Текст книги "Новеллы: Ветеран войны. Дрова. Друг не подведет"
Автор книги: Фрэнк Харди
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Annotation
Харди, Фрэнк, родился в 1917 г. Популярный в стране писатель и общественный деятель. Работал на заводе, был сборщиком фруктов, моряком. Основной темой творчества Харди является борьба рабочего класса в наши дни. Его перу принадлежит известный роман «Власть без славы», переведенный на многие языки, в том числе и на русский, очерковая книга «Путешествие в будущее» – о поездке в СССР, сборник рассказов «Человек из Клинкапеллы» и цикл рассказов «О далекой стране».
Из сборника «40 австралийских новелл» Издательство иностранной литературы, М.: 1957.
Ветеран войны[1]
Дрова
Друг не подведет
notes
1
2
3
4
5
6
7
Ветеран войны[1]
Объявление на фабричной ограде гласило: «Работы нет». Возле объявления стоял высокий плохо одетый человек. Его потертое, некогда черное пальто с годами приняло грязнозеленый оттенок. Пуговиц на пальто не было. Человек придерживал полу одной рукой; другую руку он засунул в карман.
Из-под пальто виднелась рубашка без воротничка и обтрепанные, грязные серые брюки. Дешевые почти новые сандалии совсем не соответствовали его костюму. Человек давно не брился, да и помыться ему не мешало бы.
Наконец он повернулся и, понурив голову, медленно пошел дальше. Было ясно, что такие объявления он видел не раз и давно привык и к ним и к поискам работы.
«…Зря все это, – думал он. – Говорил же я Мэри: продолжать поиски бессмысленно. Точка. Придется подыхать на пособии… А все-таки она права – работу я должен найти во что бы то ни стало. Расплатиться с долгами – особенно за квартиру, – купить какой-нибудь хорошей еды, одежду… выкупить швейную машину. Все это понятно. Но главного она еще не понимает. Я скатываюсь все ниже и ниже. Нет сил ни для борьбы, ни для чего… Даже бриться не хочется… Я должен найти работу. Иначе конченый я человек».
Незнакомец продолжал бесцельно идти вперед мимо фабрик, у ворот которых давно уже висели объявления, преграждавшие путь потоку безработных.
Человек шел до тех пор, пока не увидел фабричные ворота без объявления. Он вошел во двор, разыскал контору и нерешительно остановился перед окошечком с надписью: «За справками обращаться сюда. Звоните».
Человек потянулся было к звонку, но сразу же отдернул руку и спрятал ее за спину, как будто испугался, что его ударит током. Потом он снова протянул руку и резко позвонил.
Окошко открыла хорошенькая молодая женщина. Она взглянула на незнакомца и сухо спросила:
– Что угодно?
В бесконечных поисках работы ему тысячи раз приходилось отвечать на подобные вопросы, но теперь он почувствовал вдруг, что язык не повинуется ему. Наконец он выпалил:
– Место. Работу. Любую.
Женщина жеманно поджала губы.
– У нас нет вакансий, – ответила она.
Человек помедлил немного, словно собирался сказать что-то еще. Быть может, он хотел вызвать управляющего. Но потом, видно, передумал и медленно повернувшись, пошел прочь.
На улице он остановился, как будто не решил еще, в каком направлении идти дальше, потом пересек мостовую и пошел по противоположной стороне непривычно большими шагами. Он шел долго мимо заводских оград с знакомыми строгими надписями, наконец дошел еще до одной фабрики.
Автомобильный завод! Родная профессия. И объявления на воротах нет. Человек быстро вошел внутрь. Знакомый гул и грохот машин, как музыка, зазвучали в его ушах. Он увидел паренька, который обтачивал на токарном станке поршень. Человек остановился. У него зачесались руки. Токарные станки! И никакого объявления о том, что работы нет! Он расправил плечи, пригладил рукой волосы и быстро направился к конторе, жалея, что не надел воротничка и галстука и не привел себя немного в порядок.
Справочное окошечко открыл добродушный седой мужчина в синем пиджаке.
– Чем могу быть полезен? – спросил он.
– Я ищу работу. По профессии токарь – механик. Хорошие рекомендации. Работал на разных станках.
– Очень сожалею. Сейчас люди не требуются.
– Но на воротах нет объявления. Специалист с хорошими рекомендациями может всегда пригодиться.
Седоволосый мужчина помедлил с ответом; казалось, ему было трудно отказать этому человеку. Он внимательно оглядел потрепанную одежду незнакомца, и его взгляд остановился на лацкане старого пальто.
– Как правило, мы нанимаем только демобилизованных, – Я демобилизованный.
– Хм… Чем же вы можете доказать это?
Оборванный человек опустил было руку в жилетный карман, но потом раздумал.
– У меня есть доказательство, – сказал он, – но теперь оно ничего не значит.
– В данный момент у нас нет вакансий, – повторил седоволосый мужчина, – но если вы представите доказательства того, что вы демобилизованный солдат австралийской армии, я запишу ваше имя. Возможно, когда-нибудь впоследствии…
– Не беспокойтесь, не беспокойтесь, – сказал оборванный человек. Он повернулся на каблуках и медленно направился к выходу.
С трудом передвигая ноги, человек продолжал свой бесцельный путь. Он шел до тех пор, пока не оказался на широком мосту за пределами города. Человек остановился у перил и долго смотрел вниз, где бурлила черная вода. Потом он оглянулся И окинул взглядом дорогу, которая привела его сюда; вдали виднелись неясные контуры домов, магазинов, фабрик, окутанных пеленой желто-серого дыма.
Человек повернул голову и бросил взгляд на другую сторону: роскошные особняки, окруженные нарядными садами, с тайным злорадством глядели на него с противоположного берега.
Его осенила неожиданная мысль. Прихрамывая, он пересек мост, с трудом взобрался на холм и свернул на широкую асфальтированную улицу, окаймленную с обеих сторон подстриженными газонами и стройными деревцами.
У высокой ограды человек замедлил шаги, одернул пальто и, пригладив рукой волосы, медленно вошел в калитку. Усыпанная гравием дорожка хорошо расчищенного сада вела к большой каменной веранде.
Человек робко подошел к парадной двери и нерешительно нажал звонок. Дверь открыла нарядно одетая дама. Она была немолода и безуспешно пыталась замаскировать свой возраст с помощью пудры, краски и невероятно пышной прически. Увидев оборванного незнакомца, дама слегка растерялась, потом сухо спросила:
– Почему вы звоните у парадной двери?
– Простите, мадам. Я хотел узнать, не нужен ли вам садовник. Подстригать газоны или еще какую-нибудь работу на час – другой…
– У нас есть садовник, – сказала дама. – А в будущем знайте свое место и обращайтесь с черного хода. Нам бродяги не нужны.
Униженный, рабский тон незнакомца исчез. Его глаза засверкали, кулаки сжались. Неожиданно он широко распахнул пальто, трясущимися от гнева пальцами расстегнул пиджак и, вытащив рубашку, обнажил белый живот.
– Видишь это? Видишь этот шрам? – крикнул он. – Пуля вошла сюда и вылетела с другой стороны! Я воевал за таких, как ты, старая ведьма!
Дама отпрянула назад, в ее глазах застыл ужас, она поднесла руку ко рту и пронзительно закричала.
Человек повернулся, одернул рубашку и, шатаясь, точно безумный, выбежал за ограду. Здесь он остановился и, задыхаясь от быстрого бега, боязливо огляделся вокруг. Он заправил рубашку в брюки и, тяжело припадая то на одну, то на другую ногу, потащился к городу. Теперь он шел, еще больше ссутулившись, и его хромота еще резче бросалась в глаза.
Сандалии жали, пальцы стерлись до крови, на пятках появились волдыри. Опустив голову и наталкиваясь на прохожих, он проходил квартал за кварталом, пока не очутился в предместье у городского парка. До него донеслись оживленные голоса. Неподалеку на газоне расположились трое оборванцев. Один из них тянул прямо из бутылки.
– Хэлло, Коллинз! – окликнул пьяница вновь подошедшего. – Не хочешь ли?
Человек посмотрел на протянутую бутылку, помедлил немного, потом пересек газон и подошел к оборванцам.
– Привет, Сэм! – сказал он, – Если разрешишь, я отхлебну немножко.
Он взял бутылку, вытер горлышко и сделал несколько глотков. Дрожь прошла по его усталому телу.
– Спасибо, – сказал он, возвращая бутылку.
У оборванцев были прыщавые лица и тусклые глаза алкоголиков. Один из них хриплым голосом начал рассказывать какую-то нелепую историю. Собутыльники хохотали до слез.
«Сэм и эти двое нашли выход, – подумал Коллинз. – Пьют, заливают горе вином. Что толку беспокоиться и искать работу? Сэм отказался от этой мысли»
– …И вот, пока мы отсыпались, – продолжал рассказчик, – один из садовников привязал мои ноги к ногам Джека. Понимаете? Когда мы проснулись, я встал и попробовал уйти, но тут же грохнулся на землю; потом встал Джек и тоже грохнулся. Садовники следили за нами из-за кустов. Вот это была потеха, так потеха! Ну и ржал же я – подохнуть можно!
«Подохнуть можно!» – вот что он сказал. Расстроенный рассудок Коллинза уцепился за эти слова.
«Подохнуть можно!» – Коллинз повернулся и пошел прочь.
– Спасибо за выпивку, дружище! – визгливо крикнул ему вслед один из оборванцев. Но Коллинз не слышал ничего.
Прихрамывая, он шел вперед и думал: «Пропадает человек. Подохнуть можно…» Слова пьяницы не выходили у него из головы.
Когда Коллинз дошел до города, черные тучи неожиданно заволокли небо и полил дождь. Коллинз поплотнее запахнул пальто и засунул руки в карманы. Вскоре вода просочилась в сандалии, стертые пальцы разболелись еще сильнее. С трудом передвигая ноги, человек продолжал блуждать под проливным дождем. Дешевое вино бродило в пустом желудке и вызывало тошноту.
«Что толку? – думал он. – Сколько все это может продолжаться? За три года всего лишь несколько полных рабочих дней. Недельное пособие – похлебка и десять шиллингов. Ни еды, ни одежды. Только счет за квартиру или „убирайтесь вон!“ И долги, сплошные долги… Свет выключен, швейная машина заложена, Мэри высохла, как скелет, дети разуты, дрова на исходе… Подохнуть можно!»
Ночь наступила неожиданно. Тускло замерцали огни. Рассекая дождь, навстречу холодному ветру со свистом пролетали автомобили. А человек все шел и шел, ему было все равно, куда он идет.
На углу какого-то переулка он остановился и устало прислонился к стене.
«Лучше вернуться домой и выпить чаю», – подумал он.
Откуда-то донесся запах пищи. Неподалеку был ресторан.
«Я согласился бы сейчас на любую работу, – подумал Коллинз. – Приступил бы немедленно. Пусть в ночную смену. Все, что угодно». Он громко рассмеялся. Из глубины переулка ему ответило эхо. Тошнота прошла. Ее сменило чувство голода. Человек ничего не ел с самого утра, да и утром он съел только поджаренный ломтик хлеба и запил его чашкой чая.
Черный ход ресторана. Говорят, здесь можно кое – чем поживиться. Послышались голоса, и Коллинз увидел бродяг, толпившихся возле двух больших урн.
Дверь распахнулась, луч света разорвал темноту и осветил этих оборванцев, еще более страшных, чем Коллинз. В дверях появился официант в белой куртке с корзиной в руках. Не обращая никакого внимания на бродяг, он вывалил содержимое корзинки в одну из урн. Капустные листья, огрызки мяса, свиные хрящи, косточки от компота – все это превратилось в отвратительное месиво.
Отталкивая друг друга от урны, люди стали с жадностью выхватывать оттуда объедки… В своем голодном неистовстве они едва не опрокинули урну. Коллинз чуть было не присоединился к ним. Но внезапно смысл происходящего дошел до его сознания: «Нет! Только не это! Как голодная собака! Никогда!»
Он выбежал из переулка. Холодный, пронизанный дождем мрак снова окружил его. Он шел до тех пор, пока ноги не привели его на широкий мост.
Коллинз остановился у перил и задумался. Затем он решил перейти на другую сторону моста. Когда он дошел до середины, раздался оглушительный окрик.
Резко затормозив, грузовик свернул в сторону, чудом не задев его. Коллинз не заметил этого. Машина остановилась. Из кабины показалась голова шофера.
– Ты что? Жить надоело? – закричал он.
Оборванный человек не слышал ничего. Он подошел к перилам и посмотрел вниз, вглядываясь туда, откуда доносился шум воды, бьющейся о громадные каменные выступы.
Человек долго смотрел в черную пропасть реки, потом пошарил в жилетном кармане, достал маленький кошелек, вынул оттуда какой-то предмет и бросил его в реку.
В тусклом свете фонаря блеснул небольшой бронзовый крестик с орденской ленточкой…
Через мгновение послышался всплеск воды. Человек постоял, не двигаясь, еще несколько минут, потом вздохнул, отвернулся и медленно пошел прочь.
Дождь усилился. Тяжело припадая то на одну, то на другую больную ногу, человек медленно тащился по городу. Теперь он шел по направлению к рабочим кварталам. Под ногами хлопала грязь. Человек промок насквозь и дрожал от холода. Еще одна темная улица. Освещенный вход привлек его внимание. Коллинз остановился и заглянул внутрь. Здесь помещался какой-то клуб. В освещенном вестибюле возле дверей висел плакат: «Сегодня вечером собрание. Общество сторонников мира». Коллинз подошел ближе и перечитал объявление еще раз: «…Общество сторонников мира…»
Щурясь от света, он нерешительно вошел в помещение. На трибуне, обращаясь к присутствующим, собравшимся в полупустом зале, стоял оратор.
Коллинз сел сбоку на первый попавшийся стул.
Слова говорящего смутно доходили до его сознания:
– …Угроза войны. Новая мировая война явится страшным бедствием…
Коллинз прислушался. Теперь, наклонившись вперед, он начал сосредоточенно слушать оратора.
Недоуменно нахмурив брови, он размышлял над каждым словом.
– Мы должны рассказать народу об ужасах войны, – говорил оратор. – Мы должны рассказать людям о судьбах ветеранов, которые оказались теперь выброшенными за борт. Наша организация будет повсюду проводить митинги и рассказывать людям правду.
Оратор сошел с трибуны. Поднялся председатель. Неожиданно Коллинз вскочил со своего места и крикнул:
– Послушайте, мистер!
Председатель с удивлением посмотрел на него. Присутствующие обернулись. Коллинз стоял, крепко уцепившись за спинку переднего стула.
– Слушаю вас, – сказал председатель, недоуменно глядя на незнакомого человека.
– Послушайте, мистер, – повторил Коллинз. – Расскажите людям о том, как человек был награжден крестом Виктории и как он выбросил этот крест в реку.
Люди смотрели на Коллинза с недоверием.
– Это правда. Уверяю вас. Меня наградили крестом Виктории. Я могу это доказать.
Человек вытащил из кармана маленький кошелек и высоко поднял его.
– Вы видите эту вещь? Это кошелек, в котором я в течение всех этих лет хранил свою награду. Я был награжден крестом Виктории к сегодня выбросил его в реку. Я сделал это потому, что для героев войны нет работы. Вот уж три года, как я не могу найти никакой работы. – Голос Коллинза сорвался. – Скажите людям, – задыхаясь, снова крикнул он, – что человека наградили крестом Виктории! И что он выбросил этот крест!
Рыдание вырвалось у него из груди.
Ничего не видя перед собой, Коллинз вышел из зала в холодную дождливую ночь. Он высоко поднял голову, распрямил плечи и быстро пошел вперед, широко размахивая руками. Казалось, человек забыл о холоде, о своих мокрых, стертых ногах и о страшной пустоте в желудке.
Перевод Ф. Лурье
Дрова
Шестеро безработных отрабатывали свое пособие. По очереди не спеша они набирали полные лопаты гравия и тщательно разравнивали его по дороге. Одни работали в фуфайках, другие в старых жилетах. Было холодно, несмотря на все старания солнца прогнать мороз из долины. Две пустые подводы стояли у обочины дороги. Лошади щипали заиндевевшую траву.
– Вы уж кончайте с этим до обеда. Скоро двенадцать, – сказал Мерфи, десятник из городского управления, присматривавший за работой.
Здоровенный, плотно скроенный детина, самый рослый из шестерых, кинул лопату в одну из подвод.
– Не знаю, как другие, а Дарки до обеда лопаты не возьмет, – сказал он, проводя мозолистой рукой по копне взлохмаченных черных волос. – Вот платили бы нам десятку в неделю, а то пособие – горе одно…
Из поношенного пиджака, висевшего на столбе у изгороди, он достал завернутый в газету завтрак, бутылку с холодным чаем и удобно растянулся на мешке из-под соломы. Его огромному телу словно было тесно в красной с черным футболке и в заплатанных парусиновых брюках.
– Как хочешь, Дарки, – сказал примирительно Мерфи, – сам знаешь, с меня тоже спрашивают…
– А тебе и платят хорошо, Спад. Ступай-ка, пообедай, а мы потом закончим.
– Мистер Тай и так уж на стену лезет: слишком медленно вы работаете, ребята, вот что! – Мерфи отвел велосипед от изгороди и перекинул ногу через седло. – Поработайте еще немного до обеда.
Мерфи был пожилой человек, казалось, что его сутулая спина для велосипеда и приспособлена. Он уже отъезжал, медленно нажимая на педали, когда Дарки крикнул ему вслед:'
– Скажи Таю, пусть сам придет, помахает лопатой, если у него такая спешка.
Остальные работали до тех пор, пока Мерфи не скрылся за вязами у самого городка, раскинувшегося по другую сторону долины. Городок выглядел мрачно, словно и его придавил кризис, принесший столько горя его жителям.
– Посмотрел бы я на Тая, как бы он здесь гравий раскидывал! – сказал Дарки, когда его товарищи уселись рядом и принялись за еду. – Бьюсь об заклад, мы бы его заставили попотеть.
Все засмеялись, а Дарки, опершись на локоть, продолжал:
– Встретил я его на днях возле лавки; он меня спрашивает: «Как живешь, Дарки?» А я ему: «От ваших вопросов лучше не заживу!» Потом еще говорю: «Послушайте, – говорю, – если я не ошибаюсь, у нас в городе только два мерзавца». «Кто такие?» – спрашивает он. А я ему: «Тай – городской секретарь и Тай – городской инженер». Видать, не понравилось ему!
– А ты что думаешь, может человеку понравиться, когда его обзовут мерзавцем? – утирая нос тыльной стороной ладони, проговорил Коннорс, по прозвищу Гундосьй.
– Тая защищаешь, да? – зло огрызнулся Дарки.
– Вовсе не защищаю. Просто я сказал, что не может человеку понравиться, ког&а его обзывают мерзавцем.
Дарки глотнул чаю, лег навзничь и с жадностью принялся за кусок хлеба, намазанного джемом.
– Знаешь, – заговорил он, глядя в небо, – если рабочий человек голосует за националистов[2], выходит, он ничем не лучше скеба. А?
– Никогда я за националистов не голосовал. – Гундосый явно нервничал.
– А я и не говорю, что ты голосовал, – взглянул на него Дарки. – Я только сказал: если рабочий голосует за националистов, значит, он сволочь и скеб. Вот и все.
Наступила неловкая тишина. Все молча жевали, пока Эрни Лайл, молодой парень, недавно ставший отцом, не переменил тему разговора?
– Ну и холодно же было сегодня ночью, черт побери! Я прямо закоченел.
– Восьмые сутки как мороз держится, – вставил один из возчиков с подводы, – а в доме ни полена. Топлива, что выдают, хватает дня на три, не больше. Мы стали было жечь забор, да хозяин пригрозил выкинуть нас из квартиры, если мы не поставим новый.
– А мы с Лиз как поужинаем, так сразу и спать, – сказал Гундосый. – Бережем дрова на стряпню. Да и те уж на исходе.
– Я сегодня ночью к реке ходил, думал – хоть сучьев наберу, но все там вымокло после паводка, – сказал еще кто-то.
– Да, дров надо достать. Где хочешь, а достать надо. Иначе замерзнем! – взволнованно заговорил Эрни. – У моего маленького ужасный кашель. Домишко наш совсем развалился, а тут еще топить нечем – того и гляди малыш схватит воспаление легких.
Возчик Андерсон, самый пожилой из всех, поднялся, разминая ноги.
– Собачья жизнь! Мы вот топим половицами из уборной, – пожаловался он.
Дарки вскочил и со злостью швырнул в траву корку хлеба:
– А мне вас и не жалко. Я ведь тоже едва свожу концы с концами. Но уж чего – чего, а дров у меня – завались! Полный сарай!..
– За последнее время со складов порядком дров утекло, – протянул Гундосый, с усмешкой глядя на Дарки. – Наверно, и тебе, перепало?
– А я тебе не стану докладывать, где я их взял. Хотя бы и со склада! Захотел бы там взять, так знал бы, у кого надо брать. У тех бы не убыло. А вы, ребята, только злите меня. Скулите, что топить нечем, а вокруг вон сколько леса! Глазом не охватишь! Сложились бы, наняли на ночь грузовик да нарубили бы, сколько надо.
– Но это же воровство, – сказал Гундосый, – а новый фараон шутить не любит. Разве ты не знаешь, что сделали с Гарри Джексоном, когда его поймали? Я в тюрьме сидеть не хочу!
– Думаешь, в тюрьме тебе будет хуже, а? По мне – так уж лучше рискнуть, чем морозить детей.
– Дарки прав, – сказал Эрни Лайл. – Может, и нам рискнуть?
– Нет, неправ, – возразил Гундосый. – Никогда в жизни я не воровал и теперь не стану. Я так думаю: лучше бы нам поговорить с Колсоном, – добавил он.
Колсон был членом парламента от местной организации националистической партии.
– А что толку говорить с Колсоном? Помог он когда-нибудь нашему брату рабочему?! Я скорей подохну от холода, чем стану его просить, – ответил Дарки, поднимаясь. – В прошлые выборы он предлагал мне выпить с ним. Стою я возле избирательного участка и раздаю лейбористские листовки. А он проголосовал сам за себя и выходит из будки. «Пошли, – говорит, – выпьем, Дарки». – «Стану я пить с тобой, как же!» – говорю я. А он прицепился: «Брось, Дарки, пойдем! Что до меня, я не хочу с тобой ссориться». – «Ну, а что до меня, – отвечаю я, – то как раз наоборот!» – Дарки сплюнул на траву, словно хотел выплюнуть самое имя Колсона. – Просить у Колсона?! К чертовой матери!
Он достал жестянку с табаком из кармана брюк и со злостью стал крутить папиросу.
– Если у вас недостает смелости взять вязанку дров, мое дело сторона! У меня-то их хватает.
– Пожалуй, стоит подумать, – сказал Эрни Лайл. – Надо же чем-нибудь топить! Риск большой, но топить-то надо!
– Не хочу я в это ввязываться! – отвернулся Гундосый.
– Мне дрова нужны, – сказал Андерсон, тот, что топил половицами из уборной. – Но это дело опасное, так мне кажется, Дарки…
– А мне тесть обещал дать немного, – соврал третий.
– Вот трусы проклятые! – выругался Дарки. – Но я скажу вам, что я сделаю. Я попрошу грузовик у Берта Спарго и, если кто-нибудь из вас поедет со мной, привезу дров. У меня-то дров полно, но я возьму половину на продажу. А другую половину можете делить между собой.
Рабочие с надеждой посмотрели друг на друга, потом все, за исключением Гундосого, повернулись к Эрни Лайлу. Эрни помялся и нерешительно сказал:
– Что ж, Дарки, я помогу тебе. Пожалуй, помогу.
– Я это не для вас делаю, ребята. Я о себе забочусь, – и Дарки ударил себя кулаком в грудь. – Получу малость деньжонок за свою половину, понятно? А вы, ребята, держите язык за зубами. Сегодня вечером переговорю со Спарго насчет грузовика, а завтра ночью мы с Эрни привезем дров. – Вдруг он снова повернулся к Гундосому: – Ну, а ты как? Дровишек хочешь?
– Мне дрова позарез нужны, Дарки, но краденых я не хочу.
– Значит, ты бы эти дрова и в подарок не принял? – Огромными, мозолистыми ручищами Дарки сгреб Гундосого за шиворот и поставил на ноги. – Ну, смотри у меня – молчок! Донесешь – дух из тебя вышибу!
– Н-н-не донесу я, Дарки, – испуганно проговорил Гундосый. – Ты же знаешь – не донесу…
– И не советую, – сказал Дарки, отпуская его. – Не советую!.. Вон уж старый черт Спад едет. Пошли работать! И смотрите – не болтать! Завтра условимся…
* * *
К ночи мороз словно белой простыней накрыл равнину. Эрни Лайл быстро шагал к окраине города, где должен был встретиться с Дарки.
«Только бы Дарки не опоздал», – думал Эрни, глубже засовывая руки в карманы пальто и с опаской оглядываясь. Пар морозным облачком клубился при каждом его вздохе.
Послышались чьи-то шаги, и Эрни поспешно перешел на другую сторону улицы.
«Жена была права, – твердил он себе. – Лучше бы мне остаться дома. Поймают нас…»
Не успел он дойти до условленного места, как подъехал старый грузовик.
– Прыгай сюда, – сказал Дарки, не заглушая мотора. – Пришлось повозиться, пока завел машину. Верно, аккумулятор сел.
На Дарки было поношенное черное пальто и мятая Шляпа, шея обмотана старым красным шарфом.
– Ух, дьявол, и холодно же! – прибавил он, когда Эрни влез в машину.
– Куда ты собираешься ехать? – спросил Эрни.
Дарки резко отпустил педаль сцепления, и старая развалина рванулась вперед.
– На делянку старого Пэдди Ши. Это мили за две от реки. Там уйма хорошего леса.
– Ты что, старого Пэдди не знаешь? Он ведь там же и живет. За холмом. Всего в какой-нибудь миле. Да он нас сгноит в тюрьме, если поймает!
– Пусть сперва поймает. Пусть только сунет нос в наши дела – полетит у меня в речку! – Дарки оглушительно расхохотался над собственной шуткой, но Эрни было не до смеха.
Фальшиво, но с чувством Дарки начал насвистывать «Пташечку – малиновку», а Эрни следил, как баранка прыгала в руках Дарки, когда он старался направить дребезжащий грузовик между выбоинами дороги.
«Конечно, он тоже боится, только не подает вида, – размышлял Эрни. – И какого черта я согласился участвовать в этом деле?! Если нас увидят, обоих посадят…» – Эрни стал думать о жене и ребенке, и кажущаяся беспечность Дарки вдруг взбесила его.
– Перестань ты свистеть, ради бога! – резко сказал он. – Можно подумать, мы на прогулку едем.
– Неужели боишься?
– Да, боюсь. Чертовски боюсь!
– А ты не бойся. Я ведь хитрый. Меня этим остолопам не поймать, – успокоил его Дарки и снова принялся насвистывать.
Когда они уже были почти у цели, грузовик проехал по небольшому мосту через реку. Раздался грохот расшатанных досок. Эрни показалось, что грянул гром, и он словно врос в сиденье. До ближайшего жилья было не меньше мили, но Эрни чудилось, что и у ночи есть глаза и уши.
Они подъехали к делянке; дрожа от страха, Эрни торопливо распахнул ворота.
– Что это там за надпись на дереве, возле самых ворот? – прошептал он, влезая обратно в машину. – Вон там, с твоей стороны?
Дарки вылез из кабины, приподнял расшатавшийся козырек над фарой и направил свет на табличку, висевшую на дереве.
– «Браконьерство строго воспрещается, – прочитал он вполголоса. – Замеченные в хищении леса с этого участка понесут строгое наказание. Именем закона Патрик Ши».
Не говоря ни слова, Дарки достал из кузова топор, поплевал на руки и начал делать зарубку для пилы на том самом дереве, где висела табличка. Это было огромное, сухое, смолистое дерево с толстыми сучьями – лучше топлива не сыщешь! Удары топора рассекли морозный воздух, а Эрни, чуть живой от страха, сидел в грузовике.
Дарки вернулся к машине, бросил на сиденье шляпу, шарф и пальто, потом пошел к кузову и достал оттуда поперечную пилу.
– Пошли! – сказал он Эрни, выключая фары. – Пока не свалим, поработаем в темноте.
– Дарки! Лучше поедем домой, право. Сцапают нас! Как пить дать, сцапают!
– Давай, давай! Никто нас не сцапает, если быстро управимся. И, ради бога, перестань трястись – смотреть на тебя тошно!
Эрни нехотя сбросил пальто. Освоившись в темноте, они начали пилить. «В тюрьму, в тюрьму», – казалось, твердила Эрни пила. Он дрожал от страха и пилил плохо.
– Хочешь верхом на пиле прокатиться? Валяй! Только ноги держи повыше! – сострил Дарки и громко захохотал.
Эрни промолчал. Они снова принялись пилить.
«Нас услышат на ферме, – думал Эрни, – и старый Пэдди побежит и приведет полицию. Уж слишком Дарки храбрится, вот что плохо! А жена была права: зря я впутался в это дело. Во всяком случае, теперь надо поторапливаться». Он налег на пилу, стараясь не отставать от Дарки, и вскоре дерево было почти перепилено.
– По-моему, в самый раз, – сказал Дарки. С трудом запустив мотор, он зажег фары и направил свет на дерево.
– Еще разок провести – и готово, – прибавил он, возвращаясь.
Скоро дерево рухнуло на покрытую инеем землю, разорвав тишину ночи.
– Боже мой, – пробормотал Эрни, – наверно, даже в городе слышно!..
За холмом, около фермы Ши, глухо залаяла собака.
– Живо бери второй топор! – прошептал Дарки. – Обрубим сухие ветки, распилим ствол – и скорее на машину… Да брось ты трястись!..
– Не беспокойся, Дарки, я не буду… Просто я хочу домой. Вот помяни мое слово – нас схватят!
– Не поймешь, от чего ты дрожишь: от страха или от холода. Накличешь беду – сам будешь виноват. Перестань скулить!
Около часа они работали, не отрываясь. Злость и отчаяние подстегивали Эрни, и он не отставал от Дарки. Наконец тот выпрямился и отер ладонью лоб.
– Из этой вывески выйдет неплохая растопка, – сказал он, отдирая от распиленного ствола грозное предупреждение и швыряя дощечку в грузовик. Но Эрни даже не отозвался.
Несмотря на мороз, обоим было жарко. Еще час – и машину нагрузили выше бортов. Дарки затянул дрова толстой веревкой. Эрни облегченно вздохнул – можно было ехать назад.
Дарки принялся заводить машину, но, как он ни бился, мотор молчал. Дарки бегал взад и вперед, проверял, есть ли искра, подсасывал, ругаясь и богохульствуя. Ворча, он крутил заводную рукоятку, чертыхался, потом снова крутил ее, но все безрезультатно. Вне себя от страха, Эрни вглядывался в ночную темень.
– Мотор застыл, как дождевой червь. Аккумулятор сел… – буркнул Дарки. – Придется повернуть машину и толкать ее вниз с холма.
Они принялись толкать. Дарки управлял одной рукой. Когда грузовик двинулся, Дарки прыгнул в кабину и включил передачу. Болтаясь из стороны в сторону, громыхая по корням и пням, старая колымага покатилась между деревьями, пока мотор не заработал. Вначале он с неохотой заворчал, потом оглушительно взревел. Дарки круто развернул машину и выехал за ворота.
* * *
Протирая время от времени запотевшее смотровое стекло, они въехали на окраину темного, затихшего городка. Вдруг Дарки неудержимо расхохотался хриплым смехом.
– Над чем ты смеешься, черт побери? – спросил Эрни.
– Хотелось бы мне поглядеть на рожу старого Пэдди, когда он утром увидит, что осталось от того дерева, – ответил Дарки и, перестав смеяться, добавил: —Отвезем сначала этому верзиле Андерсону. И запомни: половина дров мне на продажу! Я пилил их не для того, чтобы погреться.
Дарки свернул в пустынную уличку и остановил грузовик у дома Андерсонов.
– Как бы нас не увидели, – прошептал Эрни.
– Никто не увидит, не волнуйся, – сказал Дарки. – В городишке ложатся спать вместе с курами. А сейчас больше двух часов…
Дарки только выключил фары, мотор продолжал работать. Они перебросили через ограду несколько чурбаков, осторожно вытаскивая их закоченевшими руками. Вдруг в окне сбоку вспыхнул свет и из-за занавески выглянуло чье-то лицо. Через мгновение свет погас.
– Довольно! – шепнул Эрни. – Ты же знаешь, нас ведь пятеро на эти дрова.
– Еще парочку на прощанье, – ответил Дарки, перекидывая во двор Андерсона два больших чурбака. – Теперь старику не надо будет жечь свою уборную.
Никем не замеченные, они доставили дрова еще в три дома, и везде Дарки подбрасывал «еще парочку на прощанье».
Он по – прежнему казался беззаботным, а у Эрни росло страстное желание поскорее все кончить. Вдруг Эрни заметил, что по темной улице кто-то идет.
