Текст книги "Гладиаторы по закону"

Автор книги: Фредерик Пол

Соавторы: Сирил Майкл Корнблат
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

12

Мандин перепробовал все. Нормы Лавин не было нигде, след ее потерялся.

Сначала, разумеется, Мандин обратился в полицию и когда сказал, что Норма Лавин проживает в Белли-Рэйв, полицейские едва не рассмеялись ему прямо в лицо.

– Послушайте, мистер, – любезно пояснил сержант, занимавшийся исчезнувшими людьми. – Одно дело – люди. А «белли-рэйверы» – это совсем другое. Разве они числятся в списках налогоплательщиков? У них нет такой привилегии. Мы можем разыскать пропавших без вести лиц, безусловно. Но эта девушка «лицом» как таковым не является. Она – «белли-рэйвер». – Сержант философски пожал плечами. – Может быть, ей просто взбрело в голову рвануть оттуда. Может быть, она подвернула ногу и свалилась в канаву или канализационный люк. Все возможно.

И все же, на всякий случай, сержант любезно записал фамилию Чарльза Мандина.

Мандин, тоже на всякий случай, приобрел пистолет и начал на свой страх и риск наводить справки в Белли-Рэйв. Множество людей видели Норму и ее древний кадиллак в день исчезновения. Но не после.

В течении целой недели Макдин регулярно приезжал в дом Лавинов, нагрузившись различными продуктами. Он обнаружил, что Райан выкачивает из него наличные для наркотиков.

Без сестры Дон Лавин погрузился в некое подобие кататонии. Райан, иногда хладнокровный и самоуверенный (наполнив свой желудок опиумом), иногда сотрясаемый рыданиями, умолял Мандина сделать хоть что-нибудь. Они вызвали врача.

Врач нанес один визит, во время которого Дон Лавин, обуянный какой-то вспыхнувшей в нем гордостью, добродушно и остроумно подшучивал над врачом. Бросив негодующий взгляд на Мандина, врач ушел, а Дои снова впал в свою сумеречную печаль.

– Что теперь? – с горечью произнес Мандин.

Райан проглотил последнюю таблетку и сказал Мандину, что теперь.

И Мандин обнаружил, что звонит Вильяму Чоуту IV.

Кабинет бедняги Вилли был чуть меньше взлетного поля. Он молнией пересек его, чтобы заключить в объятия старину Чарльза.

– Я так рад, что ты пришел, – захлебывался он. – Меня сюда посадили после того, как умер старик Стерлинг. Это, понимаешь, был его кабинет. Так что, когда умер, посадили сюда…

– Понятно, – дружелюбно произнес Мандин, – сюда посадили тебя.

– Точно. Чарльз, как насчет того, чтобы пообедать вместе?

– Может быть, Вилли, мне нужна помощь.

Тот с упреком посмотрел на Чарльза.

– Я надеюсь, это не касается моей работы? Дружище, ты не представляешь, какое гнусное место здесь у меня.

Ну что ж, подумал Мандин, руководители фирмы преуспели, вбив одну-единственную мысль в его голову. Две было бы уже чересчур.

– Нет, – сказал он. – Мне нужно узнать, когда и где должно состояться собрание акционеров «ДМЛ-Хауз».

– Не знаю, – блаженно улыбаясь, ответил Вилли. – Ведь об этом должна быть публикация. Ну, хотя бы в газете.

– Да, Вилли. Весь фокус – выяснить, в какой именно газете. До стране их, возможно, около пятидесяти тысяч, а закон просто гласит, что должно быть объявление в одной – и при том не обязательно на английском языке.

Взгляд Вилли стал печальным.

– Я говорю только по-английски, Чарли, – застенчиво признался он.

– Я знаю. Не мог бы ты обратиться в отдел исследований периодики вашей фирмы?

Вилли энергично закивал.

– Разумеется. Все, что угодно. Всегда рад услужить тебе.

Вилли без уверенности в голосе спросил по интеркому, есть ли вообще в фирме отдел исследований периодики. Получив утвердительный ответ, он попросил связать его с этим отделом. Через полчаса, после многочисленных уточнений и запросов, какой-то компьютер прокряхтел, что объявление о собрании акционеров «ДМЛ-Хауз» напечатано в газете калифорнийского городишка Ломпок. И что само собрание назначено на послезавтра в офисе 2003 административного центра города Моррис-таун, штат Лонг-Айленд.

– Вот как! – удивился Вилли. – Похоже, они не слишком хотят, чтобы это собрание посетило много народа.

На следующее утро Мандин ждал, когда прозвенит звонок, возвещающий о начале работы Нью-Йоркской биржи, у двухдолларового билетного окошка.

Он нервно рассматривал скомканный листок с инструкциями Райана. Они были очень точными, за исключением одного.

В них ничего не говорилось о том, как раздобыть две тысячи долларов, чтобы сделать их эффективными. Мандин выругался про себя, пожал плечами и быстро нажал номер 145. Медеплавильная корпорация «Анаконда Коппер». Мандин бросил в щель свой жетон, нажал рычаг и оторвал квитанцию. Возле 19999 других окошечек этого гигантского зала то же самое проделали 19999 других вкладчиков. А на улице десять тысяч опоздавших гудели, как потревоженный улей, дожидаясь своей очереди.

Рынок заработал.

На многогранном табло в центре зала вспыхнули на мгновение и погасли тысячи огоньков. Затем зажглись неподвижные надписи. Начали работать компьютеры, освещавшие состояние дел на бирже.

Мандин навел бинокль на сто сорок пятую строку, но удержать ее в поле зрения было очень трудно – так дрожали его руки.

Прозвенел звонок, и на 145 строке зажглось: плюс три пункта.

Огромный зал задрожал от гула, в котором непристойное трехсловное восклицание Мандина было лишь одной двадцатитысячной частью. Всего двадцать шесть процентов выручки, – простонал он. Ради них не стоило даже спешить к окошку выдачи.

Проходивший мимо маклер с засаленным значком члена биржи на лацкане произнес:

– Эге, приятель, интересуешься металлами.

– Не ваше дело, – огрызнулся Мандин. У него не было времени якшаться с мошенниками, предлагающими залежавшийся товар.

Он повел биноклем по табло, пытаясь разобраться, как начался день на бирже. Услужливый дисплей подсказывал ему, что акции обрабатывающей промышленности в среднем упали на четыре пункта. Металлургия поднялась на три, химия – на семь. Это означало, что одни вкладчики будут воздерживаться от ставок на химию, решив, что из-за повышения акций химических фирм туда потянется большинство. Другая половина будет ставить на химию, так как, по их прикидке, все отшатнутся от нее, посчитав, что все будут ставить на химию из-за повышения акций.

Тридцатисекундный предупредительный звонок!

– Приятель, – не унимался маклер, – следи за металлами!

– Убирайтесь к черту! – хрипло выругался Мандин. Трясущимися пальцами он снова нажал кнопку «Анаконды», купил три квитанции, обругал себя за это и стал ждать.

Когда, наконец, раздался оглушительный стон, он направил бинокль на табло.

145 – плюс пятнадцать пунктов.

– Не забыл того, кто посоветовал? – послышался голос маклера.

Мандин протянул ему доллар. Ему еще понадобится, в конце концов, этот человек.

– Спасибо, дружище, – кивнул маклер. – Ты поступаешь умно. Только гляди, пока что не отступай. Я скажу, когда. Это не безумная истерическая толпа, заполняющая биржу утром в понедельник, которая торопится и быстро остается с пустыми карманами. Сегодня вторник. Смотри сам. Это все мелкие людишки, взявшие отгулы. Они думают, что поступают умно. Я гляжу на них вот уже двадцать лет. Не разбрасывайся.

Чарльз не разбрасывался.

Не иссякал ручеек долларов, которыми он подпитывал маклера – тому либо везло в этот день, либо на него нашло гениальное прозрение. К полудню у Чарльза была пачка квитанций на различные металлы, которые стоили наличными 408 долларов.

– Вот теперь, – хрипло произнес маклер. Он взял у Чарльза бинокль и рассматривал толпу. – Видишь? Некоторые уходят. Другие разворачивают бутерброды. Теперь они уже не такие умные, многие начинают переоценивать себя. Я наблюдаю за ними двадцать лет. Сейчас они начнут делать глупые поступки, потому что проголодались, а голодный не может быть умным. Я это ощущаю, мистер, так как никогда не чувствовал раньше. Продавай, по двадцать сразу. Боже, жаль, что у меня нет смелости предложить все тридцать.

Через две минуты он уже хлопал Чарльза по спине и вопил:

– Мы сделали это, приятель! Мы добились своего. Мы сделали это!

Металлы упали в цене – на 38 пунктов. Чарльз, теперь уже совершенно хладнокровно, дал ему пять долларов. Первый шаг, в соответствии с инструкциями Райана, он сделал – привык к правилам игры на бирже. Теперь, очередь делать крупную ставку.

Мандин вынул пятьсот долларов.

– Назови мне победителя, – сказал он маклеру.

Тот открыл от удивления рот.

– Я должен сорвать куш, – пояснил Мандин. – Я и без того потратил слишком много времени. Видишь ли, я тороплюсь.

– Твердое топливо должно подняться в цене, – заикаясь, пробормотал маклер. – Только, друг, ставь на 250. Одну ставку на твердое топливо, на… – он стал шарить биноклем по табло. – Консервы пока что целый день не движутся. Застой. По вторникам толпа мало ими интересуется, но после падения металлов… – подумав, он неспешно произнес: – Скупай твердое топливо и консервы.

К двум часам дня Чарльз уже имел наличными 2200 долларов, а карманы маклера оттопыривались от мелочи.

– Так вот, – неожиданно произнес Чарльз, – мне нужна одна акция ДМЛ.

Маклер вытаращил на него глаза.

– Старушку 383? Нет, это невозможно!

– Мне нужно!

Маклер покачал головой:

– Дружище, ты ничего не понимаешь. Ты здесь новичок, а я уже двадцать лет. Понимаешь, у них здесь есть один вкладчик. Целый день он только и гоняет 383. Я хорошо с ним знаком. Он вон там, на третьем ярусе, во втором ряду; Так же, как и «Стил Корпорейшн», они делают все, чтобы их акции не продавались.

– Мне нужна одна, – упрямо повторил Мандин.

– Приятель, неужели тебе мало для одного дня? Пойдем отсюда, замочим выигрыш. Я ставлю. Не трогай сильных мира сего, они крепко бьют за это. Попробуй только раздобыть одну акцию ДМЛ – и тут же получишь по зубам. У такой фирмы неограниченные возможности. Понимаешь – неограниченные! Этот парень, который на них работает, каждый раз ставит десять тысяч долларов. Если тебе взбредет его переплюнуть, то ставь десять тысяч, и ты, безусловно, получишь акцию. А что дальше? Он перестанет, может быть, скупать. Подождет немного, может быть. Но рано или поздно он сделает так, что тебя раздавят. Ты выкинешь на ветер свои деньги. Не с твоими возможностями тягаться с ними, парень.

– Каков номинал одной акции ДМЛ? – спокойно спросил Мандин.

– Две тысячи. Но ты не сможешь предъявить какие-либо претензии, разве я не объяснял тебе? Он еще больше набьет цену, и ты будешь в прогаре.

Чарльз принялся убеждать маклера сделать то, что предложил Райан. В течении двух биржевых операций Чарльз умолял его, угрожал и подкупал.

В конце концов, маклер, трясясь и спотыкаясь, направился на третий ярус. Мандин следил за ним в бинокль.

Все шло как по маслу. Мандин видел, как они поздоровались, молчаливо обменялись тычками, затем началась ссора, которая с каждой секундой разгоралась все жарче. Подставной вкладчик ДМЛ был невысоким тучным старичком. Маклер тоже был невелик, но худощав и очень жилист.

Потасовка началась, как только зазвенел тридцатисекундный предупредительный звонок. Мандин оторвал взор от драчунов и впервые за весь день освободившегося окошка вкладчика и, бросив в щель два двухсотпятидесятидолларовых жетона, набрал номер 383.

Одна заявка без предложений, по законам, заложенным в программы компьютеров, обслуживающих нью-йоркское отделение фондовой биржи, не представляет собой сделку. Как и на протяжении всего дня, табло гласило: «383 – без изменений».

Одна заявка. Предложений не было. Это означало быструю выручку – разность между заявкой и номинальной стоимостью. Соседний вкладчик, поглядев на Чарльза с уважением, произнес:

– Ставишь на химию, приятель?

Мандин не обратил на него внимания. Он покинул свой киоск и на эскалаторе направился к окну выдачи, обозначенному табличкой: «Промышленность – 1000 долларов и выше».

– Две тысячи долларов, – скучающе произнес клерк, проверяя квитанции по миниатюрной копии большого табло и, отметив надпись «без изменений», начал отсчитывать сотенные купюры.

– Я претендую на акцию, – произнес Мандин, не разжимая губ.

– О'кей, мистер. – Внезапно клерк спохватился. – Старушка 383? Как вам это удалось, мистер?

– Я претендую на акцию, – упрямо настаивал Чарльз. – По номинальной стоимости две тысячи долларов. Валяйте.

Клерк пожал плечами и набрал на своей клавиатуре заказ. Мгновением позже на пульт выпала акция «ДМЛ-Хауз». Клерк вписал в нее фамилию и адрес Чарльза и зарегистрировал номер.

– Вы передадите сообщение об этом в правление компании немедленно? – поинтересовался адвокат.

– Это делается автоматически. Все сведения тотчас же по каналам связи передаются в их главный компьютер. И все-таки, мистер, как вам это удалось…

Уж слишком он был любезен – и тут Чарльз увидел в его ухе маленький персональный передатчик. Весьма возможно, клерк умышленно задерживал его.

Чарльз опрометью бросился в толпу и через несколько секунд затерялся в ней.

Два кона начатой игры выиграны, подумал Мандин, отправляясь в Белли-Рэйв. Фортуна улыбнулась дважды, и теперь у него на руках была акция «ДМЛ-Хауз». Это давало ему право заседать на ежегодном собрании акционеров фирмы.

Только теперь начнется настоящая игра.

Мандин подозвал такси. Позади него возникла какая-то суматоха, но машина подъехала так быстро, что Мандин успел заметить только мельком: прямо среди белого дня трое рослых мужчин обрабатывали невысокого жилистого человека с засаленным значком на лацкане.

Не трогай сильных мира сего, они крепко бьют за это.

13

– Скоро полдень, – сказал Шеп. – Давайте найдем ресторан.

– Ресторан? – хихикнул Норви Блай, следовавший за Шепом по грязной, усеянной мусором улице. За неделю, благодаря опеке Шепа, он узнал многое о Белли-Рэйв. Но ни разу за это время не видел стеклянных просторных фасадов, увенчанных неоновыми рекламами.

Место, куда привел его Шеп, оказалось привычным для Белли-Рэйв домом. Из гостиной выползла тяжело дышащая старая карга. В очаге горел огонь, а в почерневшем казане булькала вода. И это ресторан?

Шеп вынул из кармана пару пайков. Казалось, у него всегда их было не менее десятка. Правда, получить их не составляло никакого труда. Нужно просто заявить, что у тебя десяток иждивенцев, и уполномоченный бесстрастно выпишет хоть 273 пайка в неделю. Чтобы они стали твоими, их нужно только поднять. Чего-чего, но еды было вдоволь.

И сколько угодно зрелищ!

Шеп ногтем большого пальца раскрыл пакет – пластмассовую коробку размером два на три и на шесть дюймов. То же, но неуклюже, проделал Норвел. Посыпалось содержимое. Один из предметов – неаппетитный на вид брусок, похожий на обернутую в полиэтилен щепку – Шеп швырнул старухе.

Она поймала его и тут же начала грызть, словно была отчаянно голодна.

– Дела идут неважно? – поинтересовался Шеп с некоторым презрением в голосе.

В ответ она только сверкнула глазами. Зачерпнув воды из казана ржавой консервной банкой, она плеснула ее в пластмассовую коробку для пайка. Шеп вскрыл небольшой конверт и высыпал темный порошок в воду.

Кофе! Волшебный запах тотчас же вызвал у Норвела волчий аппетит. Он отдал старухе такой же брусок из своего пайка, получил положенную ему порцию воды, приготовил кофе и жадно обследовал другие предметы из коробки.

Бисквиты. Банка мясного паштета. Кубик прессованных овощей. Конфеты. Сигареты. С таким сочетанием продуктов питания ему еще не приходилось встречаться. Мясной паштет был пересолен и сильно приправлен специями, но неплох на вкус.

Шеп не без удивления следил, как Норвел жадно поглощал пищу. Затем тяжело вздохнул:

– Когда каждый набор пробуешь десять тысяч раз… Нет, лучше не портить вам настроение.

Выйдя наружу, Норвел спросил о занятии старухи.

– Она получает положенные ей пайки и обменивает их на дрова, – пояснил Шеп. – Дровами она топит казан с горячей водой для чая, бульона и чего-то там еще. Воду обменивает на пайки. Она все надеется, что когда-нибудь останется с прибылью. Но такое просто невозможно.

– Почему?

Шеп усмехнулся.

– Не обижайтесь, Блай, но вы здесь человек новый. Почему она занимается таким промыслом? Да потому, что при этом ощущает себя человеком!

– Но ведь…

– Да, да. Она чувствует себя хозяйкой своей судьбы, душа ее спокойна. Очень трудно умереть с голоду в Белли-Рэйв, но в такую неделю, когда дела у нее идут плохо, она близка к этому. Ей кажется, что она Рокфеллер или Хант в миниатюре. Рискует своим капиталом в надежде на барыш. А если потерпит поражение? Но главное в том; что она чем-то занята, а не сидит просто сложа руки и потребляет свой паек. Вам знакомо такое понятие, как ад?

Норвел кивнул. Как и все, он принадлежал к реформистской Рационалистической церкви Изначальных ценностей, но об аде нередко упоминалось в проповедях.

– Так вот, если прав тот, кто сказал, что ад – это бесконечный праздник, то он здесь, перед вами, мистер. Это Белли-Рэйв.

Теперь Норвел понимал, что это неоспоримо, неопровержимо доказано. Старуха готова на что угодно, лишь бы рассеять это ощущение. Старуха без особых талантов, которой не на что надеяться. Любой, кто в состоянии что-нибудь сделать, все, что угодно, будет пытаться предпринимать здесь что-нибудь. Хоть что-нибудь.

Это дало Норвелу ключ к загадке по имени Шеп.

– Значит, у нее ресторан, – понимающе произнес Норвел. – А у вас – ваше ремесло, и…

Гигант обернулся к нему, схватил за лацканы и тряхнул, как котенка.

– Вошь ты мелкая! – прорычал он, трясясь от гнева. – Подонок! Ну, что ты знаешь? Послушай! Если ты еще хоть раз обмолвишься, или намекнешь, или даже подумаешь о том, что я занимаюсь пустяками только для того, чтобы убить время, я разорву тебя на куски! – Он с силой ударил Норвела, и тот согнулся в три погибели от боли.

Неизвестно почему, но Норвел совсем не испугался. Он интуитивно осознал, что своими словами нанес оскорбление этому человеку. Испытанные муки вызвали в этом, в общем-то, добром верзиле такую ярость, – муки непрестанных, безжалостных, ноющих сомнений в самом себе. Когда досуг принудителен, разве можно пусть даже намеком осуждать хотя совершенно пустой, но труд! Нельзя! Нет ничего хуже, когда человек теряет веру в себя.

– Извините меня, Шеп, – проговорил он совершенно искренне. – Я никогда больше не посмею сказать такое, даже думать об этом не буду. И не потому, что вы меня застращали, а… – он на мгновение запнулся. – Раньше я считал себя чем-то вроде артиста. Я понимаю, что выпало на вашу долю.

– Блай, – проворчал Шеп, – вы только сейчас начинаете понимать, что вам выпало. Извините, что я вышел из себя.

– Забудем об этом.

Они двинулись дальше. Через некоторое время Шеп нарушил молчание.

– Вот здесь можно кое-что раздобыть.

Место было самое обыкновенное: заколоченное досками фасадное окно, разрушенная дымовая труба. Однако, двор был обнесен забором, на воротах висел замок. Шеп ударил ногой по створкам, сорвав их с петель.

– Эй, Стирис!

Угрюмый седой мужчина пробирался к ним между штабелями пластиковых листов, труб и разных строительных материалов.

– Привет, Шеп, – коротко буркнул он. – Что тебе нужно?

– Я не взял с собой записную книжку, но и так все помню. Ты забрал себе стройматериалы, которые несколько моих друзей совершенно законно приобрели на черном рынке. Возвращай их. И с процентами!

– Ты думаешь, если у тебя есть покровитель, то можешь себе позволять что угодно? – произнес Стирис скрипучим голосом. – Будь у тебя немного ума, ты был бы со мной заодно.

– Я ни на кого не работаю, Стирис. Я делаю одолжение своим друзьям, они – мне. Пошевели-ка свою бригаду, Титан Индустрии.

Шеп, такой щепетильный, когда дело касалось его репутации, был достаточно бесчувственным к репутации других.

Лицо Стириса исказилось от ярости. Норвел знал, что за этим последует – если только он сам не вмешается.

– Стирис! – завопил он и, воспользовавшись минутным замешательством, вытащил пистолет, с которым велела не расставаться Вирджиния. Стирис медленно и неохотно опустил сжатые в кулаки руки.

Шеп бросил на Норвела одобрительный взгляд.

– Подавай, сюда свою бригаду, Стирис! – скомандовал он.

Тот, не сводя глаз с револьвера в руке Норвела, крикнул:

– Крис! Вилли! Тащите тележку!

Один подросток тащил двухколесную тележку, впрягшись в оглобли, а другой толкал ее сзади.

Заставив Стириса идти вперед, Шеп давал ему распоряжения брать строительные материалы и грузить на тачку. Сверху положили ржавую кирку и лопату, и он велел Крису и Вилли:

– Вперед, ребята! Здесь недалеко!

Норвел не прятал револьвер в карман до тех пор, пока три квартала не отделили их от злобного взгляда Стириса.

По дороге к дому они сделали две остановки. На каждой из них выгружалась некоторая часть материала под благодарственный плач выглядевших трезво обитателей. Они уже смирились, что эти материалы пропали безвозвратно. А вместе с ними – месяцы накопительства, игр и хитрых уловок.

Норвел, глядя на пыхтящих подростков, робко заметил:

– Может быть, поможем тащить тележку?

– Нет. Наше дело – сопровождать.

Без особых осложнений мальчики подкатили тележку к дому Норвела и разгрузили дрова и строительные материалы.

Вирджиния оценивающе осмотрела аккуратные груды материала, оценила их в уме и начала прикидывать.

– Ни толя, ни линолеума, ничего вроде этого?

Шеп расхохотался.

– И бриллианты впридачу? Вы думаете, только у вас одних протекает крыша? Вам еще повезло – два этажа. Пусть наверху мокро, зато здесь, внизу, вполне нормально.

– Хватит трепаться! Не сумели раздобыть толь или рубероид, найдите что-то другое на крышу. Может быть, листовую жесть.

– Может быть, крышу ДМЛ-дома? – ехидно заметил Шеп, но сделал себе пометку. Затем швырнул пару пайков поджидавшим подросткам, которые подхватили их и стали откатывать тачку.

– Что еще? – спросил Шеп.

Вирджиния неожиданно превратилась в любезную хозяйку.

– О, пожалуй, все. Хотите выпить?

Норвел из вежливости пригубил чуть-чуть из бутылки, которую достала Вирджиния и называла «пайковое». Она ее выменяла на дрова у глядевшего исподлобья старика-соседа. Норвелу это пойло не нравилось. Вкус у него был такой же, как у жевательных фруктовых плиток, которые он любил. До тех пор, пока не стал их обнаруживать почти в каждом пайке. Вкус этот, однако, перекрывался горечью сорокаградусного спирта. Что ему всегда нравилось, так это пиво. Но его в Белли-Рэйв, похоже, не было совершенно.

Шеп и Вирджиния разговорились. Норвел пропускал их слова мимо ушей. Он устал, как собака. Физическая усталость была чем-то новым для него. Он никогда не ощущал ее ни в детстве, ни когда работал в «Дженерал Рикрейшенз».

Почему пустой работе сопутствует физический труд, а по-настоящему творческая, производительная – например, подготовка Дня Состязаний – связана только с умственной работой? В душе Норвел признался – его образ мышления все больше определялся жизнью в Белли-Рэйв. Как и другие, павшие духом, потерявшие надежду обитатели, он жил сегодняшним днем, не думая о завтрашнем. Паек и место, где переспать. Возможно, пройдет совсем немного времени, отметил он про себя, и он станет только подобием человека, стоящим в очереди возле стадиона «Монмаунт».

Если только не отыщет для себя какое-нибудь дело. Но чем здесь можно заняться? Работой по дому? Самое существенное уже сделано – с окон сняты доски, мусор вывезен на улицу, где пополнил груды мусора, валявшегося беспорядочно вдоль дороги. Менее неотложные работы нечего и начинать. Небольшую течь в крыше все равно не устранить – нет смолы, материалов, инструментов для починки лестницы. И нет навыков, умения.

Вдруг он возбужденно воскликнул:

– Вирджиния! Может быть, разобьем сад? Несколько фруктовых деревьев – хотя бы апельсиновых. Несколько рядов…

Вирджиния расхохоталась и долго не могла успокоиться. Даже Шеп не удержался от смеха.

– Апельсины, мой дорогой муженек, здесь не растут. Здесь вообще ничего не станет расти. Попробуй копнуть – больше полуметра мусора и черепков, затем столько же золы и цемента. Только после этого начнется настоящая почва. Но и то, почти всюду песок.

Норвел тяжело вздохнул.

– Но какое-нибудь занятие должно быть непременно.

– Можно покрасить хлам во дворе, – предложил Шеп. – Если есть желание выделиться. Я знаю, где можно достать краску.

– Красить? А почему бы и нет? – произнес Норвел. – Почему бы не привести дом в такое состояние, чтобы он выглядел пристойно?

Шеп пожал плечами.

– Как сказать. Если хотите заняться каким-нибудь бизнесом, то краска – неплохая реклама. Если же это просто для того, чтобы отвлечься – реклама ни к чему. Наоборот, вы будете выглядеть подозрительно, у людей возникнут относительно вас кое-какие мысли.

– Вы имеете в виду грабителей? – обескураживающе спросил Норвел.

Вирджиния протянула руку к «пайковому».

– Бред! – воскликнула она и сделала затяжной глоток. – Красить не будем!

Наступило молчание. В ДМЛ-доме, напомнил себе Норвел, Вирджиния никогда не давала поводов для сомнений в отношении того, кто был хозяином. Но она редко демонстрировала свою власть над ним в присутствии посторонних.

Но они жили уже не в доме-пузыре.

Мне не хватает Арни, всплакнул молча Норвел, неожиданно ощутив себя полным невеждой. Все шло вкривь и вкось.

Он потянулся к «пайковому». Оно было совершенно мерзким, но он сделал еще один глоток. Как в тумане, до него дошли слова Шепа:

– …не так уж плохо сегодня. Разумеется, со стариком справиться было нелегко, и если бы Норвел не направил на него дуло пистолета, не думаю, что смог бы так легко отобрать у него наворованное.

Вирджиния с одобрением посмотрела на мужа. Но вслух сказала:

– Хорошенько следи за револьвером. Сегодня днем Александра пыталась тайком утащить кухонный нож.

– Что? – поразился Норвел.

– Что слышал! А затем сцену закатила, – с едва скрываемым восхищением продолжала мать – Она связалась с Гренадерами Геринга, а те запасаются ножами и пистолетами. Им, видимо, Братцы Кролики уже становятся поперек горла со своими бутылками с отбитыми донышками.

Норвел сделал еще один глоток «пайкового».

– Ей это так необходимо? Почему?

– Если хочет остаться в живых, должна подлаживаться под остальных, – грустно пояснил Шеп. – Смотрите правде в глаза, Норви. Это Белли-Рэйв, а не школа, которую можно закончить. Это бесконечный День Состязаний, только без всяких правил.

Вот теперь речь зашла о том, что ему было известно, подумал Блай.

– Вы примете участие в Дне Состязаний? – живо спросил он.

– Не-е-е. Только пособие.

– О, вам бы следовало, Шеп. Вот где настоящие деньги. И это не так уж и опасно, если подходить с умом. Вот хотя бы быть копьеносцем в «Инферно Спиллейна». Совершенно безопасно. Из своего собственного опыта могу сказать…

– Дрянь все это, Блай, – произнес Шеп немного нервно. – Больше я не стану этого делать. Раньше принимал участие. Тыкал бедняг-недотеп, которые падали с высоко натянутой проволоки прежде, чем могли добраться до блондинки. Да и сам я залазил на проволоку тоже. Один раз. – Он потянулся к «пайковому». – Она не попала в меня все семь выстрелов. Я раздробил ей бедро своим первым. А затем бросил пистолет. – Он сделал огромный глоток. – Меня за это освистали и прогнали… Я не получил положенной убийце премии. Я даже не получил частичной премии за попадание в живот или плечо. Я не хотел этого. Все чего я добивался, это получить кисти, холсты, карандаш и краски. Живопись – моя страсть. Я получил все это, Блай, и обнаружил, что не могу всем этим воспользоваться. В течении шести гнусных месяцев. А следующие шесть месяцев единственное, что я был в состоянии рисовать, это ее лицо, когда моя пуля попала ей в бедро и она поняла, что сейчас упадет с каната.

Норвел поднялся, слегка покачиваясь и чувствуя отвращение к «пайковому», произнес:

– Мне… мне хочется проветриться. Извините…

– Ради Бога, – сказала Вирджиния, даже не взглянув на него.

Когда Норвел был уже за дверью, он услышал, как она спросила у Шепа:

– Эта блондинка, которую вы подстрелили, была хорошенькой?