Текст книги "Персиваль Кин"

Автор книги: Фредерик Марриет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

Глава XIII

Через месяц после тетушкиной свадьбы, мы получили письмо от капитана Дельмара, который, приехав в Спитгед, просил матушку как можно скорее прислать меня в Портсмут и не беспокоиться об издержках на обмундировку, которые он хотел взять на себя.

Это было печальное известие для матери, но делать было нечего; она отвечала, что через три дня я приеду.

Она тотчас взяла меня из школы, чтобы наглядеться на меня до отъезда, и хотя не старалась меня удерживать, но я часто замечал, как слезы катились по ее щекам.

Бабушка сочла за нужное в продолжение нескольких часов говорить мне длинные речи, сущность которых можно передать в немногих словах: что я был негодный мальчик и теперь стал немного лучше; что меня избаловали, и что к счастью моему тетушка Милли уже не так часто со мною видится; что на военном корабле нельзя так шалить, как дома; что капитан Дельмар важный человек, и что я должен уважать его; что рано или поздно я буду благодарить ее за ее доброту ко мне, что она надеется, что я буду хорошо вести себя, а в противном случае уверена, что меня часто будут наказывать.

Наконец, мне надоела одна и та же песня, и на третий вечер я прервал ее, сказав: «Фу, бабушка, какая вы болтунья!» На это почтенная старушка назвала меня негодяем и сказала, что мне не миновать виселицы. Вследствие этого мы не совсем дружелюбно расстались с бабушкою, и уезжая, я искренне желал, чтобы к моему возвращению она отправилась к предкам.

На следующее утро я простился с дорогою тетушкою Милли и с капитаном Бриджменом; получил сухой поцелуй от бабушки, которая целуя меня как будто думала, что ее губы прикасаются к чему-нибудь ядовитому, и отправился с матушкою в Портсмут.

Прибыв благополучно в Портсмут, мы остановились в гостинице. На другой день, одевшись с большим вкусом и спустив черную вуаль, матушка пошла со мною к капитану Дельмару.

Матушка послала свою карточку, и нас тотчас впустили. Войдя в комнату, мы нашли капитана Дельмара в полной форме, сидевшего у стола за бумагами. По одну сторону стола стоял лейтенант со шляпою в руке; по другую капитанский писарь с бумагами. Приятель мой Дотт стоял у окна и от нечего делать ловил мух; метрдотель стоял за стулом, ожидая приказаний.

Матушка, опустив вуаль, чтобы не видно было ее лица, поклонилась капитану Дельмару, который встал и учтиво просил ее садиться и немного подождать.

Мне казалось, что благородный капитан хотел показать матушке всю власть и достоинство капитана флота его королевского величества.

На меня он не обращал внимания. Томушка Дотт мигнул мне одним глазом, а я высунул ему язык; но все были слишком заняты, чтобы заметить наше дружеское приветствие. Капитан Дельмар отдал несколько приказаний и потом отпустил офицеров.

Едва мы остались одни, капитан обратился к матушке и стал говорить высоким слогом, противоречившим его прежней учтивости пред другими. Он сказал ей, что берет меня под свое покровительство, платит за все мои издержки и будет стараться о моем повышении.

Матушка не находила слов благодарить капитана и сквозь слезы сказала, что мальчик будет почитать его, как родного. На это капитан Дельмар не отвечал ни слова, но, переменив разговор, сказал, что он через три или четыре дня уходит в море и что должно скорее обмундировать меня; он советовал матушке возвратиться в Чатам и оставить меня у него.

При мысли, что должно расстаться со мною, матушка горько заплакала. Капитан Дельмар встал со стула и, взяв ее за руку, старался утешить. Матушка отняла платок от глаз и, тяжело вздохнув, сказала капитану Дельмару, устремляя на него умоляющий взгляд:

«О, капитан Дельмар, смотря на этого мальчика, который для меня так дорог, помните, сколько жертв я принесла для вас».

– Я не оставлю его, – отвечал капитан, несколько смутившись, – но с вашей стороны я требую молчания; вы должны обещать мне, что никакие обстоятельства…

– Я тринадцать лет повиновалась вам, – сказала матушка, – и теперь не забуду своего обещания; мне тяжело расстаться с ним, но я оставлю его на руках…

– Вы забываете, что мальчик здесь, – прервал капитан Дельмар. – Теперь возьмите его с собою, завтра поутру я пришлю за ним моего урядника, а вы поезжайте в Чатам.

– Благодарю вас, – сказала матушка плача, и простясь с капитаном, мы вышли из комнаты.

Дорогою я спросил у матушки:

– Какая у вас тайна с капитаном Дельмаром?

– Тайна! О, это об одном происшествии, которое случилось в то время, когда я жила у его тетки, и о котором он не хочет рассказывать; тебе незачем об этом спрашивать.

Возвратясь домой, матушка дала мне множество советов. Она сказала, что, потеряв отца в Бене, я должен смотреть на капитана Дельмара как на отца; что Бен был верным слугою капитана, а она всем обязана его тетке, миссис Дельмар, и что поэтому капитан Дельмар принимал во мне такое участие и обещал столько для меня сделать; просила меня уважать его и никогда не играть с ним штук, говоря, что иначе он отошлет меня домой, и я никогда не буду офицером.

Признаюсь, советы эти не были выслушаны с должным вниманием, потому что мне ни с кем так не хотелось сыграть какую-нибудь штуку, как с благородным капитаном; однако я обещал выполнить советы матушки и взамен просил ее беречь мою собаку Боба.

Матушка много плакала ночью. На другое утро она дала мне пять гиней и сказала, чтобы я обращался к капитану Дельмару, если буду иметь в чем-нибудь нужду. Она завязала мое белье в платок, и вскоре урядник явился, требуя меня на службу его величества.

– Я пришел за ними, сударыня, – сказал урядник, высокий, красивый моряк, чисто и опрятно одетый. Матушка обняла меня и залилась слезами.

– Извините, сударыня, – сказал он, помолчав с минуту, – неужели вы не можете наплакаться, когда он уйдет? Если я долго останусь здесь, то мне не миновать линьков, и это так же верно, как то, что мое имя Боб Кросс.

– Я недолго задержу тебя, – отвечала матушка. – Быть может, я никогда более его не увижу.

– Конечно, это правда; моя бедная мать никогда меня более не видела, – отвечал урядник.

Это замечание не очень утешило матушку. Снова наступило молчание; урядник опять подошел.

– Извините, сударыня, но если вы слышали что-нибудь о капитане Дельмаре, то, верно, знаете, что с ним нельзя шутить, и не захотите наделать мне беды. Тяжело расставаться с сыном, я сам знаю, но ваши слезы меня не оправдают.

– Возьми же его, – отвечала матушка, судорожно прижимая меня к сердцу, – возьми его. Бог да благословит тебя, Персиваль.

Я снова поцеловал мою бедную матушку; она передала меня уряднику и, взяв со стола несколько серебряных монет, положила ему в руку.

– Благодарю вас, сударыня. Великодушно думать о других, когда сами расстроены, и я никогда этого не забуду. Я буду немного присматривать за вашим сыном, и это так же верно, как мое имя Боб Кросс.

Матушка упала на софу и закрыла лицо платком.

Боб Кросс взял узелок и увел меня. Я был грустен, потому что любил матушку, и несколько времени мы шли, не говоря ни слова.

Урядник первый прервал молчание:

– Как ваше имя, малютка? – сказал он.

– Персиваль Кин.

– А я думал, по вашему кливеру, не родня ли вы нашему капитану. Как бы то ни было, умное дитя то, которое знает своего отца.

– Отец мой умер, – отвечал я.

– Умер? Что ж! Отцы часто умирают; должно уметь жить без отца. Мой отец ничего для меня не сделал, а только помогал матушке сечь меня, когда я шалил.

Читатель из того, что он знает о Бене, легко может отгадать, что я был одного мнения с Бобом Кроссом.

– Я думаю, вы никого не знаете на фрегате?

– Я знаю мичмана Дотта; я знал его, когда фрегат стоял в Чатаме.

– О, вас парочка с мистером Доттом. Он, как говорят, великий человек на малые дела; в нем одном больше хитрости, чем в двух женских головах. Ну, вот мы и пришли, и я доложу о вашем приходе.

Боб Кросс послал вестового к капитанскому камердинеру, который доложил капитану Дельмару. Меня позвали, и я опять очутился в присутствии благородного капитана и еще какого-то старика в белокуром парике.

– Вот мальчик, – сказал капитан Дельмар, когда я вошел в комнату. – Вы знаете, что ему нужно; прошу вас хорошенько обмундировать его и потом прислать ко мне счет.

– Ваши приказания будут исполнены, капитан, – сказал старичок, низко кланяясь.

– Вы лучше немного для него шейте, он скоро растет.

– Ваши приказания будут в точности исполнены, капитан, – отвечал старичок с новым поклоном.

– Я не знаю, что мне делать с ним сегодня и завтра, пока не готов его мундир, – продолжал капитан. – Я думаю отослать его на фрегат.

– Если позволите, капитан Дельмар, – сказал старичок, опять кланяясь, – то я уверен, что жена моя за счастье почтет позаботиться о вашем protege. Молодой джентльмен может остаться у нас, пока не будет готов его мундир.

– Пусть так, мистер Кольпеппер; ваша супруга возьмет его на свое попечение. Вы обяжете меня также, если позаботитесь о его столе.

– Ваши желания будут строжайше исполнены, капитан Дельмар, – отвечал мистер Кольпеппер, опять кланяясь, между тем как я едва удерживался от смеха.

– Если вам не угодно будет отдать более никаких приказаний, капитан, то я возьму теперь маленького джентльмена с собою.

– Никаких более, мистер Кольпеппер, прощайте, – отвечал капитан Дельмар, не сказав мне ни «здравствуй», когда я пришел, ни «прощай», когда я уходил с мистером Кольпеппером.

Я сошел вниз за мистером Кольпеппером, который оставил меня с урядником, а сам стал разговаривать с капитанским камердинером.

– Ну, – сказал Боб Кросс, – вы едете со мною на фрегат?

– Нет, – отвечал я, – я остаюсь на берегу с этим, старым филином, который умеет только качать головою вверх и вниз. Кто он?

– Это наша фрегатская мышь.

– Как мышь? – спросил я.

– Да, мышь значит корабельный комиссар; вы все это со временем узнаете; постарайтесь с ним поладить, потому что он порядком подъехал к капитану.

Видя, что я не понимаю его. Боб Кросс продолжал:

– Я хочу сказать вам, что капитан наш очень любит, чтобы офицеры оказывали ему больше уважения, и, любит все, что кланяется и ползает.

Мистер Кольпеппер подошел к нам, и, взяв меня за руку, повел к своему дому. Он не сказал ни слова во всю дорогу, но казалось, о чем-то думал. Наконец, мы пришли к дверям.

Глава XIV

Зачем утомлять читателя описанием семейства мистера Кольпеппера? Не знаю, но я намерен рассказывать свою жизнь со всеми подробностями.

Дверь отворили, и я очутился в присутствии миссис Кольпеппер и ее дочери, наследницы мистера Кольпеппера, который, будучи уже тридцать лет комиссаром на разных военных судах, не обижал своего кармана.

Миссис Кольпеппер была огромная женщина. Щеки ее были велики, как блюдо, глаза узки, как щелки, нос едва заметен, рот, как буква О. Говорили, что прежде она славилась красотою в Девоншире. Время, которое называют Edax rerum, конечно, до сих пор еще не тронуло ее, сберегая кому-нибудь pour la bonne bouche.

Она сидела в огромном кресле; и то правда, что обыкновенное кресло не могло бы вместить ее персоны. Она не встала, когда мы вошли, и после я узнал, что в продолжение суток она только два раза делала усилие, чтобы встать; один раз, выходя из своей спальни в залу, и другой, снова входя в нее.

Мисс Кольпеппер была почти так же сложена, как ее мать. Ей было около двадцати лет, но для своего возраста она казалась слишком полною; однако у нее был прекрасный цвет лица, так что многие считали ее хорошенькою. Со временем она обещала даже перерасти мать.

– Кого это вы привели? – спросила миссис Кольпеппер, квакая как лягушка. Она была так толста, что не могла говорить человеческим голосом.

– Я еще сам не знаю, – отвечал комиссар, потирая лоб, – но у меня есть свои догадки.

– Боже мой, какое сходство! – вскричала мисс Кольпеппер, смотря на меня и потом на своего отца. – Не хочешь ли ты погулять по саду, малютка? – продолжала она. – Вот калитка, из двери налево.

Считая это приказанием, я повиновался; но войдя в сад, который был не что иное, как клочок земли возле дома, я подошел к отворенному окну и, прижавшись к стене, стал подслушивать.

– Совершенный портрет! – продолжала дочь.

– Да, да, большое сходство, – квакнула старуха.

– Я знаю только, что капитан Дельмар велел мне обмундировать его и сказал, что платит за все издержки – заметил мистер Кольпеппер.

– Какого же доказательства вы еще хотите? – сказала дочь. – Он не стал бы платить за чужих детей.

– Его привела прекрасная собою дама, лет тридцати.

– Значит, она была очень хороша собою, когда этот мальчик родился, – отвечала дочь. – Я считаю это новым доказательством. Где же она?

– Уехала сегодня поутру, оставя мальчика у капитана.

– Тут кроется какая-то тайна, – заметила дочь, и потому я считаю это третьим доказательством.

– Да, – сказал мистер Кольпеппер, – и доказательством сильным. Капитан Дельмар так горд, что, верна, не хочет открыть своей связи с этою женщиною и потому отослал ее отсюда.

– Именно; и будь я не женщина, если этот мальчик не сын капитана Дельмара.

– Я тоже думал, – отвечал отец, – и потому сам вызвался позаботиться о нем; капитан не знал, что делать с ним, пока еще не готов его мундир.

– Хорошо, – сказала мисс Кольпеппер, – а скоро открою еще более, я повыспрошу все, что он знает о нем, прежде чем мы с ним расстанемся; я умею сводить концы.

– Да, – заквакала толстая маменька. – Медея мастерица сводить концы и все, что угодно.

– Будьте с ним ласковы, – заметил мистер Кольпеппер, – потому что самое то обстоятельство, что капитан должен будет отдалить от себя мальчика, еще более увеличит его привязанность к нему.

– В подобном случае я не могу принудить себя, – заметила дочь, – и не понимаю, как люди знатных фамилий так ведут себя; не удивительно, что после они стыдятся своих поступков и не хотят признавать своих собственных детей.

– Правда, правда, – проквакала старуха.

– Если женщина бывает так несчастна, что увлекается страстью, они пользуются ее заблуждением! – вскричала мисс Медея.

– Правда, правда, – заквакала мать.

– Мужчины создают законы и сами нарушают их, – продолжала мисс Кольпеппер, – пользуясь своею силою даже в образованнейших обществах. Если бы все женщины имели хоть столько ума, как я, то многое бы изменилось, и на свете было бы больше справедливости.

– Я не совсем согласен с тобою, Медея, – отвечал мистер Кольпеппер, – я люблю свет, каков он есть, и не хотел бы, чтоб он изменялся. Но мне пора идти в провиантские магазины. Почисти немного мою шляпу, Медея, и я сейчас уйду.

Я тихонько отошел от окна. Передо мною разлился новый свет. Как молод я ни был, но также умел сводить концы. Я вспомнил обхождение матушки с ее мужем Беном; ненависть бабушки к капитану Дельмару; разные подслушанные мною разговоры; слова матушки: «Если бы ты знал, с кем сыграл штуку»; посещения матушки капитаном Дельмаром, который для других был так горд и надменен; обещание его заботиться обо мне и наставления матушки быть ему послушным и считать его за второго отца; наконец; замечание урядника, не родня ли я капитану, – все это, вместе с тем, что я теперь слышал, удостоверило меня, – что они не ошибались в своих догадках, и что я точно был сын благородного капитана.

Матушка уехала; я бы отдал все на свете, чтобы собрать эти догадки прежде и узнать от нее истину; но теперь это было уже невозможно, и я понимал, что письма будут бесполезны. Я вспомнил ее разговор с капитаном, когда она обещала ему хранить тайну, и ответ, который она дала мне на мои вопросы; но я знал, что только мои слезы и просьбы могут склонить матушку высказать мне правду. Я не хотел спрашивать тетушку Милли, зная, что она не захочет открыть матушкиной тайны, и пока решился молчать. Я не забыл, что мистер Кольпеппер говорил, как неприятно будет капитану Дельмару, если узнают, что я его сын, и потому решился не подавать ему вида, что знаю это обстоятельство.

Более часа я оставался в задумчивости, и странно, какое чувство родилось в моем сердце при этом открытии; я хорошо понимал свое положение и при всем том был доволен. Я чувствовал себя выше и теперь как будто считал себя более способным мыслить и действовать, чем прежде.

Мои размышления прерваны были мисс Медеею, которая, войдя в калитку, спросила меня, не устал ли я и не хочу ли войти в комнату.

– Не голодны ли вы, мистер Кин? Не угодно ли вам кусок пирога и рюмку вина перед обедом? Мы обедаем не ранее трех часов.

– Позвольте, – сказал я, не думая ни от чего отказываться, хотя знал, с какою целью меня потчевали.

Мисс Медея принесла кусок пирога и вина. Едва я кончил свой завтрак, она начала у меня выведывать, как я и ожидал, но, к счастью, я твердо знал свою роль.

– Грустно было расстаться с маменькою, мистер Кин?

– Да, очень грустно, мисс.

– Где ваш папенька, мой друг? Не правда ли, маменька, какой он прекрасный мальчик? – продолжала она, играя моими каштановыми кудрями.

– Да, хорошенький мальчик, – проквакала старуха.

– Папенька умер.

– Умер! Я так и думала, – заметила мисс Медея, мигая своей матери.

– Видели ли вы когда-нибудь своего папеньку, мой друг?

– О, да, он ушел в море полтора года назад и был убит в сражении.

После того пошли новые вопросы и ответы. Я так отвечал ей, чтобы она думала, что Бен был моим отцом, хотя сам был противного мнения. Я решился не дать им ничего от меня выпытать и сбил их с толку, рассказав, что моя тетка замужем за капитаном Бриджменом. Тогда только мисс Медея спросила, кто был мой отец. Я отвечал, что он также служил в морских полках, и, конечно, они сочли его за такого же офицера, как и капитан Бриджмен.

Это столько возвысило родных моих в глазах мисс Медеи, что она не знала, что подумать, и нашла, что не так легко сводить концы, как она думала.

Утомясь расспросами, она спросила меня, не хочу ли я еще прогуляться по саду, на что я согласился, и, став по-прежнему у окна, услышал, как мисс Медея говорила матери:

– Папенька всегда что-нибудь выдумает. Найдя в мальчике какое-то сходство с капитаном, он тотчас вообразил, что сделал важное открытие. Теперь нет никакого сомнения, что он, по обыкновению, ошибся. Невероятно, чтобы капитан Дельмар имел интригу с женою офицера, которой сестра также замужем за капитаном. Правда, что вдова сама привезла его, но это еще ничего не доказывает: кому же было привезти его, как не матери? И самый поспешный отъезд ее показывает, что она считала неприличным долее здесь оставаться. По моему мнению, она скромна, прекрасная дама, в которой капитан Дельмар принял участие. Не знаю, отчего папенька всегда что-нибудь выдумает и теперь наговорил нам вздор о мальчике.

– Правда твоя, Медея, – отвечала мать. – Ты бы сберегла и пирог и вино.

– Что взяли, друзья! – подумал я и никогда еще не был в таком восхищении, как теперь. Однако я тихонько отошел от окна.

Вскоре потом возвратился мистер Кольпеппер с одним из бесчисленных портсмутских портных, который представил длинный список вещей, необходимых, по его мнению, для обмундировки джентльмена.

Мистер Кольпеппер вымарал две трети и сказал, чтобы остальное было готово через три дня. Портной обещал, и мистер Кольпеппер обещал также, что если платье не будет готово, то он не заплатит денег.

Едва портной успел выйти, мисс Медея спросила меня, не хочу ли я еще походить по саду. Я понял, что она хотела говорить с отцом, и потому решился рассердить ее и отвечал, что почти целый день провел в саду и больше не хочу туда идти.

– Я не спрашиваю, хочешь ты или нет; я хочу, чтобы ты шел, – отвечала с досадою мисс Медея.

– Медея, что значит такое обращение? – вскричал мистер Кольпеппер. – Конечно, мистер Кин может делать, что ему угодно. Я удивляюсь тебе, Медея.

– А я удивляюсь, папенька, что вы находите тайны там, где их вовсе нет, – резко отвечала Медея. – Все, что вы говорили поутру, и все ваши предположения сущий бред.

– Что за пустяки ты говоришь, Медея, – заметил Кольпеппер.

– Медея права, – заквакала старуха, – все сущий бред.

– Так не будьте слишком заботливы, папенька, – продолжала мисс Медея, шепнув отцу на ухо, – ничего подобного; простой офицер морского полка.

– Пустое, – отвечал комиссар тихо, – мальчика научили так отвечать тебе; он перехитрил тебя, Медея.

При этом справедливом замечании отца Медея вышла из себя. Все лицо ее, шея и плечи вспыхнули и побагровели. Я никогда никого не видел в таком бешенстве. Она так бросилась на меня, что я должен был отскочить от нее, и потом выбежала из комнаты.

– Медея умна только по ее мнению, а ты просто старая дура, – с досадою сказал мистер Кольпеппер, – одна слишком много знает, а другая не понимает ничего. Мистер Кин, я боюсь, что вы будете голодны, потому что у нас самый простой обед. Любите вы утку и зеленый горох?

– Очень люблю, – отвечал я.

– Вы родились в Чатаме, мистер Кин?

– Нет, я родился в поместье, близ Соутгемптона. Матушка была воспитана старою мисс Дельмар, теткою капитана.

Я сказал это нарочно, потому что знал, как это взбесит мисс Медею, возвращавшуюся из кухни.

Мистер Кольпеппер покачал головой на жену и дочь, которые онемели, как пораженные громом, при этом известии.

Наконец, мисс Медея обратилась ко мне:

– Я хочу задать вам один вопрос, мистер Кин.

– Я не хочу более отвечать на ваши вопросы, мисс, – сказал я. – Вы расспрашиваете меня целое утро и даже теперь были так грубы, что едва не сшибли меня с ног. Если вам угодно знать еще что-нибудь, спросите капитана Дельмара, или если вам угодно, я спрошу капитана Дельмара, прикажет ли он отвечать вам, и если прикажет, то я отвечу.

Это был решительный удар с моей стороны. Старуха и мисс Медея струсили не на шутку, а мистер Кольпеппер испугался еще более их обеих. Я показал им, что знаю, зачем они расспрашивают меня, и также дал почувствовать, что знаю, кто я. Ссылка моя на капитана Дельмара заставила их понять, что я уверен в его покровительстве, и они знали, как он будет рассержен, если я скажу ему, о чем они меня расспрашивали.

– Вы совершенно правы, мистер Кин, отказываясь отвечать на вопросы, которые вам не нравятся, – сказал мистер Кольпеппер, покраснев, как рак. – Я удивляюсь тебе, Медея, и прошу вперед не беспокоить мистера Кина своим неуместным любопытством.

– Да, да, – заквакала старуха, – молчи, Медея, молчи.

Мисс Медея, которая, кажется, рада была бы выцарапать мне глаза, скрыла, как могла, свою досаду. Она была рассержена тем, что ошиблась, взбешена моими смелыми ответами и боялась гнева отца, потому что старик любил решительные меры и больно надрал бы ей уши.

К счастью, обед был готов и дал новый оборот разговору. Мистер Кольпеппер весь превратился во внимание, а мисс Медея, постепенно приходя в себя, также сделалась ласковою и внимательною.