355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Фредерик Марриэт » Крушение 'Великого Океана' » Текст книги (страница 6)
Крушение 'Великого Океана'
  • Текст добавлен: 27 мая 2020, 07:00

Текст книги "Крушение 'Великого Океана'"


Автор книги: Фредерик Марриэт



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

– Итак, начнем.

– Я отмечу деревья, чтобы знать, которые нужно свалить и которые останутся. Пожалуйста, мастер Уильям, возьмитесь за другой конец веревки.

Наметив место для постройки, они пустили в ход топоры и пилы. Одно дерево падало за другим. Работа продолжалась до обеда.

– Дорогой Уильям, и ты, мой друг, вы устали, вам жарко – сказала миссис Сигрев, когда все уселись за столом. – Вам не следует так усиленно работать.

– Рубить деревья жарко, мама, – ответил Уильям, – но усиленная работа никому не может повредить, особенно, если после этого за обедом ешь вкусный суп из черепахи. Мы порядком проголодались и сделаем честь стряпне Юноны. Но что с тобой, Томми?

– Мы с Томми в ссоре, – сказала миссис Сигрев. – Утром у меня был наперсток; я сидела и шила. Потом Юнона позвала меня из дома. Ушла я; Каролина была со мной, Томми же остался дома. Когда я вернулась обратно, Томми был у порога, а подле моего шитья я не увидела наперстка. Я спросила Томми, не видал ли он – его, и в ответ услышала, что он его поищет. Томми поискал наперсток, но ничего не нашел. Тогда я спросила, не унес ли он его с собой из дому, но опять услышала, что наперсток скоро будет найден. Я уверена, что Томми его взял и только не хочет сказать, брал он его или нет. И вот я целое утро не работала.

– Томми, ты взял наперсток? – серьезно спросил Сигрев.

– Я его найду, папа.

– Это не ответ. Ты взял наперсток?

– Я его найду, – плаксиво ответил Томми.

– Только это я от него и слышу, – сказала миссис Сигрев.

– Хорошо же; он не получит обеда, пока наперсток не отыщется, заметил м-р Сигрев.

Томми заплакал.

В это время Юнона внесла черепаший суп, от которого распространялся очень привлекательный запах. Томми заплакал еще громче.

Работники сильно проголодались, и после первой тарелки Уиль попросил дать ему вторую порцию. Проглотив несколько ложек, он вдруг поднес руку ко рту и через секунду вынул оттуда что-то.

– Мама! – вскрикнул мальчик. – Твой наперсток! Я чуть не проглотил его.

– Вот почему Томми уверял, что он скоро найдет пропажу, – с улыбкой сказал Риди. – Он, верно, хотел выудить его после обеда из остатков супа. Ну, миссис Сигрев, я не говорю, что Томми хороший мальчик, но все же он ведь не сказал неправды.

– Конечно, – поддержал его Уильям. – И раз наперсток нашелся, я думаю, если Томми попросит прощения, папа его простит.

– Поди сюда, Томми, – сказал Сигрев, – скажи, как и зачем ты опустил в суп наперсток?

– Мне очень хотелось попробовать супа, папа, и я собирался наперстком зачерпнуть бульон, но обжегся и уронил его.

– Ну, в наперсток, во всяком случае, не поместилось бы много черепашьего бульона, – заметил Риди. – А почему вы не сказали маме, где наперсток?

– Я боялся, что мама выльет весь суп, – ответил Томми, – и его не останется.

– Вот в чем дело! Ну, Томми, я сказал, что тебе не дадут обеда, пока наперсток не найдется; раз он нашелся – обедай. Только, если ты когда-нибудь снова откажешься отвечать, я тебя накажу гораздо строже, сказал отец.

Томми был доволен, что выговор окончился, а еще довольнее, что ему дали поесть. Окончив одну тарелку и попросив другую, он сказал:

– В следующий раз Томми возьмет не наперсток, а оловянную кружечку.

– Масса Томми ничего не возьмет, – сказала Юнона, которая сидела рядом с ним. – Когда-нибудь масса Томми весь обварится! Жадный!

После обеда трое работников снова ушли и вернулись только к закату.

– Тучи собираются, – проговорил Риди. – Пожалуй, ночью будет дождь.

– Да, боюсь, – сказал Сигрев.

– Риди, – проговорила Селина, – если вы не очень устали, не будете ли вы продолжать вашу историю?

– Конечно, миссис Сигрев, если вам это угодно, – ответил старик и продолжал:

"Итак, наша угольная шкуна шла к Лондону. Держался хороший ветер, и мы скоро завершили этот рейс. Я был очень болен до Дувра, а тут поправился и, понятно, изумился при виде количества судов на реке и оживления на берегу. Но мой капитан мне не нравился, он очень строго обращался с экипажем, а ученик, служивший на палубе, советовал мне бежать, поступить учеником на другое судно и не подписывать условия на этой шкуне, не то меня будут колотить целый день. Я знал это, потому что капитан действительно по двадцати раз в сутки бил его ногами или давал пощечины. Матросы говорили мне, что он, до поры до времени, меня щадил, боясь, что я откажусь быть его учеником, но что после подписания условия он будет и со мной обращаться таким же образом.

Ну, я и решил не оставаться на угольной шкуне, я как только наш капитан отправился на берег, стал осматриваться кругом.

В реке стоял большой корабль, готовый к отплытию. Я переговорил с двумя мальчиками, которые стояли у борта, и они сказали, что им живется недурно, и что их капитану нужен третий ученик. Я отправился к ним на палубу и предложил свои услуги. Капитан задал мне много вопросов, и я сказал ему всю правду, объяснив, почему не хочу оставаться на угольной шкуне. Он согласился меня принять к себе. Я отправился вместе с ним на берег, подписал договор, получил от него достаточное количество платья, и через два дня мы отошли, направляясь сначала в Бомбей, потом в Китай".

– А вы написали вашей матери? – спросил Уильям.

– Да, сэр, капитан пожелал, чтобы я ей дал о себе вести, и он сделал от себя приписку, чтобы утешить и успокоить ее. К несчастью, это письмо, отосланное им с поваром, не дошло. Неизвестно, потерял ли он его или забыл отправить до отхода судна; только я позже узнал, что оно так и не попало к ней в руки.

– Не по вашей вине, Риди, – заметила миссис Сигрев.

– Не по моей вине, миссис Сигрев, но проступок был совершен раньше.

"Для своих лет я был очень ловок и смел и скоро сделался всеобщим любимцем. Особенно нравился я пассажиркам за то, что был еще так мал.

Мы счастливо пришли в Бомбей, где наши пассажиры высадились, а через три недели двинулись к Китаю. Была война, и за нами часто гонялись французские каперские суда; но у нас был хороший экипаж и достаточное количество пушек, ни один из каперов не решился на нас напасть. Мы благополучно пристали к Макао, выгрузили там наш товар и забрали чай.

Простояв в гавани Макао несколько времени в ожидании судов-конвоиров, мы снова отплыли к Англии. Подле Иль-де-Франса поднялась буря. Суда, сопровождавшие нас, были разбросаны ветром, а через три дня к нам подошел французский фрегат. После обмена выстрелами нам пришлось спустить флаг.

На нашу палубу прислали лейтенанта и сорок матросов, они захватили нас. Наша шкуна была для них отличным призовым судном. Капитана и большую часть экипажа перевели на палубу французского судна, но десять ласкаров и трое учеников остались на нашем "Индейце", чтобы помочь отвести эту шкуну на Иль-де-Франс, в то время находившийся в руках французов.

Мне было тяжело в двенадцать лет отправиться в тюрьму, но все же я не унывал и был по-прежнему весел.

Мы шли к острову, когда с подветренной стороны показалось судно, и хотя я не понимал, что говорили французы, видел, что они очень волнуются и то и дело смотрят в подзорную трубу.

Джек Ромер, один из моих товарищей-учеников, сказал:

– Не думаю, что нас заточать в тюрьму, Риди; это английское военное судно, если я не ошибаюсь.

Оно подошло ближе и было уже на расстоянии трех миль от нас. И вот этот фрегат выкинул английский флаг и дал выстрел.

Французы поставили шкуну по ветру, но напрасно. Англичанин быстро настигал нас. Тут французы стали упаковывать свое платье и вещи нашего капитана и все, что они захватили. Выстрелили. Ядро пролетело у нас над головами. Они бросили руль; Джек Ромер стал на колесо и, с моей помощью, повернул шкуну против ветра. Подошел бот, шкуна была захвачена.

Узнав, как поступили французы, капитан английского фрегата приказал осмотреть все их вещи и отнять от них награбленное добро.

Английский капитан не взял ни одной вещицы из собственности французов, прислал на их шкуну мичмана и оставил на ее палубе всех нас с тем, чтобы мы помогли довести это судно до порта; ему не хотелось отпускать для этого людей со своего корабля.

Вскоре все мы двинулись к Англии, радуясь, что не попали во французскую тюрьму. Однако мы только переменили французскую неволю на голландскую".

– Как так?

– Да через два дня мы огибали мыс Доброй Надежды; в это время на нас налетело новое французское судно и захватило в плен. Теперь поблизости не было друзей, и нас ввели в Столовую бухту; в те времена она была в руках Голландии, которая тоже вела с нами войну.

"Нам было плохо в голландской тюрьме. Но я, тогда еще очень юный, легко относился к этому..."

– А теперь пора и в постели. Мисс Каролина спит, а мастер Томми сильно зевает. Итак, я остановлюсь.

ГЛАВАXXXIV

Удар молнии. – Юнона оглушена. – Коза убита. – Громоотвод. – Рассказ Риди. – Рыбная ловля.

Скоро началась сильная гроза. Молния ярко сверкала, гром гремел, мешая спать.

Дети дрожали и плакали в объятиях матери и Юноны, которые сами были в сильной тревоге.

– Это ужасно, – сказал Сигрев, обращаясь к Риди. (Они оба поднялись с постели).

– Да, я еще не видывал такой страшной грозы.

– Ах, милосердный Бог! – вдруг вскрикнул Сигрев. В ту же минуту страшный толчок отбросил их обоих назад. Грохот грозы потряс дом; все задрожало; вещи попадали на пол. Серный запах наполнил комнату. И когда они поднялись на ноги, то увидели, что все наполнено дымом. Послышались стоны женщин и пронзительные крики детей.

– Боже, помилуй нас! – вскричал Риди, который оправился первый. Молния ударила в наш дом, и, боюсь, начался пожар.

– Жена, дети! – закричал Сигрев. – Целы ли они?

– Да, целы, – ответила миссис Сигрев, – Томми здесь у меня. Но Юнона! Где Юнона? Юнона! – закричала она.

Негритянка не ответила.

Уильям бросился в другой край помещения и увидел, что Юнона неподвижно лежит на боку.

– Она умерла! – с отчаянием вскрикнула Уильям.

– М-р Сигрев, помогите мне вынести ее из дому, – сказал Риди, поднявший бедную девушку, – может быть, она только без чувств.

Юнону вынесли на воздух и положили на землю. Дождь лил потоками.

Риди осмотрел дом, чтобы увидеть, не начался ли пожар, но скоро убедился, что дождь залил огонь.

Потом он вернулся к Уильяму и Сигреву, которые остались подле Юноны.

– Я постараюсь привести ее в чувство, – сказал Риди, – а вы с мастером Уильямом идите в дом; миссис Сигрев слишком страшно одной в такую ужасную ночь. Но смотрите, сэр, Юнона не умерла... Она дышит... Она скоро придет в себя. Слава Богу.

Уильям и Сигрев вернулись в дом.

Миссис Сигрев лишилась чувств от страха. Ее очень утешило известие, что Юнона жива. Уиль успокоил крошку Альберта, а Томми скоро заснул в объятиях отца. Теперь гроза утихла; начался рассвет. Риди пришел и привел настолько оправившуюся Юнону, что она могла идти с его поддержкой. Ее уложили в постель, и Риди с Сигревом пошли осматривать, каких еще бед наделала молния.

Она ударила в то место, где предполагалось устроить очаг, растопила часть железного котла и, что было еще печальнее, убила козу Нанни; козлята же остались целы.

– Мы еще счастливо отделались, – сказал Сигрев.

– Да, сэр, слава Богу, – ответил Риди, – я думал, что бедная Юнона убита.

– Скажите, Риди, помнится, у нас был большой сверток медной проволоки? – спросил Сигрев.

– Да, сэр, я сам думал, что нам нужно поскорее устроить громоотвод, заметил Риди.

Совсем рассвело. Миссис Сигрев оделась сама и одела детей; Уильям пошел готовить завтрак, а Риди достал сверток медной проволоки из запасов, сложенных под кроватями. Он его распрямил, принес и отправился за приставной лестницей, которая была в начатом ими сарае. После завтрака Риди и Сигрев пошли устраивать громоотвод, предоставив Уильяму все дела негритянки, которая все еще крепко спала на своей кровати.

– Мне кажется, сэр, – сказал Риди, – что одно из двух близких к дому деревьев годится. Они не слишком близки к дому, однако достаточно близки, чтобы проволока отводила молнию от нашего жилища.

– Я согласен с вами, Риди, но нельзя оставить обоих, – сказал Сигрев.

– Конечно, сэр. Однако обе пальмы понадобятся нам, чтобы мы могли подняться и прикрепить проволоку; после этого мы срубим вторую.

Риди приставил свою лестницу к одному из деревьев, взял с собой молоток и мешок с большими гвоздями-костыльками, вбил один из них в ствол дерева, вогнав его настолько глубоко, чтобы он мог вынести вес его тела; потом, ступив на него, вбил второй повыше и перешел на второй; стоя на втором, он вколотил третий и, таким образом, достиг вершины пальмы; потом спустился, оставил внизу молоток, унес с собой пилу и топорик и через десять минут спилил вершину дерева, так что остался только его высокий обнаженный ствол, походивший на шест.

– Берегитесь, Риди; как вы спуститесь? – с тревогой заметил Сигрев.

– Ничего, сэр. – ответил Риди. – Правда, я уже не молод, но я часто бывал на верхушках мачт, повыше этого.

Риди спустился; на земле он срубил небольшую трость, чтобы, прикрепив к ней заостренную проволоку, поместить ее наверх ствола пальмы с отпиленной кроной. Приготовив это, он снова поднялся на свой "шест", привязал маленькую палку к его верхнему концу, прикрепил медную проволоку к сделанному им из проволоки же острию и спустился. Ближайшее дерево срубили; нижний конец проволоки погрузили в землю, подле корней пальмы, на которой был устроен громоотвод.

– Это хорошее дело, – сказал Риди, отирая лицо, так как ему стало жарко от работы.

– Да, – ответил Сигрев, – и нам нужно устроить второй громоотвод подле нашего амбара, не то мы можем потерять наши запасы.

– Совершенно верно, сэр.

– Уильям, ты понимаешь, как устраивается громоотвод?

– О, да, папа; металл привлекает молнию; теперь она будет попадать в острие проволоки, а не в наш дом, и бежать по медной проволоке в землю; ты уже объяснял мне это.

– И вы не забыли объяснения, мастер Уильям, – сказал Риди. – Смотрите, сэр, опять идут тучи, – прибавил старик. – Боюсь, что нам сегодня больше не придется работать. Я пойду и посмотрю, где наши животные; надеюсь, мы ничего не потеряли, кроме козы. Может быть, вы и Уильям зароете бедную Нанни; вы еще успеете сделать это до начала дождя.

Сигрев с сыном оттащили от дома труп Нанни и зарыли ее под громоотводом. К тому времени, как они окончили это дело, вернулся старый Риди; он нашел коз и овец; у одной козы родились козлятки во время бури.

– Господь дает и отнимает, – сказал вернувшийся Риди. – Я боялся, что нам нечего будет дать козлятам, которые потеряли мать, но теперь эта коза вскормит всех четырех козлят. Придется только хорошенько питать бедняжку.

Риди ввел в дом козу и поставил ее на то самое место, где помещалась черная Нанни. Наконец сели за обед. Юнона уже снова встала и чувствовала себя почти здоровой; у нее только сильно болела голова. Как и предвидел Риди, снова полил сильный дождь, и работать не под крышей было прямо-таки невозможно.

По просьбе Уильяма, Риди снова начал свой прерванный рассказ.

"Так вот, мастер Уильям, едва они кинули якорь в Столовой бухте, нам всем велели отправиться на берег. Скоро нас повели в тюрьму, стоявшую близ правительственного сада. За нами смотрели не очень внимательно: считалось невозможным, чтобы мы бежали, и, следует сказать, с нами обращались во всех отношениях хорошо; однако нам сказали, что нас отошлют в Голландию на первом же военном судне, которое придет в бухту. И мысль об этом не привлекала нас.

Как я уже говорил, кроме меня в тюрьме были еще мальчики с "Индейца", и мы по большей части держались вместе, не только как ровесники, но и как товарищи по судну. Я особенно подружился с двумя из учеников – с Джеком Ромером и с Уиллем Гастингсом.

Раз как-то мы сидели у стены и грелись; стояла зима. Вот Ромер и сказал:

– Если бы только знать, куда уйти, мы без труда бежали бы.

– Да, – ответил Гастингс, – но нам некуда идти, разве к готтентотам и к другим дикарям. А потом-то что делать? Далеко не уйдешь!

– Ну, – сказал я, – мне будет приятнее жить свободным среди дикарей, чем сидеть в заточении.

Таков был наш первый разговор на эту тему, и позже мы часто возвращались к нему.

Двое-трое из голландских солдат говорили по-английски; мы научились немного объясняться по-голландски, и это дало нам возможность приобрести от них много полезных сведений; они знали местность, так как их часто посылали к границам колонии.

Целых два месяца продолжали мы расспрашивать их и толковать между собой и наконец решили бежать.

Мы прятали часть наших порций, купили себе голландские ножи, связали в узелки наше платье, и раз в одну темную ночь остались во дворе, когда всех остальных пленников увели и заперли в тюрьме. Нас никто не заметил.

Во дворе лежал очень длинный шест, мы приставили его к стене так, чтобы он касался ее гребня, после нескольких неудачных попыток перебрались через ограду и из всех сил побежали к Столовой горе".

– Почему вы пошли туда, Риди? – спросил Сигрев.

– Гастингс, старший из нас, и прибавлю, самый умный, сказал, что нам лучше несколько дней прятаться в горах, пока мы не решим, что нам делать и не достанем мушкетов и патронов. Видите ли, у нас были деньги: когда наше судно взяли в первый раз, капитан разделил между всеми офицерами и матросами бочонок, полный рупий, сообразуясь с жалованием, которое получал каждый. Он находил, что будет лучше, если деньги попадут в руки его экипажа, чем в карманы французов. В тюрьме мы истратили немного, потому что покупать спиртные напитки было запрещено, а мы, мальчики, еще не научились курить или жевать табак. Еще другой довод говорил за то, чтоб идти к Столовой горе. Понятно, – думалось нам, – за нами отправят людей; и мы вернее избежим погони, переждав, чтобы первые эшелоны солдат вернулись в город. Солдаты говорили нам о львах, о других диких зверях, об опасностях путешествий по этим местам, и Гастингс сказал, что, не отыскав нас, голландцы, конечно, вообразят, что мы погибли от диких животных, и перестанут нас искать. Видите ли, какие были глупые у нас соображения".

– Да, было безумно, – заметила миссис Сигрев, – отправиться Бог весть куда в стране, переполненной дикарями и кровожадными животными.

– Действительно, безумно, – согласился Риди. – Сначала мы бежали, потом пошли, но, как можно поспешнее. Шли мы около четырех часов и, наконец, начали чувствовать сильную усталость. В это время забрезжил день, и мы принялись отыскивать место, в котором могли бы спрятаться. Скоро мы заметили пещеру с узким входом; в ней могло бы поместиться полдюжины таких мальчиков, как мы; мы вползли в грот... Там было сухо. Утомленные, мы легли, подложив под головы наши узелки, и намеревались соснуть.

"Но едва мы улеглись поудобнее и закрыли глаза, как раздался такой визг и лай, что мы чуть не до смерти испугались. В чем дело – мы и придумать не могли.

Наконец, Гастингс выглянул из пещеры и вдруг засмеялся. Посмотрели и мы с Джеком: штук полтораста крупных бабуинов прыгало и возилось так, как я никогда еще не видывал. Они были выше нас, гораздо выше, когда стояли на задних лапах и обнажали страшные белые клыки. Большая часть стада состояла из обезьян-матерей с детенышами на спине.

Мы громко хохотали; вдруг осклабленное лицо одной из обезьян появилось совсем перед нами. Она, точно по волшебству, спустилась с каменной глыбы над нами. Мы испугались, попятились вглубь пещеры. Бабуин резко крикнул, и все остальное стадо кинулось к нему. Я уже сказал, что в нашей пещере могло бы поместиться шесть таких мальчиков, как мы; но рядом была еще вторая, маленькая пещера, внутренняя, в которую мы раньше не вошли, так как вход в нее был очень тесен. Ромер закричал: "Идем в нее!"

И он первый задом вошел в этот грот, за ним Гастингс со своим узлом, наконец и я, и хорошо сделал. Бабуины, которые точно совещались между собой с полминуты, ворвались в первую пещеру как раз, когда я вползал во второй грот. Их было пять или шесть штук; все огромные, с огромными клыками. Прежде всего они набросились на узелок Ромера, открыли его, завладели провизией и скоро попрятали ее в свои защечные мешки; потом обезьяны изорвали в клочки остальные вещи. Покончив с узелком, два бабуина побежали ко второй пещере и увидели нас. Один протянул к нам свою длинную руку, пытаясь схватить кого-либо из нас, но Гастингс резнул ее ножом, и обезьяна тотчас же спрятала лапу. Было смешно видеть, как она показывала руку остальным и кончиком языка пробовала кровь. А уж такой болтовни я никогда не слыхал. Они сердились; вот новые бабуины вбежали в пещеру. Еще одна обезьяна попыталась схватить кого-нибудь из нас и тоже получила удар ножом. Потом штуки три сразу протянули к нам лапы, и мы серьезно ранили их. Около часу они повторяли свои попытки, потом ушли из пещеры, но остались подле входа в нее и визжали и выли невероятно. Все это утомило нас, и Ромер сказал, что ему хотелось бы снова очутиться в тюрьме; я чувствовал то же самое, уверяю вас. Но выйти из пещеры было немыслимо, бабуины разорвали бы нас на куски.

Два часа ждали мы, чтобы животным надоела такая игра, и они ушли; мы очень желали этого, так как нас томила жажда. Наконец, одна из обезьян пронзительно вскрикнула, и стадо умчалось во всю прыть. Выждав несколько времени и видя, что бабуины не возвращаются, мы осторожно выползли и огляделись. Ничего не было поблизости; только какой-то готтентот сидел на камне и сторожил свой скот, который лежал, пережевывая жвачку".

– Вот каково было наше первое приключение, мастер Уильям. Но теперь пора и отдохнуть. Надеюсь, завтра будет хорошая погода.

– Мне очень хочется узнать, что дальше случилось с вами, Риди, сказал Уильям.

– И узнаете сэр; но на все свое время, – ответил старик. – И, посмотрите: погода разгулялась, и мне хочется поймать парочку рыб на завтрашний день.

– Я пойду с вами, Риди, – сказал Уиль, – я не устал.

– Ну, вот удочки. До свидания, мистер и миссис Сигрев.

ГЛАВА XXXV

Постройка здания склада. – На берегу. – Счастье. – Томми убивает жуков. – Вселенная.

Несколько дней стояла отличная погода. Юнона, все еще слабая, по временам страдала, но все же могла готовить кушанье и выполнять легкую работу. Она всегда была набожная, хорошая девушка, но со времени спасения от великой опасности, сделалась еще благочестивее; нередко, выходя раньше всех из дому, Риди видал как она стоит под кокосовым деревом и усердно молится Богу.

Риди делал вид, что не замечает ее, но мысленно говорил себе:

– Под этой черной кожей живет душа, гораздо выше и лучше, чем у многих белых.

Так прошло около двух недель; Уиль, Риди и Сигрев с рассвета до вечера усердно работали на постройке, а к ночи так уставали, что даже Уильям не просил Риди продолжать рассказа.

Наконец, амбар выстроили, покрыли крышей, хорошо закрыв три его стены листьями и ветвями. Нижнюю его часть приспособили для того, чтобы загонять в нее скот на ночь и на время дождей. Устроили извилистую тропинку, прорубив ее в лесу. Пни срубленных пальм выкорчевали. Все принесенное с прежнего берега сложили в этом амбаре. По окончании постройки решили сделать праздник. И в этот день был не только отдых, но и настоящий праздник. М-р и миссис Сигрев, Уильям и дети пошли гулять, а Риди велел Юноне нарезать черепашье мясо. Миссис Сигрев показали амбар; в то же время туда переселили козу с четырьмя козлятами. Потом прошли посмотреть на посевы; оказалось, что, несмотря на дожди, ростков еще не показалось.

– Для этого нужно больше солнца, – сказал Сигрев Селине, – если простоит еще несколько таких дней – наш посев зазеленеет.

– Посидим, тут на бугорке совсем сухо, – сказала миссис Сигрев. Какой чудный день. Не думала я, – прибавила она, взяв руку мужа, – что я буду так счастлива на необитаемом острове. И как время летит. Я думала, что мне будет недоставать книг, но, право, я не успеваю читать.

– Работа – источник счастья, – заметил Сигрев, – особенно работа полевая. Человек занятой – всегда счастлив, конечно, если ему не приходится работать через силу. Даже в тяжелые минуты – труд заставляет забывать о горе. Мне даже кажется, что праздный не может быть истинно счастлив.

– Но, мама, у нас не всегда будет так много дела, как теперь, – сказал Уильям.

– Конечно, – подтвердил Сигрев, – и тогда книги принесут нам много наслаждения.

– Что ты там делаешь, Томми? – спросил он младшего сына.

– Убиваю жучков.

– Зачем, Томми? Они тебя не трогают.

– Я не люблю их, папа.

– Это не причина, Томми, нехорошо и жестоко убивать животных без нужды.

– Юнона же убивает мух, – отозвался мальчик.

– Да, потому что это иногда необходимо; но она не убивает их просто от нечего делать, Томми. Все создания совершенны и бесконечно разнообразны, Уильям, – прибавил Сигрев, обращаясь к старшему сыну, – разнообразие видишь даже между особями одного рода и вида; как среди многих миллионов человеческих существ никто не найдет двух совершенно одинаковых людей, так, если бы ты мог рассмотреть все листья в лесу, ты не отыскал бы двух листочков, совершенно сходных между собой по строению и рисунку.

– Мне трудно поверить этому, – сказал Уильям, – мне кажется, многие животные до того сходны между собой, что я не могу отличить одного от другого. Да вот хотя бы овцы.

– Правда, – сказал Сигрев, – ты не видишь в них никакого различия, но пастух, который смотрит за стадом в семьсот голов, отлично узнает каждую свою овцу; это доказывает, что между ними есть большое различие, незаметное, впрочем, для обыкновенного наблюдателя. И то же самое, конечно, можно сказать решительно обо всех живых созданиях. Заметь также, до чего человеческое искусство далеко от совершенства созданий, сотворенных рукой Всевышнего. Посмотри вот на этот простой цветочек; вглядись в красоту его формы, в прелесть тонов! Второй выдающейся чертой мироздания, – помолчав, прибавил Сигрев, – можно назвать "порядок".

– Укажи, папа, где и в чем можно заметить эту черту, царящую во Вселенной? – спросил Уильям.

– Везде и во всем, голубчик; поднимем ли мы глаза к небу, проникнем ли в недра земли, всюду увидим восхитительный порядок; все совершается согласно установленным законам, которых нельзя нарушить; порядок видим мы в смене времен года, в приливах и отливах, в движении небесных тел, в инстинкте животных, в продолжительности жизни каждого из них; начиная от слона, живущего больше ста лет, и до поденки, умирающей через несколько часов, время существования живых созданий определено. Неодушевленная природа тоже подчиняется таким же неизменным законам. Металлы, камни, разные роды земли, минералы, – все следует законам кристаллизации, образования и разрушения.

– Никогда не вижу я звездного неба без желания молиться, – сказал Уильям, – но звезды рассыпаны в небе без порядка.

– Ты ошибаешься, Уиль, и среди звезд царит порядок.

И Сигрев долго говорил Уильяму о неподвижных солнцах и планетах; Риди и мальчик с наслаждением слушали его.

ГЛАВА XXXVI

Запасы топлива. – Котел для выпаривания соли. – Возможность освобождения. – Рассказ Риди.

Помолчали.

– А за что мы примемся прежде всего, Риди? – спросил Сигрев.

– Я думаю, прежде всего нужно будет собрать ветви и отпиленные верхушки кокосовых пальм для топлива. Мастер Томми и Юнона уже сделали большую груду из таких "дров", и мне кажется, мы к вечеру сложим их так, чтобы дождь не слишком заливался в нашу поленницу. Вскоре погода, конечно, несколько времени не позволит нам выходить из дому, поэтому мы устроим соляной котел и устроим рыбный садок. Это все займет у нас, по крайней мере, неделю; дальше нам придется еще поработать около дома. Я думаю, что самые сильные дожди уже отошли, и кто знает? Может быть, через недельку-другую нам удастся пройти на ту сторону острова и посмотреть, что мы спасли с "Великого Океана". Нам придется усиленно заняться сортировкой вещей на первом берегу и приготовлением их к переправе; а после наступления хорошей погоды мы нагрузим ими нашу шлюпку и переправим сюда в амбар.

– И пойдем осматривать остров, да, Риди? Мне так хочется этого, сказал Уильям.

– Да, мастер Уильям, но это дело у нас почти на последней очереди, ответил Риди, – во время этой экспедиции нам придется две-три ночи провести вне дома, а для этого нужно выждать вполне хорошей погоды. Впрочем, мы исследуем остров раньше, чем займемся доставкой сюда вещей, выброшенных морем.

– А как же мы сделаем котел для соли, Риди? Нам придется высекать его из целого камня?

– Да, мастер Уильям. Но у меня есть несколько так называемых холодных резцов, коротких и толстых стальных пластинок с одним сильно заостренным концом. С помощью такого резца и молотка дело пойдет скорее, чем вы думаете, потому что коралловые скалы, хотя и тверды на поверхности, глубже очень мягки.

Весь этот день собирали топливо. Риди сделал квадратную поленницу, покрыл ее остроконечной крышкой, наложив на нее длинные ветки, чтобы дождевая вода скатывалась по прутьям вниз. Дровяной запас был так высок, что Риди доканчивал свою работу, стоя на лестнице.

– Вот это, – сказал он, наконец, спускаясь на землю, – послужит нам топливом на следующий год. У нас осталось еще столько дров, не сложенных сюда, что их вполне хватит до конца периода дождей. А в сухую погоду мы без труда будем собирать материал.

Сигрев вздохнул, и его лицо омрачилось. Риди заметил это и сказал:

– Может быть, нам не понадобятся эти запасы, но на всякий случай лучше приготовиться к новому дождливому времени года, сэр. Если капитан Осборн остался жив, он, без сомнения, пошлет отыскивать нас; я даже думаю, что Мекинтош сделает то же самое. Однако не забудьте, что все они могли погибнуть, хотя мы спаслись. Маленькая шлюпка вряд ли выдержала долгое плавание по открытому морю, а, если все они погибли, нам, быть может, суждено прожить здесь много, много лет раньше, чем нас найдут.

После ужина Риди по просьбе Уильяма продолжал рассказ о своей жизни и приключениях.

"Итак, готтентотский пастух напугал бабуинов, и они умчались.

Вот, сэр, мы уселись на камне под навесом скалы так, чтобы дикарь не мог видеть нас, и стали держать совет. Ромер советовал вернуться и снова отдаться в руки тюремного начальства. Он уверял, что смешно и глупо блуждать без оружия, которое защищало бы нас от диких животных; что мы можем натолкнуться на животных похуже бабуинов. И он был прав. Гастингс же ответил, что, если мы вернемся, нас осмеют. Мысль о насмешках заставила всех нас решиться идти дальше.

Ведь даже взрослые, серьезные люди боятся насмешек, мастер Уильям, и страх показаться смешным нередко заставляет человека делать безумия.

Ну, сэр, решив первый пункт, мы стали совещаться, как бы добыть оружие и патроны, без которых нельзя было обойтись. Толкуя об этом я выглянул из-за скалы, чтобы посмотреть, где готтентот; дикарь лег на землю и завернулся в свой "кросс", то есть плащ, сделанный из овечьих шкур. Мы еще раньше заметили, что он держал в руке ружье, так как готтентоты никогда и никуда не выходят невооруженные; теперь я сказал Гастингсу и Ромеру, что, если пастух спит, можно завладеть его ружьем. Гастингс ответил, что он осторожно подползет к готтентоту и постарается утащить его ружье. Он исполнил свое намерение; дикарь не проснулся, он лежал, закутав голову в кросс. Кроме того, готтентоты всегда спят крайне крепко. Гастингс взял ружье, отнес, его подальше, вернулся к дикарю, перерезал ремень, на котором висели его пороховница и патроны, и вернулся к нам с добычей. Готтентот так и не проснулся.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю