чтобы ваши статьи не были никем исправлены, так как для читателя-любителя важно прочесть описание вашей работы, изложенное вашими собственными словами.

Надеюсь на ваше согласие, остаюсь преданный издатель „Царство Радио“».

– Отец, – воскликнул Хюг, прочтя письмо. – мне предлагают сорок долларов.

– Надеюсь, не за что-нибудь дурное? – спросил горец.

Нет, отец. Вот я прочту тебе письмо.

Выслушав, Сесиль сказал:

– Ну, что же, я не вижу причины, почему бы тебе не написать им. Надо же кому-нибудь заполнять журнал.

– Но сумею ли я?

– Я думаю, что издатель не просил бы тебя, если бы эго ему не было нужно, – сказал отец и прибавил с улыбкой: —когда ты это напишешь, у нас в семье будет еще одна «прадедушкина книга».

Глава VI. ИСКРА СПАСЛА

Появление статей Хюга в «Царстве Радио» произвело в Муравьиной долине сенсацию, но далеко не такого характера, какого мог ожидать автор.

Кроме самого Хюга и тех детей, которые учились у мисс Фергюсон и прежней учительницы, во всей долине было три грамотных человека. Это были Берк, Айртон и «Тысячелетний Джоэ», местный проповедник, старик, изобревший свою собственную религию. Каждому из них мальчик послал журнал со своими статьями, отчасти из естественной гордости своей работой, отчасти же с целью заслужить всеобщее одобрение долины.

Все трое показали номера журнала своим детям, и статьи Хюга читались вслух различным группам слушателей. Ранней осенью уже все в Муравьиной долине имели представление об опытах мальчика, начиная с водяного колеса и кончая маленьким примитивным радиоаппаратом, который он пытался построить.

Соответственно с мнением и оценкой троих читателей – они служили авторитетами во всей долине– статьи Хюга толковались на разные лады. Эти статьи преломлялись в умах тех, кто впервые слышал об опытах и стремлениях Хюга, через призму взглядов других людей.

Так, те, которые узнали о работе Хюга от Берка, охотно присоединились к хвалебным гимнам винокура.

Они были настроены дружелюбно и готовы были помогать мальчику, чем могли.

Те, которые оказались под влиянием Айртона, вели себя совсем не так. Их мало интересовало содержание статей, еще меньше психология молодого автора, но они почувствовали себя очень обиженными тем, что их собственная невежественность и отсталость получила широкую огласку. Хюг не хотел этого делать, но, рассказывая, к каким ухищрениям прибегал в поисках материала и описывая мимоходом отношение к его работе и оценку ее соседями, он вскрыл бедность и косность долины.

Еще иначе отнеслись к статьям те, которым прочитал их Тысячелетний Джоэ. Ханжество этого человека и эгоистичность изобретенной им религии заставляли его с подозрением и ненавистью относиться ко всему. Как большинство людей с узким кругозором, он старался придать себе больше значительности, придавая самым невинным вещам мрачный оттенок.

– Если он хочет сделать лесопилку или мельницу– пусть себе, – говорил он, – это понятно. Но я не сторонник электричества. Молния принадлежит небу и нечего нам сводить ее оттуда на землю. Это кощунство.

Некоторые из его слушателей, бывавшие в соседнем городе и видевшие электрическое освещение, телефоны и трамваи, пытались ему возразить, но старик продолжал:

– А радио по моему еще хуже. Ведь понятно, что если нет проволоки, по которой могла бы итти телеграмма из одного места в другое, ее должно доставить что-то другое. Кто же несет ее, хотел бы я знать? Кто?

В писании сказано, что воздух вокруг нас наполнен ангелами и чертями. Их не видно, но они тут. Я считаю, что чертей больше, чем ангелов, потому что – во всяком случае в таком месте, как наша долина – для них есть больше дела. Это радио им как раз на руку. Если по воздуху переносят сигналы, кто же делает это? Похоже ли, чтобы ангелы этим занимались? Нет! Это черти их переносят. И все эти фокусы Хюга Сесиля еще больше наполнят чертями Муравьиную долину.

Как ни нелепо было это рассуждение, оно нашло приверженцев. Суеверные жители долины верили в духов, и объяснение Тысячелетнего Джоэ было доступно для них, тогда как то, что было сказано в журнале о волнах, качаниях, колебаниях, эфире и тому подобное, было вне их понимания.

Тысячелетний Джоэ.

Еще хуже было то, что Айртон был тоже фанатически религиозный человек, хотя и не одинаковых убеждений с Тысячелетним Джоэ. Пуританин остро реагировал на все то, что имело отношение к театру, а на несчастье одна из статей журнала говорила о том, что чикагская радиостанция передала песни одной популярной водевильной звезды. Кстати был приложен портрет певицы в соответствующем костюме, и Айртон ухватился за него, воспользовавшись им, как примером разложения нравов, которые может принести с собой радио.

Хюг скоро почувствовал враждебное влияние Айртона и Тысячелетнего Джоэ. То хорошее отношение, которое вызвало к его работе лечение мисс Берк, стало изменяться к худшему.

Самые невежественные жители долины, особенно из числа посетителей воскресных собраний Тысячелетнего Джоэ, стали говорить о «беспроволочных дьяволах», а старый ханжа подливал масла в огонь. Он даже намекал, что шалаш Хюга должен быть разрушен подобно Содому и Гоморе.

Многие следовали за Айртоном, и хотя признавали радио, как научный факт, считали, что пользу из него можно извлечь лишь для кораблей на море. Особенно они были против широковещания, и спрашивали, как можно быть уверенным, что не услышишь ничего неприличного, если воздух будет переполнен глупыми известиями, дешевыми шутками, песнями легкого содержания и, наконец, грязными объявлениями.

Берк схватился с Айртоном за его узость и враждебное отношение, и они чуть не подрались. Этим Берк не только не помог Хюгу, но даже увеличил раздор. Мальчики Айртоны почувствовали, что большинство на их стороне, и воспользовались своим положением. Крэм, который все время мечтал о мести, стал строить планы.

Хюг ничего не знал об этом враждебном отношении и продолжал свои опыты. Материала у него теперь было больше, чем достаточно; сейчас же после появления его статей читатели журнала со всех концов страны стали присылать ему приспособления. Многие любители, заменившие простые приборы более сложными, были рады собрату-исследователю, которому могли пригодиться их старые аппараты.

Мальчику очень хотелось сконструировать настоящий радиоаппарат, который бы действительно работал и был бы достаточно силен, чтобы передать весточку в Локустборо мисс Фергюсон, но доктор Камерон его сдерживал.

– У тебя слишком мало знаний, чтобы ты мог сразу перескочить в самую гущу такого дела, как радио.

Ты еще молод, у тебя много времени впереди, учись! Раньше устрой такие приборы, которыми пользовались пионеры радио: Юз, Герц, Бранли, Лодж, Риги и Маркони. Познакомься с их начинаниями, изучи их ошибки, посмотри, как они исправляли их, учись, как они понемногу совершенствовали свои аппараты. Так ты познакомишься с развитием радио, и тогда самые сложные современные аппараты тебя не поразят. Начни с Герца. Более ранние типы аппаратов беспроволочного телеграфа, основанные на проводимости и индукции, можешь оставить.

Далее в письме следовало краткое описание наиболее ранних опытов беспроволочной передачи, из которых первый был сделан более чем сто лет тому назад. В 1795 г. итальянец Сальва, изобретатель электрохимического телеграфа, предложил пользоваться водой вместо обратной проволоки. В 1838 г. немец Штейнгейль, пионер электротелеграфии, открыл, что земля может служить проводником, и посылал телеграммы через землю, без проводов, на расстояние 59 футов. В 1842 г. американец Морзе, изобретатель кода Морзе, послал водой телеграмму на расстояние в одну милю. В 1835 г. шотландец Линдсэй увеличил это расстояние до двух миль, и, что особенно важно, заинтересовал в своих опытах Приса. Бонелли в Италии, Гинтль в Австрии и Дуа во Франции также работали над беспроволочной передачей, исходя из принципа электропроводности.

Вторым принципом, на котором строились разные опыты беспроволочной передачи, была индукция. Белль, американец-шотландец, изобретатель телефона, нашел в 1866 году, что посредством такой передачи глухие могут слышать. Захер в Австрии, Дюфур во Франции и Эдиссон в Америке все работали в этом направлении. В 1879 г. американец Троубридж предложил способ телеграфировать через Атлантический океан без кабеля. План его был теоретически выполним, но проведение его в жизнь должно было стоить слишком дорого. Профессор Долбир экспонировал на электрической выставке в Филадельфии беспроволочный аппарат; он полагал, что строит его по индукционной системе, на самом же деле применил волны Герца, сам об этом не зная. Браун в 1881, Смит в 1883 и Эдиссон и Джилиланд в 1887 г. применяли индукционную систему беспроволочной передачи телеграмм движущимся поездам.

Наибольших успехов добился великий английский исследователь Прис, который поднял беспроволочную передачу посредством индукции на большую высоту, употребляя ее для сообщения кораблей с сушей, применяя ее несколько раз, когда разорвался короткий подводный кабель. Система его была даже пригодна для эксплоатации на коротких расстояниях; принцип его оказался вполне пригодным, но сам Прис заявил, что он не годится для больших расстояний, так как с обеих сторон пространства, через которые нужно сделать передачу, нужны очень длинные провода. Индукция была практически оставлена в 1899 г., так как за два года до этого Маркони убедил Приса заняться третьим типом беспроволочного телеграфа – передачей при помощи излучения, теперь известной под именем радиотелеграфа. Впрочем, в Соединенных Штатах и позже применяли беспроволочную передачу индукцией в спасательных работах под землей.

Немногим известно, что американский физик Джозеф Генри первый открыл в 1842 г., что разряд лейденской банки есть колебательное движение.

В 1847 г. Гельмгольц, великий германский физик, подтвердил заявление Генри и предположил, что такое колебательное движение должно нарушить покой атмосферы. В 1853 г. лорд Кельвин, англичанин, разработал математическую сторону этого открытия. В 1859 г. Феддерсон, тоже англичанин, нашел способ фотографировать эти колебания, хотя каждое из них занимает только часть миллионной доли секунды. Таково было положение, когда в 1863 г. знаменитый ирландский математик и ученый Кларк Максвель, который продолжал разрабатывать сделанные Кельвином вычисления электрических колебаний, выдвинул теорию распространения электричества – подобно свету – в эфире. По этой теории, весь материальный мир окружен всеобъемлющим эфиром, и если эта среда нарушается в одном месте, то нарушение передается в другие места в форме волн.

Теория Максвеля в кратких словах может быть формулирована следующим образом: все виды энергии излучения суть электромагнитные возмущения, распространяющиеся в воздухе или в другой среде в форме электромагнитных волн, несомых эфиром.

Эта теория не имела экспериментального основания, но она опиралась на точные математические вычисления и послужила началом радиотелеграфии. Гельмгольц объявил теорию Кларка Максвеля одним из наиболее блестящих открытий, когда-либо порожденных человеческим разумом.

Сам Гельмгольц, один из величайших ученых девятнадцатого столетия, немедленно занялся изучением электрических колебаний на основе новой теории. В 1871 году он опубликовал цифры скорости электромагнитной индукции и заявил, что вполне убежден в истинности открытий Максвеля, но не берется доказать их на опыте. Это суждено было сделать Герцу.

Герцу был 21 год, когда он студентом слушал в Берлине лекции Гельмгольца. Старый физик был поражен одаренностью юноши и его способностью к самостоятельному исследованию и побудил своего ученика работать в области теории Кларка Максвеля. В 1880 г. Герц обратил на себя внимание всей Европы своим сочинением «Электричество в движении» и стал ассистентом Гельмгольца. В 1883 г. он отправился в Киль и здесь начал свои исследования, давшие ему через пять лет возможность доказать на опыте свойства электромагнитных волн, о существовании которых говорил Кларк Максвель. Он нашел способы измерения их длины и скорости и установил их точную тождественность световым и тепловым волнам. Так Герц привел к полному расцвету теорию Максвеля, и имена их обоих должны быть связаны с этим величайшим мировым открытием.

Через несколько лет смерть Герца – еще молодого человека – лишила молодую науку о радио одного из ее творцов, а смерть Гельмгольца (в том же году) перенесла будущее радио в другие руки и в другие страны.

Оливер Лодж в Англии был продолжателем Максвеля и Гельмгольца в области теории. Маркони, полуирландец, полуитальянец, стал преемником Герца в области практического исследования. Большая часть его работы прошла в Италии, Англии и Америке. Юз фактически раньше его сделал беспроволочный аппарат, который, к несчастью, был настолько раскритикован тремя видными учеными, что на некоторое время опыты были оставлены.

– Начни с Герца, – писал Хюгу д-р Камерон.

Итак, с этого пункта начинается работа мальчика, его старания понять и сделать радиоаппарат.

Враждебное отношение жителей Муравьиной долины к юному исследователю, причиной которого послужили статьи в журнале, сблизили мальчика с отцом. Берли Сесиль, всегда недоверчиво относившийся к соседям, опасался каких-нибудь нежелательных выпадов и зорко охранял шалаш. Часто он следил за опытами мальчика, в надежде когда-нибудь их понять.

Первой задачей Хюга было сделать вибратор Герца, совершенно подобный тому, при помощи которого были посланы первые радиоволны (хотя, как известно, электромагнитные волны распространяются как следствие любого электрического разряда).

Имея в виду специальную цель – доказать экспериментально теорию Максвеля, Герц полагал, что искровой разряд даст разнообразные электрические волны, которые будет легко проследить и измерить.

Лучше всего можно было добыть искру от лейденской банки или другого конденсатора, добившись высокого напряжения посредством индукционной катушки.

Для своего прибора Герц взял принцип лейденской банки, но изменил ее обычной вид, так что его конденсатор по внешнему виду совсем не был похож на конденсатор. Вместо двух металлических оболочек, расположенных одна близ другой с непроводником в середине, он сделал так: полюсы конденсатора были насколько возможно удалены друг от друга, и имели форму двух лопаточек с ручками, повернутыми друг к другу, но не соприкасающимися. Хорошо отполированные медные шарики служили рукоятками. Непроводником служил воздух. Лопатообразные пластинки были расположены на одной прямой и поставлены перпендикулярно, и боковые края их как бы лежали на столе.

Полюсы были соединены (в точках вдоль стержней, ведущих к шарикам, но на не совсем одинаковом расстоянии, чтобы облегчить получение первого разряда) с вторичной обмоткой. Первичная была присоединена с Вольтовым элементом, имеющим в своей цепи прерыватель и ключ. Хюг внимательно прочитал в своей книге все о приборе Герца. Он хорошо изучил все чертежи в своем журнале, копировал их и, наконец, научился чертить – раньше грубо, потом все точнее и точнее. В конце-концов он научился так хорошо разбираться в чертежах, что скорее понимал что-нибудь по чертежу, чем по описанию в книге.

Наконец, все части прибора были сделаны, оставалось только собрать его; мальчик позвал в шалаш отца и хотел при нем составить тот самый прибор, посредством которого Герц открыл врата радио.

– Эту штуку ты поймешь, отец, – сказал Хюг, – это легче легкого.

– Ты мне про много вещей так говорил, – сказал горец, – но моя голова работает не так, как твоя. Я охотно буду смотреть и слушать, а большего от меня не требуй.

– Нет, но это в самом деле просто. Я сейчас тебе объясню.

Он взял из-под стола четыре элемента и стал соединять их вместе, говоря:

– Я уже объяснял их тебе, отец. Но я все-таки повторю. Эти элементы дают электрический ток вследствие химической реакции, возникающей между медью и цинком (в слабом растворе серной кислоты), как только их верхушки соединить проволокой. Ток идет по этим проволокам через медь (положительный полюс) и возвращается через цинк (отрицательный полюс). Когда электроды не соединены проволокой, ток останавливается. – Он остановился и включил простой ключ, который действовал как пружина, подобно телеграфному ключу.

– Это вот для чего. Я его присоединю к положительному полюсу батареи. Если я не прижму, пружина держит его вверху; в цепи образуется промежуток и ток прекращается. Когда я нажимаю, так что образуется мост между двум проволоками ток идет.

– Я понимаю, – вскричал горец. – Это как калитка в заборе: если она открыта, – все равно, хоть бы забора и не было, коровы войдут через калитку; если же ее закрыть, она будет частью забора.

Хюг улыбнулся этому сравнению, но понял, что не может предложить другого, более яркого. Продолжая сборку, он поднял маленький цилиндрик.

– Вот это называется индукционной катушкой, – сказал он. – Внутри этой картонной трубочки пачка мягких железных прутиков. На внешней стороне картона я намотал около пятидесяти оборотов довольно толстой проволоки, 1/25 дюйма в диаметре; это называется первичной обмоткой.

Заметь, отец, что я соединяю другую проволоку батареи – от отрицательного полюса или цинкового конца последнего элемента – с левым концом первичной обмотки. Ты сам видишь, что если бы я присоединил ключ к свободному концу первичной обмотки, цепь или забор, как ты сказал, была бы замкнута, и ток пошел бы по всем виткам катушки.

– Думаю, что так.

– Но я не соединил, и сейчас скажу тебе, почему. – Он коснулся железной внутренности цилиндра.

– Тут у меня пучок прутьев из мягкого железа. Как я тебе уже показывал, мягкое железо легко намагничивается от проволочной спирали, по которой идет ток. Вот эта первичная обмотка представляет собою такую спираль. Когда в ней есть ток, железо становится магнитом, когда ток прекращается, оно теряет свой магнетизм.

Берли Сесиль кивнул, но было ясно, что ему не все понятно. Хюг взял свой ножик и с силой воткнул его в деревянный стол так, что он стал раскачиваться взад и вперед.

Нож раскачивался взад и вперед.

– Этот ножик действует, как пружина. – сказал он. – Он стальной и магнитом может быть наклонен в ту или другую сторону. Если убрать магнит, нож сам по себе, благодаря своей упругости, снова встанет прямо.

– Да, – сказал горец, довольный, что хоть это понял.

– Я делаю тут то же самое. У меня есть стальная пружина с куском мягкого железа наверху, вроде молоточка. Представь себе, что я укрепляю эту пружинку на раме, как ножик на столе, и сделаю это так, что железный молоточек будет отстоять от железной внутренности цилиндра на 1/8 дюйма; если потом я пущу по первичной обметке ток, который намагнитит железную середину, она притянет железный молоточек через воздушный промежуток в 1/8 дюйма. Если я выключу ток, уничтожится магнетизм – и молоточек сам по себе отскочит.

– Да, вероятно.

– Наверное. Но так бы мне пришлось каждый раз самому поворачивать ключ, чтобы включать и выключать ток. Хорошо бы, чтобы это делалось само. И можно это сделать. В это отверстие в раме я вставил этот деревянный стержень, к которому я сверху приладил винт. Когда я замыкаю полюсы, ток от положительного полюса батареи идет до самого винта. Затем я беру молоточек стальной пружины и прикрепляю его к раме близ стержня так, чтобы задняя часть молоточка крепко нажимала на винт, а передняя отстояла от железной внутренней стороны индукционной катушки на 1/8 дюйма. Теперь молоточек, или, как он называется, прерыватель, готов и может действовать. Если я закрою ключ, ток от положительного полюса батареи пойдет до молоточка, пройдя через винт.

Осталось сделать только одно: провести эту длинную проволоку от правого конца первичной обмотки к основанию стальной пружины, наверху которой находится молоточек; во время этого, конечно, ключ должен быть открыт. Ты замечаешь, что тут получается цепь, в которой есть только один промежуток у ключа, а повернув ключ, я уничтожу его, и цепь замкнется.

– Теперь смотри. Когда я закрою ток, замыкая цепь, ток сразу пойдет от положительного полюса батареи по проволоке к ключу, по проволоке к винту в деревянном стержне, вниз по стальной пружине (прижатой к винту), кругом первичной обмотки индукционной катушки и по обратной проволоке к отрицательному полюсу батареи.

Тогда намагничивается мягкое железо индукционной катушки; став сильным магнитом, она притягивает мягкое железо молоточка-прерывателя.

Индукционная катушка Румкорпфа.

Магнит тащит молоточек вперед, он оттягивает пружину от винта, на который она нажимала и по которому проходил ток. Это образует промежуток в цепи. Как только образуется промежуток, ток прекращается.

В тот же момент внутренность катушки размагничивается и теряет силу притягивать молоточек. Упругость отбросит его снова к винту. Но как. только прерыватель коснется винта, цепь замкнется. Снова пойдет ток, намагнитит мягкое железо, которое притянет молоточек, опять прекратив ток. Молоточек отлетит обратно, коснется винта и включит ток.

Таким образом, прерыватель летает взад и вперед с громадной быстротой, автоматически включая и выключая ток. Если бы я хотел сделать пружину подлиннее и поместить около нее колокольчик, тогда, когда молоточек притягивается вперед, пружина сперва ударила бы в колокольчик и потом отскочила с дюжину раз в секунду, и вышел бы простой электрический звонок. Но я сейчас не стану возиться со звонком, отец, потому что хочу сделать модель аппарата, при помощи которого была впервые открыта возможность радиопередачи. Так что давай кончим собирать катушку.

– Смотри, отец, вот другой цилиндр, обернутый несколько тысяч раз проволокой ровно в десять раз тоньше, чем проволока первичной обмотки.

Тут несколько слоев таких оборотов, проложенных восковой бумагой. Это вторичная обмотка. Этот второй цилиндр свободно входит на первый. Проволоки первого и второго, конечно, не соприкасаются, между ними проложен толстый слой картона и восковой бумаги, и, конечно, проволока изолирована. Проволока первичной обмотки обвита бумагой, а вторичной шелком.

В электрическом токе есть много странного, но самое странное – это индукция. В минуту, когда возникает ток, он не только идет кругом по проволоке, но образует магнитное поле вокруг проволоки, которое распространяется во все стороны. Эти магнитные линии, пересекая по пути другую проволоку, возбуждают в ней ток, хотя между ними и нет настоящего соединения. Это называется индуктивным током. Ты обратил внимание, что в первичной обмотке есть только дюжина-другая оборотов толстой проволоки, а вторичная проволока тонка и обернута несколько тысяч раз. Вот почему индуктивный ток имеет такое громадное напряжение. Ток в несколько вольт от батареи достигает двадцати или тридцати вольт в первичной и сотен и даже тысяч вольт во вторичной обмотке индукционной катушки.

Индукционная катушка заряжает лейденскую банку.

– Я не понимаю, – сказал Берли Сесиль, – но я тебе верю.

– Теперь, – продолжал Хюг, – будем продолжать дальше о вибраторе Герца. Видишь, от вторичной обмотки идут две проволочки. Это два конца обмотки, я присоединяю их к тем двум металлическим пластинкам с стержнями и шариками, о которых я тебе рассказал, когда их делал. Так как это пластинки конденсатора, они соберут много электричества перед тем, как дать ток, так что заряд получится большой.