Текст книги "Проклятие волков"

Автор книги: Фредерик Пол

Соавторы: Сирил Майкл Корнблат
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

12

На горе Эвереет в мрачном потоке включений и выключений переключателей, которые служили мозгом Пирамиде, был замечен новый входной сигнал, поступивший от вспомогательных систем на планете Пирамид.

Мозг Пирамиды не был критическим. Его интересовала только не знающая покоя потребность толкать-и-тащить, но в том, что для Пирамиды было аналогом человеческого чувства голода, не было этой беспокойной потребности «толкай-и-тащи». Входной сигнал скомандовал «Делай так». Она подчинилась.

Назовите это жаждой чего-нибудь новенького. Если когда-то она терпеливо ждала состояния, которое Гражданам было известно как Медитация о Взаимосвязи, а самой Пирамиде известно, наверное, как состояние зрелости плодов ее шахты по добыче часов, то теперь ей захотелось иного. Попробовать недозревшие плоды? Перезревшие? По крайней мере, с другим вкусом.

И соответственно, был послан высококачественный сигнал, он менялся по скорости и высоте, и отразившиеся эхо менялись, и… вот он, созревший плод, рвите! (Его имя было Иннисон.) А вот другой (Гала Тропайл). И еще один, и еще, о, сотни других! Ребенок из садика Тропайла, и тюремщик из Вилинга, и женщина, которая Тропайлу понравилась на улице.

Когда-то признаком полного созревания было состояние, которое люди называли Медитацией о Взаимосвязи, а Пирамиды воспринимали, как удобную пустоту мозга; сейчас таким знаком была своего рода эмпатия с Компонентом по имени Тропайл и не только с Тропайлом. Модуляции входного сигнала менялись, и другие признаки созревания из других частей замечались и в соответствии с ними действовали, и Око сновало над Каиром, и Киевом, и Хартумом. Пирамиду не интересовало место. Когда Компонент сигнализировал о готовности, она взмахивала своей электростатической косой, она собирала урожай. Пирамиде на Эвересте не приходило на ум, что Компонент может управлять своими действиями. Каким образом?

Возможно, Пирамида на Эвересте удивилась (если бы знала, как это делается), когда заметила, что различные критерии учитываются при отборе в эти дни (если она знала, что такое «замечать»). Конечно, даже Пирамида могла бы удивиться, когда без предупреждения или объяснения приказы менялись: не просто собрать иной сорт Компонентов, но и прихватить вместе с нужными деталями из плоти и крови также и целый ассортимент бряцающих машин из металла, как это стало случаться. Машины? Зачем бы это Пирамидам понадобилось Перемещать машины?

Но зачем, с другой стороны, Пирамиде утруждать себя и подвергать сомнению указание, даже если бы она и могла это?

В любом случае она не стала. Она взмахнула косой и собрала то, что ей приказано было собрать.

Люди иногда едят зеленые фрукты и потом жалеют об этом; так же и у Пирамид.

А Гражданин Джермин попался в ловушку, которой он не ожидал. Избегая думать о Взаимосвязи, он думал о Глене Тропайле, и незримые высокочастотные импульсы отыскали его.

Он не видел Ока, которое сформировалось над ним. Он не почувствовал, как собираются силы, готовящие ему ловушку. Он не знал, что он схвачен, заряжен, катапультирован в космос, пойман, остановлен и разряжен. Все произошло слишком быстро.

В один момент он был в своей кровати, в следующий момент он был – где-то. И ничего между этими моментами.

Это случалось с сотнями тысяч Компонентов до него. Но с Гражданином Джермином было несколько иначе. Его не забальзамировали в питательной жидкости запрограммированным для участия в Пирамида-структуре, потому что он был отобран не Пирамида-структурой, а диким Компонентом. Он прибыл в сознании, бодрствующий и способный двигаться.

Он стоял в освещенной красным светом камере. Страшный грохот металла ударил ему в уши. От жара кожа покрылась капельками пота. На него свалилось слишком много, чтобы понять все сразу. Голые безумцы с лоснящейся кожей прыгали и кричали на него. Через какое-то время он понял, что это не дьяволы, что это не ад, что он не мертв. «Сюда», орали они ему, «Вперед! Поторапливайся!» Он шел, шатаясь, в том направлении, которое они указывали, по неприятно теплому полу, покачиваясь и падая (планета-двойник была на четверть легче Земли), пока не научился сохранять равновесие.

Прыгающие безумцы провели его через дверь – или сфинктер или ловушку, она не походила на то, что он видел раньше. Но это был своего рода тамбур, и с другой его стороны было нечто, что более отвечало здравому смыслу. Это была еще одна комната, и, хотя свет был красным, он был более бледным, спокойным красным светом, да и грохочущее железное торжище было далеко. Безумцы были голыми, это верно, но они не были безумны. Глянец, лоснившийся на их коже, был всего лишь потом.

– Где… где я? – выдохнул он.

Два голоса, может быть три или четыре, говорили одновременно. Он ничего не мог понять. Гражданин Джермин осмотрелся. Он находился в помещении, напоминавшем камеру, которая была частью машины, существовавшей для неизвестных целей Пирамид на планете-двойнике. И он был жив – и даже не одинок.

Он пересек более миллиона миль в космосе и ничего не почувствовал. Но когда то, что говорили голые люди, стало доходить до него, стены вокруг него зашатались. Какое-то время слова были лишь бессмысленным шумом. Боль причинило не падение, а приземление. Все так и было, он Переместился. Он изумленно посмотрел на свое собственное голое тело, оглядел комнату и понял, что они все еще продолжают говорить.

– …когда сориентируетесь. Чувствуете себя хорошо? Вперед, Гражданин, идем отсюда!

Джермин моргал глазами.

Другой голос сказал раздраженно:

– Здесь должно быть какое-то другое место, куда их можно приносить. Литейный цех не предназначен для людей. Посмотрите, этот-то в каком состоянии. В один прекрасный момент кто-нибудь прибудет, а мы не засечем его вовремя и – попик!

Первый голос сказал:

– С этим ничего не поделаешь. Вы в порядке?

Гражданин Джермин глубоко вдохнул горячий сухой воздух и посмотрел на голого мужчину перед собой.

– Конечно, я в порядке, – ответил он.

Голым мужчиной был Хендл.

Их было несколько сотен. Он узнал, что они поделены естественным образом на восемь групп. Одна группа, в которую вошел и Гражданин Джермин, состояла из людей, которые знали Тропайла. Другая группа, после того как Хендл дал им ключ к разгадке, решили, что их связывает знакомство с одной Гражданкой Аллой Наровой, вдовой из Найса. Африканское происхождение и знакомство с неким Джанго Тембо объясняло состав третьей, и так далее. Они занимали примерно акр огромных коридоров, первоначально занятых автоматическими станками, которые в среднем достигали восьмидесяти футов высоты. Многие были на ножках, как будто древняя история ручных станков, не подумав, навязала эту форму своим полностью автоматическим потомкам. По мере того как открывались кулачки зажимного патрона, в него резко подавались полосы металла, и кулачки закрывались; затем полосы начинали вращаться, выдвигались резцы и обтачивали их, потом резцы убирались, а обработанные непонятного назначения куски металла уплывали на едва заметных кольцеобразных магнитных полях. Каждые три часа через аккуратно раскрываемую дверь литейного цеха вплывала шестиугольная кованая плита, которая, крепясь магнитами то на одном, то на другом станке, сверлилась, растачивалась, протягивалась, фрезеровалась, шлифовалась и полировалась и становилась еще более непонятной и загадочной. Резец одного из станков для прорезания пазов – он был величиной с человека, – казалось, требовал регулярной замены после обработки каждого из шестиугольников, но другие инструменты, по-видимому, не тупились. Стружка смывалась потоком глицерина примерно каждые одиннадцать часов. Он струями подавался из стен, заливал пол до щиколотки и с бульканьем уходил через канализационные отверстия.

Однажды мимо проплыла Пирамида, скользя на расстоянии ладони от пола. От нее шел запах озона. Они попрятались, как мыши. Они не знали, «видит» их Пирамида или нет.

Из одних кранов в стене им подавши пишу, а из других – воду. Вода была отвратительной и являлась оскорблением для нескольких Дегустаторов Воды, которые были среди них. В ней совсем не чувствовалось вкуса углекислых солей и галоидных солей. Их пища представляла собой раствор глюкозы, в который, должно быть, добавили необходимые минеральные соли и аминокислоты, чтобы они не заболели от недостатка каких-либо веществ. Воздух был приемлемым, вероятно, он поступал из соседнего литейного цеха, где для некоторых процессов требовался атмосферный воздух.

Большую часть времени они проводили в ожидании и разговорах.

Причудой Гражданина Джермина, например, было Перемещение.

– Может быть, – обычно говорил он, – это действительно Перемещение, действительно благодать, и нам просто не хватает ума, чтобы ее оценить. У нас есть пища, мы избавлены от резких колебаний температуры. – Он смахнул пот со лба и пошел к водопроводным кранам, из которых постоянно текла вода, чтобы как следует напиться, прежде чем продолжить рассуждения. – И это как бы свобода от этикета, правил поведения. – И он с несчастным видом огляделся вокруг. Никаких Стульев для Мужа, Стульев для Жены (как и положено, без подлокотников). Он присел на корточки на металлическом полу.

Хендл был более откровенным.

– О Господи, моя нога! Мы просто толпа чертовых краснокожих индейцев. Мне кажется, индейцы так и не узнали, кто нанес им удар. Они не знали о земельных дарственных актах и о территориальных притязаниях короны, о церковных миссиях и увеличении населения. У них всего этого не было. Они узнавали обо всем постепенно, по крайней мере, о таких вещах, как ружья и огненная вода. У них не было всего этого, но это они могли понять. Но все-таки я не думаю, что индейцы когда-либо поняли, что было на уме у белых людей, пока не стало слишком поздно вообще размышлять об этом. Мы в еще большем неведении. По крайней мере, время от времени у индейцев был ключ к загадке – они видели, как матросы сходят с большого белого дьявольского корабля и выстраиваются в очередь к их женщинам. Было хоть что-то общее. А у нас и этого нет. Мы в руках Пирамид – ясно? Наш язык! Я должен говорить «руках»! У нас в языке нет даже подходящих слов, чтобы и описать!

После того как Гражданин Джермин пятый раз получил питание из кранов, он сделал попытку стать убийцей-маньяком. К счастью для всех, это произошло вскоре после одной из регулярных уборок, поэтому не было острых кусков стружки длиной в фут, которые он бы мог использовать как нож, да и пол был очень скользкий, так что он не смог удержаться на ногах, когда попытался ударить одного из африканцев. Его держали за руки, пока он не успокоился; он был очень расстроен.

– Я готов, – сказал он им, наконец, с достоинством, на которое только был способен. – Я понимаю, что здесь нет подходящего катетера для Жертвоприношения, но вы можете лишить меня воздуха, это еще один способ, освященный традицией.

Иннисон велел ему прекратить нести чушь и добавил:

– Если у тебя появится привычка терять рассудок и становиться убийцей, нам придется что-нибудь предпринять относительно тебя, но только тогда, когда я найду способ спустить тебя в восьмидюймовое канализационное отверстие.

Это было страшное оскорбление, оно даже не сопровождалось Снисходительной Улыбкой. И только через три кормежки Гражданин Джермин смог заставить себя вновь заговорить с Иннисоном. Гнев Гражданина Джермина был настолько силен, что он отважился демонстративно повернуться спиной к Иннисону. Но Иннисон не только не был подавлен этим, но даже и внимания не обратил. Он продолжал как ни в чем не бывало разговаривать с Хендлом. Тогда Гражданин Джермин ухватил Иннисона одной рукой за волосы, а другой отвесил ему звонкую оплеуху.

– Безумец! – закричал кое-кто из тех, кто стоял поблизости.

– Нет! Заткнитесь, – прокричал им Хендл. – Ты ведь не спятил? – спросил он Джермина.

– Нет, – огрызнулся Джермин. – Я просто зол. Твой мерзкий дружок взял на себя смелость отказать мне в пристойной и равноценной Жертвоприношению смерти.

Иннисон, потирая щеку, задумчиво произнес:

– Ты что, действительно жаждешь Принести Жертву, парень? Хочешь, чтобы они воткнули иглу и, поворачивая ее, пытались попасть в позвоночник? Хочешь, чтобы тебя парализовало сразу же и спинной мозг вытекал из тебя? Потом какой-нибудь глупо улыбающийся идиот возьмет нож и перережет тебе дыхательное горло…

Джермин сказал:

– Хочу я этого или нет, не подлежит обсуждению. Но есть определенные вещи, которые должны соблюдаться…

– Значит, ты не хочешь этого?

Довольно долго Джермин думал.

– Нет, – наконец сказал он. – Но это никак не означает… – Он снова задумался.

Хендл мягко произнес:

– Взгляни на себя, Джермин. Ущипни себя. Потрогай свои руки и ноги. Ты изменился. Ты схватил Иннисона и ударил его, и не во время припадка, а потому, что ты был зол. Не так давно ты бы на это не отважился. Посмотри на себя.

Джермин взглянул. Его живот был подтянут, никаких следов жира. Его бедра были теперь не толще коленей. Все это произошло так незаметно! Он ощупал свое лицо, под бородой оно было округлившимся, совсем не напоминало лицо Гражданина, кости черепа почти совсем не прощупывались. Его ребра – они почти не были видны!

Он повернулся к ним, сгорая от стыда за свой смехотворный вид, и увидел, что они выглядят точно так же! Все они выглядели одинаково.

– А разве ты не чувствуешь, что стал другим? – спокойно настаивал Хендл. – Внутри? Разве тебя не переполняло чувство, которое раньше не позволило бы тебе ударить Иннисона? И разве сейчас тобой не владеет чувство, которое подсказывает тебе, что ударить Иннисона, не теряя контроля над собой, будет тебе приятно?

– Да, это так, – в ужасе сознался Джермин. – Да! Как это назвать? Что мне делать с этим?

– Среди Волков общепринято мнение, – сказал Иннисон, – что не нужно бороться с этим чувством. А название ему – сытость. Ты Медитировал о Взаимосвязи в последнее время?

– Нет, – сказал Джермин. – Внимание отвлекалось на…

– Отсутствие чувства голода, Джермин. Голод и Медитация идут рука об руку, хотя это и не обязательно. Когда жизнеспособность низка, самосознание нестойко, его легко задавить.

Джермин бродил среди леса ножек от станков, стараясь привыкнуть к своему новому «я».

Хендл сказал Иннисону:

– Может быть, мы здесь именно для того, чтобы похорошеть и поправиться.

– Думаешь, они едят людей?

– Нет, не более чем ядерный реактор. Это что-нибудь, связанное с электричеством.

– Если Джермин готов и может бороться, то и все они, должно быть, тоже готовы. Предположим, что у нас получилось что-то вроде строевой подготовки.

– Лучше нам самим кое-что сделать. С ума больше никто не сходит, но давление было сильным. Следующий шаг – организовать давление с другой стороны, и люди зашевелятся.

Два Волка улыбнулись друг другу.

– Все шло прекрасно, так? – сказал Хендл. – Культура и эстетика иссякли в первую же неделю неограниченного потребления калорий, а затем улетучились манеры, обычно с треском, как у экс-Гражданина Джермина. Да, у нас есть для них кое-какая работа, прежде чем они покроются жирком и начнут убивать друг друга.

В это примерно время в литейный перестали прибывать новые люди; когда прошло двенадцать кормежек, а новичков так и не было, Принстонские Волки провели перепись: шестьсот восемьдесят четыре, примерно поровну женщин и мужчин. Это было удобно, потому что нельзя все время только разговаривать.

Военная организация создавалась с некоторыми трудностями.

Экс-Граждане гордились благоприобретенной агрессивностью.

– Кто это меня заставит? – весело раздавалось в коридорах.

Обладавшие пытливым умом Принстонцы вспомнили, что некий библейский персонаж «раздобрел и впал в грех». Однако сочетание силы и убеждения одержало победу. И, наконец, последний самый буйный экс-Гражданин, с медленно бледнеющим синяком под глазом, маршировал в строю вместе со всеми. Хендл стремился к оружию, которое тоже Переместили; где оно? А потом забеременели несколько женщин. Беременности наступили после одного случая, который был и ужасным, и непонятным. Пирамида вновь и вновь появлялась, и вновь и вновь они прятались. На сей раз судьба распорядилась так, что один из африканцев не успел спрятаться и был застигнут врасплох неподалеку от стены, но бесконечно далеко от леса балок, которые поддерживали гигантские станки. Он поступил благоразумно и растянулся на полу, чувствуя себя в относительной безопасности в последние секунды жизни. Гигантская фигура медленно плыла вдоль коридора, и с обеих сторон до нее было довольно много места. Приближаясь к человеку, она свернула в сторону так, что ближайшим углом прошлась по нему, а затем выплыла через одно из не похожих на дверь отверстий.

Им не составило труда спустить африканца в восьмидюймовый канализационный люк, а время сна они провели в оргии. Мужчины не соблюдали Осторожности в Любви, да и женщины бы им этого не разрешили. Ими управлял инстинкт, над ними довлел рок.

Волки и Овцы, или экс-Овцы, бесконечно обсуждали гибель африканца.

– Мы здесь потому, что они доставили нас сюда. Мы им для чего-то нужны. Почему же они губят то, что так осторожно приняли и в ком поддерживали жизнь, создав минимальный комфорт?

– Может быть, наш вид вызывает у них раздражение? Может быть, они берегут нас про запас, но не хотят, чтобы мы докучали им, до тех пор пока у них не дойдут до нас руки.

– А может быть, она сделала это ради забавы?

– Я в это не верю. Эти ваши бледнолицые не поступали так с вашими индейцами.

– Некоторые так и поступали. Некоторые из них стреляли в индейцев ради забавы. Может быть, и среди Пирамид разные попадаются. Может быть, эта была жестокой!

Они сдались и прекратили на этом спор.

Что еще оставалось делать? Все они знали примерно одно и то же о том, чего хотят Пирамиды, что думают, что собираются делать.

Еще нужно было быть постоянно готовым к тому, чтобы броситься в укрытие, расставить наблюдателей и гонцов у обеих «дверей» и у входа в литейный. Они делали это. Но после того случая Пирамиды не появлялись.

Однажды, когда шел второй месяц беременности, женщина, с которой Гала Тропайл болтала, неожиданно закричала. Она в ужасе показывала на стену. Гала обернулась и тоже закричала. Собравшаяся толпа тряслась от страха, но чем бы ни было то, что прогрызало дыру в стене, уж Пирамидой оно не было наверняка. Оно вообще ни на что не походило.

Толпа наблюдала, как круглый кусок металла, около метра диаметром, был очерчен летящей точкой, которая согнула ковкий металл пополам. Точка пролетела через него. Это был какой-то инструмент. Вырезанный диск с грохотом упал на пол.

Ближайший из смотревших закричал и отпрыгнул назад.

Затем инструмент и его вращающийся держатель исчезли. Наступила долгая пауза. Один из вспотевших от страха людей – это был русский из Киева – отважился заглянуть в отверстие, но там ничего не было видно, только темнота и удаляющийся звук сверла.

Несколько минут спустя из дыры появилась верхушка черного конуса и заговорила:

– Внимание! Говорить с вами таким образом очень трудно. Вас доставили сюда с определенной целью. Впредь вы будете получать приказы по этой системе связи. Выполняйте приказы сразу и полностью. Достаточно ли у вас воды и пищи?

Голос заставил Галу Тропайл содрогнуться. Он не походил на человеческий. (Но что же такое знакомое в его интонациях?) Однако, коль он задал вопрос, он, вероятно, хотел получить ответ. Она отважилась:

– Да, достаточно, но пища очень однообразная. Нельзя ли добавлять время от времени разные приправы?

– Нет. Вы не поняли. Кормить вас очень трудно. Кроме того, хорошо, что вам скучно. Слушает ли ваш главный?

Хендл и Иннисон заговорили одновременно; они обменялись злыми быстрыми взглядами; Иннисон отступил.

– Я слушаю, – сказал Хендл.

– Вот правила общения с нами. Вы слышите гудение из громкоговорителя. Сейчас мы его остановим. – Слабое гудение прекратилось и началось снова. – Когда громкоговоритель гудит, можете считать, что он включен, и говорите в него. Когда он не гудит, считайте, что он выключен. Так как это всего лишь психологический прием и громкоговоритель никогда не выключается, проследите за тем, чтобы около него стояла охрана и никто не обращался к нам, когда мы этого не хотим.

– Я понял, – сказал Хендл, которому бы очень хотелось добавить что-нибудь иронически почтительное. Он был напуган. Голос не принадлежал человеку; он не шел из теплых, влажных легких, не мчался через вибрирующий хрящ, не резонировал в головных полостях, и мускулы губ и языка не участвовали в его создании. Голос представлял собой модулированный выходной электронный сигнал, искусную смесь десятка вибраций кристаллов. Он был так же холоден, как и кристалл. И на это он отваживался мечтать напасть! С ружьями, танком и вертолетом!

Громкоговоритель все еще слабо гудел. Несмотря на страх, это была возможность поговорить с Пирамидой, узнать у нее, что их ждет, что ждет всех людей. Насколько ему было известно, никому еще этого не удавалось. Он собрался что-то сказать, но женщина, вдова убитого африканца, оттолкнула его и закричала в черный конус:

– Почему вы убили моего мужа? Что он вам сделал такого, за что вы раздавили его?

– Мы не убивали твоего мужа, – ответил черный конус. – Это сделала Пирамида.

– А вы тогда кто же, черт побери? – заорал Хендл.

– Мы известны вам как Глен Тропайл, – ответил громкоговоритель, и гул прекратился. Никакие мольбы и проклятия не могли заставить его снова заговорить.