Текст книги "Борьба за Эверест"
Автор книги: Фрэнсис Ионгхезбенд
Жанры:
Путешествия и география
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
ТРЕТЬЯ ЭКСПЕДИЦИЯ
Состав участников и снаряжение
Перед географическим обществом возникла задача организовать третью экспедицию.
Но на этот раз условия были лучше, так как решили не посылать экспедицию в следующем 1923 г., но отложить ее до 1924 г. К этому времени в Комитете Эвереста произошла смена председателя. Наступила очередь для президента Клуба альпинистов занять место председателя Комитета. В это время президентом Клуба альпинистов был сам генерал Брус. Таким образом он мог соединить в своем лице председателя Комитета Эвереста и начальника экспедиции, что несомненно, являлось удачной комбинацией.
Но не так легко было решить вопрос о заместителе начальника, которому предстояло повести отряд на самую вершину. Полковник Нортон был бы очень подходящим человеком для этой роли. Он был еще достаточно молод для высоких подъемов, владел индусским языком и хорошо знал горцев. К тому же, как командир батареи и штабный офицер, он имел организационный и административный опыт. Но Нортон состоял теперь штабным офицером в Дарданеллах, и поэтому было сомнительно, сможет ли он примкнуть к экспедиции. Однако затруднение скоро отпало: военные власти в Англии поддались убеждению, и Нортон присоединился к экспедиции.
С участием Мэллори вопрос обстоял сложнее. Оно, конечно, являлось в высшей степени желательным, но возможно ли было снова просить его? Если к нему обратиться с приглашением, он не сможет отказаться. А между тем имел ли право Комитет вынуждать у него согласие? Он был семейным человеком и уже дважды принимал участие в экспедиции. Два раза его жизнь подвергалась опасности, один раз тогда, когда погибло семь человек носильщиков. Он, несомненно, уже внес свою долю участия, и внес ее с большим благородством. Мог ли Комитет просить его о большем? С другой стороны, его можно было глубоко оскорбить, не предложив ему снова участвовать в экспедиции, ему, который перенес все тяжести похода. Разве он не был бы жестоко обижен, если бы его обошли? Создавалось сложное положение. Тогда к нему направили чуткого человека, которому поручили узнать действительное настроение Мэллори. Комитет испытал чувство глубокого удовлетворения, когда узнал, что он снова хочет принять участие в восхождении на Эверест. После этого ему сделали официальное приглашение, и, к радости и успокоению Комитета, Мэллори с удовольствием его принял.
Сомервелль также мог присоединиться к экспедиции, чему все были рады. Он, как искусный хирург, приобретший большой опыт в последней войне и пользовавшийся широкой популярностью, мог бы создать себе большую практику в Англии. Но его влекло отдать свое хирургическое искусство народу Индии, и поэтому он еще раньше присоединился к комиссии, отправлявшейся в Южную Индию. Таким образом он был, можно сказать, под рукой у экспедиции.
Желательно было также привлечь еще одного члена экспедиции – Джоффрея Бруса. Он не был еще тренированным альпинистом. Но последнее время он находился в Швейцарии и научился многому тому, что мог получить только от опытных альпинистов в Альпах.
Среди новых членов наиболее ценным был Оделль, геолог по специальности. Для предыдущей экспедиции, как бы он ни был ей нужен, он не мог оставить своих занятий. В настоящее время он был свободен для подъема на Эверест. Он находился в Персии, но мог отправиться в Индию через несколько месяцев. У него было прекрасное сложение, выраженное в совершенных линиях теле. Он был опытным альпинистом и имел спокойный ровный характер, в основе которого лежала твердая воля.
Совершенно другого характера был Бентлей Битгам. В нем не было сосредоточенной пылкости Мэллори, но в нем непрерывно кипела и бурлила сила энтузиаста. Кроме того, он принадлежал к опытным альпинистам и совершил не мало больших подъемов в Альпах. По профессии он был педагог.
Третьим новым членом был инженер Газард. Он совершил много рекордных подъемов в горах, служил в Индии, как сапер, и знал многие ее запросы.
Последним, присоединившимся к экспедиции, был Андрей Ирвин, молодой человек, всего двадцати двух лет.
Ему не пришлось тренироваться в Альпах, что было бы очень желательно. Но Логстафф и Оделль видели его во время Оксфордской экспедиции на Шпицберген в 1923 г. и очень рекомендовали его для экспедиции на Эверест. Он дважды участвовал в оксфордской гребле, для чего, как известно, необходимо прекрасное физическое сложение, хотя, может быть, для восхождения на Эверест он был слишком тяжел и в этом отношении уступал Оделлю. Его юность говорила также против него; впрочем, по этому вопросу еще не было авторитетного мнений, так как никто не знал, каковы границы лучшего возраста для альпиниста. В молодости быстрее акклиматизируются, хотя, с другой стороны, этому возрасту еще не свойственно большое напряжение.
И если Ирвин не владел опытом альпинистов, как другие, и если его молодость не являлась преимуществом, во всяком случае его характер и здравый ум как нельзя более соответствовали условиям экспедиционной жизни, что он уже сумел доказать в предыдущей Оксфордской экспедиции. Он относился к тем людям, которые сразу становятся в экспедиции своими и способствуют ее успеху, вполне отождествляя себя с нею. Обыкновенно такие люди естественно и привычно делают как раз то, что является лучшим для данного момента, не думая о своих собственных интересах, но целиком проникаясь успехом дела. Он был сообразительным человеком, весь отдавался делу и, несомненно, имел склонность к мелким механическим изобретениям. В это время он готовился в Оксфорде к получению ученой степени. Но он обещал так много и в такой степени уже обнаружил свои способности, что ни у кого не возникало сомнений в том, что его интересно испытать в условиях экспедиции.
В Индии присоединились другие члены экспедиции, на которых должна была лечь большая ответственность. Необходимо было иметь человека, который бы хорошо знал индусов и мог бы руководить их работами на пространстве между основным лагерем и самой вершиной. В предыдущую экспедицию эту обязанность нес капитан К.Ж. Моррис, но теперь он не мог участвовать в экспедиции. Его место занял Шеббир из лесного департамента Индии. Он хорошо знал горцев и умел устанавливать с ними хорошие нормальные отношения.
Наконец в качестве медика и натуралиста для экспедиции был выбран майор Р.В.Г. Гингстон, из медицинского ведомства Индии. Он не принадлежал к альпинистам в истинном значении этого слова, да его и не предназначали для подъема. Но он путешествовал по Памиру, этой «Крыше света», и поэтому был знаком с условиями, характерными для Тибета, так как между этими областями существует большое сходство. И как должностное лицо медицинского ведомства Индии, он привык иметь дело с туземцами. Его знали как веселого товарища и увлекающегося натуралиста. Он обещал быть достойным преемником Уоллостона и Лонгстаффа.
Таков был состав третьей экспедиции на Эверест. Но каким образом она финансировалась? Это был волнующий вопрос, так как тем или иным способом предстояло добавить к уже имевшейся сумме около десяти тысяч фунтов стерлингов1. Эту сторону устроил капитан Ноэль благодаря своей предприимчивости и необыкновенному воодушевлению, которое он внес в это дело. Хотя он сам и не принадлежал к альпинистам, но, может быть, больше других страстно желал увидеть осуществление подъема на Эверест. Он выдвинул план установить право экспедиции на кинематографические и фотографические снимки, это право дало бы экспедиции возможность реализовать их. В финансовом отношении его поддержал Арчибальд Неттлфольд. Собственно говоря, только благодаря этим двум лицам осуществилась третья экспедиция.
Получив разрешение от тибетского правительства для проезда третьей экспедиции через его страну, обеспечив финансирование и сформировав отряд, экспедиция должна была еще закупить продукты и снаряжение, запаковать их и отправить. Казалось, что после опыта двух предыдущих экспедиций сделать это очень просто, но полного совершенства в организации и снаряжении экспедиции достигнуть никогда нельзя. Поэтому капитану Нортону вместе с другими членами экспедиции пришлось порядочно посидеть и обдумать те улучшения, которые еще можно было сделать. Результаты экспедиционного опыта трех экспедиций заслуживают изложения, и, может быть, как раз здесь наиболее подходящий момент для этого.
Нортон полагал, что при выборе членов экспедиции ее начальнику должно принадлежать последнее слово. Ему предстояло с ними жить и работать, и на нем лежала главная ответственность. Поэтому окончательный выбор должен принадлежать ему. Нортон считал также, что главный план экспедиции на Эверест следует выработать в Англии, до отъезда. Это точка зрения очень интересна. Можно было думать, что для этой цели Тибет является лучшим местом, чем Англия. Однако Нортон полагал, что объем снаряжения, количество носильщиков и запаса пищи для альпинистов, предназначающиеся для высоких лагерей, в очень сильной степени зависят от принятого плана. Второе обоснование заключалось в том, что в Тибете, в силу его тяжелых, климатических условий, угнетающих и раздражающих человека, было бы трудно придти к определенному соглашению. Другими словами, на высоте в 4500 метров при температуре близкой к нулю и при постоянных завываниях ветра люди становятся раздражительными и поэтому создать спокойную обстановку для организационной работы очень трудно.
Это обстоятельство отмечается также членами тибетской миссии 1903 г. Но против выработки плана в Англии выдвигалось возражение, а именно, что некоторые видные члены экспедиции в это время отсутствовали. Так, Сомервелль находился в Южной Индии, Оделль в Персии и Джоффрей Брус в северной Индии. Но многие вопросы можно было разрешить письменно, и во всяком случае общий масштаб экспедиции мог быть установлен и в Англии.
Далее Нортон предложил, чтобы начальником комиссии по снаряжению экспедиции был наиболее выдающийся член отряда, участвовавший в предыдущих экспедициях. Он должен быть ответственным лицом, следящим за всеми отделами экспедиции и наблюдающим за своевременным выполнением работ. Кроме того все экспедиционное снаряжение должно быть готово за три или четыре месяца до его отправки, с. таким расчетом, чтобы оно могло быть надлежащим образам проверено.
Морсхэд, Мэллори, Сомервелль, Нортон
Палатки экспедиции казались вполне удовлетворительными – комплект их состоял из палаток Уимпера, обыкновенных и легких палаток Мида. Сам Нортон, изобрел очень удобную обеденную палатку, постоянно употреблявшуюся при переходе через Тибет и в основном лагере.
Начальнику экспедиции предлагалось еще иметь современный парадный костюм для визитов к официальным представителям тибетского правительства. Последние на приемах неизменно были одеты в лучшие китайские шелка. Возможно к тому же, что большинство из них до сих пор никогда не видело европейцев, поэтому тем больше начальник экспедиции должен был иметь парадную внешность в официальных случаях.
Рекомендовалось также взять в экспедицию книги, и это мнение Нортона поддерживалось многими. Книги отвлекают внимание от неудобств и других тяжелых сторон во время путешествия и поддерживают бодрое настроение. Они неоценимы в этих условиях. Прочитанные книги вспоминаются во время путешествия; ум становится тогда восприимчивей.
Джоффрей Брус дал полезные указания относительно снаряжения носильщиков. Майор Гингстон обратил внимание на медицинское оборудование экспедиции и его упаковку, причем он предпочел для упаковки ящики Конго и снабдил футлярами хирургические инструменты, введя в них некоторые изменения и добавления. Кроме того он предложил, чтобы та часть медицинских приборов и медикаментов, которая предназначалась для высоких лагерей, была упакована в особые ящики еще в Англии для каждого лагеря отдельно, сообразно с его высотой. Сомервелль высказал свои соображения по поводу снаряжения альпинистов для высоких лагерей – о палатках Мида, ледорубах, веревках, кошках для подошв, веревочных лестницах, спальных мешках, пище, примусах, о твердом спирте, в качестве горючего материала, термосах, научных инструментах и т. п. Оделль предложил применить более легкие аппараты для кислорода с общим весом, если возможно, от шести до девяти кило. Если запасные цилиндры удастся поднять высоко на вершину, каждому альпинисту нужно будет нести не более двух цилиндров. Шеббир взял на себя вопрос о транспорте через Тибет. Битгам дал указания относительно упаковки провизии. Специальные ящики с провиантом для высоких лагерей должны быть посланы из Лондона уже запакованными, этим будет избегнута упаковка их в Тибете. Ящики, содержащие полный комплект провизии для потребления в пути, должны быть упакованы в Лондоне и занумерованы так: A1, A2, A3 – B1, B2 В3, – C1, С2, С3 и т. д., причем содержимое всех ящиков под буквой «А» однородно, но отличается от содержимого ящиков «В» и т. д. Их следует употреблять в порядке A1, B1, C1, D1, A2, и т. д., при этом способе будет избегнуто повторение одних и тех же продуктов, – другими словами, удастся избежать того однообразия в пище, которое всегда убивает аппетит. Сахар, молоко, пастила и чай, по его мнению, потребляются скорее всего.
Все эти детали можно найти в шестой части «Борьбы за Эверест» – «Организация экспедиции», капитана Нортона (экспедиция 1924 г.).
Но гораздо более важным пунктом в снаряжении экспедиции был вопрос о снабжении кислородом: следует ли брать с собой кислород или нет? К несчастию, вопрос был решен положительно, и автор настоящей книги также принимал участие в этом решении. Степень приспособляемости человека, или его акклиматизация, тогда не была еще изучена в достаточной степени. Сомервелль отсутствовал и не мог заразить своей верой в приспособляемость человека, как это он сделал в 1922 г., когда убедил применить кислород. Употребление кислорода уже дало возможность людям подняться до 8200 метров. Тогда казалось, что, может быть, это единственный способ достичь высоты в 8840 метров. Гораздо лучше всегда иметь его на подмогу. Таковы были аргументы в пользу кислорода, и экспедицию снабдили кислородными цилиндрами и громоздкими аппаратами.
От Дарджилинга до Ронгбука
Брус и Нортон отправились в Индию впереди всей партии и прибыли в местечко Дели 18 февраля 1924 г., где все тот же лорд Раулинсон, верховный начальник Индии, оказал им всяческое содействие. Сын прежнего президента Географического общества, он живо интересовался экспедицией. Так, он помог капитану Джоффрею Брусу присоединиться к экспедиции и предоставил в распоряжение Бруса четырех унтер-офицеров из полка гурков.
В Дарджилинге 1 марта собралось ядро экспедиции – генерал Брус, Нортон, Джоффрей Брус и Шеббир. Шеббир был новым членом экспедиции. «Он с жадностью набрасывался на работу, и в его присутствии не могло быть и речи о каких-либо затруднениях», – говорил о нем Брус. Его пригласили заведовать транспортом, и с его помощью приготовления пошли быстрее.
Гибель семи носильщиков в предыдущей экспедиции совсем не отразилась на отношении местного населения к англичанам. Много горцев из племени Шерпас, Ботиас и других приходили к ним, желая получить работу. Некоторые из них участвовали уже в двух предыдущих экспедициях. Около трехсот человек предложили свои услуги сами, семьдесят были приглашены. В качестве переводчика снова пригласили Карма Поля вместе с его помощником Гиальджен. В помощь натуралисту Гингстону взяли одного из племени Лепхас, этих застенчивых, милых жителей Сиккима, которые являются такими удивительными собирателями материала для коллекций.
Вскоре начали прибывать другие члены экспедиции – Сомервелль из Траванкора, Оделль из Персии, Гингстон из Бандада и, наконец, Мэллори, Ирвин, Битгам и Газард из Англии. Таким образом, собрались все участники экспедиции под начальством бодрого Бруса, который снова находился в привычных ему условиях среди горцев и величайших гималайских вершин впереди. В это время Ноэль делал приготовления для кинематографической съемки экспедиции.
25 марта покинули Дарджилинг, рассчитывая прибыть в основной лагерь у Эвереста к 1 мая, чтобы иметь в своем распоряжении до начала муссонов весь май и значительную часть июня для перехода через Восточный Ронгбускский ледник и подъема на вершину.
Как правило, при переходе через Сикким чудесные вершины, которые возвышаются здесь над всей страной, почти никогда не видны. Канченюнга обычно скрыта за ближайшими хребтами. Когда же вы поднимаетесь на тот хребет, с которого она должна быть видна, почти всегда ее окутывает туман. Но на этот раз перед Брусом открылся исключительный вид. С малого Капупского перевала он увидел весь массив горы Канченюнга. Она не бросалась в глаза кричащей яркостью своих острых холодных очертаний; на этот раз ее окутывала та особенная, придающая какую-то таинственность, дымка, которая так характерна для этой области, – дымка темно-голубого и фиолетового оттенков, дающая даже грандиозным горам воздушный характер. Нижние склоны ее погружались в синеву, тогда как все выше снеговой линии казалось, по словам Бруса, резко отделенным от земного основания, и как бы плавало в воздухе.
Это было видение, которое вознаграждало альпиниста за неудобства и тяжелые условия путешествия.
Лагерь на южном склоне Гималаев
И человек, который бывал в горах и боролся за достижение больших высот, лучше оценит это эфирное видение, чем те, которые любуются горами только на расстоянии.
Экспедиция прибыла в Фари, согласно первоначальному плану, в надлежащее время и здесь, на границе Тибета, сделала соответствующие приготовления для перехода через него. Все палатки были расставлены и просмотрены, запасы рассортированы. Энтузиаст Гингстон осмотрел всех членов экспедиции, чтобы установить их физическое состояние. Брусу пришлось выдержать большую борьбу с Дзонгпеном относительно оплаты рабочих. Как большинство тибетских чиновников, Дзонгпен был хорошо воспитан, но он был слабоволен, скуп и жаден; он находился, по словам Бруса, в руках своих подчиненных, которые представляли грубую толпу негодяев; совершенно ясно, что они брали на себя определенную работу не из-за желания помочь делу.
Но в Фари имеется телеграф с Лхассой. А телеграфные сношения с Лхассой помогают очень хорошо. Учитывая это, Брус послал телеграмму в Лхассу, жалуясь на отношение Дзонгпена. Прибегнув к такой мере, Брус достиг нужного ему соглашения.
Из Фари экспедиция выступила в очень бодром настроении, – но вскоре она испытала большое огорчение. При освидетельствовании здоровья членов экспедиции в Фари, Гингстон нашел Бруса в лучшем состоянии, чем при отъезде из Лондона. Но при переходе через перевал в самом Тибете экспедиция испытала ужасный ветер, который всегда бывает там. И в ближайшее же утро Брус слег в припадке жестокой малярии, настолько сильной, что его немедленно отправили обратно в Сикким. Руководство экспедицией Брус передал Нортону.
Это было тяжелым ударом для Бруса, так как все его интересы в течение нескольких лет сосредоточивались на экспедиции на Эверест. И если он по своему возрасту не мог принять непосредственного участия в восхождении, то он мог в основной базе организовать самый подъем и поддерживать бодрое состояние поднимающихся. Теперь он должен был возвратиться обратно, уйти как раз тогда, когда он мог быть наиболее полезным. Несомненно, ему было очень тяжело, и его уход являлся серьезным вопросом для экспедиции. Организационную сторону могли выполнить, может быть, так же хорошо и другие, да и в значительной степени она уже была налажена. Но никто не мог создать того бодрого настроения, которое умел вызывать Брус. Его следует сравнить, может быть, с вулканом, разражающимся постоянными взрывами бодрого веселья и такой неугомонной шутливости, что никакое несчастье не в состоянии было подавить его. Это свойство его характера являлось очень ценным для англичан, но оно имело в десять раз большее значение для туземцев. Из основного лагеря он излучал бы столько бодрости и здорового веселья, что оно заражало бы всю экспедицию. И в данных условиях это было крайне необходимо.
Итак, Нортон принял от Бруса руководство экспедицией. В одном отношении в этом было преимущество. Нортон и раньше поднимался на высокие горы и теперь должен был войти в число альпинистов. Этого преимущества Брус не имел. Правда, Нортон не знал так хорошо туземцев и Гималаев, как их знал Брус, но он был еще достаточно молод, чтобы быть хорошим альпинистом.
Нортон так же, как и Брус, обладал тем качеством, которое имеет неоценимое значение вообще для каждого члена экспедиции, но особенно важно для начальника ее. Лучше всего оно выражается в таких фразах: «отечество выше всего», «корабль на первом плане» и в данном случае могло быть выражено как «вершина прежде всего». Рассуждения Нортона в этом отношении были аналогичны рассуждениям одного великого полярного исследователя – не англичанина: «Главное бремя ответственности лежит на мне. Поэтому мне должна принадлежать слава, и я имею право просить других принести себя в жертву, чтобы создать лучшие условия для достижения вершины». Есть что-то красивое и разумное в этом обосновании. Руководитель экспедиции несет ответственность. На него падает позор в случае неудачи и слава в случае успеха. Нортон имел в виду прежде всего достижение вершины, а кто достигнет и на чью долю выпадет личная слава – это уже второй вопрос. Он сам готов был принять участие в подъеме. Но войдет ли он в состав той окончательной партии, которая будет подниматься на Эверест, он предоставил всецело решить двум более компетентным альпинистам, именно Мэллори и Сомервеллю.
Такая постановка вопроса, в основе которой лежало желание общего блага, приподняла настроение среди участников экспедиции. Если бы Нортон принял противоположную тактику и просил только других принести себя в жертву, они, несомненно, сделали бы это. Но едва ли у них был бы тот энтузиазм, который охватил их, когда решение вопроса об участниках подъема было предоставлено им самим. Как отнесся к этому Мэллори, которого это касалось больше других, так как он участвовал во всех трех экспедициях и сам открыл путь к Эвересту, к счастью, сохранилось в его письмах. В письме от 19 апреля 1924 г. к одному из членов комитета Эвереста он пишет: «Очень трудно изложить в письме, насколько хорошего руководителя мы имеем в лице Нортона. Он знает все мелочи от „а“ до „зет“, всюду чувствуется его глаз, со всеми он приветлив, и все мы чувствуем себя счастливыми. Он всегда полон интереса и никогда не теряет достоинства; страстный любитель смелых приключений, он до смерти хочет состязаться с партией, которая не будет применять кислорода. Он сказал мне (и я говорю вам это по секрету, так как уверен, что вы не будете об этом болтать), что, когда наступит время, он предоставит мне и Сомервеллю решить, следует ли ему принять участие в подъеме на Эверест. Не правда ли, это действительное самопожертвование для Эвереста?».
Эти показания Мэллори особенно ценны, так как он очень чутко относился к Нортону, как к начальнику. Мэллори имел высшую репутацию альпиниста и был связан с экспедициями на Эверест с момента их возникновения. Он поступил бы только по-человечески, если бы думал, что он, а не Нортон, должен быть начальником экспедиции. Следует отметить также, что Нортон действовал так, совершенно стушевывая себя, в то время когда все члены экспедиции были вполне уверены в успешном ее исходе. Сам Мэллори в этом же письме говорит, что на этот раз достаточно будет одного подъема. Он полагал, что они возьмут Эверест при первом же восхождении. Следовательно, честь подъема достанется первой партии, и вполне естественно, что каждый хотел быть в ней.
С этого времени началось серьезное обсуждение плана атаки. Экспедиции пришлось задержаться в Камба-Дзонг на четыре дня в ожидании транспорта, и это время употребили для исчерпывающего обсуждения вопроса. Казалось, что совершить подъем очень просто; но он осложнялся двумя факторами, не говоря уже о совершенно неопределенном – погоде. Первый – необходимость организовать «кислородную» партию так же хорошо, как и «бескислородную», второй – чтобы в той части подъема, в которой применялись носильщики, участвовал кто-либо, владеющий индусским или непалским языком.
Еще раньше Нортон составил план подъема и передал его членам экспедиции для обсуждения. Мэллори не согласился с некоторыми положениями.
Еще в Дарджилинге Брус обсуждал план. Но даже в Камба-Дзонг соглашение все же не было достигнуто. И только в местечке Тинки-Дзонг план удалось развить окончательно, и он получил всеобщее одобрение. Мэллори, который принимал участие в его разработке, так излагает его:
а) А и Б с пятнадцатью носильщиками отправляются из 4-го лагеря на Северный перевал, устраивают там 5-й лагерь на высоте 7500 метров и возвращаются обратно.
б) В и Г из «бескислородной» партии идут в 5-й лагерь также с пятнадцатью носильщиками, из которых семь несут груз. Последние, оставив свой груз, спускаются, в то время как другие восемь ночуют в 5-м лагере.
в) В и Г, взяв с собою этих восемь носильщиков, отправляются на следующий день устроить 7-й лагерь на высоте 8200 метров.
г) Д и Е, снабженные кислородом, в день отправления партии «в» выходят из 4-го лагеря с десятью носильщиками без груза в 5-й лагерь; отсюда они берут пищевые запасы и кислород, предварительно выгруженные в 5-м лагере, несут их приблизительно на 300 метров выше и организуют 6-й лагерь на высоте 7950 метров.
д) После этого в ближайшее утро отправляются две последние партии, надеясь встретиться на вершине.
Главное достоинство этого плана, по мнению Мэллори, заключалось в том, что обе партии могли поддерживать друг друга; кроме того, устройство лагерей происходило без истощения сил у запасных альпинистов, так как от А и Б не требовалось особого напряжения сил; 6-й лагерь при этом способе организовывался без особого утомления носильщиков. В том случае, если бы первая попытка не удалась, возможно было бы выбрать из всех альпинистов четверых, годных для второго подъема при уже устроенных лагерях.
Это был простейший план, который удалось выработать после продолжительных обсуждений. Но даже после такой тщательной разработки невозможно было сказать, кто же персонально будет скрываться под этими буквами: А, Б, В, Г, Д и Е! Определенна можно было говорить только о тех, кто владеет непалским языком и умеет пользоваться кислородом. Но если этот план и был наиболее простым, то уже одно применение кислорода неизбежно усложняло его.
Бедный Мэллори мучился, отыскивая способ, как сгруппировать альпинистов в различные пары и весь подъем разделить на две части так, чтобы лучшим способом обеспечить успех всего дела. Он полагал, что бескислородный подъем более интересен. Всегда его любимым планом было восхождение именно в этой партии, при условии организации двух лагерей выше Северного перевала. И поэтому он очень разочаровался, когда при группировке партий оказалось, что он должен быть в «кислородной». Решили, что одной партией будет руководить Сомервелль, другой – Мэллори. Его выбрали в «кислородную» партию, так как предполагалось, что подъем в ней будет менее утомительным и что он в случае необходимости сможет помочь другой партии и будет ответственным лицом при спуске. Сомервелля же выбрали для «бескислородной» партии, так как предыдущие подъемы показали, что он скорее выздоравливал и через короткий срок был снова способен работать. Мэллори был в отчаянии от того, что сами обстоятельства так неблагоприятно сложились для него. Он утешался мыслью, что победа Эвереста должна стоять на первом плане, а его личные переживания на втором. Его роль, во всяком случае, достаточно интересна, и, может быть, думал он, с кислородом будет больше шансов достигнуть вершины.
Или Нортон, или Газард, смотря по тому, который яз них окажется ко времени подъема более приспособленным, пойдет с Сомервеллем, а Ирвин – с Мэллори, так как Ирвин обнаружил большую изобретательность и техническую сноровку в ремонте кислородных аппаратов. На Оделля и Джоффрея Бруса возлагалась большая ответственность быть в 5-м лагере во все время подъема. Предполагалось, что Битгам, по всей вероятности, не сможет участвовать ни в какой работе. Он так страдал дизентерией и был в таком плохом состоянии, что уже почти решили отправить его вниз.
Когда было установлено, что Мэллори войдет в «кислородную» партию, он тотчас принялся за подготовку к ней с таким энтузиазмом, как будто он был сторонником применения кислорода с самого начала. Он надевал на себя аппарат и поднимался в горы, убеждая себя, что «это вполне удобоносимый груз». Он определял, каким минимальным количеством цилиндров можно ограничиться, чтобы идти достаточно быстро и по возможности скорее достигнуть вершины.
Когда выяснилось, что Ирвин будет спутником Мэллори, последний тотчас же начал сближаться с ним, чтобы они оба могли успешно и охотно работать друг с другом. Они много беседовали, ходили вместе и так узнали друг друга, что в момент крайнего напряжения инстинктивно могли действовать вполне согласованно.
Вся экспедиция во время перехода через Тибет, когда она вырабатывала план подъема, была охвачена надеждой на благоприятный исход. Втайне она уже предвкушала успех. Экспедиция пришла как раз вовремя, погода стояла прекрасная, теплее, чем в 1922 г. Альпинисты чувствовали себя более приспособленными и более сближенными в каждой партии, – это были «действительно сильные парни», как выразился Мэллори, и «гораздо более сплоченные, чем в 1922 г.».
Партия носильщиков, в семьдесят человек, также была вполне хороша. Все они относились к монгольскому племени Ботиас и Шерпас; племя Ботиас – тибетской ветви, живущее в окрестностях Дарджилинга или Сиккима, племя Шерпас также тибетской ветви, но из высоких долин Непала. Носильщиков тщательно выбирали, стремясь взять людей приблизительно одного типа, именно того, который оказался наиболее приспособленным при подъемах в горах. Они должны быть скорее легкими и жилистыми, чем тяжелыми и мускулистыми. Они были достаточно понятливы, принадлежали к довольно высокому классу и могли противостоять тяжелым условиям больших высот. Иметь с ними дело, как отдельно с каждым, так и в массе, было, по словам Нортона, так же просто, как с британскими солдатами, которым были свойственны некоторые детские черты. Между британским солдатом и этими горцами было много общего. Они также интересовались работой в опасных и суровых условиях; всегда готовы были отвечать на колкие насмешки и шутки; как и британские солдаты, отличались грубым характером, доставлявшим неиссякаемый источник беспокойства, особенно когда они выпивали или поддавались соблазнам цивилизации, увлекавшим их на дурной путь; но они обнаруживали силу в борьбе с обстоятельствами, при которых пали бы более мягкие люди.