Текст книги "Сентиментальная история"

Автор книги: Фрэнсин Паскаль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

– Ну что ж, все ясно, – сказал Тодд. В его голосе звучала горькая решимость: – И нечего тут рассусоливать, все так и было: Лиз ходила туда с Риком, и сколько бы она ни пыталась это отрицать, факт остается фактом.

– А я не верю, что она там была! – воскликнула Инид. – Ну, допустим, была. Если ты настоящий друг, разве ты не должен простить? – Этот вопрос был обращен к Ронни, она умоляла его сказать "да". Но ответил Тодд.

– Я не знаю, – сказал он. – Я правда не знаю.

– А я знаю, – твердо сказал Ронни. – Если бы моя девушка так поступила, я бы перестал с ней разговаривать.

Хотя день был теплым, Инид вдруг стало холодно, она натянула на себя майку. И приняла решение. Ронни никогда не узнает про ту историю. Никогда. Она никогда не скажет ему, что после того жуткого происшествия она несколько дней провела в тюрьме. Думая о своем, Инид на какое-то время забыла про Элизабет.

9

Было утро одного из тех дней, когда Элизабет казалось, что в прежней жизни ее сестра была птицей. За завтраком она без умолку чирикала.

– Ну что, говорила я тебе, трусиха несчастная, что скоро об этом и думать забудут? – заливалась Джессика, уплетая рисовые хлопья. – Никто в школе больше и не вспоминает про тебя с Риком.

– Про кого с кем?

– Ну, я хотела сказать, про меня с Риком. Уже сто лет никто об этом со мной не заговаривал.

– Тебе повезло, Джес. А вот со мной заговаривают. Со мной фактически только об этом и говорят: как я ходила в бар "Келли" и что мы с Риком там делали.

– Кто именно?

– Правда, прямо никто об этом не говорит. Только намеками. Говорят между собой, а когда я подхожу, замолкают. Я просто ходячая затычка для фонтанов красноречия.

– Мне кажется, ты все это выдумываешь.

– Нет, Джес. Мне Инид сказала. Все только и судачат обо мне и Рике. И все этому верят. А в среду в редакции к доске была приколота записка.

Джессика подалась вперед.

– И что в записке? – спросила она, как будто собиралась услышать пикантную сплетню про кого-то совсем постороннего.

– Там было: "Главный редактор Уэйкфилд – в центре всеобщего внимания. Почему молчит газета?"

– Это низко! – возмутилась Джессика. – Ты не главный редактор! Не ты решаешь, что печатать, а что нет.

Элизабет в отчаянии покачала головой:

– Джессика, если честно, иногда ты меня просто приводишь в изумление.

– Лиззи, клянусь тебе, если я услышу, что кто-нибудь про тебя что-нибудь говорит, я ему вправлю мозги.

Элизабет печально смотрела в окно на спокойную воду бассейна. Как было бы прекрасно не ходить в школу, никого не видеть, а просто сидеть возле бассейна целыми днями...

– Может, ты беспокоишься из-за кого-то одного? – с готовностью спросила Джессика. – Скажи мне, и я ему все объясню.

Если бы кто-то мог убедить Тодда Уилкинза, что ничего этого не было! Элизабет почувствовала, что сейчас расплачется. Инид рассказала ей о разговоре на пляже. Тодд слышал эту мерзкую историю во всех подробностях и поверил. Как он мог?

– Нет, – справилась с собой Лиз. – Если человек поверил сплетням, даже не поговорив со мной, мне он не нужен.

– А ты не пожалуешься на меня папе с мамой?

– Джес, ты же знаешь, я никогда не жалуюсь.

Джессика во все глаза смотрела на свою удивительную сестру и чувствовала, как ее переполняет любовь. Она бросилась ей на шею:

– Лиззи, ты просто чудо! Иногда мне кажется, я не заслуживаю такой сестры!

Это была последняя капля, и Элизабет разрыдалась. Она плакала и обнимала Джессику крепко-крепко.

– Ах, Джесси, ты тоже чудо. Ты заслуживаешь гораздо большего. Все тебя любят, как тебя не любить!

– Лиззи, почему ты плачешь? Не плачь!

– Ничего, Джесси, все будет хорошо. Просто я расстроилась из-за Стива... и вообще... – Лиз выбежала из кухни, чтобы привести себя в порядок. В школе никто ничего не должен заметить. Элизабет Уэйкфилд всегда высоко держит голову.

Сплетни о происшествии в баре "Келли" и правда пошли на убыль. Когда Лиз пришла в тот день в школу, все классы гудели: обсуждали гораздо более серьезную новость, касающуюся футбольного поля, на котором тренировались "Гладиаторы" – школьная футбольная команда. Прошел слух, что Джордж Фаулер отец Лилы Фаулер – выкидывает команду с поля. Он и так один из самых богатых людей в Ласковой Долине, а теперь хочет захапать и футбольное поле, построить на нем фабрику. Вот, значит, в чем заключается загадка футбольного поля!

– Джордж Фаулер хочет украсть наше поле! – запыхавшись, сообщил Элизабет долговязый темноволосый Уинстон Эгберт. Кажется, впервые в жизни он говорил без кривляния.

– Да нет же, идиот, – вмешалась Дана Ларсон, проходя мимо. Дана была солисткой "Друидов", самого популярного рок-ансамбля у них в школе. – Это Пэтмены хотят заграбастать. Отец Брюса Пэтмена купил этот участок и собирается разбить здесь Луна-парк.

– Луна-парк? – изумленно повторил Уинстон. – А что, это мысль! – Он повернулся и помчался по коридору. – Эй вы, слыхали новость? Папаша Брюса Пэтмена строит на нашем поле Диснейленд!

Элизабет, как репортер "Оракула", имела уже какой-то опыт по части слухов и знала, что нет смысла верить всему, о чем шушукаются на переменах. И она прямиком отправилась в редакцию, к мистеру Коллинзу.

– Мистер Коллинз, что все это значит? – спросила Элизабет. – Ходят чудовищные слухи.

– Это не слухи, Лиз, – озабоченно сказал мистер Коллинз. – Это более или менее правда.

Два самых влиятельных семейства Ласковой Долины, Пэтмены и Фаулеры, опять готовы были вцепиться друг другу в глотку, но на этот раз в их многолетнюю вражду оказалась вовлечена школа. Решающая битва между признанным аристократическим кланом Генри Уилсона Пэтмена, разбогатевшим благодаря своим консервным заводам, и Джорджем Фаулером, который не так давно сколотил состояние на кремниевой стружке, должна произойти на футбольном поле "Гладиаторов".

– Школа арендует это поле у муниципалитета. Срок аренды недавно истек, пояснил мистер Коллинз. – И Джордж Фаулер решил купить этот участок, чтобы построить фабрику. И уже начал действовать.

– Как, рядом со школой?! – ахнула Элизабет.

– Представь себе. Фаулеры на все смотрят с точки зрения возможной прибыли.

– А где же "Гладиаторы" будут играть в футбол?

– Думаю, Джорджа Фаулера это не интересует, Лиз.

– Мистер Коллинз, но я слышала, что Пэтмены тоже зарятся на эту землю.

– Да, это так. Они ужаснулись, что Джордж Фаулер хочет построить здесь фабрику. И заявили судебный протест, чтобы предотвратить сделку. Они категорически против, чтобы здесь была фабрика.

– Вот и прекрасно, – сказала Элизабет. – Значит, будем поддерживать Пэтменов.

– Ты не права, Элизабет. Пэтмены вовсе не желают, чтобы здесь было футбольное поле. Они хотят разбить здесь настоящий английский парк. Подобный тому, что был в тысяча девятьсот шестнадцатом году. Ведь тогда эта земля принадлежала Вандерхорнам.

– А кто такие Вандерхорны?

– Вандерхорны были одними из первых поселенцев в Ласковой Долине.

– Ну и что?

– А мать Брюса Пэтмена – урожденная Вандерхорн.

– О Господи, – протянула Элизабет, – как все перепуталось!

– Да уж. И боюсь, что разбираться во всем этом придется тебе.

– Мне? – Сердце Элизабет забилось быстрее. Никогда еще ей не приходилось выполнять таких важных редакционных заданий.

– Да. Джон занят предстоящей игрой с командой Пэлисэдз-хай. Если, конечно, она теперь состоится. Так что приступай.

– Вы хотите сказать, мистер Коллинз, что игра с Пэлисэдз-хай может и не состояться на этом поле?

– Сегодня никто не может пользоваться этим полем. Фаулеры уже заявили на него свои права, а протест Пэтменов привел к тому, что участок считается ничьим, пока дело не будет решено в судебном порядке.

– Но ведь команде надо тренироваться!

– Только не на этом поле, Элизабет. Желаю удачи.

Судебные протесты могут, конечно, преградить доступ на футбольное поле школьной администрации и даже таким шишкам, как Пэтмены и Фаулеры, но перед учениками школы Ласковой Долины они оказались бессильны. К обеденному перерыву о происходящем стало известно абсолютно всем. Толпы ребят бурлили на ступеньках школы и выплескивались на лужайку.

В центре стоял Кен Мэтьюз, светловолосый гигант, капитан команды "Гладиаторов". Рядом с ним находился Тодд Уилкинз и другие известные школьные спортсмены. Все смотрели на них. Необходимо было что-то предпринять.

– Что нам делать, Кенни? – крикнул кто-то. – Нельзя отдавать им наше поле!

– Тихо, успокойтесь, – сказал Кен, обводя глазами толпу. – Не надо волноваться. Во-первых, "Гладиаторы" никогда не сдаются без борьбы!

Буря одобрения встретила эти слова.

– А во-вторых, – добавил Тодд, – нам это поле нужнее, чем кому бы то ни было. Фабрика или парк могут быть где угодно!

– Правильно! – крикнул кто-то.

– Поле наше! – провозгласил Кен.

Еще один вопль одобрения.

Миссис Уоллер, старший повар, наблюдала за толпой из окна столовой; было ясно, что назревает бунт. Она положила на стол разделочную доску и поспешила по коридору к спортивному залу.

– Тренер! – позвала миссис Уоллер.

Тренер Шульц поднял голову от схем расположения игроков, над которыми работал, готовясь к матчу с "Пумами" из Пэлисэдз-хай.

– Что случилось, миссис Уоллер?

– Боюсь, плохо дело. Футбольная команда собралась перед школой, и они очень возбуждены.

– Моя команда? – спросил Шульц, тут же поднимаясь с места.

– За главного у них Кенни Мэтьюз.

– Так чего мы ждем?

Тренер Шульц и миссис Уоллер вместе бросились вверх по лестнице в кабинет директора.

– Его хватит удар, – сказала миссис Уоллер.

– Мои мальчики не сделают ничего плохого, – заявил мистер Шульц. – Они просто все принимают слишком близко к сердцу.

Они влетели в кабинет мистера Купера как раз в тот момент, когда из репродукторов по всей школе разнеслось: "Тренер Шульц, вас просят немедленно явиться в кабинет директора!"

– Что нам делать? – закричала Джессика, пробравшись вперед, чтобы занять свое место во главе команды болельщиков.

– Я знаю, что делать! – крикнул Тодд. – Мы устроим сидячую забастовку прямо на поле!

Всеобщий вопль восторга.

– Если они решили начать на поле стройку, пусть строят прямо на наших головах! – поддержал его Кен.

Раздался еще один победный клич, и ученики, перегоняя друг друга, помчались по лужайке к футбольному полю.

– Пошли! – скомандовала Джессика своим болельщикам.

– "Гладиаторы", за мной! – крикнул Кен.

Словно полчища римских воинов, армия школьников, побросав на ходу свои сумки и учебники, двинулась на захват футбольного поля.

У себя в кабинете мистер Купер растерянно смотрел в окно.

– Их надо немедленно остановить! – воскликнул он.

Но теперь остановить их не мог никто.

Элизабет бежала позади, лихорадочно делая в блокноте стенографические пометки о самом захватывающем событии в истории школы. В центре этих событий был Тодд! Добежав до поля, она увидела Лилу Фаулер и Брюса Пэтмена, младших представителей ненавистных семей, в окружении мальчишек и девчонок.

– Эй, Фаулер, что это с вами? – потребовал ответа у Лилы Уинстон Эгберт. Твоему отцу что, все денег мало?

– Оставь моего отца в покое! – завизжала Лила.

– Фабрика! Фи, как грубо! – искривил губы Брюс Пэтмен. – Фаулеры только о наживе и думают – наглые выскочки!

– Нет, вы послушайте этого двуликого Януса! – возмутился Уинстон.

– Твой папаша собирается разбить здесь парк и таблички повесить: "Руками не трогать!" – крикнула Эмили Мэйер.

– Думай, что говоришь, Эмили, – сказал Брюс. – Парк – все лучше, чем эта грязь. И что вы шум подняли! Бездарным "Гладиаторам" никакие тренировки не помогут!

– Ты предатель, Пэтмен! – выкрикнул кто-то.

– Как же можно так говорить о своей родной школе? Где твой патриотизм? набросилась на него Джессика.

– Да помолчи ты, Уэйкфилд!

– Ни тебе, ни твоей семье нет никакого дела до школы Ласковой Долины. Это просто неприлично, – продолжала Джессика.

– Что касается неприличий, Джессика Уэйкфилд, вспомни лучше о своей милой сестрице, которая шляется по барам со всяким отребьем. Да, ты не ослышалась: шляется!

Элизабет делала пометки в блокноте; услыхав эти слова, она вся вспыхнула. Конечно, глаза всех тотчас устремились на нее.

– Не тронь мою сестру! – завопила Джессика.

– Это еще почему? – спросила Лила Фаулер. – Вы обращаетесь со мной и с Брюсом как с прокаженными! Я думала, мы с тобой подруги, Джессика Уэйкфилд.

– Лила, мы... но...

– Ишь, заюлила, – бросил Брюс. – И если уж вернуться к разговору о приличиях, Уэйкфилд, как насчет твоего отца и Марианны Уэст, потаскушки, за которой он ухлестывает?

– Попридержи язык, Брюс, – выступила вперед Элизабет. – Марианна Уэст юрист, она работает в конторе моего отца.

– В самом деле? А я думал, у них лучше получается в постели, – ухмыльнулся Брюс.

– Ты лжешь!

Брюс засмеялся:

– Твой папочка всюду ездит с этой соблазнительной дамочкой, и это называется "работа в конторе"!

– Да, и они работают вместе, чтобы помешать вам! – выпалила Элизабет.

– Ну конечно. Поспеши написать об этом в своей газете.

– Нашел о чем говорить! – сказал Тодд, протискиваясь вперед. – Мы хотим спасти наше поле. Шел бы ты отсюда, – повернулся он к Брюсу.

– Ну что? – крикнул Кен, вскочив на скамью для зрителей и обращаясь ко всем сразу. – Отдадим поле?

– Нет! – прогремел единодушный ответ.

– Позволим строить здесь фабрику?

– Нет!

– А парк?

– Нет!

– Давайте все вместе споем, – предложила Джессика. – Песня в честь "Гладиаторов"!

Она выбежала на беговую дорожку и начала дирижировать. Все как один подхватили боевую песню школы Ласковой Долины.

Элизабет строчила в блокноте, краем глаза наблюдая за Тоддом. Она была поглощена редакционным заданием – такого важного у нее еще никогда не было, и все-таки в ушах у нее так и звенели мерзкие слова Брюса Пэтмена об отце и Марианне Уэст. Вдруг ей пришла на память одна домашняя сценка, и все сразу встало на свои места, как будто нашелся недостающий кусочек головоломки. Лиз вспомнила, как на прошлой неделе зашла в комнату к родителям, а они ссорились. Хотя нет, не то чтобы ссорились. Они не кричали, не ругались. Скорее, что-то горячо обсуждали. Мама очень нервничала, а папа хмурился, что с ним редко бывает.

Она услышала только конец разговора, но он все равно оставил в ее душе неприятный осадок.

– Я вовсе не утверждал, что моя работа важнее твоей, – говорил Нед Уэйкфилд, еле сдерживаясь, и голос его дрожал. – Я всего лишь сказал, что было бы неплохо, если бы мы почаще видели тебя дома...

Может, это была пустячная размолвка. Последнее время мама долго задерживалась на работе, выполняя какой-то важный заказ. Но этот случай не давал Элизабет покоя, ведь она никогда раньше не слышала, чтобы родители спорили. Мысль о том, что между ними может кто-то стоять, застала ее врасплох. А что, если этот спор был только вершиной айсберга, имя которому – Марианна Уэст? "Нет, – сказала себе Элизабет, – мне все это только кажется. Это невозможно. Этого просто не может быть".

10

Элизабет почти закончила свои заметки и уже собиралась идти в "Оракул", как вдруг словно из-под земли перед ней вырос Тодд, и уже поздно было делать вид, что она его не заметила.

– Привет, Тодд.

– Лиз, – сказал Тодд, и лицо его словно осветилось изнутри. – Здорово, правда?

– Да. Я напишу об этом в "Оракуле".

– Это замечательно! Я всегда был уверен, что из тебя получится отличный репортер.

– Честно?

– Честно.

Вдруг Тодд отвел глаза, как будто вспомнив о чем-то, и умолк.

– Я иду в школу, – с надеждой в голосе проговорила Элизабет.

– Да? Я тоже в школу.

Вот тут-то бы им и помириться, но в этот миг к ним подбежала Джессика:

– Тодд!

– А, это ты, Джес, – сказал он.

– Мне надо с тобой поговорить. Это очень важно, – выпалила она.

– Ну раз важно, давай поговорим, – согласился Тодд.

Элизабет повернулась и пошла к школе, все убыстряя шаги. Тодд окликнул ее, но она не остановилась. Никогда еще дорога до школы не казалась ей такой долгой.

Добравшись наконец до редакции, Лиз села за машинку и сразу начала печатать статью. Работа – лучшее лекарство, только ею можно заглушить боль. "Пиши, – повторяла она себе, – пиши без остановки. Все остальное забудь".

Тодд в растерянности смотрел, как уходит Элизабет. Только что ему представился прекрасный случай все исправить. И он его упустил.

Рядом кто-то что-то говорил. Ах да, это Джессика Уэйкфилд.

– Земля вызывает Тодда Уилкинза, – повторяла она слегка раздраженно. Такой славный и чуть ли не самый красивый парень в Ласковой Долине, но иногда просто терпения с ним не хватает!

– Что ты сказала, Джессика?

Они пошли к школе, и Джессика специально еле передвигала ноги. Ей хотелось подольше побыть с ним наедине.

– Лиз, похоже, опять куда-то спешит, – сказал он.

– Да, – медленно проговорила Джессика. – Она последнее время не в духе.

– Еще бы, – сказал Тодд. – Такие приключения даром не проходят.

– Я как раз об этом и хотела поговорить, – начала Джессика. – Происходит что-то ужасное. Ты слышал, что говорят?

– Но ведь это правда, Джессика! Я бы все отдал, чтобы это было не так.

– Ох, Тодд, – всхлипнула Джессика, подбежала к скамейке и рухнула на нее.

– В чем дело, Джессика?

Закрыв лицо руками, Джессика расплакалась. Она громко всхлипывала, плечи ее дрожали.

– Что с тобой, Джес?

Тодд сел рядом, обнял ее и, утешая, прижал к себе.

– Ну-ну, перестань. Все не так уж и плохо.

– Ох, Тодд! Не могу слышать, что вокруг говорят об Элизабет. Я люблю ее больше всех на свете. Я не позволю, чтобы с ней так обращались.

Джессика посмотрела на расстроенное лицо Тодда, в его чудесные карие глаза, и сердце ее затрепетало.

– Тодд, ведь это могло произойти с кем угодно! Это несправедливо! Ведь это могло произойти и со мной!

– Брось, Джессика. Это же не само собой произошло. Она знала, что делает.

Джессика набрала полную грудь воздуха:

– Тодд, я больше не могу. Лиз – моя сестра. Я люблю ее! Тодд, в баре "Келли" была не Элизабет.

– Не Элизабет?

– Нет. Тодд, там была я!

– Что?!

– Да. Я. Зря они все на мою сестру наговаривают. Это несправедливо.

Джессика была совершенно ошарашена тем, что произошло дальше. Тодд Уилкинз некоторое время смотрел ей прямо в глаза, потом, словно сам себе не веря, покачал головой.

– Никогда не слышал ничего подобного. Какое благородство! – выговорил наконец он.

– Что?

– Ты берешь вину сестры на себя? Джессика, а я ведь и не знал, какая ты на самом деле. Ты совершенно особенная.

– Но, Тодд...

Своими сильными руками Тодд прижал ее к себе и держал так целую вечность. Потом он тихонько поцеловал ее. Он даже не слышал, как кричали и свистели ребята, которые были свидетелями этой сцены – среди бела дня, у всех на виду.

Джессика, потрясенная, сидела не шевелясь. Даже в самых буйных фантазиях она не могла себе представить, что честность может быть так вознаграждена.

– Джессика, ты просто прелесть, – сказал Тодд.

– А ты, Тодд, самый отличный парень из всех моих знакомых.

– Вот что, я приглашаю тебя на бал "Фи Эпсилон"!

– Что?

– Если, конечно, хочешь пойти со мной.

– Хочу? Ох, Тодд! – И она снова бросилась ему на шею. – Я только об этом и мечтаю.

Первое, что услышала Элизабет, выйдя из редакции "Оракула", был рассказ о любовной сцене между Тоддом и Джессикой на скамейке прямо посреди школьной лужайки.

– Ого-го! – Остановил ее Уинстон Эгберт на крыльце школы. – У нас тут недавно температура подскочила градусов на пятьдесят.

– А что случилось, Уинстон?

– Красивая болельщица и привлекательный капитан баскетбольной команды миловались-целовались у всех на глазах. Ну, ртуть не выдержала и закипела!

– Подумать только! – сказала Элизабет, и сердце у нее заныло.

– Я думал, Тодду ты нравишься, а оказывается, Джессика. Надо же!

– А что тут удивительного? Уж кто-кто, Уинстон, а ты... Ты ведь с пятого класса в Джессику влюблен. И тебе-то прекрасно известно, какая она потрясающая девушка.

– Конечно, известно. Но и ты не хуже.

– Да ну тебя.

– А с кем ты идешь на бал?

– Вопрос серьезный, Уинстон.

Они спустились с крыльца. И к ним на своем черном "порше" подкатил Брюс Пэтмен.

– Так, так, так, – взглянул он на Элизабет. – Да это никак покорительница "Келли".

Лиз застыла на месте.

– Слушай, а я никогда не думал, что ты такая шустрая. И знаешь что, я решил – ты мне подходишь. Приглашаю тебя на бал.

– На бал?

– Вот именно. Терпеть не могу тихонь. Мы с тобой покажемся на балу, а потом закатимся куда-нибудь и повеселимся на всю катушку.

Элизабет долго сдерживалась, и наконец ее терпение лопнуло. Вся боль, обида, страдание от пересудов, шепотков и намеков в один миг выплеснулись наружу.

– Брюс Пэтмен, – сказала она, – уж лучше я всю свою жизнь просижу безвылазно дома, чем пойду куда-нибудь с тобой. А на бал, между прочим, меня уже пригласили.

– Да? И кто же?

– Я!

Элизабет резко обернулась.

Позади стоял Уинстон Эгберт. Кажется, он и сам испугался того, что сказал.

– Ты? – Брюс Пэтмен засмеялся. – Ты? Да над тобой вся школа потешается!

– Хм, надо мной, может, и потешается, а от тебя плачет!

Брюс Пэтмен стал открывать дверцу. Лицо его потемнело и не предвещало ничего хорошего.

– Ты, придурок, я тебя сейчас сложу пополам и суну в урну.

Элизабет встала между ними:

– Не утруждай себя, Брюс. Это правда. Я иду на бал с Уинстоном.

Она взяла Уинстона под руку, и они пошли, оставив Брюса Пэтмена сидеть в машине с открытым от изумления ртом.

– Послушай, мне очень неловко, – сказал Уинстон, когда они немного отошли и Брюс уже не мог их слышать. – Но я так разозлился! Если ты не хочешь, я не буду настаивать...

– Минуточку! Как тебя прикажешь понимать, Уин? Ты что, уже бросаешь меня?

– Что-что?

– Ты меня пригласил или нет?

– Ну, я... это... Лиз, а что мне еще оставалось делать?!

– Заедешь за мной в половине восьмого, идет?

Уинстон Эгберт уставился на красивую, умную, веселую Элизабет Уэйкфилд, и у него голова пошла кругом.

– Заеду! – ответил он ошарашенно, потом повернулся и бросился бежать как сумасшедший, размахивая руками и вопя как полоумный.

Впервые за много дней Элизабет засмеялась от всего сердца. На балу с Уинстоном будет весело, это уж точно. Когда он рядом, невозможно удержаться от смеха. И Элизабет пошла домой.

Настроение у нее поднялось, она бодро вышагивала, даже принялась что-то насвистывать. И только когда свернула на свою тихую улицу, шаги ее стали неуверенными, ей подумалось, может, и насвистывает она не от счастья, а по какой-то другой причине. Может, так она не слышит собственных грустных мыслей?

11

Едва волоча ноги, Элизабет вошла в кухню. Достала из холодильника пакет молока, налила стакан, выпила. В голове, как заклинание, крутилось: "Я рада за Джес... Я рада за Джес... Но сама я так несчастна, что хочу умереть".

Хлопнула входная дверь, и Элизабет услышала голос Джессики:

– Лиззи! Лиззи! О, Лиззи, ты не поверишь!

Джессика влетела в кухню – всем, кому бы посчастливилось увидеть в это мгновение красивую восторженную блондинку шестнадцати лет, сразу вспомнилось бы и Четвертое июля*, и рождественское утро, и весенний карнавал.

*День независимости США.

– Я рассказала ему, Лиз, я все ему рассказала. Рассказала, что это я ходила с Риком Эндовером в бар "Келли", а он все равно пригласил меня на бал!

– Рассказала ему, Джес? Значит, он теперь знает, что это не я?

– Я рассказала ему, и он меня простил. Он, наверное, самый великолепный парень во всех штатах!

Элизабет показалось, что в этот миг в ней что-то умерло. Если Тодд знает, что Джессика была у "Келли", и, несмотря на это, пригласил ее на бал, то никаких сомнений ни в чем больше нет. Никаких. Она пойдет на бал с Уинстоном, повеселится вволю, потом займется своей газетой и забудет Тодда. "Но разве можно так взять и забыть?" – спросила она сама себя.

– Просто замечательно, Джес. Я так за тебя рада. Говорят, Тодд прекрасно танцует.

– У него все прекрасно получается, я уверена! – Счастье так и переполняло Джессику. – Где мама? Мне не терпится ей все рассказать.

– Она придет поздно. Кажется, какая-то важная встреча.

– Опять? – возмутилась Джессика. – Третий день подряд! А я-то всегда думала, что мамы должны бывать иногда дома и готовить детям еду.

Для Элизабет всегда оставалось загадкой, как это Джессика умудряется в мгновение ока упасть с седьмого неба в пучину отчаяния. На сей раз только потому, что самой придется приготовить себе поесть.

– Джес, мама же предупредила сегодня утром, что задержится, – мягко произнесла Элизабет, стараясь не показать, как ей тяжело, и не раздражаться по пустякам.

– Но это же нечестно! – Джессика металась по кухне. – Она мне все настроение испортила, раз и навсегда.

Элизабет смотрела на сестру и диву давалась: рехнулась она, что ли? Как может испортиться настроение, если знаешь, что пойдешь на бал с Тоддом Уилкинзом?! Будь она на месте Джессики, она бы сейчас на седьмое небо взмыла срочно понадобились бы права на вождение самолета. Вот Тодд кладет ей руки на плечи, вот они вдвоем танцуют под чудесную медленную музыку... Колени у нее задрожали, и, чтобы не упасть, она ухватилась обеими руками за край стола. И вот вечер закончился – они одни, совсем одни... он ее обнимает... и его губы...

– Лиз! Ты совсем не слушаешь! – набросилась на сестру Джессика.

– Что? – спросила Элизабет, опомнившись.

– Ужас! Родная сестра у меня на глазах превращается в круглую идиотку. Я хочу все-таки знать, когда придет мама. Если она вообще придет. Она теперь фактически совсем не бывает дома. Конечно, если тебе некогда со мной разговаривать, Лиз, так и скажи! – Джессика распалялась все сильнее.

Элизабет повернулась к сестре. Одного взгляда на ее несчастное личико было достаточно.

– Извини, Джессика, – сказала она, потрепав ее по плечу. – У меня сегодня был не слишком-то удачный день. Тебе есть отчего радоваться, и я порадуюсь вместе с тобой. -"В конце концов, – подумала она с горечью, – должен же хоть кто-то в этой семье быть счастлив".

– Лиз, постой! Ты опять как будто куда-то уходишь!

– Я слушаю. Честное слово, слушаю. А зачем тебе знать, когда придет мама?

– Я хочу рассказать ей, какой был сегодня волшебный день. И еще я хочу ее уговорить купить мне потрясающее – ох, Лиззи, ты бы посмотрела! – ну просто потрясающее платье, которое я видела в универмаге. – Лицо Джессики снова стало ясным, как летнее утро.

– Ну расскажи, какое оно, – предложила Элизабет и вздохнула. – Рассказывай и накрывай на стол. А я пока поищу в холодильнике, что бы сунуть в микроволновую печь.

– Ну, оно голубое. Такое, знаешь, с отливом...

– Не забывай про стол, Джес.

Джессика с минуту сверлила взглядом спину сестры, но поняла, что придется накрывать на стол, если она хочет заполучить слушателя.

– Я уже сказала, что оно голубое и с отливом?

Элизабет кивнула.

– Низ отделан руликом, а сверху – ты только послушай, Лиз, – тонюсенькие лямочки и вырез такой глубокий, что Тодд обалдеет.

– По-моему, сногсшибательно, Джес. И, как мужчина, смею заверить, мне уже сейчас жаль этого беднягу.

Обе девушки удивленно оглянулись. В дверях стоял Стивен.

– Стив! – воскликнули обе сестры в один голос.

– Умираю с голоду. На третьего хватит? – спросил он, указав на пакет, который Элизабет достала из морозилки и собиралась открыть.

– Ну конечно, – ответила она. – Нас и будет всего трое. Но я думала... хотела спросить: ты разве никуда сегодня не идешь?

– Нет, – отрезал он.

Сестры обменялись обеспокоенными взглядами.

– Наверное, даже хорошо, что мамы с папой нет дома, – мрачно проговорил он. – Я вовсе не горю желанием опять подвергнуться допросу с пристрастием, как в прошлый раз.

– Они вовсе не хотят допекать тебя, Стив, просто они волнуются...

– О Господи, и ты, Лиз, туда же. Ну почему в этом доме все вечно лезут в чужие дела?

– Нет, такую семейку только поискать! – взорвалась Джессика. – Зудят, зудят, зудят! – И она затопала ногами. Брат и сестра вытаращили на нее глаза. Она вихрем пронеслась по кухне и внезапно остановилась перед Элизабет, ткнув в нее пальцем.

– Ты ведешь себя, – крикнула она, – как кандидат в психушку! Только и делаешь, что куксишься. А ты, – она вдруг обернулась к Стивену, – ну просто мрачнее тучи. А тут еще пришлось сносить унижения перед всей школой, потому что у моего отца, видите ли, роман с этой... с этой женщиной!

Стивен вскинул голову и уставился на Джессику:

– О чем это ты?

– О, Стив, вся школа говорит, весь город! Папа почти все вечера проводит с Марианной Уэст, а мама ведет себя так, словно ее это не касается. Не успеют и оглянуться, как начнется бракоразводный процесс! И что тогда будет с нами?

– Перестань, Джес, – вмешалась Элизабет. – Если Брюс Пэтмен порет чушь, это вовсе не значит, что все так и есть.

– Что – "все так и есть"? – спросил Стивен. – Не могла бы одна из вас просветить меня насчет того, что у вас тут творится?

– Ну, папа действительно часто проводит вечера с мисс Уэст, – сказала Элизабет, стараясь подбирать слова. – Он говорит, что помогает ей вести одно дело.

– Да, он это говорит, – вставила Джессика.

– А вы что, ему не верите?

– Не верим. Нет! – выпалила Джессика.

Элизабет задумалась:

– Я бы хотела верить ему, Стив, но у нас тут все как-то странно последнее время. И я... я просто не знаю.

– А мама что, беспокоится? Расстраивается? – спросил он.

– Нет! И в этом-то все дело! – продолжала возмущаться Джессика. – Как можно быть настолько слепой? Папа – привлекательный мужчина, по крайней мере для своего возраста. И Марианна – ничего себе, смотря, конечно, на чей вкус. Естественно, у них роман. А что еще нам остается думать?

– Ну, для начала можно было бы папе поверить, – сердито заявил Стивен. Он ходил по кухне из угла в угол. – Папа нас никогда не обманывал. Если он говорит, что помогает ей вести дело, значит, так оно и есть.

– Ах, как это похоже на мужчин! – вспылила Джессика. – Вы всегда защищаете друг друга. Ты точно такой же, как папа. Вот уж правду говорят, яблочко от яблоньки... И у обоих плохой вкус, когда дело касается женщин.

Напряжение в комнате возросло до такой степени, что казалось, сейчас произойдет взрыв. Джессика и Стивен сидели, сердито уставившись друг на друга.

– У тебя есть ровно пять секунд, чтобы объяснить свои слова, Джессика, сказал Стивен тихим ровным голосом. Было ясно, что он еле сдерживается.

Джессика ляпнула эти слова, не подумав, как часто с ней случалось, и теперь она сама испугалась последствий. Никогда еще Стивен не был так разозлен. Надо что-то придумать, и побыстрее.

– Стив, я хотела сказать... Я хотела сказать, что я вовсе не хотела сказать... Ну как ты можешь смотреть на меня, будто ты меня ненавидишь? У меня сегодня такой счастливый день, а ты все портишь! – Джессика уткнулась носом в стол и начала беспомощно всхлипывать.

– Ах ты, маленькая эгоистка! Ты вечно думаешь только о себе! – Стивен по-прежнему не отводил от Джессики глаз.