Текст книги "Борьба за Эверест"

Автор книги: Фрэнсис Ионгхезбенд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Когда он взобрался на небольшую скалу на высоте приблизительно 7900 метров, воздух сразу прояснился. Занавес из облаков как бы вдруг разорвался на две части. И в этом разрыве выступил весь хребет, ведущий к вершине, и вся верхняя пирамида Эвереста. И там, вдали, на снежном склоне, Оделль заметил крохотную движущуюся точку, приближающуюся к скалистому выступу. За ней следовала вторая. Затем первая поднялась на вершину уступа. И в то время, как Оделль стоял и напряженно следил за этим драматическим видением, сцена снова закрылась облаками. Мэллори и Ирвин появились в последний раз, и с тех пор их больше никогда не видели. Что было потом – осталось тайной.

Оделль

Мы опишем теперь последовательные переживания Оделля, они были в достаточной степени драматичны. Его роль заключалась в том, чтобы помогать Мэллори и Ирвину. На следующий день после их выступления Оделль с одним носильщиком отправился в 5-й лагерь, в котором ему пришлось уже однажды быть вместе с Газардом, причем тогда путь туда и обратно он совершил в один день. Но так как носильщик заболел горной болезнью и, очевидно, не был в состоянии итти на следующий день выше, то Оделль отправил его вниз вместе с четырьмя носильщиками, присланными Мэллори из 6-го лагеря вечером.

Оделль остался совершенно один в этой жуткой глуши на высоте 7700 метров. Ни один человек не испытывал до сих пор таких ощущений, и поэтому интересно остановиться на них. В этот вечер, как мы уже говорили, погода стояла прекрасная, и перед Оделлем развернулись панорамы, производившие глубокое впечатление. К западу в диком беспорядке были разбросаны вершины, возвышавшиеся над Ронгбукским ледником, и среди них великаны – Чо-Уйо (8190 метров) и Гиачунканг (7920 метров) купались в розовом и желтом свете необычайно нежных оттенков. Как раз напротив вздымались суровые скалы Северного пика; близость его скалистых массивных пирамид еще больше увеличивала расстояние до широкого горизонта, расстилавшегося за ними, а его темные громады еще сильнее оттеняли далекие опаловые вершины на северном горизонте. К востоку, как бы плавая в воздухе, виднелась снежная вершина Кангченюнга. Ближе выступали разнообразные очертания Гиангкарского хребта.

Оделлю приходилось и прежде подниматься на многие вершины и не раз он видел заход солнца в горах. Но здесь, по его словам, впечатление было поражающее.

Мы должны поверить ему. Он находился в центре наиболее величественной страны Востока. Находясь в полном одиночестве, в тот момент, когда великое дело приближалось к кульминационной точке, он чутко воспринимал впечатления, хотя только позже, в спокойной обстановке, он вполне понял, до какой степени они были глубоки.

И если заход солнца производил такое впечатление, то не меньшее давали глубокая и торжественная тишина ночи и сияющее звездными брильянтами небо, цвета чистого сапфира.

А впечатления на рассвете! Первый бодрый луч света, нарастающая окраска, необычайная нежность оттенков, прозрачных как вино, первый блеск на вершинах, сапфир неба, превращающийся в чистейшую лазурь!

Разве удавалось кому-либо пережить все это! Увидеть то, что он увидел, – этого достаточно, чтобы стоило жить.

На следующее утро Оделль встал на рассвете. Великий день, который, должен решить успех или неудачу экспедиции, наступил. Два часа у него заняли приготовление завтрака и надевание обуви – операция, которая в этих условиях требует большого усилия; он вышел к восьми часам с провизией в рюкзаке за спиной, на случай, если будет ощущаться ее недостаток в 6-м лагере. Он совершал свой одинокий путь по крутому склону, местами снежному, местами ледяному, выше 5-го лагеря, пока не поднялся на гребень Большого хребта. Это был иной путь, чем тот, которым шли Нортон и Сомервелль, взявшие более косое направление вдоль грани Эвереста, ниже ее ребра. Но возможно, что это был тот путь, которым шел Мэллори. Оделю не пришлось увидеть величественной панорамы, простирающейся до Холмов Тигра позади Дарджилинга, которая открывается с верхней части хребта в ясную погоду; по словам Оделля, хотя раннее утро было совершенно ясно и не особенно холодно, уже начали появляться клубящиеся волны тумана, которые неслись по большой грани Эвереста. Но ветер, к счастью для него, так же как и для Мэллори и Ирвина, находившихся выше на 600 метров, не увеличивался. Это указывало на то, что распространение тумана могло ограничиваться только нижней половиной горы. Поэтому Оделль не сомневался в том, что Мэллори успешно продвигается вверх от 6-го лагеря. Дул легкий ветер, и он не должен был препятствовать их продвижению вдоль гребня хребта. Оделль надеялся, что в этот момент Мэллори и Ирвин подходят к последней пирамиде вершины.

Оделль не хотел подниматься по гребню хребта; скорее его намерение заключалось в том, чтобы сделать круговой путь по северной стороне Эвереста. Он был геолог, и его интересовало познакомиться с геологической структурой горы. Нижняя часть ее, как оказалось, была образована разновидностями гнейса. Но большая часть верхней половины состояла из сильно измененных известняков; там и здесь в небольших количествах виднелись светлые гранитовидные породы, которые или прорезывали, или покрывали все другие слои. Это указывало на то, что когда-то гора Эверест была погружена в море – новое подтверждение могучей энергии, заключенной в нем.

«Все слои, спускаясь с вершин, – пишет Оделль, – наклонены под углом в 30°; но так как общий наклон этой грани Эвереста равняется приблизительно 40 – 45°, верхние слои плит идут почти параллельно общему склону. Верхние плиты представляют целый ряд небольших ступенчатых поверхностей, нередко до 15 метров в высоту, и могут служить сравнительно легким, хотя и крутым путем для подъема. Породы сохранили до некоторой степени свою структуру, так как они в значительной степени уплотнены внедрением кристаллических гранитовидных пород. Плиты часто засыпаются обломками сверху; нетрудно представить себе, сколько усилий и напряжения требует такая дорога от альпинистов, если она покроется свежевыпавшим снегом. В этом случае большую роль играют не столько-технические трудности, как неприятное чувство неуверенности при ходьбе по склону, еще недостаточно-крутому, чтобы нужно было прибегать к помощи рук».

Находясь приблизительно на половине пути между двумя высокими лагерями, Оделль в последний раз видел Мэллори и Ирвина; как описано выше, он удивился, увидев их в такое позднее время еще так далеко от вершины; раздумывая о причине их опоздания, он продолжал свой путь к 6-му лагерю. Когда он пришел туда около двух часов, начал падать снег, и ветер усилился. Оделль поместил свою ношу со свежей провизией и остальным снаряжением внутри крошечной палатки и остался некоторое время под ее защитой. Внутри палатки находился ассортимент запасной одежды, остатки пищи, два спальных мешка, кислородные цилиндры и части аппаратов. Снаружи также лежали различные части аппаратов и дуралюминиевые подставки. Альпинисты не оставили записки, и Оделль ничего не знал о времени их выхода и о причине их задержки.

Между тем снег продолжал падать, и Оделль начал беспокоиться, не помешает ли погода Мэллори и Ирвину благополучно возвратиться. Дело в том, что 6-й лагерь состоял только из крошечной палатки, которая помещалась на уступе в защищенном месте и почти упиралась в небольшую скалу. В таких условиях возвращающимся трудно было бы разыскать ее. Поэтому Оделль снова вышел из палатки, отошел несколько вверх и, вскарабкавшись метров на 60, начал свистать и выкрикивать горные песни, надеясь, что может быть случайно альпинисты услышат его. Спасаясь от режущего ледяного снега, он встал под защитой скалы. За падающим снегом ничего не было видно уже на расстоянии нескольких метров. В стремлении отвлечь свое внимание от холода, он начал исследовать скалу вблизи себя. Но под снегом и ударами ветра даже его геологический пыл начал гаснуть, и, простояв около часа, он решил возвратиться, предполагая, что в таких условиях Мэллори и Ирвин едва ли могут его услышать.

Когда он спустился в 6-й лагерь, буря прошла, и довольно долго вся северная сторона Эвереста была залита солнечным светом. Даже верхние скалы выступили совершенно отчетливо, но никаких следов альпинистов на них не было.

Оделль находился теперь в затруднительном положении. Многие соображения заставляли его остаться здесь или даже пойти навстречу своим друзьям. Но Мэллори в своей последней записке настойчиво предлагал ему возвратиться на Северный перевал и быть готовым для эвакуации 4-го лагеря, чтобы вместе с ним и Ирвиным в ту же ночь отправиться в 3-й лагерь в виду возможности внезапного наступления муссонов. Было и еще соображение, по которому Оделлю следовало спуститься вниз до их возвращения: 6-й лагерь, состоявший только из одной маленькой палатки, не мог вместить, больше двух человек. Если бы он остался, ему бы пришлось спать на открытом воздухе, а это на высоте 8200 метров неизбежно привело бы к гибели.

Поэтому Оделль очень неохотно, но все же вынужден был выполнить желание Мэллори. Слегка закусив и оставив пищу для них, он закрыл палатку, и оставил лагерь, направившись вниз по самому гребню северо-восточного хребта. Останавливаясь время от времени, он оглядывался назад и тщательно осматривал верхние скалы, ища на них каких-либо признаков альпинистов. Но напрасно. Между тем к этому времени им следовало бы уже возвращаться. Впрочем, было мало надежды увидать их на таком большом расстоянии и на таком расчлененном фоне, если только в этот момент они не пересекали одну из снежных полос, довольно редких там, или не вырисовывались силуэтами на гребне хребта. К 6 ч. 15 м. Оделль находился у 5-го лагеря, но уже не было смысла заходить в него. Он торопился и был заинтересован в том, чтобы установить, что спуск на больших высотах является только немного более утомительным, чем в средних. Это давало ему уверенность, что альпинисты, если только они не ослабели до последней степени, смогут быстрее совершить спуск, чем предполагалось, и таким образом избежать темноты.

Прибегая к приемам осторожного скольжения, Оделль прошел расстояние между 5-м и 4-м лагерями всего лишь в 35 минут.

В 4-м лагере его приветливо встретил Газард с уже заранее приготовленным чудесным горячим супом и чаем в неограниченном количестве. Немного отдохнув, Оделль с Газардом вышли снова ждать Мэллори и Ирвина. Стоял ясный вечер, они ждали их до поздней ночи, но не было видно никаких признаков их приближения. Оставалось предположить, что они запоздали, и надеяться на то, что при свете луны, который усиливался благодаря отражению его снежными горами, они найдут дорогу к одному из верхних лагерей.

На следующее утро, 9 июня, Оделль тщательно исследовал с помощью полевого бинокля крошечные палатки двух верхних лагерей, но не мог заметить в них никакого движения. Охваченный глубоким беспокойством, он решил еще раз возвратиться на гору. Условившись с Газардом о ряде сигналов при помощи спальных мешков, помещаемых на снегу, в качестве дневных и определенных несложных вспышек огня ночью, он убедил, хотя и с некоторым затруднением, двух носильщиков идти с ним; в 12 ч. 15 м. они отправились. По дороге их снова встретил тот же холодный пронизывающий ветер с запада, который здесь преобладает почти всегда и который заставлял носильщиков несколько раз падать. Оделль достиг 5-го лагере в 3 ч. 30 м. Здесь он должен был провести ночь, так как не было никакой возможности в тот же вечер подняться в 6-й лагерь. Как он и ожидал, Мэллори и Ирвин отсутствовали, и дальнейшие перспективы были, без сомнения, мрачны.

Эта ночь была также мрачна. Порывы буйного ветра неслись с вершины, угрожая сорвать маленькие палатки с их защищенного места на уступе и сбросить вниз к подножию горы. Иногда, сквозь несущиеся облака, появлялись мгновенные проблески солнечного заката в бурю. С приближением ночи холод и ветер усилились. Мучительное ощущение ветра и холода было так велико, что Оделль не мог спать и лежал закоченевший даже внутри спального мешка, во всех своих одеждах.

Наступило утро, но ветер и холод не уменьшились. Оба носильщика отказывались встать. Они чрезвычайно устали, и их тошнило; знаками они говорили о том, что они больны и хотят спуститься вниз. Подниматься в такую бурю в гору было выше их сил, и Оделлю ничего не оставалось сделать, как отослать их обратно. Вверх он отправился один.

Увидев, что носильщики благополучно спускаются, он направился к 6-му лагерю, на этот раз взяв с собой кислород. В палатке он нашел кислородный аппарат, который он принес сюда за два дня перед этим. Его он взял теперь с собой, но только с одним цилиндром. Оделль не особенно верил в действие кислорода, но надеялся, что, употребляя его, он выиграет время при подъеме. Однако ему пришлось в этом разочароваться. Яростный пронизывающий ветер дул, как всегда, с запада перпендикулярно хребту, и продвижение вперед шло медленно. Время от времени, чтобы согреться, Оделль прятался от ветра за скалу или приседал в какой-нибудь впадине. После часовой ходьбы Оделль нашел, что кислород очень мало помогает ему. Полагая, что такой результат получается от недостаточных доз, он увеличил их, производя более длительные вдыхания. Однако действие кислорода почти не увеличилось. По-видимому, Оделль слишком хорошо акклиматизировался, чтобы чувствовать потребность в кислороде, и поэтому он оставил его. Он все же решил идти с аппаратом на спине, но не употребил приспособления для вдыхания кислорода, которое надевается на рот и мешает дышать прямо атмосферным воздухом. Казалось, он чувствовал себя хорошо, но скорость его дыхания была так велика, что она удивила бы даже спортсменов-бегунов на большие расстояния.

Так подвигаясь вверх, он, наконец, подошел к 6-му лагерю. Все лежало здесь в том виде, как он оставил накануне. Никаких признаков Мэллори и Ирвина. Было совершенно ясно, что они погибли на вершине.

Возникал только вопрос, как и когда они погибли и удалось ли им все же добраться до вершины.

С очень слабой тревожной надеждой найти хотя бы какие-нибудь следы, Оделль, оставив кислородный аппарат, немедленно отправился в том направлении, в котором Мэллори и Ирвин могли спускаться вниз, именно по гребню хребта, где он их видел в последний раз во время подъема. Вид Эвереста в этот момент был особенно угрожающим, как будто он даже запрещал всякое приближение. Потемневший воздух скрывал его черты, и порывы бури проносились по его жестокому лицу. После двух часов упорной борьбы, убедившись в невозможности взять настоящее направление, Оделль пришел к заключению, что очень мало вероятности напасть на следы альпинистов среди такого огромного количества скал и нарушенных напластований. Для более тщательных поисков в районе последней пирамиды необходимо будет организовать в будущем отдельный отряд. Произвести эти поиски в течение оставшегося у него времени было невозможно. Неохотно он отправился в обратный путь к 6-му лагерю.

Выбрав удачный момент, когда ветер ненадолго утих, он с громадным усилием вытащил из палатки два спальных мешка и принес их к снежному полю, покрывавшему один из утесов обрывистых скал возле палатки. Но ветер был настолько силен, что требовалось приложить все усилия, чтобы выбить ступеньки по крутому снежному полю и здесь укрепить мешки в условленном положении; расположенные в форме буквы «Т», они сигнализировали оставшимся на 1200 метров ниже, что никаких следов их товарищей не найдено.

Подав этот печальный знак, Оделль возвратился в палатку. В ней он взял компас Мэллори и кислородный аппарат системы Ирвина, – две вещи, которые, казалось, только и заслуживали внимания, чтобы сохранить их, – потом он закрыл палатку и приготовился к возвращению.

Но прежде чем отправиться в путь, он еще раз взглянул на величественную вершину над ним. Поминутно она как бы приоткрывала свои черты, задернутые тучами. Казалось, она смотрела на него вниз с холодным равнодушием, как на просто ничтожного человека, и на его просьбу открыть тайну его друзей она отвечала холодным завыванием ветра. И когда Оделль снова посмотрел на нее уже во второй раз, иное выражение проскользнуло в ее одухотворенных чертах. Казалось, было что-то чарующее в ее величественной осанке.

Оделль был уже почти очарован ею. Для него было ясно, что всякий альпинист должен неизбежно подпасть ее чарам. Всякий, кто приближается к ней, должен быть навсегда увлечен ею и, позабыв все опасности, будет стремиться к этому самому священному и самому высокому месту над всем остальным в мире.

Оделлю казалось, что его друзья также зачарованы вершиной, иначе зачем бы они остались там? И, может быть, это очарование есть разрешение тайны, так как великая гора привлекает с такой же силой, как и отталкивает. И чем ближе к вершине подходят люди, тем сильнее она притягивает. Она выжмет из них последние силы энергии и потушит последние искры смелости прежде, чем сама уступит их настойчивости. Она заставит человека проявить все свое величие и побудит его к еще большему напряжению. И поэтому она так очаровывает людей, заставляя их проявить максимум сил.

Гора имеет много общего с другим явлением в нашей жизни. Одна из великих тайн заключается в том, что все, наиболее ужасное и страшное не отталкивает человека, а притягивает к себе, и толкает его, может быть, на временное несчастие, но, в конце концов, дает такую высокую радость, которую он никогда не испытал бы без этого риска.

Очевидно, сам Оделль был также охвачен стремлением к вершине, и если бы он не был обеспокоен случаем со своими друзьями, он, вероятно, остался бы на ночь, и на следующее утро отправился на вершину. И кто знает, может быть, ему удалось бы достичь ее, так как он оказался самым приспособленным из всех, кто уже поднимался на вершину.

Но этого не случилось, и еще раз Оделль спустился с вершины. Стесненный неуклюжим кислородным снаряжением, которым он не пользовался, но которое хотел сохранить в воспоминание о своих друзьях, под сильными порывами ветра, которые, казалось, пронизывали его насквозь, он сосредоточивал все свое внимание на том, чтобы благополучно сойти по открытым каменным плитам хребта и избежать падения на их поверхности, засыпанной обломками пород. Он ускорил свои шаги ниже, на более удобном пути, но время от времени должен был искать защиты от сильных порывов налетавших шквалов у подветренной стороны скал и убеждаться, что у него нет признаков отмораживания. Наконец он достиг лагеря на Северном перевале. Здесь он несколько успокоился, найдя записку от Нортона, на основании которой убедился что он предупредил желание Нортона не оставаться дольше вверху в виду неизбежного приближения муссонов. Может быть, он и взошел бы на вершину, но шторм мог помешать ему возвратиться обратно, к тому же в настоящих условиях нельзя было ожидать никакой поддержки. Он мог только увеличить и так уже тяжелый список погибших.

Ему не оставалось ничего другого, как возвратиться; он обязан был сделать это для своих товарищей. Но в нем навсегда останется одухотворенное очарование вершины, которое он тогда пережил.

Великая загадка

Оставался открытым вопрос: достигли ли Мэллори и Ирвин вершины?

Когда Оделль видел альпинистов в последний раз, они очень запаздывали в своем продвижении. В 12 ч. 50 м. они находились еще за 240 метров от вершины, а может быть даже и за 300 метров. Оделль не мог вполне точно определить то место на вершине, на котором он их видел. Ведь это было только мимолетное видение в тот момент, когда над горой приподнялось мятущееся покрывало тумана; а на неровном изломанном гребне хребта нелегко определить положение. Во всяком случае альпинисты находились значительно ниже того места, на котором предполагал быть в это время Мэллори. Наверное, он надеялся в этот момент уже стоять на вершине.

Прежде всего, мы должны проанализировать возможные причины их задержки и тогда решить, не было ли налицо таких условий, которые помешали бы им достигнуть вершины. Оделль тщательно занялся этим вопросом. Припомним, что в день подъема Мэллори погода не была так благоприятна, как тогда, когда Нортон и Сомервелль совершали восхождение. День был туманный с порывами ветра и снегом. На 600 метров ниже их Оделль испытал яростный ветер, жестокий холод и густой клубящийся туман. И когда на мгновение туман прояснился и перед ним открылось то удивительное видение на вершине, он заметил, что значительные количества свежего снега покрывали скалы вблизи верхней части хребта. Возможно, что это обстоятельство явилось одной из причин их задержки. Другой причиной могла быть тяжесть и неуклюжесть аппаратов для кислорода. Мэллори в своей последней записке из 6-го лагеря с раздражением говорил о них, как о неудобной затруднительной ноше для альпиниста. При нагрузке этими неуклюжими аппаратами путь по каменным плитам, покрытым снегом и засыпанным обломочным материалом, мог представлять большое затруднение. Кроме того сами кислородные аппараты могли требовать починки или каких-либо приспособлений как еще до выхода из 6-го лагеря, так и в пути. Все это понятно. Кажется скорее неправдоподобным, чтобы пояс тумана и облаков, в котором находился Оделль, мог простираться до уровня той высоты, до которой они поднялись, и так или иначе задержать их продвижение.

Все эти обстоятельства или некоторые из них могли, по словам Оделля, задержать альпинистов и помешать им подняться выше к этому времени. Но когда он видел их, «они двигались поспешно, как будто желая наверстать утраченное время». Слово «поспешно» следует особенно отметить.

Все это устанавливает, что в 12 ч. 15 м. расстояние до вершины оставалось в 240 или 300 метров. А между тем четыре часа дня были последним сроком, в который следует быть на вершине, чтобы иметь достаточно времени для безопасного возвращения до наступления муссонов в лагерь – на этом сроке сходились и Мэллори и Нортон. Могли ли в таком случае Мэллори и Ирвин в течение этих остающихся трех часов подняться так высоко?

Это означало скорость подъема около 90 метров в час при том расстояний, которое им оставалось пройти. Нортон и Сомервелль без кислорода не могли достигнуть такой быстроты. Между 6-м лагерем и высшей точкой, до которой они дошли, их скорость равнялась только 62 метрам в час. Но, применяя кислород, альпинисты могли двигаться быстрее, и, как отмечено выше, в тот момент, когда их видел Оделль, они продвигались быстро. Поэтому от них можно было ожидать скорости 90 метров в течение часа, а может быть, и еще больше.

Но, может быть, на пути к вершине могли встретиться серьезные препятствия и в последний момент остановить их! Это казалось мало вероятным. Оделль полагает, что только два места могли в некотором отношении создать затруднения. Первое место было известно в экспедиции под именем «второго порога». Оно было крутым, но преодолимым с северной стороны. Второе место, которое могло представить некоторые затруднения, находилось как раз у подножия последней пирамиды, где плиты становились круче; оно предшествовало относительно легкому хребту, который вел уже к самой вершине. Нортон еще раньше отметил, что это место требует особой осторожности. Но Оделль указывает, что такие средней степени трудности, как эта часть пути, не могли долго задержать альпиниста, обладающего такой ловкостью и опытностью, как Мэллори, и тем более обескуражить его. Таким образом на их пути не было физических препятствий, которые могли бы помешать им достигнуть вершины.

Могли испортиться, разумеется, аппараты для кислорода, и тогда их скорость уменьшилась бы до скорости Нортона и Сомервелля. Но, по мнению Оделля, остановка в снабжении кислородом не могла привести их к полной потере сил. Он сам прошел через такое же положение, когда на пути от 5-го к 6-му лагерю на высоте 7925 метров отказался от употребления кислорода, продолжал дальше подъем и возвратился, уже не прибегая к нему. Мэллори и Ирвин вообще мало употребляли кислород; предварительно перед подъемом они провели довольно много времени на значительной высоте, именно 6400 метров, чтобы достаточно акклиматизироваться и не ослабеть в случае недостатка кислорода.

Другие причины, которые могли бы помешать им подняться на вершину, относятся только к случайностям. Не исключается, конечно, возможность падения даже для наиболее опытных альпинистов. По наблюдению Оделля, скалы вблизи того места, где он видел их в последний раз, представляли большую опасность в этом отношении: достаточно было поскользнуться одному из двух, связанных вместе веревкой, чтобы это повлекло за собой гибель обоих. И это особенно легко могло случиться именно при таких условиях, как в тот день, когда наклоненные плиты были покрыты толстым слоем мелкого снега.

Все эти причины, взятые вместе, или некоторые из них могли помешать Мэллори и Ирвину взойти на вершину. Возможно также, что они не встретили препятствий на своем пути и они благополучно взошли на вершину, но что-то помешало им возвратиться в 6-й лагерь, и на обратном пути с ними могло случиться несчастье. Нортон и все остальные, за исключением Оделля, предполагали, что они погибли, упав именно на обратном пути, и это более правдоподобно, так как к этому времени они были уже изнурены, торопились и, может быть, были менее осторожными, находясь под впечатлением своей победы, чем на пути вверх.

Мэллори и Ирвин могли подняться на вершину позднее четырех часов. Допустим даже, как это думает Нортон, что Мэллори определенно решил, что он, как руководитель партии, на котором лежит вся ответственность, обязан «возвратиться назад, несмотря на близость вершины, чтобы вполне обеспечить надежное возвращение».

«Несмотря на близость вершины!» Но разве Мэллори мог сознательно учесть ее притягательную силу? Он хорошо знал, как Эверест отталкивает. Но разве он представлял реально, как он влечет к себе? Оценивал ли он собственную восприимчивость к очарованию вершины вблизи нее? Предположим, что он действительно находился на последней пирамиде; допустим, что до вершины оставалось всего 60 метров в высоту и меньше 200 метров пути и что часы его показывали четыре. Мог ли он немедленно положить их в карман и повернуть обратно? И если бы он сам обладал сверхчеловеческим самообладанием, то имел ли бы его младший спутник Ирвин? Разве не мог Ирвин сказать: «Мне все равно, что бы ни случилось. Я иду, чтобы участвовать в победе над вершиной». И мог ли Мэллори в таком случае сдерживаться дальше? Разве не уступил бы он с радостным удовлетворением?

С этой точкой зрения согласятся многие; ее разделяет и Оделль. Он сам пережил очарование вершины, и ему казалось, что его друзья также должны быть очарованы ею. «Действительно, – говорит он о Мэллори, – желание победить могло быть в нем чрезвычайно сильно. Знание своей собственной выносливости, а также и его спутника, могло побудить его заплатить дорогой ценой за вершину… И кто из нас, кому удавалось в бурю одержать победу над некоторыми гигантами Альпов или в таких же условиях состязаться в быстроте с наступающей темнотой, мог бы повернуть обратно в тот момент, когда такая победа, такой триумф человеческих усилий был почти в руках».

Оделль думает с большой уверенностью, что Мэллори и Ирвин выполнили свою задачу – достигли вершины, но на возвратном пути были захвачены ночью.

Но возникает вопрос: почему они не прибегли к световым сигналам, которые у них имелись? Может быть они забыли о них, или не подумали об их применении или, что более вероятно, из рыцарских чувств удержались от сигнализации: они хорошо знали, что сигнал может только вызвать Оделля с Северного перевала, заставить его подняться во второй раз к 8200 метрам и, сверх того, привести к неминуемой смерти. Никто не мог подняться уже к ним вовремя и оказать помощь. Никто, – там вверху они проявили величайшее усилие, и можно быть уверенным, что они сделали все, что могли. И с этим сознанием они умерли.

Где и когда они погибли, мы не знаем. Там остались они лежать навсегда в руках Эвереста, на 3000 метров выше тех мест, где вообще лежали до сих пор умершие люди. Эверест победил их тело. Но дух их остался живым. Отныне ни один человек не поднимется на гималайские вершины, не вспомнив Мэллори и Ирвина.