Текст книги "Неприятности на свою голову"

Автор книги: Фредерик Дар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Глава 8

Да, я был прав. Если человек возвращается к себе домой, ему нет нужды пробовать несколько ключей, разве что в случае, когда он в стельку нализался.

Я бесшумно поднимаюсь и встаю за дверью. Мне очень хочется сказать «ку-ку» в спину входящему. Застав его врасплох, я получу значительное преимущество... А кроме того, излечу его от икоты, если она у него есть.

Наконец дверь открывается. Я слышу шорох. Дверь закрывается, кто-то осторожно входит в комнату. Вижу массивную спину под непромокаемым плащом. Здание венчает круглая шляпа. Парень, которого я упорно разыскивал весь день, стоит передо мной, приведенный сюда своей судьбой.

По моей спине пробегает довольная дрожь.

Вошедший окидывает комнату подозрительным взглядом точно так же, как совсем недавно делал я. Он здесь с той же целью, что и я. Вот только он знает, что ищет... Правда, я это тоже знаю... теперь! Он хочет получить брильянты. В чемоданах Ван Борена он их не нашел, а потому...

А потому он пришел к любовнику его жены. Странная идея? Я не вижу другой связи между прыгуном в лифтовую шахту и гигантом секса, если не считать адюльтера, конечно.

Можно ли сделать из этого вывод, что Ван Борен был связан с юным валетом, развлекавшим его половину?

В этом случае Рибенс очень даже мог быть в курсе деятельности рогоносца... Но сейчас не время задавать себе вопросы, потому что у меня есть более срочные дела.

– Вы что-то потеряли? – спрашиваю я вошедшего любезным тоном.

Эффект такой же, как если бы парень сел на оголенный провод под высоким напряжением! Он вздрагивает и оборачивается. Служащий отеля был прав: у этого типа странный взгляд. Представьте себе глаза, черные посередине и окруженные голубоватым кругом. Этот двухцветный взгляд очень неудобен, особенно когда смотришь ему в глаза. Над тонкими губами у него действительно светлые усы.

Он сразу замечает мой шпалер, потом его странный взгляд останавливается на мне.

– Кто вы такой? – спрашивает тип резким, немного гортанным голосом.

– Именно этот вопрос я собирался задать вам, дорогой месье...

Тонкой улыбке не удается сделать его жестокое лицо веселее.

– Я друг Рибенса, – говорит он.

– Серьезно?

– Доказательство – вот ключи...

– И зачем вы сюда пришли? – спрашиваю я.

– Это мое дело.

Я, наверное, бледнею и чувствую, что у меня сжимаются ноздри. Не люблю типов, строящих из себя героев, когда я держу их на прицеле.

Я делюсь с ним моим недовольством.

– Имея в руке такую пушку, – говорю, – можно надеяться на другие ответы.

– Вы так считаете?

– Я в этом абсолютно уверен.

– И что же дает вам право задавать вопросы?

– Тот же инструмент, который позволяет надеяться на ответы.

Я немного поднимаю пушку.

– Видите, – говорю, – он черный, а это цвет траура. На вашем месте я бы отвечал любезнее.

– Вы не на моем месте!

– К счастью, потому что в этом случае был бы не особенно уверен в своем будущем.

– Вы по природе пессимист?

– Нет, но я себя знаю и представляю себе, какой может быть реакция людей, интересующих меня. Понимаете?

– Понимаю! – твердым тоном отвечает он.

– Вы были и другом Ван Борена тоже? – спрашиваю я. Он немного мрачнеет, и светлый круг его глаз становится шире.

– Я не знаю, о ком вы говорите...

– Вы страдаете амнезией?

– То есть?

Он ждет. Он осторожен и, видимо, всегда тщательно думает, прежде чем говорить.

– То и есть, что, прежде чем проникнуть в квартиру Рибенса, вы проникли в номер Ван Борена и забрали его вещи. Ваш друг Джеф так высоко ценил культ дружбы, что сумел позвонить в отель и предупредить о вашем приезде, хотя в этот момент был мертв, как баранье рагу.

Я начинаю читать его мысли. Тип с двухцветными глазами сейчас говорит себе, что я чертовски много о нем знаю, и это его беспокоит, несмотря на уверенность в себе. Он смелый парень, это заметно по его лицу. Он явно не боится и угроз, и машинок вроде той, которой я размахиваю...

– Ну и что? – спрашивает он.

– Вы обыскали багаж Ван Борена, – отвечаю я, – но не нашли того, что искали... Я знаю, что вы ищете и где это находится.

Он вдруг начинает проявлять ко мне большой интерес.

– Да?

– Да.

Между нами устанавливается тишина, нарушаемая, правда совсем немного, какой-то девицей, орущей где-то в доме.

Он становится почти торжественно серьезным.

– Кто вы такой? – снова спрашивает он.

Я пытаюсь ослепить его философской тирадой:

– Разве кто-то из нас знает, кто он такой? Разве мы можем быть уверены, что вообще существуем? Только не называйте меня после этого тупицей, а то получите по зубам.

Он морщится.

– Я думаю, нам следовало бы поговорить о менее отвлеченных, но более полезных вещах.

И он обеими ногами перепрыгивает на другую тему:

– Так что же вы делаете здесь, если знаете, где находится «это»?

– Вы не единственный друг Рибенса. Тут он заводится.

– Послушайте, – говорит он, – вы меня жутко раздражаете. Терпеть не могу зря терять время. Или убейте меня, или отпустите. Если, конечно, вы не предпочитаете поговорить серьезно.

– Ладно, давайте поговорим.

– Согласен.

– Какое отношение вы имеете к Ван Борену? Он пожимает плечами.

– Мы опять зря теряем время.

– Это ваше мнение, а не мое!

– Всегда зря теряешь время, когда говоришь один. Прошлое – вещь мертвая... Вопрос стоит так: вы утверждаете, что обладаете... этим предметом. Вы намерены мне его уступить? Если да, за сколько? Все остальное – пустые слова...

Я никогда не видел такого твердого типа. Даже при моем преимуществе он продолжает контролировать ситуацию. Крепкий орешек. Снимаю шляпу!

Я бы охотно сыграл с ним в открытую игру, но при нынешнем положении вещей это невозможно. Единственный способ действовать – это допросить его. Потому-то я и предпочитаю его убедить, что камушки у меня.

Я принимаю хитрый вид театрального проходимца.

– Сколько вы мне предлагаете?

– Я ничего не могу вам предложить, – отвечает он. – У меня нет полномочий делать это... Мне нужно спросить совет у руководства. Если вы сообщите мне о своих намерениях, дела пошли бы быстрее.

– Десять миллионов.

– Марок?

Так! Это дает новое направление моим мыслям. Он замечает мое удивление и спешит добавить:

– Или бельгийских франков?

– Они готовы заплатить такую сумму?

– Не знаю... Но... предмет точно у вас?

– А вы думаете, я стал бы заставлять вас терять время?

Апломба мне не занимать, а? Если б вы слышали, как я вру, то приняли бы меня за министра иностранных дел, настолько я убедителен.

– Надеюсь, что нет, – говорит он.

– В добрый час... Когда вы получите ответ?

– Мне нужно позвонить. Скажем, через час.

– А деньги?

– Завтра днем... В крайнем случае вечером, но я не могу обещать вам твердо, потому что нужно время, чтобы привезти их.

Нет, серьезно, ребята, я еще никогда не видел такого спокойного, так владеющего собой парня. Невозмутимо стоит под прицелом моего шпалера, словно бы даже забыв о нем, и его взгляд еще более тревожит, чем когда бы то ни было...

Мы обсуждаем сделку, словно речь идет о шнурках или паштетах.

Он убеждается в безупречности того, как завязан его галстук, потом, все так же спокойно, спрашивает:

– Где мы встретимся?

Я смотрю на него. Парень с совершенно серьезным видом торгуется со мной о брильянтах.

– Позвоните мне в отель, как только получите новости.

– В какой отель?

– "Тропик"... Он хмурится.

– В тот же, где останавливался Ван Борен? Да, конечно, я должен был догадаться...

Он впервые выглядит как человек; находящийся под прицелом.

– Я могу идти, да?

Он поворачивается на каблуках и уходит, но на пороге останавливается.

Я, как суперкретин, уже убрал шпалер в карман. Достать его снова уже не успеваю. Едва успев понять, что к чему, я получаю в челюсть мощный удар кулаком, и в глазах у меня появляются тридцать шесть тарелок, одна более летающая, чем другая. Я падаю назад с колоколом Вестминстерского аббатства вместо котелка. Я встряхиваюсь и встаю в боевую стойку, но, видимо, имею не совсем четкое представление о реальности, потому что защищаю более нижние части тела, а второй удар летит мне в портрет. Этот малый регулярно занимался утренней гимнастикой! О-ля-ля! Не знаю, куда точно попал этот прямой, но где-то недалеко от носа.

Я не теряю сознание, но нахожусь в каком-то сиреневом тумане, который быстро сгущается. Боксеры называют это нокаутом на ногах.

Пытаюсь ухватиться за что-нибудь твердое, но вокруг все пляшет. Столы, спинки стульев удаляются. Словно через матовое стекло я вижу моего противника. Его неподвижный взгляд дырявит мне голову... Глаза, как два пистолета. Он по-прежнему безупречно спокоен и методично валтузит меня, а у меня даже нет сил дать ему сдачи. Чувствую, мне конец. Пора выбрасывать на помойку! Засуньте меня в мусорное ведро, а оттуда на свалку.

Я впервые побит парнем, который напал на меня пусть внезапно, но все-таки спереди! Этому парню явно делали переливание крови от чемпиона мира по боксу!

Летит третий удар, хорошо рассчитанный, точно нацеленный. Я его вижу и не могу парировать.

В моей голове как будто разрывается бомба.

Целую, ждите писем...

Глава 9

О таком случае мне точно не захочется рассказывать, чтобы не выглядеть лопухом.

Я – сокрушитель челюстей, проламыватель крепких черепов, гроза блатных, ас из асов, человек, у которого в кулаках динамит, дал себя уделать какому-то дешевому хулигану! На что это похоже?!

Моя ярость так велика, что я прихожу в себя... Я двигаюсь... дрожу, трясусь, щелкаю зубами... Моя морда распухла. Один клык качается, в, висках стучит кровь... Щеки горят.

Ой как больно! Ой как мне хреново!

Я, пошатываясь, встаю, терзаемый, кроме всего прочего, неприятным чувством, что свалился, как сломанный робот.

Тут я констатирую, что мои распоротые карманы висят, как кроличьи шкурки в магазине. Парень в круглой шляпе добросовестно обыскал меня. Видели бы вы, во что превратился мой клевый костюмчик! Он буквально изрезан на куски. У меня в нем такой видок, будто я собрался на бал-маскарад одетый под нищего. Нет ни единого квадратного сантиметра, который не был бы осмотрен. Мой бумажник, выпотрошенный и разодранный, валяется на полу... Документы разбросаны по всей комнате. Парень дошел даже до того, что отодрал фотографию, украшавшую (я говорю «украшавшую», потому что моя морда делает более красивым все, что удостаивает своим присутствием) мое удостоверение личности. Эта деталь погружает меня в бездну размышлений. Я говорю себе, что тип в круглой шляпе, возможно, искал вовсе не брильянты. Во всяком случае, он ведь не мог рассчитывать обнаружить их под фотографией на документе.

Тогда что?

Тут я вспоминаю о маленьком снимке, найденном в часах Ван Борена, и говорю себе (вернее, это мне подсказывает мой палец), что тот крохотный кусочек глянцевой бумаги представляет слишком большую ценность, чтобы не играть своей роли в деле! Мой нос отлично чует это, а когда он что-то чует, то можете поспорить на руку своей сестры против комплекта свечей от запора, что он не ошибается.

В таком случае возникает новый вопрос, на который я не могу ответить, по крайней мере сейчас: существует ли связь между таинственной фотографией и брильянтами?

That is the question44
  Вот в чем вопрос (англ.)


[Закрыть], как выразился бы Уинстон Черчилль, который бегло говорит по-английски.

А пока что я имею качающийся зуб и разодранный костюм, за который я отвалил пятьдесят с чем-то «колов» у Альбо. Новенький итальянский костюм в полосочку! Нет, честное слово, такие истории случаются только со мной.

Старик прав: надо мне было вернуться домой. Никогда не следует соваться в чужие дела. Это вредно для здоровья. Подтверждение: по возвращении в Париж мне предстоит серия визитов к стоматологу. Можете себе представить, как мне этого хочется!

Чтобы вернуть себе немного оптимизма, я говорю пару слов бутылке виски милейшего Рибенса... Он и не догадывается, что его квартира стала филиалом боксерского ринга.

Алкоголь мгновенно придает мне бодрости. Может, он и убивает человека, но я предпочитаю умереть от этого, чем от водородной бомбы. Это все-таки приятнее.

Смотрю на часы. Они больше не показывают the clock55
  Время (англ.)


[Закрыть] (как сказала бы королева Англии, тоже знающая английский), потому что тип с двухцветными глазами выпустил из них кишки, то бишь шестеренки.

Я все больше и больше убеждаюсь, что он искал именно маленькую фотографию. Он искал ее потому, что я наплел ему, будто знаю, где она, и готов ее продать. А он сделал вывод, что она при мне.

Это меня отучит умничать... Я пытался провести его, а кто пострадал? Морда Сан-Антонио.

Я добираюсь до зеркала. Но и видок у меня! Зенки начинают оплывать синевой, на носу есть даже золотистые отсветы. Я похож на кусок тухлого мяса, забытый посреди пустыни.

И вдруг я замираю в расстроенных чувствах. Парень прочел в моих бумагах, что я полицейский, но все равно обыскал. Значит, он считал меня способным спрятать нечто ценное!

Правда, мы заговорили с ним о сделке; поскольку я разрешил ему уйти, он, наверное, счел меня продажным легавым. Меня, Сан-Антонио! Короля честности! Святого Иосифа порядочности! Ай! У меня аж сердце защемило!

Я, насколько это возможно, привожу свою одежду в порядок и выхожу. Немного свежего воздуха мне не повредит. Городские часы бьют шесть ударов... Может, я зря ушел, не дождавшись Рибенса... А, ладно, очень скоро я навещу его опять... Мне надо прийти в себя, чтобы продолжать расследование.

Мне нужно восстановить силы и найти моего противника, потому что я хочу взять реванш. И говорю вам сразу, когда я его отыщу, вы увидите бой высшего класса. Этот чемпион в плаще меня второй раз не уделает! Он даже не снял шляпу, когда молотил меня. Какой класс! Я до сих пор вижу его прямой левой, летящий мне в рожу. И чувствую его...

Этот тип умеет оставлять современникам сувениры на память о встречах с ним.

Когда я выхожу из здания, солнце начинает бледнеть. Я вдыхаю теплый воздух начала вечера... Уф! Это мордобитие вымотало мне все нервы, как будто я принял слишком горячую ванну. Я с трудом шагаю, а все прохожие пялятся на меня, как на суперзвезду экрана...

Поскольку я не страдаю манией величия, то побыстрее запрыгиваю в такси и говорю название моего отеля.

Портье разевает рот, увидев меня в таком прикиде.

Он бормочет, не понимая, что напевает модную песенку:

– Что это, что это такое?..

Я делаю похвальное усилие, чтобы улыбнуться ему.

– Не пугайтесь, – говорю. – Мы с приятелем играли в боксеров. Я исполнял роль груши...

Придурок за стойкой администратора обалдевает еще сильнее, чем швейцар.

– С вами произошел несчастный случай? – спрашивает он.

– Ага, – отвечаю, – поскользнулся.

Я беру ключ, бегу в свой номер, раздеваюсь, встаю под душ, и ледяная струя возвращает меня к жизни.

Бывают моменты, когда самый закоренелый любитель спиртного понимает, что вода – лучшая жидкость! Аж два "О"! Просто и со вкусом... Нет, ученые – молодцы! Изобрели водичку до всяких там пенициллинов и кастрюль-скороварок. Разве это не класс?

После доброй четверти часа под холодной струЕй я чувствую себ лучше и растягиваюсь на кровати, опять-таки нагишом. И плевать на зрителей, всюду таскающих в штанах штопоры. Я быстро засыпаю.

Будит меня парочка, вселившаяся в номер, ранее занятый Ван Бореном. Мужчина и женщина доказывают друг другу взаимную симпатию в очень бурных выражениях. Песнь матраса! Припев тоже улетный...

Малышка издает истошные вопли, и я «в глубине туши» сознаюсь себе, что тоже с удовольствием бы кого-нибудь трахнул...

Я откупориваю дырку, позволившую мне сегодня утром заглянуть в одно из самых таинственных дел за все время моей работы в полиции, и вижу спарринг-партнеров в действии. Хорошо работают! Мужчина так вообще в скором времени может переходить в профессионалы. Если бы в «Ред Стар» были такие парни, эта команда никогда не скатилась бы во вторую лигу, это я вам говорю!

Во дает, Казанова! Хоть и бельгиец, а применяет французскую методу. Он проделывает с подружкой «вывернутый зонтик» (который известен очень немногим), продолжает «поднимись сюда» и переходит к «папа, мама, бонна и я», когда я отрываюсь от этого невероятно интересного зрелища.

Чужие похождения меня не трахают, если позволите мне столь вольно выразиться. Я звоню узнать время, и сонный голос отвечает, что сейчас одиннадцать часов десять минут... Здорово я храпанул. Я чувствую себя в хорошей форме и иду к умывальнику почистить зубы и помыть мой бедный фамильный портрет. Со второй половины дня моя морда не увеличилась в объеме. Ее по-прежнему украшают два или три фингала малоаппетитного цвета. Ну да делать нечего... Через несколько дней ничего не будет видно.

Поскольку мне больше совершенно не хочется спать, то я одеваюсь и выхожу... Два типа в коридоре слушают влюбленных из двадцать шестого; разумеется, оба старички, которым эти забавы напоминают безвозвратно ушедшую безумную молодость. *

Малышка достигает вершин экстаза и начинает звать какого-то Рири, который, надеюсь, не кто иной, как ее партнер. Я надеюсь из-за него, потому что нет ничего противнее, чем слышать, как баба в такие моменты орет не ваше имя! От этого бросает в холод.

Народу on the street66
  На улицах (англ.)


[Закрыть] (как сказал бы наш министр иностранных дел, если бы знал английский) очень мало. Большинство льежцев отправились баиньки, лишь немногие гуляют в кафе, глуша пиво.

Я захожу в бистро съесть бифштексик. Жутко хочется есть. Проглотив кусок мертвого животного, я чувствую себя просто отлично... Вот только физия немного горит...

Выхожу на улицу одновременно со зрителями расположенных рядом кинотеатров. Это вносит некоторое оживление, но очень ненадолго... Поскольку мне совершенно не хочется возвращаться в гостиницу, тем более что парочка из соседнего номера наверняка еще не утихомирилась, я брожу по пустынным улицам.

Только ночью можно по-настоящему полюбить или возненавидеть чужой город. Я с некоторым удивлением чувствую, что испытываю к Льежу очень сильную симпатию... Клевый город, красивый и полный воздуха.

Равномерный шаг создает благоприятный для мыслей ритм. И вдруг я остро осознаю, что время безвозвратно уходит в песочных часах вечности (не пугайтесь, этот образ уже давным-давно стал достоянием широких масс). Я говорю себе, что завтра после обеда должен буду отбыть в Париж, а сам дрыхну, вместо того чтобы попытаться что-нибудь разузнать. Может, у меня началось разжижение мозгов?

Ну уж нет! Никто не скажет, что Сан-Антонио лопух, который трусливо молчит, после того как ему задали трепку!

Так что же предпринять?

О! Схожу-ка я снова к Рибенсу... Отличная идейка. Всегда надо отправляться к людям без приглашения, если хотите всучить им аудиокурс уроков папуасского на мягких пластинках!

Глава 10

Я решаю отправиться к жиголо мадам пешком. Это позволит мне немного размяться, что в теперешнем положении совсем не повредит.

Теперь я знаю Льеж так, словно прожил в нем всю жизнь. Я иду по тихим улицам, как добропорядочный буржуа, закончивший свои дела. Надеюсь, в этот раз я застану парня и сумею серьезно поговорить с ним.

На перекрестке я замечаю смазливую куколку. Она возвращается домой, покачивая бедрами. Заметив меня, усиливает качку своей задницы.

Такая девочка стоит иных двух. Коробка передач на шарикоподшипниках, идеальная подвеска... Я приближаюсь к ней, привлеченный ее покачиванием; к тому же сеанс, увиденный в отеле, растравил меня.

Я ускоряю шаг, и, поскольку она замедляет свой, очень скоро мы оказываемся рядом.

– Как, моя прелесть, – говорю я ей, – вам не страшно ходить одной по ночам?

Она смотрит на меня с симпатией. Это очень привлекательная малышка, брюнетка с умело обесцвеченной прядью и с очаровательно глупым выражением на мордашке.

– О, нисколько! – воркует она.

– Вы правы, – соглашаюсь я. – У кого может возникнуть мысль причинить вам зло? У вас такая фигурка, что все скорее хотят сделать вам приятное.

Эта фраза попадает ей сразу в лифчик, и ее груди начинают танцевать томное танго.

– Откуда вы идете в столь поздний час, прекрасная незнакомка?

– Из кино.

– Понравился фильм?

– Я работаю билетершей...

Отличная работа... Вот они, настоящие ночные девочки. Все время ходят по темному залу со своими фонариками, а игривые зрители поглаживают их ножки.

У этой, во всяком случае, вид совсем не строгий.

– Кажется, нам по пути, – замечаю я.

– Да, – соглашается нежное создание.

– Где вы живете?

– На авеню Леопольда Первого.

– Забавно, я тоже иду туда...

– Я живу в доме сто восемьдесят шесть, – говорит она.

– Не может быть!

– Почему?

– Потому что я тоже иду именно в этот дом. Мы обмениваемся восклицаниями, как и должно быть при таком невероятном совпадении. Она заявляет, что жизнь забавная штука, случай – это великая вещь, а мир тесен.

Я поражаюсь уместности ее тирады.

– Если вы живете в сто восемьдесят шестом, – закидываю я удочку, – то должны знать моего друга Рибенса. Я иду его проведать...

Она со смущенным видом кивает:

– Да, я его хорошо знаю. Мы одно время были друзьями.

Ну ты смотри! Оказывается, парень трахал малышку! У этого Рибенса большая склонность к любовным похождениям... Должно быть, девчонки в его постели следуют одна за другой в ускоренном темпе.

– Ну и как он? – осторожно спрашиваю я, опасаясь задеть ее выражением слишком большой радости, а то вдруг они разругались?

– Пфф, – фыркает она, – совсем ребенок. У него полный беспорядок в мыслях... А кроме того, он большой бабник.

– Как это нехорошо!

Она бросает на меня взгляд сбоку, и на ее губах появляется улыбка.

– Кажется, вы тоже, – говорит малышка.

– Вы так думаете?

– Черт возьми! Вы же француз!

– Как вы догадались?

– По вашему произношению.

Девушка на секунду замолкает, мы делаем четыре с половиной шага, и она добавляет:

– Я очень люблю французов... У меня среди них много друзей...

Чем больше я на нее смотрю, тем больше убеждаюсь, что она не должна быть слишком несговорчивой. Она не из тех куколок, что зовут на помощь, когда начинаешь с ними детальный разговор.

Чтобы проверить, верна ли моя догадка, я беру ее под локоток. Она нисколько не вырывается, даже наоборот. Я прижимаюсь к ней сильнее.

– Спорю, Рибенс ухаживал за вами? – говорю.

– О! Он ухаживает за всеми...

– Он работает?

– Стажером у адвоката.

– И какую жизнь он ведет? Она не сразу понимает.

– У него есть любовница, – отвечает она. – Блондинка, которая его часто навещает.

Девушка описывает блондинку достаточно четко, чтобы я понял, что это Югетт Ван Борен.

– Других гостей у него не бывает?

– О! Еще сколько: девушки, приятели, с которыми он устраивает загулы...

– Какой тип! Вы никогда не видели у него высокого мужчину в плаще и в круглой шляпе? У него светлые топорщащиеся усы и необычные глаза.

Она пожимает плечами.

– Нет!

– Вы уверены?

– Еще бы! Мы живем под ним, этажом ниже...

– Мы?

– Мои родители и я...

Я невольно насупливаюсь. Я представлял себе, что малышка живет одна, безо всяких родителей, и уже строил планы на ближайшее будущее с ней.

– А! Вы живете с родителями? Жаль.

– Почему?

– Ну, я надеялся, что вы пригласите меня выпить стаканчик.

– Я бы с удовольствием, но... Вы понимаете? Я беру ее за талию, она по-прежнему не возражает. Чувствую, как вздымаются ее груди, и от этого в моем спинном мозге и нервных центрах происходит короткое замыкание.

Эта малышка просто сгусток энергии, честное слово! Мы останавливаемся в темном углу, и я жадно целую ее в губы, с одного раза стирая всю губную помаду. Она здорово целуется. Должно быть, научилась этому в своем кино: когда герой прилипает губами ко рту партнерши, она открывает глаза пошире.

Мы стоим в двух шагах от дома Рибенса. Она вынимает из кармана ключ, открывает дверь и заходит первой. Я следую за ней и закрываю дверь. Мы оказываемся в полной темноте.

Здесь можно проявлять фотографии, но я занимаюсь совсем не этим. Прежде чем она успевает нажать на выключатель, я ловлю ее за бюст и прижимаю к стене...

Лапание и новые поцелуи!

После таких дыхательных упражнений можно поступать работать ловцом губок.

Она вибрирует, как туго натянутая скрипичная струна. Волны ее желания совпадают с моими, они пересекаются. Поверьте, мы ведем свою передачу на одной волне.

Потом мы возвращаемся к реальности. Она устраняет беспорядок в одежде, как пишут в романах для хорошего общества. Термин очень деликатный, почему я его и употребляю: я питаю слабость к деликатности.

Доказательство? Вы никогда не увидите меня сморкающимся в шторы вашей гостиной или плюющим косточками от вишни в декольте дам.

Эта киска мне нравится, потому что идет прямо к цели.

Она слушается только своего инстинкта. Мы даже не знаем имен друг друга. Зачем нужны представления, если есть опьянение? Мы так разогрелись, что эта температура может разжечь Везувий.

Между нами говоря, таких лапочек надо использовать всего раз. Только не вздумайте выходить с ними на люди, иначе вам крышка. Они вцепляются в вас мертвой хваткой, и потом вы от них уже не отделаетесь...

– Это было чудесно, милый, – мурлычет она в темноте.

Я отвечаю ей взаимной любезностью:

– Мы безумно любили друг друга, мой ангел, и вы бросили меня в море наслаждения...

– Мы увидимся снова? – жадно спрашивает она.

Я мысленно напеваю знаменитую песенку:

"На небо, на небо, на небо...

Отправлюсь я однажды ее повидать..."

Мы увидимся в ином мире, где парни не думают о войнах, а девчонки не вертят задницей. Только на таких условиях я соглашусь еще раз встретиться с этим ходячим пулеметом.

– Завтра, – отвечаю я с легкой торжественностью.

Она на ощупь, если так можно выразиться, ищет мои губы.

Маленькая билетерша готова повторить сеанс.

– Ты мне нравишься, – уверяет она, как будто после такой демонстрации ее чувств у меня могли остаться какие-то сомнения.

– Ты мне тоже, – отвечаю я. – Мы квиты. Ну, деточка, давай подниматься наверх.

После жертвы, принесенной Венере, подниматься по лестнице очень непросто.

– Ты так спешишь меня покинуть? – спрашивает она голосом, слегка окрашенным меланхолией.

– Наоборот, я хотел бы провести рядом с тобой всю жизнь, но, если мы еще задержимся здесь, явятся соседи, и остаток ночи мы проведем в каталажке.

– Ладно... Подожди, я включу свет.

Она включает его, и это позволяет нам констатировать, что мы любили друг друга в пятидесяти сантиметрах от трупа Рибенса.